Регулярно читая в источниках и\или научных книжках, как в средние века кто-то был бит в сражении, диву даёшься, откуда потом появляются всё те же фамилии — их, вроде бы, только что убили всех, а они опять! Ну это-то ладно, это мы понять можем. Папа уехал на войну и не вернулся, но дети подрастают и скоро подхватят выпавшее знамя и тоже поедут на войну. Подобная система имеет свои ограничения, но всё-таки очень долговечна.

Но откуда такой дьявольский мобилизационный потенциал? При Кресси в 1346 году погиб цвет французского рыцарства. Что не помешало французскому рыцарству отлично воевать до 1356 года, когда в сражении при Пуатье погиб цвет французского рыцарства. Что не помешало французскому рыцарству отлично воевать до мира в Бретиньи. Такое ощущение, что «запасы» военных во Франции были какие-то бездонные.

Или вспомним Новгород Великий.

1268 год, 18 февраля, битва при Раквере (она же Раковорская битва). Русская сборная бой выиграла. Однако новгородцам это далось очень дорого.

убиша посадника Михаила, и Твердислава Чермного, Никифора Радятинича, Твердислава Моисиевича, Михаила Кривцевича, Ивача, /л.145./ Бориса Илдятинича, брата его Лазоря, Ратшю, Василя Воиборзовича, Осипа, Жирослава Дорогомиловича, Поромана Подвоиского, Полюда, и много добрыхъ бояръ, а иныхъ черныхъ людии бещисла; а иныхъ без вѣсти не бысть: тысячьского Кондрата, Ратислава Болдыжевича, Данила Мозотинича, а иныхъ много, богъ и вѣсть, а пльскович такоже и ладожанъ; а Юрьи князь вда плечи, или перевѣтъ былъ в немь, то богъ вѣсть. (Новгородская первая летопись старшего извода. Синодальный список).

В столкновении с «железным полком» тевтонцев Новгород потерял 14 «вятших» бояр, в числе коих был посадник Михаил Фёдорович, то есть премьер-министр. Ещё трое пропали без вести, включая тысяцкого — министра обороны. Отдельно подчёркнуто, что кроме поименованных, убито и «много добрых бояр» рангом поменьше, не достойных персонального упоминания в официальной летописи. Про «иных чёрных людей без числа» умолчим, кто их когда считал. Потери были такие, что князь Юрий «вда плечи», т.е., бежал с поля боя.

Подобное избиение в новгородской и вообще — русской истории случалось не часто. На это однозначно указывают летописные известия, точнее, крайне редкое перечисление убитой знати. Видимо, обычно потери были куда скромнее и не шокировали летописцев так сильно.
Отчего 17 убитых бояр (по здравому рассуждению, надо думать, что 3 пропавших без вести тоже погибли) шокировали летописца настолько, что он процитировал церковный синодик и разродился длиннейшим религиозным пояснением, отчего такое побоище случилось? Да просто потому, что Новгород — это ок. 220-250 га., не более 30 000 жителей. Боярских «больших» семей-кланов было, судя по сохранившимся в археологии усадьбам, 35-45. То есть, от половины до трети семей понесли потери в один день. Откуда и шок.

Хоть кровопускание Новгороду сделали очень сильное, на его боеспособности это никак не сказалось. В 1269 г. ливонские немцы собрали 180 рыцарей и пошли на Псков, куда через 10 дней явилось новгородское войско. Было оно настолько убедительным, что ливонцы быстренько заключили мир и убрались.

Как так вышло после страшнейших военных потерь?

Видимо так:
1.Боярин был не просто военным аристократом, но и важнейшим элементом городского управления.
2.Боярин был ещё и важным элементом городского бизнеса, т.е., самостоятельным хозяйствующим субъектом.
3.Боярин выступал не самостоятельно, а в рамках клана, с которым был связан взаимными родственными, дружескими и деловыми обязанностями.

Можно представить себе некое среднее семейство условных Пердятичей (я их придумал, чтобы никого не обидеть). И вот, в январе 1268 года приходит глава семьи с веча и сообщает: едем воевать немца. После чего крепко чешет в бороде.

Дано: Пердята Пердятич (папа); Упырь, Рукосуй, Твердолоб, Жирослав и Блудорук Пердятичи (сынки); Жидята Смердятич и Жлобосвин Смердятич (племянники); Толстопят Ебестоевич (младший кузен).

Пердятичу старшему предстоит решить локальную мобилизационную проблему: кто поедет воевать?

Блудорук — младший, у него нет детей, его на войну тащить пока рано. Жирослава придётся оставить на хозяйстве, ибо кто иначе будет управлять семейными делами? Вернёшься, а тут всем ремесленники разбежались, все смерды засвоевольничали — надо за ними следить. Твердолоб на войну не поедет, т.к. недужен и вообще очень запросто до начала похода не доживёт. Жидяту Смердятича на войну не увезти, т.к. он на мостовом кормлении — прямо сейчас чинит мосты через Волхов. Жлобосвин Смердятич в торговой поездке к карелам, кстати, с 25% боярской дружины на охране.

Таким образом, на войну едет Пердята Старший, кузен Ебестоевич и два сынка: Упырь и Рукосуй. Из 10 человек по объективным причинам вытащить в поход получается всего 4-х. И никуда не денешься. Не волочь же младшенького и бездетного? А как хитрого Смердятича из карельских лесов достать? Или Жидятушку с моста как снимешь?

