Кто определяет цифровой дискурс? Исследование показывает, как финансируемые государством НПО управляют онлайн-дебатами в Германии – и почему это угрожает свободе слова.

В пятницу вечером актовый зал на Мариенштрассе, 26, заполнился до последнего места. Эндрю Лоуэнтал, директор liber-net, начинает своё выступление. На экране он демонстрирует обширную базу данных о финансировании со стороны федерального правительства: согласно данным, миллионы евро были направлены неправительственным организациям, аналитическим центрам и проектам по борьбе с «дезинформацией». Лоуэнтал называет эту сеть «цензурной сетью», целенаправленно ограничивающей разнообразие мнений.

Дискуссия о цензуре в интернете и регулировании контента в последние годы набирает интенсивность, причём Германия играет в ней ключевую роль. Сотни НПО и финансируемых государством инициатив оказывают влияние на формирование цифрового общественного мнения, поддерживаемые миллионными суммами из государственного бюджета.

Liber-net, организация по борьбе с цифровой цензурой, провела совместно с Лоуэнталом и его командой всестороннее исследование этой системы. Их отчёт «Цензурная сеть: Регулирование и репрессии в Германии» документирует более 330 субъектов, получающих государственные субсидии для, среди прочего, модерации онлайн-контента. В интервью Berliner Zeitung Лоуэнтал разъясняет результаты исследования и опасности, которые представляет для свободы слова тесная взаимосвязь государственного финансирования и практик цензуры.

Господин Лоуэнтал, что послужило отправной точкой для вашего проекта по контролю контента в Германии?

Целью нашего проекта было составить карту всего ландшафта контроля цифрового контента в Германии. Многие люди, говоря о цензуре, думают только об официальных запретах, но реальность гораздо сложнее. Речь идет не только о блокировке контента, но и о том, какой тип дискурса поощряется, а какая информация считается «истинной» или «ложной». Существовало множество отдельных исследований и репортажей о цензуре и дезинформации, но не хватало всестороннего обзора о том, какие организации и субъекты работают в этой сфере.

Мы хотели выяснить, сколько НПО, министерств, академических учреждений и аналитических центров занимаются контролем над цифровым контентом. Особенный интерес для нас представляло развитие в последние годы, поскольку мы обнаружили, что Германия входит в число ведущих стран Европы по модерации контента.

Почему именно Германия, а не, скажем, Италия или Франция?

Германия играет очень важную роль в Европе не только в политическом плане, но и в сфере цифрового управления. Берлин является центром НПО в Европе и оказывает огромное влияние на цифровую политику Европейского союза (ЕС). Влияние немецкого правительства и поддерживаемых им НПО значительно выросло в последние годы. Кроме того, Германия является не только важным игроком в ЕС, но и стратегически значимым партнёром США, что повышает её политическую значимость. Мы уже провели первоначальные исследования и быстро выяснили, что Германия выделяет значительно больше ресурсов на контроль контента, чем другие европейские страны. Кроме того, НПО здесь очень активны и хорошо финансируются. Если рассматривать эти факторы, Германия, безусловно, является крупнейшим и наиболее значимым игроком в этой сфере в Европе.

В нашем отчёте отмечается значительный рост финансирования гражданского общества с 2016 года. Как вы считаете, каковы причины этого увеличения?

Рост финансирования в первую очередь политически мотивирован. События 2016 года, в частности избрание Дональда Трампа в США и референдум о Брексите, заставили многих в западном мире усомниться в цифровом пространстве и распространении «фейковых новостей» и «дезинформации». Это было воспринято как прямая угроза демократии. Реакцией стала массовая мобилизация государственных и частных средств для борьбы с этими проблемами. Во время пандемии Ковида это давление ещё больше возросло, поскольку коронавирус рассматривался как «инфодемия», где дезинформация подрывала общественное доверие к мерам здравоохранения.

