Мечники отряда Буге (проправительственные мечники, набиравшиеся из чинов армии и полиции) ещё сами не выполнившие "указ о причёсках", формально ставший одной из причин Сацумского восстания.

Индивидуальный политический террор - штука увлекательная, не смотря на то, что это "не наш метод", особенно в том случае, когда целью определено некое высокопоставленное лицо. В отличии от террора массового (который совсем-совсем не наш метод, но на государственном уровне вполне приемлем), он наиболее похож на спорт, где охотник-исполнитель выступает в заведомо проигрышной позиции по отношению к дичи и где достижение цели преимущественно предполагает жертвенность, причём, зачастую, независимо от провала или успеха предприятия.

Террористы однозначно люди ненормальные, если под нормой понимать большинство, но тем не менее, чаще всего, их мотивы вполне рациональны, даже в том случае, когда действие, казалось бы, импульсивно. Вполне имеют место быть обострённая совесть, чувство справедливости, мораль, идеалы, ценности, просто они как бы рассинхронизированны с общественно-принятыми и в пространстве, и во времени. Это крайняя степень "самых умных" и тех, кому "больше всех надо", а любая крайность кажется гротеском.

На ситуации в Оцу не потоптался только ленивый, конечно, но есть ряд моментов, который в работах по вопросу неизменно упускают. И это при том, что событие - знаковое (некоторые доходят до того, что инцидент — важнейшая причина войны с Японией 1905г, впрочем начисто забывая о том, что Япония, вообще-то, сама напала на Россию).

А ситуёвина ведь очень похожа на то, с чем мы сталкиваемся ежедневно на современных улицах — типичный конфликт культур, столкновение "личности с активной гражданской позицией" и "понаехавшими", впрочем, сильно осложнённый обстоятельствами.

Не буду подробно описывать сам визит, это сделали давно, толково и до меня, просто накидаем контуры. В апреле 1891 года, цесаревич Николай совершал путешествие по странам Востока. В течении всего визита в Японию Николаю оказывались императорские почести, но для самого цесаревича путешествие было сугубо развлекательным. Дневники Николая показывают, что Цесаревич и его приятели веселились, как могли. Веселье сильно омрачил неприятный инцидент, а именно: в японском городке Оцу местный полицейский, ни с того, ни с сего, бросился на цесаревича и ударил его саблей по голове. Николай отделался легким испугом и едва заметным шрамом. Клинок скользнул по полям котелка и задел лоб. Шляпа упала с головы Николая, один из рикш-толкачей выскочил из-за коляски и оттолкнул нападавшего, но тот все равно успел нанести второй удар. Николай записал в своем дневнике, что он выпрыгнул из коляски и побежал, никто не пытался задержать преступника, который бросился за Николаем. И только через какое-то время кузену цесаревича принцу Георгу удалось бамбуковой тростью сбить с ног нападавшего.

Вот как сам Николай описывает произошедшее:

«29 апреля. Проснулся чудесным днем, конец которого мне не видать, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога.

Из Киото отправились в джен-рикшах в небольшой город Отсу. В Отсу поехали в дом маленького, кругленького губернатора. У него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь. Тут Джорджи и купил свою бамбуковую палку, сослужившую вскоре мне такую великую службу. После завтрака собрались в обратный путь, Джорджи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера. Выехали в джен-рикшах и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы, над ухом. Повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: «Что, что тебе?»… И выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую. Увидев, что урод направляется ко мне и что никто не останавливает его, я бросился бежать по улице, придерживая рукой кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны… Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джорджи, бежавшим за преследовавшим меня полицейским… Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено. Джорджи — мой спаситель, одним ударом своей палки повалил мерзавца, и, когда я подходил к нему, наши джен-рикши и несколько полицейских тащили того за ноги. Один из них хватил его его же саблей по шее. Чего я не мог понять — каким путем Джорджи, я и тот фанатик остались одни, посреди улицы, как никто из толпы не бросился помогать мне… Из свиты, очевидно, никто не мог помочь, так как они ехали длинной вереницей, даже принц Арисугава, ехавший третьим, ничего не видел. Мне пришлось всех успокаивать и подольше оставаться на ногах. Рамбах (доктор) сделал первую перевязку и, главное, — остановил кровь. Народ на улицах меня тронул: большинство становилось на колени и поднимало руки в знак сожаления. Более всего меня мучила мысль о беспокойстве дорогих папа и мама, и как написать им об этом случае (…)

...1 мая. Токио. Я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика. Мне также, как прежде, люб их образцовый порядок и чистота, и, должен сознаться, продолжаю засматриваться на гейш, которых издали вижу на улице. Принят микадо в одиннадцать часов…»

Покушение на Николая в современном представлении. Цуда тут чуть ли не с цельным одати, а не с полицейской саблей. Кстати, полицейские в оцеплении должны были следить, в том числе и за тем, что бы на пути кортежа не попадалось "голоногих". Но художник так видит.

