Катехизис Катарсиса

Тут я некоторое время назад выложил на Кошку свой небольшой текст пропса-призрака Монса. И там в комментариях был запрос о том, чтобы я лучше про английских лучников, пришедших на помощь Чеширском полку, написал, чем про собакенов всяких. Ну, что ж, там попросили — тут пишу.

Так что сегодня у нас снова городская легенда про всякое разное. На сей раз про Ангелов Монса — да, лучники проапгрейдились до ангелов, такое бывает.

Напоминаю, что сама битва состоялась в августе 14го года и была частью более крупного Пограничного сражения в Арденнах, Лотарингии, Эльзасе и Бельгии, где немецкие войска смогли нанести ряд чувствительных поражений войскам Антанты. В простом бельгийском городке Монсе же британский экспедиционный корпус Джона Френча ожесточённо отбивался от вдвое превосходящих сил Александра фон Клюка.

Как говорится, светало.

В тот день немцы обрушили все свои немыслимые триста тысяч солдат на разрозненные британские бастионы, и одно из укреплений — какое-то, но чертовски важное, оказалось в максимально бедственном положении. И автор очерка — британский писатель Артур Мейчен — сам пишет о том, что если бы этот бастион пал, то союзников ждала бы катастрофа, аналогичная Седану в 1870 года. Но пока что британские солдаты и офицеры мужественно держались в безнадёжном бою под превосходящими силами неприятеля. И вот их осталось из прежней тысячи всего пятьсот, а перед ними куда глаза глядят расстилалась немецкая пехота, колонна за колонной, серая масса людей — десять тысяч злобных тевтонов.

Англичане, что характерно, не побежали — видимо, справедливо осознавая, что не добегут. Но они продолжили честно выполнять свой долг — стрелять в сторону врага. И тут один из бойцов, настолько рьяно начал это делать, что его сослуживцу пришлось ударить того по голове, потому что королевская амуниция стоит денег и не следует тратить ее впустую, пробивая новые дыры в мертвых немцах. Но этот же рьяный солдат и стал тем, кто запустил явление чуда — для начала он вспомнил, как несколько раз бывал в сомнительном вегетарианском ресторане в Лондоне, где пару раз покупал своеобразные котлеты, сделанные из чечевицы
и орехов, которые притворялись бифштексами. И вот на тарелках в этом ресторане была нарисована фигура Святого Георгия с девизом "Adsit Anglis Sanctus Geogius" — "Святой Георгий поможет Англичанам".

И этот наш солдат, как оказалось, среди всяческих бесполезных на поле боя вещей знал ещё и латынь, а посему зачем-то в разгар стрельбы взял да и произнёс этот девиз...

В общем предлагаю немцам винить во всём вегетарианцев...

Рёв сражения в ушах говорящего стих, тело пронзило током, а затем он услышал громкий голос и крик, намного сильнее, чем раскаты немецкой артиллерии: "Array, array, array!" И этому голосу вторили тысячи других:

— St. George! St. George!
— Ha! messire: ha! sweet Saint, grant us good deliverance!
— St. George for merry England!
— Harow! Harow! Monseigneur St. George, succour us!
— Ha! St. George! Ha! St. George! a long bow and a strong bow!
— Heaven's Knight, aid us!

И перед английскими окопами возник длинный ряд силуэтов, окружённых сиянием. Силуэты были подобны средневековым лучникам. И с диким криком они пустили вперёд облака стрел, со свистом рассекавших воздух в направлении неприятеля.

Ну, а дальше, как вы понимаете, всё сложилось крайне трагично для немцев — те падали буквально тысячами, сражённые мощью Святого Георгия, пришедшего на помощь Англии в час нужды. Немцы дрогнули и побежали, не выдержав мощь английских ангельских стрел.

И как пишет в конце тот же Артур Мейчен, не случилось нового Седана — позиция была спасена. А немецкий Генеральный Штаб решил, что англичане применили доселе невиданные снаряды с ядовитым газом, потому что на мёртвых телах немецких солдат никаких ран по итогу обнаружено не было, но на самом деле это было чудесное явление Святого Георгия, приведшего азенкурских лучников на помощь Британии.

Красивая история. Не более чем. Естественно, всё это выдумка. Автора, после публикации его текста, попросили дать правдивый ответ — действительно ли описываемые события имели место? И он честно ответил, что всё придумал. Но это не остановило общественность!

Знаете, в этой истории, на мой взгляд, самое великолепное то, что автор честно признаётся, что он всё это выдумал, но ему не верят — обманывает нас, честных людей! Всё это было взаправду!

Дошло до того, что Мейчену пришлось отбиваться от приходских священников, требовавших напечатать этот его рассказ с первоисточникам, потому что они свято были убеждены в полной его достоверности.

Но ладно верующие — сюжет пошёл в народ и полезли, как грибы после дождя, подражатели.

На следующий год после первой публикации текста, то есть в 1915м, в журнале со звучным названием Spiritualist появляется заметка о паранормальных явлениях, которые случались с англичанами на полях сражений и помогали победить немецкое наступление. Видимо, её авторы настолько не верили в силу британского оружия, что нужно было включать помощь сверхъестественных сил. Хотя опять же, время было соответствующим, это было модно. Но сама по себе эта заметка была первой в череде построения легенды об Ангелах Монса.

Реагируя на это хтоническое мракобесие Мейчен выпускает сборник рассказов, в который включает и текст про лучников из Монса, и предисловие, в котором, как бы это выразиться, несколько удивляется тем, зачем люди, в том числе церковные, занимаются распространением подобных мистификаций. Книга стала бестселлером и породила ещё больше текстов о реальности появления лучников, ангелов, светящихся облаков на поле сражения под бельгийским городком Монс. Эти люди туда даже Жанну д'Арк запихали, хотя, пожалуй, англичане были бы последними людьми, кому бы Орлеанская Дева стала бы помогать. Говорят, что самого автора оригинального текста вообще пытались обвинить в антибританской пропаганде за то, что он пытался выступать против этой легенды — и в это я даже охотно поверю. Экзальтированные личности способны на всякое, как говорится.

