При детальном рассмотрении
Абьюзеры ужасны лишь тогда, когда им удается внушать страх. Если их не бояться, то они тут же превращаются в жалкие ничтожества.
Абьюзеры ужасны лишь тогда, когда им удается внушать страх. Если их не бояться, то они тут же превращаются в жалкие ничтожества.
(AP) — Законодатели Европейского союза заявили, что Венгрия стала «гибридным режимом избирательной автократии» под руководством своего националистического правительства, и что подрыв демократических ценностей блока вывел Венгрию из сообщества демократий.
В резолюции, которая была принята 433 голосами против 123 при 28 воздержавшихся, парламентарии выразили озабоченность по поводу конституционной и избирательной систем Венгрии, независимости судебной системы, возможной коррупции, нарушений в сфере государственных закупок, прав ЛГБТК+, а также средств массовой информации, академических и религиозных свобод.
В тексте законодатели осудили «преднамеренные и систематические усилия венгерского правительства по подрыву основополагающих ценностей Союза».
Противостояние Запада и России в телеграм "Бизнес-войны"
Политолог Екатерина Шульман напоминает, что нынешнее российское государство «не столько тиранит, сколько замораживает, не столько репрессирует, сколько наводит тоскливый ужас». Republic поговорил с ней о том, как дальше жить в стране, где уничтожают оппозицию, физически травят оппонентов режима и закрывают свободные СМИ.
– В разговорах с людьми в последнее время чувствуется тревога, страх, разочарование, безысходность в связи с политической ситуацией. После всех недавних событий (поправки в Конституцию, покушение на Навального и его арест, разгром оппозиционных структур) у многих только и разговоров, что надо уезжать. Некоторые проводят параллели с 1933 годом в Германии или с концом 1920-х годов в Советской России. Евгений Ройзман недавно посоветовал выпускникам школ уезжать из страны: «Двери закрываются». Опрос «Левада-центра» (внесен минюстом в реестр организаций, исполняющих на территории РФ функции иностранного агента) говорит, что 48% молодых людей хотят уехать. Что вы думаете по этому поводу? Надо ли все продавать и покидать страну?
– Конечно, такие настроения объяснимы и небеспочвенны. Если они и иррациональны, то это вполне объясняется нашим эмоциональным состоянием. Мы, общество, уже давно находимся в довольно тяжелой, стрессовой ситуации. Я думаю, что людей больше всего угнетает ощущение собственного бессилия. Не безнадежности ситуации как таковой, а отсутствия субъектности. Это можно описать так: непонятно, что ты можешь сделать, чтобы твое действие не привело к худшему результату.
В политическом контексте часто используют термин «цугцванг». Он характерен для внутреннего ощущения людей сегодня. Начинает казаться, что любая твоя активность только ухудшает ситуацию, приводит к обратному результату. Вышел на митинг – стало хуже. Зарегистрировался на сайте – стало хуже. Подписал петицию – ничего не случилось, а то, что ты хотел предотвратить, наступило.
Интересно, что при этом жизнь как таковая «продолжается буднично»: даже пандемия не привела к радикальным бытовым изменениям, товарного дефицита не наступило, люди беднеют, но плавно и постепенно, в каком-то уже привычном режиме. Есть некоторый разрыв между повседневным бытием людей и наступлением на их гражданские права. Ощущение удушающей несвободы сочетается с тем, что ты можешь отвлечься на бытовую жизнь, которая в России, как некоторые считают, сейчас лучше, чем на Западе: и карантин более человечный, и локдауны не такие свирепые, и беспорядки не такие, как в Америке. Есть привычное течение жизни, которое, однако, включает в себя подавление личности.
Из-за этого в умах образованной части общества возникает картина эдакого «солнечного фашизма»: когда можно заказать что угодно онлайн и заказ привезут в течение считанных часов, вся инфраструктура сервиса, в том числе государственного, работает очень гладко, но при этом нельзя написать, что думаешь, встречаться, с кем хочется, выйти на акцию протеста или иначе проявить себя как гражданин. Мыслящей части общества начинает казаться, что откармливается их животная часть, но подавляется часть человеческая. И назвать эти опасения необоснованными язык не повернется. Но это не оправдывает исторические параллели, которые, во-первых, научно несостоятельны, а во-вторых, у нет никаких иной функции, кроме демотивации и распространения уныния.
Что касается второй части вашего вопроса, про эмиграционные настроения.</h4> Тема эта возникает каждый раз, когда публикуются данные очередного опроса. Но опросы «Левада-центра» (внесен минюстом в реестр организаций, исполняющих на территории РФ функции иностранного агента)лучше комментировать сотрудникам «Левада-центра» (внесен минюстом в реестр организаций, исполняющих на территории РФ функции иностранного агента). Есть статистика отъезжающих-приезжающих, но она малодостоверна, если ты хочешь выяснить, сколько уезжает из страны навсегда. Подавляющее большинство тех, кто попадает в статистику МВД, – это трудовые мигранты, которые ездят туда и обратно, причем в основном в страны СНГ. В 2019 году из России уехали 73 тысячи граждан России и 416 тысяч человек всего: преимущественно трудовые мигранты, возвращавшиеся в страны СНГ.
