Panzergrenadier8

В этом видео я хочу рассказать об одном интересном случае в начале войны, когда всего 1 танк КВ сумел на двое суток отрезать снабжение половины 6 танковой дивизии Вермахта.

Из мемуаров генерал-полковника Эрхарда Рауса:

“24-го июня единственная дорога, ведущая к нашему плацдарму на реке ДубИсса, была заблокирована сверхтяжелым танком КВ-1. Вдобавок к этому русский танк сумел уничтожить телефонные провода, связывающие нас со штабом дивизии.

Своим огнем он уже поджег 12 грузовиков со снабжением, а все попытки обойти его оказались безуспешными. Поэтому я приказал батарее лейтенанта Венгенрота, недавно получившей 50-мм противотанковые пушки, пробраться сквозь лес, подойти к танку на дистанцию эффективной стрельбы и уничтожить его. Спустя пол часа все орудия были на исходных позициях, готовые открыть огонь. Грохнул выстрел первой противотанковой пушки, мигнула вспышка, и серебристая трасса уперлась прямо в танк. Расстояние не превышало 600 метров. Мелькнул клубок огня, раздался отрывистый треск. Прямое попадание! Затем последовали второе и третье попадания.

Офицеры и солдаты радостно закричали, словно зрители на веселом спектакле. «Попали! Браво! С танком покончено!» Но это была преждевременная радость. После 8 попаданий танк начал разворачивать башню, аккуратно нащупывать цели и методично уничтожать наши орудия одиночными выстрелами 76-мм орудия. Две наших 50-мм пушки были разнесены на куски, остальные две были серьезно повреждены. Личный состав потерял несколько человек убитыми и ранеными. Лейтенант Венгенрот отвел уцелевших назад, чтобы избежать напрасных потерь. Он был глубоко потрясен тем, что недавно полученное оружие, которому он безоговорочно доверял, оказалось совершенно беспомощным против чудовищного танка. Чувство глубокого разочарования охватило всю нашу боевую группу.

Требовалось найти какой-то новый способ овладеть ситуацией. Было ясно, что из всего нашего оружия только 88-мм зенитные орудия с их тяжелыми бронебойными снарядами могут справиться с уничтожением стального исполина. Во второй половине дня одно такое орудие было выведено из боя под РасЕйняем и начало осторожно подползать к танку с юга.

КВ-1 все еще был развернут на север, так как именно с этого направления была проведена предыдущая атака. Длинноствольная зенитка выбралась на опушку леса и приблизилась на расстояние 500 метров. Расчет начал готовить орудие к стрельбе. Хотя танк не двигался со времени боя с противотанковой батареей, оказалось, что его экипаж имеет железные нервы. Он хладнокровно следил за приближением зенитки, не мешая ее приближению. Наступил критический момент в дуэли нервов, когда расчет принялся готовить зенитку к выстрелу. Для экипажа танка настало время действовать. Пока артиллеристы, страшно нервничая, наводили и заряжали орудие, танк развернул башню и выстрелил первым! Каждый снаряд попадал в цель. Тяжело поврежденная зенитка свалилась в канаву, несколько человек расчета погибли, а остальные были вынуждены бежать. Пулеметный огонь танка помешал вывезти орудие и подобрать погибших. Провал этой попытки, на которую возлагались огромные надежды, стал для нас очень неприятной новостью. Оптимизм солдат погиб вместе с 88-мм орудием. Наши солдаты провели не самый лучший день, жуя консервы, так как подвезти горячую пищу было невозможно.

Мы решили, что если с танком не удалось справиться днем, то ночью мы сделаем это по любому. Наши саперы предложили просто подорвать его взрывчаткой. После наступления темноты двенадцать добровольцев во главе с лейтенантом Гебхардтом двинулся в путь. Дорога проходила через небольшой песчаный участок к полоске деревьев, среди которых был обнаружен танк. Русский гигант стоял на том же самом месте, его башня замерла. В час ночи саперы начали действовать, так как экипаж танка уснул в башне, не подозревая об опасности. После того как на гусенице и толстой бортовой броне были установлены подрывные заряды, саперы подожгли бикфордов шнур и отбежали. Через несколько секунд гулкий взрыв разорвал ночную тишину. Задача была выполнена, и саперы решили, что добились решительного успеха. Однако не успело эхо взрыва умолкнуть среди деревьев, ожил пулемет танка, и вокруг засвистели пули. Сам танк не двигался. Вероятно, его гусеница была перебита, но выяснить это не удалось, так как пулемет бешено обстреливал все вокруг. Лейтенант Гебхардт и его патруль вернулись на плацдарм заметно приунывшие.

