Cat.Cat

Автор: Аня Веснина.

Министерства государственной безопасности ГДР, как и самой Германской Демократической Республики, не существует уже больше тридцати лет, но одно лишь упоминание о нём наводит шороху до сих пор. В народе более известное как Штази, МГБ ГДР заработало себе репутацию почти инфернальную: вербовкой и внедрением его сотрудники создали, кажется, самую плотную агентурную сеть — со Штази сотрудничал примерно каждый шестидесятый житель соседней ФРГ, агенты кутили в высших эшелонах ее власти и готовили сверхсекретные аналитические материалы для НАТО, словом, забурились в стан противника крайне глубоко и сидели порой крайне высоко. Один человек, имевший удостоверение Штази и зовущийся Владимиром Владимировичем, и сейчас сидит вполне высоко, но это уже другая история.

Обывателю сложно объективно оценивать деятельность разведки, но, к счастью, есть компетентные люди, озаботившиеся этим вопросом и поделившиеся с любопытствующей публикой. Джон Кёлер, сам в прошлом работавший на спецслужбу, воспользовался своими связями и личным опытом, и в книге «Секреты Штази» составил "бесстрастную" хронику (он сам так отзывается о своей работе) деятельности восточногерманской спецслужбы. Эта хроника составлена на основе архивных документов и перекрестно перепроверенных рассказов бывших сотрудников Штази, в общем, материалов, внушающих доверие. В итоге получился подробный рассказ о непростых личностях и непростой истории одной из самых эффективных разведок и напряженной борьбе с постоянно совершенствующимися методами этой мощной махины.

В рамках этой борьбы спецслужбы, работавшие в ФРГ, конечно, кроме всего прочего, вербовали агентов из жителей ГДР. Так однажды началась история, которую Кёлер для драматичности расскажет с эпической середины, а мы посмотрим с самого начала.

В один непримечательный день живший в Магдебурге механик машиностроительного завода Хорст Гессе получил письмо от старого, но не то чтоб особо близкого знакомого. Этот знакомый, Зигфрид Фойгт, звал Хорста по-приятельски наведаться в Западный Берлин. Гессе, прежде работавший в полиции и пограничных войсках, сложил два и два и сообщил о подозрительном предложении куда следует. Откуда следует ему вскоре ответили — да, мол, все вы правильно заподозрили, это вербовщик американской военной разведки. Обязательно откликнитесь на его предложение.

Так Хорст Гессе и стал работать на разведку. О важном нюансе американская сторона не подозревала.

Бывший механик при содействии Штази пристроился в советский гарнизон в Магдебурге и стал поставлять американцам фотографии военной техники, базы изнутри, в общем, всего, что могло пролить свет на организацию советских сил в Германии. Очень быстро Гессе зарекомендовал себя как ценный агент и источник важной информации. В действительности же источником информации, которую передавал Гессе, был КГБ, с удовольствием готовивший для противника красивые фотографии.

Но то, насколько легко американцы заглотили дезинформацию, беспокоило настоящее начальство Хорста. Опасаясь, что радостная доверчивость противника скоро кончится, Гессе решили внедрить поглубже. Агент на территории ФРГ был для разведки намного более перспективной единицей, чем просто дезинформатор с территории ГДР.

Хорст узнал, что завербовавший его Фойгт без особых ухищрений хранит материалы на агентов, в том числе и на Гессе, у себя дома. В назначенный восточногерманским начальством день наш герой явился к Зигфриду в Западном Берлине и заявил о желании гульнуть, чтоб снять стресс от напряженной работы. Фойгт на предложение откликнулся, позвал подружку, и компания отправилась снимать стресс алкоголем и прочими развлечениями в ночной клуб.

В это время коллеги Гессе по Штази взломали квартиру Фойгта и выкрали касавшиеся агентов документы. Теперь Хорст был якобы разоблачен и путь обратно в ГДР ему был заказан. Для пущей убедительности восточные немцы даже арестовали его ничего не подозревавшую жену, средь бела дня и при свидетелях, конечно, и продержали ее на допросе несколько часов.

Спектакль сработал на отлично. Гессе приняла американская разведка в ФРГ, не смогла полиграфом выявить вранья, выдала документы на имя Хорста Бергера и устроила к себе. Несколько месяцев он проработал следователем в лагере беженцев в Бремене, затем был переведен в Вюрцбург, где вскоре стал главным вербовщиком.

Обустроившись и оценив обстановку вокруг, Гессе - Бергер, решил не мелочиться и отыграть красиво.

В ночь на 20 мая 1956 года, когда вся ФРГ дружно праздновала Троицу, Хорст Бергер, вербовщик американской военной разведки в ФРГ, он же Хорст Гессе, агент Штази, спокойно приехал на место своей работы в Западной Германии — виллу в Вюрцбурге, служившую базой подразделения 522 батальона военной разведки армии США, которое вело разведку в Восточной Европе. Хорст спокойно своим ключом открыл двери и прошел в кабинет начальника – капитана Кемпбелла, в Германии работавшего под именем Джон Уокер.

В кабинете стояли два сейфа с секретными материалами, в том числе – списком агентов, работавших в ГДР. По уставу такие сейфы нужно было пристегивать цепью, вмурованной в стену. На деле самоуверенные американцы уставом пренебрегали и пристегивали сейфы всего лишь к радиаторам. Капитан Кемпбелл же был, по всему судя, особенно самоуверенным американцем, поэтому сейфы не пристегивал вообще никуда.

Хорст это знал. Также он по опыту знал, что дежурный крепко спит. Так что товарищ Гессе спокойно перенес в свою машину сначала один сейф, потом второй, спокойно закрыл все помещения обратно, сел в свой мерседес и поехал в ГДР.

Недалеко от границы его ненадолго тормознула полиция, но у Бергера - Гессе при себе был весомый аргумент — выданная американцами бумага, гласившая, что предъявителю нужно оказывать всяческое содействие, а все, что при предъявителе находится — собственность США и не может досматриваться. Так что полицейские беспрепятственно пустили Хорста дальше по его делам. Вскоре Гессе и сейфы были на территории ГДР.

Было бы слишком просто, будь это конец истории, но пограничная служба ГДР не подвела и устроила герою приключения. Его задержали на границе, не поверив на слово в то, что он агент Штази. По телефонному номеру, указанному Хорстом, никто не отвечал, ведь восточные немцы, включая коллег нашего героя, гуляли в выходной по случаю Троицы, как и соседи в ФРГ; никаких документов, кроме западных, при Гессе не было, словом, прояснение ситуации затянулось более чем на сутки.

Этого хватило, чтоб в Вюрцбурге обнаружили пропажу и встали на уши. Агентам, материалы на которых хранились в сейфах, срочно передали предупреждение по радио. На базу по тревоге явились не все сотрудники — некоторые были на заданиях, так что отсутствие Гессе не бросилось в глаза, и сходу похитителя не вычислили. Кто-то, в непонятках от происходящего, приготавливался к боестолкновению с коммунистами. Тревогу отменили только через несколько дней.

