В последних газетных заголовках вновь замелькал термин, от которого у ученых сводит скулы. Речь о нейролингвистическом программировании, или НЛП. Поводом, как это часто бывает, послужила не научная дискуссия, а скандальная история с участием известной эстрадной певицы, Ларисы Долиной, чье имя теперь ассоциируется не столько с музыкой, сколько с дорогой недвижимостью и щекотливыми вопросами о воле и влиянии. Представители артистки, защищая её, запустили в медиапространство идею-зонтик: мол, клиента обвели вокруг пальца, использовали мощные технологии манипуляции сознанием. И виновник, разумеется, найден — это пресловутое НЛП. Удобно, не правда ли? Не человек принял опрометчивое решение, а его «программировали». Будто сознание — это старое ПО, в которое можно залить вирус.

Но давайте отставим в сторону частный случай и посмотрим на феномен в целом. Нейролингвистическое программирование, рожденное в 1970-х годах в трудах Ричарда Бендлера и Джона Гриндера, изначально претендовало на роль универсального ключа к человеческому совершенству. Его создатели, не будучи психологами, заявили, что выделили модели речи и поведения, и, освоив эти паттерны, любой может добиваться феноменальных результатов в коммуникации, продажах и личностном росте. Звучало свежо и многообещающе. Это была красивая история для эпохи, жаждавшей быстрых решений.

Проблема началась там, где должна была начаться наука. Красивая теория не захотела проходить проверку строгим научным методом. Десятки исследований, проведенные за последние четыре десятилетия, так и не смогли обнаружить убедительных доказательств того, что НЛП работает так, как заявлено. Метаанализ 2012 года, опубликованный в «Journal of Counseling Psychology», рассмотревший данные 315 научных работ, констатировал: нет эмпирических оснований считать, что техники НЛП эффективнее плацебо или обычных методов коммуникации. Еще раньше, в 2004 году, Британское психологическое общество поместило НЛП в категорию методов, не имеющих надежного научного фундамента, отметив, что его теории являются «не более чем набором метафор».

Что же происходит на практике? Одна из ключевых претензий к НЛП — способность кардинально менять поведение человека против его воли. Мол, достаточно подстроиться под дыхание, использовать «якорь» и особые речевые обороты — и клиент купит ненужный пылесос, подпишет кабальный договор или отдаст последние деньги. Однако эксперименты в контролируемых условиях рисуют иную картину. Исследование, проведенное психологами из Университета Хартфордшира, показало, что так называемое «согласование» или «отзеркаливание» (ключевой прием НЛП) не даёт статистически значимого увеличения уровня доверия или убедительности по сравнению с обычной, непринужденной беседой. Никто не смог «запрограммировать» участников на действия, которые противоречили бы их базовым установкам или желаниям.

Этот провал в лаборатории прекрасно объясняет успех НЛП на улице, в барах и на дорогих тренингах. Возьмем индустрию пикапа, которая активно эксплуатирует терминологию НЛП. Её «гуру» действительно учат устанавливать «раппорт», использовать «калибровку» и «якоря». Но секрет их мнимого успеха кроется не в волшебных техниках, а в базовой социологии. Их «клиенты» массово обращаются к женщинам, уже ищущим знакомства или отношений. Эффективность измеряется не в контролируемом эксперименте, где одной группе применяют НЛП, а другой — нет, а в количестве «подходов». Естественно, при сотне попыток знакомства несколько удачных исходов неизбежны. Эти случаи затем преподносятся как доказательство силы методики, а десятки неудач списываются на «плохое применение техники». Техника становится непотопляемым алиби: победа — её заслуга, поражение — вина ученика.

Именно эта черта — превращение в универсальное оправдание — и сделала НЛП таким живучим культурным феноменом. Оно стало удобной страшилкой и одновременно магическим щитом. Проиграл в карты? Виновато скрытое воздействие. Ввязался в авантюрную сделку? Мозги промыли. Не устоял перед соблазном? Это был мощный «якорь». Таким образом, НЛП в публичном поле выполняет ту же функцию, что и порча или сглаз в традиционном обществе: оно снимает личную ответственность, переводя её в плоскость мистического, невидимого и потому неопровержимого влияния. Это идеальный громоотвод для общественного негодования и личного стыда.