Четвертым решением, которое родилось утром 25 июня, был вызов пикировщиков Ю-87 для уничтожения танка. Однако нам было отказано, так как самолеты требовались буквально повсюду. Проклятый танк требовалось уничтожить любой ценой, поскольку без снабжения боевая мощь нашего плацдарма будет серьезно подорвана. Мы намеревались отвлечь внимание КВ-1 ложной атакой танков майора Шенка и подвезти поближе 88-мм орудие, чтобы уничтожить ужасного монстра. Местность вокруг русского танка способствовала этому. Так как лес был довольно редким, наши верткие Pz-35t могли свободно двигаться во всех направлениях.

Вскоре прибыл 65-й танковый батальон и начал обстреливать русский танк с трех сторон. Экипаж КВ-1 начал заметно нервничать. Башня вертелась из стороны в сторону, пытаясь поймать на прицел нахальные германские танки. Русские стреляли по целям, мелькающим среди деревьев, но все время опаздывали. Германский танк появлялся, но буквально в то же мгновение исчезал. Экипаж танка КВ-1 был уверен в прочности своей брони, которая напоминала слоновью шкуру и отражала все снаряды, однако русские хотели уничтожить досаждающих им противников, в то же время продолжая блокировать дорогу.

К счастью для нас, русских охватил азарт, и они перестали следить за своим тылом, откуда к ним приближалось несчастье. Зенитное орудие заняло позицию рядом с тем местом, где накануне уже было уничтожено одно такое же. Его грозный ствол нацелился на танк, и прогремел первый выстрел. Раненный КВ-1 попытался развернуть башню назад, но зенитчики за это время успели сделать еще 2 выстрела. Башня перестала вращаться, однако танк не загорелся, хотя мы этого ожидали. Хотя противник больше не реагировал на наш огонь, после двух дней неудач мы не могли поверить в успех. Были сделаны еще 4 выстрела бронебойными снарядами из 88-мм зенитного орудия, которые вспороли шкуру чудовища. Его орудие беспомощно задралось вверх, но танк продолжал стоять на дороге, которая больше не была блокирована.

Свидетели этой смертельной дуэли захотели подойти поближе, чтобы проверить результаты своей стрельбы. К своему величайшему изумлению, они обнаружили, что только 2 снаряда пробили броню, тогда как 5 остальных 88-мм снарядов лишь сделали глубокие выбоины на ней. Мы также нашли 8 синих кругов, отмечающих места попадания 50-мм снарядов. Результатом вылазки саперов были серьезное повреждение гусеницы и неглубокая выщербина на стволе орудия. Зато мы не нашли никаких следов попаданий снарядов танков Pz-35t.

Движимые любопытством, наши «давиды» вскарабкались на поверженного «голиафа» в напрасной попытке открыть башенный люк. Несмотря на все усилия, его крышка не поддавалась. Внезапно ствол орудия начал двигаться, и наши солдаты в ужасе бросились прочь. Только один из саперов сохранил самообладание и быстро сунул ручную гранату в пробоину, сделанную снарядом в нижней части башни. Прогремел глухой взрыв, и крышка люка отлетела в сторону.

Посмотреть рассказ с редкими фотографими можно здесь!

Официально военная авиация Третьего Рейха была создана 1 марта 1935 года на базе летно-спортивной организации Deutsche Luftsportverband Luftsportverband (Дойче ЛюфтшпотфабАнд). В отличие от ВВС других стран, Люфтваффе включало в себя не только сугубо авиационные формирования со вспомогательными службами, но и все силы противовоздушной обороны: зенитную артиллерию, прожекторные части, радиолокационные части, метеослужбы. Помимо этого в состав Люфтваффе входили воздушно-десантные силы, а с осени 1942 года и авиаполевые дивизии - по сути сухопутные войска, действовавшие в интересах ВВС.

Наименьшим воинским званием было Soldat der Flieger. Военнослужащий носил пустые погоны длиной 10,5 см и шириной 4 см такого же цвета как и обмундирование - то есть голубовато-серого. По контуру погон кроме нижнего края имелся цветной кант, по которому можно было определить род войск. Например, золотисто-желтый цвет принадлежал всему летному составу, включая планеристов и парашютистов; красный - зенитной и полевой артиллерии, а также всем службам ПВО; розовый - технической службе, а с января 1943 года танковым частям в составе Люфтваффе.

