Его звали Муцио Аттендоло. Естественно он был простым итальянским парнем, который не стал терпеть несправедливость и поднялся против неё. Вернее, его вела судьба. Дело было так — Муцио пахал поле. А мимо проезжали джигиты, собравшиеся для праведной войны. И стали они говорить между собой про то, что Италия стонет под гнетом, и некому ей помочь. Всякие ужасы терпит. А вот такие как Муцио, ничего не делают. Муцио спрашивает, а что делать-то? Они ему и говорят — а давай с нами. Покажем.
Муцио хотел было подумать, но понял что нечем, поэтому положился на судьбу. Он взял в руки топор, встал шагах в двадцати от старого пня, и загадал так: “Если топор вонзиться, то значит судьба мне идти, Италию спасать”. И метнул топор в пень. Топор вонзился. Выпряг Муцио коня из плуга и поехал вместе с незнакомцами. Было у него много приключений, в ходе которых вдруг выяснилось, что он сильный, умный, красивый и герой.
Пока остановимся на этом. Согласитесь, это хорошая история для завязки героического эпоса. Была ли она правдива? Конечно же, нет.
Семья Аттендоло жила в местечке Котиньола. Это селение, такое же древнее как и почти все в Италии, находится немного севернее Фаенцы в самом сердце беспокойной Романьи. Правда, к тому времени Романья уже была давно и прочно успокоена Святым престолом. В той мере, в какой необходимо, чтобы закрасить её на карте цветами Папской области.
Семья Муцио была и в самом деле не очень богатой. По меркам Флоренции. Возможно, они действительно сами обрабатывали землю. Но все истории о Муцио сходятся на том, что он украл из семьи коня, чтобы присоединиться к наемникам. А для этого нужно, по меньшей мере, иметь коня. А это не дешевое удовольствие.
Кроме того, сама Романья вообще, была в Италии тем особым регионом, про который трудно было сказать что-то плохое, не извинившись. Междоусобная вражда местных жителей регулярно пополняла местные новостные сводки, а сами местные жители отряды наемников.
Буквально, это был наемничий пул для всей Италии.
На полном серьезе считалось, что именно Романья родина обычая кровной мести.
Не миновал климат Романьи и семью Аттендоло. Однажды, в сиесту, на них напала злая семья Пазолини. Рассказывают, что в 1388 году, некий Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с братом Муцио, Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло, разумеется… Промолчала.
Но вариантов не оскорбить Пазолини, видимо, не было. Пазолини расценили это молчание как неуважение к невесте. И пришли за извинениями без предупреждения и с оружием в руках. В процессе жаркого спора об уважении двое человек из Аттендоло были убиты, а Муцио ранен. Ему было восемнадцать. Муцио родился 28 мая 1369 года.
Увы семейная вражда из тех способов провести время, которые могут занять вас на всю оставшуюся жизнь и еще правнукам останется. Так что это было только начало… Но Пазолини явно недооценили маму семейства Аттендоло. Элиза, в девичестве деи Петрасцини, не только родила двадцать одного Аттендоло своему мужу Джованни, а при случае вполне могла и отнять жизнь. Её описывают как “вираго”, что можно перевести как женщина-воин. Этот термин означает именно что женщину, способную драться не хуже мужчин. Кроме этого, если жители Романьи были именем нарицательным для опасных и агрессивных людей в Италии, то семья Петрасцини были тем же в Романье.
Честно говоря, либо Пазолини чего-то не продумали, либо напали первыми совсем не они.
Джованни и Элиза (возможно, в большей степени она) повели в бой свой выводок. Набеги и нападения были так часты, что Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.
Любопытно, что на быт семьи Аттендоло у нас есть источник. Некий Паоло Джовио, епископ Ноцеры, в своем труде упоминает, что стены их дома были увешаны не гобеленами, а щитами и латными нагрудниками, а на их огромных кроватях отсутствовали покрывала. Картину сурового спартанского быта довершает грубая и простая пища. Мужчины просто ели то, что готовила для них прислуга.
Паоло явно сгущает краски, пытаясь нарисовать образ варварского логова. Но мне кажется, что если бы я ел то, что мне готовит прислуга, а по моим стенам были развешаны предметы стоимостью в годовой заработок разнорабочего, я бы не считал себя таким уж обиженным судьбой. Да и большинству итальянцев, даже сейчас, пожалуй тоже бы так показалось.
Если начать копать дальше, можно с удивлением обнаружить многих родственников Муцио, как со стороны матери, так и со стороны отца, в не самых маленьких чинах в отрядах кондотьеров.
Есть также упоминание, что после побега Муцио, его отец Джованни, хоть и немного понегодовал, все же позже прислал сыну для войны четырех коней (штука дорогая поэтому количество известно) и слуг (неизвестное количество) и оружие. Тому же Макиавелли это бы стало, как минимум, в годовой доход. А Аттендоло просто сына в дорогу собрали. А детей в семье, я напомню, больше двух десятков.
