Киночеллендж. День 24: Самый многожанровый фильм
Вспоминаем любимый фильм, который сочетает в себе несколько жанров (драма, комедия, фантастика, ужасы и пр.)
Подробности: Стартует новый киночеллендж на 30 дней
Группа
Такккс, солнышки мои, покидайте идей как назвать музыкальную группу, опираясь на метал, и хоррор жанр. прям срочно. Уже неделю на солях торчим , а идеи в голову не приходят.
Длинная мысль о российском кино
Вита-алий!
Один мой друг более или менее придерживается мнения, что российское кино — это сплошная дрянь. Либо пропаганда, либо хтонь, либо просто что-то низкосортное, очень плохо сделанное.
Не могу сказать, что я активно его переубеждаю, но это потому, что я в принципе почти ничего не делаю активно, а переубеждение вообще стоит в этом списке где-то в конце.
Но внутренне каждый раз не соглашаюсь, просто не даю себе труда сформулировать. Я бы сказал, что российское кино просто категорийно разное, и оценивать его как единое нельзя.
Четкого деления нет, но если подумать над плавающими категориями... В первую очередь, есть кино, сделанное ради кино, и есть кино, сделанное ради какой-то другой цели.
Зачастую даже технически и творчески плохой, но сделанный при этом ради кино фильм обладает некоторым обаянием. Фильмы же, чья цель лежит вовне, этого обаяния скорее лишены.
Если чуть больше дробить категории российских фильмов, которые можно как-то оценить, то я бы сказал, есть кино сугубо пропагандистское, есть блокбастерное, есть артхаус, есть комедийное, есть авторское. Я бы, может, ещё что-то выделил, но классификации разные, а для примера достаточно и этого.
И вот тут уже можно поговорить, какое именно российское кино дрянь, а какое нет.
С пропагандистским, на мой взгляд, всё более менее понятно. Первоисточником выступает не кино, а ответ, который нужно дать зрителю готовеньким. Когда вокруг этого ответа наляпывается кинофильм, получается всегда постмортем с запавшими глазками. Бюджет и продакшн особой роли не играют, сама концепция просто не даст фильму выйти на человечески приемлемый уровень.
Артхаус — не могу сказать. Я такие фильмы не смотрю, потому что мне, видимо, надо что-то попроще.
Комедийное — чаще всего у нас это комедия положений, где персонажи застывают в тех местах, где зрителю неплохо было бы посмеяться. Бывает хорошее! Не могу сказать, что всё дрянь.
Блокбастеры я внутри себя оцениваю больше по технической части. Если уж взялись впечатлять, то будьте любезны. Я не имею ничего против классических приемов и проверенных ходов, простых драматургических арок, «осла из шрека» и «в последний момент», но уж больно скелетированно они вылезают, механически делаются. К «блокбастерному» я отношу и фильмы про космос, и катастрофы, и про всяких спортсменов.
Я наполовину нарочно, наполовину сам по себе пришёл в конце рассуждений к «авторскому» кино, потому что совершенно не согласен, что тут всё плохо. Но дело в том, что здесь кино просто разделяется на людей, которые его делают. Какие авторы, такое кино. То есть на вопрос: «Ну а какие фильмы у нас хорошие?», заданный с выпяченным подбородком, я могу называть даже не фильмы, а режиссеров или актеров.
Может быть, и дело-то даже совсем не в кино как отрасли. Нужно просто найти подходящих тебе по характеру и мировоззрению людей, которые — так уж сложилось — занимаются режиссурой или сценариями. И смотреть то, что они делают, иногда отходя к другим, просто чтобы поддерживать кругозор.
Отдельно мы с товарищем говорили про жанр «русская хтонь», который он отторгает, а я наоборот. Он считает, что режиссеры, снимающие такое — «Левиафан», «Чики», «Груз 200», «Аритмия» — падают в негатив, опускаются в редкие тёмные глубины, где персонажи от начала к концу не меняются, и никаких выходов и ответов подобные фильмы не дают.
У меня, видимо, базовый уровень хтони несколько иной, потому я это все воспринимаю не столько легче, сколько естественней. Я вон в деревне за детство насмотрелся — вполне себе «Левиафан», мне такая интонация кажется просто более честной по отношению к зрителю. И когда персонажи не меняются — с этим я тоже скорее соглашаюсь.
Чтобы как-то более конкретно пояснить всё вышесказанное, и заодно ответить на вопрос из комментариев: «А что тебе нравится-то из фильмов-то?», я бы написал так.
Неадекватные люди, Упражнения в прекрасном, Со мною вот что происходит, Купе №6, Дурак, Майор, Человек у окна, 14+, Аритмия, Снегирь.
И ещё я посмотрел довольно много российских мини-сериалов и тоже остался доволен: Большая секунда, Пингвины моей мамы, Мир дружба жвачка, Последний министр, Чики, Happy end, Полицейский с рублёвки, Везёт, В Бореньке чего-то нет.
Впрочем, удовольствие я получаю и от просмотра чего-то плохого тоже. Как я часто говорю: «Мне понравилось смотреть на выставку, но мне не понравилась сама выставка».
Показать полностью
Тюмень — Новый Уренгой. Дальше вертолетом до Мессояхи
«По-другому никак не добраться, по крайней мере летом. На весь путь ушли почти сутки: Ямал встретил нас дождливой и ветреной погодой, вертолет задержали. Погода в этих местах суровая. Круглый год не прекращаются сильные ветра. Летом они спасают от мошек и комаров, а зимой делают здешние морозы под -50° С испытанием даже для экстремалов! Бррр. Поводов влюбиться в эту землю — столько же, сколько звезд над Гыданской тундрой долгой полярной ночью. Работать в Арктике и не стать романтиком не получится».
Краткая история жанра Пин-ап (Pin-up)
Известно, что жанр пин-ап берет свое начало с обыкновенных рекламных плакатов - большинство мастеров пин-апа трудилось в соответствующих издательствах, постепенно превращая банальные рекламные постеры в произведения искусства.
Создателем гламурного направления пин-апа считается художник Билл Медкалф (William Edward (Bill) Medcalf) в 1947 году нарисовавший для фирмы Kelly-Springfield Celebrity Tires, производившей автомобильные шины, плакат с привлекательной девушкой, выгуливавшей на фоне дорогого спорткара свою собачку.
