В другом конце зала, за столиком у окна, женщина средних лет в неприметном сером костюме поправила оправу очков с встроенной камерой. Марина Строгова, законная жена Павла, еле заметно усмехнулась. Пятнадцать лет... Надо же, она думала, роману мужа от силы года три-четыре.

"Спасибо, Алиночка, – подумала Марина, – за такое чистосердечное признание. Прямо в кадр".

— Ты же понимаешь, что всё не так просто, – Павел достал платок, промокая выступившую на лбу испарину. – Есть бизнес, репутация...

— Плевать я хотела на твою репутацию! – Алина со стуком поставила чашку с остывшим капучино. – Знаешь, сколько молодых, успешных готовы быть со мной? Да любой на твоём месте...

— Вот и шла бы к любому, – пробурчал Павел.

— Что?! – её глаза опасно сузились.

— Ничего. Слушай, давай встретимся завтра. Я всё обдумаю...

— Нет уж, хватит! – Алина достала телефон. – Либо прямо сейчас звонишь своей мымре и говоришь, что подаёшь на развод, либо... – она многозначительно улыбнулась. – Либо очень многие узнают интересные подробности о твоих махинациях с налогами. Думаешь, я зря все эти годы копила компромат?

Марина едва сдержала смешок. "Мымра значит... Что ж, детка, игра началась".

Павел побледнел, его холёное лицо вдруг осунулось, став похожим на посмертную маску.

— Ты... ты не посмеешь.

— Спорим? – Алина поднялась, накидывая на плечи брендовую шубку. – Даю тебе сутки, Паша. Или развод – или твоя репутация, бизнес и, возможно, свобода. Решай.

Цокот её каблуков эхом разнёсся по притихшему залу. Павел обхватил голову руками, не замечая, как по скатерти расплывается пятно от опрокинутой чашки.

Марина дождалась, пока муж тоже уйдёт, и только потом сняла очки. Руки чуть подрагивали – не от страха, от азарта. Кто бы мог подумать, что примерная жена и мать, преподаватель фортепиано, способна на такое... Она достала телефон.

— Витя? Да, всё записала. Теперь твоя очередь. Проверь, что там с налогами у нашего Паши... Что? Нет, его пока не трогай, пусть помучается. Помнишь, как он тебя кинул в девяностых? Пришло время платить по счетам.

Домой Марина вернулась поздно. Прошлась пешком, проветрила голову. В прихожей столкнулась с сыном.

— Мам, ты чего так поздно? – Кирилл удивлённо приподнял брови. – Уроки же до семи.

— А, да... Задержалась с одной ученицей, – Марина мягко улыбнулась, потрепав сына по вихрастой макушке. – Очень способная девочка, загляденье просто.

— Ага, – он пожал плечами. – Папы ещё нет?

— Работает допоздна, – она принялась разбирать сумку, пряча очки в потайной карман. – Ты ужинал?

— Не, думал с вами...

— Давай разогрею. Расскажешь, как дела в универе.

На кухне, помешивая разогревающийся борщ, Марина поймала своё отражение в тёмном окне. Женщина в отражении улыбалась – как-то по-новому, незнакомо. Хищно.

Звонок телефона заставил вздрогнуть.

— Да, мам?

— Мариночка, – голос Анны Михайловны звучал встревоженно. – Ну как, сделала?

— Да, – она убавила огонь под кастрюлей. – Всё записала. Знаешь, она его шантажирует! Представляешь, пятнадцать лет... А я-то думала, чего он всё время задерживается, командировки эти бесконечные...

— Пятнадцать?! – мать ахнула. – Погоди, так это получается... Когда Кирюше было четыре?!

— Именно, – Марина достала тарелки. – Мам, я потом перезвоню, ладно? Сын голодный.

— Конечно-конечно... Береги себя, девочка.

Ужинали молча. Кирилл что-то строчил в телефоне, изредка хмыкая. Марина думала о своём. Пятнадцать лет... Почти половина их брака. Она вспомнила их свадьбу, счастливое лицо Павла, его клятвы в вечной любви. Где всё это теперь?

— Мам, ты какая-то странная сегодня, – Кирилл оторвался от телефона. – Что-то случилось?

— Нет, солнышко, – она через силу улыбнулась. – Просто устала. Знаешь, давай в выходные съездим к бабушке? Давно не были.

— Ага, можно, – он снова уткнулся в экран. – Только папу тоже позовём?

Марина закусила губу. Если всё пойдёт по плану, в выходные папе будет не до поездок.

Павел заявился за полночь. Судя по запаху виски, в "Белладонне" он не задержался – поехал в бар. Марина лежала в темноте, слушая, как он шумно умывается в ванной, чертыхается, роняя что-то.

— Мариш, ты спишь? – он приоткрыл дверь спальни.

— Уже нет, – она приподнялась на локте. – Что так поздно?

— Да работы навалилось... – он плюхнулся на кровать, не раздеваясь. – Слушай... Нам надо поговорить.

"Началось", – подумала она.

— Конечно, дорогой. Может, всё-таки разденешься? От тебя перегаром несёт.

— А... да, сейчас, – он неуклюже стянул пиджак. – Понимаешь... В общем... Я тут подумал...

— О чём? – она включила ночник, с интересом разглядывая мужа.

Павел сидел на краю кровати – помятый, расхристанный, совсем не похожий на того уверенного бизнесмена, каким был ещё утром. Таким она его ещё не видела.

— Может... может нам отдохнуть друг от друга? – выпалил он. – Ну, знаешь... пожить отдельно...

— Зачем? – она приподняла брови.

— Ну... – он замялся. – Мы как-то... остыли... Рутина...

— Пятнадцать лет рутины? – спросила она тихо.

Он дёрнулся, как от удара:
— Что?..

— Ничего, милый, – Марина откинулась на подушки. – Знаешь, ты прав. Нам действительно нужно отдохнуть друг от друга. Только давай обсудим это завтра? У меня голова болит.

Павел с облегчением кивнул – разговор явно пошёл не так, как он планировал. Рухнул на свою половину кровати, не раздеваясь.