Ну, а сама легенда вросла в культурный англосаксонский код. Время от времени её вспоминают. Как вон в Википедии пишут — в начале текущего столетия The Sunday Times писала, что нашла ажно фотографии и кинохронику, подтверждающую реальность явления ангелов! И это всё несмотря на то, что автор оригинального рассказа всю дорогу честно рассказывал, что всё это придумал! Но какое, в сущности, людям дело до чьего-то мнения, если они хотят во что-то слепо верить, да ведь?

Пост написан живым человеком

Доброе утро, Пикабу! Это @Woolfen, и сегодня я предлагаю посмотреть на то, как Римская империя чуть не самоубилась в 3 веке. Этот кризис часто выбирают как рубеж, с которого началось падение западной части Римской империи. Её упадок и ослабление в этот период не вызывают сомнений. Однако ключевая проблема восприятия кризиса 3 века в том, что мы часто склонны видеть в нем не совсем то, чем он был.

___________________________________________________________________

Оглавление цикла:
Введение
Нарративный источник — царь доказательств?
Археология: вторая среди равных
Методы истории: сила в многообразии
Империя расстояний
Империя городов
Империя вилл?
___________________________________________________________________

Основной причиной и движущей силой кризиса 3 века, также называемого в литературе "военной анархией", был тот факт, что в период правления династии Северов (193–235 года н.э.) армия стала главной политической силой, которую были неспособны сдерживать прочие институты власти. Сенаторы уже не имели такого влияния, как прежде, и их постепенно выдавливали из армии сами императоры. А бюрократия, формируемая ещё со времен Августа, пока не была способна стать полноценной опорой власти, так как включала в себя слишком мало элит. До определённого момента сдерживало старт кризиса то, что армейские чины не вполне осознавали, какую власть они на самом деле имели, а вот императоры понимали, и поэтому заливали легионы деньгами, всё больше и больше год от года. Рано или поздно такая модель отношений армии и государства неминуемо дала бы сбой, так как нельзя было до бесконечности выкачивать финансовые ресурсы из населения.

Спад экономики, начавшийся еще в середине 2 века н.э., лишь усугубил проблему, приблизив тот момент, когда возможности империи платить войскам начнут серьёзно влиять на политику. Как только легионеры убьют собственного императора Александра Севера за то, что тот откажется идти у них на поводу, то разразится тотальный кризис политической системы, а армия превратится в малоуправляемый генератор постоянных проблем.

Мятежи легионеров и узурпации происходили почти ежегодно, прокатываясь кровавым катком по регионам. Редкий император мог похвастаться смертью в своей постели. На этом фоне осмелели и варвары, начавшие глубокие рейды. Ну а пиком кризиса стало появление сепаратистов. Местные элиты в Галлии и Малой Азии, видя слабость центральной власти, решили, что смогут лучше распорядиться имеющимися ресурсами. Они сумели на некоторое время отделить от империи огромные куски её территории, создав независимые государства.

Картина максимально мрачная, повествующая о глубочайшем упадке римского государства. Однако за ней скрывается куда более сложная история. До недавнего времени считалось, что кризис 3 века вызвал глобальное и значительное падение экономики, которое мешало выйти из него. Но, как мы уже видели в предыдущих частях, некоторый спад начался ещё во 2 веке, и был вызван несоответствием городской экономики её сельскому базису. Снижение числа заселённых участков в сельской местности и в городах сегодня не всегда считается следствием именно кризиса 3 века: ведь многие тенденции в экономике, проявившие себя во 2 веке, продолжились и в 3-м [14: c. 18 - 19, 459-460; 21: с. 177; 29: с. 9; 68: с. 156].

Однако, нужно помнить, что империя была огромна, и многие процессы в ней протекали крайне неравномерно. Упомянутый выше спад в экономической жизни наиболее видим там, где происходили основные боевые действия гражданских войн и вторжений варваров — в северо-восточной Галлии, Италии, Балканских провинциях и Малой Азии. На Южную Галлию и Иберию кризис 3 века не оказал явного влияния [21: с. 391; 29: c. 8; 61]. А в Британии и Африке и вовсе есть признаки экономического подъема [21: c. 209; 36: c. 8; 51: с. 87]. Из-за этого сложно судить о масштабе потерь от кризиса для всего государства. С одной стороны, внутренние конфликты и вторжения варваров не могли не нанести ущерб. С другой же, пока в одних местах гибли люди, уничтожались урожаи и рушилась торговля, в другие перетекали ресурсы, стимулируя их рост. То есть опять мы видим ситуацию схожую с той, что была во 2 веке, с поправкой на глубочайший политический кризис — кто-то проигрывал, а кто-то от этого и выигрывал.

Да и сами по себе проблемы в экономике были всё же второстепенны. Куда важнее для хода событий и государства был кризис фискальной системы. В условиях снизившейся экономической базы империя оказалась ещё и неспособна эффективно реквизировать средства на собственные нужды из-за противодействия местных элит [54: с. 109-110]. Неспособность постоянно платить легионерам лишь усиливала нестабильность.

Армия была источником всех бед, и только вернув полный контроль над ней можно было прекратить безумный круг насилия. Деньги всё ещё были важной частью уравнения, и на них можно было купить лояльность солдат. Но только выбив из них уверенность в том, что через мятеж можно всегда добиться большего, возможно было достижение хоть какой-то стабильности.

И ключом к этому стала кристаллизация в ходе кризиса новой военной элиты, не связанной со старой аристократией. Имперская армия была построена на отборе и продвижении в первую очередь наиболее эффективных и талантливых кадров, и лишь во вторую — лояльных. Задача армии была успешно воевать, а бесталанные, но лояльные делали это плохо, подрывая тем самым авторитет императора. Поэтому, к 3 веку многие высшие офицерские должности в легионах занимались дослужившимися до них солдатами.

Именно такие командиры, имевшие очень похожее низкое происхождение, прошедшие одинаковый карьерный путь и с огромным авторитетом у солдат, выдвинулись в первые ряды в 3 веке. На пике кризиса эти люди сформируют нечто вроде генштаба, выходцами из которого будут многие императоры вплоть до Диоклетиана (правил с 284 по 305 год н.э.). Армия была проблемой, и из её рядов и должно было исходить решение. Эти командиры были посредственно, по меркам аристократии, образованы, и не имели толком опыта гражданского управления, но они были сплочены и готовы унять личные амбиции ради стабилизации армии и государства. А это было важнее всего.

