Вопиющим провалом “сухого закона” было то, что ему не удалось выполнить свое главное обещание, которое поддерживали даже самые умеренные: питейные заведения не исчезли - они ушли в подполье. Просто раньше, чтобы открыть салун, нужно было заплатить государству 500 долларов за лицензию (солидные деньги по тем временам). А теперь чтобы открыть спикизи нужно было, по выражению нью-йоркцев, “две бутылки и комната”. По современным расчетам во времена “сухого закона” на каждый закрытый салун было открыто по меньшей мере шесть спикизи. В самых оживленных районах Нью-Йорка мирным жителям приходилось вешать на дверь табличку “Сюда не стучите, это просто квартира!”

В ресторанах же частенько наливали из-под полы.

Посетители спикизи не боялись что их загребут за нарушение Волстеда (а это, на минуточку, до 5 лет): ведь покупать и пить алкоголь не было запрещено. Их могли только арестовать за нарушение общественного порядка. Полицейские рейды пугали только хозяев, а остальных только подбадривали и делали вечер запоминающимся: дамы в вечерних платьях лезут под столы, официанты выкидывают бутылки в окно… Положительным - если угодно - вкладом спикизи в культуру было то, что благодаря их популярности и демократизму американцы стали спокойно относиться к тому, что в питейных заведениях смешивали не только напитки, но и людей: мужчин и женщин, белых и цветных. Ну и джаз, конечно. Все остальное было отрицательным.

Хозяева спикизи разбодяживали алкоголь всем, что под руку попадалось: чтоб реального спирта в продукте было поменьше, но в голову шибало с той же силой. Вы заказывали коньяк и получали самогон, подкрашенный креозотом. Начальник нью-йоркского комитета здравоохранения охрип, умоляя жителей не тащить в рот всякую гадость: согласно проверкам, больше 86% конфискованного в городе алкоголя содержало отравляющие вещества. Популярность коктейлей объяснялась именно этим: добавки маскировали не столько алкоголь, сколько его хреновое качество.

Настоящий качественный алкоголь стал настолько дорог, что позволить его себе могли только самые богатые американцы. Остальные в прямом смысле слова каждый раз рисковали жизнью.

Даже то, что вы покупали “законно”, тоже вовсе не гарантировало качества. История с “Джамайка Джинджером” наверное самая вопиющая, но далеко не единственная подобная трагедия. “Джамайка Джинджер” - это было такое патентованное лекарство, обещавшее излечивать все от головной боли до поноса. На деле он ничего не излечивал, потому что это была просто 70% настойка имбиря. И народ покупал ее в аптеках с очевидной целью - не поясницу растирать.

К 1930 году, после 10 лет маяты с нарушителями “сухого закона”, правительство уже все видело и все знало. Поэтому было выпущено распоряжение, чтобы в имбирных настойках было в два раза больше имбиря на объем, чем раньше, что делало их жутко горькими и отшибало желание их пить с развлекательными целями. Периодически агенты делали контрольные закупки и выпаривали содержимое бутылки, взвешивая, сколько в ней было растворено всего, что не было чистым спиртом. И если сухого остатка оказывалось слишком мало, продавца и поставщика волокли в каталажку.

Чего только бутлегеры не подмешивали в “Джамайка Джинджер”, чтобы он проходил проверку, но не был горьким: от касторки до патоки. Пока наконец два химика-любителя и профессиональных бутлегера не решили отыскать что-нибудь получше. И они нашли замечательную замену - пластификатор, использующийся в производстве резины и лаков: трикрезилфосфат. Он был дешев, отлично работал, совершенно не влиял на вкус напитка а также, как довольно скоро выяснилось, убивал нейроны спинного мозга, вызывая постепенно развивающийся паралич и, в тяжелых случаях, смерть.

Но конечно, нарушители "сухого закона” умирали не только от отравления метанолом и закрепителем. Многие умерли от, как тогда выражались, “острого отравления свинцом”. В голову.

"Сухой закон" вступил в силу в полночь 15 января 1920 года. И уже через 45 минут в Чикаго произошло первое вооруженное ограбление грузовика, везущего конфискованный виски. Ну и понеслось.

В 1920 году в США громыхнул сухой закон. Однако, как и в любом американском законе, в нем были свои исключения:

1. Религиозным организациям было разрешено использовать вино для своих обрядов.

2. Фермерам тоже было разрешено производить вино из своих культур, в ограниченных количествах.

3. Алкоголь был разрешен в лечебных целях.

И именно про 3й пункт я и расскажу более подробно. На протяжении веков алкоголь считался лучшим лекарством практически от всех болезней, однако в начале ХХ века лечебные свойства алкоголя были развенчаны, однако 6 крупнейших производителей виски в США получили лицензии на производство виски в лечебных целях.