Марина лежала в темноте, слушая его похрапывание. Интересно, что бы он сказал, узнав, что его благоверная уже полгода ведёт своё расследование? Что каждый его шаг известен ей?

Засыпая, она думала о том, что чувствует не боль или обиду – азарт. Охотничий азарт. И пусть завтра Павел побежит к своей Алине с "хорошими новостями" – это только начало игры. Игры, правила которой знает только она.

***

Утро началось с привычного "Ушёл на работу, буду поздно". Марина скомкала записку, которую муж оставил на кухонном столе. Усмехнулась – надо же, даже в такой момент не забывает про свои маленькие ритуалы.

Она достала ноутбук, открыла файл с записью вчерашней встречи. На экране Алина картинно закатывала глаза, угрожая её мужу. "Махинации с налогами..." – интересный поворот.

— Витя? Доброе утро. Посмотрел? – Марина прижала телефон плечом, разливая кофе. – Вот как... А если копнуть глубже? Ясно... Значит, увела не только мужа, но и часть бизнеса? Хитро устроилась...

В дверь позвонили. На пороге стояла Анна Михайловна с пакетом пирожков.

— Мам, ты чего не предупредила?

— А что, надо? – мать решительно прошла на кухню. – Я же вижу – ты там себе уже невесть что напридумывала. Одна сидишь, варишься...

— Я не одна, – Марина кивнула на ноутбук. – У меня тут целое реалити-шоу.

— Господи, Мариша! – Анна Михайловна всплеснула руками. – Ты же преподаватель музыки, а не этот... как его... частный детектив!

— Была преподавателем, – она отхлебнула кофе. – А теперь... Знаешь, мам, я как будто проснулась. Пятнадцать лет спала и вдруг – бах! – открыла глаза.

— И что увидела?

— Что я сильнее, чем думала, – Марина улыбнулась. – Умнее. И что пора преподать кое-кому урок.

Телефон разразился трелью – звонил Павел.

— Да, дорогой?

— Мариш... – голос мужа звучал неуверенно. – Помнишь, мы вчера говорили...

— О раздельном проживании? – она подмигнула матери. – Конечно, помню.

— Может, обсудим это... за ужином?

— Прости, милый, сегодня не могу. У меня урок с новой ученицей.

На том конце повисла пауза.

— С какой ещё ученицей?

— О, это очень интересная девушка, – Марина откинулась на стуле. – Алина её зовут. Представляешь, оказывается, у неё потрясающие способности. Особенно к драматическим произведениям...

Павел издал какой-то сдавленный звук.

— Что... что ты сказала?

— Алина Ветрова, – она чётко произнесла каждый слог. – Квартира 56, дом 12 по Липовой аллее. Или ты думал, я не знаю, куда возишь мои букеты с годовщин?

В трубке раздались гудки.

— Мариночка... – мать испуганно смотрела на дочь. – Что ты делаешь?

— Восстанавливаю справедливость, – она открыла сообщение от Виктора. – О! А вот и первые результаты проверки. Смотри-ка, наша птичка успела вывести через подставные фирмы почти десять миллионов. Умная девочка... Только не учла, что я тоже не дура.

Телефон снова зазвонил – высветился незнакомый номер.

— Слушаю.

— Ты... – голос Алины дрожал от ярости. – Ты что о себе возомнила?!

— Здравствуй, Алиночка, – Марина включила запись. – Рада наконец-то поговорить лично.

— Да как ты...

— Спокойно, детка. Истерика портит цвет лица, а тебе в твои тридцать пять пора уже думать о морщинках.

— Что тебе нужно? – процедила любовница мужа.

— Поговорить. Встретимся? Только на этот раз без Паши. Женский разговор.

— С какой стати...

— С такой, что у меня есть кое-что интересное. Например, документы о том, как ты выводила деньги из фирмы мужа. Знаешь, сколько это тянет по статье?

Алина замолчала.

— Через час в "Белладонне"? – предложила Марина. – И да, принеси с собой флешку с компроматом на Пашу. Оригинал, не копию – я проверю.

— Ты... ты блефуешь!

— Хочешь проверить? – Марина усмехнулась. – Рискни.

Выключив телефон, она повернулась к матери:
— Вот теперь начинается самое интересное.

— Доченька, – Анна Михайловна покачала головой. – Ты ведь не делала ничего... противозаконного?

— Я? – она рассмеялась. – Нет, что ты. Я только смотрю и записываю. Люди сами раскрывают свои тайны – надо только создать подходящие условия.

В дверь снова позвонили. На пороге стоял взъерошенный Павел.

— Нам надо поговорить!

— Проходи, – Марина посторонилась. – Мама как раз пирожков принесла.

— К чёрту пирожки! – он ворвался в квартиру. – Что это за игры?!

— Игры? – она приподняла брови. – По-моему, это ты у нас любитель поиграть. Пятнадцать лет – солидный стаж.

— Откуда... – он осёкся, заметив Анну Михайловну. – Тёща... здрасьте.

— Здравствуй, Паша, – та поджала губы. – Что, допрыгался?

***

В "Белладонне" было непривычно тихо. Марина сидела за тем же столиком, где вчера Алина ставила ультиматум её мужу. Забавно, как меняется жизнь за двадцать четыре часа.

Алина влетела в кафе, как маленькое торнадо – волосы растрёпаны, глаза горят, губы дрожат.

— Ну и где? Где твои документы? – она плюхнулась напротив, вызывающе вскинув подбородок.

— Для начала – флешка, – Марина спокойно помешивала чай.

— С чего ты взяла...

— Алиночка, – она подняла взгляд. – Давай без этого. Я устала, ты устала. Просто закончим всё здесь и сейчас.

С улицы донёсся визг тормозов – у входа резко затормозила машина Павла.

— А вот и главный герой, – усмехнулась Марина. – Точный, как швейцарские часы.

Павел ворвался в зал, на ходу сдирая шарф:
— Так, всё, хватит! Что за цирк вы устроили?!

— Присядь, дорогой, – Марина кивнула на свободный стул. – У нас тут... семейный совет.