Через десяток дней после кражи премьер-министр ГДР Отто Гротеволь выступил с заявлением, что в республику перебежал немец, долгое время работавший на американскую разведку. Он-де осознал неправильность свей деятельности и «в качестве жеста доброй воли», чтоб хоть как-то возместить нанесенный своей работой ущерб, привез секретные документы, благодаря которым в республике задержали 137 вражеских агентов.

Еще девять все-таки успели сбежать.

Потом, конечно, открылось, что на самом-то деле Гессе не был разочаровавшимся в западном мире перебежчиком, а с самого начала работал на Штази. Вряд ли обокраденным американцам от этого полегчало, так Гессе еще и добавил истории деталей: рассказывая о своем внедрении, он признался, что, исполняя роль осведомителя на территории ГДР, даже не смотрел, какие материалы передает западным агентам. Спроси его кто-нибудь, когда, как и откуда сделаны фотографии — и Гессе тут же сел бы в лужу, ведь не знал ничего из этого, а просто передавал документы из одних рук в другие. Но никто ничего никогда не спрашивал. У Хорста молча брали материалы и верили, что это достоверная и ценная информация.

Гессе в ГДР ожидаемо восхваляли как героя. Он выступал на партсобраниях и перед молодежью, читал лекции курсантам МГБ. В 1963 по мотивам его истории был снят фильм «По прочтении сжечь» («For eyes only»), красочно живописавший похищение сейфов с ценными документами как опасное задание, блестяще выполненное отважным агентом.

Джона Кёлера от этой информационной кампании откровенно, хоть и компактно, бомбит. О фильме он отзывается как о пафосной попытке перерисовать на свой лад Джеймса Бонда и заключает в кавычки все характеристики вроде «героического товарища», «разведчика, служившего делу мира», предложенные зрителю восточногерманской пропагандой. Автора можно понять, мало кому нравятся композиции из штампов.

Ирония в том, что цветистыми штампами написана вся книга Кёлера, эта «бесстрастная хроника». Он с первых же глав глав беспалевно и безапелляционно ставит в один ряд «действия молодого коммуниста, головореза и агитатора, полицейские рапорты о его причастности к убийству в 1931 году двух офицеров берлинской полиции и сообщения о его учебе в Советском Союзе», якобы ненавязчиво говорит рядышком о роскошных завтраках в Западном Берлине, которыми он угощал не имевшего марок ФРГ советского чиновника, и тесном, унылом и неухоженном зале для церемоний в ГДР, пропахшем туалетной дезинфекцией и дешевым табаком. Да, конечно, бывший сотрудник ЦРУ при написании книги опирался на реальные события и персоналии, но напустил в повествование столько патетики, что порой можно начать подозревать подвох Плутарховского уровня.

Но такого подвоха в книге нет. Есть вполне серьезное, напоминающее Цезаревское по отношению к галлам, если продолжать античные аналогии, старательное выписывание противника в нужном для подчеркивания нимба автора свете. Ну в самом деле, наивно полагать, что специалист по психологическим операциям будет таким уж надежным источником информации о своем противнике и организует тщательно отобранные документы и свидетельства агентов-перебежчиков в бесстрастную хронику.

С уверенностью в итоге можно утверждать одно: какими бы унылыми ни описывал Кёлер залы для церемоний в ГДР, восточногерманская спецслужба умела делать «жесты доброй воли», впечатляющие и обывателей, и причастных к спецслужбам и десятилетия спустя.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_566929
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Евгений Норин (@NorinEA).

Зимой 1945 года в рядах советских танковых войск появился необычный доброволец. Стрелок, подрывник, технарь – нового солдата быстро оценили и нашли ему место в строю. Несколько мешал только языковой барьер: волонтер, прорывавшийся к Берлину бок о бок с танкистами РККА, был американцем.

Диверсант

Джозеф Байерли был обычным парнем из американской глубинки. Он вырос в захолустном городке Маскигон, штат Мичиган. Школу окончил в 1942 году, вскоре после нападения Японии на Перл-Харбор. Детство Джозефа было тяжелым – многодетные родители, вечные долги, Великая депрессия за окном, выселение из дома за неуплату. Юноша подрабатывал подметальщиком в парикмахерской, и будущее его выглядело не особенно лучезарным.

Байерли был крепким парнем, и по окончании школы его тут же пригласили в университетскую бейсбольную команду в Индиане. Казалось бы, отличное предложение, однако Байерли неожиданно показал характер. Едва покинув стены школы, Байерли ушел добровольцем в армию. Там он не захотел отсиживаться в тыловых частях, и сам попросил отправить его на передовую. Так Байерли попал в 101-ю парашютно-десантную дивизию «Кричащие орлы».

Хотя в целом американские солдаты во Второй мировой воевали не так интенсивно, как красноармейцы, части, находившиеся на острие наступления, сражались очень активно и несли тяжелые потери. Тем более, Байерли сам выбрал именно диверсионную часть. Несколько месяцев прошли в тяжелых тренировках. Байерли оказался действительно хорошим солдатом: он быстро осваивал тонкости десантного дела, с удовольствием прыгал с парашютом – в общем, в перспективе он обещал стать отличным диверсантом. Реальные операции не заставили себя ждать: Байерли дважды десантировался на территорию Франции с грузами для местных партизан – и дважды возвращался в Англию через Ла-Манш. Словом, к лету 1944 года, когда планировалась высадка в Нормандии, Байерли подошел уверенным в себе десантником.

Однако в июне 1944 военная удача ему изменила. Операция «Оверлорд» стала не только морским, но и воздушным десантом, во Франции десантировались сразу двадцать тысяч парашютистов. Группа, в которую входил Байерли, предназначалась для захвата переправ в немецком тылу. Однако она еще не успела начать выполнение задания, как уже оказалась под ударом. Самолеты с десантом на борту прошли пляжи Нормандии, начали подходить к району высадки в глубине Франции – и в этот момент их нащупали прожекторы с земли – а затем в небо потянулись трассы зениток.

Начался хаос, самолеты бросали парашютистов где придется. Многих расстреляли еще в воздухе. Во тьме летней ночи Байерли приземлился аккурат на крышу деревенской церкви. Он ничего себе не сломал, и находился там, где и должен был оказаться: в тылу противника с запасом взрывчатки. Однако быстро выяснилось скверное обстоятельство: рядом не было больше ни одного десантника, где основные силы отряда, осталось неясным, связь отсутствовала.

Однако неугомонная натура не позволяла Байерли просто сидеть на месте и ждать своих. Он решил попытаться вредить противнику теми способами, которыми может. Обнаружив неподалеку электроподстанцию, наш подрывник благополучно ее уничтожил, но когда он спасался от погони среди живых изгородей, случилось непредвиденное: Байерли свалился прямо в замаскированный немецкий окоп на головы изумленных солдат вермахта.

Вскоре Джозеф сумел убежать – благо, в хаосе первых дней высадки колонна пленных, куда его пристроили, попала под обстрел. Однако пока он блуждал по сотрясаемой сражением Франции, его ранило осколком, а затем Байерли вновь обнаружили немцы. И вот теперь спастись от них не удалось. Байерли поехал в плен.