С другой стороны - рецепт на приобретение виски можно было получить лишь у врача, на специальном рецептурном бланке, состоящих на строгом государственном учете. А продавалось виски в аптеках, причем не более 1 пинты (около 0,57 л) в одни руки в 10 дней.

Понятное дело, что врачи сразу возглавили коррупцию - за определенную мзду любой врач выписывал рецепт на виски, для лечения кашля, несварения желудка, бессонницы и т.д.

16 января 1920 года в Соединенных Штатах был введен «сухой закон». Ни ячменное пиво, ни виски нельзя было хранить легально. Но алкоголь как пили, так и продолжали пить, причем не только простые граждане, но и влиятельные политики. Спрос на горячительные напитки стал выше, чем прежде.

В алкогольной индустрии появились новые понятия: муншайнер ( подпольный самогонщик), бутлеггер (контрабандист),спикизи.

Термин «спикизи» проявился от манеры барменов отвечать на заказ алкоголя посетителям, в связи с тем, что в них требовалось делать запросы таким тихим голосом, чтобы находящиеся в зале агенты полиции не могли его расслышать, чтобы не  вызывать подозрения. При заказе бармены просили: «Говорите тише» (по-английски «speak easy»).

В больших городах «speak easy» были зачатую отлично замаскированы под легальные бары и рестораны, предлагая еду, живую музыку и, показывая представления публике. В то время полицейская коррупция имела невиданный размах; владельцы «speak easy » обычно подкупали полицейских, чтобы те не трогали их или предупреждали о запланированных рейдах.

Заказы здесь делали на условном языке, а алкоголь подавали в чайных чашках или в плоских, чуть изогнутых фляжках, которые удобно было носить за голенищем сапога или в заднем кармане.

На нелегальной торговле алкогольными напитками можно было заработать огромные прибыли. Бутылка виски, приобретенная за 15$ за пределами США, приносила прибыль от 70 $ до 80 $.Торговля алкогольными напитками стала сферой деятельности гангстерских банд. Лишь они могли скоординировать множество «профессий», связанных с торговлей алкоголем.

Необычайно высокая доходность торговли спиртным и отсутствием государственного контроля за продукцией привела к тому, что клиентам продавался некачественный алкоголь с высоким содержанием сивушных масел, а качественные алкогольные напитки, ввозимые контрабандой из-за границы умышленно разбавлялись. Чтобы уменьшить появлявшийся при употреблении фальсифицированных напитков неприятный привкус, в виски добавляли лёд. Так возник широко известный и сегодня Whiskey on the Rock. Whisky on the rock — так по-аглийски называется простое сочетание виски и крупных кубиков льда.

В поисках спиртного люди пили все что попадало под руку: от технического спирта до алкогольсодержащих лекарств.

Со времён сухого закона идёт пристрастие американцев к коктейлям. Рекламу смешанным напиткам сделали владельцы подпольных баров. На случай облавы полиции бармены разбавляли нелегальный алкоголь безалкогольными напитками, чтобы изменить цвет и приглушить вкус спиртного. После отмены запрета на алкоголь бармены продолжили совершенствоваться в своем искусстве и 30-е годы стали настоящим бумом моды на коктейли.

Один из популярных и изысканных коктейлей того времени сейчас так и называется — «Коктейль «сухого» закона»:

две части джина,

две части белого вина,

1/2 части абрикосового бренди и 1 часть апельсинового сока.

Все смешать и украсить долькой лимона.

Но не весь алкоголь был некачественным. Капитан Билл Маккой, занимавшийся строительством яхт переквалифицировался в подпольного бизнесмена. Он стал возить в Америку первоклассный шотландский виски. Скотч был разрешен в США , но продавался только в аптеках по рецепту. Коллеги Билла и покупатели утверждали, что он никогда не разбавлял виски: его товар всегда уходил с репликой “the real McCoy” — “настоящий Маккой”. Эта фраза давно стала нарицательной в США и переводится как “настоящая, неподдельная, “родная” вещь”.

За 13 лет существования "сухого закона" Америка приобрела две яркие национальные особенности — мафию и бурбон. Бурбон прославился и вошел в моду именно во времена сухого закона. Так США обзавелись своим оригинальным напитком, который в 1964 году был закреплен федеральным законом как национальное достояние.

Обе истории произошли в самые лютые для страны годы антиалкогольной компании.

