Рука моя зажила, но тело посетила новая беда. Копчик. Он у меня побаливал давно. «Фигня. Пройдет сама», – думал я, но увы и ах, пятничным утром он решил напомнить о себе. Мои исследования интернета обозначили примерный диагноз. Рак. Пришлось искать свою книжку и идти сдаваться в лапы народной медицины.
Старая городская поликлиника, где за чертой порога играла песнь страданий людских. Диапазон широк, крики издавались во всех частотах. Сломленный и отчаявшийся писака шагнул навстречу фонарю, что вел из боли леса, однако ж манил он и зверье. Спасенье это? Наказание? Стоило еще выяснить.
Дальше белая полоса. Лето. Все на дачах. Нет очереди в регистратуре. Нет очереди за талончиком. Нет очереди к хирургу. Только внутри кто-то. Ну это уже совсем ничего. Жду. Из кабинета выходит пузатый дядька с красным лицом, окидывает меня презрительным взглядом. Лишенные любви к жизни пропитываются чернью их окружающей. Раковая опухоль убивает свет, льющийся с небес. Видимо, я слишком мало дышал отчаянием. Исправился. Достоевский научил нас страдать с особым изяществом. В этом мы преуспели лучше всех в мире. Захожу. Сидит дед-хирург и его помощница. Чуть моложе. Оба – сухие, как засохшие дрова в поленнице. Жалуюсь им.
– Ложись на кушетку, штаны снимай, – буднично вещает мне врачеватель, параллельно диктуя коллеге мои явки и пароли.
Рассадница грехов испытывала людей, подкидывая им все новые испытания. Лег. Чувство тревоги нарастает, не каждый день какой-то мужик изучает твой копчик. Покушение на сакральную святыню рождает массу страхов.
– Тут болит? – дед в белом халате тыкает со всей дури в мое больное место, я ору, кажется он получил удовольствие от содеянного, отчего дальше продолжил издеваться над угнетенным физически и морально человеком, – Значит тут. Но это тебе не ко мне?
– А к кому? – слезы наворачиваются на моих глазах.
– Сначала на рентген, потом к травматологу или невропатологу.
– Травматолог в отпуске, на доске внизу написано.
– Ну значит, к невропатологу, – равнодушию бы его позавидовал сам Менгеле. В тот момент я поверил в эволюцию садизма и о том, что лишенные разума обманщики будут до скончания веков блуждать под темными сводами подземного царства. От последней мысли как-то полегчало...
Иду в рентген с направлением. Очереди снова нет. Счастье. Недолгое.
– Мне рентген копчика, – говорю я первой попавшейся тетке в белом.
– Зоя Петровна! – орет женщина в белом. МХАТовская пауза.
– Да, – раздалось из-за стенки.
Женщина идет за стенку, чтобы раскидать посыл своей глухой коллеге, затем возвращается.
– Ну меня ж хирург к вам послал, вот направление.
– Не знаю, кто там вас и куда послал, мы копчик не делаем, вам на КТ надо!
– Ну сделайте мне КТ! – начинаю вибрировать.
Зачем я все эти страдания пережил? Чтобы снова получить отказ? Стал понимать Герострата, а мозг начал гонять варианты, как сжечь это дьявольское место. Да так, чтобы дотла. Чтобы попасть в ад, больше не надо умирать, стоит быть здесь.
– Это вам в Первую городскую надо. У нас нет! – арктическому равнодушию людей в белом видимо обучают на тайных собраниях служителей сатаны.
– А направление где взять?
– Я не знаю. Идите к врачу.
Иду к хирургу. Жду, когда освободят кабинет. Захожу.
– Здравствуйте еще раз. У вас нет рентгена копчика.
– Как это? – дед спрашивает у своей помощницы, – У нас нет рентгена копчика? – та жмет плечами, – Как это нет?
– Значит нет! Что ж теперь! Мы ж тут не платный медцентр! – парирует тетка.
Резко повеяло холодом, раздался леденящий крик падшего ангела, что отрицал великую идею и томился вечность во тьме.
– Молодой человек, с вами все в порядке? – переживал дед, чем вывел меня из ступора.
– Что делать-то? – с максимальными нотками жалости умоляю я.
– Ну иди к невропатологу, может он тебе поможет.
Хирург пожимает плечами, а в глазах бегущая строка: «Да задолбал ты уже со своим копчиком. Иди отсюда!»
Я вышел. В голове бежала мысль: «Кто мы? За что здесь? – ответов не нашлось, – Смерть лишь меняет локацию, формат останется прежним».
Пошел снова вниз. Беру талончик. Очереди по-прежнему нет. Фортуна все же иногда бывает на моей стороне. Поднимаюсь обратно. Невропатолог живет напротив хирурга. Захожу. Врачеватель – здоровенный мужчина в крупногабаритных очках. Жалуюсь о всех невзгодах. О проклятьях с копчиком. О хирурге. О рентгене. Он смотрит на меня внимательно и медленно макает туда-сюда чайный пакетик.
– От меня-то ты чего хочешь? – без интереса выдал мне врач, когда я закончил ныть.