Время от времени в публичном пространстве появляются разные загадочные цифры: что какие-то 70 тыс. кандидатов наук уезжают из страны каждый год. Это вообще взято непонятно откуда, потому что у нас нет столько кандидатов наук, чтобы их по 70 тыс. в год уезжало. Есть еще такой показатель как число загранпаспортов. Рост эмиграции, по идее, должен увеличивать число выданных загранпаспортов. Но этого не происходит: примерно 28% наших сограждан имеют загранпаспорт, и цифра не меняется последние годы, хотя процедура получения становится все легче (хотя и дороже).
Разговоры про политическую эмиграцию идут с 2014 года. Посчитать ее точно затруднительно, но видно, что количественно она совершенно ничтожна по сравнению с числом приезжающих в Россию
– Вопрос в том, кто приезжает и кто уезжает.
– Да, обычно говорят, что уезжают, мол, самые лучшие, либеральные и умные, а приезжают рабочие мигранты из стран СНГ. Но откуда мы это знаем, как мы можем это посчитать? Каждый смотрит по своим знакомым и видит, что какие-то знакомые взяли и уехали. Но это не составляет социального процесса. Массовая эмиграция – это другое.
Кстати, исторический факт, который в свое время произвел на меня впечатление: есть подсчеты, согласно которым эмиграция из Российской империи с 1905 по 1910-е годы была многочисленнее, чем эмиграция после 1917 года.
– С чем это было связано?
– В основном с погромами. Это была массовая эмиграция еврейского населения из южных губерний России, в первую очередь в США. Эти люди, в отличие от «белой» эмиграции, не оставили мемуаров и романов. Они и по-русски-то не особо говорили, а в США и вовсе ассимилировались и построили Голливуд, розничную торговлю, банковскую систему и организованную преступность. То есть создали Соединенные Штаты, какими мы их любим и знаем, но в русскоязычной культуре эта эмиграция не оставила заметного следа.
Мы привыкли считать, что после 1917 года из России «все уехали», но на самом деле основной миграционный поток после 1917 года был из деревень в города. Народ понял, что там квартиры раздают, буржуев режут, можно поживиться. Люди поехали в Москву и Петроград, и не надо думать, что те в революционные годы стояли безлюдными: наоборот, в мемуарах и литературе того времени зафиксирована главная проблема – страшная теснота, жилищный кризис, с которым советская власть так и не смогла справиться до самой своей кончины.
Тут опять же можно сказать, что то были люди разной социальной ценности – мол, уехали те, без кого Россия обеднела. В этих случаях обычно приводят цитату Блеза Паскаля, который сказал, что если Францию покинут 300 ученых, она превратится в страну идиотов. Но это самоуверенность интеллектуалов, наш с вами сословный снобизм. Неизвестно, насколько это соответствует действительности. Представьте, что все те люди, которые уехали из России с 1905 по 1915 год, остались бы в России, черта оседлости была бы вовремя уничтожена, и они бы поехали не в Нью-Йорк, а в Москву и Петербург и строили бы там финансовую систему, индустрию развлечений, российский кинематограф – все то, что они сделали для другой страны. Может, тогда и революции бы не было? В общем, кто больше ценен матери-истории – большой вопрос. Я бы тут не абсолютизировала нашу с вами социальную ценность.
– И все же, когда вас спрашивают, уезжать или оставаться, что вы обычно отвечаете?
– Вопрос этот действительно возникает часто. Иногда его можно переформулировать так: что делать, если кажется, что твои усилия ни к чему не приводят? Я обычно отвечаю, что надо пользоваться проверочным принципом «с нами лучше, чем без нас?». Задайте себе вопрос: то место, куда вы пришли, стало с вами лучше, стало хуже или не изменилось?
Проблема в том, что мы часто оцениваем себя, свои действия и достижения, сравнивая их с объемом не сделанного, находящимся в нашем воображении. Это как в домашнем хозяйстве: кто-то видит помытую тобой посуду, а ты думаешь про пирог, который не успел испечь, потому что посуду мыл. Этот объем не сделанного давит, возникает ощущение, что все усилия напрасны, а достижения ничтожны. Так что задайте себе вопрос: с вами лучше, чем без вас, или нет? Если вы сейчас уйдете, тому месту, на котором вы находитесь, будет лучше или нет? Этот простой принцип общественной пользы позволяет реалистичнее смотреть на вещи, чтобы не задушить себя объемом воображаемого несовершенног
– Куда тогда направить свою гражданскую, политическую, общественную энергию людям, которые остаются в России?
– Добавлю: в условиях, когда разные пути политического поведения отрезаны или же цена этого политического поведения слишком высока. Это к вопросу о том, бояться или нет. Дети боятся, взрослые рассчитывают риски. Считайте цену. Все можно. Только все сколько-то стоит.
Что остается делать? Один из немногих ненаказуемых ныне способов политического поведения – это голосование и наблюдение. Наблюдение на выборах чуть более рискованно: наблюдателей, бывает, бьют и выкидывают с участков.
Но все же их деятельность в рамках даже действующего закона разрешена. И в голосовании, в наблюдении важно принимать участие, потому что все усилия информационной автократии направлены на то, чтобы отвадить избирателя от избирательного процесса. Эти усилия небезуспешны: они предпринимаются много лет и на них тратится немало ресурсов. Это одно из главных занятий нашей информационно-политической машины.
– Что такое «информационная автократия»?