Будущий иллюстратор родился в 1920 году в штате Миннесота и не покидал своей малой родины на протяжении практически всей жизни. В Миннеаполисе он закончил художественную школу, а затем художественный институт. В начале сороковых годов Билл Медкалф работал в отделе гравюры при Государственном Казначействе Соединенных штатов, пока в 1942-м его не призвали на флот в качестве помощника артиллериста.
В 1947 году Медкалф наконец решился попробовать себя в качестве штатного пин-ап иллюстратора, разослав образцы своих работ в несколько профильных издательств. На удивление быстро ему пришел ответ от самих Brown & Bigelow - самой известной в Соединенных Штатах компании, издававшей настенные календари и сделавшей знаменитыми большинство пин-ап художников своего времени.
В компании высоко оценили талант и мастерство Медкалфа и пригласили его на должность штатного иллюстратора. Художник проработал там больше двадцати лет, написал сотни картин и даже выпустил "сольный" календарь, что в те годы было равносильно открытию персональной выставки. Уже в 1951 году издание Business Builder включило Билла Медкалфа в пятерку лучших мастеров пин-апа. Сам художник вершиной своей карьеры считал момент встречи в Джилом Элвгреном и Норманом Рокуэллом - самыми авторитетными иллюстраторами того времени.
По воспоминаниям Медкалфа, на одной из рождественских вечеринок он поинтересовался их мнением насчет своих работ и был ошеломлен встречным вопросом: "Как вам удается передавать на картинах такой прекрасный внутренний свет?" Талант художника оценили не только коллеги - буклет его иллюстраций, выпущенный Brown & Bigelow, переиздавался четыре раза и несколько раз признавался самым популярным.
Показать полностью
6
Александр Казанцев — путь советского фантаста
Хотя фантастика пользовалась огромным спросом среди читателей, мало кто из её авторов мог похвастаться всесоюзной известностью. Одним из таких был Александр Казанцев, дебютировавший незадолго до войны и активно публиковавшийся до самого конца века.
Всю свою длинную жизнь он боролся за научно-техническую достоверность и идеологическую выдержанность в фантастике, что сделало его, литературного патриарха, врагом для множества более молодых коллег.
Воплощение мечты
Будущий писатель-фантаст Александр Петрович Казанцев появился на свет 20 августа (2 сентября) 1906 года в степном городке Акмолинск, который ныне стал Астаной, столицей Республики Казахстан. Вероятно, его как отпрыска купеческой семьи ждала бы предпринимательская стезя, однако революционные события и Гражданская война разрушили привычный уклад: семья, потеряв всё нажитое, оказалась в Омске, и Александр был вынужден «искать службу с пайками». Осенью 1919 года, в возрасте тринадцати лет, будущий фантаст поступил на курсы машинописи и стенографии, после окончания которых устроился на работу.
Если бы Казанцев не стал фантастом, он вполне мог бы реализоваться как изобретатель-оружейник
Впрочем, следовало продолжить образование, и через год Казанцев был принят в Механико-строительное техническое училище. Но в 1922 году ушёл с третьего курса, чтобы стать вольнослушателем Томского технологического института. Там он продемонстрировал выдающиеся способности, быстро сдав необходимый экзаменационный минимум. Учёбу будущий писатель совмещал с работой на заводе, а кроме того, активно занимался шахматами, которыми увлекался с детства: победил на межвузовском чемпионате, участвовал в нескончаемых блиц-турнирах. Любовь к шахматам он сохранил до конца жизни.
В январе 1930 года, после окончания института, Казанцев получил должность главного механика Белорецкого металлургического завода, где в полной мере проявился один из его главных талантов — способность к продуктивному изобретательству. Вместе с начальником литейного цеха он построил макет машины для «геллиссоидального литья труб»: металл поступал в крутящуюся литейную форму, затвердевая у стенок. Дальше макета дело не пошло, но саму идею Казанцев позднее использовал в романе «Мол „Северный“» (1952).
«Мол Северный», худ. Константин Арцеулов
Другой проект Казанцева был куда более фантастическим — электромагнитное орудие (сегодня его назвали бы рельсотроном), которое, как считал изобретатель, могло забрасывать снаряды на межконтинентальные расстояния. Отправившись в командировку в Москву, он прихватил с собой небольшую действующую модель, которую продемонстрировал наркому тяжёлой промышленности Серго Орджоникидзе и Михаилу Тухачевскому, в тот период занимавшему должность замнаркома по военным и морским делам. Изобретение молодого инженера произвело сильное впечатление, и специально под проект была организована лаборатория при заводе в подмосковных Подлипках.
Хотя проект быстро встал из-за отсутствия аккумуляторов требуемой мощности, Казанцев свёл знакомство со многими видными специалистами. Один из них предложил молодому инженеру вместе принять участие во Всесоюзном конкурсе научно-фантастических фильмов, который проводила киностудия «Межрабпомфильм». Казанцев придумал сюжет: русский учёный Клёнов изобретает аккумуляторы огромной ёмкости, которые революционно меняют энергетику СССР, а позднее питают гигантское орудие, взрывающее летящую к Земле комету Аренида. В феврале 1936 года были подведены итоги конкурса, на который поступила сотня работ. Вторую премию, в размере шести тысяч рублей, получили авторы «Арениды». За экранизацию взялся режиссёр Константин Эггерт, ранее исполнивший, кстати, роль Тускуба, повелителя Марса, в фильме «Аэлита» (1924), но в феврале 1938-го его арестовали и, обвинив в «шпионаже» и «контрреволюционной деятельности», приговорили к пятнадцати годам лагерей.
«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров
Фильм остался неснятым, но либретто сценария было опубликовано в газетах «За индустриализацию» и «Ленинградская правда», после чего на него обратили внимание. Через много лет Казанцев вспоминал:
Детиздат заинтересовался им. Редакторы Александр Николаевич Абрамов и Кирилл Константинович Андреев предложили мне написать на ту же тему под их руководством роман. Как измерить то легкомыслие или, мягко говоря, лёгкость, с какой их предложение было мной принято! Мог ли я подозревать, какие рифы и айсберги поджидают в этом трудном «плавании»? Мой «кораблик» из исписанной бумаги непременно пошёл бы ко дну, не будь жёсткой творческой требовательности и увлечённой дружеской помощи самоотверженного редактора Кирилла Константиновича Андреева. Просмотрев первое моё писание, он признался, что «никогда в жизни не видел ничего более беспомощного и более обещающего». <…> Помог мне старый девиз «быть отчаянья сильнее», и, проявляя завидную настойчивость, я каждую среду привозил Кириллу Константиновичу написанную по ночам новую главу и настороженными глазами жадно следил за выражением его лица во время чтения. Потом переделывал, переписывал, переосмысливал.