Наследник престола был, естественно, чрезвычайно взволнован, чем и вызваны неточности в его описании. На самом деле из показаний многочисленных свидетелей выясняется, что, хотя Георг действительно был первым, кто попытался задержать преступника и ударил его по затылку купленной им в этот день тростью, ему не удалось сбить нападавшего с ног. Однако тот все-таки замешкался, и этого было достаточно, чтобы рикша Николая успел броситься на полицейского. Сабля выпала у того из рук, и тогда рикша Георга подхватил саблю и ударил ею по спине неудавшегося убийцы.

Рикши, вставшие на защиту цесаревича, получили по ордену "Восходящего солнца" 8-й степени от японского Императорского дома (он же "Орден Восходящего солнца, медаль белой пауллонии", что давало им 40 иен пенсиона. Часто ошибочно пишут про "Хризантему" и "Орден Цветов пауллонии", но это награды совсем другого ранга), из рук цесаревича по «Святой Анне» 4-ой (что делало их русскими личными дворянами и давало право на 100 руб. пожизненной пенсии), по 2500 иен единовременно и пожизненный пенсион в 1000 иен (около 500 рублей) который, по сметам русского министерства двора, стабильно высылался до самого прекращения существования оного не смотря на все войны и пертурбации, но который японцы перестали выплачивать рикшам с 1905. Один из рикш, Ититаро Китагаити, спился в связи с тем, что влетел под обструкцию с началом Русско-японской, но прожил до 1928, а другой, Дзисабуро Мукохата, занялся сутенёрством и спекуляциями рисом, быстро разбогател, но умер в 1914, предварительно успев попасть под суд и потеряв право на ордена. Про Ититаро даже кино сняли («Teppo-yasu no shogai», 1962. В главной роли — Синтаро "Затоичи" Кацу).

Герои-рикши. На груди у каждого по «Анне» и «Белая пауллония» от японского императорского дома.

А полицейского ("досин", грубо говоря, сержант ППС, или, если по-старорежимному — "городовой") по имени Цуда Сандзо, совершившего нападение, судили в Верховном суде Японии и приговорили к пожизненным каторжным работам. Он выразил готовность покончить собой, совершив сеппуку, но ему было в этом отказано. Через три месяца он умер на каторге то ли от пневмонии, то ли самовольно заморив себя голодом (одно другому, кстати, не мешает). Но последняя версия крайне интересна в свете того, что на пропитание каторжанина обыкновенно казной выдавался 1 сен (1/100 иены) в день, а в рацион Цуды ежедневно входили молоко (5 сен за сё, 1,8 литра), говядина (10 сен за кин, 600 гр.) и куриные яйца (3 сена за 1 шт.), для островной Японии продукты до сих пор не сильно частые и дорогие, т.е. он в заключении находился на усиленном питании.

Цуда. Служебная фотография.

Версий того, что конкретно послужило причиной нападения, множество. Сам Цуда на процессе, в основном, молчал. Изначально, в намерении убить цесаревича, несмотря на очевидность действий, не сознавался. По материалам судебного дела сделана такая официальная компиляция, переходящая из публикации в публикацию:

"Впервые идея убить цесаревича возникла у него 29 апреля [11 мая], когда Николай и Георг посетили расположенный на холме Миюкияма памятник воинам, погибшим во время Сацумского восстания, а сам полицейский стоял на своём посту возле монумента. Цуда считал, что иностранцы не оказывали памятнику должного почтения. Кроме того, внимательное изучение окрестностей, по его мнению, показывало, что Николай и Георг являются шпионами; в некоторых японских газетах высказывалось мнение, что истинной целью прибытия российского цесаревича является поиск уязвимостей в обороне Японии. Но Сандзо не знал, кто из двоих кем является, и поэтому тогда не стал совершать нападение. Однако, когда ему в числе других полицейских было поручено охранять улицу, по которой двигались рикши, Цуда решил, что если и сейчас позволит Николаю уйти невредимым, то в следующий раз он вернётся в Японию уже в качестве захватчика, и потому бросился на него".