– Скоро выйдет одноименная книга Сергея Гуриева и Дэниела Тризмана. Они написали статью на эту тему, а теперь и книгу. В ней они пытаются анализировать ту специфическую модель, которая не столько тиранит, сколько замораживает, не столько репрессирует, сколько наводит тоскливый ужас. Эта модель не требует участия и не поощряет его, даже в лоялистской активности. Она, напротив, требует от гражданина бездействия. Это очень специфическая «матрица», которая подсоединяет тебя проводочком и требует, чтобы ты спал, но во сне платил штрафы, налоги и сборы, причем делает эту оплату максимально комфортной. Ты лежишь, тебе удобно, к тебе привинчен краник, чтобы из тебя жизненные соки потихонечку вытекали, но чтобы ты не сразу умер, а давал системе это питание.
Эта система не похожа на тирании прошлого. Завороженно глядя на картины былого (а картины эти еще и созданы нашим достаточно ограниченным знанием того прошлого, параллели с которым, как нам кажется, мы видим в настоящем), мы отводим глаза от дня сегодняшнего и дня завтрашнего. Не там мы ищем, не того Сталина под кроватью ловим. И бояться надо не того, и готовиться не к тому.
– А к чему?
– Я в своем выступлении в Ельцин Центре попыталась нащупать этого слона. (Екатерина Шульман выступила с лекцией «Железная няня. Новые формы несвободы в информационную эпоху» – прим.). В этом и заключается задача ученых, занимающихся социальными науками, – не новости комментировать и не гражданское возмущение выражать. Это дешево стоит и мало на что влияет. Конечно, бывает важно публично заявить свою позицию, назвать черное черным, а белое белым. Но это может много кто. А мы способны мучительно вглядываться в туман грядущего и пытаться увидеть, что там приближается.
– Итак, в выборах надо участвовать.
</h4>– Да. Противно, но надо. Надо помогать наблюдателям или самому становиться наблюдателем.</h4> Есть еще один способ гражданского поведения, самый простой, так как наша модель политического угнетения не требует участия. Это способ «не участвовать в дурном деле».
Не поддерживайте, не подписывайте, не присоединяйтесь. От вас этого и не надо. Если будете чересчур активничать, никаких плюшек не обретете, а только привлечете к себе дополнительное внимание правоохранительных органов. Инициативных лоялистов «снаружи» система тоже не любит.
Избегайте пассивного согласия, это обходится дешевле, чем может показаться.
В большом количестве случаев система слишком неповоротлива, чтобы преследовать уклоняющихся, да и нацелена она на другое. Так что – как в моем любимом анекдоте про зайца: «Вопросы есть? Есть. А можно не приходить? Так, зайца вычеркиваем». «Не приходить» – можно. Люди, воспитанные советской властью, это не всегда понимают. Попробуйте это сделать, и вы удивитесь, насколько это легко и приятно. От вас отстанут.
– Можно пример?
–
Скажем, вузы сейчас портят жизнь студентам, которые участвовали в митингах. Если вы преподаватель в этом вузе – не встраивайтесь в эту кампанию.
Я не буду грозить вам небесными карами и погибелью вашей души. Но «в Красной армии штыки, чай, найдутся, без тебя большевики обойдутся».
Не участвуйте, обойдутся без вас
. Денег вам за это не заплатят, никто вас за это не похвалит. Это и начальству вашему не особо надо, но оно хоть больше вас получает. А вы – не участвуйте.
Кстати, что заметили многие очевидцы, попавшие в «жернова репрессий» 2019–2021 года, – это отсутствие энтузиазма у исполнителей.
В 2019 году я изрядно походила по московским ОВД, и о сочувствии протестующим говорили мне примерно двое из трех. В этом году мы с мужем сами оказались в ОВД, и сотрудники очень подчеркивали, что это «не их свадьба», что список вопросов им прислали из Следственного комитета, и полицейская следовательница даже дала понять, что качество этих вопросов она считает низким.
Если люди отказывались сдавать отпечатки или открывать телефоны, им зачастую говорили: ну не хотите – так не хотите. 51-ю статью Конституции берете? Ну и молодцы.
– Но известны и другие эпизоды.
– Есть полоумные энтузиасты, которые пытаются чуть ли не бить задержанных, чтобы у них взять отпечатки пальцев, но это единичные случаи. Сидящий в Краснодаре Андрей Пивоваров пишет, что ему каждый сотрудник считает долгом сказать, что «мы все знаем, все понимаем и вам сочувствуем». И это Краснодар, специфический в политическом отношении регион.
Разумеется, это не помешает сотрудникам делать свою работу: на свободу они вас не отпустят, наручники не расстегнут, и найдется еще какой-нибудь идиот, который будет с охотой выполнять свои обязанности, воображая, что ему что-то за это будет. Но
в целом характерной стала специфическая отстраненность сотрудников правоохранительных органов от своей работы. Этакая «усталость материала».
В отличие от исторических примеров XX века из России, Германии и Китая, отсутствует та самая страта, которая должна стать мускулами репрессий, – деревенская молодежь, которая хочет приехать в город и вселиться в вашу квартиру, после того, как вас расстреляют. Этих «чернорабочих террора» нет. Нет столько молодежи, а приезжающие в города приезжают за другим.
– Ну как же? Провинциальные полицейские и росгвардейцы, которые приезжают в Москву или другие крупные города, живут в общежитиях – они ведь должны мечтать выслужиться, получить квартиры? Чем не «мускулы репрессий»?
– Да, но за энтузиазм им квартир не дают. Они стоят в этом оцеплении с тоскливым лицом. А несчастного дурачка, который после удара в живот Маргарите Юдиной записал в инстаграме триумфальное видео, в котором сказал, что «не надо стоять у нас на пути», немедленно уволили.
