Девушка выговорила исцеляющую формулу, повторив ее несколько раз. В точности, как ей когда-то говорил ее учитель. Эх, у него бы сработало лучше! Хотя боль и вправду чуть отступила. Да, совершенно не в той мере, в какой хотелось бы, но лучше, чем ничего. Среди прочих уроков, полученных ведьмой в свое время, был и такой: “Довольствуйся малым, если не можешь сделать большего!”
Жюстин и довольствовалась. Насчет шрамов она действительно не переживала: знала, что кожа заживет. На ней всегда все заживало легко, часто - вообще безо всяких заклинаний. Конечно, если для этого будет время… и если эти, с позволения сказать, “допросы” не будут повторяться каждый день. Если же будут… рано или поздно она скажет все, что требуется для Романо и Де Шабри. Плеть сломает ее, и костер станет мучительным избавлением. Ее последней болью.
- Нет, - прошептала Жюстин, живо представив себе эту сцену.
Как ее привязывают к закопченному столбу, врытому посредине Замковой площади, как палач… нет, это лучше и не представлять! Впрочем, может обойдется и без этого бесчестья. Она ведь уже не девица, ублюдок Лефевр постарался… Глаза Жюстин на мгновение вспыхнули яростью.
Жаль, что сына кузнеца нельзя повесить снова, еще раз!
Значит, в тот день палач останется без девушки на заклание. Просто сгребет кучу хвороста поближе к ее ногам и бросит туда горящий факел.
- Нет! - снова взмолилась Жюстин. - Я не хочу умирать! Только не так…
А Робер… Станет ли он смотреть, как огонь обнимет ее тело, останется ли вообще на Замковой площади после зачитывания обвинений? Да какая разница… Она - ведьма, он - кардинал и верховный инквизитор в Нарбонне. Он уже сжег несколько ведьм, подумаешь - будет на одну больше! Так что мольба о спасении к нему была, пожалуй, бессмысленна.
- Можешь даже не надеяться, - вздохнула девушка, устраиваясь прямо на полу, прислонясь к стене.
Холодный камень немного облегчал боль, все так же волнами разливавшуюся по спине.
А надеяться хотелось! Он ведь знает, что она помогает людям, он видел это! Пусть не молитвами, которых она никогда и не знала, но ведь помогает… За что католическая церковь с ней так обращается? Какую угрозу, какое противоречие в ней разглядела? Жюстин не понимала. Но как бы то ни было, наивно и глупо ждать помощи от кардинала этой церкви.
- Он видит в тебе врага. Врага всему, во что верит. Что ценит. Что считает главным в этом мире.
Именно так. А значит, без шансов.
Щеки Жюстин неожиданно вспыхнули алым. “А еще… Еще он видел тебя голой. Как там изъясняются знатные люди? Обнаженной”.
- Интересно, - у девушки даже дыхание сбилось от следующей мысли. - Понравилось ли ему увиденное?
Пожалуй… да нет, совершенно точно ей бы хотелось, чтобы понравилось. Жюстин знала, что красива, что привлекательна для многих мужчин. Но ни один из них не привлекает ее, вот в чем проблема!
- Не привлекал, - поправила она себя. - До недавнего времени.
Доминик… Какое хорошее у Робера имя. Хочется его произносить. Говорить ему это имя так, как никто раньше не говорил.
- Он - кардинал! - сердито напомнила себе Жюстин. - Враг. Вдобавок, он приносил обет безбрачия.
Но, пожалуй, когда она была обнаженная, он смотрел на нее не как человек, ограниченный какими-то обетами.
Она поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы Робер снова увидел ее без одежды. Или даже помог бы избавиться ей от этой лишней одежды. Почувствовать его руки на своих бедрах… В другой обстановке, конечно, в других обстоятельствах. По крайней мере, не в подвале Сен-Валери, без оков и плетки. Хотя… Подвал тоже неплох. Скамья вот есть…
Жюстин закусила губу, но затем - тряхнула головой, отгоняя эти странные, неожиданные мысли.