Легионы даже под управлением таких людей всё ещё были опасным зверем, периодически срывающимся с поводка. Но постепенно их удалось вновь сделать инструментом политики, а не главным её движителем. Немало помогли в этом военные победы над варварами и сепаратистами, дававшие мощный моральный авторитет и трофеи. Именно эти люди во главе с императором Аврелианом вновь соберут империю воедино, вернув ей широкую экономическую базу, без которой ни о каком восстановлении речи быть не могло.

Но путь к стабилизации был сложен. Старая система управления государством показала себя недееспособной, так как единственной силой, сдерживающей армию, оказалась сама армия. Поэтому требовалось создать ей противовес —- усилить гражданскую власть, забрав у армии функции собственного снабжения и, тем самым, усилить её зависимость от гражданских. Военные должны были заниматься только вопросами обороны и нападения, а за их обеспечение всем необходимым отвечали бы чиновники (милитарум и администратум, да).

И вот только после этого имели шансы сработать другие меры по стабилизации ситуации, в том числе покупка лояльности деньгами. Без реформы управления империей любая стабилизация снабжения армии и в целом государственных финансов и экономики, не имели смысла, так как армия рисковала вновь сорваться с поводка. Потребуется десяток лет, чтобы нащупать этот путь и начать его реализацию Диоклетианом.

Была и другая причина для интенсификации процесса создания бюрократии. Кризис 3 века чётко показал, что в условиях высокой автономности цивитасов у центральной власти было мало способов обеспечить рост налоговых поступлений в случае необходимости. В условиях нестабильности 3 века местные элиты могли не просто саботировать этот процесс, но и вообще показали, что при определённых условиях они могут отделиться от империи. Поэтому установление прямого контроля за сбором налогов было жизненно важно.

Диоклетиан не стал изобретателем бюрократии — она всё же существовала и задолго до него, но он превратил её, наконец, в стройную иерархическую и очень разветвленную систему. В каждой провинции теперь был свой гражданский наместник и военный командующий (dux). Задача наместника была обеспечить сбор налогов и функционирование системы армейских поставок. Военные командующие отвечали за использование этих поставок для нужд обороны и войны.

Провинции объединялись в диоцезы, у каждого из которых тоже был свой гражданский руководитель — викарий, и военный — дукс диоцеза. Диоцезы, в свою очередь, объединялись в префектуры во главе с префектом претория (гражданский) и магистром милитум (военный), а над префектурами была канцелярия императорского двора (палатин).

Вся эта иерархическая система была основана на командном начале — т.е. подчинении приказам вышестоящих, и нужна была с одной стороны для надзора за нижестоящими уровнями и ограничения их самостоятельности, а с другой — для более эффективного использования ресурсов. Для военных такое положение было привычно, а вот в гражданском управлении это было в новинку, так как долгое время сохранялись пережитки республиканизма с формальным равенством магистратов.

Разделение гражданской и военной сфер было осуществлено не только на уровне полномочий, но и на куда более глубоком — ментальном. В чиновники шли представители землевладельческих элит, как сенаторских, так и провинциальных (куриалов). В военные — выслужившиеся солдаты и сыновья офицеров. Это были буквально два разных слабо пересекающихся мира. И речь тут не только о разном образовании и воспитании, но даже языке — далеко не каждый офицер мог хорошо изъясняться на литературной латыни. Хотя своим детям они старались дать некоторое образование, за своих в аристократических кругах их принимали очень с трудом. А так как для многих аристократов военная служба была в принципе закрыта законом [55: с. 3], то между армией и бюрократией создавалось намеренное отчуждение, мешавшее устроить сговор.

Кроме того, чтобы чиновники и командиры не прирастали к должностям, была постоянная ротация, их старались не назначать в родную провинцию. Таким образом данная политическая система встраивала армию и местные элиты в сложную систему взаимоотношений, в которой единственной константой был императорский двор, утверждавший назначения. Армия не могла полноценно функционировать без бюрократии, а значит её опасность как самостоятельного игрока уменьшалась. В то же самое время эта реформа унифицировала управление империей и позволила теснее привязать к себе региональные элиты.

Параллельно с решением проблемы армии и бюрократии, Диоклетиан полностью преобразовал и налоговую систему. Здесь тоже произошла унификация, в ходе которой были отменены все прежние иммунитеты, даже у Италии, и введена единообразная система прямого налогообложения capitatio-iugatio. В прежние годы имперское налоговое бремя было запутанным и неравномерным: граждане, проживавшие в Италии, не платили никаких прямых налогов, провинциалы — кто платил, кто — нет. Часть налогов взималась серебром, другая — натурой. Сложная, запутанная система с кучей лазеек.

Теперь на её месте была прямая как палка система, где налоговое бремя зависело от размера земли, оценки ее производительности и числа людей, живущих или работающих на ней. Но, что еще важнее, с помощью этой системы взымался единый для всех постоянный военный налог. Это было подлинным новаторством, так как в эпоху принципата государство тратило значительную часть налогов на армию, но прямо это никогда не афишировали. Диоклетиан же, наоборот, стремился дать понять всем жителям империи, что теперь защита её границ — это общее дело [10: с. 25].

Кроме этого, были закреплены и многие другие обязательства (литургии на греческий манер или мунус на римский), важные для государства: предоставление кораблей и животных для перевозок анноны, участие в городских праздниках, передача по наследству важнейших профессий и т.д. Большая часть таких литургий были связаны с обеспечением обороноспособности, но некоторые — с функционированием традиционных городских институтов. Хотя такое государственное вмешательство может показаться беспрецедентным, компенсировалось оно тем, что литургии давали иммунитет или ослабление других налоговых обязательств. Например, такими иммунитетами пользовались ветераны или владельцы кораблей, используемых для перевозок в рамках анноны [10: с. 27; 42: c. 328].