Вот и едет 40% семьи вместо 100% теоретически военнообязанных. При Раковоре (допустим) убивают Ебестоевича и смертельно ранят Пердяту Старшего. Таким образом, сила клана уменьшилась на 20%. Это очень печально, но вообще не смертельно. Т.е., на следующий год боярская корпорация легко выставляет ещё 4-х служилых людей по отечеству. А там, обзаводится потомством Блудорук, входят в возраст два сына Ебестоевича и года через 3 корпорация уже обладает 11-ю бойцами вместо 10-ти до Раковора.

То есть, феодальная служилая «большая» семья обладала объективно очень не высокой мобилизационной способностью, из-за постоянного участия в деловых предприятиях города и собственных. При этом, феодальная семья обладала очень приличным мобилизационным потенциалом, который был напрямую связан с низкой способностью выставлять массу бойцов в момент времени. А значит, нормального средневекового геноцида к ним было не применить физически.

Уничтожить под корень или просто серьёзно обескровить подобный клан было очень непросто. Куда опаснее для него была эпидемия, которые выкашивали всех без разбора куда эффективнее мечей и стрел.

источник

Кроме того, мелкие городища, видимо, представляли собой «замки» — загородные боярские усадьбы, где вообще всё принадлежало одному хозяину.

С XII века происходит размежевание городского боярства и князей. Князь, по сути, выступал точным аналогом боярина, только гораздо более могущественного. Возможно, какая-то малая часть боярства продолжала состоять при князьях. Но основная часть бывшей «старшей дружины» превратилась в самостоятельных феодалов, которые владели землёй и промыслами на корпоративной основе. Службу в войске и политическую нагрузку они несли точно также — боярскими служилыми корпорациями, которые, таким образом, выступали коллективными феодалами.

В определённых городах боярские корпорации были слабы и зависимы от князя. Чем больше был город, тем мощнее оказывалось боярство. Хрестоматийными примерами можно считать Великий Новгород, Псков (где вообще сложились олигархическая боярская республики) и Киев.

Тогда же происходит противопоставление «полка» — ополчения города и «тянувших» к нему пригородов, и княжеской дружины. Термин «дружина» в это время уходит, сменяясь устойчивым обозначением «княжий двор» или просто «двор». На место семейственному древнему принципу пришла корпоративная система формирования двора.

На раннем этапе — в первый и особенно второй период, дружина подразделялась на старшую (бояр) и младшую (гридней, детских и отроков), что полностью отражает семейственный характер. Третий период ознаменовался иной стратификацией.

Во главе двора стоял князь и его семья — ближайшие наследники. Подчинённое положение занимали «слуги вольные» или просто «слуги» и «дворяне» — люди, живущие при дворе. Последний термин устойчиво прослеживается с XII столетия — со времени правления князя Андрея Юрьевича Боголюбского (род. 1111; князь с 1157-1174 гг.). Не смотря на полное сходство с позднейшим понятием XV-XIX вв., дворяне XII-XIII столетий не были феодалами в полном смысле слова. Это были члены замкнутой княжеской корпорации, жившие при дворе милостью князя.

Феномен раннего дворянства хорошо раскрывается при анализе сопутствующего термина «милостник», который иногда применяется к княжьим слугам. Явление «милости» упоминает Пространная редакция Русской правды, а милостники регулярно встречаются в летописных памятниках. Дешифровка термина явно сочетается с пожалованиями «милостного оружия», «милостных коней». «Милостницы» Андрея Боголюбского убивают своего князя в 1174 г., о чём сообщает, в частности, Новгородская первая летопись. С милостником Кочкарём советуется о походе князь Святослав Всеволодович в 1180 г., ничего не сообщая «мужам своим лепшим» (т.е., боярам), что чётко удаляет милостника из кругов аристократии. С милостниками связана статья Русской правды о невозможности порабощать «дачу и придаток» — людей, получивших «милость», пожалования. таким образом, милостники являются точным аналогом западноевропейских министериалов, которые пополняли феодальные дворы, зачастую, из числа рабов-сервов.

Впоследствии ко вт. пол. XIV-XV вв. дворяне-милостники получили совсем иную милость — «дачу» земельных поместий в условное держание, сформировав таким образом низовой слой служилого феодального сословия в полном смысле слова. К ним примкнули бывшие боярские слуги — дети боярские.

К эпохе феодальной раздробленности, вся эта система обеспечивалась разветвлённой системой налогов. Интереснейший источник — уставная грамота Смоленской епископии князя Ростислава Мстиславича (1136 год) — представляет перечень повинностей, которые несли земли «волости». Необходимо упомянуть: дань, полюдье — форма натуральной дани, виры и продажи (юридические штрафы), погородье (налог на городских жителей). Пунктами сбора податей выступали города и погосты — на селе.

С XII века — в удельный период, княжества разделяются на волости — сельские округа (ранее в эпоху единого государства волостью было само княжество). В центре располагается «уезд» — княжий город с пригородами. Уезд состоит из путей и станов. Станы — княжеский домен с населением и администрацией, которые обеспечивали «двор». Пути — остальные территории, которые отдавались боярам и слугам вольным в «кормление» — управление и сбор податей с оставлением части излишков в собственное пользование — «корм».

Подобная система организации оставалась почти неизменной вплоть до XIV в., когда её постепенно стала сменять другая, развито феодальная. Феномен же кормлений и кормленщиков сохранялся вплоть до времени Ивана Грозного — до середины XVI в., да и по сей день многие чиновники в родной земле свято соблюдают эту давнюю традицию.

Полк — ополчение — особый феномен. В классическом средневековье характер всего корпуса источников почти однозначно указывает на него, как на тяжелоконное соединение — точный аналог княжьего двора. Отличие было лишь в точке сбора и системе комплектации. Основой полка выступали городовые бояре — традиционно наиболее боеспособная часть конницы со своими отрядами.