В отличие от сухопутных сил Вермахта, в Люфтваффе по петлицам можно было определить точное воинское звание. Таким образом, петлицы дублировали погоны. У Soldat der Flieger на них размещалась одна птичка, штампованная из алюминия или вышитая серебристыми нитями. Цвет петлиц соответствовал роду войск, по аналогии с кантом у погон. На слайде изображен военнослужащий авиаполевой дивизии.

Следующим по старшинству воинским званием было Gefreiter, что соответствовало ефрейтору в Красной армии. Погоны были такими же как и у Flieger, но для отличия была предусмотрена нарукавная нашивка в виде равностороннего треугольника с длиной стороны 8,5 сантиметров. Две нижние стороны обшивались алюминиевым галуном. Шеврон носился на левом рукаве выше локтя. На петлицах Гейрайтера вышивалось уже две серибристые птички, размещавшихся друг над другом. Военнослужащий мог быть вторым номером пулеметного расчета, телефонистом, разведчиком. Кандидат на присвоение звания Гефрайтер носил на погонах дополнительно шнурок того же цвета, что и окантовка. На слайде изображен артиллерист из авиаполевой дивизии.

Детальный обзор иерархии воинских званий Люфтваффе смотрите здесь!

В этом посте хочу зачитать вам воспоминания советского танкового аса Иона Дегена, уничтожившего 16 немецких танков, в том числе 1 Тигр и 8 Пантер. Он вспоминает, как меткому наводчику удалось отстрелить ствол Тигру и обеспечить тем самым условия для наступления.

Из мемуаров Иона Дегена:

“Батальон, в котором я служил, был ударным, то есть именно он, как правило, шел впереди атакующей бригады. А мой взвод в этом батальоне выделялся в боевую разведку, функцией которой было вызвать на себя огонь противника, чтобы идущие за мной танки могли увидеть огневые средства немцев.

Однажды в дождливый ноябрьский вечер в конюшню, приспособленную моим взводом под жилище, ввалилось странное существо. При слабом свете коптилок сперва показалось, что к нам пожаловал медведь, ставший на задние лапы. Танкошлем торчал на макушке головы невероятных размеров. Только из узких амбразур глазниц лукаво глядели два полированных антрацита. Было очевидно, что этот танкист уже успел понюхать пороху. Из учебно-танковых полков в таком обмундировании не поступают.

– Товарищ гвардии лейтенант! Доблестный сын татарского народа, гвардии старший сержант ЗахАрья Калимулович ЗагиддУлин явился в ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы!

А мне не терпелось проверить нового стреляющего. Метрах в восьмистах от болотистой поймы, у края которой остановился танк, торчали телеграфные столбы. Перед одним из них куст с опавшей листвой был избран мной в качестве мишени. Но сперва я приказал отвернуть башню чуть ли не девяносто градусов, чтобы куст не был в поле зрения стреляющего. А затем я подал команду.

Первым же снарядом Загиддулин снес телеграфный столб над самым кустом. Весь экипаж, не исключая меня, был уверен в том, что это случайное попадание. Но вторым выстрелом Захарья перебил телеграфный столб метрах в пятидесяти от первого. И третьим снарядом он снес телеграфный столб!

– Тебе, я вижу, даже не нужен снаряд для пристрелки? – спросил я.

– Не нужен. Нулевые линии выверены. А расстояние до цели я могу определить на глазок очень точно.

– Но ведь стрелку прицела ты видишь более толстой, чем телеграфный столб?

Захарья неопределенно приподнял плечи, и я больше не задавал ему вопросов, понимая, что мне достался необыкновенный стреляющий.

Тринадцатого января 1945 года мы вступили в бой. У меня был слаженный экипаж с превосходным командиром орудия. Спокойствие в самой сложной обстановке. Мгновенная реакция на мои команды. Абсолютно точная стрельба – поражение цели с первого снаряда.

На шестой день наступления четыре уцелевших танка нашей роты спрятались за длинным кирпичным строением. В полукилометре на запад от него перед жидкой посадкой молодых елей нагло, не маскируясь, стоял «Тигр». Что могли сделать наши снаряды 100-миллиметровой лобовой броне этого танка? А он мог прошить нас насквозь. Поэтому мы и носа не смели высунуть из-за строения.