- О чем ты вообще думаешь, - проговорила она вслух. - Вспомни лучше о костре.
Но о костре не очень-то вспоминалось. Вот о Робере - другое дело! О Робере хотелось вспоминать. Как он посмотрел, как он сказал и даже - как он не сказал, промолчал и, быть может, лишь подумал… Жюстин отчаянно потерла виски. По всему выходило, что она… влюбилась, что ли? Какая-то нелепица! Когда успела?!
“Ну, скажем так: он мне нравится больше других мужчин”, - мысленно призналась она себе.
“Вместе взятых,” - сознание заботливо продолжило эту незатейливую мысль.
“Он избил тебя плетью, - запротестовала рациональная часть Жюстин. - И может ему это даже понравилось!”
Но она ведь сама попросила его это сделать… Просто так выходило меньше вреда, чем если б за хлыст снова взялся Де Шабри. И кардинал ничего подобного не хотел. Он даже просил прощения, слыханное ли дело! Кардинал! У простой травницы! И едва ли ему понравилось…
Жюстин облизала внезапно пересохшие губы: следующая мысль вогнала ее в краску до самых корней волос. Желание оказалось настолько сильным, что девушка стыдливо заозиралась, словно кто-то мог ее увидеть и, тем более, прочесть эти странные, необычные мысли в ее голове.
Она никогда раньше не знала, не испытывала таких ощущений! Ее ладони стали влажными, а в животе появилось странное тепло, словно она залпом выпила какой-то декокт, зелье с неведомыми доселе травами.
“О, да, - мысленно вздохнула Жюстин. - Неведомыми, как же! Яснее ясного, в чем тут дело… Но - почему сейчас? Почему… он?”
Девушка растерянно пожала плечами, отвечая собственным мыслям. Жалость к ней? Сострадание? Все это она видела в глазах Робера, но разве этого достаточно?..
А что касается “сейчас”... Жюстин снова вздохнула: тут - никаких загадок. Быть может, это короткое “сейчас” - все, что у нее осталось. Через несколько дней на Замковой площади вспыхнет очередной костер. Надо полагать, далеко не последний для Франции, но безусловно последний для одной симпатичной ведьмы. Скорее всего, это - ее последний шанс узнать, что такое… ну, любовь, наверное… И пусть лишь на несколько дней! Иным за всю жизнь не перепадает ни одного дня, ни даже часа, чтоб тот оказался наполнен такой магией.
Жюстин рассмеялась, искренне, легко. Ведь и правда выходило так, что она, жестоко выпоротая плетью, стоя в шаге от костра инквизиции, могла считать себя счастливее всех тех людей, кто прожил целую жизнь и ни разу не испытал этого чувства.
Такое, значит, у нее счастье… недолгое. Впрочем, есть кое-что, что могло бы сделать ее еще счастливей! Девушка снова покраснела, в который уж раз!
Вот, значит, что чувствует человек, когда страстно желает… Пожалуй, хорошо, что эту мысль прервал, собственно, ее центральный персонаж, вошедший в камеру и предусмотрительно заперший дверь на замок.
- Инквизитор Романо отдыхает после трапезы, - сообщил кардинал, не дожидаясь вопроса. - Он планирует продолжить завтра. Где и что делает Де Шабри - не знаю.
- Бог с ними, - Жюстин поднялась с пола, стараясь думать не о руках мужчины и уж тем более не о его губах, а о чем-то более важном, по крайней мере, сейчас. - У тебя появились идеи, как меня спасти?
- Ты еще надеешься?
Травница, кивнув, улыбнулась.
Надеется. Несмотря ни на что.
- Надежда есть всегда, - вздохнула она, повторив еще один урок, полученный ей в прошлом.
- Пока никаких идей, - кардинал с досадой покачал головой. - Даже если я оставлю дверь открытой, незаметно убежать не получится.
Он рассказал Жюстин, что за базиликой наблюдают люди Великого Инквизитора.
- Так что пока не вижу способов. Знаю только, как спасти твою бессмертную душу, - мрачно добавил он.