В тот период борьба с дезинформацией стала политической целью, и за счёт выделения значительных финансовых средств организации и инициативы по противодействию «дезинформации» получили особую поддержку. В период с 2020 по 2023 год в Германии было выделено почти 60 миллионов евро на контроль содержания. Эти финансовые средства позволили многочисленным НПО значительно расширить свой охват и влияние, что также привело к усилению контроля над общественной коммуникацией.

Можно ли по-прежнему говорить о неправительственных организациях, если они финансируются правительствами?

Главная проблема, которую мы выявили, — это растущая близость между НПО и государственными институтами. Эти НПО получают значительное финансирование от правительства, что приводит к их меньшей независимости, чем они заявляют. Они берут на себя задачи, которые традиционно выполнялись журналистами или государственными учреждениями, но часто без необходимой прозрачности и подотчётности.

Ещё одна проблема заключается в том, что многие из этих организаций не являются нейтральными, а преследуют политические цели. Они часто вовлечены в борьбу с «дезинформацией» или модерацию контента, при этом создаётся впечатление, что они определяют, какое мнение является «правильным». Это приводит к опасной ситуации, когда критические или инакомыслящие голоса, направленные против правительства, маркируются как «неправильные» или даже «опасные». В результате общество становится всё более расколотым.

Какая программа или инициатива федерального правительства вызвала у вас особый интерес?

Без сомнения: программа «Жить демократией!» (DL) Федерального министерства по делам семьи, пожилых граждан, женщин и молодёжи (BMFSFJ). Она стала важным инструментом управления онлайн-дискурсом в Германии. С ежегодным финансированием, достигающим почти 200 миллионов евро, она поддерживает проекты, направленные, среди прочего, против «языка ненависти», «теорий заговора» и «экстремистского контента» в интернете. Среди поддерживаемых инициатив — например, Федеральное объединение по борьбе с ненавистью в сети и Correctiv, которые борются с «дезинформацией» на таких платформах, как TikTok.

Фонд Амеду Антонио также получает значительные средства для проектов по борьбе с правым экстремизмом и «ненавистью в сети». Его широкое определение антисемитизма, включающее политическую критику Израиля, демонстрирует, как такое финансирование может косвенно влиять на общественные и политические дебаты. В целом программа направлена на управление и регулирование публичного дискурса, особенно в цифровых медиа.

Однако крупнейшим получателем средств программы «DL» является организация по защите молодёжи: с 2017 года она получила в общей сложности 8,8 миллионов евро из восьми различных грантов, в том числе для мер по борьбе с «экстремистским контентом», «пророссийской пропагандой» и распространением «теорий заговора» в зашифрованных мессенджерах, таких как Telegram.

Какую роль в этой системе играют так называемые фактчекеры?

Проверяющие факты часто заявляют, что объективно исследуют истину, но сами не всегда объективны. Во многих случаях они ориентируются на официальную точку зрения правительства или политические позиции организаций, которые их финансируют. Особенно это стало очевидно во время Ковида – обоснованная критика мер и требований вакцинации отвергалась как «теории заговора».

Кроме того, ещё одна большая проблема заключается в том, что проверяющие факты обычно не подвергают сомнению главных действующих лиц, таких как правительства или крупные корпорации. Вместо этого они часто сосредотачиваются на менее влиятельных людей или небольших группах, имеющих меньший охват. Это приводит к искажению восприятия, поскольку по-настоящему могущественные игроки остаются в значительной степени бесконтрольными.

Как вы оцениваете влияние Закона о регулировании сетей (NetzDG) и Закона о цифровых услугах (DSA) на свободу слова и цензуру в Интернете?

Законы NetzDG и DAS оказывают значительное влияние на свободу слова в интернете, заставляя платформы быстро удалять контент, часто без надлежащей юридической проверки. NetzDG обязывает платформы удалять «очевидно незаконный» контент в течение 24 часов. Это давление, требующее быстрых действий, приводит к тому, что многие платформы предпочитают удалять контент в профилактических целях, чтобы избежать штрафов, вместо того чтобы ждать судебного разбирательства. Это способствует форме самоцензуры, при которой модерация контента часто осуществляется на основе неясных или субъективных критериев.