Пешцы, пехота в синхронных источниках XII-XIII в. или не упоминается, или упоминается в особых условиях. Видимо, народное пешее ополчение не могло выступать в прямом «деле» против боярской конницы, конницы степняков или западных соседей — поляков, чехов, венгров, немцев. Кроме того, народная пехота была неспособна к долгим военным кампаниям с отрывом от хозяйства на длительный период. И тяжелый бой с конницей (или спешенной дружиной), и дальние постоянные марши требовали ряда важных мероприятий.

1.Обеспечение специальным снаряжением, пусть облегченным и удешевлённым для массового войска, но всё же — специально изготовленным.

2.Специальная боевая подготовка: индивидуальная и строевая.

3.Маршевая подготовка, включая обеспечение продовольствием и снаряжением для долгой кампании.

Без описанных мероприятий пехота превращалась в малополезный груз для войска. Её требовалось кормить на походе, организовывать марш — без гарантий какого-то результата. Пехота, если и использовалась, то в качестве вспомогательных контингентов в границах собственной волости или в ближайших пределах — там, где не требовалось долгих переходов и прямого боя с профессиональным войском. Кроме того, пехота могла выступать силами обеспечения — посошной ратью, нон-комбатантами, осуществлявшими инженерное обеспечение похода. Пехота же принимала участие в обороне городов и крепостей — в местах своего проживания.

Что характерно, к пешцам, начиная с классического Средневековья, никогда не применяется профессиональный термин «вой» — воин. Воином, т.е.. потомственным представителем служилого сословия, с XI- нач.XII века мог считаться только и исключительно всадник. Это положение сохранялось на Руси вплоть до появления массового ручного огнестрельного оружия в конце XV столетия.

Третий период в хронологии русского войска маркировался невероятным взлётом качества личного снаряжения. Крайне небольшие и высокопрофессиональные контингенты воев (городовых или княжеских) требовали особого подхода к вооружению. Малая численность позволяла уделять весьма значительные ресурсы на каждого отдельного бойца. А его потомственный характер и узкий слой мобилизационного ресурса превращал каждого воя в «штучный товар», который надо было снаряжать по самым притязательным меркам. Этого требовали как чисто утилитарные соображения — небольшое число парировалось высочайшим качеством, так и соображениями «княжьей чести» — верховный феодал не мог ударить в грязь лицом перед коллегами.

Основой защитного доспеха оставалась кольчуга в 9 случаях из 10. Эволюция коснулась её лишь в плане увеличения размеров. Если раннесредневековая кольчуга представляла собой короткорукавную тунику с подолом до середины бедра (редко больше), то с XI в. и тем более — в XIII столетии кольчуга превращается в долгополую рубаху, которая закрывает бедра до колен, а иногда и ниже, зачастую с полными рукавами. Подобные изображения имеются в круге памятников русского классического средневековья в изрядном количестве, совершенно сближая облик дружинника с обликом европейского рыцаря своего времени.

При этом в обиходе остаются относительно редкие ламеллярные и чешуйчатые доспехи, известные, как по изобразительным памятникам, там и в археологии. Можно уверенно предполагать, что пластинчатая паноплия была воспринята из Византии — самого развитого государства региона, к которой Русь традиционно тяготела в культурном плане. Доспехи комплектуются жилетом, пристяжными рукавами и подолом, формируя надёжную защиту наиболее уязвимых в копейном бою участков тела. Подобная защита была весьма дорогой, чем и объясняется её редкость в археологических слоях.

Шлемы к XII-XIII вв. превращаются не только в невероятно богатые, но и чрезвычайно развитые боевые наголовья. В ходу остаются рецепции древних «условно хазарских» сфероконических шлемов из четырёх частей, хотя, они постепенно уходят из употребления. Их сменяют новые — двучастные шеломы собранные посредством клёпки впотай с мощными наносниками, иногда, двуслойными. Ярким примером такого рода является шлем из кургана Таганча.

Общеевразийским новшеством стало введение на Руси куполовидных шлемов с защитной полумаской. Тульи шлемов полностью золотились. Иногда их декор был ещё более прихотливым — полное серебрение с частичной позолотой в виде того или иного узора. Поверхность металла зачастую разделывалась серией рёбер жесткости — каннелюров — то, что европейское военное дело в полной мере освоило лишь к XV столетию. Купол формировался из трёх сегментов через заклёпки впотай — соединение высочайшего качества. Полумаски были сложнопрофилированными анатомическими конструкциями с прочеканенными бровями, переносицей и ноздрями, так же с золотым и серебряным орнаментом. Наиболее дорогие шлемы такого рода могли нести чеканные налобные иконы, венцы и навершия из драгоценных металлов, как знаменитый шлем, приписываемый Ярославу Всеволодовичу, который он, якобы, утерял при бегстве с битвы при Липице 1216 г.

Применялись так же шлемы с полным забралом — антропоморфной личиной. Относительно простой предмет такого рода был найден в Себеже — в слоях монгольского погрома 1240 гг. Подлинным шедевром оружейного мастерства является маска, найденная в пожарище Городища Хмельницкого (летописного Изяславля) так же погибшего в годы Батыева нашествия. Это скульптурное повторение бесстрастного ангельского лика с лучших икон своего времени, выполненное из стали.

Ноги обычно прикрывались кольчужными чулками. Известны так же крайне редкие и небесспорные находки стальных латных поножей, которые вряд ли являлись сколько-нибудь заметным феноменом. Предплечья с 1200-40 гг. стали всё чаще защищать ещё одной новинкой — стальными латными наручами, наиболее ранний из которых был обнаружен в местечке Сахновка. Таким образом, вооружение Руси опередило в этом плане Западную Европу на 50-70 лет.