- отечественная версия — Цуда псих и фанатик;

- европейская — Цуда просто псих;

- японская официальная — Цуда, конечно, псих, но есть нюансы;

- японская неофициальная — Цуда сделал всё, как надо.

На последних двух и остановимся.

Первое, что обращает на себя внимание – это сравнительно несерьёзный характер ранений цесаревича.

Согласно медицинскому заключению, составленному в день покушения, Николай имел следующие повреждения:

1) затылочно-теменную рану линейной формы длиной 9 сантиметров с разошедшимися краями, проникающую через всю толщу кожи до кости и находящуюся в области правой теменной кости;
лобно-теменную рану длиной 10 сантиметров выше первой на 6 сантиметров, идущую почти параллельно ей и проникающую через всю кожу до кости;
2) поверхностную поперечную рану длиной около 4 миллиметров на правой ушной раковине;
3) поверхностную поперечную рану длиной около 1 сантиметра на тыле кисти правой руки, между указательным и большим пальцами.
Во время обработки лобно-теменной раны был извлечён осколок кости клиновидной формы длиной около двух с половиной сантиметров.

Самурай, ветеран войны, не смог с двух ударов зарубить застигнутую врасплох цель. Ладно, бывает. Но, что характерно, сам Цуда получил удар по спине своим же клинком от рикши принца Георга. Источники отмечают, что на момент ареста Цуда был избит, но не изранен. Объяснений этому несколько. Первое: удары были нанесены клинком в ножнах, что, согласитесь, странно для покушения. Второе: все удары пришлись плашмя или под большим углом, что тоже странно, да и характер ран Николая скорее рубленый, чем мозжёный. И третье, сильно специфическое: клинок тупой. Последнее, с одной стороны, логично, а с другой – нет.

Почему логично: по установленным ещё при Токугава правилам взять преступника надо было живым, желательно без фатальных повреждений, чтобы реально судить его и подвергнуть очень тяжелой каре, которая для тяжелораненого могла показаться счастливым избавлением от мучений. Это наложило весьма специфический отпечаток на вооружение городской полиции эпохи Эдо. После «европеизации» полиции, дань традиции сохранилась в том, что полицейские штатно вооружались затупленными клинками, которые носили, скорее, представительские функции и использовались в качестве "демократизаторов", а не боевого оружия. Рядовые чины ("комони") вообще вооружались исключительно дубинками и бокенами, а огнестрельное оружие появилось в полиции только после рисовых бунтов 1918 года. Нелогично же тут использование аналога резиновой дубинки для серьёзного покушения.

Окровавленный платок Николая и сабля Цуды.

Далее обращает на себя внимание полное отсутствие внятного мотива (но если Цуда псих, то оно, конечно, нормально). Дмитрий Шевич (русский посланник в Японии) характеризовал Цуду как:

«чистейший экземпляр отчаянного фанатика-самурая с дикой своеобразной логикой, выработанной односторонним пониманием китайских классиков, единственного образовательного материала, духом которого он был проникнут, и размышлениями про себя, постоянно устремлёнными в одном направлении, человека, глубоко ненавидящего иностранцев, гордого и самолюбивого, под личиной внешнего смирения мечтающего о великих подвигах и перемене своей скромной доли простого полицейского на более главное и почётное положение, от природы мрачного, упрямого, необщительного и сосредоточенного».

По мнению Шевича, основной причиной нападения стало негодование по поводу оказываемых цесаревичу почестей:

«…своими умолчаниями и намёками Цуда ясно даёт понять, что он считает Императора и народ униженными всеми этими овациями, а один раз даже прямо говорит, что… он боится оскорбления Императора...».

С распространением идей Фрейда характеристика Цуды становится ещё уничижительнее:

«как это явствует из его показаний, были серьёзные проблемы с психикой… Бывший самурай захотел решить свои внутренние проблемы, канализировав свой комплекс в сторону иноземцев, то есть поступил в соответствии с тем, чему его учили в детстве, когда лозунг "изгнания иностранцев" пользовался особенно большой популярностью. А теперь милитаристско-националистические настроения вновь набирали силу…».