Потому что – не высовывайся, не вылезай, не нужны нам железные батальоны, украшенные дубовыми листьями. Все должны выполнять свои обязанности тихо и грустно, на 50%, а можно и на 35%.
– Но вы же сами говорили про «информационную автократию». Если ее задача запугать, то, казалось бы, надо наоборот – как можно больше показывать злых полицейских, вселяющих ужас.
– Пугают по другому ведомству, пугают – пропагандисты. Это их пироги. У них, например, есть такой замечательный прием. На некоем ресурсе (в последнее время даже РИА «Новости» используют для такого) публикуется колонка какого-нибудь явного сумасшедшего, в которой написано либо как правильно завоевать Украину, либо как хорошо построить новый ГУЛАГ. Это рассчитано исключительно на образованную публику,
которой больно и противно читать такие вещи. Она это прорекламирует, она это распространит, сама себя напугает, а также всех, кто это прочтет. Затем этого сумасшедшего автора отправляют обратно в то учреждение, где он лечился.
Никаких политических последствий за этим не следует, но напуганы все уже до невозможности.
Я испытываю некоторое раздражение каждый раз, когда такое происходит. Люди, которые такое перепечатывают, чувствуют себя канарейками в шахте, которые предупреждают о грядущей неминучей беде. Они чувствуют необходимость показать свое гражданское возмущение. В этом они правы. Но трудно им объяснить, что они разносчики заразы, что они эту бациллу несут дальше, передают другому. И РИА «Новости» с этим автором никогда бы не сумели добиться такого количества прочтений собственными силами. Имейте в виду, что одна из основных функций пропаганды – это не вызывать доверие, а вызывать раздражение. Они работают на вас, как террорист работает не на других террористов и не на сочувствующих террору, а на публику, которой становится страшно и жалко заложников.
Так что этот спектакль разыгрывается для вас, а если вы, как тот заяц, отказываетесь приходить на собственное съедение, они будут прыгать на пустой сцене перед пустым залом.
– Я всегда подозревал, что Владимир Соловьев осознанно выбрал столь неприятный образ.
– Это все ради вас, любимых. Они жаждут вашего внимания, питаются вашими глазами и вашей кровью. У них нет своей публики – точнее, есть, но скорее категории 85+.
Вообще функция пропаганды двояка. С одной стороны, она создает ложное большинство, которого никогда не существовало. С другой, вызывает в зрителе иллюзию, что он в меньшинстве. «Весь-то народ – вот как, а я один отщепенец!». И так думает каждый. Дальше люди ведут себя в зависимости от темперамента и умственной устойчивости: кто-то впадает в уныние от своего экзистенциального одиночества и перестает надеяться на какое-либо совместное действие с другими людьми, кто-то ради избавления от душевного дискомфорта присоединяется к воображаемому большинству, которое таким образом увеличивается на одну единицу. Это принцип каши из топора.
Поразительный успех нашей информационной автократии последнего времени в том, что на фоне снижающихся рейтингов всех типов вдруг возникло ощущение, что народ опять за власть. Оно возникло на пустом месте и не подтверждается ничем
. В 2014 году хотя бы было, что показать. Был крымский консенсус, который продержался три полных года – с 2014-го до 2017-го. Но тогда действительно были 86%, хоть их и приходилось сложно конструировать. А сейчас нет ничего. Уровень поддержки федеральной власти сжался до лоялистского ядра, до 27%. 27% – это и электоральный рейтинг «Единой России»*, и уровень доверия президенту в опросе открытого типа («Назовите, кому из политиков вы доверяете»). 27% – это новые 86%.
И вот на этом фоне сконструировано ощущение, что вернулась народная любовь во всей своей свежести. Ничего подобного не происходит, но понятно, зачем это делается. Надо в этом состоянии дотянуть до выборов.
– В Госдуму или президентских?
– Для начала в Госдуму. Закрепить этот успех сохранением, по возможности, конституционного большинства в парламенте и с этими победными знаменами идти к 2024 году. Таков примитивный хронологический скелет происходящего. А то в тумане грядущего кто видит мировую войну, кто мать родну, кто эру сингулярности, кто конец света, а на самом деле все довольно просто: надо переизбрать такую же Думу и такого же президента. Вот и все политические задачи, все крутится вокруг этого.
. Остальное – оформительский треп: война с Украиной, возвращение СССР, отношения с США – все служит этой цели. Когда вы это увидите, вы не сможете этого развидеть.
– Вы предлагаете участвовать в выборах, но как это делать, когда голосовать не за кого?
– Пока в бюллетене больше одной фамилии, голосовать есть за кого. В этом магия выборов. Электоральная система неубиваема, пока существуют альтернативность. Чтобы ее полностью победить, надо, как в Советском Союзе, сделать безальтернативные выборы.
Но до тех пор, пока выборы альтернативные, даже если вам нужно выбирать между коммунистом и беспартийным, или одним партийцем и другим партийцем, происходит электоральная магия. Эта система придумана раньше, чем у наших рек появились имена. Она изобретена цивилизацией, которая старше нас, и не нам ее поломать, не нашим деревенским дурачкам с ней справиться. Поэтому они каждый раз бьются головой об этот электоральный механизм.