Скажем прямо, если присматриваться к картинке с простым парнем из работящей семьи, который по велению слепой судьбы пустился дорогой приключений, то она начинает медленно превращаться в историю о молодом местечковом бандите, отправившимся на заработки в крупный город, к родственникам, в уже сложившуюся этническую опг.
А вот ньюанс про стонущую под гнетом Италию может оказаться вполне правдив. Когда Муцио было семь, в 1376 году, Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе. И туда пришел Джованни Акуто, более известный нам, как Джон Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Историю про монахиню, разрубленную надвое, рассказывали, в том числе, и перенося действие в Фаенцу. Любопытно, что разграбив Фаенцу, Хоквуд после еще и продал этот город. “Инвестором” стал маркиз Феррарский. Это семья д’Эсте, она нам еще наверняка встретится. Они ведь были итальянцами, и как вы наверно догадываетесь — честной, богобоязненной, добропорядочной семьей, о которых даже их враги не могли сказать ничего плохого.
Но плохим парнем то был Хоквуд. Думаю, Муцио вырос в окружении людей, которые нелестно отзывались о понаехавших.
Поскольку наш герой реально существовал, то увы ему приходится существовать и все время своего становления. Сначала Муцио попадает к Альбериго да Барбьяно, у которого уже служит несколько Аттендоло. И это хороший выбор, ведь Альбериго тоже герой. Он, конечно же из знатных, но он, цитирую Паоло Джовио: «…возмущенный тем, что иностранные наемники, проявляя необузданную жестокость, навязывают Италии свою волю, возродил дух своих соотечественников, которые из-за слабости своей и потерянной свободы позабыли славу древних воинов».
Альбериго к тому времени успешный кондотьер, он возглавляет “Кампанию Святого Георга”, состоящую, разумеется, только из итальянцев. И, очень похоже, даже конкретно из выходцев из Романьи.
Правда в начале карьеры Альбериго служил у Джона Хоквуда, но ушел оттуда, конечно же “исполнившись отвращения к творимым бесчинствам”. Служил он у Хоквуда десять лет, какие именно и где творимые бесчинства переполнили чашу его благородного терпения, не уточняется.
Муцио Аттендоло провел пятнадцать лет с Альбериго да Барбьяно, и здесь он приобрел репутацию и прозвище, которое станет зловещим именем его рода.
Сфорца.
Многие кондотьеры известны по своим прозвищам. Так, например, Гаттамелата означает «пестрый кот», Фачино Кане — «собака», Тарталья, всегда враждовавший со Сфорца, — «заика».
Семейная легенда гласит, что при дележе какой-то добычи Муцио поссорился с Тарантулом и Скорпионом, двумя братьями из Луго, деревни, располагавшейся к северу от Котиньолы. Когда об этом споре донесли командующему, Муцио и ему ответил весьма грубо, на что Альбериго воскликнул, что тот и его пытается “сфорцаре” и объявил, что отныне он будет известен как Сфорца.
Сейчас “sforza” переводят с итальянского как “сила”. Или, применительно к Муцио, “силач”. Тот, как говорят, и в самом деле обладал выдающейся физической силой. Он мог согнуть подкову и вскочить на седло в полном вооружении.
На низкой латыни, как и в большинстве языков несущих на себе след Римской Империи, “сила”, “усилие” звучит иначе. Если вы хотите сказать “сила” на итальянском, вы скажите “forza”. Хотите сказать “грубая сила”, скажите “forza bruta”. В современном итальянском есть идиоматическое выражение со словом “sforza”, которое означает “ломать голову”.
На самом деле (это не мое утверждение), глагол “sforza” означал насилие, в том числе и сексуальное. Я думаю вы согласитесь, что учитывая, так сказать, некоторую специфику общества, в котором Сфорца получили свою кличку и обстоятельства, этому сопутствующие, то логично думать, что он крикнул своим “товарищам” скорее то, что он их вые.. кхм… “нагнет”, чем “осилит”. Ну и прозвище, кхм, “Нагибатор”, данное ему в наказание, явно для этого больше подходит, чем “Силач”.
Судя по отрывочным сведениям, Сфорца довольно быстро занял в Кампании Святого Георга должность, которую с некоторым усилием можно назвать офицерской. Например, упоминается, что он подружился с Андреа, известный под прозвищем Браччо («оружие», возможно, за свою силу) и у “их людей были даже одинаковые эмблемы”. Сколько у них было людей, неизвестно. Кстати, Андреа Браччо происходил из рода графов Монтоне. Вы о ней не знаете, но это знатная фамилия из Перуджи. Монтоне были свергнуты в ходе заговора, который возглавила семья Бальони. Да-да, те самые любители свадеб из самой первой главы. Вернее их предки — дело происходит больше чем за сто лет до “Красной Свадьбы”. Сам Андреа в этой заварушке был серьезно ранен, но выжил и подался в наемники. Жизненная цель у Браччо, и это прослеживается по его дальнейшим злоключениям, была только одна — вернуть Перуджу себе.