– Помогите! На вас последняя надежда…
Мне уже второй раз за день мужик говорит, чтобы я снимал штаны. Опасной дорогой идете, Виталий Александрович. А ты еще и повинуешься! Половине поликлинике уже свою пятую точку показал. Не стыдно?
Лежу на кушетке. Надо мной стоит врачеватель и долго натягивает маленькие резиновые перчатки на свои здоровенные руки. Заходит его помощница, ойкает и выходит.
– Лена, обожди покамест…, – доктор кидает ей вслед, – но далеко не уходи, мы тут по-быстрому сейчас.
Я зажмуриваю глаза. Невропатолог засаживает свой толстый палец в больной копчик. Я ору.
– Не сломан. Это уже хорошо, – он резким движением снимает перчатки и направляется на свое штатное место, – Портки надевай. Лена-а-а, заходь…
Он называет диагноз на латыни, из которого извлечь полезную мне информацию невозможно. Я надеваю штаны. Сажусь. Врачеватель отпивает чаек. Лена приоткрывает дверь.
– Афанасий Филиппович, вы там все в штанах?
Она входит. Стыдливо улыбается, пока пишет мои явки и пароли. Я диктую. У Афанасия Филипповича в ход пошли пряники. С повидлом.
– Ключ от сейфа, – командует он Лене, та долго копается в кармане халата, находит нужный.
Врачеватель встает и достает коробку с ампулами.
– Что там? – помощница берет другой журнал, готовится писать.
– Аллергия на что-то есть, голубчик?
– Голубчик? Сам ты – голубчик! – подумал я, но заикаясь, еле выронил звуки, – Н-н-н-нет!
Народная медицина, мать ее…
– Это хорошо! – дальше диктует Лене какие-то названия, узнал я только лидокаин. – Ну хоть больно не будет.
Открыв кучу ампул, врачеватель создал какое-то медикаментозное месиво в здоровенном шприце.
– Это все мне? – напряжение росло, в голове заиграла музыка из какого-то фильма Хичкока.
– А кому ж? – Афанасий Филиппович добродушно рассмеялся, – Лена, обожди снаружи, нам тут уединиться нужно с молодым человеком.
– Хорошо-хорошо! – улыбка не сходила с ее губ.
– Подкалывают они еще. Ненавижу! – горел я внутри адским пламенем, – Чтоб черти вас драли на части за ваши деяния!
– Штаны сымай. Чего сидишь мечтаешь? – скомандовал врачеватель, – На стол наклоняйся. Колени не сгибай.
В тот момент я напрягся знатно…затем еще больше, когда здоровенный мужик оказался за моей спиной. Всадил. Укол. Прямо в самое больное место. Резкая боль пронзила все мое тело. Искры полетели из глаз, а где-то вдалеке отчетливо был слышен металлический смех старухи с косой. Вот жил, ты жил, Виталий Александрович, а потом решил помереть, да еще и с таким позором. Я заорал.
В кабинет зашла какая-то молодая медсестра. Посмотрела на мою голую пятую точку, на Афанасия Филипповича, стоящего пред ней, на орущего меня, наклоненного на стол, ойкнула и покинула нашу задорную компанию. Запятнанный позорным делом из ямы лезть не собирался я, а рыл ее все глубже. Стоило только догадываться, какая картина сложилась в ее голове. Конечно это не то, чем казалось, если начать с тонкостей, не разбираясь в сути, но если отбросить всю историю целиком, и оценивать лишь фрагмент, то это то, чем казалось. Какой позор! Какой позор!
– Ну все! Жить будешь! – врачеватель уселся на стул и продолжил пить свой чай, – Если не пройдет, в понедельник приходи, еще поставлю.
– Спасибо, не надо, – подумал я. – Ноги моей здесь больше не будет, даже если мой копчик теперь отвалится.
Прихрамывая, мое бренное тело, наполненное страданиями и муками, покинуло цитадель зла. Естественно по дороге я встретил и Лену, и ту медсестричку молоденькую. Обе лыбились. Нелюди! Тут человек страдает, а вы со своими больными и влажными фантазиями. Все! Занавес! Спектакль окончен! Валите уже! Ненавижу вас всех!
Пока шел до дома словил мутного и чуть не разложился на асфальте, благо проходящий мимо мужик спас меня еще и от асфальтной болезни. Чем дольше я существовал в таком состоянии, тем больше назревала мысль откосить от работы в ночь, ибо лежать мог комфортно, стоять тоже, а вот сидеть только в определенных положениях. Что это вообще за дела? Так не пойдет.
Как же я любил отмазки. Особенно когда приходилось убедить самого себя что-то не делать. Не писать книгу, не ехать в бассейн, не вставать пораньше. Во всех делах, где надо было прилагать хоть какое-то усилие. В этом деле я был просто мастером. Так ловко и естественно уговаривал сам себя. Иногда борьба внутри затягивалась, но не слишком. Ментально мой мозг был готов поддаться даже самым легким своим уговорам. Нужна лишь причина. Самая малюсенькая-премалюсенькая. И все! Гуляй, Вася! Сделаем как-нибудь потом. Или никогда. Как только ты сделаешь шаг по этой дорожке, свернуть уже не выйдет.
Решил набрать боссу. Беда ж у меня вселенского масштаба…