DSA делает ещё один шаг вперёд, обеспечивая, чтобы ответственность за модерацию контента лежала не только на властях, но и на самих платформах, которые должны удалять «незаконный» контент в короткие сроки. При этом отсутствует чёткое судебное рассмотрение, что позволяет во многих случаях осуществлять цензуру быстрее и без прозрачных правовых процедур. Эти законы способствуют смещению акцента с поддержки свободы слова в сторону усиленного внимания к «безопасности» и борьбе с дезинформацией и языком вражды. Такое регулирование часто приводит к поспешным и непрозрачным действиям платформ, без возможности для пользователей оспорить удаление их контента.

Какое влияние эта система оказывает на общество?

Долгосрочные последствия чрезвычайно тревожны. Когда свобода слова ограничивается, а инакомыслие всё больше подавляется, это приводит к отчуждению населения от утвердившихся институтов. Люди начинают испытывать недоверие — как к медиа, так и к правительству. Это усиливает поляризацию и ставит под угрозу демократический порядок.

Если бы вы были канцлером, что бы вы порекомендовали для изменения этой системы?

В первую очередь, я бы провёл тщательную проверку и сократил финансирование НПО, занимающихся контролем контента. Необходимо чёткое разделение между правительством и этими организациями, чтобы не допустить реализации политических программ через «чёрный ход». Также важно вернуть фокус к подлинным демократическим процессам, в которых граждане могут свободно выражать свои мнения без страха перед государственными репрессиями или контролем со стороны НПО.

Я считаю необходимым вернуть ответственность за проверку фактов в руки журналистов. Проверка информации и предоставление достоверных фактов должны быть одной из ключевых задач журналистики — а не организаций, которые получают частичное частное или государственное финансирование и могут преследовать политические цели.

Как эти механизмы могут измениться, если оппозиция придет к власти?

Это очень важный вопрос. Ранее среди многих прогрессивных сил было распространено мнение, что не следует создавать законы или инфраструктуры, которые вы не готовы применить против себя в случае изменения политической власти. История знает множество примеров, когда механизмы цензуры, созданные одной партией, впоследствии использовались другой партией против своих политических оппонентов.

После убийства Чарли Кирка в США последовала цензурная реакция со стороны американской администрации. Интересно, что Трамп до сих пор не использовал эти инфраструктуры в полной мере. Это демонстрирует, что механизмы цензуры, создаваемые в настоящее время, в будущем могут быть использованы другими политическими движениями — например, АдГ в Германии — в случае их прихода к власти.Политика сегодня, кажется, часто мыслит лишь краткосрочными перспективами, не осознавая, что эти инструменты репрессий могут быть обращены против тех, кто изначально их поддерживал.

Эндрю Лоуэнтал — австралийский писатель, исследователь и активист свободы слова. С 2022 года является директором Liber-net, организации по борьбе с цифровой цензурой. С 2004 по 2022 год возглавлял некоммерческую организацию EngageMedia в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Стал известен благодаря сотрудничеству с журналистом Мэттом Тайбби над «Файлами Твиттера» (2022–2023), которые раскрыли государственное влияние на модерацию контента.

Автор - Франц Бекки

Перевод с немецкого языка.

https://www.berliner-zeitung.de/politik-gesellschaft/geopolitik/zensurnetzwerk-deutschland-bundesregierung-ngos-meinungsfreiheit-li.10006771

Скриншоты оригинала:

Недавно я обнаружил лазая по разным сайтам типа CNN, CBNC, stopfake, reuters, politico и т.д., что пропаганда обрела ещё более широкий размах и мало того что действия руководств окружающих нас стран сопровождаются вбросами с этих сайтов быстро(в течении нескольких суток) так и новости с них испещрены множественными логическими ошибками и заблуждениями, например такими как дихотомия, круговое рассуждение и прочее, список которых может быть достаточно широк если пытаться в этом разобраться, в то время как действия стран местами импульсивны и попадают под логические ошибки. Я не буду оставлять ссылки на новости с этих сайтов, ведь тогда пост удалят, но вы можете сами туда пойти и посмотреть, а заодно посмотреть и отзывы на эти сайты. Самые распространённые логические ошибки что я встречал: аппеляция к эмоциям без наличия фактов, подмена понятий, ошибка происхождения и т.д.,читать про логические ошибки здесь.
Также есть ощущение что в странах соседствующих с Россией и её союзниками дисцилируются новости(все новости доказывающие хоть немного обратную точку зрения просто не публикуются), а новости имеют чёткий вектор и намерение, особенно в тех новостных агенствах что выше и всё становится похожим на старый советский эксперимент про чёрную пирамидку и белую, происходит спам сознания пропогандой, а порой и без дачи возможности сознанию ухватиться за хоть мелкий корень правды при падении в это болото дезинформации.
Особенно это заметно в странах сосдествующих с Россией фейковыми или однобокими новостями о том какая она плохая, разжигание ненависти к русскоговорящим, русофобия и т.д. и это как минимум позволяет усиливать санкции, обливать помоями русскоговорящий народ и т.д., вплоть до удаления поддержки русского языка с разнообразных сайтов и программ, и позволяет и дальше затягивать гайки по наращиванию деструктивных как для этих стран, так и для России политических взглядов и идеалогических веяний.
Хуже всего понимание происходящего, что их дурят в экстремальной степени работает у тех у кого больше всего мозги и тело забиты работой или развлечениями, особенно на это повлиял интернет, как результат отключение внутренней критики того что они видят и читают, забывая о том о чём раньше высказывался Эдгар Аллан По: «Не верь тому, что слышишь(видишь в интернете) и лишь на половину тому, что видишь(в реальности)»

Задача поста обратить общественное внимание на тему использования логических заблуждений в политике новостными площадками и социальными сетями(mastodon) приведёнными выше. А также сподвинуть на рассмотрение связи [стратегии стран США и Евросоюза] и Политики, и поидее решить что делать с этим, чтобы это не вылезло в войну соседних стран и России и её союзников из-за пропоганды США и Евросоюза или возможно не их, а определённых особенно богатых групп в чьих интересах это делается и зачем.

Это просто моё субъективное мнение, если вы ставите массово минус, я хочу знать в чём я был не прав, или может я просто зря сотрясаю воздух. Вы можете обьяснить такому дураку как я и другим таким же дуракам в чём я не прав?

Давайте еще разок поговорим об интернете. Как о месте, в котором можно пропасть и в котором реально пропадают многие люди. А бывает, уже и целые страны. «Гибельное место интернет» — согласитесь, звучит заманчивей, чем если просто начать говорить о кибербезопасности. Хотя смысл разговора все равно будет такой.

Оружие против нас

Вспомним, что интернет создавался в американских военных лабораториях — и с тех пор все, с ним связанное, и производится, и работает, как оружие. Как оружие против нас.

Скажем, спутниковый интернет обеспечивает связь на поле боя. Социальные сети позволяют собирать группы людей и анонимно управлять ими на расстоянии. Криптовалюты — неотслеживаемо оплачивать кураторов таких сетей, да и любых террористов в принципе.

Не многие, наверное, обратили внимание, как зимой 2023 года через соцсети попытались было натравить членов сообщества «ЧВК Рёдан» на футбольных фанатов. Это было, если хотите, натуральное полевое учение. Получится лизумеров-ботанов, не вылезающих из-за своих компов, вывести на улицы, да еще и стравить соспортивными «ультрас»?

Оказалось, что современные технологии позволяют уже и такое делать. Правда, правоохранители до реальных стычек дойти не дали. Однако очевидно: интернет из поля боя, где хозяева всего — англосаксы (ими созданная территория, их правила, их последнее слово), вырос до инструмента реального влияния на реальных людей.