Далее жизнь Сфорца складывается банально для кондотьера, и очень насыщенно для нас. Сначала он воюет против коварных Висконти за Папу. Потом против коварного Папы за Висконти. Потом у него появляется собственный отряд, и Сфорца успешно воюет за Перуджу, видимо забыв, что там правят “кровники” его лучшего друга. После этого Сфорца поступил на службу Флоренции, воевавшей против Пизы, которую защищал его бывший командир, Альбериго да Барбьяно. Два благородных радетеля за счастье итальянцев резались так, будто им за это им деньги платят. Впрочем, так оно и было.
В 1405 году, когда Сфорца был все еще в Пизе, к нему вдруг явился… Мартино Пазолини. Помните, тот коварный злодей из Котиньолы, который едва не убил Муцио Сфорца в юности и убил несколько его родственников? Вот, он.
Как пишут источники, “Сфорца никогда не был мстительным. Он отвел Мартино в свою палатку, накормил его и, упрекнув за то, что, явившись без охранного свидетельства, тот подвергал себя риску, полностью простил его”.
Правда Пазолини все таки успел в какой-то момент постоять на коленях, но это детали. Честно говоря, и в самом деле, неожиданная развязка.
Еще через три года, в 1408-м, приключился со Сфорца один случай, который, несмотря на поздние пафосные жизнеописания Муцио, по прежнему могут пролить свет на характер этого человека.
В Парме пришел к власти некий Оттобоно Терци. Его называют мелким тираном или подлым деспотом, который захватил власть, пользуясь хаосом бесконечных войн вокруг. Честно говоря, я не совсем понимаю, что в этом описании выделяет его из остальной компании благородных донов.
Любопытно, что за этого подлого человека, пармцы бились как за родного. Они смогли устоять против сборной команды из Сфорца, маркиза Ферарского (того самого, что не побрезговал купить городок у Джона Хоквуда) и еще нескольких претендентов на вкусные куски. В решающей схватке сборная команда потерпела от пармцев поражение, в плен попал Микеле Аттендоло, который, как утверждается, мог бы стать самым выдающимся воином этого клана после самого Сфорца.
В общем войнушка как-то не задалась, пришло время мириться.
Перед этим идет долгое описание злодейской сущности Оттобоно, который злобствует, но, например, пленных не убивает. Микеле Аттендоло он отпустил.
Итак, встреча происходила на лугу, к которому примыкал лес.
В лесу маркиз спрятал конницу. Сам маркиз явился на встречу в сопровождении эскорта, в котором находился и полностью вооруженный Сфорца.
Подлый Оттобоно, как вы наверно догадываетесь прибыл, как и договаривались. Один, без оружия, на низкорослой испанской лошади.
Короче, Сфорца подъехал поближе, схватил Оттобоно одной рукой за шею, а второй ударил кинжалом. Тот упал, и уже на земле его добил Микеле Аттендоло, тем самым отомстив.
Урок из этой истории очевиден — если вам в руки попадется человек из местечка вроде Романьи, помните, оставив его в живых вы нанесете ему смертельное для вас оскорбление. Не повторяйте ошибок Оттобоно.
Тело Оттобоно перевезли в Модену, где изгнанники из Пармы и Реджьо выместили на нем свою ненависть “растерзав труп зубами”.
Сфорца продал свои претензии на города Оттобоно маркизу Феррарскому и отправился на службу к Папе Римскому. Этот был свежий. Но вот только уже в 1409-м выяснилось, что папская казна пуста. И тогда, в счет долга в 4000 флоринов, Папа отдал Сфорца… Котиньолу!
Сфорца говорил, что, когда он ощутил себя владельцем своей родной деревни, это был самый счастливый момент в его жизни.
Впрочем, это трогательное переживание никак не помешало ему принять более щедрые условия от врага папы, Владислава Неаполитанского, и переметнуться на его сторону.
Владик был королем, как наверное можно догадаться, Неаполитанского Королевства. И принял Сфорца с максимальным уважением. Даже разрешил сыну Муцио Сфорца, одиннадцатилетнему Франческо, остаться у него в замке и учиться вместе с принцами. По свидетельству Корио, официального биографа Сфорца, Владислав разглядывал Франческо с таким изумлением, как «una cosa divina» (божественное создание), наделенное всеми возможными дарами, которыми Фортуна может одарить смертное существо.
Благодаря именно этому искреннему восхищению, а не тому, что его сын и многие другие близкие люди были в заложниках, Сфорца честно служил Владику до самой смерти короля, которая случилась в 1414. И вот тут Сфорца пока постоит и подождет — пришло время поговорить о чудовище, которое должен сразить наш герой.