Тем не менее эти нововведения создали, фактически, новую систему отношений между государством и гражданином. Теперь подлинным гражданским статусом обладал лишь тот, кто вкладывался в оборону государства — платил налоги. Это был моральный долг гражданина [63: с. 12], но он также мог надеяться на большую защиту его интересов правительством и лояльное отношение [9: с. 57]. И это было настоящей революцией в сознании людей.

В комментариях почему-то часто можно услышать, что не было в Римской империи гражданства, а было только подданство. Но это дурная игра в ярлыки, скрывающая за собой истину. Гражданство в античных обществах было набором прав и обязанностей перед общиной или государством. В ранней империи гражданство давало налоговые льготы, а также больший уровень правовой защиты по сравнению с негражданами. То есть гражданином было быть выгодно.

Однако постепенное расширение числа граждан привело к тому, что эта плоская система гражданства перестала отвечать задачам. Тогда при Антонине Пие во 2 веке была введена новая классификация граждан — honestiores (почтенные) и humiliores (низшие). К первой категории относились сенаторы, чиновники и военные офицеры — т.е. полезные люди, от которых зависела стабильность государства. Они имели более легкие наказания в случае преступлений, а также могли рассчитывать на льготы по налогам. Это не было новинкой, так как в Риме всегда были категории более привилегированные, чем иные. Но впервые это законодательно закрепили.

После эдикта Каракаллы с распространением гражданства на большую часть жителей империи наличие более элитного статуса honestiores было стимулом для куриалов переходить на имперскую службу. Реформа Диоклетиана же изменила логику римского гражданства, и теперь оно фактически стало синонимом слова «налогоплательщик». Таким образом внутри honestiores и humiliores появлялись две дополнительные градации.

Однако, в то же самое время, лояльность гражданина теперь становилась зависима от успешности выполнения государством своих обязательств по защите и поддержанию привычной жизни. Требуя больше, нежели прежде, от населения, империя и брала на себя публично куда больше обязательств.

Гражданство продолжало быть и важной юридической категорией — одни из самых суровых наказаний касались лишения гражданства. В этом случае человек лишался прав на получение наследства, составление завещаний и серьёзно ограничивались его возможности по владению имуществом [64: c. 78-79].

Империя Диоклетиана была государством более милитаризированным и централизованным, чем 2 века назад. Иногда историки даже идут настолько далеко, что описывают поздний Рим вовсе как страну с командно-административной экономикой. И на то у них есть причина — эдикт Диоклетиана о ценах, установивший максимумы цен на большую часть товаров. Вот только в реальности всё куда сложнее, и эдикт был самой неудачной реформой спасителя империи. Но об этом в следующей части.

Продолжение следует...

Источники данной главы:

9 - Clark Patrick «Taxation and the Formation of the Late Roman Social Contract», 2017 г.
10 - John Steven Mooney «Fourth-Century Gothic Settlement and the Late Roman Economy», 2018 г.
14 - Simon Esmonde Cleary «The Roman West AD 200-500: an archaeological study», 2013 г.
21 - PAUL ERDKAMP, KOENRAAD VERBOVEN, and ARJAN ZUIDERHOEK «Ownership and Exploitation of Land and Natural Resources in the Roman World», 2015 г.
29 - Сборник «Archaeology and Economy in the Ancient World. 8.7» под ред. Martin Bentz and Michael Heinzelmann, 2019 г.
36 - Paul Johnson «Late Roman economic systems: their implication in theinterpretation of social organisation», 2003 г.
42 - «THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY. VOLUME XIII», 2008 г.
50 - Prodromos Prodromidis «Economic Environment, Policies and Inflation in the Roman Empire up to Diocletian’s Price Edict», 2009 г.
51 - Simon Esmonde Cleary «The Ending of Roman Britain», 1989 г.
54 - Christopher Kelly «Ruling the later Roman Empire», 2004 г.
55 - Rita Lizzi Testa «CHRISTIAN EMPERORS AND ROMAN ELITES IN LATE ANTIQUITY», 2022 г.
63 - Koenraad Verboven, Paul Erdkamp «Introduction: Legal Systems and Economic Development», 2022 г.
64 - Andrew Wallace-Hadrill «The Idea of the City in Late Antiquity», 2025 г.
68 - Pilar Diarte-Blasco «Urban Transformations in the Late Antique West Materials, Agents, and Models», 2020 г.

Список всех источников цикла, так как их очень много и Пикабу не переварит полный список, вынесены в отдельную статью: https://teletype.in/@catlegat/A5X_XkBcTH7

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте мои тексты первым на других ресурсах:

ВК
Телеграм

Автор: Андрей Малов

Дорогие читатели, рад снова вас приветствовать! В прошлой части мы с вами узнали, что же из себя представляли американские вооруженные силы во время войны. Теперь, разумеется, нам нужно взглянуть на их противника - Богоспасаемую армию Мексики. Почему Богоспасаемую? Потому что иначе довольно трудно объяснить, каким образом она вообще существовала.

Читайте также:

• Американо-мексиканская война. Часть 1. США в 20-е - 30-е годы XIX века

• Американо-мексиканская война. Часть 2. Мексика и Техас

• Американо-мексиканская война. Часть 3. Революция в Техасе

• Американо-мексиканская война. Часть 4. Аннексия Техаса

• Американо-мексиканская война. Часть 5. Американская кровь на американской земле

• Американо-мексиканская война. Часть 6. Армия США

Мексиканская армия накануне войны

Если взглянуть на сухие цифры, то может показаться, что у мексиканской армии были отличные шансы отразить нападение северного соседа в 1846 году, ведь она почти вчетверо превосходила кадровые войска Соединенных Штатов по численности. Но если копнуть чуть глубже, то окажется, что такое весьма внушительное по меркам Нового Света войско плохо обучено, еще хуже оснащено и обмундировано, а ее офицеры в массе своей - политические назначенцы, уровень подготовки которых, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Такое положение дел неудивительно, ведь состояние армии было очень четким отражением всех тех процессов, что происходили в стране в первые годы ее независимости. Политическая нестабильность, коррупция, бедность населения, проблемы на расово-этнической почве - все эти беды молодой республики в полной мере касались и её вооруженных сил.

