Вечерняя Варшава с её кукольными, симпатичными домиками, красивыми площадями и величественными соборами, после войны полностью отстроенная руками русских архитекторов, несмотря на позднюю осень, словно застряла в последних днях августа. Прохлада на город опускалась только с приближением ночи.
Поэтому сейчас поляки, спешившие успеть на вечернее шоу своего любимого стендапера Пётра «Zola» Шулёвского, поднимали воротники пиджаков, дышали в ладони, ёжились, похлопывая себя руками по бокам, ругали самих себя за то, что утром не надели что-то тёплое. На их фоне выделялся мужчина лет тридцати пяти быстрым, но не торопливым шагом, идущий по улице Мёдова, находящейся на границе Старого города и района Муранува, что почти в центре польской столицы. Ему будто не было холодно, и пар, вырывавшийся при дыхании изо рта, его не пугал. Ничем не примечательная внешность, особенно для местных: среднего роста, не слишком впечатляющего телосложения, русые волосы, серые глаза. Одет мужчина был в серый дешёвый костюм, в каких ходят офисные служащие с улицы Эмилии Плятер, и в классические чёрные туфли.
Мужчина был немного задумчив, или проходящим мимо так просто казалось. Возле дома 23 он остановился, с наслаждением втянул ноздрями запах сдобы из кондитерской на первом этаже, набрал код на домофоне, открыл решётку во внутренний двор и по наружной лестнице поднялся на последний, третий этаж. Возле квартиры 312 он остановился, достал из пиджака пистолет, прикрутил к нему глушитель и дважды нажал на кнопку дверного замка.
Кажется, внутри работал телевизор. Через пару-тройку секунд дверь открыли, и на пороге в шортах и футболке замер высокий мужчина с выбритыми висками и с татуировкой, покрывавшей всю шею до самого затылка.
— Kim jesteś? — с акцентом спросил он на польском гостя, не заметив пистолет в его руке.
Тот же в ответ молча ударил рукояткой оружия в кадык хозяина квартиры, и, когда тот, хрипя, упал на колени, толкнул его ногой внутрь. Осторожно закрыв за собой дверь, он взял мужчину за волосы и неожиданно легко потащил его по коридору туда, где работал телевизор.
— Дорогой, кто там? — по-русски произнесла сидевшая на диване женщина с чашкой попкорна и банкой пива, повернув голову в их сторону.
В тот же момент она тонко вскрикнула и вскочила на ноги, подняв руки вверх. Ей было столько же, сколько и мужчине, корчащемуся у её ног от боли, — чуть, немногим за тридцать: длинные ноги, высокая грудь, пухлые, накачанные силиконом губы и татуировка нацистской свастики на мочках ушей вместо серёжек.
Попкорн молча растворялся в лужице пива, по телевизору начались новости. Гость внимательно посмотрел на всё ещё хрипящего хозяина квартиры — крупные слёзы текли по его щекам, лицо покраснело от натуги, — на побледневшую от страха женщину и дважды нажал на спусковой крючок пистолета.
«Премьер-министр Польши Дональд Туск заявил сегодня, что Москва обязана возместить Украине всё разрушения, нанесённые…» — нажав пальцем на кнопку на дистанционном пульте, убийца выключил телевизор и неожиданно в отражении экрана увидел стоявших позади людей.
Позади, изумлённо уставившись на трупы на полу, стояла высокая, стильная женщина с дамской сумочкой от «Dolce & Gabbana» лет пятидесяти пяти и коренастый мужчина с квадратным подбородком лет шестидесяти, прижимавший к груди бумажный пакет с продуктами.
— Кто вы? — спросил негромко убийца.
В голосе его не было гнева. Скорее, усталость. Рука с пистолетом в этот момент была опущена вдоль тела.
— Ми батьки Андрія! Чортів вбивця! — гневно, блеснув глазами, выплюнула слова женщина, швырнув сумочку в убийцу.
Пистолет снова дважды негромко хлопнул, а парочка тел почти синхронно рухнула на пол, заливая дорогой турецкий ковёр кровью.