Поэтому пока есть выбор – пользуйтесь. Это одно из немногих ненаказуемых политических действий. В административном кодексе пока нет такой статьи, за голосование не привлекают.
Много ли у нас таких праздников? Мало. Следующий будет только через пять лет, а что будет через пять лет – неизвестно.
Так что надо пользоваться, пока есть.
– В чем тогда состоит задача оппозиционно настроенных избирателей на выборах?
– В размывании большинства. Не в том, чтобы выбрать хороших и честных, а чтобы сделать парламент более разнообразным. Это возможно. Интеллигентная публика на это скажет, что какое же это разнообразие, когда в Думе в виде разнообразия будут одни прилепины и бородаи. Пусть будут.</h4> Пусть они просят от «Единой России» чего-нибудь за свои голосовательные услуги, пусть торгуются между собой, пусть друг друга кушают. Пусть Кремлю придется вычищать из Думы националистов, как они вычищали либералов. Пусть у них будут проблемы, это будут их проблемы, а не ваши. Все – благо по сравнению с монолитным большинством.
– То есть «Умное голосование» – хороший ход?
– Да, более того, это доказано научно. На этот счет есть некоторое количество исследований. Григорий Голосов, один из главных наших специалистов по электоральным исследованиям, не так давно опубликовал еще одну статью на эту тему.
Да, «Умное голосование» работает, является эффективным, оно позволяет свалить инкубмента, если речь идет о персональных выборах, и позволяет снизить процент партии власти при выборах по партийным спискам.
– Как вы прогнозируете, после выборов в Госдуму режим станет жестче или мягче?
– Система готовится к выборам как умеет. Поскольку внутренняя политика перешла в ведение внутренних органов, этим уже занимается не внутриполитический менеджмент, а силовики. Я бы не называла подходы этих двух групп «жестким» и «мягким».
К внутриполитическому менеджменту может быть тоже много претензий: например, они любили заигрывания с радикалами и вскармливание экстремистских групп в политичесикх целях. ФСБ, как все чаще выясняется, тоже любит бессудные убийства, но все-таки основной метод их деятельности более регламентированный. Проводимые силовиками легистские процессуальные преследования хороши тем, что у них есть процедура, есть этапность. Проще говоря, иногда получается вовремя уехать. Так что за соблюдение процедуры силовиков можно даже похвалить. Многие считают, что ее не соблюдают, мол, даже притворяться перестали: раньше имитировали законность, а теперь не имитируют. Если вас это утешит, то сообщаю: продолжают имитировать.
Легизм – это не законность, это куда более грустное социально-политическое явление, но оно предполагает, во-первых, протокольное оформление каждого действия, во-вторых, концентрацию насилия в руках тех, кто официально уполномочен этим заниматься. То есть никаких добровольцев, народных дружин, никаких SERB’ов и НОДов, никаких инициативников. Кому по званию положено, тот процессом и руководит. Это по крайней мере делает ситуацию понятной.
– Чего вы ждете после выборов в Госдуму?
– Исходя из того, что мы видим сейчас, массовых протестов не ожидается
Но, в зависимости от того, как пройдет голосование, можно ожидать более пестрого думского состава. Может быть, появление новых более шумных депутатов, может быть, новых партийных объединений. Не факт, что Дума будет лучше, но может стать поживее.
Если же мы говорим об усилении «оперативной работы», то надо помнить, что электоральный цикл длинный, и ключевое его событие – 2024-й год. Поэтому нельзя сказать, что после окончания думских выборов все расслабятся. После одних выборов немедленно начнется подготовка к другим. Понятно, по каким линиям ведется такая подготовка: это уничтожение альтернативных структур и нейтрализация тех, кто может участвовать в выборах как кандидат, либо оказывать существенную поддержку альтернативным кандидатам. </lj-cyt> Тут нет ничего нового и нет причин предполагать, что мы увидим какие-то изменения после думских выборов.
Но правоохранительная фантазия идет своим путем, а тенденция общественного мнения – своим. Тренд на снижение уровня поддержки власти не демонстрирует признаков разворота. Насколько я понимаю замыслы нашей системы, она надеется проехать на волне мирового экономического роста и немного поправить свои дела благодаря тому, что весь мир будет бурно расти, а заодно и нам что-нибудь перепадет в виде повышения цен на наши основные экспортные товары. Это не безумная надежда, она вполне рациональна. Но граждан волнует рост не бюджетных доходов, а их собственных, а этого пока не видно. От мирового восстановительного роста нам пока достался только рост внутренних цен на продовольственные товары и стройматериалы. Видимо, ближе к президентским выборам должна будет произойти какая-то раздача денег гражданам.
Ключевой вопрос, который будет решать для себя система ближе к 2024 году: будет ли действующий президент избираем, либо его избрание потребует от системы таких затрат и усилий, на которые она не способна. Тогда нужно будет думать об иных сценариях транзита.
– Например?
– Можно попытаться сделать то, что произошло в России 1999-м году (так называемая операция «Преемник» – прим. ред.). Можно пойти по казахстанскому пути. Можно попытаться придумать какие-нибудь фокусы типа «президент избирается Госсоветом»…
– …или Госдумой.