— Какой, к чёрту, совет?! – он навис над столиком. – Ты что творишь? Звонишь Алине, угрожаешь...

— Я? – Марина картинно удивилась. – По-моему, это не я вчера угрожала тебе налоговой проверкой. Правда, Алиночка?

Алина побледнела:
— Ты... ты не могла этого слышать.

— Могла, – Марина достала телефон. – Хочешь посмотреть? Отличное качество записи, между прочим. Особенно момент про "мымру" удался.

— Ты следила за мной?! – Павел грохнул кулаком по столу.

— А ты изменял мне. Пятнадцать лет, – она пожала плечами. – Считай это... восстановлением баланса.

Официантка испуганно замерла с подносом у соседнего столика. Марина приветливо ей улыбнулась:
— Извините за шум. Ещё чайник зелёного, пожалуйста.

— Какого чёрта тебе нужно? – процедила Алина.

— Всего лишь правда, – Марина достала папку. – Вот, например, правда о том, как ты выводила деньги из компании Паши. Или правда о твоих угрозах. Или...

— Это всё ложь! – Алина вскочила. – Паша, не слушай её! Она всё придумала!

— Да? – Марина открыла папку. – Тогда откуда у меня выписки со счетов? Договоры? Даты, суммы... Виктор был очень тщателен в проверке.

— Витька?! – Павел побелел. – Ты работаешь с Витькой?!

— Он хороший друг. И, в отличие от некоторых, умеет хранить верность.

Алина схватила сумочку:
— Я не обязана это слушать!

— Стоять, – голос Марины хлестнул, как кнут. – Флешка. Сейчас же.

Их взгляды скрестились. Алина первой опустила глаза, порылась в сумочке и швырнула на стол маленький чёрный накопитель.

— Подавись!

— Спасибо, детка, – Марина спрятала флешку. – А теперь слушай внимательно. У тебя есть два варианта. Первый: ты прямо сейчас пишешь заявление на увольнение, собираешь вещи и уезжаешь. Куда угодно – хоть в Караганду. И забываешь о нас навсегда.

— А второй? – прошипела Алина.

— А второй... – Марина улыбнулась. – Второй вариант включает налоговую проверку, прокуратуру и очень, очень неприятные вопросы. Выбирай.

— Ты не посмеешь...

— Спорим? – Марина в точности скопировала вчерашнюю интонацию любовницы.

Алина расхохоталась – истерично, надрывно:
— Какая же ты... Паша, скажи ей! Скажи, что любишь меня!

Павел молчал, глядя в пол.

— Паша?..

— Уходи, – тихо сказал он. – Просто уходи.

— Что?! После всего... Да я...

— Вон! – рявкнул он так, что зазвенели чашки.

Алина выскочила из кафе, хлопнув дверью. Повисла тишина.

— Марина... – Павел тяжело опустился на стул. – Я...

— Не надо, – она подняла руку. – Ничего не говори. Просто ответь: почему?

— Не знаю, – он обхватил голову руками. – Правда, не знаю. Затянуло как-то... А потом уже не мог выпутаться. Она угрожала, шантажировала...

— А ты давал ей для этого поводы, – Марина кивнула. – Что теперь?

— Что теперь... – он горько усмехнулся. – Ты ведь не простишь?

— Нет, – она покачала головой. – Не прощу. Но и заявление о разводе подавать не буду.

— Почему?

— Потому что у нас сын. Потому что двадцать лет брака – это не пустяк. И потому... – она усмехнулась. – Потому что тебе ещё долго придётся загладить свою вину. Очень долго.

Он поднял на неё измученный взгляд:
— А ты... ты изменилась.

— Да, – она допила остывший чай. – Изменилась. Знаешь, пятнадцать лет быть слепой дурой – утомительно. Пора меняться.

Домой они ехали молча. У подъезда Марина остановилась:
— И да, милый... Если вздумаешь повторить – помни: я теперь всегда буду начеку. И в следующий раз пощады не жди.

Она поднималась по лестнице, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. Пятнадцать лет закончились. Начиналась новая жизнь – и теперь она точно знала, что сильнее, чем думала.

Конец

• — Решил без меня распоряжаться нашими сбережениями? — возмутилась жена

• Ещё про любовниц

ПРИСОЕДИНЯЙСЯ К ГРУППЕ "СВЕТЛЫЕ СТРОКИ"

– Видел твою в "Сыром мясе", с Игорем. Вроде как у нее встреча одноклассниц намечалась? – голос брата звучал напряженно.

Я механически вытер руки полотенцем, висящим на дверце шкафчика. Полотенце выбирала Лена – с умилительными рождественскими оленями. В июне. Тогда еще подумал – блажь какая-то, не сезон. А она объяснила: "На распродаже взяла, в два раза дешевле". Двадцать три года вместе, а я до сих пор помню, как она радовалась этой нелепой экономии.

– Ты там? – голос брата вывел из оцепенения.

– Да. В каком смысле – с Игорем?

– Ну... Сидели в углу, шампанское, свечи. Не похоже на девичник с одноклассницами, – брат замялся.

Я опустился на кухонный стул. Тот самый, который скрипит уже второй год – все руки не доходят смазать. Лена постоянно напоминала. А я отшучивался: "Зато всегда знаю, когда ты ночью к холодильнику крадешься".

– Слушай, может, я ошибся? Темно было, вечер... – брат явно жалел о своем звонке.

– Нет. Не ошибся. В "Сыром мясе" светло даже вечером. И Игоря ты знаешь с институтских времен.

Игорь. Мой старый друг, который последние пять лет появлялся у нас все реже. Списывал на загруженность – свой бизнес, командировки, двое детей от первого брака. А я еще подкалывал Лену: "Смотри, как человек крутится, а ты все ворчишь, что я на работе задерживаюсь".

Звякнул телефон – сообщение от Лены: "Прости, дорогой, задержимся допоздна – годовые отчеты горят. Поужинай без меня".

Я смотрел на эти буквы, и внутри что-то холодело. Двадцать три года она называла меня "родной", не "дорогой". Мелочь? Наверное. Но за двадцать три года изучаешь человека как букварь. Каждую привычку, каждое слово, каждый жест.