Спустя всего тридцать пять минут убийца вошёл в парадный подъезд дома по адресу: улица Гурчевская, 12. Обаятельно улыбнувшись молодой вахтёрше в больших очках в роговой оправе, он спокойно дождался лифта, поднялся на четвёртый этаж, повернул по коридору направо и на короткое мгновение замер у квартиры номер 409. Чтобы прострелить из пистолета с глушителем замок, зайти внутрь квартиры, пройти по коридору до спальни, в которой на огромной двуспальной кровати под одеялом с хохотом кувыркалась обнажённая потная парочка в татушках и серьгах во всех мыслимых и немыслимых местах тела, ему понадобилось меньше минуты. Убийца некоторое время наблюдал за клубком тел, а потом громко откашлялся.
— Кха-кха!
Женщина с вьющимися волосами и грудью пятого размера, увидев незнакомца, ругнулась себе под нос и свалилась с кровати, утаскивая с собой простынь. Обнажённый мужчина некоторое время с тревогой вглядывался в незнакомца с пистолетом. В какой-то момент ему даже показалось, что он где-то видел его, но вот где — вспомнить не смог.
Тем временем пистолет, направленный на женщину, сделал всего один хлопок, проделав посреди её лба аккуратную дырочку, а вот в мужчину на кровати было сделано сразу три выстрела. Пули угодили в грудь. Обливаясь кровью, тот упал на спину, перекрашивая белоснежные простыни и подушку в тёмно-гранатовый цвет.
В этот момент из соседней комнаты вышли двое ребятишек: мальчишка лет четырёх с мячом и девчонка двумя годами постарше, удерживающая в худеньких ручках планшет.
Убийца, взглянув на малышей, медленно опустил пистолет и сел на кровать рядом с трупами их родителей.
— Глеб, немедленно зайди к Илье Викторовичу! — прокричала в спину Калюжному Первый секретарь посольства Бушуева, да так пронзительно, что он пролил на себя только что купленный горячий шоколад в пластиковом стаканчике.
Взлетев по широкой мраморной лестнице, покрытой красным ковром, наверх, Калюжный рванул на себя позолоченную ручку дубовой двери.
— Илья Викторович, что за аврал? — недовольно спросил Калюжный, исполнявший обязанности Второго секретаря Посольства Российской Федерации в Республике Польша. — Я же только вчера из Берлина приехал, не спал…
Консул с неожиданно серьёзным лицом кашлянул в кулак и метнул на зама гневный взгляд. Внешне Илья Викторович был абсолютно спокоен. Впрочем, как всегда.
Только сейчас Калюжный заметил, что в кабинете они не одни. В углу, возле бюста Путина, стоял подтянутый мужчина лет сорока, среднего роста, в чёрном костюме-тройке. Между прочим, хороший костюм, сразу видно — итальянский. Сшит на заказ. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели на Калюжного с лёгкой иронией. В общем, незнакомец сразу Второму секретарю не понравился.
— Глеб, знакомься, это Антон Петров. Он из Федеральной службы безопасности.
Калюжный только вздохнул, понимая, что выходной накрылся медным тазом.
— То, что из ФСБ, я уже понял. А что нужно-то?
— Глеб, капитан введёт тебя в курс дела. Вы отправляетесь в следственный изолятор «Варшава — Бялоленка».
«Капитан, как же. В таком костюме не меньше полковника!» — только и подумал Второй секретарь, поняв, что пролитый шоколад замарал ему пиджак. Вслух же он сказал совсем другое:
— И чего мы там забыли?
— Глеб, тебе всё объяснят. Только одна просьба: товарищ капитан поедет с тобой в качестве атташе по культуре.
От удивления Калюжный чуть не прикусил язык.
— У нас же Люся… кхм, Маркова атташе по культуре?
— Сегодня эту должность займёт Антон Петров.
Это Калюжного немало удивило. В СИЗО же документы потребуют. А раз они едут, значит, документы готовы. А если их так быстро сделали… дело и правда серьёзное. Приняв строгий, официальный вид, он вежливо кивнул фсбэшнику:
— Ясно. Поехали, что ли…
В машине первым делом Петров протянул Калюжному упаковку с влажными салфетками.
— Возьмите, Глеб. Они специальные, удаляют пятна.
Не став спорить, Второй секретарь начал тереть влажной салфеткой по пиджаку. Всё-таки сильно сомневаясь, что шоколад так просто удастся стереть.