Захваченных держали в шталаге Дервитц, недалеко от Кюстрина. Этот городок весной 45-го станет плацдармом для рывка на Берлин, но до тех времен еще оставалось дожить. Энергии Байерли было не занимать – снова побег – и снова осечка: на сей раз он вместе с двумя товарищами ухитрился залезть в поезд, который привез их прямо в немецкую столицу. После этого «бегучим» парашютистом занялось гестапо. Однако Бог троицу любит – третий побег Байерли из лагерей оказался удачным.

Когда умолк лай собак, Байерли обнаружил себя в зимнем немецком лесу без еды и оружия. Однако Байерли – что уже немало – представлял, где находится. Польша рядом, а там уже ведет бои Красная армия – значит, надо идти навстречу.

Парашютист брел на звуки канонады – сначала глухие, потом все более четкие. Идти приходилось медленно: встреча с патрулем могла стать последней. Однако в одно прекрасное утро ночевавший в заброшенном сарае Байерли услышал снаружи голоса на незнакомом языке. Способов доказать свое происхождение у Джозефа было немного: он вышел на улицу, размахивая пачкой сигарет Lucky Strike (из посылки «Красного креста» для пленных) и выкрикивая: «Amerikanskiy tovarisch!» - единственные слова, которые он знал по-русски.

Красноармеец

Тут Байерли предстояло дважды изрядно удивиться. Во-первых, танки, которые он увидел, были американскими. Обводы «Шерманов» он ни с чем не мог бы перепутать. Однако вскоре его ждало еще пущее потрясение. Танкистами, которые воззрились на него с не меньшим изумлением, командовала молодая симпатичная женщина с офицерскими погонами на плечах. Насчет личности дамы, в ближайший месяц командовавшей американским десантником, до сих пор нет стопроцентной уверенности. Обычно предполагают, что это капитан Александра Самусенко из 1-й гвардейской танковой бригады. Девушка, к 23 годам дослужившаяся до должности замкомбата в танковой бригаде, со сложной и трагической жизненной историей – сама по себе яркий персонаж той войны, и позднейших авторов версия о встрече Самусенко и Байерли притягивала как магнит.

Однако, увы – эту версию приходится отвергнуть: «Шерманов» в 1-й гвардейской бригаде не было. Судя по всему, американский десантник воевал в 1-м механизированном корпусе Семена Кривошеина – там имелись ленд-лизовские машины, да и боевой путь корпуса хорошо соответствует тому, что описал Байерли. А таинственная девушка-офицер так и остается неизвестной, сам Джозеф не запомнил непривычное имя и назвал ее в воспоминаниях просто «Майор».

Как бы то ни было, американца обогрели и накормили. Дальше все, казалось бы, просто: эвакуация через Одессу и возвращение в США. Политрук немного говорил по-английски, так что коммуникацию удалось наладить. Однако как только Байерли объяснили дальнейшую программу, он возмутился.

«Я не освобожденный из плена. Я бежавший и плена. Я хочу присоединиться к вам, идти на Берлин и убивать нацистов. Ведь мы союзники? Значит, должны вместе воевать».

Последовал короткий оживленный спор на тему того, что делать со строптивым американцем. Между тем, тот решил делом доказать свою полезность – и починил сломанную ленд-лизовскую рацию. После этого вопрос решился: мехкорпус принял пополнение из Мичигана.

Байерли получил разностороннюю подготовку в десанте, так что теперь его талантам нашли применение. Байерли получил ППШ и, судя по всему, место в танковом десанте. Танкистка, с которой он повстречался в начале своей одиссеи в РККА, служила на том же танке. Во время наступления в глубину Германии Байерли воевал по специальности – в качестве подрывника. Последняя кампания Великой Отечественной шла в сложных условиях: на дорогах постоянно встречались завалы, в городах – баррикады. Всевозможные искусственные и естественные преграды приходилось устранять отлично знакомым Джозефу способом. По-русски Байерли не говорил, но некоторые офицеры разговаривали по-английски, по крайней мере, на достаточном уровне, чтобы командовать и кое-как общаться. Во время наступления идущая на запад колонна постоянно освобождала пленных, в том числе американцев. Те, конечно, изумлялись выбору соотечественника, но сами все же ехали в эвакуацию. Всего за несколько дней Байерли проделал в обратном направлении путь до собственного концлагеря. Тут он быстро расквитался за все унижения плена. Танковая лавина за несколько часов сломила сопротивление охраны. В лагере удалось освободить военнопленных множества наций – русских, американцев, англичан, даже итальянских антифашистов – тысячи людей. После этого последовал любопытный эпизод: заданием Байерли как подрывника стал аккуратный взлом при помощи тротила сейфа с лагерной документацией и ценностями. Байерли с величайшей осторожностью подорвал замок. Лагерное начальство скопило изрядные богатства: доллары, фунты, франки. Танк, на котором ехал американский десантник, несколько дней шел по Германии с притороченным к нему мешком денег.

По мере того, как корпус уходил в глубину территории Германии, сопротивление вермахта нарастало. Немцы отчаянно сопротивлялись. Кампания 1945 года вовсе не была скучным избиением полностью недееспособного противника. Вермахт оставался многомиллионной отлично обученной армией. Байерли участвовал в завершающей стадии Висло-Одерской операции, одной из крупнейших побед Красной армии во всей войне. Финальной целью корпуса стал захват плацдарма за Одером напротив Берлина. Почти сразу после освобождения концлагеря плацдарм удалось занять, однако атаки русских сменялись контратаками немцев, и на одерских плацдармах шло жестокое сражение. Вермахт пытался разбить плацдармы и выдавить РККА обратно за Одер. Сражение за плацдармы стало одним из последних, где нацисты активно использовали авиацию. И именно пикирующие бомбардировщики положили конец военной карьере Джозефа Байерли. Во время налета «Штук» танк, на котором воевал американец, был тяжело поврежден, а сам он получил серьезное ранение. Врачи подобрали подрывника без сознания, истекающего кровью. Он очнулся уже в госпитале. Служба Байерли в РККА продлилась около месяца.

В больничной палате мало интересного, но по крайней мере, там не стреляли. Однако в один из дней произошло нечто необычное. Сам Байерли описывал эту историю так:

«Я уже оклемался достаточно, чтобы соображать. Вдруг шум, гам и переполох. Все засуетились, забегали, кто мог стоять – те встали навытяжку. Ну, ясное дело – высокое начальство пожаловало! Оно ж везде одинаково происходит».

Затем высокое начальство вошло в палату, и обнаружилось, что это маршал Жуков собственной персоной. Командующему фронтом во время посещения госпиталя доложили, что среди раненых лежит американский солдат Красной армии.