«Пылающий остров», худ. Юрий Макаров
Когда весной 1937 года первый вариант романа был завершён, его публикация столкнулась с совершенно неожиданными трудностями. 15 апреля в газете «Правда» появилась статья 1-го секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева «Антирелигиозная пропаганда и задачи комсомола», в которой сообщалось: «Снова возродились в отдалённых уголках дикие слухи, распускаемые мракобесами, о падении планеты на землю (?!), о „карающем огне“, который вскоре низвергнется с неба, и прочей заведомой чепухе». Издателям стало ясно, что роман придётся отложить до лучших времён, но Казанцев нашёл выход, превратив Арениду в остров, а космический катаклизм — в пожар атмосферы, вызванный безответственным западным учёным.
Так на свет появился роман «Пылающий остров», переиздававшийся потом в разных редакциях более десяти раз (нечастый случай). Первая сокращённая версия печаталась в газете «Пионерская правда» с октября 1940-го по март 1941 года, а полная вышла в «Библиотеке приключений» «Детиздата» — в знаменитом «рамочном» оформлении.
Советский павильон на выставке в Нью-Йорке, 1939
Впрочем, и инженерная карьера Казанцева продолжала развиваться. В апреле 1939 года в Нью-Йорке открывалась Всемирная выставка под лозунгом «Рассвет нового дня» (Dawn of a New Day), и в Москве был объявлен конкурс на машину, автоматически демонстрирующую экспонаты, для советского павильона. Вариант, предложенный Казанцевым, победил на конкурсе, так что он возглавил бригаду по изготовлению машины, а позднее отправился за границу вместе с ней. По итогам поездки он написал пространный очерк «Мир будущего» (1939), в котором не моргнув глазом утверждал, что советское настоящее является тем великолепным будущим, о наступлении которого у себя мечтают рядовые американцы.
Впечатления, полученные в США, Казанцев использовал при создании своего второго романа «Арктический мост», сюжет которого вертелся вокруг грандиозного проекта прокладки через Северный полюс гигантского тоннеля для организации прямого железнодорожного сообщения между СССР и США. Главы из романа с апреля 1941 года начал печатать журнал «Вокруг света», однако публикацию прервала война.
Журнал «Вокруг света» №5, 1941
Призванный в качестве военного инженера 3-го ранга, Казанцев поначалу занимался авторемонтной базой, а потом его осенила идея очередного изобретения —телеуправляемой танкетки, нагруженной взрывчаткой или вооружённой огнемётом. После успешных полигонных испытаний прототипа был организован отдельный институт, который занялся проектом нового оружия, названного «телеторпедой ЭТ-1–27». Достоверно установлено, что его образцы применялись во время боёв на Керченском полуострове и при обороне Ленинграда.
Широкого распространения телеторпеды не получили — дешевле и эффективнее оказалось использовать собак-подрывников. Тем не менее институт продолжал работать, внедряя различные новшества: походные зарядные устройства для радиостанций, неразряжаемые мины и т. п. Интересно, что в том же институте проходили службу ещё два инженера, ставшие известными фантастами: Юрий Долгушин и Вадим Охотников.
Придуманная Казанцевым электронная торпеда ЭТ-1–627 и сейчас экспонируется в Музее Победы в Москве
Пришельцы из космоса
В начале 1945 года Казанцеву присвоили внеочередное звание полковника и отправили в Австрию руководить демонтажем и вывозом оборудования немецких предприятий. К тому времени он окончательно решил, что после войны станет писателем, и доработал «Арктический мост» с учётом текущей ситуации: теперь туннель в США прокладывали, чтобы облегчить поставки по ленд-лизу. Обновлённый вариант опубликовал журнал «Техника — молодёжи».
В поисках новых сюжетов Казанцев обратил внимание на атомную бомбардировку японских городов Хиросима и Нагасаки. Позднее он вспоминал:
…Ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, чёрный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне ещё со студенческой поры, со времён увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
Казанцев предположил, что этот знаменитый метеорит, осколки которого так и не нашли, был искусственным объектом — космическим кораблём инопланетян с атомным двигателем, который 30 июня 1908 года потерпел катастрофу над Центральной Сибирью. Оригинальную гипотезу он изложил в рассказе «Взрыв», который в январе 1946 года напечатал журнал «Вокруг света». При этом фантаст описал пришельца ― чернокожую «шаманку» с сердцем на правой стороне, утверждавшую, что она прилетела с «утренней звезды» (в то время считалось, что на Марсе и Венере возможна жизнь, причём Венера казалась даже предпочтительнее, поскольку обладала плотной атмосферой).
Иллюстрация к рассказу «Взрыв». Журнал «Вокруг света» №1, 1946
Хотя по форме рассказ-гипотеза вполне соответствовал нормам «ближнего прицела», идеологически он выходил за их рамки, ведь в сюжете фигурировали высокоразвитые пришельцы из космоса, а это тогда считалось атрибутом западной фантастики. Кроме того, «Взрыв» привлёк внимание учёных: гипотезу обсудили на заседании Московского отделения астрономического общества, после чего в январе 1948 года в Московском планетарии была поставлена лекция-инсценировка «Загадка Тунгусского метеорита», которая имела немалый успех среди столичных обывателей. Негативно среагировав на «сенсацию», ведущие специалисты по метеоритике через прессу объявили гипотезу «антинаучной». На страницах журнала «Техника —молодёжи» им ответили астрономы, полагавшие, что загадка Тунгусского метеорита далека от разрешения, поэтому допустимо обсуждение любых вариантов его природы.
«Гость из космоса», худ. Юрий Макаров
В то же время появились данные, ставящие под сомнение возможность жизни на Венере, и тогда Казанцев заменил её на Марс, написав рассказ «Гость из космоса» (1951). Учёные снова —и довольно яростно —выступили с опровержением «выдумок», однако Казанцев был уже опытным бойцом литературного фронта и научился облекать спорные идеи в формат, одобряемый партийными пропагандистами.
«Ближний прицел» в его прозе превратился в очерки, построенные на личном опыте. Казанцев рассказывал:
Побывать в Арктике помогли мне сердечная забота и дружеское участие Александра Александровича Фадеева. Он договорился с прославленным полярником и челюскинцем Героем Советского Союза Кренкелем. <…> И сколько же за это время я услышал историй об «обыденном героизме» полярников на самом краю света! Правдивые и удивительные, они переполняли меня. Некоторые легли в основу рассказов.