Девушка поняла и совсем сникла. Душу ожидает спасение, если она признается, раскается в прегрешениях и будет за них сожжена.
- Я принес мазь, заживляющую раны, - виноватым голосом продолжил Робер, извлекая из кармана сутаны большую глиняную плошку. - Цветы календулы на свежей сметане. Повернись.
Жюстин взяла емкость и настороженно принюхалась. Пахло вроде бы вполне пристойно. Хотя она бы собирала календулу для этих целей в сентябре, ее последние цветы, когда трава набрала полную силу. Эта же была собрана, судя по слишком резкому аромату, в июле. В этом месяце календула только начинает цвести.
- Брал на торжище, у южного выхода, - без вопросительных интонаций заметила Жюстин. - У Жерома Одноглазого.
- Без понятия, - кардинал пожал плечами. - Да, у мужика была повязка на глазу. Левом, - уточняюще добавил он. - Повернись.
- Правом, - поправила его девушка. - Бракодел! Сколько раз говорила ему, календулу собирать в сентябре, в крайнем случае - в конце августа…
- В следующий раз передам, - Робер начал терять терпение. - Повернись!
Жюстин пару секунд оценивающе на него смотрела, а затем развернулась и скинула одежду. Первый раз за всю жизнь обнажившись перед мужчиной по своей воле и желанию.
“Господь всемогущий! - воскликнул кардинал в мыслях. - Зачем ты создал эдакое совершенство? Зачем являешь его мне здесь, сейчас?!”
Небеса привычно промолчали, предоставляя слабому человеку с мятущейся душой возможность найти ответ самому. И человек, кажется, его нашел. Но сначала…
- Прости, - прошептал кардинал, зачерпывая мазь из плошки целой пригоршней и намазывая спину девушки.
И не только спину. Следы от плетки были и ниже.
- Я уже понял, что против боли у тебя никакого заклинания нет, - заметил он, с удовольствием втирая мазь. - А против вот этого? Парнишку с перемолотыми внутренностями ты исцелила…
Жюстин долго не отвечала, нежась от прикосновений теплых ладоней.
- Других исцелять намного проще, - наконец, почти промурлыкала она. - Себя - тяжело. Здесь плеть не доставала, - выдохнула она, впрочем, не уворачиваясь и не пытаясь убрать его ставшие вдруг совершенно бесстыжими руки…
Полчаса спустя Робер лежал на полу темницы и блаженно смотрел в потолок, почти не моргая.
- Соблазнила… ведьма, - мечтательно проговорил он, запуская пятерню в ее длинные волосы.
Раскаяния в голосе не было ни на су.
- Вы согрешили, святой отец, - в тон ему ответила Жюстин. - Как будете смотреть в глаза прихожанам?
Кардинал вздохнул, затем улыбнулся. Оно того стоило!
- А кардинальский сан? - продолжила ступать по краю пропасти девушка. - Как же теперь быть? Придется отречься.
- Уведомление об отречении я уже написал, - спокойно согласился Робер. - Но в Римскую курию оно еще не отправлено. Без сана мне будет сложно пытаться вытащить тебя из огня.
Жюстин благодарно уткнулась лицом в его плечо.
- Ты все-таки попытаешься? Спасибо… Я не хочу умирать. Не сейчас и не так…
Она сообразила: если бумага об отречении Робером уже написана, то это было сделано до того, как… в общем, до недавних событий. А значит, он хотел спасти ее тоже еще до того. А значит… Что, она ему все-таки не безразлична? Причем, настолько, что он готов отречься от высокого сана?
Быть может, ее дорога жизни сделала очередной неожиданный поворот, но теперь - наконец-то к чему-то хорошему? Жюстин зажмурилась на минутку, представив себя в роли сначала возлюбленной Робера, а потом и мадам Робер. Странно, но ей действительно хотелось помечтать об этом. Но… видит ли кардинал ее рядом с собой, хоть кем-то?! Она украдкой приоткрыла глаза, чтобы посмотреть на лицо Робера… Нет, он явно думал о чем-то другом. По крайней мере, Жюстин не хотела бы, чтобы мысли о ней вызывали такое сложное выражение лица у мужчины.