Что характерно, Цуда служил в полиции Оцу восемь лет. В круг его непосредственных обязанностей постоянно входила охрана иностранцев и до этого фанатичный самурай никого из них не зарубил. А мог бы. Более того, в период Сацумского восстания, Цуда сражался на стороне прозападного правительства Мэйдзи (иногда, плечом к плечу, с гайдзинами) как раз против консервативных самураев "ненавидящих гайдзинов". Так, может, это не с Цудой что-то не так?

Поступок Цуды вызвал в Японии всенародное осуждение. Это отражено как в депешах Шевича, так и в прессе того времени. Семье – обструкция, имя и фамилия под запретом на родине, попытки переименовать Оцу, что бы смыть позор, публичное самоубийство некой барышни на ступенях русского посольства в тех же целях (Юко Хатакэяма, 27 лет), мешки корреспонденции с выражениями сожаления...

Гораздо реже упоминается о письмах в русское посольство, направленных в защиту Цуды и некоторых фактах, которые всплыли на стадии предварительного следствия.

Я, конечно, не показатель, но, допустим и в церкви, и в библиотеке, я стараюсь вести себя так, как там положено. И абсолютно всё равно англиканская ли это церковь или православная, еврейская библиотека или, допустим, тайская. А их высочества мало того, что вошли в обуви в синтоистский храм (что, мягко говоря, не принято), так ещё изволили под хмельком тросточкой в поминальный колокол звонить. В то, что цесаревич справил малую нужду на задах памятника жертвам Сацумского восстания, я позволю себе не поверить, всему есть предел, но то, что поведение цесаревича носило сугубо развлекательный характер без учёта местных обстоятельств – это факт, подтверждённый воспитательной беседой Александра с сыном и задокументированный Витте.

В качестве курьёза упомяну и то, что в одном из писем утверждалось, что во "временные жёны" Николай купил любимую девушку Цуды (ну, так сложилось), но это, во-первых, бездоказательно, а, во-вторых, практика "временных жён" для иностранцев в Японии того времени абсолютно нормальна и на отношении к девушкам не сказывалась. Офтоп, конечно, но если наших так с "Матильды" сколбасило, что было бы, если бы кино сняли о вояже цесаревича?

Т.е. что мы видим с т.з. "фанатичного самурая", да ещё и полицейского?

Полицейские Японии чтят Тосиёси Кавадзи как отца-основателя своего ведомства, особенно его морально-этические заповеди, пронизанные чувством долга. Основной идеей в них было то, что полиция должна "служить лекарством для общества, предотвращающим его скатывание в хаос". В нашем случае, императорские почести оказываются лицу, не имеющему на них никакого права. Николай, как ни крути, не потомок Аматерасу. При этом лицо ведёт себя "неподобающе".

Хаос налицо, надо вразумлять! Тем более, что прецеденты были. Например, Киёхиде (1493-1553), некогда служивший мати-бугё (старшим полицейским) трём поколениям Ода, некогда рукоприкладством вразумил Ода Нобунага, что помогло тому несколько утихомирить свой буйный нрав (и, вразумив, кста, совершил сеппуку). Отсюда и демонстративное нападение с тупым мечом. Гири – превыше всего. С точки зрения европейца – однозначно не нормальный поступок, но вполне естественный для человека "старой закалки", идеалиста с "активной гражданской позицией".

Косвенно эти выводы подтверждает и то, что изначально Цуду хотели осудить по статье 116 тогдашнего УК, за покушение на жизнь члена императорской семьи, но судьи сошлись на том, что термин "тэно" (император) применим исключительно к императорам страны Восходящего солнца, и Цуда был осуждён по статьям 292-й (статья УК предусматривала смертную казнь за предумышленное убийство), 112-й (статья допускала смягчение наказания на случай, если преступление не было завершено в результате действия непреодолимой силы) и первой части 113-й статьи (распространяла действие 112-й статьи на случаи, когда преступление задумывалось, но не было совершено). В целом, удалось "не угодничая перед Россией, уладить дело, опираясь на японские законы", без потери лица, но тем самым признавалось и то, что цесаревич не имел права на императорские почести.

В дальнейшем, это объясняет и особое положение Цуды, как каторжанина.

Мораль из всего вышесказанного: грань между психом и человеком, честно исполняющим свой долг, не глядя на любые обстоятельства - зыбка, однако.

З.Ы.: А ведь получись всё у Сандзо и история резко вильнула бы, хотя бы в силу того, что Русско-японская начинается на 14 лет раньше, а это совсем другой расклад...

З.З.Ы.: Пожалуйста, никакого тэга  [политика], тут размышления о совсем другом.