«Я пытался встать – ведь маршал! Но кто-то сказал: «Лежите, вы же ранены». Я очень стеснялся: мне, сержанту, и в нашей армии с генералами говорить не доводилось, а здесь – сам Жуков! Но маршал был очень приветлив. Спросил, кто я, откуда, есть ли семья, а потом сказал, что, как только поправлюсь, мне помогут вернуться домой. Жуков спросил, не нужно ли мне чего. И я попросил бумагу, которая помогла бы мне добраться до американского посольства. Мне эту бумагу принесли. До сих пор не знаю, что там было написано, но действие она производила магическое. Вот представьте себе, иду я по разрушенной Польше в оборванной униформе американского десантника, зная по-русски только: «Я – американский товарищ», «Я тебя льюблю» и еще, конечно, «Давай выпьем!», а тут – патруль. Меня цап! А я им – письмо. Они тут же под козырек, и, если попутка попадалась, тут же подсаживали, или место в поезде сразу находилось. Так до Москвы и добрался. Последний раз застава НКВД остановила прямо перед Москвой. Офицер говорил по-английски, он прямо в американское посольство меня и доставил. Жаль только, тот офицер письмо Жукова отобрал. Сказал, мне оно больше не понадобится. Очень жаль».

В посольстве Байерли ожидал новый сюрприз. Растерянные клерки сообщили, что он уже много месяцев как убит, и тело его зарыто в могилу, а родные, разумеется, получили похоронку. Более того, в посольстве Байерли сочли не дорогим соотечественником, а шпионом, и некоторое время продержали под замком. Дело в том, что, когда Джозефа первый раз взяли в плен, у него отобрали солдатский жетон. Некоторое время спустя жетон обнаружили возле изуродованного до полной неузнаваемости трупа, и не мудрствуя лукаво решили, что это он и есть. Однако по отпечаткам пальцев личность все-таки установили. Трудно даже представить чувства семьи, которая уже успела выплакать все слезы, когда сын и брат объявился на пороге, живой и практически здоровый. Он приехал в родной Мичиган 21 апреля 1945 года.

Четыре дня спустя русские и американцы встретились на Эльбе у Торгау. 30 апреля окруженный в своем бункере Гитлер покончил жизнь самоубийством. Байерли встретил День Победы уже дома: после всех мытарств и плена его не стали заставлять дослуживать, тем более, что ему еще требовалось долечиваться от последствий ранения. 28 ноября он был официально окончательно демобилизован. Дальнейшая судьба Джозефа Байерли не содержала резких поворотов. Его дела пошли на лад, а сын – Джон Байерли – с 2008 по 2012 год служил послом в России. О чем сожалел уже пожилой солдат – так это о том, что так и не смог найти сослуживцев по Красной армии: сначала мешал Железный занавес, а десятилетия спустя фамилии, звания и номера уже стерлись из памяти.

В 2004 году на параде на Красной площади в Москве можно было видеть необычного ветерана. На его груди поблескивали американские «Бронзовая звезда» и «Пурпурное сердце» - и «Красная звезда» и «Красное знамя». Это был Джозеф Байерли, единственный GI, сражавшийся в рядах Красной армии.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_549225
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Александр Любомирский.

Из истории зеленой повестки. Оказывается, одними из ее пионеров в Третьем мире были банановые диктаторы из солнечной Доминиканы - Рафаэль Трухильо и Хоакин Балагер.

Трухильо по прозвищу "Шеф" правил Доминиканской республикой 31 год (с 1930 по 1961). Через родственников и систему подставных лиц он владел всей экономикой государства. Установил на своем острове квазирелигиозный культ личности ("Бог на небе - Трухильо на земле"). За время правления Трухильо эскадронами смерти было уничтожено не менее 50 тысяч доминиканцев, включая до 30 тысяч мигрантов из соседнего Гаити. К 1961 году Трухильо стал настолько токсичен даже для западных кураторов, что его пришлось ликвидировать (прямых пруфов нет, но мы-то с вами честные люди и все понимаем).

Казалось бы, человек максимально далек от экологии, но... До Трухильо леса на Доминикане истреблялись ударными темпами под распашку полей, строительство и заготовку топлива. Государству удалось отстоять только небольшую сосновую рощу под заповедник на реке Яке. Уже через четыре года после прихода "Шефа" к власти заповедник был расширен до национального парка, охрану которого нес специальный армейский корпус. Была запрещена вырубка уцелевших сосен и в других районах страны. Трухильо созвал в Доминикане международный экологический конгресс, где шведские ученые разработали для страны план расширения национальных парков и строительства ГЭС (которые тоже не так хороши для экологии, но куда лучше чем сжигание угля и дров). Высаженные при Трухильо сосновые леса с большими семенными деревьями растут на Доминикане до сих пор.

Разгадка этого внезапного зеленого поворота на самом деле проста. В 30-х годах правительство Трухильо получило доклад от известного эколога из Пуэрто-Рико доктора Кардона. В нем были рассчитаны экономические перспективы лесоводства в республике - Кардона подсчитал что торговля лесом может принести до 40 миллионов долларов чистыми (на то время - огромные деньги). Крепкий хозяйственник Трухильо о докладе узнал и сразу же скупил все сосновые леса и лесопилки в стране.

После смерти Трухильо в политикуме Доминиканы появился другой крепкий хозяйственник, Хоакин Балагер. Этот каудильо был уже достаточно мягок. Он правил около 36 лет, но с перерывами, периодически сдавая главный пост. Эскадроны смерти в его правление особенно не отличились, ликвидировав всего лишь 11 тысяч противников режима. Сам лично Балагер практически не воровал, однако закрывал глаза на безлимитное обогащение своих соратников. Любил говорить "коррупция заканчивается у порога моего кабинета".

Правда, все это никоим образом не относилось к экологической политике. Здесь Балагер может служить примером для самого радикального экофашиста. По его приказу армия отстреливала "черных" лесорубов и депортировала целые деревни с земель отведенных под национальные парки. Впрочем, виллы местных богачей, построенные в охраняемых зонах, также сносились армейскими бульдозерами. Принимались и другие интересные меры. Так запрещалось строить заборы и ограждения из древесины - только живые изгороди. Заготовка древесины вообще была сведена к минимуму - достаточно богатая деревом Доминикана импортировала его из Чили и США, лишь бы не рубить свои леса. Балагер постановил не брать плату с населения за газ который идет на приготовление пищи - чтобы склонить народ отказаться от угля. На пике экологической кампании под заповедные зоны было отведено 32 процента от всей территории Доминиканы (для сравнения в современной России - не более 25 процентов, если считать по самому мягкому стандарту, и это мировой лидер).

После окончания эпохи диктаторов в Доминиканской республике с экологией стало несколько хуже - не хватает твердой руки, но пока некритично. Насколько зеленая диктатура была целесообразной можно спорить, но многое говорят цифры - по ВВП на душу населения Доминикана превосходит соседнее Гаити почти в 17 раз, по средней продолжительности жизни - почти на 11 лет.

А напоследок вот вам показательная картинка - граница между Гаити и Доминиканской республикой. С какой стороны начинается каждая из стран, угадайте сами.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_552636
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Алексей Кобзев.

