yaroslawww

1. Шаг. Осуждение.
   Недоговороспособность (отказ от переговоров, нарушение соглашений) представляется как порок исключительно противника. За счёт этого создаётся образ морального превосходства: «Мы — за честность, они — обманщики».

2. Шаг. Присвоение.
   То же самое изначально осуждённое качество усваивается уже собственной стороной, но в иной интерпретации — как вынужденная мера. Логика сдвигается к формуле: «Раз они недоговороспособны, мы тоже не будем договариваться».

3. Шаг. Круговое оправдание.
   Каждая из сторон начинает видеть в действиях другой подтверждение своей жёсткой позиции. Собственные шаги легитимизируются через проекцию на поведение противника. В итоге осуждение врага превращается в индульгенцию для идентичных действий собственной стороны.

Почему это не просто лицемерие, а логическая мина

Главная опасность здесь — подмена этики идентичностью. Если недоговороспособность объявлена абсолютным злом (1. Шаг), то она остаётся злом независимо от того, кто её применяет. Но в реальности включается механизм морального самоисключения:

• Когнитивный диссонанс. Признать, что «мы» действуем так же, как «противная» сторона, — невыносимо для групповой идентичности («Мы — хорошие!»). Чтобы снять напряжение, мозг придумывает оправдание: «Наше нарушение — это не “зло”, а “ответ”, “стратегия”, “справедливая мера”».

• Групповая солидарность. Любое поведение «своих» оправдывается ради сохранения единства перед внешней угрозой. Критика «своих» превращается в клеймо предательства.

Так риторика превращается в мину замедленного действия: она сохраняет видимость моральной непротиворечивости, но на деле подрывает саму логику, делая зло «относительным» — для врага оно абсолютное, для себя есть исключение.

Исторические примеры

Эта логика — не абстракция. Она неоднократно заводила конфликты в тупик, когда каждая сторона зеркально обвиняла другую в недоговороспособности. Но именно осознание этой ловушки позволяет найти возможности для выхода.

Холодная война.
СССР: «Наращиваем ракеты, потому что НАТО агрессивны!»
НАТО: «Наращиваем ракеты, потому что СССР нарушает договоры!»
Каждая сторона зеркально обвиняет другую в недоговороспособности. Итогом стала бесконечная гонка вооружений, где «ответ» оправдывал «наступление». Изменение наступило лишь тогда, когда Горбачёв и Рейган признали саму ловушку и решились на асимметрический шаг — переговоры без гарантий доверия.

Ближневосточный конфликт.
Израиль: «Не будем вести переговоры с ХАМАС — они террористы!»
Палестина: «Не будем признавать Израиль — они оккупанты!»
Каждая сторона считала, что именно другая «отменила» возможность диалога. Итогом становился замкнутый круг насилия, где аргументы лишь воспроизводили обстрелы и блокаду. Прорыв становился возможен только тогда, когда хотя бы временно откладывались взаимные ярлыки — например, в моменты, когда речь шла о водоснабжении, обмене пленными или временном прекращении огня.

Шаги к началу диалога

Выход требует мужества отказаться от удобных самооправданий и двойных стандартов.

• Принцип симметрии.
  Если мы считаем недоговороспособность другой стороны неприемлемой, то должны признать её столь же неприемлемой и у себя. Нарушение договоров с нашей стороны — такая же преграда для мира, как и их нарушения.

• Ступенчатая взаимность.
  Доверие не возникает сразу, его можно выстроить только поэтапно. Начинать стоит с малых шагов, результат которых легко проверить: локальное прекращение огня, гуманитарные коридоры, обмен пленными. Успех первого шага становится фундаментом для следующего — так же, как это работало в договорах об ограничении вооружений.

• Отказ от предварительных условий.
  Требование «сначала станьте договороспособными» — тупик, ведь именно диалог и нужен для того, чтобы это доверие возникло. Начинать нужно не требуя предварительных “гарантий доброй воли”, иначе процесс не начнётся никогда.

Взгляд в кривое зеркало

Осуждать противника за недоговороспособность, занимаясь в ответ тем же самым.

Конфликтная риторика напоминает зал кривых зеркал. В отражении противника мы отчётливо видим его пороки — недоговороспособность, агрессию, ложь. Но стоит зеркалу показать то же самое в нас самих, и отражение «ломается»: мы оправдываем себя «особыми обстоятельствами», «справедливостью» или «вынужденностью».