— И что у нас?
— У нас дезертир, — выехав через ворота со стоянки посольства, сказал Петров.
— Дезертир?
— Да.
— И почему мы ради дезертира…
Фсбэшник тем временем прибавил скорости, чтобы поскорее оказаться в потоке машин, а не стоять на месте, наблюдая за бесконечной рекой несущихся мимо автомобилей.
— В прошлом месяце он убил здесь, в Варшаве, шесть человек.
— Криминал не мой профиль.
В ответ на эту фразу Петров только улыбнулся.
— Что за люди? — тем временем продолжал тереть пятно на пиджаке Второй секретарь, разглядывая проносящиеся мимо улочки.
Машину качнуло, и он больно ударился головой о дверь, вскрикнув от боли. Петров же этого будто и не заметил и вёл машину как ни в чём не бывало дальше.
— Убийства были в один день. С интервалом в сорок минут. Первыми убили Ковалёва Андрея Васильевича — участник митингов на Майдане, служил в одном из украинских националистических батальонов, садист, сволочь редкостная. Вместе с ним застрелили его гражданскую супругу Дергач Веру Павловну. На фронте вроде не была (по крайней мере у нас таких сведений нет), но активистка-русофобка, участница поджога Дома профсоюзов в Одессе.
— Ясно… вижу, все люди достойные, — произнёс Калюжный, вдруг поняв, пятно стёрлось. — О! Я оттёр, спасибо, полковник!
— Я капитан, — поправил дипломатического работника фсбэшник.
— Конечно, — с лёгкой иронией согласился пассажир. — Я просто забыл. А дальше что?
— Тогда же были убиты родители Ковалёва. Каждому сделали по выстрелу в голову из пистолета с глушителем.
— Так… — скомкав салфетку и спрятав её зачем-то в карман пиджака, Второй секретарь повернулся к Петрову. — А ещё двое?
— Их убили через полчаса, — крутанул руль чёрного БМВ полковник, уходя в сторону от подростка на скутере. — Другой дом, другая улица. Убитые: Прокопенко Степан Николаевич и Прокопенко Ангелина Ольгердовна. Кстати, оба азовцы. Он командир отделения, она снайпер.
— А убитые были знакомы друг с другом?
— Ковалёв и Прокопенко вместе проходили обучение в лагере в посёлке Юрьевка. Потом воевали вместе, лежали вместе в госпитале, потом снова воевали и наконец попали в плен к нашим. Но их обменяли очень быстро. Даже месяца у нас в гостях не провели. После этого они эмигрировали в Польшу, устроились в госпиталь под эгидой Красного Креста. Здесь вели работу с ранеными украинскими и польскими ветеранами, помогали бездомным, даже содержали небольшой приют для собак. В общем, позитивные ребята, засветились в новостях, интервью местному столичному телеканалу давали, благодаря чему даже вот-вот должны были получить гражданство.
— Теперь уже не получат.
— Не получат.
— А при чём тут мы? — озвучил мучавший его всю дорогу вопрос Калюжный. — Может быть, это разборки нациков? Из-за денег, наркоты, старые обиды какие-нибудь?
— Нет, — помотал головой полковник. — Убийца никуда не убежал. У Прокопенко дети дома были.
Упоминание о детях заставило Второго секретаря подпрыгнуть на сидении, из-за чего он снова ударился головой, на этот раз о крышу автомобиля.
— Он и их убил?
— Нет, детей не тронул. Вызвал сам полицию. Сдался. Вот только документов при нём никаких не было. На допросе ни слова не сказал. Вообще ни слова. Молчал. Молчит. Ничего не поясняет. За что убил — тоже. Вот только в следственном изоляторе его сфотографировали… и хорошие люди нам это фото переслали.
— И? — с гримасой потёр ушибленную голову Калюжный.
— И на груди у него татуировка: якорь и цифры «810-я».
— Морская пехота, — быстро сообразил Второй секретарь.
— Да, именно. Наша морская пехота. Мы просмотрели все фотографии без вести пропавших, дезертиров и нашли его.
— Ну-ну?
— Баев Алексей Сергеевич, 1990 г. р., мобилизован в 2023 году, попал в морскую пехоту. 5-я БМПУ, морская пехота Ордена Жукова, штурмовая рота. Позывной «Архитектор».