После арктической командировки Казанцев выпустил два сборника: «Против ветра» (1950) и «Обычный рейс» (1951). Документальные рассказы, вошедшие в них, создавали удобный контекст для обсуждения фантастических идей: от Земли Санникова до Тунгусского метеорита. Трудно спорить с «байкой», изложенной в кают-компании. Казанцев этим беззастенчиво пользовался.
На быте полярников был построен и новый роман «Мол „Северный“» (1952), описывающий очередной масштабный проект — возведение ледяной стены длиной четыре тысячи километров, отгораживающей от Ледовитого океана прибрежную полосу морей. Согласно роману, это должно было обеспечить возможность круглогодичного судоходства. Океанологи всерьёз рассмотрели идею и признали нереалистичной, поскольку автор не учёл влияния холодных придонных течений, которые всё равно заморозили бы многокилометровую «полынью». Казанцев переделал текст, придумав греть течения термоядерным источником энергии, — появились новые версии книги под названиями «Полярная мечта» (1956) и «Подводное солнце» (1970), а также роман-продолжение «Льды возвращаются» (1963–1964).
Чтобы закрепить своё положение в Союзе писателей, Казанцев брался и за более «приземлённую» работу, выпуская сборники очерков о современном сельском хозяйстве: «Машины полей коммунизма» (1953), «Богатыри полей» (1955) и «Земля зовёт» (1957). Как инженер особое внимание он уделял различным изобретениям, облегчающим колхозный труд, а также перспективам их внедрения, что превращало очерки в специфическую футурологию.
Интересы Казанцева, как и подавляющего большинства советских фантастов, резко изменились, когда был опубликован роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды» и запущены первые искусственные спутники Земли.
Писать в духе «ближнего прицела» вышло из моды, главной темой на многие годы стало освоение космоса. Первым делом Казанцев снова доработал свой «Пылающий остров», вставив в него старый рассказ-гипотезу «Взрыв» в качестве пролога, затем появились повести «Планета бурь» (1959) и «Лунная дорога» (1960). Первая из них, посвящённая экспедиции на Венеру, была экранизирована режиссёром Павлом Клушанцевым.
В «Планете бурь» Казанцев озвучил идею, которая надолго стала его «визитной карточкой»: Марс некогда был населён разумными существами; полмиллиона лет назад они открыли межпланетную навигацию, построили колонию на Венере и неоднократно посещали Землю — вероятно, став нашими «прародителями».
По мере получения учёными новых знаний о Солнечной системе Казанцев модифицировал и свою теорию, и свои романы. Когда стало известно, что Марс миллиарды лет был безжизненным миром, фантаст перенёс родину пришельцев на Фаэтон (гипотетическую планету, которая разрушилась, образовав Главный пояс астероидов), а позднее — на планету Солярия из окрестностей Сириуса. При этом Казанцев постепенно вводил в свою палеокосмическую концепцию реальных исторических персонажей, которые так или иначе проявили себя в удобном для её утверждения смысле. Например, в повести «Тайна загадочных знаний» (1986) он писал о непосредственном контакте Сирано де Бержерака с «соляриями» — в общем-то лишь потому, что знаменитый французский поэт некогда выпустил сатирическое сочинение «Иной свет, или Государства и империи Луны».
В японских глиняных статуэтках догу Казанцев совершенно всерьёз усматривал скафандры древних пришельцев («Фаэты», худ. Юрий Макаров)
В джунглях фантастики
«Оттепель», начавшаяся во второй половине 1950-х, способствовала не только появлению новых тем для отечественных фантастов, но и публикации переводов их лучших западных коллег. Казанцев придерживался строгих правил научной фантастики, которая, по его мнению, должна была в первую очередь заниматься популяризацией науки и инженерной деятельности, поэтому воспринял участившееся издание новых переводов практически как вторжение идеологических врагов. В статье «В джунглях фантастики» (1960) он сообщал:
Американские фантасты охотно отзываются на научные гипотезы, иной раз гиперболизируя их, доводя до абсурда, охотно принимают на вооружение термины, рождённые самыми новыми открытиями, но мало интересуются самими открытиями. <…> Фантазия в Америке верно служит реакции. <…> Американская научная фантастика опирается не на мечту, не на направленную светлым желанием фантазию, а на фантазию, переносящую читателя в мир, не похожий на действительность… <…> Наука, её задачи, терминология, гиперболизированные достижения техники привлекаются лишь для завязки умопомрачительных сюжетов и внушения читателю безысходности, обречённости человеческого мира…
Разумеется, врагами Казанцев считал и тех советских молодых авторов, которые заявили о себе в этот период и ориентировались на лучшие образцы мировой фантастики. Неприятие перемен вылилось в серьёзный конфликт с издательством «Молодая гвардия», где Казанцев печатался ранее, после чего он начал отдавать свои новые тексты в «Детгиз» и «Советскую Россию».
Александр Казанцев на вручении премии «Аэлита» в 1981 году
Будучи маститым автором со связями, Казанцев не стеснялся яростно критиковать коллег на различных собраниях, не гнушался и доносительства. Доходило до курьёзов, хотя, конечно, участникам событий было не до смеха. К примеру, выступая в марте 1963-го на расширенном совещании Секции научно-фантастической прозы Союза писателей, Казанцев обрушился на рассказ Генриха Альтова «Полигон „Звёздная река“» (1961), обвинив автора в том, что тот отрицает теорию относительности Эйнштейна, поэтому является «фашистом», ведь именно фашисты всячески угнетали великого физика. Позднее братья Стругацкие описали этот эпизод в повести «Хромая судьба» (1986), выведя Казанцева в качестве достаточно неприятного персонажа под прозвищем «Гнойный Прыщ».
В течение всех этих лет Казанцев — наряду с Ефремовым и своим коллегой по «ближнему прицелу» Владимиром Немцовым — оставался одним из самых влиятельных для литературных чиновников фантастом. Даже в «неурожайные» для фантастики годы его книги исправно продолжали выходить, а в конце 1970-х появилось девятитомное собрание сочинений — по тем временам невообразимая роскошь. А когда в 1981 году уральцы и москвичи «пробивали» первую в стране фантастическую премию «Аэлита», разрешение было получено только с условием, что первым её лауреатом должен стать Александр Казанцев.