Пол Оссарес прибыл в город Алжир (одноименная столица Французского Алжира) в 1957 году. К тому моменту он был генералом армейской разведки, имевшим за плечами внушительный послужной список. Оссарес начал службу во время Второй мировой войны разведчиком, примкнул к силам Свободной Франции, принимал участие в нелегальных операциях в Европе. После войны Оссарес получил командование 11-м ударным батальоном, состоящим из коммандос.Вместе с ними он прошел войну в Индокитае, которая закончилась поражением Франции. Во главе батальона он проводил тайные операции в тылу вьетнамских коммунистов.
Однако главное испытание ждало его впереди. Ему предстояло покончить с волной насилия, захлестнувшей столицу Алжира. И для достижения этой цели он был готов на всё.

В это время ситуация в африканской колонии стала настоящей головной болью для Четвертой Республики. «Фронт национального освобождения» Алжира (ФНО) требовал независимости страны, ведя партизанскую войну против армии и французских колонистов. Последние приехали в Алжир из метрополии и составляли значительное количество населения. Местные называли их «черноногими» («пье-нуар»), за привычку носить чёрную кожаную обувь. Французские власти не хотели давать Алжиру независимость. В отличие от других заморских владений, Алжир считался одним из департаментов Франции, в том числе из-за значительного количества «черноногих». Именно они были излюбленной целью боевиков ФНО. Совершая нападения и взрывы бомб в местах скопления колонистов, ФНО сознательно добивалось ответных убийств мусульман группами «черноногих». После этого уже мусульмане брались за оружие и активно пополняли ряды «борцов за независимость». Партизаны ФНО активно действовали и в сельской местности, а также в труднодоступных частях страны, таких как горный массив Орес. Но руководство фронта понимало, что по-настоящему большого резонанса можно достигнуть лишь в крупных городах, таких как Алжир.

Террористические атаки в городе координировал Ясеф Саади. Он создал подпольную сеть, состоящую из сварщиков, специалистов по взрывчатке и водителей. Благодаря его усилиям были налажены создание и доставка бомб на улицы города. В качестве курьеров «адских машин», как правило, использовали привлекательных девушек, которые могли избежать подозрений. В 1956 году мятежники начинают в столице настоящую городскую герилью.
Первый взрыв прогремел в «Молочном баре», излюбленном месте отдыха женщин с детьми из числа «черноногих». Там они спокойно попивали молочные коктейли. Вторая бомба была взорвана в кафе. Эти два взрыва убили 3 и ранили более 50 человек, включая множество детей. Затем через некоторое время бомбы были последовательно взорваны в автобусе (36 пострадавших), одном из универмагов и на железнодорожной станции. Накануне Рождества взрыв в школьном автобусе убил и искалечил нескольких учеников. Был убит мэр Алжира, причем на его похоронах также был устроен взрыв.
Волна террора, захлестнувшая город, помогла ФНО добиться нужного эффекта. Теперь каждый европеец видел в мусульманине потенциального боевика. Начались ответные убийства арабов, чаще всего не причастных к атакам. Кроме того, всё это демонстрировало бессилие французских властей остановить насилие. Город погрузился в хаос.

Французы быстро поняли, что одной лишь полиции не удастся вернуть контроль над городом. В Алжир были введены части 10-й парашютной дивизии численностью 4600 человек. Это были элитные солдаты Республики, большинство из которых имели опыт контрпартизанских действий в Индокитае. Город был поделен на 4 сектора, за каждым их которых закреплен полк парашютистов. Были установлены заграждения из колючей проволоки и пропускные пункты, а по ночам улицы освещались прожекторами. Был введен комендантский час, во время которого солдаты стреляли в любого появившегося на улице. Самой опасной частью города была Касба, густонаселенный мусульманский район с 80 тысячами жителей (при площади примерно в один квадратный километр). Это был настоящий лабиринт из узких улочек и переулков, а также старинных каменных зданий. Именно в Касбе находился центр управления террористической сети Ясефа.

Несмотря на всю грозность парашютистов, командование понимало, что без надежных разведданных им не раскрыть личности террористов. И как раз в этом месте на сцену выходит наш герой — Пол Оссарес. Он был тем человеком, который должен был в короткие сроки добыть данные для парашютистов. Для начала был составлен точный список всех жителей. Если кто-то из них надолго пропадал, он автоматически записывался в подозреваемые. Если после этого он возвращался, то задерживался для допроса.

Постепенно всё большее число жителей проходило через систему допросов. По одним из подсчетов, к концу операции это были 40 процентов взрослого мужского населения (около 55000). Большинство из них не имело прямого отношения к ФНО или исполняло поручения террористов, боясь расправы. Но руководство требовало вычислить имена подрывников во что бы то ни стало. Для Оссареса и его людей это означало пытки и допросы с пристрастием. Часто хватало простого избиения. Против особо упорных применяли полевой телефон, провода от которого прикрепляли к ушам. Подозревавшимся в связях с ФНО провода могли быть прикреплены к гениталиям. Однажды одного местного жителя засунули в печь под угрозой включить её, если он не выдаст информацию о боевиках. Некоторое количество допрашиваемых вне зависимости от результата расстреливалось после дознания. В том числе занимался этим и сам Пол Оссарес. Понимал ли он и его подручные, что применяемые ими методы преступны? Скорее всего, да. За время битвы за Алжир примерно три тысячи мусульман пропали без вести. Но нестандартная угроза требовала нестандартных мер.

Кадр из художественного фильма "Битва за Алжир" 1966 года демонстрирует лик французской военщины. Лента была создана итальянским режиссером Джилло Понтекорво, левым режиссером, снимавшим кино на политические темы. Фильм был снят предельно реалистично и во многом напоминает документальный. Он даже получил "Золотого льва" на 21-м Венецианском кинофестивале. По понятным причинам долгое время был запрещен во Франции.

В результате действий Оссареса через некоторое время удалось выйти от низовых исполнителей терактов до непосредственного командования подпольной сетью. Также была выяснена роль женщин в качестве курьеров. После чего их стали досматривать наравне с мужчинами.
Деятельность Оссареса дала свои плоды. Территория, подконтрольная ФНО, в городе постепенно сокращалась, а руководство фронта уже не могло чувствовать себя в безопасности. Ясеф был вынужден постоянно перемещаться от убежища к убежищу в женской одежде. Всё это время он по мере сил пытался восстановить свою подрывную сеть.

После некоторого затишья люди Ясефа провели новую кровавую операцию. Террористы, переодетые работниками общественных служб, заложили бомбы внутри светофоров напротив автобусной остановки. Также бомба была заложена в местном казино. Прогремевшие взрывы унесли жизни 9 человек, 85 было ранено. После этого французы начали настоящую охоту на Ясефа и его ближайших заместителей. Кольцо преследования всё больше сжималось и 24 сентября 1957 года, действуя по наводке разведки, парашютисты ворвались в убежище Ясефа. Увернувшись от броска гранаты, они смогли живым захватить главу террористов. К большому сожалению Оссареса, премьер-министр потребовал не применять пыток к Ясефу. После того, как Ясеф и его ближайшие подручные были схвачены, взрывы и нападения в городе практически прекратились. Обезглавленное подполье до конца войны не вело активных действий. Битва за Алжир, которую один из офицеров назвал «побоищем среди крови и дерьма», завершилась.

