DimchDimch

Я человек доверчивый. Как говорит мама - простодырый. Верю заказчикам, когда обещают рассчитаться, рабочим, в том, что они выполнят все к сроку и за оговоренную сумму, государству, гаранту. В итоге как-то все не складно выходит.

В Бога я тоже поверил. С детства. Загробная жизнь, заповеди и все такое. Реинкарнация тоже вещь нормальная. Поэтому существование надсущества, творящего весь беспредел, признаю, и, надеюсь, не столь грешен, чтобы возродиться в теле мандавошки. Хотя… Господи, прости!

Религиозным писаниям уже не так доверяю, но допускаю, что сверхразум мог  и с отдельно избранным народом поэкспериментировать, и, принимая антропоморфные формы, к людишкам являться. Логика тут не страдает – он же сверхразум, нам не постичь.

Вот кому не верю, так это религиозным институтам. Всем. Может поэтому у меня жизнь не наладится никак?  Но в церковь хожу. Иногда. Когда особо хорошо, или когда совсем плохо. Постоять, ладаном подышать, с создателем в душе поговорить. Все-таки православная культура  через  русскую литературу и деревенское окружение внутрь меня попала краешком.  И пару попов настоящих знаю, с которыми не стыдно поздороваться и поговорить. Очень достойные люди. И природу путей воцерковления отдельных граждан понимаю, и ни в коей мере не могу процесс этот ругать. Им это нужно.

К чему я? Да вот читаю обзор на иностранную книжку «Аве Мария» и думаю, ну ладно сам Бог, ну ладно сын его (он же и есть Бог), ну, в конце концов, ладно Мария (она от святого духа могла заразиться) на мольбы граждан реагируют. Но, извините, святые-то как к этому должны быть причастны?  Вот жили Николай или Федора правильно, дел хороших понаделали, господь их к себе забрал, церковь к святым причислила, а что дальше? Эти святые Николай и Федора, попав на небо, не блаженство вкушают, а целыми днями молитвы от граждан принимают?  Да еще всем живым Николаям и Федорам  покровительствуют? Это им рай такой? Да ну нафиг!  Ну, допустим, им самим дела такие нравятся - скучно, или платят хорошо, но чем они чудеса творят? Они же не боги. Или господь им такую силу дал? Феодоре? Николаю? Ладно Угоднику, а то как Второму? И что, теперь царь земной царем небесным стал? Этот? Не поверю!  Или поверить?

3.

Год 78-й или 79-й. Лето. Воскресный день. Мама отправила в кино, билеты ей с отцом купить на вечерний сеанс. Дорога не дальняя, иду не спеша, а у магазина «Фантазия» парни мужичка пинают.

Пацаны недавно еще в нашу школу ходили, им лет по 16-18, на 4-6 лет меня старше. Всех знаю. Они – «хулиганы» наши районные. Длинные, до плеч, стрижки, туфли на каблуке, красные брюки из «восточной ткани», темные очки, на шее цепочки дешевые с крестиком или с декоративным бритвенным лезвием.

Для малышни они не опасны, а у сверстников денег вытрясти, или пришлых с другого района или еще кого отметелить — самое то. Еще они во дворах за столами собирались в карты играть, или под гитару блатные песни петь.

Я особо не смотрел, как пинают, дальше пошел.

Через полчаса назад иду уже из кино с билетами. У магазина «Фантазия» вдоль бордюра мужичок лежит мертвый. Брючки, пиджачок серенькие, такая же кепочка лицо прикрыла, все такое пыльное. Прохожих пяток вокруг. И лето в разгаре. Зелень и пыльный асфальт, полуденная жара уже спадает, тишина, спокойствие, каникулы. Я билеты маме отдал, а сам гулять пошел.

Парней тех я еще долго, не меньше года, во дворах встречал, потом они куда-то рассосались. Может, и посадили кого, а может и нет.

4.

Бичами у нас называли людей совсем уж опустившихся, спившихся в конец. Слова бомж тогда еще не было, да и не все наши бичи были бомжами. Просто были люди выглядящие как нынешние классические бомжи с синими или красными рожами, не стриженые и не бритые, одетые в рванину, ваялись под заборами, шатаясь, стояли у гастронома, просили копеек или торговали лиственничной серой и черемшой. Многие годами жили в районе, некоторые появлялись эпизодически.

Все говорили, что бичи опасные. Я их стороной всегда обходил.

А была еще одна более многочисленная категория граждан — хмурые мужики, работающие грузчиками в магазинах, в ЖЭКе, на базе втормета, на стройке. Они собирались в кустах с портвешком и не хитрой закуской в любое время дня, или трезво сидели на лавочках, или угрюмо шли после работы домой с бутылкой в кармане.

Эти товарищи обычно не шумели, не нарушали порядок. Почти у каждого на руках были наколки,  и каждый из них смотрел на окружающих одинаково. Взгляд «пустой», «невидящий», «безэмоциональный», «скользящий» — такие эпитеты подойдут для описания того, как они смотрели. Но иногда они начинали контактировать с миром – вскрывали квартиры, насиловали девочку из соседнего дома, душили мальчика в лифте, грабили почтальонов.

Меня почему-то не учили их бояться, страшные районные истории никак не связывались у меня с ними как с человеческой категорией, и в отличие от бичей я не обходил этих граждан стороной. Из любопытства глазел на их посиделки с бутылкой и картами, спрашивал который час, и мне повезло. Единственный раз единственный представитель этой социальной прослойки обратил на меня внимание, когда мне было 10 лет.

В довольно прохожем месте он попросил меня покараулить, пока он пописает. Я стоял и предупреждал его о приближающихся женщинах, он же, достав хрен, стал его как-то странно дергать и, в общем-то, додергал. Я ничего не понял, и на следующий день всему классу спокойно рассказал о страннописающем мужчине. Одноклассники и одноклассницы тоже ничего не поняли, и все сразу забыли эту историю. Чуть позже я узнал, чем он таким занимался, что слегка добавило недоумения. И только после армии, в эпоху гласности, когда в СССР появился секс и желтая пресса, я услышал слово педофил и узнал, что надо мной совершили насилие.

Вот тогда-то я и получил психологическую травму, а в семидесятых никакой травмы  не было.

ОТ АВТОРА

Может показаться, что я публикую воспоминания, негативно описывающие времена «застоя». В большей степени это так и будет, потому что, как ни крути, за 40 лет жизнь во многом стала проще и спокойнее. Но, обещаю, будут и добрые воспоминания.