Любое нажатие любой клавиатуры — это одновременно еще и письмо англосаксам, ибо ты можешь хоть как экранироваться, но клавиша есть клавиша. Плюс каждый современный гаджет докладывает«в центр»(или в Лэнгли, или в«вашингтонский обком») обо всем, что происходит не только внутри него, но и вокруг. Таким образом западники при желании могут знать все о предпочтениях белорусского, например, пропагандиста.

А еще интернет, поскольку мы все к нему непрерывно обращаемся, вкладывает нам в головы смыслы. Свои смыслы. Свои — в смысле те, которые прописаны в Википедии, а оттуда попадают сначала в школьные и студенческие головы, а затем — и во все интеллектуальные конструкты модных мыслителей. Сама же Вики, о чем уже многократно было опубликовано, как минимум с 2008 года редактируется ФБР и ЦРУ.

Наконец, неотвратимо грядет время искусственного интеллекта (ИИ). И уже сейчас Запад принимает ограничительные меры: «Университет Бонна разослал российским студентам уведомления о том, что они больше не могут посещать ряд курсов по ИИ, анализу данных и 3D-технологиям. Такое решение объясняется санкциями ЕС: обучение по этим направлениям является технической помощью РФ».

Когда немцам заявили, что это чистой воды дискриминация, сегрегация и нарушение прав человека, пресс-секретарь университета спокойно ответил, что они, мол,«открыты для всех иностранных студентов и против дискриминации», однако запрет на курсы не считается дискриминацией.

Шансов на судебное решение, как понятно, нет: ты им в глаза, а они — божья роса.

Под контролем спецслужб

Американский (по месту создания) независимый портал MintPress News недавно опубликовал итоги нескольких расследований, из которых становится понятно: люди из ЦРУ, ФБР, Госдепа, НАТО и других (меж-)государственных англосаксонских институтов регулярно направляются на работу в социальные сети — в Facebook, TikTok, Twitter. Там они работают в специальных структурах (скажем,отдел доверия и безопасности, управление безопасности и модерации контентаи т. п.), фактически влияя на то, что в итоге видят и читают миллиарды людей по всему миру.

И чего они — обычные жители, граждане, избиратели — не видят, не слышат, не читают. Именно те«бывшие сотрудники»обычно решают, кого и что в соцсетях надо«пессимизировать»(подавлять), а кого или что«плюсовать»(раскручивать). Вот это и есть настоящая«операция влияния», а не та«рука Москвы», о которой принято чуть что кричать на весь мир.

Вот неполный список «бывших сотрудников», всего же таких агентов сотни.

«Дон Бертон, которая в 2019 году оставила должность старшего советника по инновациям директора ФБР, чтобы стать старшим директором по стратегии и операциям в сфере права, государственной политики, доверия и безопасности в Twitter.

Джефф Карлтон, командующий Корпусом морской пехоты и давний аналитик разведки ЦРУ и ФБР, в мае 2021 года покинул правительство, чтобы перейти в Twitter на должность старшего менеджера программы по доверию и безопасности.

Хейли Чанг, бывший заместитель главного юрисконсульта Министерства внутренней безопасности и заместитель помощника директора ФБР, которая покинула бюро, чтобы стать заместителем главного юрисконсульта компании Meta и заниматься вопросами кибербезопасности и расследований.

Джои Чан, который в 2021 году оставил пост командующего армии США, чтобы стать менеджером программы доверия и безопасности в Meta.

Эллен Никсон, бывшая агент ФБР, ставшая менеджером по расследованиям угроз Facebook.

Аарон Берман — агент ЦРУ до июля 2019 года, когда он покинул пост старшего менеджера по аналитике, чтобы стать старшим менеджером по продуктовой политике в области дезинформации в компании Meta, материнской компании Facebook, Instagram и WhatsApp».

По собственным словам последнего, нынешняя должность делает его главой команды, которая пишет правила для Facebook, определяя, «что приемлемо, а что нет» для трех с лишним миллиардов пользователей платформы. Правила для почти половины населения Земли.

Кстати, большинство из упомянутых в расследованииMintPressпосле публикаций удалило страницы со своими биографиями, тот же Берман удалил свои аккаунты вLinkedInиTwitter.