Возвращаясь к истории, взбудоражившей медиа, возникает закономерный вопрос: если НЛП не является научно обоснованным методом принуждения, то что же стало причиной невыгодных решений? Ответ, вероятно, лежит в более прозаичных, но оттого не менее действенных сферах: в давлении авторитета, в искусном использовании базовых когнитивных искажений (например, страха упустить выгоду или любви к халяве), в эмоциональной усталости или в простом человеческом доверии, которым порой злоупотребляют. Это обычные, возрастные как мир инструменты мошенничества, не требующие знания «нейролингвистических уровней» или «метапрограмм».

НЛП сегодня — это не страшное оружие манипуляции, а своеобразный культурный артефакт: символ нашей жажды простых ответов и готовности поверить в существование тайного знания, которое избавит нас от сложности выбора и тяжести последствий. Это не технология контроля над разумом, а технология комфортного самообмана. Она разбивается в прах при столкновении с железной логикой двойного слепого исследования, но процветает в туманной области личных трагедий и оправданий. Так что в следующий раз, услышав, что кого-то «запрограммировали», стоит вспомнить старую мудрость: заставить человека сделать что-то действительно против его воли невероятно сложно. А вот помочь ему найти удобное объяснение собственному необдуманному поступку — проще простого. И для этого не нужны никакие лингвистические программы, достаточно старой-доброй человеческой склонности искать виноватого на стороне. Желательно, облаченного в псевдонаучные термины.

Почему сознание нельзя «запрограммировать» и при чём тут колбаса

Если верить маркетологам от эзотерики и псевдопсихологии, человеческий мозг — это аналог компьютера на биологической подложке. Не понравилась прошивка? Переустанови! Хочешь новых функций? Загрузи патч под названием «тренинг»! В этой логике сознание — просто программное обеспечение, уязвимое для хакерских атак вроде «нейролингвистического программирования». Красивая, удобная и катастрофически неверная метафора.

Попытки найти «код доступа» к сознанию и напрямую им управлять разбиваются о фундаментальные принципы работы мозга, открытые нейробиологией за последние десятилетия. И главный из них — сознание не программа, а непрерывный, динамичный и воплощённый процесс.

Мозг — не компьютер, а джунгли

Ключевая ошибка апологетов «программирования» — редукционистский взгляд на нейронную деятельность. Профессор нейробиологии Стэнфордского университета Роберт Сапольски в своих лекциях и книге «Биология добра и зла» подробно разбирает, как поведение и мышление являются конечным продуктом каскада причин: от сиюсекундной активности нейронов до эволюционных процессов, длящихся миллионы лет. Невозможно найти одну «кнопку» или «команду», нажав на которую, вы получите предсказуемый результат. Мозг — это не схема с логическими вентилями, а чрезвычайно сложная, самоорганизующаяся биологическая система, находящаяся под постоянным влиянием гормонов, синаптических связей, которые меняются ежеминутно (нейропластичность), и даже состояния микробиома кишечника.

Исследования с помощью фМРТ (функциональной магнитно-резонансной томографии) показывают, что даже простая мысль или решение активируют не один «модуль», а сложные, распределённые сети в разных участках мозга. Как отмечает известный британский нейрофизиолог Анри Маркрам, мозг работает по принципу «перколяции» — распространения активности через нейронные ансамбли, что делает его предсказуемым лишь в очень общих чертах.

Миф о «25-м кадре» и границы подсознательного влияния

История с НЛП во многом повторяет историю с «сублиминальной рекламой» — мифом о 25-м кадре, который может заставить вас купить колбасу или проголосовать за кандидата. В 1957 году маркетолог Джеймс Викари заявил, что, вставляя в киносеанс скрытые кадры с призывом «пейте кока-колу» и «ешьте попкорн», увеличил продажи на 50%. Сенсация прокатилась по миру, породив панику и законы, запрещающие такие методы. Позже Викари признался, что сфальсифицировал исследование. Но миф жив до сих пор.

Почему это не работает? Потому что наше восприятие — не пассивный приёмник сигналов, а активный конструктор реальности. Мозг не просто обрабатывает стимулы, а строит прогнозы о том, что должно произойти. Нерелевантная или противоречащая контексту информация (вроде бессмысленного кадра с колбасой посреди фильма) отсекается на самых ранних этапах обработки. Когнитивный психолог Дэниел Саймонс, автор знаменитых экспериментов с «невидимой гориллой», доказал: мы видим только то, на что направлено наше внимание. Скрытое влияние, если и существует, ограничивается формированием очень слабых, мимолётных ассоциаций, но не может породить осмысленное, целенаправленное действие, подобное подписанию договора на миллионы.