Четыре офицера тщательно изучали карту. Мы выискивали хоть какую-нибудь возможность незаметно зайти «Тигру» в тыл или хотя бы во фланг. В этот миг мы вдруг услышали моторы «тридцатьчетверок». Трудно было поверить своим глазам. Слева от нас, подставив беззащитные бока под болванки, на юг колонной, словно на параде, шли десять новеньких «тридцатьчетверок». Я выбежал из-за укрытия, пытаясь привлечь внимание несчастных танкистов, пытаясь увести танки в укрытие. Вспыхнула головная машина. Вторая. Третья. Я метался по заснеженному полю, забыв об опасности. Я чуть не плакал. Что же они делают? Наконец меня заметили и поняли, что я не просто так размахиваю руками, а подаю команду.

В укрытие мне удалось увести четыре оставшихся танка. Юные офицеры, испуганные, подавленные, рассказали, что это машины Первого Балтийского корпуса - свежее пополнение только что из маршевой роты. Они понятия не имели о реальной обстановке, а какой-то идиот или мерзавец приказал им выйти на исходную позицию для атаки.

Я размышлял над тем, как использовать дымы шести пылающих «тридцатьчетверок», чтобы пробраться мимо «Тигра», в котором сейчас наверное, ликуют по поводу легкой победы. Нет, никаких шансов. И тут мне в голову пришла идея.

Справа от строения, за которым мы скрывались, небольшой яблоневый сад был отгорожен от поля высоким забором, увитым диким виноградом. И сад и забор оголены и заснежены. Но сюда можно незаметно выкатить машину. Я позвал Загиддулина и показал ему позицию.

– Единственный шанс – попасть в пушку «тигра» первым же снарядом. Если ты не попадешь, нам крышка.

Захарья долго разглядывал «Тигр» в бинокль.

– Давай, лейтенант. Аллах милостив. Механик-водитель осторожно выехал на намеченное мной место.

Мне показалось, что Загиддулин выстрелил слишком поспешно. Но когда рассеялся дым, мы увидели «Тигр» с отсеченной пушкой. Четыре танка выскочили из-за укрытия и понеслись к посадке. А вслед за нами пошли четыре уцелевших танка Первого Балтийского корпуса.

Попасть в орудие танка на расстоянии пятисот метров с первого выстрела! Только Загиддулин был способен на это. Мои командиры – от ротного до командира бригады – не скрывали восторга.

Прошло еще два дня и три ночи. Мы были уже на пределе. Единственное желание – спать. Я не представляю себе, где мы черпали силы на очередную атаку или даже на непродолжительный марш.

Из остатков машин нашей бригады, тяжелотанкового полка и полка 152-миллиметровых самоходок соорудили сводную роту, и я в награду удостоился чести командовать этим неуправляемым подразделением.

Утром 21 января получил приказ на атаку. Еще не рассвело, когда я влез в свою машину. Экипаж ждал меня с завтраком. Мы стали разливать водку. Захарья накрыл свою кружку ладонью.

– Я мусульманин. Перед смертью пить не буду.

Никто ничего не сказал. Мы чувствовали, мы знали, что на сей раз он не шутит.

Загиддулин подбил немецкий штурмгешютц в тот самый миг, когда он выпустил болванку по нашей машине. Не знаю, были ли еще на войне подобные случаи. К счастью, наш танк не загорелся.

Раненый в голову и в лицо, я почти не реагировал на происходившее. Может быть, я так и продолжал бы сидеть, глотая кровь, противно пахнущую водкой. Но к действию, как выяснилось потом, меня пробудил едва слышный голос моего стреляющего:

– Командир, ноги оторвало. С усилием я глянул вниз. Захарья каким-то образом удержался на своем сиденье. Из большой дыры в окровавленной телогрейке вывалились кишки. Ног не было. Но и культей сверху я не увидел.

Не знаю, был ли он еще жив, когда, преодолевая невыносимую боль в лице, я пытался вытащить его из люка. Длинная автоматная очередь полоснула по нам. Семь пуль впились в мои руки.

Я выпустил безжизненное тело моего стреляющего. Девять неполных дней в бою вместе с Захарьей Загиддулиным. Небольшой промежуток времени для тех, кто не знает, что такое время на войне. Но это целая эпоха для тех, кому война отмеряла секунды в ударной танковой бригаде.

Именно поэтому я так часто вспоминаю своего друга, доблестного сына татарского народа, гвардии старшего сержанта Захарью Калимуловича Загиддулина.