- Я нарушил обет, - тихо проговорил Робер, вздохнув. - Мало того, что я оказался слаб духом, так я еще солгал Всевышнему! Гореть мне в геенне огненной…
- За что? - так же тихо спросила Жюстин. - Даже если ты ничего ко мне не чувствуешь…
- Чувствую, - воскликнул Робер. - В том-то и дело, что… чувствую. А у священника не должно быть этого чувства, - упавшим голосом докончил он.
- Почему? - быстро возразила девушка. - Почему не должно? Всевышний создал нас такими. С чувствами, с ощущениями… живыми! Почему непременно надо отвергнуть этот дар?! Кому станет от этого лучше, Богу? Это он вам об этом рассказал?
От волнения она начала говорить громче и быстрее.
- В Библии, - начал кардинал, но Жюстин его перебила.
- Библия написана людьми! По слову Его, по замыслу Его, но - людьми! Неужели ты думаешь, что кто-то из смертных постиг мысли Господни настолько, что ни в чем не ошибся?
Кардинал задумчиво молчал.
- А сам текст… - девушка даже прищелкнула пальцами. - Твоя Библия на французском?
- На латыни, конечно, - фыркнул Робер.
- Но в тех землях, где началась эта история, говорили на арамейском, так? - Жюстин торжествующе прищурилась. - Получается, ты читаешь священный текст в переводе? И только Богу известно, не напутал ли чего неизвестный толмач!
- В двойном переводе, - озадаченно пробормотал Робер. - С арамейского Библия была переведена сперва на греческий, а уж с него - на латынь.
Он никогда не задумывался об этом раньше. Действительно, сколько нового было внесено в священные тексты при переводе? Сколько потерялось? Однако насчет обета безбрачия канон святой католической церкви вполне однозначен. Робер его нарушил, и ни к чему прикрывать свой грех ошибками перевода, быть может - всего лишь воображаемыми.
“Что ж, когда придет время, я буду готов к расплате,” - подумал кардинал.
Пожалуй, оно действительно стоило того! Если это - колдовство, ведьмины чары, то Робер не хотел, чтобы оно заканчивалось. А если нет… Что, если люди действительно сделаны такими, чтобы испытывать всю бурю ощущений и лавину чувств? Что, если Жюстин права? Что, если попытки отвергнуть этот дар, дар любви, что Всевышний вложил в каждую душу, и есть наитягчайший из грехов?
Кардинал, пожалуй, в первый раз за всю жизнь ощутил, что его религия оказалась… нет, не плохой и даже не неправильной, а неполной, однобокой.
“Надо было лучше слушать наставников, - подумал он. - Наверняка они говорили об этом!”
Но червь сомнений уже поселился в его душе. Может, и говорили… Но интересно, что бы они заговорили, встреться им вот такая девушка, как Жюстин?..
- О, если бы мы… узнали друг друга раньше, - вздохнула она, нежно касаясь его груди кончиками пальцев. - Если б ты смог еще тогда сложить свои обеты и просто жить! Уйти со мной… Не от веры! От церкви! Зачем мы повстречались лишь сейчас?!
Жюстин быстро перекинула ногу через Робера и села ему на грудь.
“Если это - не врата в вечное блаженство, то что это?!” - мысленно воскликнул тот, не отрывая глаз от открывшегося его взору.
- Пошел бы? - девушка приблизила свое лицо к лицу кардинала. – Я показала бы тебе жизнь! Первому человеку, которому я захотела бы ее показать… Первому мужчине.
Вместо ответа Робер положил руки ей на бедра и прикоснулся к ним губами. Сначала - легко, еле заметно, затем - сильнее, выше. Жюстин откинулась назад и застонала. Он завел ладони ей за спину, обхватил ягодицы и уверенными движениями потребовал придвинуться так, чтобы губами можно было доставать не только до внутренней поверхности бедер. Она, мечтательно закрыв глаза, подчинилась…
Так миновало еще полчаса. Может, и больше: никаких хронометров здесь, понятно, не было.