Мексиканская армия была основана в 1822 г., сразу после обретения страной суверенитета. Она объединила в себе разрозненные части бывших испанских колониальных войск и повстанческие отряды времен Войны за независимость. Организационная структура армии не менялась практически весь XIX век и представляла собой три основных элемента: Постоянную, или регулярную, армию (Ejercito Permanente), Активную милицию (Milicia Activa) и Гражданскую милицию (Milicia Civica), которая в 1845 году была реорганизована в Национальную гвардию (Guardia Nacional). Постоянная армия, или Перманентес, составляла основу вооруженных сил мирного времени, но на действительной службе практически все время находилось и определенное число подразделений Активной милиции. Эти части, которые являлись прямым наследником колониальных войск Испанской империи, комплектовались из добровольцев и были нужны для подавления беспорядков и участия в стычках со враждебными индейскими племенами. Гражданская милиция служила основным резервом армии, призыву в которую теоретически подлежало всё годное к службе мужское население в возрасте от 18 до 40 лет. Иногда (на практике крайне редко) ополченцы собирались вместе для отработки базовых приемов обращения с оружием, но обычно призывались на службу только в экстренных случаях. В ополчение обычно призывался всего лишь один человек на каждые 100 военнообязанных.

Согласно реформе 1839 года армия делилась на шесть дивизий, которые были скорее административно-территориальными, нежели тактическими соединениями. Фактически, это был некий аналог внутренних военных округов, каждый из которых охватывал несколько штатов. Помимо этих зон ответственности, существовали региональные командования, расположенные в Мехико, а также штатах Юкатан, Чиапас и Верхней и Нижней Калифорниях. Некоторые отдельные города и форты также имели своих генерал-губернаторов, которые командовали местными войсками. Основной задачей армии мирного времени были осуществление полицейских функций и борьба с разнообразными повстанческими группировками. Благодаря этому многие части регулярной армии имели неплохой боевой опыт. Некоторые ее подразделения успели также повоевать в Техасе с повстанцами Сэма Хьюстона.

К маю 1846 года списочный состав армии составлял 24 550 человек. Было понятно, что этого явно недостаточно, и в августе того же года правительство выпустило указ, который гласил: "Все граждане Мексики от 15 до 60 лет подлежат призыву на военную службу. Все дезертиры, которые явятся в расположение своих частей, будут прощены и восстановлены в прежнем звании". Надо ли говорить, что этот указ, как, впрочем, и остальные постановления правительства, выполнялся спустя рукава, и реальное количество призванных граждан было далеко от того, на что рассчитывали власти. Те, у кого водились деньги, могли с легкостью откупиться от службы - по меткому выражению историка Ивана Косиченко, любой чиновник в Мексике покупался и продавался оптом. Остальные же при виде армейских вербовщиков просто разбегались по округе, и их ловля была делом абсолютно бесперспективным.

Все это привело к тому, что в Национальную гвардию попадали, как правило, беднейшие и несчастнейшие из крестьян, в основном, индейского происхождения. Участь их была незавидной - офицеры относились к ним с плохо скрываемым презрением, а побои и издевательства были настолько частым явлением, что на них просто никто не обращал внимания. Жалование этих бедолаг рассматривалось начальством как вполне законный источник дохода - хорошо, если рядовым перепадала хотя бы половина положенного оклада. Питание было скудным, а медицинская служба, если таковая вообще имелась в подразделении, могла скорее навредить, нежели помочь заболевшему рекруту. Немудрено, что эти воины при первом же удобном случае старались дать деру - дезертирство в армии цвело пышным цветом. Самое удивительное, что офицеры совершенно не спешили не то что разыскивать беглецов, но и сообщать об этом своему начальству! Почему? А всё очень просто - ведь теперь можно было прикарманить все денежное довольствие дезертира себе! На марше армия превращалась в злейшего врага собственного же мирного населения - полуголодные солдаты подобно саранче опустошали окрестные селения, реквизируя продовольствие и всё, чем можно поживиться.

В регулярной армии ситуация была, конечно, не столь плачевной. Одеты перманентес были довольно прилично, жалование получали более-менее регулярно, да и офицеры, естественно, не могли вести себя столь нагло, как их коллеги из ополчения. К тому же, регуляры вполне осознавали свою роль защитников отечества и были в целом искренними патриотами. Вообще, когда дело доходило непосредственно до боя, мексиканский солдат - что кадровый военный, что ополченец - сражался мужественно и стойко. В истории войны было немало примеров, когда подразделение сражалось практически до последнего человека, и многие бойцы показывали примеры подлинного героизма. Капитан Макколл из 4-го пехотного полка США вспоминал, как два мексиканских полка при Ресака-де-ла-Пальма "сражались, покуда не были полностью уничтожены. Один полк отступил, когда в нем оставалось не более двадцати человек". Однако как известно, одной храбрости для победы недостаточно. Помимо неадекватного снабжения, главной проблемой армии была вопиющая некомпетентность командного состава.

Британский посол в Мексике писал в своем отчете в Лондон: "Мексиканский офицерский корпус является, пожалуй, худшим в мире. Эти люди не имеют никакого представления о своих обязанностях". И надо сказать, определенные основания для такого высказывания у него имелись. Мексиканские генералы зачастую абсолютно не интересовались военным делом и воспринимали свои войска как собственную ОПГ, которую можно использовать дли политических маневров и личного обогащения. Армия традиционно являлась активным участником бунтов и государственных переворотов. Подразделение, которое еще вчера клялось в верности правительству, сегодня могло оказаться под стенами президентского дворца с требованием отставки очередного "тирана и диктатора". Командиры полков и батальонов были людьми храбрыми и патриотичными, но им недоставало нормальной подготовки и формального обучения, что самым скверным образом отражалось на управляемости подразделений в бою. В стране практически отсутствовала система высшего военного образования. Каждый мексиканец помнит подвиг детей-героев при обороне Чапультепека, когда шестеро мальчиков-кадетов военной академии героически погибли, защищая свою альма матер от войск Уинфилда Скотта. Но немногие знают, что всего этих кадетов было 46 человек! На всю страну! Офицеры получали свои должности благодаря личным или семейным связям, либо благодаря политическому влиянию, их профессиональные и личные качества при этом никого не интересовали.

