Он лежал на стойке в полицейском управлении — маленький, аккуратный, тщательно вымытый, будто его подали на серебряном блюде для какого-то сомнительного, но изысканного ужина. Указательный. Мужской. Без следов борьбы.

Смотритель — инспектор Арден Флинт, человек с манерами архивариуса и привычкой ставить точку там, где другой поставил бы запятую, — смотрел на него, переполненный тупой злобы.

Пять исчезновений за год.
Пять пальцев.
Пять визитов в дом к людям, у которых не было врагов… по крайней мере официально.

Смотритель был уверен, что не знает, кто или что это делает.
Был не уверен настолько, что хотел уволиться и пойти охранником в пиццерию.

Только туман за окном, будто издевался, визуализируя это абсурдное дело.

Бар “Вонючий Гуч” выглядел в тот вечер даже более неприветливо, чем обычно. Матёрые лодочники, проходя мимо, отводили глаза, будто бы и не мигала полу выгоревшим неоном вывеска, чьё название давно никто не читал.

Однако весь Порт Эхо называл это место иначе:

“Притон Питона”.

У стойки стоял сам Лимстим Питон — высокий, собранный, будто самурай, с выражением лица человека, который за жизнь увидел достаточно, чтобы удивляться лишь очень редким вещам. Он протирал стакан движениями, которые больше напоминали ритуал, чем работу.

Клиентов было немного: пара матросов спорили о будущем рыболовного промысла, старуха в серой шали всё никак не могла доесть оставший суп, , а у самого края стойки сидел человек в пальто — явно не местный, но и на случайного туриста не был похож.

Он произнёс фразу почти шёпотом:

— У меня золотой билет.

Лимстим Питон поставил в сторону чистый стакан и, не меняясь в лице, достал одну единственную бутылку — зелёную, без этикетки, с трещиной возле горлышка. Налил ровно половину.

Человек в пальто кивнул.
И оставил на стойке небольшую золотую карточку. Будто кредитка или впрямь билет в театр, на трамвай, какого-то забытого столетия.

Заказ принят.

Лимстим посмотрел на билет. Затем забрал его, будто чаевые и пропал. Никто из посетителей не обратил на это внимание, будто бы за стойкой никого и не было. Неизвестный гость, к слову, тоже исчез.

Дом магистра Оуэна Каррела находился на Верхнем Променаде — там, где люди старались жить так, будто никакие инвесторы никого не бросили, а просто перенесли дальнейшее строительство города мечты. Магистр считался человеком порядочным, известным, уважаемым.

Лимстим Питон появился в доме не то чтобы внезапно — скорее сверхестественно. Он уже был внутри, кивнул прислуге и прошел аккуратно мимо кактуса в гостинной.

Магистр вышел из уборной

— О, простите, я не ждал никого… — начал он.
— Милый кактус, — спокойно сказал Лимстим.

Казалось, никакой угрозы не было. Казалось.

Всё произошло быстро, чисто, почти беззвучно.
Палец — левый средний — был взят аккуратно, с хирургической точностью.
Дом остался таким же тихим, как пять минут назад.

Когда Смотритель Флинт прибыл на место, у дома уже толпились журналисты и зеваки. Магистр сидел в кресле, словно человек, который пытался вспомнить сон, никак не желающий вспоминаться.

— Вы хоть что-нибудь помните? А прислуга? — спросил Флинт ровно.

Магистр отвёл взгляд.

— Это его… стиль, он живой человек, я точно знаю — ответил Флинт, доставая блокнот.

Там, между страницами, уже были пять пустых строк и пять аккуратно вклеенных изображений — по одному пальцу на каждую.

Он перевёл взгляд на окно.
Туман стелился низко и уверенно.

— Он живой человек, — сказал Смотритель почти себе. — И когда-нибудь ошибётся.

Но Смотритель ошибался.
Лимстим Питон не ошибался.

Поздним вечером бар был пуст, кроме тени на стене — тени, которая отбрасывалась совершенно неправдоподобно, будто от источника света, которого в комнате не было.

Лимстим поставил на стойку небольшой серебристый контейнер, открыл его — и туда тихо упал очередной палец.

Бармен закрыл контейнер, убрал в шкаф и произнёс тихо:

— День первый.

Будто начинал отсчёт.

Туман за окном сдвинулся, словно слушая.