— Ваше ведомство при поддержке нашего сделало официальный запрос? — догадался Калюжный.
— Верно, — кивнул Петров, давя на тормоз. — Поляки сначала юлили, но всё-таки признали факт его нахождения в следственном изоляторе. Им просто пришлось.
Баев был худым, жилистым блондином в оранжевой форме заключённого, с мешками под глазами и, несмотря на возраст, с абсолютно седыми висками. Стукнув о стол наручниками, он сел напротив Калюжного и Петрова.
Некоторое время в допросной стояла тишина. Даже было слышно звук работающего кондиционера. Мужчины разглядывали друг друга без спешки, внимательно. Второй секретарь искал в сидевшем напротив него убийце черты, указывающие на его жестокость, и нашёл их сразу. Даже несколько: складка на переносице, жёсткие морщины в уголках рта, горизонтальные морщинки в уголках глаз.
Петров вдруг щёлкнул пальцами, привлекая их внимание, а затем приложил указательный палец правой руки к губам и, достав что-то из рукава пиджака, положил на стол. Это оказалась маленькая чёрная пластмассовая коробочка с круглой кнопочкой посередине. Нажав её, полковник дождался загоревшегося синего огонька сбоку и, обращаясь к Баеву, произнёс:
— Мы слушаем тебя, Алексей. Рассказывай.
Убийца же даже в лице не изменился. Калюжный было уже подумал, что всё бесполезно и он будет молчать точно так же, как и при допросах полиции, зря ехали в такую даль, но вдруг…
— А если я не хочу? Не зря же я не раскрывал свою личность и не отвечал на вопросы поляков.
— Если я не прав, поправь меня, — медленно, будто смакуя каждое слово, ответил Петров. — Но я думаю, что твоя история должна быть услышана. Алексей, ты не какой-то отморозок. Ты парень из хорошей семьи: отец — известный архитектор, мать — учительница. Сам ты тоже в Новосибирске архитектурный вуз закончил. Неплохо зарабатывал перед мобилизацией…
Баев хотел что-то возразить, снова брякнул наручниками на запястьях, но в последний момент передумал и крепко сжал губы, отчего они превратились в тонкую, еле-еле заметную линию.
— Ладно, — наконец произнёс он и, поведя плечами, снова брякнул наручниками. — Меня не мобилизовали. У меня бронь. Я сам пошёл. Есть у меня друг Кеша, который попадает всегда в неприятности, а тут его вдруг мобилизовали. Пулемётчиком в армии был… Мать его, Инна Петровна, прибежала, плакала, просила помочь сыну…
— А ты кем был в армии? — перебил убийцу полковник.
— Я просто стрелок. Мы с Кешей служили в простой пехоте, а тут попали в морскую.
— Ясно, — произнёс полковник без каких-либо эмоций на лице.
«Не лицо, а маска», — с завистью подумал Калюжный. Вот бы мне такое.
— Кешу убили через пару недель после того, как мы прибыли в часть. Даже похоронить нечего было. Мамке в гробу отправили броник, шлем да носки его грязные. Я остался служить. Стыдно стало. Как бы я ей в глаза смотрел. Втянулся. Познакомился с ребятами. Старшину даже получил.
— Значит, хорошо служил, — перебил убийцу Калюжный, постукивая пальцами по столу.
Вся эта история ему стала надоедать. И он уже начал представлять, как приедет в свою квартиру, примет горячий душ, а потом упадёт в постель и проспит двенадцать часов. Предварительно отключив смартфон.
— Воевал, — поправил Второго секретаря Петров.
— Что? — не сразу сообразил, о чём говорит полковник, тот, всё ещё погружённый в свои фантазии.
— Не «хорошо служил», а «хорошо воевал». Лёша, рассказывай дальше.
Убийца тем временем продолжил:
— В общем, два года назад мы попали в заварушку. Бились в окружении трое суток. От роты нашей сначала осталось двадцать бойцов, а потом пять, включая меня: Грач, Пилюля, Калмык и Шкода. Все были ранены. В плен нас взяли местные десантники, а потом передали нацикам. Те принялись над нами измываться… по-разному.