Учитывая все вышесказанное, героизм и самопожертвование мексиканских солдат в деле защиты своей родины вызывают еще большее уважение. Однако очевидные недостатки на оперативно-тактическом уровне, а также в логистике и подготовке личного состава не позволяли им на равных сражаться с противником. А теперь давайте подробно рассмотрим организационную структуру мексиканской армии, ее вооружение и обмундирование.

Пехота

В организационном плане мексиканские войска довольно сильно отличались от своих северных противников. Согласно указу 1839 года, в Мексиканской армии насчитывалось 12 постоянных (или кадровых) полков пехоты двухбатальонного состава, имевших сквозную нумерацию. Во главе традиционно стоял полковник, которому подчинялись: подполковник (он же командир 1-го батальона), майор (командир 2-го батальона), два младших лейтенанта-знаменосца, два капеллана, два хирурга, несколько музыкантов и 16 полковых сапёров. Каждый батальон состоял из восьми рот - одной гренадерской, одной вольтижёрной и шести фузилёрских. Ротой командовал капитан, ему помогали лейтенант и два младших лейтенанта. Помимо этого, в роте были 5 сержантов, 9 капралов, 80 рядовых и 3 музыканта. Численность батальона в военное время составляла 1200 человек личного состава, но это в теории. Реально в мексиканском батальоне редко бывало более 600 - 700 человек.

Кроме полков, в Постоянной армии было еще восемь отдельных рот, а также батальон инвалидов. В нем служили ветераны, негодные более к несению активной строевой службы. К 1846 году были сформированы еще четыре полка легкой пехоты (Ligeros), гренадерский батальон Президентской гвардии и отдельный элитный батальон Фихо де Мехико. В Активной милиции числилось три двухбатальонных пехотных полка, восемь отдельных батальонов и восемь отдельных рот. Штатное расписание этих подразделений ничем не отличалось от такового в постоянной армии. К Активос также относились и 13 батальонов береговой обороны.

Форма солдат Постоянной армии и Активной милиции практически не отличалась и состояла из синего шерстяного мундира с красными воротниками и обшлагами рукавов, шерстяных штанов светло-голубого цвета, черного кожаного или фетрового шако и черных ботинок. На шако крепилась кокарда с номером или эмблемой полка (части Активос получали наименование по месту формирования, например, батальон Трес-Вильяс). Чуть позже каждый полк Постоянной армии получил воротники и рукава своего, уникального цвета. Они могли быть красными, голубыми, фиолетовыми, зелеными и т.д. В условиях жаркого климата солдатам обычно выдавалась белая хлопковая или льняная форма, а на ногах многие предпочитали носить легкие сандалии. К тому же, обувь была в страшном дефиците, и ботинок банально на всех не хватало. Вместо шако и киверов некоторые бойцы надевали традиционные сомбреро, гораздо более удобные и практичные в жаркую погоду.

Важным нововведением было принятие в 1841 году более легкой формы нового французского образца. По результатам Алжирской кампании во французской армии появились более свободно сидящие мундиры из ткани, а также конические шако вместо овальных (фактически, предшественники кепи). Мексиканцы, всегда внимательно следившие за военной модой, быстро переняли это новшество, и армия начала получать обновленную униформу, но к началу войны этот процесс так и не был завершен.

В реальных полевых условиях далеко не всем солдатам удавалось оценить все разноцветное великолепие мексиканской военной формы. Бардак и хаос, творившиеся в стране, самым пагубным образом сказались на состоянии промышленности, и даже производство одежды нормально наладить не удавалось. Ситуацию отчасти спасали импортные поставки, но огромный госдолг серьезно ограничивал и этот способ снабжения армии. В результате, многие бойцы ходили либо в устаревшей и поношенной одежде, либо вообще были вынуждены снаряжаться за свой счет. Особенно это относится к частям Национальной гвардии, которые зачастую были одеты как попало, а об обуви могли лишь мечтать.

Плачевная ситуация с промышленным производством не замедлила сказаться и на обеспечении войск современным оружием. Если быть точнее, собственная оружейная промышленность в стране практически отсутствовала, и, как следствие, армия всецело зависела от поставок из-за рубежа. Неудивительно, что оружие это было далеко не самым новым и находилось зачастую в весьма изношенном состоянии.

Основным оружием мексиканской пехоты было знаменитое английское гладкоствольное ружье Браун Бесс .75 калибра. Оно стояло на вооружении британской армии более ста лет - с 1722 года до самой Крымской войны. Главным его достоинством была простота заряжания - хорошо обученный солдат мог производить до четырех выстрелов в минуту, но вот точность оставляла желать лучшего - максимальная прицельная дистанция едва достигала 90 метров. Кремневый замок этого мушкета в 1840-м годам уже окончательно устарел, и англичане в спешном порядке стали оснащать свои ружья новым капсюльным механизмом. Однако в арсеналах еще со времен окончания Наполеоновских войн еще оставалось большое количество старых мушкетов, которые надо было куда-то девать, и тут как раз удачно подвернулись мексиканцы. Они закупили почти 90 тысяч ружей, и, таким образом, решили вопрос с оснащением своей армии стрелковым оружием. Разумеется, Браун Бесс по всем статьям уступала новейшему американскому мушкету Спрингфилд образца 1842 года, но основная проблема была даже в не оружии как таковом. Порох, производившийся на мексиканских оружейных заводах был столь низкого качества, что зачастую даже не мог обеспечить пуле нормальную скорость на вылете. Солдатам приходилось засыпать в ствол двойную, а то и тройную порцию пороха, в результате чего отдача была такой, что о прицельной стрельбе можно было забыть. Естественно, такой "варварский" метод заряжания весьма неблагоприятно сказывался и на самих мушкетах, уже весьма не новых, и их стволы очень быстро приходили в полную негодность.