Посудомойка тихо шумела, перемалывая остатки нашего совместного завтрака. Надо же – сегодня утром еще все было нормально. Обычное утро четверга. Она торопилась, не доела омлет, чмокнула в щеку. Сказала про встречу с одноклассницами...

Я встал, подошел к шкафу, где стоит коньяк. Тот самый, который Игорь подарил на прошлый Новый год. "Эксклюзивный, – хвастался он, – только для особых случаев". Что ж, случай вполне подходящий.

Звонить не стал – ни ей, ни ему. Сидел, смотрел в тёмное окно, где отражался немолодой мужик с рюмкой в руке. Обычный московский вечер, обычная кухня в панельной девятиэтажке на Речном вокзале. Сорок семь лет, ипотека, совместно нажитая мебель из ИКЕИ, привычка говорить "мы" вместо "я".

А в голове крутилось дурацкое: надо же, "Сырое мясо" – это там, где мы с ней познакомились. На дне рождения общего друга. Двадцать три года назад.

Может, брат и правда ошибся?

Самое паршивое, что я сам отказался от ужина в "Сыром мясе". Брат звал позавчера – у его Наташки повышение на работе, забронировал столик на семь вечера.

– Не можем, – сказал я тогда, – у Ленки встреча с одноклассницами в четверг. А Димку одного не оставишь – у него ЕГЭ на носу, опять всю ночь будет в компьютере сидеть.

– А вы попозже подъезжайте, – предложил брат.

– Не, она говорит, давно не виделись, могут до ночи засидеться. Ты ж знаешь эти женские посиделки...

Димка сейчас у тёщи в Химках. Сам напросился – там интернет медленный, зато бабушкины пирожки и никто не дергает. "Готовиться удобнее", говорит. Я-то понимал – просто устал от Ленкиных нотаций про поступление.

– Знаешь, – голос брата в трубке звучал глухо, – я не собирался говорить... Мы с Наташкой поужинали, уже собирались уходить. Я пошел в туалет, а там... В общем, у них столик в нише, за колонной. Если б не пошел, и не заметил бы. Они с Игорем уже час как минимум сидят.

Я молчал. В голове крутились обрывки мыслей – новая блузка, "дорогой" в сообщении, поздние совещания по четвергам... Димка у тёщи... Игорь, который "закрутился с бизнесом"...

– Не молчи, а? – брат явно нервничал. – Может, я зря позвонил?

– Нет, не зря. Просто... – я сделал глоток коньяка, – знаешь, она в последнее время какая-то другая стала. Я думал – из-за Димки переживает, из-за его поступления. А она, выходит...

В прихожей щелкнул замок. Половина десятого – раньше, чем обещала в сообщении.

– Всё, – шепнул я в трубку, – она пришла.

– Держись. Звони если что...

В прихожей знакомый звук – каблуки по паркету. Раньше этот стук всегда поднимал настроение – Ленка дома. Сейчас каждый шаг отдавался в висках тупой болью.

– Я дома! – голос слишком звонкий, слишком бодрый для человека после рабочего дня с отчетами.

Я смотрел на стакан с коньяком, не оборачиваясь. В последнее время это стало её привычкой – говорить в пустоту прихожей, будто репетируя встречу со мной.

– Ты чего в темноте сидишь? – она щелкнула выключателем.

Резкий свет резанул по глазам. Я наконец повернулся. Блузка помялась – видимо, от долгого сидения в ресторане. У воротничка – еле заметное пятнышко. Шанель выветрился, остался только слабый шлейф. И что-то ещё... знакомое... Чёрт. Это же Игорев одеколон – "Герлен". Я сам ему на прошлый день рождения дарил.

– Как отчеты? – спросил я, разглядывая её лицо. Помада стёрлась, но не размазалась. Значит, салфеткой вытирала. Аккуратно.

Она замерла на секунду. Едва заметно – другой бы и не понял. Но я уже двадцать три года изучаю её мимику, каждый жест, каждое движение.

– Да ужас просто, – она принялась расстегивать босоножки, опираясь о стену. – Марина Сергеевна всех замучила. Представляешь, даже поесть нормально не успели – пиццу в офис заказывали.

Я смотрел на её руки – чуть подрагивают пальцы. Нервничает. Раньше она никогда не умела врать – краснела, запиналась. Когда это изменилось? Год назад? Два? Или я просто не замечал?

– А девочки как? Повспоминали школьные годы?

Теперь она замерла по-настоящему. На секунду всего – но в этой секунде было всё: и испуг, и растерянность, и что-то ещё... Может, облегчение? Что я сам подсказал ей правильную версию?

– А... ты про встречу с одноклассницами? – она наконец справилась с босоножкой. – Перенесли на следующую неделю. Оля приболела, а без неё какая встреча? Она же у нас главная заводила.

Я кивнул. Оля. Конечно. В прошлый раз была Света с ребенком температурящим. До этого – Наташа с совещанием. Интересно, они правда существуют, эти школьные подруги? Или она их всех придумала?

– Будешь ужинать? – спросил я, поднимаясь.

– Нет, что-то не хочется. Я в душ и спать – голова разболелась.

Я смотрел, как она идет по коридору – чуть ссутулившись, будто готовясь к удару. Раньше она летала по квартире, напевая. Когда это прошло? Почему я не заметил?

В ванной зашумела вода. Я достал телефон, нашел номер Игоря. Двадцать пять лет дружбы... Палец завис над кнопкой вызова.

А что я ему скажу? "Как ужин, друг? Вкусно было?" Или "Давно это у вас?" А может "Почему она?"

Я нажал кнопку блокировки. Не сегодня. Сначала надо понять – когда и где я все профукал. Что пропустил? В какой момент работа, быт, Димкина учеба стали важнее, чем мы сами?

Телефон тихо звякнул – сообщение от брата: "Ну как ты?"

Я не ответил. Что тут ответишь? "Нормально"? "Хреново"? "Жизнь рассыпается, а я сижу на кухне и пью коньяк, который мне подарил любовник моей жены"?