Такое собрание в 1970-е годы было немыслимо ни для какого другого фантаста
Сохранившиеся документы доказывают, что за десятилетия мнение Казанцева о том, какую фантастику следует публиковать в СССР, не изменилось ни на йоту. Вот что он писал уже в январе 1984-го, рецензируя сборник Евгения и Любови Лукиных «Ты, и никто другой»:
Главным в научной фантастике было признано создание произведений, которые бы увлекали молодых читателей, прививали им интерес к науке и технике и способствовали бы возрождению интереса молодёжи к техническим втузам, который ослаб за последние годы, нанося урон нам в деле развития научно-технической революции, поскольку во втузы идут всё менее способные и подготовленные молодые люди. Как видим, идеологическая борьба происходит не только между нашим социалистическим лагерем и капиталистическим миром, но и даже внутри нашей страны, в частности, в области научно-фантастической литературы. <…> Нельзя забыть критических завываний недавнего времени апологетов так называемой «философской фантастики» (не обязательно марксистской), где одну из главных скрипок играл «критик» Нудельман, который вещает теперь перед микрофоном радиостанции «Свобода», оказавшись агентом ЦРУ. К сожалению, даже такой орган, как «Литературная газета», не понял сути идеологической диверсии «нудельманов», которые хором кричали о том, что в истинно философской фантастике нужно отказаться от всяких технических побрякушек в стиле «устаревшего Жуля Верна» и прославляли произведения, где в скрытом виде критиковались не только недостатки нашего времени, но и пути, избранные нашим народом для построения коммунизма.
Хотя в своих «литературных доносах» Казанцев виртуозно оперировал примитивной партийной риторикой, в действительности его самого трудно отнести к правоверным коммунистам. Позднее творчество — такие романы, как «Фаэты» (1973), «Сильнее времени» (1973), «Острее шпаги» (1983), «Колокол Солнца» (1984), «Иножитель» (1986), — указывают на определённую склонность Казанцева к эзотерическому космизму, подкреплявшуюся довольно близкой дружбой с Иваном Ефремовым, который, по свидетельству современников, заметно влиял на него, несмотря на то что был моложе. Кстати, именно Казанцев решился обратиться с запросом в Политбюро ЦК КПСС, когда после смерти Ефремова сотрудники КГБ провели обыск квартиры покойного.
Взгляд на советскую фантастику и своё место в ней Казанцев изложил в двухтомнике мемуаров
С распадом Советского Союза Казанцев потерял всякое влияние на литературный процесс, но продолжал упорно работать в выбранном когда-то направлении, издав романы «Альсино» (1992), «Озарения Нострадамуса» (1996), «Иномиры» (1997), «Спустя тысячелетие» (1997), «Ступени Нострадамуса» (2000), а также двухтомную книгу мемуаров «Фантаст» (2001). Он умер в возрасте девяносто шести лет, пережив многих друзей и врагов.
* * *
Биография Александра Петровича Казанцева уникальна, но при этом может служить примером типичной судьбы советского фантаста, который был вынужден усмирять полёт воображения и скрывать оригинальные мысли ради следования установкам государственной идеологии и, что печальнее, яростно требовал того же самого от других. При этом непримиримая борьба Казанцева за фантастику, которая «должна звать молодёжь во втузы», вызвала обратный эффект: на долгие годы научно-техническая достоверность в повествовании стала выглядеть частью тоталитарной архаики и потеряла ценность и для читателей, и для новых поколений писателей, пробующих свои силы в жанре.
Автор текста: Антон Первушин
Источник: fanfanews
Показать полностью
16
1
Британская школа кинохоррора — от 1930-х до наших дней
Мы продолжаем историю развития хоррора. Наш прошлый текст вы можете считать общим введением в тему, а этим материалом мы открываем цикл статей о конкретных проявлениях жанра в разных странах.
Хоррор-кинематограф хоть и интернационален по своему охвату, но возник и долгое время развивался преимущественно на почве национальных фобий, страхов и мифологий. В результате на протяжении ХХ века возник целый ряд своеобразных «школ» хоррора, имеющих свои собственные жанровые вариации, любимые сюжеты и, конечно, любимые пугалки.
Кому-то, вероятно, это покажется неожиданным (особенно при взгляде на сегодняшние киноафиши), но традиция хоррора живет и развивается далеко не только на родине Фредди Крюгера или в стране «маленьких мертвых девочек» по другую сторону Тихого океана. Хоррор зародился в Европе, и начнем мы с европейских стран, конкретно — с той страны, которая долгое время носила титул «второй сверхдержавы жанра», Великобритании.
Кто пугал?
К моменту возникновения немого кино Великобритания имела длинную, идущую по меньшей мере от XVIII века, традицию изображения страшного и отвратительного в искусстве, которая к началу ХХ века как раз находилась на очередном витке популярности. Именно в Великобритании были написаны ключевые для жанра тексты: романы «Франкенштейн» (1818) и «Дракула» (1897), давшие жизнь многочисленным кинематографическим потомкам. Так что потенциал у британцев был, и немалый, хотя в качестве самостоятельной величины британский хоррор оформился только во второй половине ХХ столетия.
До этого фильмы ужасов в Великобритании, конечно, снимались, но доминировали в жанре американцы, с их большими бюджетами и голливудскими звездами. Зато после Второй мировой войны, когда в США набрала популярность научная фантастика, жители Британских островов не позволили жанру исчезнуть, дав ему второе дыхание в Старом Свете. Главным организатором выступила компания Hammer Studios, выпустившая в середине 1950-х два фильма о давно позабытых в Америке чудовищах — монстре Франкенштейна («Проклятие Франкенштейна») и графе Дракуле («Ужас Дракулы»).
Питер Кушинг — одна из двух главных звезд британского хоррора, имя которого неразрывно связано с образами доктора Франкенштейна и Ван Хельсинга. Но большинству современных зрителей Кушинг знаком по небольшой роли в IV эпизоде «Звездных Войн»
С этого времени Великобритания превратилась в одного из главных поставщиков хоррора на мировой (в том числе американский) рынок: «Hammer» и ее многочисленные подражатели усердно клепали пачки фильмов о вампирах, оборотнях, маньяках и прочих интересных персонажах. Так продолжалось до начала 1970-х.