Все на продажу

Кто-то, конечно, может возразить, что модные гаджеты и современные технологии — это очень удобно. Безусловно так, вот только надо отчетливо понимать: кому именно удобно?

Конгрессмен-республиканец Мэтт Гетц, которого Трамп хотел было назначить генеральным прокурором США, в прямом эфире рассказал, как работают в Америке лобби-комитеты:

— Я был адвокатом и хорошо помню первый такой прием, который я посетил. Мне все говорили, что туда надо сходить. И инвесторы, и представители штаба, и председатель комитета в конгрессе.(Это он рассказывает про время, когда он баллотировался в конгресс США. — Прим. авт.)Нам там цепляли беджик с именем, а под ним был QR-код. И вот ты ходил там и разговаривал с донорами. И если им нравилось, что ты говорил, они просто сканировали твой QR-код и перечисляли деньги прямо на месте!

Как удобно для покупателей, для хозяев жизни, для тех, кто действительно правит миром, правда же?

— Можете себе представить, как это было унизительно?— обращается политик к телеведущему.— Тебе говорили: ходи там часами, болтай, и твоя задача, чтобы они тебя отсканили, как банку томатного соуса на кассе.

— Прямая покупка… — меланхолично констатирует собеседник.

— Именно! Нагляделся я на это, и, блин, какая же это была жесть…

Вот такая реакция американского политика — из еще неиспорченных. Потом они, я думаю, привыкают.

Как, собственно, и мы с вами привыкли — и к интернету, и к смартфонам, и к социальным сетям, и к криптовалютам. И не собираемся ни от чего отказываться. И к продажам личных данных привыкли, и к постоянному контролю геолокации, и к прослушиванию окружающего пространства… Как же прав был Макс Фрай, заявляя:«Человек — это такая скотина, которая ко всему привыкает».

Поэтому давайте хотя бы инфогигиену соблюдать, хотя бы свою голову в чистоте держать. Это и будет наш минимальный вклад в кибербезопасность и в профилактику киберпреступности.

Уж простите, накипело.

За последние месяцы в мире произошло сразу несколько «цветных революций» и их попыток, которые схожи между собой по ряду признаков и в то же время довольно серьезно отличаются от уже привычных бунтов, инспирируемых Западом. Главной ударной силой протестов в Непале, Марокко, Перу, Мадагаскаре и ряде других стран летом — осенью этого года стала молодежь поколения Z. Как на нее воздействуют?

Зумер, кто ты?

Поколением Z, или зумерами, принято называть людей, родившихся в период со второй половины 1990‑х по начало 2010‑х. Зумеры — первое поколение в истории человечества, выросшее в условиях доступа с раннего возраста к интернету и цифровым технологиям, из-за чего их иногда называют цифровыми аборигенами или iGeneration (по аналогии с iPhone).

Среди положительных характеристик представителей поколения Z психологи выделяют прагматизм, высокую способность к освоению нового и так далее. В то же время зумеры чрезмерно индивидуалистичны, плохо приспосабливаются к стрессам, не способны долгое время концентрироваться на чем-то одном, испытывают проблемы в личном и деловом общении.

Вспышки насилия

Судя по тому, что законные власти свергнуты в Бангладеш и Непале, пало правительство на Мадагаскаре — неведомым пока организаторам удалось найти ключ к сердцу зумеров.

Термин «протест поколения Z» стал активно употребляться в связи с сентябрьскими беспорядками в Непале, однако первым по-настоящему крупным выступлением такого рода стал переворот в Бангладеш летом минувшего года. Триггером вспышки насилия послужило принятие закона о введении системы квот на рабочие места на государственной службе для потомков участников войны за независимость 1971‑го. Координацией протестов занималось «Антидискриминационное студенческое движение». В итоге власть оказалась далеко не в руках зумеров, ее добывших.

Непальский сценарий

Переворот в Бангладеш целесообразно отнести к переходному типу, сочетавшему в себе как черты классической «цветной революции», так и бунта поколения Z. А вот события в Непале можно считать революцией нового типа без оговорок.