Агентность и свободная воля: почему вы не кукла

Пожалуй, самый мощный аргумент против «программирования» лежит в области ощущения агентности — фундаментального чувства, что мы являемся авторами своих действий. Это не философская абстракция, а конкретный нейробиологический процесс. Эксперименты нейрофизиолога Бенджамина Либета в 1980-х показали, что готовность к действию (так называемый «потенциал готовности») возникает в мозге за доли секунды до того, как человек осознаёт своё желание пошевелить пальцем. Это часто преподносят как доказательство отсутствия свободы воли. Однако более поздние исследования, в частности работы нейробиолога Патрика Хаггарда, уточнили: хотя инициация простейшего моторного акта может быть бессознательной, вето-право — возможность остановить уже начатое действие — всецело принадлежит сознанию. То есть мозг может генерировать импульсы, но окончательное решение «да» или «нет» остаётся за нашей сознательной оценкой последствий.

Именно поэтому нельзя «запрограммировать» сложное поведение, требующее последовательных решений: покупку квартиры, вступление в брак, изменение политических взглядов. Эти процессы требуют постоянного когнитивного согласования с уже существующей системой убеждений, ценностей, воспоминаний и социальных обязательств личности. Психолог Джонатан Хайдт в книге «Гипотеза счастья» образно сравнивает сознание не с программистом, а с всадником на слоне, где слон — это мощные бессознательные эмоциональные и интуитивные процессы, а всадник — наше позднее и хрупкое логическое «я». Всадник может пытаться направлять слона, но если слон упрётся, всадник бессилен. Любое внешнее влияние сталкивается прежде всего с этим «слоном».

Реальная сила влияния: контекст, доверие и потребности

Это не означает, что люди не поддаются влиянию. Ещё как поддаются. Но механизмы этого — социальные и психологические, а не «программные».

• Эффект авторитета: Классические эксперименты Стэнли Милгрэма (Йельский университет, 1960-е) показали, что в определённых условиях люди склонны подчиняться авторитетной фигуре, даже причиняя боль другим. Но ключевые слова — в определённых условиях. Это не гипноз, а сложное взаимодействие социальных установок, страха осуждения и делегирования ответственности.

• Когнитивные искажения: Работы нобелевского лауреата Даниэля Канемана и его коллеги Амоса Тверски доказали, что наше мышление систематически отклоняется от рациональности. Мы боимся потерь больше, чем желаем приобретений («эффект обладания»), переоцениваем яркие, частые в памяти события («эвристика доступности»). Умелый манипулятор может эксплуатировать эти врождённые «баги» мышления, но не может установить их в мозг, как вирус. Он играет на уже существующем поле.

• Доверие и раппорт: Самое сильное «оружие» влияния — не тайные техники, а банальное доверие, построенное на эмпатии, внимании и времени. Нейробиологические исследования, например, работы Пола Зака об окситоцине, показывают, что чувство доверия имеет биохимическую основу. Но его нельзя индуцировать за пять минут «подстройкой под дыхание». Его нужно заслужить.

Почему НЛП и ему подобные концепции — всего лишь дорогая упаковка для древних трюков?

Потому что они предлагают иллюзию контроля над хаосом человеческой психики. Признать, что наше сознание — это возникающее свойство триллионов нейронных связей, пляшущих под аккомпанемент гормонов и жизненного опыта, — страшно и неудобно. Гораздо утешительнее верить, что существуют секретные слова и жесты, дающие власть, или, наоборот, что твою волю можно отключить, как телевизор, сняв с тебя ответственность.

Сознание нельзя запрограммировать, потому что оно — не программа. Это живой, непрерывный диалог между мозгом, телом и миром. Его можно убеждать, вдохновлять, обманывать, эксплуатируя его же слабости. Но нельзя взломать, как сервер. Все истории о «зомбировании» и «промывке мозгов» при ближайшем рассмотрении оказываются историями о доверчивости, страхе, стрессе, социальном давлении или банальной жажде наживы — то есть о самых обычных, немодернизированных человеческих чертах. И защита от этого — не в поиске антивируса для психики, а в критическом мышлении, научной грамотности и здоровом недоверии к тем, кто обещает вам лёгкий код к чужим мыслям или, что ещё страшнее, — к своим собственным.

Техники влияния на поведение

Разобравшись, почему сознание нельзя «запрограммировать» как компьютер, логично задаться вопросом: а что действительно заставляет людей менять поведение и совершать поступки, иногда вопреки даже своим интересам? Ответ лежит не в области нейролингвистической магии, а в сухой, местами жутковатой, но верифицируемой области социальной психологии, поведенческой экономики и системного менеджмента. Эти техники успешны не потому, что они «взламывают» разум, а потому, что умело играют на его анатомических «слабостях» — эволюционно сформированных шаблонах мышления и поведения.