Примат конного боя привёл к изменению щитов. В XI в. щиты с центральным кулачным хватом исчезают, сменяясь большими миндалевидными конструкциями с предплечным подвесом — единственно удобным в тяжелоконном бою. Постепенно из обязательного атрибута щита пропадают умбоны. С развитием доспеха размер щита уменьшается, а в XII веке появляются максимально удобные для всадника треугольные щиты, позволяющие манипулировать им с максимальной эффективностью. К XIII в. треугольный щит укорачивается, став полным аналогом европейского рыцарского тарча. Круглые щиты остаются в употреблении, вновь приобретя выпуклые формы.

Клинковое оружие составляли мечи и сабли. Причём, собственное развитое производство их отсутствовало — мечи закупали в Европе, а сабли — на востоке. Набор ударного оружия дополняли боевые топоры, чеканы с узкой лезвийной частью и литые булавы.

В таком блестящем виде княжьи дворы и полки городов встретили монгольское нашествие, проиграв военное столкновение с организацией колоссальной евразийской империи вчистую.

В 1230-40 гг., однако, классические принципы третьего периода не надламываются, а напротив, претерпевают прочную консервацию.

Изменилось одно — роскошное вооружение стремительно уходит со сцены. Экономический удар Орды был настолько силён, что исчезли мастера, способные изготовить сверхсложное снаряжение, исчезли покупатели, способные такое снаряжение заказать. Отныне сверхдорогое, украшенное оружие — атрибут князей и богатейших бояр. Все прочие обходились куда более простыми и утилитарными предметами. Хотя, роскошное наследие удельного периода оставалось в ходу, пока не умерло все «предмонгольское поколение». Так, наиболее поздней находкой куполовидного шлема с полумаской явился артефакт из ханского половецкого кургана Чингул, который относится с 1280 гг.

в 1250-1300 гг. происходит всеевропейская технологическая революция, покончившая с господством кольчуги. Наступает Век пластинчатого доспеха. Собственно, в это время в летописях и появляется сам термин — «доспех», т.е., нечто, сделанное из «досок» — пластин. Старое обозначение «бронь, броня» — синоним кольчуги, постепенно вытесняется на второй план. Это яркая мета новой эпохи в защитном вооружении.

К 1300 гг. в археологии постепенно увеличивается доля находок панцирных пластин различных конструкций. С 1300-х — они безоговорочно доминируют, в обратном отношении 1 к 10. Тогда же происходит малозаметное, но архиважное нововведение — оружейники изобрели чешуйчатый доспех с одной или несколькими страхующими заклепками в плоскости каждой пластины. Подобный панцирь был невероятно устойчив к любому поражающему воздействию, выдерживая и рыцарское копьё и монгольскую бронебойную стрелу. Более менее уверенно пробить его мог только арбалет при точном попадании.

Пластинчатые жилеты с 1320 гг. могли усиливаться нагрудными монолитными «зерцалами», создавая и вовсе непробиваемый покров.

К пластинчатым жилетам в старой византийской традиции подвешивались рукава и подолы, которые отныне чаще всего формировались из крупных пластин на заклепках и\или длинных прямоугольных лопастей — шин, точно повторяя аналогичные конструкции в Европе.

Всё чаще встречаются находки латных наручей. Кроме того, некоторые пластины в западных областях Руси можно с осторожностью трактовать, как фрагменты западноевропейских защитных перчаток. Ноги по прежнему защищаются кольчужными чулками без попыток перейти на латные поножи. Хотя и процент подобных изображений относительно мал, а археологических свидетельств не обнаружено по сей день.

Шлемы утяжеляются, опускаясь до уровня скул и, иногда — ниже, формируя точный функциональный аналог европейских бацинетов. При этом, развитая защита лица уходит в прошлое. Хождение имеют лишь довольно примитивные наносники. Отсутствие защиты лица при общем утяжелении наголовья имело единственную цель — обеспечение ориентации на поле боя, что в глухом забрале дело малореальное.

С запада иногда через византийское посредство заимствуются шлемы с полями, которые могли применяться в комплекте с высоким пластинчатым воротником, а так же наиболее развитые корпусные доспехи — бригандины.

Для борьбы с невероятно усилившимся доспехом появляются мечи в полторы руки с общей длиной до 1400 мм. Наряду с ними получают распространение выраженно колющие мечи с жестким ромбовидным сечением клинка, способные пронзить кольчугу или пластинчатый доспех в уязвимом месте. Копья получают мощные гранёные втулки, превращаясь в настоящий кавалерийский таран. Распространяются шестопёры, способные контузить бойца без пенетрации защитных покровов. Топоры зачастую оснащаются массивными гранеными обухами, обращаясь комбинацией с булавой.

В таком, выражено утилитарном и чрезвычайно усилившимся виде русское защитное снаряжение встретило окончание третьего периода в военном деле — конц XIV столетия, образование первых княжеских коалиций, начальный этап собирания наследства Рюрика и судьбоносное столкновение с Ордой в 1380 г.

Далее был четвёртый период — создание развитой феодальной армии, но это предмет самостоятельного рассмотрения.

Заключение.

Общая периодизация в первом приближении выглядит так:

1 период — VIII-IX вв.:

— господство пехоты, племенное ополчение всех свободных мужчин, способных носить оружие согласно своему достатку. Малые мобильные дружины вождей и\или «частных предпринимателей на военно-торговом поприще» Слой дружинников относительно проницаем для активной части невоенного населения.