Однако, одержав тактическую победу, в долгосрочной перспективе французы получили множество болезненных последствий. Главным из них было то, что информация о пытках и расстрелах всё больше стала доходить до обывателей далекой метрополии. Если до этого эти сведения были обрывочными, то после алжирской эпопеи «потоки обвинений слились в потоп». Две наиболее авторитетные группы населения в тогдашней Франции — духовенство и ветераны антифашистского Сопротивления — открыто стали задавать военным неудобные вопросы. Им вторили журналисты, которые заявляли, что французская армия «низошла до уровня гестапо». Общественное мнение стало склоняться к мысли об уходе Франции из заморского департамента, что впоследствии и было сделано при втором президентском сроке Шарля де Голля.

Политическое руководство подвергло военных жёсткой критике. Всё это попахивало лицемерием. Ведь многие политики знали о методах разведки и парашютистов в Алжире, но предпочитали закрывать на это глаза, до поры до времени...Офицеры, воевавшие в Алжире, прониклись ненавистью и отвращением к правительству Республики. Второй раз со времени позорного ухода из Индокитая они чувствовали себя преданными политиками. Среди офицеров росли экстремистские взгляды, что через некоторое время привело к попытке государственного переворота уже в самой Франции. Большинство участников заговора служили в Алжире.
Что касается Пола Оссареса, он, несомненно, сыграл важную роль в победе французов в городе Алжир. Можно ли назвать его бесстрашным героем? Оставлю этот вопрос на суд читателей. Однако добавлю, что в тех условиях победить и не «запачкаться» было практически невозможно. Впоследствии очень много было сказано о зверствах французов в городе. Однако не стоит забывать, что действия армии не происходили в вакууме. Они были жёстким ответом на настоящую вакханалию террора, жертвами которой стало огромное количество ни в чём не повинных людей. И именно в этом, как мне кажется, проявилось бесстрашие Оссареса и других подобных ему французов. Они преступили нормы морали, шли на риск, зная, что руководство вполне возможно от них открестится, но выполнили поставленную перед ними задачу.

Пол Оссарес в более зрелом возрасте. Уже будучи пожилым человеком в отставке, он написал книгу "Битва за Касбу", мемуары, в которых без прикрас описал методы борьбы французов с террористами. После выхода книги она вызвала шквал критики во французском обществе (хотя нашлись и защитники генерала). Оссарес был лишен ордена Почетного легиона и вызван в суд за пропаганду войны и насилия, на котором держался уверенно и от своей позиции не отказался. Защищаясь, Оссарес провел параллель с нынешней ситуацией в мире: "А что бы вы делали, если бы перед вами сидел человек, который знал, когда и как будут взорваны башни в Нью-Йорке, но отказывался говорить? У меня и бен Ладен бы заговорил. Я не получал от всего этого удовольствия."

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_567688
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Сегодня главный приоритет в атомной индустрии – это безопасность. Понимание столь простой истины пришло далеко не сразу, а только после череды крайне неприятных и очень опасных техногенок. Так как атомный промышленный комплекс в 40-50-е был преимущественно военным, то обычно публика о таких техногенках узнавала сильно позже. Уиндскейл стал первым случаем, когда скрыть аварию не получилось.

Вообще, заря атомной отрасли была очень веселым временем, сильно напоминавшим дикий запад: ученые уже знали, что радиация опасна (Пьер и Мария Кюри в danger mortel радиации соврать не дадут), но это мало стимулировало их к выработке каких-то правил безопасности. Комплекса реакторов в местечке Уиндскейл (Селлафилд) в Англии это касалось в полной мере. После того, как англичане в 1945 решили, что им нужна своя атомная бомба, было решено построить реакторы для наработки плутония. Нужно было не ударить в грязь лицом и показать всему миру, что империя всё ещё стронг. Но Британия после войны была страной бедной, а время поджимало. Поэтому реакторы было решено делать как можно более дешевыми и простыми.

Конструкция реактора была максимально примитивной и даже консервативной, как и сами англичане: графитовый куб, в котором были пропилены горизонтальные каналы для топлива. Топливо представляло собой тонкостенные алюминиевые пеналы (топливные стержни) длинной в 30 см, внутрь которых засыпался природный уран. Необходимость пеналов была обусловлена тем, что при высоких температурах уран на открытом воздухе может самовоспламеняться. Так как природный уран имел малое обогащение, то он быстро выгорал, и топливо требовалось постоянно менять: для этого на лицевой стороне корпуса реактора были сделаны крышки, через которые раз в определенное время вручную вставляли новый топливный стержень, при этом старый стержень выдавливался из канала и падал в бассейн с водой. Но из-за конструктивных особенностей иногда топливные стержни могли падать мимо бассейна. Поэтому после загрузки новых стержней специально обученный работник в костюме химзащиты забегал в реакторную и закидывал в бассейн лопатой топливные стержни, которые в него не попали. Звучит безопасно.

Охлаждался реактор обычным воздухом, который нагнетался за счет конвекции (как в обычной печи) и вытягивался через дымовую трубу высотой 120 метров. На случай, если этого не хватит, стояли вентиляторы для увеличения скорости потока воздуха. Тут у инспектора по безопасности глаза уже должны были бы полезть на лоб, так как радиоактивный воздух и пыль просто выбрасывались в атмосферу. Но это были 40-е, а потому про то, что безопасность – это главный приоритет, никто еще не знал. Когда один из руководителей строительства настоял на установке фильтров в трубе, стоивших огромных денег, и фильтры, и сам поступок называли вполне открыто “глупостью Кокрофта”. И действительно, ну чего он так деньги налогоплательщиков то разбазаривает? После аварии один из оппонентов идеи высказал прекрасное: "the word folly did not seem appropriate after the accident" ("слово "глупость" показалось мне неуместным после аварии").

Реакторы в Уиндскейле позволили бритам создать свою ядерную бомбу, и они выдохнули с облегчением. Но в 1952 году американцы внезапно испытали термоядерное изделие. Честь нации требовала срочно изготовить свое такое и показать всему миру. Проблема была в том, что для этого нужен был тритий. Счетоводы из министерства обороны прикинули в уме, сколько будет стоить новый реактор, сколько его будут строить и отправили парням в Уиндскейле приказ думать, как за минимальные деньги и время конвертировать реактор в наработчик трития.

Ученые не ударили в грязь лицом: в топливные пеналы кроме урана теперь добавляли литий-магний, а оребрение пеналов, служившее лучшему теплообмену, уменьшили, чтобы увеличить температуру для большей производительности. Это помогло, но первое испытание термоядерной бомбы прошло неудачно, и военные потребовали срочно увеличить производительность реактора в 5 раз! Для этого пришлось увеличить температуру в реакторе сверх проектной. Техперсонал протестовал, но их мнение военных не интересовало. В таких условиях авария не могла не произойти.