Во-первых, как таковых лидеров, подобных тому же венесуэльскому неудачнику Хуану Гуайдо, в Непале не просматривалось вообще. Разумеется, у толпы были кумиры вроде мэра-рэпера Катманду Балена Шаха, однако они скорее символы, нежели реальные вожди бунта. Участники протестов говорят о «коллективном лидерстве» и «онлайн-сообществе», вышедшем в офлайн, но это, видимо, лишь ширма для пока находящихся в тени бенефициаров хаоса.

Во-вторых, были принципиально обрублены все контакты с традиционной оппозицией, вплоть до того, что ее упоминания находились под запретом в молодежных чатах. Нечто подобное, кстати, мы видели на начальном этапе протестов в Сербии, когда студенческое движение публично дистанцировалось от «профессиональных» противников президента Вучича, пытаясь представить ситуацию как спонтанную реакцию на трагедию в Нови-Саде. Впрочем, к нынешней осени маски уже сброшены и часть молодежных групп вместе со «старой гвардией» работают на разрушение Сербии сообща.

В-третьих, координация действий почти полностью переносится теперь в интернет — площадные агитаторы окончательно ушли в прошлое. Такая тенденция прослеживалась еще во время «арабской весны», когда свою мощь в качестве рупора протеста показал Facebook, однако в Непале эта технология была возведена в абсолют. Медийной базой для протестов в Катманду стала кроссплатформенная система мгновенного обмена сообщениями Discord. Изначально созданная для геймеров, она оказалась площадкой и для политического деструктива.

Технологии на службе бунта

Российской Высшей школой экономики в конце сентября было проведено масштабное исследование роли Discord в непальской революции зумеров. С помощью ИИ группа исследователей проанализировала миллион сообщений, 100 мегабайт текста и 300 мегабайт изображений. В итоге выяснилось, что провокационный контент стал появляться еще до создания единого Discord-сервера, причем многие посты, прямо призывавшие к протестам, создавались «автоматическими инфлюенсерами». Вал фейков и провокаций в итоге привел к трагедии 8 сентября, когда пролилась кровь, а разъяренная толпа начала громить правительственные здания.

Когда же власть пала, запал зумеров сразу грамотно канализировали. Молодежи было предложено прямо в Discord выбирать премьера страны. Получившая одобрение в чатах экс-судья Сушила Карки и стала временным лидером Непала.

Discord в качестве главного средства координации выбрало и появившееся в середине сентября марокканское движение GenZ 212.

Непальский пример оказался заразительным. К концу минувшего сентября протесты по схожей схеме охватили Перу и Марокко. А в Мадагаскаре, например, в ходе беспорядков, переросших в попытку военного мятежа, впервые был использован новый мессенджер Bitchat, созданный одним из основателей Twitter Джеком Дорси. После начала протеста на Мадагаскаре приложение в считаные дни взлетело на первое место в AppStore в категории «Социальные сети», обойдя гигантов отрасли. Ключевая особенность приложения в том, что для его использования не нужен интернет: сообщения передаются от телефона к телефону через Bluetooth, и каждый пользователь становится ретранслятором чужой информации. Разумеется, разработчики заявляют о зашифровке сообщений и отказе от запроса номера телефона, что изначально намекает на неблаговидность целей создания новинки.

Провалы «цветных революций» в Беларуси, Венесуэле, Казахстане показали, что против инспирированных Западом переворотов можно бороться вполне успешно. Сходство технологий раскачки ситуации, одинаковая социально-возрастная база, похожие сценарии беспорядков в Азии, Африке и Латинской Америке свидетельствуют о наличии единого замысла.

Говорить о чем-то вроде «арабской весны» преждевременно, однако и технологии классических «цветных революций» обкатывались не один год, прежде чем достигнуть пика в 2011 — 2014 годах. Поэтому на деструктивные действия в обществе нужно эффективно отвечать. И важно, чтобы на государственном уровне продолжалась грамотная работа в молодежной среде.