На вооружении некоторых частей также были оставшиеся еще с колониальных времен испанские мушкеты образца 1752 года. Весьма удачное оружие для своего времени, оно верой и правдой служило колониальным частям Испанской империи, а также многим молодым республикам Нового Света. Однако к началу войны оно уже было абсолютным антиквариатом, хотя и отличалось надежностью и неприхотливостью в сложных условиях.

Мексиканцы также закупили некоторое количество нарезного оружия, в основном, винтовок Бейкера. Ими оснащались, в основном, полки легкой пехоты, которые были обучены действовать в рассыпном строю и обладали приличной стрелковой подготовкой. Несмотря на довольно успешный опыт применения, их небольшое количество не позволяет говорить о сколь нибудь серьезном его влиянии на ход боевых действий. Самым большим его преимуществом была возможность крепления штыка, благодаря чему легкая пехота не оставалась беззащитной в ближнем бою.

В целом, мексиканская пехота находилась в крайне незавидном положении по отношению к своему противнику. Архаичное оружие, слабая стрелковая подготовка, плохая физическая форма из-за скудного питания - все это приводило к тому, что и в перестрелках, и в рукопашной американцы оказывались сильнее. Защитникам республики оставалось уповать лишь на свой высокий боевой дух, чего, как правило, оказывалось совершенно недостаточно.

Кавалерия

Если и был род войск, в котором мексиканцы могли рассчитывать всерьез потягаться с противником, то это была кавалерия. Еще с колониальных времен конница была самым престижным местом службы будущего офицера, и многие влиятельные фамилии определяли своих отпрысков именно в кавалерийские части. Конечно, это не означало, что эти представители сливок общества автоматически становилась грамотными командирами, но солдаты под их началом хотя бы могли рассчитывать на хорошее снабжение и оснащение, что в мексиканских реалиях было уже немало.

Как и в случае с пехотой, организационная структура мексиканских конных частей представляла собой разительный контраст с ее американскими коллегами. Если американские кавалеристы по сути своей являлись исключительно драгунами, то в мексиканской армии были широко представлены все виды классической кавалерии XIX века. Регулярная мексиканская кавалерия состояла из девяти полков, в каждом из которых было четыре эскадрона - один гусарский, два тяжелых (кирасирских) и один драгунский. Каждый эскадрон, в свою очередь, делился на две роты примерно по 70 человек в каждой. 12 солдат в каждой роте были вооружены пиками, которые иногда сводились вместе в своеобразный ударный уланский отряд. Уланы считались настоящей элитой, отбирались среди лучших наездников роты и обеспечивались самым качественным конским составом. Также в армии существовал отдельный полк Улан Халиско, полностью оснащенный пиками. Теоретически, численность полка в военное время могла достигать 800 человек, но на практике редко превышала цифру в 400-500 всадников. Активная милиция также располагала своими кавалерийскими подразделениями - на начало войны в ней числилось 8 кавалерийских полков и большое количество отдельных эскадронов и рот, точное число которых определить довольно сложно.

Униформа кавалерийских частей неоднократно менялась, и в конце концов, каждый полк регулярной кавалерии получил свою уникальную расцветку - мундиры конников могли быть красного, желтого, зеленого, синего или голубого цвета. Один американский драгун так описывал свои впечатления от встречи с мексиканскими кавалеристами при Буэно-Висте: "у них была великолепная форма и отличные лошади. В каждом полку были лошади своей масти, каждый наездник был вооружен двухметровой пикой с маленьким красно-зеленым флажком на конце. Это было потрясающее зрелище". К концу войны были предприняты определенные попытки унификации формы кавалерийских частей, и большинство подразделений получили форму синего или небесно-голубого цвета.

Также в Мексике традиционно было множество иррегулярных конных подразделений, набираемых их самых разных мест, этнических групп и слоев общества. Какой-то общей организационной структуры они никогда не имели, подчинялись армейскому командованию весьма условно и занимались, в лучшем случае, рейдами по тылам противника, а в худшем - банальным грабежом и мародерством. Тем не менее, такие подразделения могли быть весьма полезны в качестве разведчиков и летучих диверсионных отрядов.

В целом, мексиканские конные части показали себя во время войны весьма неплохо - выучка рядовых всадников была довольно приличной, а ровный пустынный рельеф севера страны способствовал эффективному применению кавалерии. Но, к сожалению для мексиканских рыцарей, и здесь техническое превосходство противника сыграло свою роль - если с кавалерией неприятеля они сражались практически на равных, то вот атаки плотных строев пехоты неизменно оканчивались для доблестных кабальерос плачевно. Американская пехота, вооруженная эффективным стрелковым оружием и обученная строиться в правильное каре, наносила им серьезный урон, но самым страшным их врагом была артиллерия. Мобильные и потому практически неуязвимые летучие батареи буквально выкашивали картечными залпами мексиканскую конницу, и даже самые удачные атаки всегда сопровождались большими потерями. Можно сказать, что американская кавалерия, несмотря на свою меньшую численность и узкую специализацию, оказалась гораздо более адекватной вызовам современной технологичной войны, нежели яркая, храбрая, но тактически неготовая к ней мексиканская.

Артиллерия и инженеры

Отсталость мексиканской промышленности особенно ярко проявилась в обеспечении самых технологичных родов войск того времени - артиллерии и инженерного корпуса. Подобно другим видам вооруженных сил, мексиканская артиллерия была прямой наследницей испанских колониальных артиллерийских частей. Пиренейская монархия обладала в Новом Свете неплохим и довольно современным на начало 1820-х годов парком артиллерийских орудий, которые по окончанию войны за независимость попали в руки молодой республики. В основном, это были испанские варианты французских 4-, 6-, 8- и 12-фунтовых орудий знаменитой системы Грибоваля. Общее их число довольно трудно установить, но считается, что всего у мексиканцев было около 150 полевых орудий всех типов.