Прослушать рассказ в видеоформате с редкими фото можно здесь!

В этом посте я хочу зачитать вам воспоминания немецкого танкового аса Фрица ЛангАнке, который очень красочно описал танковый бой двух “Пантер” с колонной американских Шерманов. В эти драматичные дни германская армия отступала в Нормандии на всех направлениях.

Из воспоминаний Фрица ЛангАнке:

В последние дни июля 1944 года я командовал взводом 2-й роты танкового полка дивизии СС «Дас Райх». Мы вырвались из американского окружения после упорного ночного боя, прошли Сан-Северский лес, и рано утром я получил приказ в одиночку отправиться на прикрытие очередной дороги.

Я съехал с дороги вправо и занял хорошо укрытую позицию напротив довольно большой фермы, стоявшей по другую сторону от дороги. Без надлежащего укрытия легко было стать жертвой истребителей-бомбардировщиков, делавших передвижение машин в дневное время практически невозможным. Вскоре подошло подкрепление — вторая «пантера» под командованием нашего ротного, оберштурмфюрера Шломки. Мы вместе въехали в большой сад слева от фермы, в котором можно было легко укрыться. Я засел в правом переднем углу сада, а оберштурмфюрер Шломка — метрах в сорока от меня, в левом углу сада. Дорога с моей позиции просматривалась на 200–300 метров.

Утром опустился туман, и видимость ухудшилась. Было почти невозможно разглядеть начало дороги. Вдруг показался «шерман». Он ехал медленно; командир стоял, высунувшись в башенный люк. Мы поскорее развернули башню вручную. Поскольку двигатель не работал, воспользоваться гидравликой мы не могли. Мы выстрелили за мгновение до того, как танк скрылся за углом здания, но не попали. Тем временем мы спешно завели двигатель, дали задний ход и на максимальной скорости двинулись через выезд с фермы на шоссе, проходившее по довольно высокой насыпи. Во время этого маневра мы развернули башню на правый борт и въехали на насыпь так, чтобы левой гусеницей свернуть дерево, чтобы хоть как-то укрыться от остальных «шерманов». Несмотря на непроглядный туман, мы чувствовали, что они где-то рядом.

Как только танк выровнялся, мы подбили «шерман», стоявший метрах в пятидесяти от нас. Его командир все еще выглядывал из люка, но так нас и не заметил. Танк получил попадание в двигатель и тут же загорелся. Потом мы резко развернули свой танк на дороге, поставили орудие прямо по курсу и, объехав крону сбитого нами дерева, двинулись в направлении остальных танков. Они по одному останавливались рядом с дорогой, чтобы выстрелить. Мы смогли различить только первые два метрах в 150 от нас и подожгли их, потратив на каждый по одному снаряду.

Когда около полудня туман рассеялся и видимость снова стала приличной, я вернулся на прежнюю позицию возле фермы. Начался артобстрел. Вскоре он усилился и сосредоточился в основном на саду, где укрывались оба танка. Вдруг в поле зрения снова показался «шерман». Он свернул на грунтовую дорогу и на высокой скорости двинулся в нашу сторону, направив орудие на наш танк. Должно быть, американцы прекрасно знали наше положение. До тех пор мы привыкли, что американские танки шли на укрепленные позиции только после мощного удара с воздуха.

Поскольку активность истребителей-бомбардировщиков в нашем районе была незначительной, стремительная атака стала для нас полной неожиданностью. То же касалось и второго танка. Ствол его орудия был повернут чуть удачнее, и он сразу же выстрелил, но не сумел остановить американца. С огромным трудом, стараясь действовать как можно быстрее, мы снова поворачивали вручную башню при неработающем двигателе, пытаясь прицелиться по «шерману». К счастью, наше орудие случайно оказалось на нужном углу возвышения, а навести его по горизонтали удалось довольно быстро, поскольку американец въехал в простреливаемый нами сектор на высокой скорости, двигаясь вдоль грунтовой дороги. «Шерману» пришлось немного опускать ствол, и мы смогли на мгновение опередить его. В тот миг, когда мы были готовы открыть огонь, мне показалось, что я смотрю прямо в ствол вражеской пушки. Танк немедленно вспыхнул, и едва не увенчавшаяся успехом стремительная атака прервалась в сорока или пятидесяти метрах от нас. Командир танка успел выпрыгнуть и, насколько я мог судить, сумел выбраться из этой передряги невредимым. Артиллерийский обстрел, несколько стихший перед этой атакой, снова усилился, не оставляя времени задумываться об охватившем нас нервном напряжении. Хуже всего было то, что мы не могли больше наблюдать за тем, что творится снаружи. Осколки снарядов и пулеметные очереди привели в негодность все наблюдательные приборы командирской башенки. Время тянулось медленно. Мы чувствовали: что-то должно произойти, и это будет очень скоро. Напряжение проявлялось буквально во всем: каждое движение, каждое слово товарищей вызывало раздражение, и сдерживать себя становилось все труднее.