Только сейчас Калюжный заметил, что и правое, и левое запястья убийцы покрыты шрамами, которые остаются от прижигания сигарет.
— Мне удалось сбежать. Они меня расстреливать повели, а я ударил одного из охранников и в реку спрыгнул. Повезло. Хоть они меня и подстрелили, я добрался до своих. Всё рассказал. Но ребят мы так и не отбили. Эта территория была ещё под плотным контролем ВСУ. Я дальше воевал. Стал штурмом. Искал ребят. Как мог. С волонтёрами завёл дружбу. Вот один из них мне и подсказал, что наших будут менять скоро. Не соврал. Я у командира отпросился и побежал, полетел ребят встречать.
— Их не поменяли? — негромко спросил Петров.
— Поменяли. В плену их не лечили, конечно. Накачали обезболивающим и нашим отдали. Вот только… ребята и суток не протянули…
— Почему? — сердце Второго секретаря неожиданно сильно забилось, ладошки стали влажными. Он словно предчувствовал, что именно сейчас узнает что-то очень важное. Вот только что — он и представить не мог.
Убийца помрачнел лицом, из-за чего стал старше лет на десять.
— Нацики им перед обменом в зад залили по баллону строительной пены.
В комнате наступила тишина. Теперь не только кондиционер было слышно, но даже бешеное сердцебиение Калюжного, который вдруг всё понял. Он даже представить себе не мог, что такое в жизни бывает. А вот Петров даже глазом не моргнул.
— Ты узнал, кто это сделал?
— Да, — кивнул убийца. — Три урода: Гаманюк, Ковалёв и Прокопенко. Я пытался их найти, но без толку. Потом узнал, что Гаманюк на мину наступил и умер от потери крови. А вот Ковалёв и Прокопенко ещё полгода воевали. Пока к нашим росгвардейцам в плен не угодили. Я узнал об этом слишком поздно. Их уже обменяли. Один хороший человек подсказал, что они уехали в Польшу. Семьи свои забрали и уехали.
— А ты?
Убийца резко дёрнув прокованную к полу цепь с наручниками и провёл ладонями по губам.
— А меня после этого будто замкнуло. Ребята умерли в муках, даже обезбол не помогал, а эти живы-здоровы. Развлекаются. В общем, я бежал, дезертировал. Я де-зер-тир.
Настала очередь Калюжного спрашивать. К тому же Петров, кажется, был не против.
— Как ты их разыскал?
— Ещё один хороший человек помог, — невозмутимо ответил убийца. — Поляк. Правда, эти дебилы не особо и прятались. В журналах, газетах про них писали, на телевидение гадов приглашали. Снимки в инете мелькали, то с собачкой, то с голодным ребёнком из Сирии…
Убийца на время замолчал.
— Что дальше? — протолкнул ком в горле Второй секретарь.
Странно, но ему всё сложнее было мысленно называть Баева убийцей.
— Я полгода пытался их достать — и ничего. А тут узнал, что они получают польское гражданство и уезжают в США. В какой-то там военный лагерь в Техасе. И всё. Остальное вы знаете.
И всё-таки был вопрос, который Калюжный просто был обязан задать сидевшему перед ним человеку в тюремном костюме оранжевого цвета. Вот только Петров его опередил.
— Слушай, Лёша, ну, девок ты их убил — они тоже враги. Ладно, с натяжкой, но понимаю. Но родителей Ковалёва-то за что?
— За что? Потому что у всего есть цена.
— Какая цена, Лёша? Они тебе ничего плохого не сделали…
Баев снова надолго замолчал. Потом опять дёрнул цепь с наручниками и наклонился вперёд.
— У меня есть друг, школьный учитель… так вот, когда дети в школе плохо себя ведут, шалят, грубят даже, он утверждает, что виноваты не они. Просто детей так воспитали. Понимаете? ИХ ТАК ВОСПИТАЛИ. Эти родители воспитали мразь, измывавшуюся над ранеными, беспомощными ребятами. Ковалёв это всё придумал и снимал на камеру. Если вы думаете, мне их жалко… То ни капли.
Удовлетворил ответ Баева Петрова или нет, Калюжный так и не понял. Но вот что страшно — он вдруг понял, что его — да. Неожиданно эта мысль дипломатического работника взволновала. Жгла огнём в мозгу.