Это были весьма надежные гладкоствольные дульнозарядные пушки, обладавшие приличной точностью и способные вести огонь как цельными ядрами, так и картечью. Тем не менее, к началу войны эти орудия уже порядком устарели. Главными их недостатками были большой вес, а также громоздкий лафет и зарядный ящик, что не позволяло быстро перемещать их по полю боя. К тому же, мексиканской артиллерии катастрофически не хватало лошадей-тяжеловозов, и для транспортировки орудий приходилось использовать мулов, а то и вообще волов. Можете себе представить, какова была скорость таких повозок. В реальности это означало, что если мексиканская батарея заняла позицию на поле боя, она оставалась там до самого конца сражения, что делало ее крайне уязвимой для контрбатарейного огня и действий кавалерии. Американцы, сделавшие ставку на легкие подвижные артиллерийские системы, оказались правы и пользовались всеми преимуществами своих летучей батарей, и мексиканским канонирам было просто нечего им противопоставить.

Помимо полевых орудий, на вооружении мексиканской армии также было определенное количество испанских 16- и 24-фунтовых осадных орудий, располагавшихся в основном в фортах и крепостях. Транспортировка таких тяжелых махин была практически неразрешимой задачей, и использование их в полевом бою практически исключалось. В фортах также встречались и совсем антикварные пушки и мортиры, некоторые из которых были живыми реликтами XVII века. Понятно, что толку от такого старья было практически никакого. А вот при обороне Веракруса мексиканцам повезло несколько больше - в их распоряжении были сравнительно новые британские 24- и 32-фунтовки и даже несколько пусковых установок для ракет Конгрива. Впрочем, это им не особенно помогло, и американская артиллерия и тут оказалась сильнее.

Главной же бедой артиллерии было ужасное качество пороха, что самым скверным образом сказывалось на точности и дальнобойности орудий, а также их долговечности. Тот же самое можно сказать и о боеприпасах - если ядра были еще довольно сносными, то вот картечь никуда не годилась, и вести ею огонь можно было разве что в упор. Было у мексиканцев и небольшое количество орудий собственного производства, но ужасное качество изготовления делало их гораздо более опасными для собственной прислуги, чем для противника. Известны случаи, когда отечественные пушки просто взрывались или раскалывались при стрельбе. Отвратительной была и система снабжения боеприпасами - артиллерийские обозы отсутствовали как класс, и командирам батарей приходилась самим реквизировать у местного населения повозки, а также волов и мулов для их перемещения. Так что если даже и удавалось доставить на позиции само орудие, совершенно не факт, что ему было из чего стрелять.

Что же касается организации артиллерийского корпуса, то на 1846 год он состоял по штату из 266 офицеров и почти 5 тысяч солдат, сведенных в три артиллерийских бригады (или батальона). В каждой бригаде было шесть батарей, а в каждой батарее - шесть орудий. Помимо этого существовала бригада конной артиллерии, ощущавшая постоянную нехватку конного состава, и девять отдельных гарнизонных артиллерийских рот. На бумаге это количество выглядело внушительно, но на деле, как обычно, даже половины штатной численности достичь не удавалось никогда. Систематическое обучение артиллерийских офицеров просто отсутствовало - несмотря на то, что в 1843 году был выпущен указ о создании специальной артиллерийской школы, из-за нехватки средств она так и осталась на бумаге.

Учитывая все вышесказанное, совершенно неудивительно, что в противостоянии с американской артиллерией мексиканских канонирам приходилось очень туго. Артиллерийский парк, вполне уместный на полях сражений конца XVIII - начала XIX века, к началу войны совершенно устарел, подготовка офицеров и солдат оставляла желать лучшего, а проблемы со снабжением еще больше ограничивали возможности этого рода войск. Храбрые и отважные мексиканские пушкари не имели никаких шансов в огневой дуэли с современными подвижными батареями нортамериканос, а низкое качество боеприпасов не позволяло им наносить хоть сколько нибудь серьезный урон атакующей пехоте противника.

Ну, и пара слов об Корпусе военных инженеров мексиканской армии. Он был основан в 1838 году, и за восемь лет так и не сумел серьезно вырасти в количественном отношении. Основной проблемой были, конечно, кадры. Людей с хорошим техническим образованием в Мексике и так было не очень много, а те, что были, не спешили связывать свою судьбу с таким весьма ненадежным институтом, как армия. Основной задачей инженеров (Zapadores) было строительство военных объектов и сооружение полевых укреплений, однако им доводилось принимать участие и непосредственно в боевых действиях. Численность его никогда не превышала 50 офицеров и 600 солдат, сведенных в 6 рот по 100 человек в каждой. Некоторое количество военных инженеров, в первую очередь, саперов, приняли участие в обороне Чапультепека, где весьма неплохо показали себя, но их небольшое число не могло серьезно сказаться на ходе этого сражения, как, впрочем, и всей войны.

Итак, дорогие друзья, теперь, когда мы с вами познакомились, пускай и в первом приближении, с армиями воюющих сторон, нам нужно сделать некоторые выводы из наших наблюдений. Думаю, что после рассмотрения сильных и слабых сторон обеих воюющих армий не остается вопросов, почему практически во всех крупных сражениях войны окончательный успех сопутствовал именно американской армии. К середине XIX века война уже начинала приобретать современный технологичный характер, и хотя в полной мере этот процесс будет завершен уже к окончанию Гражданской войны в США и Бисмарковских войн в Европе, уже Американо-мексиканский конфликт показал, какую огромную роль играет в современных боевых действиях экономика страны и степень ее промышленного развития. Более продвинутые в технологическом отношении американские войска каждый раз доказывали свое превосходство над своими архаичными и слабо организованными противниками. Мексиканская армия, имевшая заметное преимущество в численности и сражавшаяся на знакомой местности, несмотря на всю отвагу своих солдат и офицеров, ничего не смогла противопоставить той машине, в которую уже начинала превращаться армия США. И хотя до окончательного становления Соединенных Штатов как одной из ведущих военных держав мира еще пройдет немало времени, первые шаги на этом пути были сделаны именно в это время.

А теперь настало самое время узнать, каким же образом американские войска сумели распорядиться своим несомненным качественным преимуществом. В следующей главе мы рассмотрим первые крупные сражения войны, а именно кампанию Закари Тейлора на Рио Гранде. Оставайтесь с нами, самое интересное только начинается!

Продолжение следует...

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Также читайте нас на других ресурсах:

Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.