Приятель, готовясь к юбилею, нарыл где-то талонов на водку, и попросил отоварить. Без водки вполне можно было обойтись, тесть обещал привезти из деревни самогона собственного приготовления в достаточном количестве. Но на случай, если "придут приличные люди", товарищ решил подстраховаться. Традиции большого русского застолья требовали ставить водку на стол хотя бы на первый тост. Потом можно было подливать в те же бутылки самогон.

Талонов было на шесть бутылок. Я аккуратно поставил их в пластиковый пакет советского производства, и на выходе из магазина случайно задел пакетом о косяк. В пакете неприятно хрустнуло и захлюпало. Минус один - подумал я, и расстроился. Так, расстроенный, и пришел к приятелю. Советский пакет, к слову, не пропустил ни капли, всё содержимое вместе с осколками плескалось на дне. Мы проткнули шилом пакет, и аккуратно слили содержимое. Потом процедили его через несколько слоёв марли, марлю крепко отжали. Приятель меня утешал, но я был безутешен.

Тогда он сказал - да хули? И разлил спасённое содержимое в два стакана. Мы накатили, и закурили. Немного отпустило. Приятель подумал и сказал, - нечетное количество бутылок не укладывается в логику традиционного русского застолья. Спрашивать его, на чем базируется эта логика не стоило, ответ мог затянуться на пару суток. Поэтому мы просто открыли лишнюю пятую бутылку, чтобы восстановить гармонию. Потом зашел Саня, сосед, с извинениями, что не сможет прийти на юбилей, потому что работа. Тут уж сам бог велел не лишать хорошего человека праздника. Бутылок снова стало нечетное количество, и пришлось это снова как-то компенсировать.

Потом я помню довольно смутно. Но точно помню, что в итоге на юбилее все приличные люди хлестали самогон как не в себя, и пели осанну тестю. А я нет-нет да и мучил себя вопросом: если бы я не расхуячил ту бутылку, дожила бы водка до юбилея?

Другая история случилась в те же примерно годы в Одессе, где мы отдыхали у родственников жены. Они только недавно вернулись из Германии, и у них в стенке, на самом видном месте, стояла какая-то охуенно красивая бутылка с тёмным содержимым. Я не помню, может это был хеннесси, может ещё какая экзотика, неважно.

На все мои заманчивые предложения испробовать заграничного зелья я получал категорическое нет. Причем хозяин был по существу не против, а хозяйка - ни в какую. "Щас вам, олгоголегам! Вот придут приличные люди...!"

- Пиздец, ну вы жлобы! - говорил я, и шел в палатку за пивом. Пива, слава богу, в те годы в Одессе на каждом углу было хоть утопись.

Отпуск заканчивался. Накануне отъезда мы устроили небольшой прощальный ужин. Выпили конечно. Потом легли спать. Среди ночи я почувствовал, как кто-то толкает меня в бок. Возле кровати в полумраке стоял хозяин. Он прижимал палец одной руки к губам, а во второй руке у него что-то загадочно поблёскивало. Увидев, что я открыл глаза, он призывно махнул бутылкой, и вышел.

Сперва мы хотели сесть на кухне, но по здравому размышлению решили, что это слишком рискованно. Хозяин снова махнул бутылкой, мы взяли стаканы, пару конфет, и спустились во двор. За всё это время нами не было произнесено ни звука. Только во дворе, на лавочке, разлив по первой, хозяин сказал:

- Ну их в пизду!

Это, как я понял, был тост, и мы выпили.

Мы сидели в тени большого каштана, под черным одесским небом, и молча пили экзотическое заграничное пойло. Говорить нам по сути было не о чем, слишком разные мы были люди. Единственное, что нас роднило, это мужская солидарность и ненависть к бабскому лицемерию. Не скажу, что вкус пойла меня как-то особо поразил. Оставив в бутылке грамм сто мы вернулись на кухню, и посредством крепкого чая, йода, и марганцовки стали подбирать нужный колер. Немного повозившись, мы наконец добились примерно нужного результата, долили бутылку до краёв, водрузили на место, и разошлись спать.

На следующее лето мы в Одессу не поехали. И на позаследующее тоже. Жена уговаривала, но я сказал что к таким жлобам, для которых бутылка бормотухи дороже тёплых человеческих отношений, я больше ни ногой. А спустя года три или четыре в разговоре по телефону одесская родственница обмолвилась жене:

- Помнишь ту бутылку? Мы её открыли на мой день рожденья. Пришли приличные люди, хороший повод. Ты бы знала, какое там оказалось говно! Так стыдно! Слава богу никто не отравился.

- От йода с марганцовкой ещё никто не умирал! - злорадно буркнул я себе под нос.

Остроухая жена однако расслышала, и долго с пристрастием пытала, что я имел в виду.

Но я молчал как рыба. Потому что это была не только моя тайна.

© Ракетчик