Одной неприятной особенностью графитовых реакторов является эффект Вигнера: под воздействием нейтронной бомбардировки внутри графита накапливается напряжение, которые может спонтанно выплескиваться взрывным ростом температуры в точке напряжения и структурными деформациями. Американцы на своих графитовых реакторах столкнулись с таким эффектом и знали, что при температурах выше 250 градусов Цельсия это явление не наблюдается. Но англичане при проектировании реактора об этом не знали, и поэтому он работал при температурах ниже 200 градусов Цельсия. Когда данное явление дало о себе знать, то графит реактора раз в несколько месяцев кратковременно нагревали (проводили отжиг) до 300 градусов Цельсия.

7 октября 1957 года как раз было решено провести очередной цикла отжига, который не дал необходимого результата, и тогда, 8 числа, провели второй отжиг, признанный успешным. Первые подозрения, что-то пошло не так, появились утром 10 октября, когда один из термодатчиков начал показывать, что температура в ядре реактора не падает, как должна, а, наоборот, растет. Так как работники реактора не понимали, чем может быть вызвана данная аномалия, то они решили увеличить поток воздуха для лучшего охлаждения реактора. Это действие дало прямо противоположный результат, и в красную зону начали перемещаться стрелки термодатчиков и других каналов.

Тем временем внутри реактора творился сущий ад. Ранее, во время отжига, один из топливных стержней отжег: у него треснул алюминиевый корпус и уран в нем начал гореть, что и вызвало повышение температуры в канале. Когда работники запустили вентиляторы, усилив поток воздуха, огонь получил подпитку кислородом и разгорелся во всю, нагрев кладку графита до 400 градусов Цельсия. Из-за нагрева начали плавиться и лопаться соседние топливные стержни, и постепенно огонь начал распространяться на другие каналы. Процесс был не то чтобы быстрый: до момента обнаружения аномалии пожар в реакторе шел уже более суток!

Пока персонал думал над тем, почему же растет температура в реакторе, бригадир новой смены ехал на своем автомобиле и наблюдал, как из дымовой трубы реактора валят клубы черного дыма. “Это ж неспроста” – подумал он и сообщил коллегам. Те почесав в затылке с сомнением подумали: неужели пожар? Чтобы убедиться, что это так, двое сотрудников облачились в защитный костюм, сняли крышку, закрывающую канал реактора, и заглянули внутрь! Еще раз: они просто заглянули своими глазами прямо в реактор! Описать увиденное фразой “not good, not terrible” у них уже не вышло – скорее все было на стадии “бл*** п*****ц”, так как внутри канала реактора все было красным.

В это же время один из руководителей забрался на крышу реактора и заглянул за его заднюю стенку - на бассейн с водой. Там тоже все было озарено красными всполохами и вроде что-то вытекало из каналов реактора. А еще там нещадно фонило, но это было уже сущей мелочью. Теперь сомнений в том, что случился пожар, не было, но вот что делать, было решительно непонятно. В позднем интервью один из работников сообщил “нам было некогда паниковать”. Видимо, сообщить местным властям о масштабной утечке радиации было тоже некогда – никогда до этого не сообщали ведь. Поэтому местные жители и не подозревали, что им на головы сыпятся радиоактивные отходы. Спасибо “глупости Кокрофта”, которая сумела отфильтровать немало радиоактивных частиц.

Поняв в чем проблема, персонал реактора начал думать о том, как тушить пожар. Выяснилось, что протоколов поведения на такой случай не было продумано. Самый логичный поступок – остановить вентиляторы и прекратить доступ воздуха в реактор, чтобы пожар быстро выжег кислород и потух сам, – не сделали. Вместо этого было решено попытаться с помощью металлических шестов вытолкнуть топливо из реактора. Ясное дело, что ни о каком приоритете безопасности тут не думали. Люди открывали крышки каналов и вручную пытались вытолкнуть все топливные стержни. Эти действия во многом усугубили ситуацию, так как часть стержней падали мимо бассейна с водой и раскалывались, выбрасывая в воздух кучу радиоактивных частиц. Вытолкнуть же топливо из горящих каналов не вышло вовсе - металлические шесты просто погружались в расплавленный топливный стержень.

К вечеру 10 числа удалось вытолкнуть большую часть стержней из не пострадавших каналов. Тем не менее, пожар и не думал утихать, а как его тушить никто не понимал. Первой идеей было закачать в реактор углекислый газ. Но от этой мысли отказались, так как не было технической возможности её реализовать. Утром 11 октября (через сутки после обнаружения факта пожара) температура внутри реактора достигла 1300 градусов Цельсия, что грозило разрушением бетонных конструкций. Тогда было принято решение залить реактор водой. Данный метод был опасен, так как при кипении воды мог образоваться очень взрывоопасный свободный водород. Тем не менее рискнули, но и эта мера не дала результата.

И только испробовав все неочевидные методы, англичане решили применить очевидный: отключили вентиляторы и прекратили подачу воздуха. И совершенно не внезапно это помогло. Как и ранее, заглядывая через снятую крышку канала внутрь реактора, персонал следил, как огонь затухал. Во время аварии в воздух был выброшен целый зоопарк радиоактивных изотопов: йод-131, цезий-137, ксенон-133, стронций-90 и т.д.

Власти поначалу попытались скрыть сам факт аварии, но повышение уровня радиационного загрязнения зафиксировали в Европе и подняли шум. Тогда всё пришлось признать, но последствия аварии были серьезно занижены. Местным жителям сообщили, что опасаться ничего не стоит, только запретили пару недель пить молоко, так как в нем мог содержаться радиоактивный йод.

Отчет об аварии поручили написать самим её участникам, так что в его непредвзятости есть сомнения. В частности, в отчете утверждалось, что меры, предпринятые для устранения аварии были быстрыми, эффективными и адекватными, непосредственного ущерба здоровью населения или работников Уиндскейла не было. Epistula non erubescit (бумага все стерпит).

Но даже в таком виде доклад не стали публиковать до 1988 года, так как описанный там бардак в технической части и в мерах безопасности бросал тень на Британию и её атомную промышленность. Точное число жертв неизвестно, но оценивают порядка 200-250 человек, пострадавших от заболевания связанных с радиацией. Поэтому да, безопасность должна быть главным приоритетом атомной отрасли. И никак иначе.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_564651
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Виталий Илинич.

Автор, ты снова с ума сошел? Какие деньги, ты что? Да кто на них во время войны смотрит, просто плюнуть и растереть! Презренные бумажки, да на них срать с высокой колокольни! Эй, погоди, как это плюнуть и растереть? Ведь деньги – это универсальный эквивалент всего! А значит вот стОит Т-34 350 000 рублей, можно его – Рраз! – и конвертировать напрямую в полсамолета. Ну а че, через деньги это легко делается. Как нет алюминия? Че за сложности?