2 период — IX- нач. XI вв.:

— постепенное падение роли народного ополчения. Выход на первый план профессиональных дружин, рост их численности и значения. Пехота по прежнему господствует. Первые попытки создание конницы. Служилое сословие концентрируется вокруг богатых землевладельцев — князей и бояр.

3 период — XI-XIV вв.:

— быстрое исчезновение народного ополчения, как действительной военной силы. Главную роль играют конные дружины и городовые полки. Пехота может играть ограниченную роль в малой войне, при обороне крепостей и в кач-ве посошной рати. Слой служилого сословия практически полностью замыкается, превращаясь в феодальную корпорацию наследственного типа. В конце периода начинается постепенное наделение всего служилого сословия условным держанием земли — поместьями.

источник

Атака дружины древних русских воинов, X век.

Единственно возможной формой участия в военных предприятиях было выступление в качествен пехоты. Дело в том, что Северо-восточная Русь — территория, где не водится лошадей в дикой природе. Следовательно, коней требовалось завозить, а качественные боевые кони были не только очень дорогими, но и очень редкими, а значит, не подходили для оснащения войска. Не взирая на отличное знакомство с конницей, например, Хазарского каганата, которому большая часть славиний платила дань в VIII-X вв., каких-то работоспособных аналогов будущая Русь создать не могла.

Древнерусский воин. Вторая половина X века. По материалам Т.А.Пушкиной, Смоленская обл, Гнездовский археологический комплекс.

Всадник в кольчуге, шлеме, с копьём, мечом и луком был царём полей, но, только в случае относительно массового использования. Бедность земли и отсутствие товарного количества боевых коней не позволяли скопировать хазарскую боевую технику. Воин, изображённый на хазарском (?) блюде из клада в Надь-Сен-Миклош (VIII в., Румыния) был крайне желательным, но недостижимым ориентиром.

Блюдо из Надь-Сен-Миклош, Румыния, VIII в., предположительно хазарского происхождения.

Выходом было формирование милиционных ополчений, которые были организованы и снаряжены или по образцу древних славянский войск — лёгкой пехоты с метательным оружием; или, виде новшества VIII-IX вв. — на основе военной традиции «руси в узком смысле» — скандинавских колонизаторов.

Тактика сплочённых пеших фаланг с большими круглыми щитами и копьями отрабатывалась в среде древних германцев со времён выделения из из общей ясторфской археологической культуры в III в. до н.э., а ко временам Раннего Средневековья была доведена до совершенства. Основой потребного снаряжение выступал круглый щит с кулачным хватом, который обеспечивал центральный стальной умбон. Наличие щита делало человека достаточно снаряжённым для участия в фаланге. Всё остальное защитное вооружение было крайне желательным, но не обязательным — щит выступал основой строя и личной безопасности.

Обучение мальчика обращению с мечом и щитом, X век. По материалам древнерусских и скандинавских погребений.

С конца эпохи Венделя VIII вв. в Скандинавии распространяется крайне дешевый и примитивный плоский щит в противоположность выпуклому, многослойному щиту континентальных держав — франкского королевства и Византии. Самым дорогим его элементом был стальной умбон — вполне доступная деталь для любого свободного члена общины. Всё остальное — набор из деревянных планок, деревянная же центральная рукоять, выступавшая заодно и силовым каркасом для всей конструкции и кожаная обтяжка — всё это было решаемой задачей. Тем более, что славяне (да и скандинавы), жившие в местах, крайне обильных лесом, традиционно хорошо работали по дереву, т.е., примитивный щит мог быть собран «на месте», усилиями членов общины.

Щит из захоронения в Gokstad, Вестфолд, Норвегия, 905 н.э. Диаметр 94 см (Nicolaysen 1882).

а. Вид спереди . Тип умбона - Rygh 564. b. Обратная сторона; видны отверстия для прикрепления обода (обшивки) и одна деревянная планка, служащая рукоятью – остальные элементы усиления конструкции, видные на фото, являются современными добавлениями.

с. Разрез-вид сбоку

Реконструкция щита эпохи викингов.

Основные типы умбонов, имевших хождение на Руси Х в.

Основой наступательного вооружения было копьё — средство дистанционной доставки поражающего элемента до цели. При коллективном применении в строю копьё было страшным, почти абсолютным оружием всего Средневековья. Согласно данным Рипуарской правды (законодательства королевства франков) щит и копьё имели характер комплиментарной пары и оценивались именно так — комплектом. Стоимость их в VIII в. составляла 1 солид. Для сравнения, меч в ножнах стоил 7 солидов.

Вспомогательным оружием основной массы общинного ополчения был топор, гораздо реже — меч, дорогой атрибут аристократического, профессионального воина. Кольчуга, шлем — всё это при наличии щита оказывалось необязательным элементом. Воинский коллектив, действующий, как единое целое, прикрытый щитами, ощетинившийся копьями мог решить все или большинство тактических задач в своём регионе, в своё время. Экипаж скандинавского драккара в 30-60 бойцов выступал «молекулой» подобного ополчения, будучи самостоятельно боевой единицей, примерно равной тому, что могла выставить низовая структура «сухопутной» славяно-русской общины.

Ориентировочная цена этого условного «взвода» во франкских ценах примерно равнялась 3-4 солидам на рядового воина, а скорее всего, дешевле, из-за относительно простой конструкции щита. Много это или мало? Сравнимые цены у франков давали 1 солид за корову. Таким образом, вооружение 50 пехотинцев стоило примерно 150-200 коров. Однако если сравнить со снаряжением всадника в 30-35 солидов на человека, что даёт до 1750 солидов на такую же численность. В условиях Руси милиционная пехотная схема была явно предпочтительной.