Здесь важно провести черту: речь идёт не о фантастическом «программировании» с загрузкой готовых команд, а о создании такого контекста, среды и системы стимулов, которые делают определённое поведение наиболее вероятным. Это не контроль над сознанием, а инженерия выбора.

Авторитет и слепое подчинение: классика Милгрэма

Эксперимент: В начале 1960-х психолог Стэнли Милгрэм из Йельского университета провёл серию шокирующих опытов. Испытуемому говорили, что он участвует в исследовании памяти и обучения, и поручали роль «учителя». Его задача — наказывать «ученика» (актёра) электрошоком возрастающей силы за каждую ошибку. «Ученик» сидел в соседней комнате, и его крики и стуки в стену доносились до «учителя». Настоящий испытуемый («учитель») слышал мольбы о прекращении, но перед ним в белом халате стоял экспериментатор-авторитет, который настаивал: «Эксперимент требует продолжения. Вы должны продолжать».

Результат: Около 65% испытуемых дошли до максимального, смертельно опасного разряда в 450 вольт, несмотря на явные страдания «жертвы». Не потому что были садистами, а потому что авторитетная фигура в белом халате в научном контексте снимала с них личную ответственность, перекладывая её на систему.

Механизм: Это не «программирование», а перераспределение агентности. Когда авторитет берёт на себя ответственность за последствия, наш внутренний «всадник» (сознание) отключает моральные тормоза, позволяя «слону» (автоматическому подчинению иерархии) действовать. Техника работает в армии, корпорациях с жёсткой вертикалью власти и любых ситуациях, где человеку позволяют сказать: «Я всего лишь исполнял приказ».

Ситуационная власть и «тюремные надзиратели» Зимбардо

Эксперимент: В 1971 году Филипп Зимбардо и его коллеги из Стэнфорда создали условную тюрьму в подвале университета. Здоровых, психически устойчивых студентов случайным образом разделили на «заключённых» и «надзирателей». Эксперимент был рассчитан на две недели.

Результат: Уже через 36 часов ситуация вышла из-под контроля. «Надзиратели» стали проявлять садистские наклонности, унижая и подавляя «заключённых». Последние впадали в депрессию, проявляли пассивность и сломленность. Эксперимент пришлось прекратить досрочно на шестой день.

Механизм: Здесь сработала сила роли и анонимности в системе. Надев униформу и получив власть в замкнутой системе с ослабленными социальными нормами, обычные люди начали вести себя в соответствии с ожиданиями от этой роли. Ситуация (тюрьма) породила поведение (жестокость/покорность). Это не изменение личности, а высвобождение латентных поведенческих паттернов, которые в обычной жизни подавляются социальным контролем.

Нудж: архитектура выбора от Талера и Санстейна

Концепция: Нобелевский лауреат Ричард Талер и правовед Касс Санстейн описали метод «подталкивания» (nudge). Это не запрет и не приказ, а тонкое изменение среды принятия решений, которое предсказуемо меняет поведение людей, сохраняя их формальную свободу выбора.

Примеры успеха:

• Пенсионные накопления: Если по умолчанию работник автоматически подключается к пенсионной программе (с возможностью отказа), процент участия взлетает с 40-50% до 90%+. Пассивное согласие сильнее активного выбора.

• Донорство органов: В странах с презумпцией согласия (Австрия, Испания), где вы по умолчанию — донор, если не заявили иначе, согласие на посмертное донорство приближается к 99%. В странах, где нужно активно заполнить форму (Германия, Великобритания), этот показатель составляет 10-30%.

• Социальные нормы: В счетах за электроэнергию стали писать: «Ваши соседи потребляют меньше вас». Это вызвало большее снижение потребления, чем прямые призывы экономить или угрозы повышения тарифов.

Механизм: Нудж эксплуатирует нашу когнитивную лень (эвристики) и склонность к пути наименьшего сопротивления. Мозг любит умолчания, потому что они экономят энергию. «Архитектор выбора», меняя эти умолчания, направляет массовое поведение, не прибегая к принуждению.

Алгоритмическое предсказание и формирование реальности

Технология: Это самый близкий к «программированию» феномен современности, но он работает не с сознанием, а с информационной диетой и цифровой средой. Алгоритмы соцсетей (Meta, TikTok, YouTube) на основе машинного обучения и анализа Big Data не манипулируют мыслями напрямую.