– Или Госдумой, если она будет как-то особенно хороша. Но у нас столько ругали недемократичную систему выборов в США, где президента избирают выборщики. Впрочем, кто кого ругал вчера, тот того будет хвалить завтра. В любом случае, надо будет думать. Во многом будущие события будут определяться этими раздумьями и связанными с ними практическими действиями. А еще – войной всех против всех. Когда мы говорим о репрессиях, мы прежде всего имеем в виду репрессии против граждан. Но то, как эти ребята обращаются друг с другом, еще страшнее. И тут не видно никакого торможения, это как раз не связано напрямую с выборным календарем и, в отличие от точечных репрессий против оппозиции, не связано настолько с поведением акторов.
Принадлежность к системе уже является фактором риска. И в то же время система является единственной возможностью жизни. Эта система одновременно и кормит, и убивает тех, кто находится внутри нее.
И выхода здесь для них не видно. Когда наши элиты поймут то, что поняли в 1215 году нормандские разбойники – что нужна система гарантий для своих? Или как Политбюро, по легенде, после смерти Сталина заключило договор «своих не убивать». В наш гуманный век это, наверное, будет звучать как «своих не сажать и не отбирать собственность». Наша Magna Carta еще ждет своего подписания.
Но, учитывая, что элиты у нас довольно темные, ничем, кроме горького практического опыта, их не выучишь. Лекций они не слушают, книг не читают, историю и социальные науки не изучают. До них эта мысль будет доходить еще некоторое время и тяжелым путем: как это называется по-русски, путем доставки ума через задние ворота.
Благодарим Ельцин Центр за помощь в организации интервью.
* По данным опроса «Левада-центра» (внесен в реестр иностранных агентов Минюста РФ). Опрос проведен 18–24 февраля 2021 года по репрезентативной всероссийской выборке городского и сельского населения объемом 1601 человек в возрасте от 18 лет и старше в 137 населенных пунктах, 50 субъектах РФ. Исследование проводится на дому у респондента методом личного интервью. Распределение ответов приводится в процентах от общего числа опрошенных вместе с данными предыдущих опросов.
Конкурс мемов объявляется открытым!
Выкручивайте остроумие на максимум и придумайте надпись для стикера из шаблонов ниже. Лучшие идеи войдут в стикерпак, а их авторы получат полугодовую подписку на сервис «Пакет».
Кто сделал и отправил мемас на конкурс — молодец! Результаты конкурса мы объявим уже 3 мая, поделимся лучшими шутками по мнению жюри и ссылкой на стикерпак в телеграме. Полные правила конкурса.
А пока предлагаем посмотреть видео, из которых мы сделали шаблоны для мемов. В главной роли Валентин Выгодный и «Пакет» от Х5 — сервис для выгодных покупок в «Пятёрочке» и «Перекрёстке».
Реклама ООО «Корпоративный центр ИКС 5», ИНН: 7728632689
Вырезка из видео по данной ссылке:
Эпидемию прихода к власти людей извне политики спровоцировал запрос на новый уровень политического участия граждан
Элла Панеях, социолог, доцент Высшей школы экономики, Санкт-Петербург
25 апреля 2019 01:16
Никто не может сейчас предсказать, каким президентом для Украины будет Владимир Зеленский, но вряд ли этот выбор окажется катастрофой.
В авторитарном режиме каждая смена власти грозит стать судьбоносной; демократия же, как правило, может позволить себе ошибки. Почти любую, кроме одной: выбрать лидера, который захочет и сможет стать автократом. А этого от «комедианта», «кота в мешке», демонстративно пообещавшего для начала не оставаться даже и на второй срок, ждать, похоже, нет оснований. В отличие и от российских, и от собственно украинских СМИ тон международных комментаторов на удивление спокоен: еще в одной стране несистемный политик прорвался к власти, опираясь на массовое недовольство старыми «системными» элитами и общее разочарование в политической системе, несколько неопределенное желание перемен.
Событие вполне в мировом тренде: еще один народ потянуло на эксперименты – тут напрашивается дополнение «не от хорошей жизни», – но в сущности, как ни странно, это не совсем верно даже в случае Украины.
Какие, вообще говоря, тенденции отражает эта эпидемия «котов в мешке»? Проблемы везде разные, но проблем хватало всегда, и еще недавно люди на них реагировали иначе: меняли правящую партию на оппозицию, выходили на митинги, бастовали, издавали газеты, стараясь пробиться со своей темой в повестку дня, – мало ли в демократии инструментов? Изменилось то, что доминирующая в развитых и относительно развитых странах политическая система – с партиями, с ангажированной и партийной, пусть и плюралистичной, прессой, с высоко институционализированными аренами для дискуссий, прорыв на которые с новой темой занимает десятилетия политической борьбы по определенным еще отцами и дедами правилам (мамам и бабушкам в это время предлагалось помалкивать), с опросной социологией в качестве запасной системы обратной связи – эта система даже в странах с развитой и устойчивой демократией больше не обеспечивает тот уровень политического участия, на который стали претендовать люди. Что плюрализм политических позиций в медиапространстве больше не ограничен борьбой между партией «за» и партией «против», имеющих доступ к радиомикрофону и телеэфиру. Что изменились сами граждане, которым даже очень средний по нынешним временам уровень образования в сочетании с новыми техническими средствами дает возможность сформировать свое собственное мнение по вопросам, которые многие годы считались узкоспециальными, и сорганизоваться для выражения этого мнения – чаще мирно, чем нет, но всегда в значительной степени в обход старых институций (вот и опросные методы, например, все чаще дают промашку, не справляясь с новой реальностью). Что новая информационная прозрачность, где мало что удается скрыть даже частному человеку, стягивает флер сакральной значительности и с процесса принятия общественно важных решений, и с тех людей, которые их принимают, – с их образа жизни, с их образа мыслей, даже с их манеры выражаться, не приглаженной имиджмейкерами и спичрайтерами. И выясняется, что их образ мыслей весьма далек от служения общественному благу, а образ жизни современного обывателя зачастую просто шокирует.