Так сложилась первичная организация русского ополчения, которая, господствовала с VIII до X века — начала активной экспансии северного субстрата на юг и восток. Основой её было ополчение, скорее всего, состоявшее из скандинавских колонизаторов — собственно руси, с вовлечением наиболее активных элементов соседей славян. В первый период было характерно массовое, почти поголовное вовлечение свободных общинников. Военные предприятия на Северо-востоке носили локальный и крайне ограниченный характер, затрагивая в итоге всё местное население прямо или опосредованно. Локальный же характер позволял доставить до места боя достаточно высокий процент общинников, которым не требовалось отрываться надолго от хозяйства и совершать затяжные манёвры.

Знатный скандинавский воин русской дружины. Середина X века.

В первый период внутри общины уже складывается профессиональный, аристократический субстрат, как отрицание всеобщего ополчения. Им были мобильные отряды скандинавов — викингов. Именно эти люди осуществляли международную торговлю и военные на колоссальном участке от Балтики до Каспия, иногда вторгаясь в Европу — вплоть до Испании. Понятно, что подобные коллективы имели профессиональный характер, не занимались сельским хозяйством и ремеслом (как значительная часть скандинавских колонизаторов на территории будущей Руси) — с одной стороны. С другой — на первом этапе они были крайне малочисленны и не могли играть решающей политической роли.

Древнерусский дружинник в распашном кафтане из ткани с набойкой. Вторая половина X века. По материалам Т.А.Пушкиной, Смоленская обл., Гнездовский археологический комплекс, погребение Дн-4.

Начало второго этапа маркирована весьма говорящей записью в Повести Временных Лет:

«В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди и со славян, и с мери, и со всех кривичей, а хазары брали по серебряной монете и по белке от дыма.

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море и не дали им дани, и начали сами собой владеть.»

Это означает, что по условной хронологии Летописи, к 859 г. скандинавские варяги обложили данью соседние славянские и фино-угорские племена, а значит, был предпринят первый шаг внешней экспансии. Подобный шаг предполагал выделение относительно крупных воинских контингентов, способных выступить в глазах летописца аналогом хазар, уже бравших дань на данной территории. Способность дать отпор отрядам профессиональных воинов, как минимум, предполагала высокую степень организации местных автохтонов в военном плане. Говорить о складывании собственной военной аристократии у славян не приходится в силу полного отсутствия подобного материала в захоронениях и раскопках городищ. Однако племенное ополчение «славиний», видимо, относившееся к первому периоду местного милиционного войска, оказалось вполне способно для решения сиюминутных локальных задач, даже в соперничестве с профессиональными дружинами викингов.

Далее последовало знаменитое призвание варягов:

«И не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица и стали воевать сами с собой. И сказали они себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются свей, а иные норманы и англы, а еще иные готландцы, - вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и пришел старший Рюрик, а другой - Синеус - сел на Белоозере, а третий - Трувор - в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. »

Страница Лаврентьевской летописи 1377 г. с повестью о призвании варягов.

То, что летописец в XII в. — через 250 лет после описываемых событий, выделил главное — образование «волостей» — княжений, говорит о сложении протогосударственных или раннегосударственных образований со всеми положенными атрибутами, включая, войско. Войско это включало в себя всеобщее ополчение первого периода, но не могло не выделить особую роль и значение профессиональных контингентов.

Воины дружины Святослава в Болгарии,вторая половина X века.

Контроль за огромной территорией (по средневековым меркам) — от кривичского Смоленска (Гнёздова), мерьского Ростова (Саарского городища), до словенского Новгорода (Рюрикова городища) и интернациональной Ладоги требовал наличия постоянных формирований, который ходили в полюдье, охраняли важные города и в целом — границы. Большая территория и регулярно собираемые налоги давали концентрацию прибавочного продукта, который и обеспечивал увеличившиеся профессиональные отряды воинов.

Воины эти всё ещё действовали пешими, как было принято в скандинавской традиции эпохи викингов. Но уже начало X в. даёт массовый археологический материал воинских захоронений и находки военного характера в городских слоях. Начиналась уже не колонизация, а нарастающая экспансия. С расширением на юг, процент воинских контингентов не падал. Например, в материалах Шестовицкого могильника под Черниговом 19% захоронений из исследованных имеют предметы вооружения. Это ясно указывает на то, что роль и размеры профессиональных отрядов выросли чрезвычайно.

Знатный воин дружины русов. Конец X – начало XI века. По материалам погребений могильника Шестовицы, Черниговской обл.

Экспансия времён князя Олега продолжилась при Игоре и Ольге, которая учредила систему погостов — сёл, где собиралась установленная дань для ежегодного сбора княжескими представителями. Усилия князей: от Олега до Святослава Игоревича были направлены на установления контроля за всей протяжённостью пути из варяг в греки. Борьба за Днепр и выход к Чёрному морю предпринималась военными контингентами второго периода.

Первостепенную роль здесь играли профессиональные отряды. Содержали их «большие люди» — князья и бояре на постоянной семейной основе, которая хорошо описана в «Германии» Тацита. Русский язык сохранил чрезвычайно говорящий термин: «дружина», который полностью описывает характер подобных коллективов. Их особенностью, видимо, можно считать весьма серьёзное снаряжение, в среднем не уступавшее франкскому «рыцарскому», византийскому или хазарскому, конечно, с поправкой на пеший, а не кавалерийский бой. В постоянный обиход входят кольчуги, восточные пластинчатые доспехи, шлемы, зачастую, тоже восточные или, напротив — центрально-западноевропейские. Купить подобное снаряжение рядовой воин не мог, полностью будучи зависимым от своего господина. Единственной возможностью обрести драгоценное оружие был военный грабёж и\или удачные торговые операции.