Лена уснула почти сразу – или сделала вид. Я лежал, глядя в потолок с желтоватым пятном в углу – след затопления от соседей сверху. Давно собирались ремонт сделать, да всё руки не доходили. Теперь, наверное, уже и не дойдут.

С седьмого этажа хорошо слышно, как гудят последние автобусы на конечной у "Речного вокзала". Двадцать три года живем здесь – привык уже к этому звуку. Раньше даже успокаивал, как часы: последний 173-й прошел – значит, скоро час ночи.

В спальне пахло её кремом для рук – ромашка и ваниль. Тот самый, который я привез из Праги. Три года назад это было, как раз перед тем, как Игорь развелся. Он тогда часто к нам заходил – от одиночества спасался. А я еще подкалывал: "Что, старик, холостяцкая жизнь не сахар?"

За стеной глухо бубнил телевизор – баба Зина опять уснула под ночной канал. В этих панельках такая слышимость, что иногда кажется – мы все одной семьей живем. Каждый чих, каждый скандал, каждый скрип дивана... И наши ссоры, наверное, тоже все слышали. Особенно когда Ленка из-за Димкиной учебы заводилась.

Она повернулась во сне, что-то пробормотала. В темноте блеснула первая седина ее русых волос. Раньше говорила: "Поседею – буду краситься в свой родной". Не красится. Видимо, кому-то и так нравится...

Встал, вышел на кухню – пять шагов по узкому коридору. Линолеум скрипнул под ногами – ещё один звук из прошлой жизни. На подоконнике остывала чашка с недопитым чаем. В форточку тянуло сыростью – дождь собирается.

В холодильнике нашел контейнер с ужином, который она "не хотела". Открыл – так и есть, остатки из ресторана в фирменной упаковке. Никакой офисной еды.

Сел за кухонный стол, достал телефон. Открыл фотографии – вот прошлое лето на даче. Лена в старой шляпе собирает клубнику, Димка в гамаке с книжкой, я у мангала... А Игорь фотографирует. "У вас тут как в раю", – говорил тогда. Видимо, решил сам в этот рай пробраться.

Ключи лежали на тумбочке, куртка на вешалке. Поймал себя на том, что уже одеваюсь. Зачем? "Сырое мясо" в пятнадцати минутах ходьбы. Может, его "Вольво" еще там стоит? Или такси ждет у входа?

Сел обратно. Нет, не сегодня. Слишком... истерично? Не по-мужски?

Но ведь придется. Рано или поздно. Просто встать и пойти за ней. Проверить очередную "встречу с одноклассницами". Увидеть своими глазами. И спросить – глядя в глаза – почему?

"В следующий четверг у нас девочки собираются", – вспомнились её слова.

Что ж, значит в следующий четверг.

Спасибо, что вы с нами!❤️

Продолжение

Она метнулась ко мне, словно ждала этого предложения целую вечность. Её ладони, прохладные и чуть влажные, легли на мой уже заметно округлившийся живот.

– Господи, Мариночка, я не знаю, как тебя благодарить! – в глазах сестры заблестели слёзы. – Ты даже не представляешь, что для меня делаешь...

"Для нас", – мысленно поправила я. Ольга никогда не говорила "для нас с мужем", только "для меня". Может быть, потому что её Игорь был категорически против суррогатного материнства и подал на развод, как только узнал о нашем решении.

– Брось, сестрёнка, – я погладила её по руке. – Ты бы для меня то же самое сделала.

Что-то промелькнуло в её взгляде – какая-то тень, которую я не успела разгадать.

– Конечно, – торопливо согласилась она, отводя глаза. – Слушай, а может, поедем в выходные детские вещи посмотрим? Я такую чудесную кроватку присмотрела...

– В выходные не получится, – я покачала головой. – У Андрея важная встреча, просил быть дома, когда вернётся.

– А-а-а, – протянула Ольга с едва уловимой усмешкой. – Наш вечно занятой Андрей Сергеевич... Ну, тогда в следующие выходные.

Я смотрела, как она собирает свою дизайнерскую сумочку – такую же безупречную, как она сама. Младшая сестрёнка всегда была эталоном стиля и женственности. Помню, в детстве я часто слышала от мамы: "Вот бы ты, Марина, брала пример с Олечки – и причёска всегда в порядке, и юбочки носит, а не вечные твои джинсы..."

– Знаешь, – вдруг сказала Ольга, остановившись в дверях, – иногда я думаю: вот ты носишь моего ребёнка, а я даже не знаю, какого цвета у него будут глаза...

– Наверное, карие, как у тебя, – предположила я. – Это же твоя яйцеклетка.

– Да, моя... – она странно улыбнулась. – Ладно, пока, сестричка. Береги себя... и его.

Когда за ней закрылась дверь, я медленно опустилась в кресло. Что-то неуловимо изменилось в наших отношениях с того момента, как я согласилась стать суррогатной матерью. Может быть, дело в гормонах? Говорят, во время беременности женщины становятся слишком чувствительными...

Телефон на столике завибрировал – пришло сообщение от мужа:

"Задерживаюсь. Не жди с ужином".

Я вздохнула. В последнее время Андрей всё чаще стал задерживаться на работе. Когда я спрашивала – отшучивался: мол, надо обеспечить будущее, теперь у нас будет на одного едока больше.

– Не у нас, а у Ольги, – поправляла я.

– Да, конечно, – соглашался он с какой-то странной поспешностью. – У Ольги.

Я подошла к окну. На улице моросил мелкий осенний дождь. Капли сбегали по стеклу, искажая очертания серых домов напротив. Почему-то вспомнилось, как пять лет назад Ольга плакала у меня на плече после очередной неудачной попытки ЭКО.

– Это нечестно, – всхлипывала она. – Почему у тебя всё получается, а у меня нет? Ты даже не хотела замуж, а вышла. Не мечтала о муже-бизнесмене, а получила. Почему, Марина, почему?

Я гладила её по голове и молчала. Что тут скажешь? Не напоминать же, как в институте она отбила у меня парня, с которым я встречалась два года. "Прости, сестрёнка, – сказала она тогда, – но я его правда люблю!" Через месяц она его бросила...