- Завтра вы снова будете меня пороть? - неожиданно спросила Жюстин, вытягиваясь возле кардинала, словно кошка.
Робер помрачнел. Он уже успел переместиться на крыльях грез куда-то, где вообще не было инквизиции и ее костров, где не существовало грехов и наказаний за них, и были только он и эта девушка… и теперь с болезненным стоном возвращался обратно, в реальный мир.
- Романо снова явится на дознание, - с сожалением признался он. - Значит, видимо, да. Ты не должна признавать вину! Как только скажешь, что ты - ведьма, на следующий день окажешься на костре. Вытерпи. Прошу. Я найду выход, просто мне нужно время…
Робер чуть не плакал. Он ощутил острую жалость к Жюстин. Пожалуй, даже не только к ней одной, а вообще ко всем людям, что получили в подвалах Сен-Валери клеймо еретика, врага церкви, и вышли отсюда только, чтобы быть заживо сожженными на Замковой площади.
“Люди!.. Боже, куда я смотрел? Это были люди! Живые, когда-то они радовались жизни, дышали полной грудью, глядели на мир широко распахнутыми глазами… Какую опасность они несли для Рима?! Господи, почему ты не остановил меня? Почему не дал знак, что я творю что-то чудовищное? Почему, наконец, не послал простого ночного грабителя где-нибудь на улицах Нарбонны, чтобы он кинжалом оборвал мою жизнь, чтобы все те жизни, сгубленные на костре, остались нетронуты?!“
В чем была вина этих еретиков? Он даже не помнил. Вроде бы, кто-то из них вообще отрицал существование Бога. Кто-то - сомневался, что католическая церковь - подходящий посредник для общения человека со Всевышним. Были и те, кто вредил людям, без сомнения, вспомнить того же пекаря с ядом в буханках хлеба. Да, такой, пожалуй, заслужил смерть в огне. А другие?
Небеса все еще молчали. Может, оттого, что из подвала Сен-Валери их было не видно… Зато рядом пошевелилась Жюстин, кутаясь в одежду, и Робер понял.
Вот он, знак. Яснее ясного!
- Больше я никому не позволю причинить тебе боль, - тихо произнес он. - Ни Романо, ни Де Шабри, никому!
- Позволишь, - покачала головой Жюстин. - И сам еще причинишь…
- Я…
- Послушай, - девушка положила теплую узкую ладошку ему на губы. - Пока ты не придумал что-нибудь, у нас нет другого выхода. Ты хочешь, чтобы плеть завтра оказалась в руках Де Шабри?
- Нет, - признал очевидное кардинал.
- Значит, тебе придется набраться мужества и сделать это со мной снова, - пожала плечами Жюстин. - Заклинаний унять собственную боль не существует, но кое-что может получиться и без… - девушка на миг запнулась, - без колдовства. Принеси бумагу и чернила, запишешь, какие потребуются травы и как сделать из них вытяжку. Она потребуется мне к утру.
- И ты перестанешь чувствовать боль? - радостно встрепенулся Робер.
Жюстин грустно улыбнулась.
- Лишь немного. Но и это лучше, чем ничего. Надо довольствоваться малым! И намажь мне снова спину, пожалуйста. Ей еще достанется завтра… хорошо, хоть от твоей руки. Ненавижу Де Шабри, - вырвалось у нее. - Не хочу давать мерзавцу повода даже для такой маленькой радости!
Робер снова зачерпнул пригоршню мази с невовремя собранной календулой, и… прошло еще две-три четверти часа
- Листок бумаги, - напомнила она, с сожалением поднимаясь на ноги. - И еще одно… Послушай меня сейчас очень внимательно, и сделай все в точности, как скажу.
Жюстин говорила, а ее худенькие плечи вздрагивали от недавних переживаний… от удовольствия. Что ж, в список трав для экстракта, притупляющего боль, придется, пожалуй, добавить еще несколько. Для приготовления другого декокта, с иными целями. Жюстин в мыслях прикинула, на каком этапе сейчас она находится… и поняла, что лучше все-таки принять меры.