Мир рождается не тогда, когда мы докажем, что враг хуже. Он становится возможен лишь тогда, когда мы признаём: наша собственная недоговороспособность — не «стратегия», а часть той же самой проблемы. Пока обе стороны кричат в зеркало: «Смотри, это он не хочет договариваться!», — переговоры обречены. Изменение возможно лишь тогда, когда кто-то решается первым сказать: «Да, я тоже часть этой системы недоверия. Давайте попробуем иначе».

Первый шаг к миру — не в идеальном доверии, а в готовности рискнуть доверием. Когда одна сторона перестаёт оправдываться и говорит: “Моя жёсткость — часть проблемы” — кривое отражение начинает выпрямляться.

Разбор ловушки: От осуждения — к оправданию

Здесь работают три шага подмены:

Осуждение-пустышка: Признание «ненормальности» («шиз»).

Снятие субъектности: Утверждение о неспособности к рациональному действию («не слышал ничего» = не воспринимал реальность).

Списание в симптом: Зло объявляется продуктом «болезни», а не свободы воли.

Итог: Ответственность испаряется. Нацизм предстаёт не идеологией, а симптомом. Жертвы становятся жертвами «стихии», а не системы.

Почему это не диагноз, а побег от морали?

Важное уточнение: Термин «шиз» здесь — не медицинский, а бытовой ярлык, стигма, позволяющая:

Уйти от анализа зла как системы (переложить вину на «безличные механизмы» — идеологию, бюрократию или экономику террора, будто именно они порождают преступления, а не конкретные люди);

Вывести преступника за рамки человеческой этики («безумец» не подлежит суду, а нуждается в лечении).

Нюрнбергский процесс специально отверг эту логику. Судьи заявили:

Даже если бы Гитлер имел психиатрический диагноз, это не отменило бы ответственности режима. Освенцим строили не галлюцинации, а инженеры. Холокост финансировался не бредом, а бюджетом.

Бытовые версии той же ловушки:

Эта ловушка — не для гениев зла. Она работает везде, где нам страшно признать: жестокость — сознательный акт.

Домашнее насилие: Когда муж бьет жену, а защитники объясняют: «Да он же был пьяный! Не соображал!» — за этим звучит куда более циничное послание: «Раз не соображал — значит, имеет моральное право не соображать и завтра. Главное — не его выбор, а градус в крови. Пусть продолжает».

Офисная истерика: Коллега орет на совещании, а в кулуарах раздаётся: «Не кипятись, она же истеричка!». Но истинный смысл этой «успокаивающей» фразы — «Её слова не аргумент, а биологический выброс. Зачем решать проблему, если можно списать на диагноз».

Соцсети: Хейтер оскорбляет, а модератор пишет: "Не обращайте внимания, он больной тролль" — снимая с агрессора ответственность.

Война как «аффект»: Политик развязывает войну, а эксперт в студии снисходительно поясняет: «Это было эмоциональное решение!». Перевод. «Тысячи трупов — не преступный расчёт, а несчастный случай. Разве можно судить за порыв души?».

Объяснить ≠ Оправдать

Ключевое различие, которое стирает ловушка:

Объяснение — анализирует причины, но не отменяет моральной оценки.
Преступник действовал под влиянием паранойи (объяснение).
Но паранойя не отменяет факта, что он осознанно планировал убийство (оценка).
Это как диагноз врача: он описывает болезнь, но не выписывает индульгенцию на преступление.

Оправдание — использует объяснение, чтобы снять ответственность.
Он не виноват — у него же паранойя! (оправдание).
Значит, убийство — не злодеяние, а „симптом“ (подмена).
Это поддельный больничный лист для убийцы, где диагноз превращается в разрешение на зло.

Не «шизы», а люди

Освенцим, геноцид в Руанде, резня в Сребренице не были спонтанными «приступами безумия». Их проектировали трезвые архитекторы, подписывали чиновники, исполняли обычные люди. Сводить историческое зло к патологии — значит называть преступление симптомом, а не решением.

Дьявол не был шизофреником. Он действовал расчетливо, холодно и осознанно. И пока мы объясняем зло «безумием», мы дарим ему последнюю индульгенцию — возможность спрятаться за ширмой «болезни» и уйти от ответа на главный вопрос: как обычные люди совершают нечеловеческое?

Историю пишут не патологии. Её пишут решения.

Почему это важно понимать

Главная ошибка в таких ситуациях — смешивать два утверждения:

1. «Я признаю, что ты так чувствуешь» — признание факта наличия у партнёра определённых эмоций.

2. «Я признаю, что это правда» — согласие с объективной интерпретацией событий.