Как это работает: Алгоритм выявляет ваши латентные предпочтения, страхи и интересы (через лайки, время просмотра, клики) и начинает поставлять вам контент, который максимизирует вовлечённость. Если вы проявляете склонность к тревожным новостям, вам покажут больше катастроф. Если к теориям заговора — вам построят уютную реальность, где эти теории правдивы.

Результат: Человек, живущий в «информационном пузыре», начинает совершать поступки, логичные в его новой реальности: голосовать за популистов, покупать сомнительные БАДы, вступать в радикальные сообщества. Он не был «запрограммирован» — его поведенческие паттерны были усилены и доведены до крайности постоянным подкреплением в специально созданной для него среде.

Вывод: чем реальное влияние отличается от мифа о «программировании»

1. Контекст, а не код. Успешные техники меняют не человека, а среду, систему, выбор по умолчанию или информационный ландшафт вокруг него.

2. Вероятность, а не определённость. Они повышают вероятность определённого поведения в популяции, но не гарантируют конкретный поступок конкретного индивида. Всегда есть те, кто скажет «нет» даже в эксперименте Милгрэма.

3. Эксплуатация, а не установка. Они не встраивают в мозг новые программы, а умело используют уже встроенные «баги»: потребность в одобрении, страх изгнания из группы, когнитивную лень, доверие к авторитету.

4. Этическая серая зона. Большинство этих техник находятся на грани (или за гранью) этичности. Их сила прямо пропорциональна степени ограничения информированного согласия и свободы воли.

Таким образом, «запрограммировать» человека на конкретный поступок помимо его воли невозможно. Но можно с высокой долей вероятности спроектировать ситуацию, в которой он с большой готовностью этот поступок совершит, убедив себя, что это его собственное решение. И в этом кроется куда большая опасность, чем в мифических нейролингвистических заклинаниях, — потому что это не миф, а работающая, изощрённая и повсеместная инженерия человеческого выбора. Защита от этого — не в поиске волшебной ментальной брони, а в понимании этих механизмов, в критическом анализе среды и в постоянном вопросе: «Кому выгодно, чтобы я поступил именно так?».

Реклама. ООО ЛИТРЕС, ИНН 7719571260, erid: 2VfnxyNkZrY

Взято отсюда: https://alexeyzaznaykin.ru/?category_name=психология

Я считаю это прекрасно.

Самоотверженные исследователи ставят опыты на самих себе, чтобы мир узнал.

Воспалительные процессы и депрессия

Ранее выходили два материала, разбирающие природу воспалительных процессов и их связь с депрессией. В первом разобрали связь между воспалительными процессами и ангедонией, а также природу того, как физические упражнения помогают снизить воспалительные процессы. Во втором исследовании пролили свет на общую генетическую и метаболическую первопричину, которая запускает и депрессию, и воспалительные процессы.

Ключевым фактором обоих исследований была ангедония, как общий симптом для всех участников. Ангедония — распространенный симптом депрессии, при котором человек перестает вообще испытывать удовольствие.

В целом, корреляция между депрессией и воспалительными процессами известна, но что из этого первично – непонятно. Впадают ли люди, страдающие хроническим воспалением, в депрессию из-за болей, усталости и частых простуд, или же сама депрессия приводит к воспалениям в организме? Но, самое главное, может ли лекарство от воспалений лечить депрессию? Причем сами воспаления могут быть только посредником для разрушения ГЭБа. А уже пробои в ГЭБе приводят к нарушениям в работе мозга.

Противовоспалительные препараты от депрессии

В подтверждение этой идеи свидетельствует исследование, проведенное в Бригхэмской женской больнице. Его гипотеза строится на том, что многие предыдущие исследования, изучавшие эффективность противовоспалительных препаратов в борьбе с депрессией, были ошибочными. В частности, в них не было единой выборки, респонденты которой страдали и от депрессии, и от хронических воспалений.

Поэтому ученые провели метаанализ, в ходе которого обнаружили 11 исследований, участники которых страдали как хроническим воспалением, так и депрессией, и лечились противовоспалительными препаратами. Это сузило метаанализ до относительно небольшой группы из 321 участника. Тем не менее, этого было достаточно для получения устойчивых результатов.

Мы обнаружили, что противовоспалительные препараты значительно снизили как тяжесть симптомов депрессии, так и ангедонию к концу исследования.