Сэр Кристофер Ли — большой друг Питера Кушинга, и, по мнению многих, величайший граф Дракула всех времен и народов. Ветеран жанра, сыгравший в бесчисленном количестве фильмов, и ставший фирменной звездой Hammer. Как и его друг, Ли успел сняться в «Звездных Войнах» (правда, в других эпизодах) и даже в советско-шведском фэнтези конца 1980-х «Мио мой Мио»
К концу 1960-х — началу 1970-х, однако, популярность хоррора в Великобритании пошла на спад, ключевые студии либо обанкротились, либо переквалифицировались под новые нужды рынка, и жанр впал в состояние анабиоза. Приблизительно до конца столетия он так и дремал, лишь изредка просыпаясь и даря зрителям пару-тройку знаковых картин (о которых мы еще скажем ниже). Но в начале 2000-х жанр реанимировал Дэнни Бойл, снявший «28 дней спустя» — и с тех пор британский хоррор регулярно выдает на мировые экраны пару-тройку хороших фильмов в год. В начале 2010-х случилось еще одно знаковое событие: знаменитая Hammer Studios восстала из пепла, а первым ее фильмом стала «Женщина в черном» — настоящее «письмо любви» классическим готическим страшилкам про «черную даму», популярным сто лет назад.
Чем пугают?
Великобритания, как известно, страна традиций — и в хорроре британцы тщательно блюдут традиционные образцы. Если вампиры — то обязательно в Трансильвании, в замке, с демоническим блеском в глазах и всеми полагающимися атрибутами. Именно автор «Дракулы» Брэм Стокер создал традицию селить вампиров где-то в Восточной Европе, сделав местом действия своего романа Трансильванию — край цивилизованного мира в тогдашнем массовом сознании. То есть, в большей части знаменитых хорроров 1950-х и 1960-х («золотая эра» британских фильмов ужасов) все очень старомодно — в самом лучшем смысле этого слова.
В отличие от американцев, в то время начавших баловаться с грайндхаусами и кишковырывательством, британцы пугают не столько количеством крови и внутренностей, сколько атмосферой и общим сеттингом (на что также работает актерская игра). Что до сюжетов, то они тоже, в массе своей, традиционны: в ассортименте истории про графа Дракулу, монстра Франкенштейна, Мумию (у последнего персонажа, правда, картин было поменьше, потому что сеттинг очень специфический).
Бывали, конечно, выдающиеся исключения («Восставший из ада», например, претендовавший на нечто большее, чем пересказ всем известных страшных историй, или «Плетеный человек», переснятый в Голливуде), но типичный британский хоррор ХХ века — это все же что-то про вампиров, ведьм или Франкенштейна.
В новом столетии традиции, впрочем, переменились: вышел целый ряд примечательных лент, в которых главное зло носит подчеркнуто человеческий, а не сверхъестественный характер. При этом бросается в глаза, что довольно большое число лент так или иначе имеют социальный аспект, то есть ужас в них воплощен даже не столько в абстрактных «злодеях», сколько в очень реальных персонажах и ситуациях («Райское озеро», «Дикость», «Двойка»). На этом фоне истории с элементами сверхъестественного («Спуск», «Крип», «Псы-воины») сравнительно редки, хотя не менее интересны.
British Horror Festival — пожалуй, главное событие в хоррор-кинематографе Великобритании. Проходит ежегодно (в 2015-м запланирован на октябрь), и представляет собой аналог «Оскара» для британских хоррормейкеров
Главные люди
Теренс Фишер
Самый известный хоррормейкер времен расцвета британской школы. В контексте наших интересов стоит помнить Фишера за то, что он был режиссером огромного числа хитовых фильмов ужасов конца 1950-х и начала 1960-х. В частности, режиссировал почти все классические хаммеровские хорроры: помимо упомянутых выше, отметим хотя бы «Мумию», «Собаку Баскервилей» (очень вольный пересказ истории про Шерлока Холмса, легким движением рук сценариста превращающийся в готический хоррор)
Клайв Баркер
Самый известный из ныне живущих деятелей, подаривший нам «Восставших из ада» (и в виде книги, и в виде фильма), а также написавший сценарии к целому ряду заметных картин («Кэндимэн», «Повелитель иллюзий», «Полуночный экспресс»)
Кристофер Смит
Британец, звезда которого взошла в середине 2000-х, после выхода дебютной картины «Крип». В главной роли там засветилась Франка Потенте — бегущая Лола из одноименного фильма. Затем последовали более комедийная «Изоляция», в которой британский офисный планктон бегает по восточноевропейским лесам от спятившего русского спецназа, хоррор-вариация «Дня сурка» «Треугольник» и «Черная Смерть», снятая в средневековом сеттинге времен буйства чумы.
Нил Маршалл
Плодовитый представитель британского хоррора, известный не только фильмами, но и работой в жанрово близких сериалах (в частности, над «Игрой престолов», «Черными парусами», «Константином» и «Ганнибалом»). Из его работ в кинохорроре отметим «Спуск» и «Псов-воинов» (интересующиеся могут также ознакомиться с «Судным днем», который представляет собой гибрид «Безумного Макса» и «Побега из Нью-Йорка»).
Майкл Джей Бассет
У этого режиссера, в отличие от прочих, карьера не столь плавная, однако свой вклад в развитие британской школы хоррора он внес. В частности, на его счету такие фильмы как «На страже смерти» (мистический хоррор, сюжет которого разворачивается во время Первой мировой), «Дикость», сиквел «Сайлент Хилла», и «Соломон Кейн».
Автор текста: Дмитрий Соколов
Источник: https://disgustingmen.com/kino/british-horror-history
Показать полностью
12
Тоскующий Чебурашка и другие картины Рустама Гайнутдинова
Постмодернизм, абстракция, наивное искусство, кубизм, сюрреализм — коктейль из множества измов перемешивает в своём творчестве художник и режиссёр из Набережных Челнов Рустам Гайнутдинов.
Источник: https://vk.com/realarto
Показать полностью
16
1
Мягкая научная фантастика — разговор по душам
Познание пребывает в голове, чувства — в сердце, желания же — в животе.
Платон
Говоря о кризисе научной фантастики, многие имеют в виду отсутствие новых идей, похожесть воображаемых миров, повторяемость сюжетных ситуаций. Однако, помимо оригинальных научных гипотез и технических подробностей, есть еще человеческая душа. Именно ее терзаниям, как правило, и посвящена «мягкая» научная фантастика. Впрочем, на одной душе свет клином не сошелся.
Отечественное фантастиковедение многие десятилетия развивалось обособленно от западного, прежде всего англоязычного. Один из результатов такой изоляции — путаница в терминологии. Широко известные в англоязычном мире термины у нас частенько употребляются несколько в ином контексте. Наряду с космической оперой и фэнтези одно из таких спорных понятий — «мягкая» научная фантастика.