По броне танка застучали пули крупнокалиберного пулемета. Мы услышали, как второй танк завел двигатель, потом почувствовали сильный удар. Мы подумали, что получили прямое попадание из мощного орудия. Я рискнул чуть приоткрыть люк и увидел, что второй наш танк на полной скорости несется к дороге, сворачивая на пути деревья. Одно из этих деревьев лежало на корме нашей машины — его-то удар мы и почувствовали.

Я подумал, что другой танк заметил вражеские танки на дороге и выехал из сада, чтобы атаковать их. Мы тут же запустили двигатель и поспешно последовали ему на помощь. Потом мы попали под плотный огонь пехотного оружия. Радиосвязи со вторым танком больше не было. Мы слышали их, но не могли разобрать ни слова. Антенна нашей радиостанции была отстрелена вместе с креплением. Я понял, что мне нужно получше осмотреться, и распахнул люк, несмотря на то, что это было опасно для жизни. Мы выехали на дорогу и по инерции проскочили чуть ли не до противоположного кювета. Мы развернулись влево, сразу же выстрелили и мгновенно получили в ответ мощный удар — целую серию попаданий. Тут я понял, что случилось. Американцы поступили очень разумно. Между двумя еще дымящимися танками, подбитыми по обе стороны от дороги, выстроилась целая колонна «шерманов».

Они выстроились так, что только ствол следующего танка торчал из-за башни машины, стоящей впереди, и вели огонь одновременно. События этих нескольких минут прогнали прочь всякое чувство усталости, слабости и безнадежности. Жажда действия переполняла нас, словно наркотик. Мы действовали, как хорошо смазанная машина. В такие моменты максимальной самоотдачи в людях проявлялись силы и способности, явно превосходящие их обычный уровень.

Я сразу же сообразил, что здесь мы больше ничего не добьемся, а если рискнем остановиться, то нас тут же сметут. Поэтому я быстро крикнул в переговорное устройство: «Идем под острым углом к левой стороне дороги, укрываемся за подбитым «шерманом» и ждем, пока американцы не двинутся друг за другом, чтобы достать нас. Башня будет все время направлена в сторону танков». Это означало, что механику-водителю, которому придется ехать вслепую, нужно будет ориентироваться по указаниям, передаваемым по внутренней связи, а наводчику, который также не видит, что делается снаружи, нужно будет поворачивать ствол вправо и влево, ориентируясь на хлопки по плечам. Все это происходило с молниеносной скоростью. Когда я во второй или в третий раз сказал «Влево!», мы получили новую порцию попаданий. В этот раз удары оказались еще сильнее. Сварные швы по обеим сторонам передней верхней плиты частично разошлись, и в боевое отделение стал пробиваться дневной свет. Мы упрямо продолжали наводить орудие и стрелять по танкам, но неизвестно, добились ли мы успеха.

Вдруг внутри танка раздался приглушенный взрыв, и я увидел, что заряжающий объят пламенем. Казалось, будто на высокой ели горит множество бенгальских огней. Судя по всему, танк получил попадание и загорелся. Я успел крикнуть: «Покинуть машину!», выскочил из башенного люка и скатился в кювет. Перекувырнувшись, я упал на спину, пока наводчик и заряжающий выпрыгивали из танка. Как ни удивительно, заряжающий был всего лишь ранен небольшим осколком в спину, и в этом месте его форма была лишь немного опалена, но на нем самом ожогов не было. Только теперь мы поняли, что нас подбили не танки, а выстрел из «базуки» с правой стороны от дороги, где местность была чуть повыше. Мы осознали, что окружены американцами со всех сторон. После того как башенный экипаж покинул танк, по машине начали бить пулеметы, и для механика-водителя и радиста открыть люки было бы чистой воды самоубийством. Благо, им хватило выдержки еще ненадолго остаться в горящем танке, подвести его поближе к кювету и лишь потом одновременно распахнуть люки и выпрыгнуть.