К середине Х в. широкое заимствование разнообразной передовой военной техники сильно изменили исходный скандинавский облик дружин. В их снаряжении появился массированный восточный (хазарский и византийский) элементы. Вместе с распашными кафтанами, сфероконическими шлемами салтово-маяцкого облика, венгерскими сумками-ташками и наборными «геральдическими» поясами, дружина восприняла развитое конское снаряжение и самих коней. Первые попытки применить воинов в конном строю состоялись в ходе византийского похода Святослава и были неудачны. Однако всё было готово к переходу к третьему периоду формирования войск.

Второй период можно описать в терминах формирования более широкого круга военных-профессионалов — княжеских дружин, которые играют всё большую роль. При этом, традиционное пешее ополчение никуда не делось, продолжало оставаться важным и наиболее многочисленным компонентом «армии». Тем не менее, именно дружины составляли самый мобильный и боеспособный костяк вооружённых сил. Второй период продолжался с конца IX-нач. XI вв.

Всадник Хазарского каганата из богатой аланской семьи. Середина IX века. По материалам С.А.Плетневой, Дмитриевский археологический комплекс, катакомба №106

Им стало создание конницы. Она не являлась гарантией успешных действий — вспомним поражения Ярославичей в 1061 г. и 1065 г. на р. Альте. Но это была единственная гарантия сколько-нибудь успешного действия на международной арене.

С конным боем русы были хорошо знакомы уже к концу Х века. К началу XI столетия он превратился в главный способ боя княжеских дружин. Этот процесс был чрезвычайно быстрым — не дольше жизни одного поколения. Если некий гипотетический Хакон, бившийся пешим в войске Святослава, видевший лошадь только в качестве удобного средства передвижения, дотянул бы до 1010-20 гг., он мог увидеть, как его сын — гипотетический Мстислав, вместе со славянским именем воспринял чисто конную традицию боя. Отныне, «вой» — воин мог считаться таковым только тогда, когда умел воевать на коне и имела самого коня вместе с положенным снаряжением.

Реконструкция материалов захоронения из кургана Чёрная могила, Чернигов. 950-960 гг. Автор О. Фёдоров.

Сей важный рубеж большинство русского войска преодолеть не смогло в силу скудости материального базиса. Посадить на боевых коней традиционное ополчение было невозможно по чисто экономическим соображениям. Люди, способные приобрести боевого коня, который стоил в 3-5 раз дороже рабочей лошади, седло со стременами и тяжёлый доспех разом превращаются в недосягаемую для основной массы населения элиту.

Это отражается как в археологии, так и в законодательстве. Если «Правда» Ярослава, созданная в 1016 г. разделяет штраф за убийство так:

«Аже убиеть мужь мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, ли сыну, любо братучадо, ли братню сынови; аще ли не будеть кто его мьстя, то положити за голову 80 гривенъ, аще будеть княжь мужь или тиуна княжа; аще ли будеть русинъ, или гридь, любо купець, любо тивунъ боярескъ, любо мечникъ, любо изгои, ли словѣнинъ, то 40 гривенъ положити за нь.»

Киевский дружинник X века. По материалам раскопок М.К.Каргера Десятинной церкви Киева, погребение №108.

То уже Пространная редакция (Правда Ярославичей ок. кон. XI-нач. XII вв.) имеет следующее добавление:

«О ремественицѣ и о ремественицѣ. А за ремественика и за ремественицю, то 12 гривенъ.

А за смердии холопъ 5 гривенъ, а за робу 6 гривенъ.»

Мы видим, что жизнь свободного крестьянина — смерда приравнена к жизни холопа — раба, и стоит она в 16 раз дешевле жизни «княжа мужа». Для сравнения: угон коня стоил 3 гривны — не сильно дешевле убийства крестьянина. Убийство ремесленника — 12 гривен, как представителя квалифицированной рабочей силы.

Кстати, археология почти однозначно говорит о дифференциации даже городского (или городищенского) населения. Ремесленный и сельхоз инструмент в жилище крайне редко соседствует с предметами вооружения. И наоборот — в жилище воина крайне редко встречаются инструменты производства.

Таким образом, основная масса населения — крестьяне, составлявшие до 95%, были почти начисто выключены из круга военнообязанных. При таком чудовищном имущественном и социальном расслоении не было и речи о покупке профессионального снаряжения. Не могло быть и речи о выдаче такого снаряжения из княжеских арсеналов — слишком неравновесным было общественное положение.

продолжение в следующей части...

Семин и Жуков привели мнение Ленина и его большевиков, что пролетарий должен желать поражение в войне своему государству, ведущего Империалистическую войну, что бы устроить революцию и сместить класс капиталистов от руля государственной машины и начать строить свою развитую социалистическую страну, наподобие, хотя-бы современного Китая, всячески развивать страну.

А вот капиталисты, по мнению Ленина, сольют войну, если это будет выгодно финансово и уедут жить, например за границу, оставив покалеченный народ, выплачивать долги за войну. Итог Первой и Второй Мировых войн это подтвердил, представители крупного финансового капитала не только не пострадали от того, что их страны проиграли войну, но и наоборот, приумножили свои состояния, в отличие например от немецкого народа, который и сильно поиздержался от войны, покалечился, еще и вынужден был выплачивать контрибуции.

Как это выглядит в жизни?