О зарождении фантастической терминологии впору писать настоящий триллер. Сплошь и рядом дело обстоит так: десятилетиями писатели сочиняют книжки, которыми самозабвенно зачитывается масса людей, и все довольны. А потом какой-нибудь въедливый критик задается вопросом: а чего это они тут пишут? И придумывает название позаковыристее. Не каждое из них войдет в обиход, но шанс закрепиться в истории имеется у всех...
Термин soft science fiction («мягкая» НФ) впервые употребил в 1978 году американский критик Джордж Элрик. У нас часто поясняют, что «мягкая» — значит гуманитарная, сосредоточенная не на науке с техникой, а на процессах, происходящих в человеческой душе. Однако на Западе «мягкую» НФ понимают не только как своеобразное противопоставление «твердой», но и как фантастику, посвященную гуманитарным и общественным наукам вроде социологии, антропологии, экономики, лингвистики.
ДВЕРЬ В ЛЕТО
Одним из зачинателей «мягкой» НФ с полным правом можно назвать классика американской и мировой фантастики Роберта Хайнлайна. Многие книги Хайнлайна, при всей их научности, обращаются не к разуму, а к сердцу читателя. Его роман «Двойная звезда» за острой интригой НФ-триллера скрывает историю нравственного перерождения себялюбивого актера. Тот вынужден играть роль идеалистически настроенного политика — и маска постепенно становится лицом. Еще более «человечен» лирический роман «Дверь в лето» — пожалуй, наиболее примечательная фантастическая книга ранней НФ, повествующая о любви: чтобы быть вместе, ее герои преодолевают время. И наконец, «Чужак в чужой стране» с его ярко выраженной гуманистически-философской направленностью. Сравните романы Хайнлайна с произведениями многих его современников — разница видна невооруженным глазом...
Конечно, был и Рэй Брэдбери, чей цикл рассказов «Марсианские хроники» появился еще в начале 1950-х. Однако его мрачновато-поэтичные произведения поначалу находились как бы вне общего русла научной фантастики, американский фэндом фактически игнорировал их. Влияние Брэдбери на развитие НФ долгое время было незначительным (за исключением антиутопии): неспроста значимые фантастические премии появились у писателя лишь в 1980-х. Так что именно Хайнлайн приоткрыл дверь настоящему потоку «мягкой» НФ, которая в 1960-х запросто уложила на лопатки традиционную «твердую». «Мягкая» фантастика послужила питательной средой для зарождения сначала «новой волны», а затем и киберпанка, которые обычно рассматриваются как пограничные области «гуманистической» ветви НФ.
Одна из жемчужин «мягкой» НФ — творчество американского писателя Клиффорда Саймака. Главная тема его книг — контакт между цивилизациями, при котором физические или культурные различия сводятся на нет духовно-нравственной общностью. Герой романа «Пересадочная станция», получив от инопланетян бессмертие, становится тайным смотрителем межгалактического вокзала. Смысл его существования — мечта о вступлении человечества в Галактическую федерацию, хотя, увы, люди не слишком стремятся к самосовершенствованию, без которого подлинное единение с Вселенной недостижимо. В любопытный контакт с параллельным миром разумной флоры вступает герой романа «Все живое...». Впрочем, Контакт может нести в себе и серьезную опасность: наличие интеллекта вовсе не подразумевает нравственного совершенства («Почти как люди» и «Заповедник гоблинов»). Бывает, что за прогресс надо сражаться, быть готовым к жертвам и потерям — это сполна испытывают персонажи романа «Что может быть проще времени?».
Еще один столп эпохи становления «мягкой» НФ — Урсула Ле Гуин, чья Галактическая Лига в романах Хайнского цикла построена на принципах гуманизма и высокой этики. Это значительно отличает ее от традиционных звездных империй и союзов, которые обычно носят централизованный торгово-технократический характер. Правящий аппарат Лиги-Экумены координирует развитие цивилизаций, сознательно отказавшись от насильственных действий и основываясь на принципе взаимодействия психологии, философии, культуры отдельных индивидуумов. В этом цикле особенно стоит выделить блестящий роман «Левая рука Тьмы», герой которого — посол Лиги на застывшей в своем развитии заснеженной планете Гетен. Роман во многом революционный, и не только в духовно-философском плане. Ле Гуин удалось создать реалистичную картину странной андрогинной цивилизации, которая непосвященному наблюдателю кажется царством косности и жестоких инстинктов. Но постепенно герою с помощью ищущего перемен аборигена удается нащупать точки соприкосновения двух различных культур.
Среди фантастических произведений, нацеленных на процессы, которые происходят внутри личности, стоит также отметить эпопею Орсона Скотта Карда о гениальном полководце Эндрю Виггине по прозвищу Эндер. Особо выделяются два начальных романа — «Игра Эндера» и «Голос Тех, кого Нет». Первая книга жестко и без прикрас повествует о взрослении ребенка, обладающего выдающимися способностями. А «Голос...» вообще можно назвать одним из самых значительных романов НФ за всю ее историю. За проблемой контакта с иными цивилизациями здесь скрывается потрясающий по силе рассказ о взаимодействии различных культур, о том, какой трагедией может обернуться нежелание посмотреть на вещи глазами другого человека. В современном мире эта проблема с каждым годом становится все актуальнее...
Большую популярность обрел многомерный цикл космической оперы Лоис Макмастер Буджолд, в центре которого — судьба еще одного военного гения, его родных и близких. Особенность Майлза Форкосигана в том, что он — калека, родившийся на военизированной планете, где издавна принято презирать слабаков. Поэтому герою раз за разом приходится доказывать себе и всему миру, что, несмотря на увечья, он может дать фору любому. Барраярская сага Буджолд — во многом уникальное явление. Используя приемы, почерпнутые из различных видов литературы, писательнице удалось создать целую галерею ярких, запоминающихся персонажей, чьи переживания заставляют читателя привязаться к ним всем сердцем.
Среди книг западной «мягкой» НФ немало выдающихся произведений: циклы «Дюна» Фрэнка Герберта, «Книга Нового Солнца» Джина Вулфа, «Маджипур» Роберта Сильверберга, «Гиперион» Дэна Симмонса, романы «Снежная королева» Джоан Виндж, «Почтальон» Дэвида Брина, «Корабль, который пел» Энн Маккефри, книги Спайдера Робинсона, Зенны Хендерсон, Конни Уиллис, Джулии Чернеды и многих других.