Снова шевеление в животе – на этот раз более отчётливое. Я машинально погладила себя по животу и вдруг замерла: в стекле отразилось моё лицо – растерянное, с какой-то печатью обречённости в глазах. Словно я уже знала что-то важное, но боялась себе в этом признаться.

Зазвонил телефон. Высветился номер Ольги.

– Слушай, я тут подумала... – затараторила она. – А давай я сама заеду за тобой в выходные? Андрей же будет занят, а так хоть прогуляемся...

В её голосе звучала плохо скрываемая тревога. Или мне показалось?

– Хорошо, – согласилась я. – Заезжай.

– Замечательно! – она явно обрадовалась. – Тогда до встречи, сестричка!

Я ещё долго стояла у окна, глядя, как темнеет небо над городом. Внутри росло странное предчувствие – будто я стою на краю обрыва и вот-вот сделаю шаг в пустоту. А может, я уже его сделала? Четыре месяца назад, когда согласилась на эту авантюру с суррогатным материнством...

Малыш снова толкнулся. Теперь уже сильнее, увереннее. Словно хотел сказать: "Я здесь. Я с тобой". И впервые за все эти месяцы я подумала: а правильно ли я поступила, согласившись отдать его? Ведь это не просто эмбрион, выращенный из яйцеклетки сестры. Это живой человечек, который растёт во мне, чувствует меня, доверяет мне...

В прихожей щёлкнул замок – вернулся Андрей. От него пахло дождём и чужими духами.

Осколки правды

Запах чужих духов преследовал меня всю ночь. Я лежала, прислушиваясь к ровному дыханию мужа, и пыталась убедить себя, что мне показалось. Андрей мог ездить в такси, мог общаться с клиентками, мог... В голове роем кружились оправдания, которые я придумывала сама для себя.

– Ты какая-то бледная, – заметила утром Ольга, заехавшая за мной. – Плохо спала?

– Немного, – я пристегнула ремень безопасности. – Малыш активничал.

– Мой малыш? – она просияла, заводя машину. – Знаешь, я уже всю детскую распланировала. Стены будут нежно-зелёные, а на потолке – звёзды...

Я смотрела на её идеальный профиль и вспоминала, как месяц назад случайно увидела в телефоне Андрея странное сообщение. Он забыл гаджет дома, а когда экран загорелся от входящего, я машинально взглянула:

"Любимый, спасибо за вчерашний вечер".

Номер был не определён. Я тогда не стала ничего говорить – мало ли, мог кто-то ошибиться...

– ...а ещё я присмотрела чудесную люстру, – щебетала Ольга. – Представляешь, с бабочками! Когда включаешь – они словно летают по потолку...

Мы остановились на светофоре. Сестра полезла в сумочку за помадой, и из неё выпал блокнот. Я наклонилась поднять – и замерла. На обложке был нарисован знакомый вензель: витиеватые буквы "А" и "О", сплетённые вместе. Точно такой же я видела на запонках, которые подарила Андрею на прошлый день рождения.

– Красивый рисунок, – деревянным голосом произнесла я, протягивая блокнот.

– А, это... – она торопливо спрятала блокнот. – Так, ерунда... Дизайнерские наброски.

Светофор переключился на зелёный. Ольга вдавила педаль газа чуть сильнее обычного. Её руки, лежащие на руле, едва заметно дрожали.

В торговом центре мы ходили от магазина к магазину. Ольга с энтузиазмом выбирала детские вещи, а я не могла отделаться от навязчивой мысли: почему на её блокноте инициалы моего мужа?

– Смотри, какой комбинезончик! – восхищалась сестра. – А эти пинетки! Господи, они такие крошечные...

Я смотрела на неё и вдруг начала замечать то, чего не видела раньше. Как она неосознанно поправляет волосы – точно таким же жестом, как Андрей. Как произносит некоторые слова с его интонациями. Как...

– Мне нужно в туалет, – резко сказала я. – Беременность, сама понимаешь.

– Конечно-конечно! – Ольга махнула рукой в сторону туалетных комнат. – Я пока ещё погляжу вещички.

В туалете я долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Женщина напротив казалась чужой: бледное лицо, растерянный взгляд, подрагивающие губы. В животе снова шевельнулся ребёнок. Я прижала руки к животу, словно пытаясь защитить его от чего-то страшного.

Телефон в сумочке звякнул – пришло сообщение. Я достала его и замерла: это было не моё сообщение. В спешке утром я случайно взяла телефон Андрея – наши аппараты были одинаковыми.

"Любимый, ты сегодня сможешь вырваться? Соскучилась..."

Номер был тот же, неопределённый. Пальцы дрожали, когда я открывала переписку. И с каждым прочитанным сообщением мир вокруг рушился, осыпался осколками.

"Я так больше не могу, любимый. Хочу быть с тобой всегда..."
"Потерпи немного. Скоро всё изменится..."
"Когда она родит нашего малыша..."

Нашего малыша.

Я сползла по стене, не чувствуя холода кафельного пола. В голове звенела пустота, а перед глазами плясали эти страшные слова: "нашего малыша".

В дверь постучали.

– Марина? – голос Ольги звучал встревоженно. – Ты в порядке? Тебя долго нет...

– Сейчас выйду, – я с трудом поднялась на ноги.

– Точно всё хорошо? – она попыталась заглянуть мне в глаза, когда я вышла. – Ты какая-то... странная.

– Всё отлично, – я выдавила улыбку. – Просто устала немного. Поедем домой?

– Конечно-конечно! – она засуетилась. – Тебе нужно отдыхать. Береги себя... и малыша.

Я смотрела, как она идёт впереди меня – красивая, уверенная в себе, моя младшая сестра. Та, которой я собиралась отдать ребёнка. Ребёнка, зачатого от моего мужа.

В машине играла музыка – какая-то популярная песня о любви. Ольга тихонько подпевала, постукивая пальцами по рулю. На безымянном пальце поблёскивало новое кольцо – я никогда его раньше не видела.

– Красивое кольцо, – сказала я, глядя прямо перед собой.