Многие боятся признать первое, думая, что автоматически согласятся со вторым. Но это логическая ошибка.

Можно сказать:

Я понимаю, что ты чувствуешь тревогу и недоверие. Я вижу, что для тебя это важно. Давай разберёмся, откуда это, и что я могу сделать, чтобы ты чувствовала себя увереннее.

Такая реакция не является признанием вины. Это — готовность уважать восприятие партнёра и работать над восстановлением доверия.

Кто должен быть инициатором

Если один из партнёров не испытывает аналогичных подозрений, именно он должен быть инициатором прояснения ситуации. В приведённом примере это парень. Он не ждёт, что девушка сама «передумает» и под воздействием саморефлексии внезапно изменит своё восприятие, а задаёт вопросы, пытается понять источник её подозрений и вместе искать способы их снять.

• Что конкретно вызвало у тебя эти подозрения?

• Когда ты впервые это почувствовала?

• Что я могу сделать, чтобы ты снова доверяла мне?

Это не только уменьшает напряжение, но и демонстрирует, что отношения для него важнее споров о «правоте».

Итог

Признать реальность чужих чувств — не значит признать себя виновным. Это значит признавать, что для человека эти чувства существуют, и что вы готовы их учитывать.

Именно с этого начинается реальное доверие: когда оба понимают, что их переживания не обесцениваются, а становятся точкой для совместного поиска решений.

Механизм:
«Объективное = измеримое». Всё, что сложно измерить или кажется эмоциональным, объявляется «ненаучным» и игнорируется.

Примеры:
Бытовой: Муж видит слёзы жены и думает: «Это манипуляция» — чувства объявлены шумом.
Научный/политический: Экономист отбрасывает социологические наблюдения: «Методы ненаучны» — забывая, что бедность нельзя свести только к цифрам.

Проблема:
Как фотограф, который снимает только то, что влезло в кадр, и называет это «полной картиной».

2. Замкнутая модель: Иллюзия совершенства

Механизм:
Из «очищенных» данных создаётся схема, которая выглядит идеальной — потому что все противоречия заранее отрезаны.

Примеры:
Бытовой: «Все проблемы из-за соседа!» — игнорируя собственные ошибки и кризис в стране.
Профессиональный: «Рынок регулирует себя сам» — забывая о примерах финансовых катастроф.

Проблема:
Логичная модель ≠ истинная. Её стройность — результат жёсткой цензуры данных.

3. Самоусиление: Когнитивные ловушки

Как только модель построена, включается автопилот:

Эффект подтверждения: Замечается только то, что её подтверждает.
Пример: Мать видит в ребёнке гения, игнорируя двойки.

Уверенность задним числом: «Я всегда знал!»
Пример: «Я предсказывал этот кризис!» — хотя месяц назад отрицал его.

Иллюзия прозрачности: «Мотивы противника очевидны».
Пример: «Эта страна хочет уничтожить нас!» — без попытки понять её страхи.

4. Социальная поддержка: Эхо-камера

Механизм:
В круге единомышленников рождается правило: «Субъективные аргументы — не аргументы». Инакомыслие объявляется «ненаучным».

Примеры:
Бытовой: Родительский чат: «Во всём виновата школа!» — и все соглашаются.
Академический: Учёные XX века, отвергающие квантовую механику как «несерьёзную».

Проблема:
Чем чище звучит хор, тем глуше слышно реальность.

5. Инерция: Наркотик уверенности

Механизм:
Чем дольше человек живёт с моделью, тем страшнее её менять. Признать ошибку — значит ударить по своей самоидентификации.

Примеры:
Личный: «Я 20 лет так работаю — менять поздно!»
Исторический: СССР 1980-х, цепляющийся за коммунистическую догму при разваливающейся экономике.

Как выйти из ловушки

Искать «неудобные» данные: Спросить себя — что я отмёл как «слишком субъективное»?

Тестировать модель на прочность: Какие факты разрушат мою уверенность?

Выходить из эхо-камеры: Разговор с несогласным — не для победы, а для обучения.

Доверять сомнениям: Неуверенность — это инструмент навигации, а не слабость.

Парадокс истинной объективности

Стерильная уверенность — это побег от реальности. Настоящая объективность начинается там, где вы умеете жить с тремя мыслями одновременно:

Я могу ошибаться.
Мир сложнее моих моделей.
Чужие страхи и эмоции — это тоже факты.

Если сейчас вы подумали: «Это точно не про меня» — возможно, вы уже внутри этой ловушки.