И конечно, нельзя не отметить вклад советской фантастики, которая самим временем оказалась нацелена на декларируемый гуманизм. Сказались и традиции русской классической прозы, издавна внимательной к внутренним переживаниям человека. Творчество большинства советских фантастов, чей дебют состоялся на рубеже 1960-х, можно причислить к «мягкой» НФ. Хотя, конечно, вне конкуренции здесь Аркадий и Борис Стругацкие. За исключением самых ранних произведений, все их творчество, начиная с повести «Попытка к бегству», обращено к внутреннему миру человека — его нравственным и психологическим переживаниям, битвам с собственным эгоизмом и равнодушием.
Десять книг «мягкой» НФ
Роберт Хайнлайн «Дверь в лето»
Клиффорд Саймак «Пересадочная станция»
Урсула Ле Гуин «Левая рука Тьмы»
Орсон Скотт Кард «Голос Тех, кого Нет»
Дэн Симмонс «Гиперион»
Джоан Виндж «Снежная королева»
Аркадий и Борис Стругацкие, цикл о Максиме Камеррере
Пол Андерсон «Челн на миллион лет»
Роджер Желязны «Мастер снов»
Филип Дик «Убик»
ЗАПОВЕДНИК ДЛЯ ГУМАНИТАРИЕВ
«Мягкая» научная фантастика — термин довольно расплывчатый, что признают и западные фантастоведы. Поэтому все чаще к ней принято причислять книги, авторы которых берут за основу фантастическое отображение общественно-научных идей — в противовес естественнонаучной «твердой» НФ. Совершим небольшую экскурсию в этот гуманитарный заповедник.
Известный американский фантаст Майкл Бишоп активно использует антропологические идеи. Особенно выделяются романы «Нет врага, кроме времени» и «Дни древ него». Герой первой книги обнаруживает в себе родовую память, позволявшую мысленно путешествовать в древнейшую Африку. Во второй показано появление в современной Америке живого австралопитека. Любопытный взгляд на природу человека представлен в романе Нэнси Кресс «Свет чужого солнца», где в роли исследователей выступают инопланетяне, изучающие людей, оказавшихся в межзвездной тюрьме. Большую популярность обрел осыпанный премиями роман Джоан Виндж «Снежная королева» — своеобразная НФ-переделка сказки Андерсена на основе антропологических идей, почерпнутых из книги Роберта Грейвза «Белая богиня». Отдали дань антропологии в своих произведениях Джек Вэнс, Урсула Ле Гуин, Иэн Уотсон, Роберт Сильверберг, Дэйв Лэнгфорд.
Традиционно вниманием фантастов пользуются экологические проблемы: многие западные интеллектуалы привержены «зеленой» идеологии. И их можно понять — взгляните за окно, где человечество год за годом тупо изничтожает собственную среду обита ния... Иногда фантасты пользуются эзоповым языком, акцентируя внимание на экологии далеких планет: романы Джона Бойда «Опылители Эдема» (1969), Нила Баррета «Высокий лес» (1972), некоторые произведения Уильяма Тенна, Клиффорда Саймака, Джеймса Шмица, Брайана Олдисса, Ричарда Маккена. Значительное внимание экологии уделил британец Майкл Коуни («Бронтомех!», «Сизигия», «Здравствуй, лето, и прощай»). Экологической колонизации иной планеты посвящена марсианская трилогия Кима Стэнли Робинсона. А вот Джон Кристофер в знаменитом романе «Смерть травы» (1956) показывает гибельные для цивилизации последствия умирания флоры. Большое внимание построению сложной экосистемы уделяет в знаменитой серии «Дюна» Фрэнк Герберт.
Деньги — один из главных двигателей человеческих взаимоотношений. Неудивительно, что экономическая наука не осталась без пристального внимания фантастов. Без попыток разобраться во внутренних пружинах экономики не обходилось практически ни одно сочинение утопистов и антиутопистов. Особо стоит отметить знаменитый роман Эйн Рэнд «Атлант расправляет плечи» (1957) — конспирологический триллер, социальная драма и экономический трактат под одной обложкой. Не раз героями НФ-произведений становились бизнесмены: «Человек, который продал Луну» Роберта Хайнлайна, «Торговцы космосом» Фредерика Пола и Сирила Корнблата, «Инсайдер» Юлии Латыниной, циклы «Звездные торговцы» Пола Андерсона и «Астероидные войны» Бена Бовы. Правда, обычно помешанные на «баблосе» обыватели и торгаши выступают персонажами сатирическими: «Миллионы Пандоры» Джорджа О. Смита, «Чума Мидаса» Фредерика Пола, «Адский тротуар» Дэймона Найта.
Огромен пласт НФ, посвященной социологии и смежным научным дисциплинам. Кроме утопии с антиутопией, сюда относятся многочисленные произведения, авторы которых пытаются моделировать развитие общества или посмотреть на него под различным углом. В НФ существуют целые школы, например, либертарианцев, технократов, либералов или феминисток, о которых запросто можно писать отдельные статьи. Пол Андерсон, Роберт Хайнлайн, Джерри Пурнелл, Дэн Симмонс, Ларри Нивен, братья Стругацкие, Иван Ефремов, Иэн Бэнкс, Маргарет Этвуд, Шерри Теппер, Айзек Азимов, Майк Резник — кто только не пытался моделировать развитие общества, опираясь на различные идеологические системы!
Если одним из важнейших компонентов «мягкой» НФ становятся человеческие переживания, то здесь никак не обойтись без психологии или этики. Классическим психологическим триллером с элементами НФ считается «Страх» Л. Рона Хаббарда (1957). Герой романа Роджера Желязны «Мастер снов» (1965) — анализирующий сновидения психиатр, который, используя особую ментальную технику, вторгается в человеческие кошмары, пытаясь исцелить пациентов. Многочисленные герои книг Филипа Дика неспособны отличить реальный мир от сконструированного некими высшими силами иллюзии (ау, Матрица!). А вот Айзек Азимов придумал целую науку — робопсихологию. Действительно, почему бы искусственному интеллекту не страдать от этических и нравственных проблем, свойственных людям? Разум объединяет нас — хотя бы в сомнениях и комплексах...
* * *
Ныне «мягкая» НФ повсюду. После революции «новой волны» в англоязычной НФ практически любое произведение, за исключением откровенного коммерческого трэша, вынужденно акцентировать внимание на внутренних человеческих переживаниях и волнующих личность проблемах. Иначе читатели просто не поймут...
Автор текста: Борис Невский
Источник: Мир фантастики №51 (ноябрь 2007)
Показать полностью
14