Почему немцы сдавались американцам, а японцы - русским?
Известно, что в конце Второй мировой войны немецкие солдаты часто предпочитали сдаваться именно американским и британским частям, избегая плена у Красной армии. Русские считались у них менее гуманными. Поразительно, но с японцами всё было совсем наоборот. Они до последнего бились с американцами, а при виде советских войск толпами поднимали руки. Но почему так происходило? Может быть они просто не знали про "носки Сталина?" Давайте разберёмся.
Пропаганда Йозефа Геббельса о советском плене имела первостепенное значение. Она была направлена на то, чтобы посеять страх и отчаяние среди немецких солдат и гражданского населения, убеждая их, что плен в СССР означает неминуемую и мучительную смерть. Русские изображались как «нечеловеческие звери» и «большевистские орды», лишенные цивилизованных понятий о гуманности и правилах ведения войны. Это делалось для того, чтобы оправдать жестокое обращение с советскими военнопленными и одновременно убедить немцев, что пощады им не будет. Немцам внушалось, что в плену их ждут голод, болезни, рабский труд и систематические пытки, вплоть до физического уничтожения. Целью было устрашение, чтобы солдаты сражались до последнего и не сдавались.
Большевистские орды на пропагандистских плакатах
Желание немцев сдаться американцам проявлялось не только в тактике боевых действий, но и в отчаянных попытках прорыва: группы вермахта иногда прорывались сквозь советские линии, чтобы сдаться союзникам на западе. Например, во время Западной союзнической операции по вторжению в Германию в апреле 1945 года в "кармане Рура" (Ruhr Pocket) сдалось около 325 тысяч немецких военнослужащих за всего три дня — с 16 по 18 апреля, — когда сопротивление просто сошло на нет. Городки и деревни вывешивали белые флаги, простыни и скатерти в знак капитуляции, а гражданские и военные лидеры подчинялись требованиям союзников, чтобы избежать хаоса. Общий подсчет показывает, что с января по май 1945 года на всех фронтах немцы потеряли в плену более 2 миллионов человек, значительная часть из которых — на Западном направлении.
Такая предпочтительность не была случайной. Немецкие солдаты хорошо представляли, какой след оставила оккупация на Востоке: разрушение городов, массовые убийства гражданских, голод на оккупированных территориях и жестокие репрессии. Они опасались возмездия — и не зря. Историки отмечают, что страх перед советским пленом был глубоко укоренен в пропаганде вермахта и личных рассказах выживших. Советские войска, в свою очередь, часто мстили на месте, особенно эсэсовцам из Waffen-SS, которых расстреливали без суда, как и их американские и британские коллеги.
Пленные немцы на стадионе Динамо
Однако, забегая вперед, стоит отметить, что сдача американцам не всегда сулила легкую судьбу. В хаосе последних месяцев войны ситуация на Западе в точности повторила катастрофу 1941 года на Восточном фронте, когда Красная армия не была готова к приему миллионов пленных. Союзники столкнулись с той же проблемой: внезапный наплыв сотен тысяч "вооруженных сил противника без оружия" (Disarmed Enemy Forces, DEF) — так классифицировали немцев, чтобы обойти Женевскую конвенцию 1929 года и избежать обязательств по их содержанию. Американский генерал Дуайт Эйзенхауэр лично одобрил это решение в марте 1945 года, опасаясь саботажа от "вервольфов" — остатков нацистского сопротивления.
Колоризация фото Rheinwiesenlager
В результате были созданы Rheinwiesenlager (Рейнви́зенлагер) — 19 временных лагерей вдоль Рейна (в Рейнберге, Ремагене, Зинциге, Андернале, Кобленце и других), предназначенных для 1–1,9 миллиона пленных. Но условия оказались ужасающими: открытые поля, обнесенные колючей проволокой, без укрытий, где узники рыли ямы в земле для сна. Переполненность была запредельной — например, лагерь в Ремагене, рассчитанный на 100 тысяч, принял 184 тысячи. Еды и воды не хватало: в апреле-мае рационы составляли 1200–1500 калорий в день, что приводило к истощению. Медицинская помощь отсутствовала, а Международный комитет Красного Креста (ICRC) допустили только осенью 1945-го, когда лагеря уже закрывались. Делегация Красного Креста зафиксировала "отвратительные условия", сравнимые с американским лагерем Андерсонвилл во время Гражданской войны 1864 года.