Подозрение, что примерно «кто попало» был бы не настолько уж хуже в этом качестве, чем важный дядя в дорогом пиджаке с миной недоступного смертным знания на лице, подпитывается с двух сторон: дядя стал виднее народу во всей своей неприглядности, но и «кто попало» значительно поумнел и пообтесался. Это детская, конечно, болезнь, но это болезнь взросления – общества, принадлежащие к расширенной европейской цивилизации, переходят в новое качество. В России аналогичные настроения когда-то выражал задиристый белоленточный лозунг «если не Путин, то кот», но всерьез его не разделяли даже те, кто поднимал на знамя.
Украина вступает в эпоху опасных экспериментов, попыток решить накопившиеся проблемы нестандартными (и часто наверняка не вполне продуманными) средствами, вступает не в лучшей экономической форме и с недоброжелательным соседом у ворот, для которого любой успех более демократичных стран рядом обернется внутриполитическим поражением и который вряд ли будет сидеть сложа руки, если у украинцев начнет что-то получаться. Российский же режим тем временем продолжает идти своим суверенным путем, готовясь запихивать убегающую кашу обратно в кастрюлю по мере ее закипания и до предела затягивая гайки. На той неделе, когда на Украине прошли выборы, российский суд выписал первый штраф блогеру за неуважение к власти, а образованный класс собачился между собой по актуальнейшему вопросу – насколько все-таки глупый народ уважает Сталина и правильно ли соцопросы это уважение замеряют.
https://m.vedomosti.ru/opinion/columns/2019/04/25/800117-det...
Проецируя события последних нескольких лет на известное утверждение Уинстона Черчилля о том, что демократия – наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, прихожу к осознанию, что к современному обществу слова Черчилля, мягко говоря, малоприменимы.
По сути, на текущий момент интересны лишь два противопоставленных варианта – демократия и автократия, сравнение которых и дает нам пищу для анализа. И здесь, с одной стороны, мы имеем то, что монархическое обустройство в историческом плане безусловно проиграло демократическим формам правления, а с другой, физическая ликвидация Саддама Хусейна, Муаммара Каддафи и попытка устранения Башара Асада ввергли мир в такой хаос, что от подобных «демократических» преобразований хочется бежать куда подальше.
Так что же все-таки лучше? Или куда устремлены процессы развития общества в плане получения новых форм правления?
Рассуждая о плюсах демократии, в первую очередь отмечаем возможность обновления власти в период окончания сроков правления (не будем отвлекаться на различные незаконные/революционные варианты), за счет которой в общественную деятельность привносятся элементы новизны. Но этот плюс мгновенно превращается в минус, если к власти приходит более слабый, чем был до этого политик.
Плюсами автократии являются, во-первых, отсутствие возможности потери власти в момент ее передачи (как и отсутствие самой борьбы за власть – в лучшем случае лишь ее имитация), а, во-вторых, устранение «потери темпа», неизбежные при передаче власти. Т.е. приход к власти нового политика каждый раз влечет за собой существенные временные затраты на изучение механизмов власти, понимания их особенностей-тонкостей, что фактически вычеркивает из жизни государства соответствующий период, или – более того – добавляет необходимость устранения последствий совершенных за это время ошибок. В этом плане монархия – можно сказать, идеал, поскольку воспитание будущего последователя в определенной среде дает практически сразу же полностью готового властителя, но… как уже было сказано, монархия – это уже история.
Крупным же минусом автократии является то, что недостатки верховного правителя, его некорректное понимание тех или иных законов общественного развития напрямую отражаются на самом обществе. При этом диктатор может быть хорошим политиком или военачальником, но, скажем, плохим экономистом. Соответственно и развитие общества будет идти с указанным перекосом. А осознание собственных ошибок придет лишь где-то в конце жизненного пути, когда исправлять что-либо будет уже поздно.
Рассматривая изменения форм правления, присущие в последнем столетии государству российскому, можно выделить следующую цепочку: монархия – диктатура пролетариата – мягкая автократия (период Брежнева) – попытка перехода к демократии (Горбачев) – возврат к автократии (Путин). И уже эта последовательность заставляет нас задуматься над двумя «почему?». Во-первых, почему демократия не сумела прижиться на территории России? А во-вторых, почему путинская автократия нашла столь широкий отклик в душах россиян?
Наверное, не сильно покривим душой, если ответ на первое «почему» сформулируем в виде «нас заставили отказаться от демократии». Т.е. если автократия в большинстве случаев опирается на консервативную и неповоротливую политику, то демократия – это шаг навстречу к эксперименту и общественным изменениям. Но о каких экспериментах/изменениях может идти речь, когда внешнее окружение демонстрирует откровенную враждебность?! Т.е. оно [внешнее окружение] и ранее, прикрываясь дружественными улыбками, придвигало военные объекты к нашим границам. Тогда как при Обаме и это правило было забыто. О каких демократических разногласиях и спорах в подобной ситуации может идти речь?! Именно этот фактор и обеспечил Путину 86%-ую поддержку населения, которое интуитивно почувствовало беду при любых изменениях во властной структуре. Уж лучше худой мир при Путине, чем демократические вольности украинского толка. Это и обеспечило Путину безусловную поддержку абсолютного большинства населения.