— Но д-детей-то ты не тронул? — пролепетал он, будто защищая Баева.
— Дети — другое, — сказал как отрезал тот. — У них есть ещё шанс стать нормальными людьми.
Петров же тем временем встал на ноги, сунул руки в карманы брюк и прошёлся вокруг стола раза три-четыре, о чём-то напряжённо думая.
— Ох и натворил ты. А домой не хочешь?
— Хочу вернуться, — непонятно ответил Баев.
— Куда?
— К ребятам. К тем, что ещё живы.
— Поляки тебя не отпустят, — помотал головой из стороны в сторону полковник.
В этом Петров был прав. Калюжный прекрасно знал, как местные могут вставлять палки в колёса даже в вопросах, вроде бы уже решённых на самых высших инстанциях. Чего уж говорить об их деле.
— У меня есть кое-что для вас, — Баев протянул руку вперёд, и на стол перед Петровым и Калюжным легла карта памяти из смартфона.
Из выпуска новостей TVP1, польского центрального телевидения:
«В польской прессе разразился сильнейший скандал. Выяснилось, что недавно убитые в Варшаве украинские беженцы Ковалёв и Прокопенко оказались бывшими солдатами националистических батальонов. Также в прессу утекли кадры съёмки, на которой они измываются над беспомощными русскими пленными. Прошу родителей убрать детей от экранов, так как эти кадры шокируют их. В связи с открывшимися обстоятельствами русский морпех Баев, отомстивший за своих товарищей, по личному распоряжению Дональда Туска передаётся русским дипломатам. За свои преступления он будет отбывать срок в российской тюрьме… Простите, у нас срочная новость. О боже! Кажется, при передаче русской стороне Баева на него совершено нападение. Он серьёзно ранен. Возможно, даже убит…»
Морпехи основательно, не торопясь, готовились к штурму. Кто-то, проверив снаряжение и оружие, негромко беседовал со священником отцом Николаем, кто-то писал сообщение близким в смартфоне, другие курили, развлекая себя анекдотами, некоторые слушали музыку в наушниках. Однако, как только на окраине города появился командир роты с позывным «Альбатрос», все начали подниматься со своих мест. Заместитель Альбатроса, Мичман, тем временем напялил на голову шлем с шевроном на липучке «Морская пехота — лифт в Ад» и проскандировал уже привычную перед штурмом кричалку.
— КТО У НАС ЧУДО-БОГАТЫРИ?!
— МЫ! — отвечали хором морпехи.
— КОГО ДО УСТРАЧКИ БОИТСЯ НАЦИСТ?!
— НАС! — разнеслось над развалинами.
— КТО ВЕРНЁТСЯ ДОМОЙ, ОБНИМЕТ ЖЕНУ, ДЕТЕЙ И ПОДАРИТ ЦВЕТЫ МАМЕ?! — орал Мичман, разбрасывая вокруг слюни.
— МЫ!
— КОГО ПОЗОВУТ ШТУРМОВАТЬ ОДЕССУ-МАМУ?!
— НАС! — дружно, с улыбками, гаркнули морпехи.
Ротный же, пройдя мимо раскрасневшихся, взбудораженных ребят, остановился рядом со спокойно сидящим на земле у разрушенной стены сероглазым мужчиной лет тридцати пяти. На правой щеке его ярким пятном выделялся свежий рубец. Тот давно уже был готов к бою. На коленях его лежал старенький потёртый ПКМ, за спиной висел АК-12, разгрузочный жилет на груди был забит запасными магазинами.
— Архитектор, готовь своих штрафников. Вы первыми идёте, — неожиданно тепло произнёс Альбатрос.
— Слушаюсь! — поднялся на ноги мужчина, заправляя под шлем выбившийся на висках седые волосы. — ПОДЪЁМ, БРОДЯГИ!
— Только это, — вдруг добавил ротный вслед. — Не вздумай мне там погибнуть... Приказ выжить! Понял?
— Есть выжить.
ГЛОССАРИЙ:
Kim jesteś? (польск.) — Ты кто такой?
Ми батьки Андрія! Чортів вбивця! (укр.) — Мы родители Андрея! Чёртов убийца!
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