Совершенно невредимые, если не считать наводчика, мы лежали рядом с горящей машиной, думая только об одном — как бы поскорее убраться подальше от танка, пока он не взорвался. Однако стоило нам высунуть головы, как со всех сторон открыли огонь. Потом мы вспомнили о втором танке и обнаружили, что он стоит метрах в ста позади нас. С поврежденным орудием он был беззащитен против «шерманов» и держался за пределами их сектора обстрела. Но, несмотря на опасность, он все же нас не покинул и продолжал удерживать позицию, отгоняя от нас американцев огнем обоих пулеметов. Поняв, что происходит, мы собрали в кулак последние силы и бросились бежать к «пантере». Успешно добежав до танка оберштурмфюрера Шломки, бросились на землю и перевели дух. Со стороны нашего танка, уже полностью охваченного огнем, донеслось несколько взрывов. Но сама машина не взлетела на воздух и башня оставалась на своем месте…

Прослушать рассказ в видеоформате с редкими фото можно по ссылке!

Sonderkraftfahrzeug 234/2 - тяжелый четырехосный бронеавтомобиль, больше известный как Пума. По праву считается одной из самых удачных бронемашин Второй мировой войны. Пума разрабатывалась как разведывательный бронеавтомобиль высокой проходимости, способный эффективно бороться с легкими танками и БТР противника. Имел посредственную броневую защиту (30 мм лоб, 8 мм бока), которая защищала лишь от пуль и осколков мин, но весьма солидное 50-мм орудие KwK 39 с дульным тормозом. Пума поступала на вооружение рот бронеавтомобилей разведывательных батальонов танковых или моторизованных дивизий. Больше всего машин числилось во 2-й, 7-й, 20-й и учебной танковых дивизиях, а также в дивизии СС Лейбштандарт. Всего было произведено 101 бронеавтомобиль.

Легендарный танк Пантера. Большинство военных специалистов считает ее лучшим немецким танком периода Второй мировой войны. Машина разрабатывалась под влиянием Т-34, имевшего рациональные углы наклона брони, в качестве ответа советскому танку. По немецкой классификации Пантера считается средним танком, однако по массе и вооружению, скорее, тяжелый. 75 мм орудие Пантеры KwK 42 по бронепробиваемости превосходило 88-мм пушку Тигра. Боевой дебют танка состоялся на Курской Дуге, где все 200 машин были сведены в 39-й танковый полк и подчинены дивизии “Великая Германия”. Если на начальном этапе производства у Пантеры имелось множество “детских болезней”, приводивших к постоянным поломках, то к концу войны ее конструкция была доработана практически до идеала.

Тяжелый танк Тигр. На момент создания он, без сомнения, был лучшей боевой машиной в мире по совокупности тактико-технических характеристик, что позволило ему 1,5 года доминировать на поле боя. Хотя конструкция и не отличалась рациональным бронированием, лобовая плита в 100 мм обеспечивала хорошую защиту экипажу, а мощное орудие KwK 36 (танковый вариант знаменитой зенитки восемь-восемь), способно было поражать любой танк противников на расстоянии 2 км. Интересно, что советские солдаты поначалу называли танк Слоном, поскольку на трофейном экземпляре красовалась эмблема 502-го тяжелого танкового батальона в виде мамонта. Этот рисунок и ввел в заблуждение красноармейцев.

Тигр был очень сложным и дорогим в производстве, поэтому за все время было выпущено только 1354 танка. Они поступали на вооружение отдельных тяжелых танковых батальонов 3-ротного состава, в каждом из которых по штату 1944 года было 45 машин. Также по одной роте Тигров имели такие элитные дивизии, как “Великая Германия”, “Лейбштандарт”, “Дас Райх” и “Тотенкопф”.

Сверхтяжелый танк Löwe, в переводе с немецкого Лев, так и остался проектом на бумаге. Машина задумывалась как штурмовой танк с мощным 150-мм орудием и толстой лобовой броней более 120 мм. Разработкой проекта занималась фирма Крупп - главный конкурент ПОрше, который председательствовал в танковой комиссии Управления вооружений. Именно он и забраковал сверхтяжелый танк Лев, заявив что его проект Маус является более перспективным. Гитлер поддержал Фердинанда Порше и 18 мая 1942 года разработка Льва была полностью свернута.