И что же в итоге получается? С одной стороны, мы имеем автократию Путина, каковая оказалась вполне удобной/приемлемой как для российской (весьма разномастной) элиты, так и большинства российского населения. А с другой стороны, путинская автократия оказалась весьма привлекательной для расцвета западной русофобии и нападок уже западных элит. Сразу отмечу, что, как неожиданно выяснилось, большинство западного населения подобную политику отвергает, но это уже не наши проблемы. Ну, и наконец, с третьей стороны, автократия Путина не склонна к новациям и изменениям в политической сфере, что делает ее уязвимой к различного рода проблематике, и заставляет нас более внимательно приглядеться к ее достоинствам и недостаткам.
Не будем мудрствовать лукаво, но оценим развитие отдельных общественных сфер за последний период.
Итак, сфера социальная. Это одна из сильнейших (и добавлю – уязвимых) сторон Путина. Его постоянное подталкивание элит к развитию этого направления не нуждается в комментариях. Уязвимость же направления заключена в том, что сфера социальная находится в глубокой зависимости от экономики, к оценке которой мы еще перейдем. Также фактор социальной направленности является мощнейшим раздражителем для западных элит, каковые после развала СССР полностью сорвали овечью личину со «звериного оскала капитализма».
Сфера внешней политики: добротная работа с хорошим подбором кадров на практически всех значимых местах. На мой субъективный взгляд, имеется лишь один значимый недостаток – нехватка решимости в принципиальных вопросах. Те же Донецк и Луганск, где до сих пор продолжают убивать наших соплеменников: многое ли мы обрели, не введя туда войска? Меньшее количество санкций? Большую лояльность со стороны запада или кого-то еще? На мой взгляд, в подобных вопросах житейские «семь бед – один ответ» и «победителей не судят» являются хорошим подспорьем в принятии решений.
Сфера внутренней политики: несмотря на все последние – и достаточно значимые – кадровые изменения, не могу дать позитивную оценку этому направлению. Мешают и опора на старых «придворных» шутов-клоунов, и подпитка карманной оппозиции. Но главное – нет ни единого намека на то, что власть пытается растить кадры для себя. Посмотрите на лица в думе – сплошь артисты, спортсмены – все те, кто примелькался на экранах. Но это – самый асоциальный типаж, каковой у нас в России только может существовать! Сто лет назад ни один аристократ им руки бы не подал! А сегодня эти ребята взялись за управление государством! Даже ленинская кухарка не выглядит столь одиозно! И здесь в первую очередь необходимо подумать о создании института подготовки кадров для работы на государственной службе.
Финансовая политика: полный неуд – слабейшая сторона путинской автократии. Неумение управлять деньгами, полное пренебрежение рублем – основным финансовым продутом России (!) – полная конфузия…. Причем это относится не столько к Путину, сколько к его команде финансовых менеджеров. Я не удивлюсь, если текущая ситуация с Улюкаевым – прямая месть Путина (ну кого на этом уровне волнуют жалкие $2 млн., выпрашиваемых у Сечина, якобы для оплаты работы сотрудников улюкаевского ведомства) за декабрьское (2014) телешоу, в котором Путин с Улюкаевым провозгласили «свободное плавание рубля». По сути, в этом моменте Улюкаев выступил в роли ярого антигосударственника, а Путин прилюдно его поддержал….
Финансовое управление оказалось настолько слабым, что введение западом санкций – прекращение финансового кредитования российских предприятий и организаций – нанесло невероятно мощный удар по всей финансово-экономической системе России. И вы только вдумайтесь в суть: нас лишают внешнего финансирования – мы остаемся без дополнительных денег, а наше финансовое руководство в ответ – еще больше урезает финансовый пирог, девальвируя рубль!
И вот сегодня, осознав и «оценив» то, что в результате тех действий экономика России скатилась на уровень Сомали, пошла ответная реакция властителя.
Экономическая политика. Здесь нет какой-либо возможности что-либо оценивать. Нет экономики. Да, есть нефтегазовая труба, протянувшаяся с Сибири до Германии, есть энергетический и военно-промышленный комплексы, и есть торговая сфера. Всё. И это не то что плохо или очень плохо, это – никак, сложившийся из противоположно направленных действий в социальной и финансовой сферах. Все усилия в социалке идут прахом вследствие безответственных финансовых решений. Они же сокращают количество действующих предприятий, и растят безработицу. Т.е. был бы позитив в экономике или нет – невозможно сказать, без устранения негативного влияния финансовой сферы и повышения платежеспособности населения.
В итоге, если на внешнем фронте у нас всё складывается относительно неплохо, то внутренняя политика нуждается в существенных переменах. В первую очередь это относится к необходимости создания института подготовки кадров, без которого не будет никаких значимых перемен. Ну, и конечно же, необходимо менять финансовую политику. Простейшим тестом для руководящего состава в этой сфере (впрочем, и не только в ней) будет являться приверженность принципам государственности – когда национальные интересы и интересы национальных объектов превалируют над всеми остальными. В частности, интересы российского рубля обретают полный приоритет даже сравнительно с вопросами пополнения валютных запасов.
И в заключение отмечу, что решение указанных задач, не только укрепит российский или, если хотите, путинский авторитаризм, но и создаст предпосылки для демократических преобразований нашего общества.