Она вздрогнула и машинально спрятала руку с руля.

– Да... подарок.

– От кого?

Повисла тяжёлая пауза. Где-то на заднем сиденье завибрировал телефон – теперь уже её. На экране высветилось имя: "Любимый". И фотография – Андрей, улыбающийся, в той самой рубашке с запонками...

Своя правда

Я не помню, как добралась до дома. Все последующие дни слились в один бесконечный кошмар. Я не отвечала на звонки – ни Ольги, ни Андрея. Сказалась плохим самочувствием и заперлась в квартире, которая вдруг стала такой чужой. Каждая вещь здесь кричала о предательстве: совместные фотографии на стенах, парные чашки на кухне, его бритва в ванной...

– Мариночка, открой! – голос Ольги за дверью звучал умоляюще. – Нам нужно поговорить!

Я молчала, сидя в кресле и машинально поглаживая живот. Ребёнок словно чувствовал моё состояние – толкался особенно сильно, будто пытался достучаться.

– Послушай, я всё объясню! – не унималась сестра. – Это не то, что ты думаешь!

А что я должна думать? Что моя родная сестра и мой муж... Нет, я даже мысленно не могла произнести эти слова.

– Марина! – теперь в дверь барабанил Андрей. – Открой, пожалуйста! Давай поговорим как взрослые люди!

Как взрослые люди? Я истерически рассмеялась. Взрослые люди так не поступают.

– Уходите, – наконец произнесла я. – Оба уходите.

За дверью повисла тишина. Потом послышался шёпот – они переговаривались. Интересно, как давно они научились говорить шёпотом? Как давно научились прятаться? Лгать?

– Мы любим друг друга, – вдруг сказала Ольга. – Прости, но это правда. Мы не хотели делать тебе больно...

– Не хотели делать больно? – я наконец подошла к двери. – А как называется то, что вы сделали? Использовали меня как инкубатор для вашего ребёнка?

– Это не так! – голос Андрея дрогнул. – Мы просто...

– Просто что? – я прислонилась лбом к холодной двери. – Просто решили, что так будет удобнее? Что я по доброте душевной выношу ребёнка, а потом отдам его вам? И вы заживёте счастливо, втроём?

– Мы всё компенсируем, – торопливо заговорила Ольга. – Квартиру, машину – что захочешь! Ты же понимаешь, этот ребёнок... он наш. Мой и Андрея.

Я закрыла глаза. В голове звенели её слова: "он наш". Ребёнок, который жил во мне все эти месяцы. Который толкался по ночам. Которому я пела колыбельные. Который слышал биение моего сердца...

– Нет, – тихо сказала я. – Он мой.

– Что? – голос Ольги взвился. – Ты не можешь! Генетически он...

– Генетически – да, – я положила руку на живот. – Но он живёт во мне. И останется со мной.

– Мы подадим в суд! – закричала Ольга. – У нас есть все документы! Ты просто суррогатная мать, ты обязана...

– Замолчи, – вдруг резко сказал Андрей. – Просто замолчи.

Снова тишина. Только часы на стене отсчитывали секунды.

– Прости меня, – наконец произнёс Андрей. – Я во всём виноват. Я должен был...

– Не надо, – перебила я. – Просто уходите. Оба.

Я слышала их шаги по лестнице. Они уходили вместе – мой муж и моя сестра. Два самых близких человека, которые превратили мою жизнь в ад.

Я опустилась в кресло и впервые за эти дни позволила себе заплакать. Слёзы текли по щекам, а малыш в животе толкался особенно активно, словно пытался утешить.

– Всё будет хорошо, – прошептала я, поглаживая живот. – Мы справимся. Ты и я.

За окном шёл дождь – точно такой же, как в тот день, когда я согласилась на суррогатное материнство. Но теперь он не казался мне унылым. Он смывал прошлое, чтобы освободить место для нового начала.

Я часто думаю: может ли предательство быть во благо? Может ли боль сделать нас сильнее? И что важнее – узы крови или узы любви, связывающие мать и дитя?

А что думаете вы, дорогие читатели? Правильное ли решение приняла героиня?

ЕЩЁ

– Марина Андреевна, там морепродукты привезли! – окрик су-шефа Димы вернул её в реальность.

Следующий час пролетел в привычной суете: проверить свежесть креветок, отправить обратно недостаточно упругие мидии, откорректировать маринад для гребешков. Её кухня работала как отлаженный механизм – каждый знал своё место, каждое движение было выверено, каждый жест имел цель.

Игорь принёс специи и занялся телефоном в уголке кухни, пока она пересчитывала пакетики с шафраном. Краем глаза Марина заметила, как он улыбается, печатая сообщение. Телефон вдруг выскользнул из его рук, и она машинально подняла его.

"Любимый, спасибо за чудесный подарок. Жду встречи вечером... Твоя А."

Сообщение словно подсветилось на экране, прежде чем Игорь торопливо забрал телефон.

– Это... рабочее, – пробормотал он, отводя глаза.

Марина молча кивнула. В голове зашумело, словно все кухонные вытяжки разом вышли из строя. Но времени на эмоции не было – через четыре часа начнется банкет для двухсот персон, и каждое блюдо должно быть безупречным.

– Лена, безе получились? – её голос прозвучал обычно, разве что чуть суше. – Дима, проверь температуру бульона. И где моя молотая корица?

Игорь попытался что-то сказать, но она уже повернулась к плите. Новогодний банкет не станет ждать, пока она разберётся с осколками своей семейной жизни. Двадцать лет совместной жизни повисли на волоске, а она должна думать о консистенции соуса и температуре подачи утки.

"Твоя А." – эти две буквы пульсировали в голове в такт стуку ножа по разделочной доске. Кто она? Как давно? Почему?

Марина достала из духовки противень с медовыми пряниками. Запах корицы и гвоздики заполнил кухню, смешиваясь с ароматом ванили от готовых безе. Такой же аромат стоял в их маленькой квартире двадцать лет назад, когда она впервые испекла для Игоря рождественское печенье...