Серия самоходных артиллерийских установок Marder, что в переводе на русский означает Куница, разрабатывалась для повышения мобильности противотанковой артиллерии. Большинство трофейных французских и чешских танков не вписывалось в немецкую концепцию ведения войны и банально устарело к 1942 году. Поэтому было решено использовать их для переделок. Так шасси танков Гочкис, FCM и тягача Лорейн были использованы для создания Мардер первой серии, шасси устаревшего немецкого танка Pz-II пригодилось для создания Мардер второй серии, а шасси чешского танка Pz-38t послужило основой для создания Мардер третьей серии. В качестве главного вооружения самоходок Куница использовались 75-мм пушки ПАК-40 и 76-мм трофейные переделанные пушки Ф-22. Машины направлялись в противотанковые дивизионы танковых и моторизованных дивизий.

Видеообзор всего немецкого танкового зверинца смотрите здесь!

Легкая самоходная гаубица Wespe, что в переводе с немецкого означает Оса. Одна из самых удачных САУ своего времени, отличавшаяся компактностью, хорошей подвижностью и отличной баллистикой орудия. Оса имела открытую рубку, вооружалась 105-мм полевой гаубицей и одним оборонительным пулеметом. Базой послужило шасси устаревшего танка PZ-II модификации F. Самоходные гаубицы поступали на вооружение танковых и панцергренадерских дивизий, организационно входили в состав самоходного артиллерийского дивизиона, который в свою очередь делился на 3 батареи по 6 машин. Первые две батареи вооружались Осами, третья - Шмелями. Таким образом в танковой дивизии насчитывалось всего 12 Wespe. Основной задачей самоходных гаубиц была огневая поддержка танковых и пехотных частей, поэтому стрельба велась преимущественно из закрытых позиций на расстояние до 12 км. Однако в боекомплект Ос все равно включалось несколько бронебойных снарядов, которые оставляли им шанс на выживание при прямом столкновении с бронетехникой противника. Всего за годы Второй мировой войны было выпущено 676 самоходок этого типа. Боевой дебют состоялся в марте 1943 года во время третьего сражения за Харьков.

Тяжелая самоходная гаубица Hummel, что переводится на русский как Шмель. Машина конструктивно не отличалась от противотанковой САУ Носорог, только вместо 88-мм пушки устанавливалась 150-мм полевая гаубица. Максимальная дальность стрельбы достигала 13,5 км. Боекомплект составлял всего 18 выстрелов, поэтому Шмель нуждался в подвозчике боеприпасов, который и был сконструирован на его базе. В полевых условиях перевозчики могли быть быстро конвертированы в полноценные САУ. Батарею из 6 Шмелей, как правило, обслуживало 1-2 подвозчика боеприпасов. В качестве защитного вооружения самоходкам придавался пулемет с 600 патронами. Всего за годы войны было выпущено около 700 самоходных гаубиц этого типа. Первыми их получили войска СС, а за тем уже танковые дивизии Вермахта. Боевое крещение Шмелей состоялось на Курской Дуге, где они проявили себя только с лучшей стороны. Примечательно, что вместо трехзначных номеров, используемых на танках, на бортах самоходок наносились буквы от А до F.

Противотанковая САУ Wanze - что в переводе с немецкого означает Клоп. Свое название машина получила за небольшие размеры и способность наносить противнику болезненные укусы. Необходимость в этой самоходке появилась в последний год войны, когда Германия испытывала острый дефицит ресурсов и готовилась к уличным боям за крупные города-крепости. Решение было найдено в модернизации дистанционно управляемой подрывной машины Боргвард, на которую планировалось установить орудийную установку из 6 реактивных гранатометов панцершрек на поворотном основании. Трубы гранатометов размещались в 2 ряда по 3 штуки на левом борту Клопа, позволяя наводчику сделать мощный прицельный залп. Восьмидесяти восьми миллиметровые гранаты способны были пробить гомогенную броню до 230 мм на расстоянии ста пятидесяти метров. Бронирование Клопа защищало экипаж только от стрелкового оружия и мелких осколков. Для скрытного приближения к цели и успешного отступления после залпа, ставилась дымовая завеса. Это значительно повышало живучесть машины в условиях городского боя. Всего за весну 1945 года из Боргвардов было переделано 56 Клопов. Все они участвовали в обороне Берлина, однако заметного влияния на ход боя не оказали. До нашего времени не сохранилось ни одного образца этой техники.

Видеообзор немецкого танкового зверинца смотрите здесь!