Руководитель исследования Наойзе Мак Джиоллабхуи.

Ход исследования. Как противовоспалительные препараты помогали в борьбе с депрессией

Исследователи ориентировались на показатель Хеджеса. Это статистический маркер, который показывает успешность лечения. Чем больше показатель между плацебо группой и экспериментальной группой, тем сильнее эффект действующего препарата.

В рамках исследования, люди, которые получали противовоспалительное лечение, чувствовали себя лучше группы «плацебо», в среднем в 60% случаев.

Хоть Наойзе Мак Джиоллабхуи подтвердил эффективность противовоспалительных препаратов в лечении депрессии, он ратует за необходимость дополнительных исследований. А именно: поиск и определение иммунологических биомаркеров, которые позволят более точно определить, какому пациенту с депрессией действительно поможет противовоспалительное лечение.

Вместо вывода. Новости про мозг и психику

За последние пару лет, на фоне ситуации во всем мире, новости про мозг, психику, депрессию и тревожность выходят все чаще. Но их проблема в том, что воспринимаются они в отдельности друг от друга. Наглядный пример – недавний материал. В нем описывается механизм использования холина для помощи поджелудочной при диабете второго типа. Но, вместе с этим, игнорируются риски того же буста холина, как катализатора инсульта.

Богатый опыт в переводе материалов и страсть к изучению работы мозга – вот что движет мною в написании статей. И, как вы можете видеть по ссылкам, переведенные материалы сплетаются в единое целое. Чтобы дать читателю комплексное видение на счет работы мозга и способов её улучшить.

Больше статей, касающихся работы памяти, обучения, корней мотивации и дисциплины, а также доступных инструментов для буста всего перечисленного – вы найдете в сообществе Neural Hack. Подписывайтесь, чтобы держать под рукой полезный контент!

Исследование провели в Центре нейробиологических исследований изображений (CNIR) при Институте фундаментальных наук (IBS) в сотрудничестве с Университетом Сунгкюнкван (SKKU). Результаты опубликованы в журнале Nature Nanotechnology.

Биологические ткани, такие как сердце, мозг и мышцы, мягкие, подвижные и изогнутые. Существующие биоэлектронные устройства часто кажутся чужеродными, вызывая воспаление, плохую адгезию и нестабильные сигналы. Даже ультратонкие из них требуют клеев, подложек или опор.

Команда задалась вопросом: что, если устройство становится мягким и самоклеящимся только при контакте с тканью? Это привело к THIN — наномембране без подложки, которая самоклеится к влажной ткани без швов или давления. Она адаптируется к микроскопически изогнутым поверхностям, поддерживая длительный контакт.

THIN состоит из двух слоев: гидрогеля (альгинат, конъюгированный с катехолом, Alg-CA) для адгезии и полупроводникового эластомера P(g2T2-Se) для проводимости. При увлажнении жесткость уменьшается в миллион раз (до 9,08 × 10⁻⁶ ГПа⋅м²), позволяя обхватывать поверхности с радиусом кривизны менее 5 мкм — она становится механически незаметной.

Полимер P(g2T2-Se) показывает рекордное произведение подвижности на емкость (μC*) — 1034 Ф⋅см⁻¹⋅В⁻¹⋅с⁻¹, в 3,7 раза выше, чем у обычных материалов. Это обеспечивает высокую ионно-электронную связь для органических электрохимических транзисторов (OECT), усиливающих биосигналы даже при растяжении.

В экспериментах на грызунах THIN мгновенно прикреплялось к сердцу, мышцам и коре мозга, регистрируя электрокардиограммы (EGM), электромиограммы (EMG) и электрокортикограммы (ECoG) с высокой точностью. Устройства оставались стабильными и биосовместимыми более четырех недель без воспалений.

"Наша платформа THIN-OECT — как нанокожа: невидимая для тела, механически неощутимая и электрически мощная, — сказал профессор Дж. Сон Донхи. — Это открывает перспективы для интерфейсов мозг-машина, мониторинга сердца и нейропротезирования".

В отличие от систем на эластомерных подложках, THIN автономен, работает на наноуровне и исключает неопределенности сигналов. Она усиливает сигналы прямо на месте контакта, устраняя нужду во внешних усилителях, и подходит для импантируемых, носимых или инъекционных устройств.

Будущие разработки включают многоканальные матрицы THIN с беспроводной связью для замкнутых интерфейсов мозг-машина, реабилитационной робототехники и биорезорбируемых версий для минимально инвазивного применения.