***

Раскатывая тесто для тарталеток, Марина вспоминала их первое Рождество вместе. Тогда они жили в крошечной съёмной квартире, готовили на плитке с вечно барахлящей духовкой, но были абсолютно счастливы. Игорь называл её "моя специя" – говорил, что она, как хороший перец чили, добавляет остроты его жизни.

– Марина Андреевна, гости начинают собираться, – голос администратора Светланы вернул её в реальность. – Там журналисты хотят пару фотографий для социальных сетей. И ещё... прибыла жена мэра, интересуется меню.

– Сейчас подойду, – Марина поправила идеально накрахмаленный воротничок кителя. – Дима, соус для утки на твоей ответственности. Проверяй температуру каждые пять минут.

В зале играла музыка, официанты скользили между нарядно украшенных столов. Ёлка в углу сверкала серебром и хрусталём – её декорировали в тон интерьеру ресторана. Всё должно быть безупречно, как в глянцевом журнале.

"Жду встречи вечером..." – слова из сообщения снова кольнули сердце. Значит, пока она будет здесь создавать праздник для других, Игорь...

– Шеф, там с пармезаном проблема, – прервал её мысли запыхавшийся помощник. – В той партии, что привезли, есть бракованные головки.

Марина поспешила обратно на кухню. Сырная тарелка была гордостью их праздничного меню, над её составом она работала две недели. Как и над всем остальным. Работа всегда была на первом месте – пропущенные семейные ужины, несостоявшиеся отпуска, вечное "прости, дорогой, сегодня важный банкет".

В проходе она столкнулась с Игорем, который всё ещё был здесь.

– Нам надо поговорить, – тихо сказал он.

– Сейчас? – она горько усмехнулась. – У меня двести гостей, десять перемен блюд и репутация ресторана на кону. Может, поговорим, когда вернёшься... после встречи?

Его лицо дрогнуло.

– Марина, это всё не так...

– Утка с апельсиновым соусом подаётся через сорок минут, – перебила она. – Будь добр, не мешай работать.

В горле стоял ком, но Марина заставила себя улыбнуться, проходя мимо журналистов. На их камеры она смотрелась уверенной и собранной – успешная женщина, признанный шеф-повар, профессионал своего дела. Никто не догадывался, что внутри всё горит, словно специи, которыми она когда-то приправляла их семейное счастье, вдруг превратились в раскалённые угли.

"Твоя А." – кто же она? Молодая? Красивая? Умеет готовить или предпочитает рестораны? Проводит вечера дома или любит светские рауты? Эти мысли жалили, как брызги раскалённого масла.

– Шеф, пора начинать подачу закусок, – напомнил Дима.

Марина кивнула, надевая неизменную маску спокойствия и профессионализма. Из зала доносился праздничный гул голосов, звон бокалов, музыка. А впереди ещё целый вечер – вечер, который должен стать идеальным. По крайней мере, для гостей.

***

До подачи горячего оставался час. Марина колдовала над соусом, когда услышала разговор официанток у входа в кухню:

– Алиса из "Белладонны" сегодня опять выходной взяла...

– Ну так тридцать первое же! У неё ухажёр серьёзный появился, бизнесмен...

Марина замерла. "Белладонна" – ресторан-конкурент на другом конце города. Руки сами потянулись к телефону. Пара минут в интернете – и вот она, Алиса, хостес "Белладонны": яркая блондинка, двадцать семь лет, фотографии в модных ресторанах, селфи с коктейлями и закатами.

"Твоя А." Теперь у тайны появилось лицо.

– Марина Андреевна, десерты! – испуганный голос Лены вывел её из оцепенения.

Безе, пирожные, муссы – всё плыло перед глазами. Двадцать семь лет... Столько было ей самой, когда она получила первое место шеф-повара. Тогда Игорь радовался за неё, гордился. А потом... Потом начались авральные недели, ночные дегустации, бесконечные кулинарные конкурсы.

– Шеф, гости в восторге от утки! – Дима сиял. – Просят поблагодарить автора.

Марина кивнула. Автора... А ведь этот рецепт они с Игорем придумали вместе, ещё в училище. Он всегда знал, какой специи не хватает в соусе, какой штрих дополнит вкус. А потом ушёл в бизнес – ради неё, чтобы она могла строить карьеру шеф-повара.

"Мы будто поменялись ролями," – думала Марина, украшая десерты карамельными узорами. – "Он выбрал деньги вместо призвания, а я... Я выбрала кухню вместо семьи."

Без пятнадцати двенадцать в зале началось оживление – приближалась кульминация праздника. Изысканные пирожные "Зимняя сказка", её фирменный рецепт, выплывали из кухни на серебряных подносах.

– Марина Андреевна, вас просят выйти к гостям, – Светлана заглянула на кухню. – Хотят поаплодировать шеф-повару.

В зале сияли огни, искрилось шампанское, у нарядной ёлки фотографировались гости. Марина вышла, привычно улыбаясь. Зал взорвался аплодисментами.

А она вдруг отчётливо поняла: её настоящие аплодисменты – это было тихое "вкусно" Игоря после воскресного обеда, его улыбка, когда она экспериментировала с новым рецептом, его объятия на маленькой кухне их первой квартиры...

Уже дома, ближе к утру, Марина достала старую записную книжку. На первой странице выцветшими чернилами было написано:

"Рецепт счастья от Игоря: взять любовь, добавить верность, приправить нежностью. Главное – не пересолить работой".

Она впервые за много лет заплакала, размазывая слёзы по странице с рецептом. Утром нужно будет решить, можно ли исправить блюдо, в которое слишком долго добавляли не те ингредиенты. Или время готовить новое...

А что думаете вы, дорогие читатели? Стоит ли прощать предательство, если сам невольно подтолкнул к нему любимого человека? И можно ли найти баланс между призванием и личным счастьем, или одно всегда приносится в жертву другому?

• — В моём магазине каждый покупатель стал родным! — призналась продавщица в последнюю рабочую смену

• — Я в своём уме! — ответила она дочери, забирая старого пса из приюта

• – Три месяца прошло, а я даже ложку держать не могу, – выкрикивал отчаянно муж

• Другие рассказы автора