Например немецкий коммунист, должен желать поражение фашисткой Германии и Гитлеру, ведущего Империалистическую войну. С точки зрения коммуниста, немецкий "охранитель" защищающий Гитлера, с призывами сплотится вокруг своего лидера, пока Германия в опасности и требующий строить побольше концлагерей для иностранных агентов Коминтерна, есть предатель немецкого народа, а ни какой не патриот, а вот коммунист, наоборот патриот, так как борется за интересы немецкого народа, против финансового и промышленного капитала, который поработил народ.

Охранители приводят, то что Семин и Жуков изменники, цитату Ленина:

Если политика была империалистская, т. е. защищающая интересы финансового капитала, грабящая и угнетающая колонии и чужие страны, то и война, вытекающая из этой политики, есть империалистская война. Если политика была национально-освободительная, т. е. выражавшая массовое движение против национального гнета, то она, вытекающая из такой политики, есть национально-освободительная война. <...> „Защита отечества" со стороны национально-угнетенной страны против национально-угнетающей не есть обман, и социалисты вовсе не против „защиты отечества" в такой войне <...> Отрицать „защиту отечества", т. е. участие в войне демократической, есть нелепость, не имеющая ничего общего с марксизмом

Странно, в этом тексте нет позиции Ленина относительно пораженчества, нам что пропаганда СССР врало, насчет "пораженчества" Ленина, на самом деле, он был охранителем Российской Империи?

А если заглянуть в полный первоисточник?

…обыватели способны всякую войну оправдать, говоря “мы защищаем отечество”, тогда как марксизм, не принижающий себя до обывательщины, требует исторического анализа каждой отдельной войны, чтобы разобрать, можно ли считать эту войну прогрессивной, служащей интересам демократии или пролетариата, в этом смысле законной, справедливой и т. п.
Лозунг защиты отечества есть сплошь да рядом обывательски-несознательное оправдание войны, при неумении исторически разобрать значение и смысл каждой отдельной войны.
Марксизм дает такой анализ и говорит: если “действительная сущность” войны состоит, например, в свержении чуженационального гнета (что особенно типично для Европы 1789—1871 гг.), то война прогрессивна со стороны угнетенного государства или нации. Если “действительная сущность” войны есть передел колоний, дележ добычи, грабеж чужих земель (такова война 1914-1916 гг.), — тогда фраза о защите отечества есть “сплошной обман народа”.
Как же найти “действительную сущность” войны, как определить ее? Война есть продолжение политики. Надо изучить политику перед войной, политику, ведущую и приведшую к войне. .Если политика была империалистская, т. е. защищающая интересы финансового капитала, грабящая и угнетающая колонии и чужие страны, то и война, вытекающая из этой политики, есть империалистская война. Если политика была национально-освободительная, т. е. выражавшая массовое движение против национального гнета, то она, вытекающая из такой политики, есть национально-освободительная война.
Обыватель не понимает, что война есть “продолжение политики”, и потому ограничивается тем, что-де “неприятель нападает”, “неприятель вторгся в мою страну”, не разбирая, из-за чего ведется война, какими классами, ради какой политической цели... Для обывателя важно, где стоят войска, кто сейчас побеждает. Для марксиста важно, из-за чего ведется данная война, во время которой могут быть победителями то одни, то другие войска…
Коротко: война между империалистскими (т. е. угнетающими целый ряд чужих народов, опутывающими их сетями зависимости от финансового капитала и пр.) великими державами или в союзе с ними есть империалистская война. Такова война 1914-1916 гг. “Защита отечества” есть обман в этой войне, есть оправдание ее.
Война против империалистских, т. е. угнетательских держав со стороны угнетенных (например, колониальных народов) есть действительно-национальная война. Она возможна и теперь. “Защита отечества” со стороны национально-угнетенной страны против национально-угнетающей не есть обман, и социалисты вовсе не против “защиты отечества” в такой войне…
Отрицать “защиту отечества”, т. е. участие в войне демократической, есть нелепость, не имеющая ничего общего с марксизмом. Прикрашивать империалистскую войну применением к ней понятия “защиты отечества”, т.е., выдавая ее за демократическую, значит обманывать рабочих, переходить на сторону реакционной буржуазии..

В. И. Ленин «О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме»

Смысл цитаты Ленина мы восстановили.

Ленин говорит, о том что надо разобраться, ведет ли твоя страна Империалистическую войну или освободительную и только потом ее объявлять "справедливой" поддерживать свое государство или "Империалистической"  и тогда всеми силами бороться против нее, особенно, если война ведется за рынок сбыта зерна, пеньки или газа.

А вот то что, левые охранители набросились на известных персонажей Константина Семина и Клима Жукова за ссылку на Ленина про Империалистическую войну, намекает на то, что они, охранители, давно считают, что Россия ведет Империалистическую войну, что наводит на странные мысли. Ну и показывает, что левые охранители и кургинянцы обыкновенные оппортунисты, хотя кто бы сомневался. (Оппортунизм - отказ от революционной борьбы пролетариата, «капитуляция» рабочего класса перед буржуазией, например на борьбу с врагом, который покусился на наш рынок сбыта)

Ну а нарезка цитат Ленина, полностью искажая их смысл (отрезав верх в статье, где он критикует троцкистов, получалось, что Ленин их поддерживает), что-бы бить по Сталину, это древний трюк Троцкистов. Охранители его воскресили, против современных коммунистов.

Вывод

По Ленину, надо сперва разобраться с какой целью ведется война, после чего делать вывод, поддерживать ее с позиции национального освобождения или наоборот, бороться за поражение своих Империалистов в этой войне, так как у Империалистов нет своей родины, банкир интернационален поживет и в Париже, а народу некуда деваться с подводной лодки.

Доводы, эти сволочи на нас напали или они нам вредят как могут, не проходят.