В последние военные и первые послевоенные месяцы разницы в участи проигравших не было: везде — голод, болезни, унижения. Лагеря закрылись к сентябрю 1945-го, часть пленных передали Франции для принудительного труда (182 тысячи), а остальных выпустили для восстановления экономики. Но этот эпизод омрачил образ "милосердных" союзников и усилил послевоенные нарративы о страданиях.
Советская танковая часть пересекает Большой Хинган в Маньчжурии. Август 1945 года.
А дальше СССР вступил в англо-американскую войну с Японией — 9 августа 1945 года началась Маньчжурская стратегическая наступательная операция. И здесь картина перевернулась с ног на голову: японцы дрались до последнего с американцами и британцами, но толпами сдавались Красной армии. Классический пример — битва за Иводзиму (февраль-март 1945 года), где американцы после 36 дней штурма взяли остров ценой огромных потерь. Из почти 21 000 японских защитников (13 586 армейских и 7347 морских) погибли 17-18 тысяч, а в плен попали всего 216 человек — в основном бессознательные или тяжелораненые. Еще 867 сдались позже, измотанные в пещерах, но общий процент выживших в плену — менее 5%, или чуть больше тысячи. Остальные 20 тысяч предпочли смерть.
Напротив, в Маньчжурии Квантунская армия Японии — около миллиона человек, ослабленная перебросками на Тихий океан и против Китая, — рухнула за три недели. Советские войска (1,5 миллиона солдат, 5556 танков, 3721 самолет) нанесли молниеносное поражение: атаки с востока, запада и севера через Большой Хинган, где японцы не ждали удара. Японские потери: 84 000 убитыми, плюс 640 тысяч пленных и раненых. Советские безвозвратные потери — всего около 12 000 убитыми и 24 000 ранеными. Из 700 тысяч японцев около 600 тысяч сдались без "лишних трепыханий", как отмечают историки, — командующие вроде Отодзо Ямады были застигнуты врасплох во время учений, связь рухнула в первые часы, а разведка просчиталась с датой атаки (ждали не раньше конца августа или весны 1946-го).
Японцы сдавались спокойно и организованно
Это не было случайностью. Японская военная культура, пропитанная бусидо, презирала сдачу как позор — сдавшиеся солдаты считались "трупами на плаву" (ikotsu), лишенными чести. Пропаганда вдалбливала превосходство японцев и "недочеловечность" врагов, особенно белых. Но ключ — в накопленных претензиях союзников. Японцы знали: за "Марш смерти" на Батаане (1942), где 75 тысяч американо-филиппинских пленных гнали 100 км без еды и воды, убив тысячи; за резню в Сингапуре (Sook Ching, 1942), где 50–90 тысяч китайцев казнили как "анти-японских"; за вероломный удар по Пёрл-Харбору (7 декабря 1941), убивший 2403 американца без объявления войны, — Запад отомстит без пощады. Другие зверства — Нанкинская резня (260–350 тысяч убитых), "комфортные женщины" (до 200 тысяч порабощенных), каннибализм в войсках, биологическое оружие Unit 731 — сделали японцев в глазах союзников "демонами". Американцы и британцы часто не брали пленных, стреляя "сдающихся" из-за подлогов вроде засад с белыми флагами на Гуадалканале.
Советский военнослужащий общается с пленными японцами
У советских солдат таких личных обид не было — война на Востоке велась против Китая и марионеточных армий Маньчжоу-го, а не прямых боев с СССР. Плюс, операция шла в Китае, где японские оккупанты нажили себе 19–30 миллионов врагов среди гражданских. Альтернатива советскому плену — ярость местных: толпы китайцев могли растерзать японцев на месте. На этом фоне РККА выглядела спасением. Японские офицеры, видя крах, отдавали приказы на капитуляцию, а марионеточные войска (Маньчжоу-го и Мэнцзяна) дезертировали заранее.
Правда, у японцев, в отличие от немцев, выбора не было: после Ялтинских соглашений зоны оккупации были четко разделены — Маньчжурия отходила СССР, без "метаний" частей. Но даже в советском плену не все кончилось хорошо: многие из 600 тысяч так и не вернулись домой из-за болезней и принудительного труда в ГУЛАГе до 1950-х. Тем не менее, в тот момент поднять руки перед "русскими медведями" казалось меньшим злом, чем смерть от американских "демонов" или китайской мести. Эта асимметрия предпочтений — яркий пример, как история войны эхом отзывается в психологии солдат.