Да, люди понимают деньги очень своеобразно. Реально, одна часть читателей представляет себе стоимость, как вот буквальное выражение в шуршащих купюрах. Вы вот можете себе представить, что советский завод в годы войны не отдает военпреду танки, пока тот не отслюнявит купюры? Бред же какой-то. И в реальности военпред не ходил с огромной мошной. Но танк при этом не только имел свою цену в рублях, но и менял ее со временем (ну, по мере упрощения конструкции, например). Казалось бы, какая разница, всё равно на это никто не смотрит? Смотрят, и еще как!

Дело в том, что деньги, как таковые, это не совсем то, что мы себе представляем. Вот эти привычные нам денежные знаки, или даже просто обозначение «рубли» - это всего лишь способ отображения денег. Сами по себе деньги, как таковые, это не рубли или доллары. Деньги – это универсальный эквивалент всего (ну, кроме любви, наверное). А рубли – это лишь удобный способ применять единицы измерения.

Что за дичь? Да нормально всё. Смотрите, вот чтобы построить танк, надо взять сколько-то стали, сколько-то электроэнергии, сколько-то резины, сколько-то рабочих, сколько-то станков, и так далее. А чтобы это получить, нужно взять сколько-то угля, рабочих, электроэнергии воды, да много чего. И для взаимообмена между заводами, а также учета всего этого в экономике и нужен некий универсальный эквивалент. Ну, чтобы не выражать в документах танки в кирзовых сапогах, а сапоги в шурупах, шурупы в мешках песка, а мешки песка в часах уборщиков, требуется некий единый стандарт. Этим стандартом и будут деньги. В них всё измеряется.

Это примерно как система единиц измерения длины. Нельзя же сказать, что в военное время длину можно отбросить. Или что сантиметры в годы войны значения не имеют, а синус может достигать четырех. Нет, в войну точно так же используются рулетки и линейки, а синус столько же, сколько в мирное время. Вот деньги – это как сама система измерений, сама идея об унификации мер. А условные рубли – это как сантиметры. Просто удобная единица измерения.

Да, там не совсем прям один в один, потому что деньги подчиняются неким законам экономики, даже при плановой экономике, но всё же относительно понятная аналогия. Так что во время войны от денег отказаться не получится – зачем лишать себя удобного инструмента. Просто если про что-то говорят, что оно было дорогое, это не значит, что оно в магазине дорого стоило, и можно было попросить «батю» купить, мотивировав это тем, что очень надо, война же. Нет, в данном случае цена – это сложность и затратность производства единицы продукции. Правильнее назвать это себестоимостью. Сколько на нее ушло стали, угля, рабочих часов, станкочасов, алюминия, электроэнергии и воды. Они из ниоткуда не берутся, все добываются огромным трудом. А эта стоимость показывает, сколько этого вот добытого трудом в нужной единице продукции.

Эта же стоимость в некотором роде показывает нам и возможность альтернатив. Вот вместо дорогого танка можно эти деньги потратить на много грузовиков, например. И это реально так, но главное понимать, что это делается не напрямую. Нельзя конвертировать танк в грузовики через деньги. Можно направить эту сталь, электроэнергию, рабочих и станки на производство грузовиков, вместо танков. И деньги перекочуют вместе с ними. Потому что все эти ресурсы можно выразить в универсальном эквиваленте. Просто он не всемогущ, и сам по себе танки не делает. Он нужен в основном для удобства и измерения.

Но если у нас чего-то в производственной цепочке не хватает, например, алюминия, то будь у тебя хоть сколько условных «денег», родить алюминий из ничего не получится. И купить не всегда возможно. Поэтому запросто перевести танки в самолеты не выйдет. Нужно специфическое производство и иные материалы. Они тоже стоят денег, просто не делаются из денег напрямую.

Таким образом, деньги на войне очень нужны, без них будет тяжело. Вот только это не хрустящие бумажки, а кое-что более глобальное.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_566815
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!

Автор: Аня Веснина.

У них были триста пятьдесят на тридцать на два с половиной километра хребта, сейсмичность порядка девяти, если не больше, баллов, пятнадцать с гаком проектных километров тоннеля и по одной геологоразведочной скважине на каждый километр пути. Не то чтоб по этим исходным данным нельзя было догадаться, что стройка будет непростой, но предугадать, насколько феерическое комбо из проблем тоннель соберет на своем пути, не вышло совсем. Человеческие жертвы, радиация, плывуны в гранитах, термальные воды, перенапряженные породы, краш-тест для нескольких поколений техники из разных стран и обкатка целого ряда новых технологий; все это — об истории Северомуйского железнодорожного тоннеля, самой долгой стройке Байкало-Амурской магистрали.

При упоминании БАМа почти всегда у кого-нибудь да возникает вопрос: зачем вообще было затевать стройку в таких тяжелых условиях? Ответ кроется в проблемах Транссибирской магистрали: недостаточная, несмотря на серию модернизаций, пропускная способность, расположение уязвимо близко к границе и, при этом, на удалении от разнообразных природных месторождений — угля, нефти, железной и медной руд, редких металлов... Короче, строительство более северной магистрали напрашивалось само собой, и избежать в этих суровых краях столкновения с природными преградами и тяжелыми условиями было невозможно при любом раскладе. Одной из таких преград на пути БАМа и стал Северо-Муйский хребет.

На то, что строительство не будет лёгкой прогулкой, намекали не только внушительные размеры и крутизна хребта. Хотя на тот момент его структура не была как следует изучена, известно было, что весь район, где он располагается — горяч и сейсмоактивен, ведь стоит на втором по величине из находящихся на суше стыке двух тектонических плит, движущихся в противоположные стороны; по-умному — находится в наиболее сейсмоактивной части Байкальской рифтовой зоны. Потряхивает эти места регулярно, буквально тысячи раз в год. Наглядный пример местного сейсмического потенциала — Муйское землетрясение 1957 года, которое оценивают приблизительно в 10–11 баллов по шкале Рихтера. В результате него немного поменяли своё расположение хребет Удокан и Намаркитская впадина, в последней образовалось озеро, а в ключах и скважинах водоснабжения на удалении в сотни километров от эпицентра резко повысился объем поступающей воды. До Читы (порядка пятисот километров от эпицентра) докатились семибалльные толчки. Обошлось всё это безобразие, по счастью, без жертв.

Итак, на пути стройки века было потенциально очень неспокойное и очевидно весьма массивное препятствие. Преодолевать его запланировали, конечно, не там, где горы достигали высоты два с половиной километра, а на наиболее низком участке — в Ангараканской седловине, высота которой чуть больше километра. Но и в седловине варианты открытого прохождения трассы, то есть, те, которые предполагали тянуть железку поверх хребта, не годились из-за слишком крутых уклонов, а также угроз камнепадов и лавин. В итоге, из более чем двадцати предложений оптимальным был признан проект тоннеля длиной 15 343 метра с двускатным профилем: если такой тоннель разрезать вдоль, его линия будет похожа на двускатную крышу — от входного портала идет с небольшим уклоном вверх, а примерно с середины идет к выходу с небольшим уклоном вниз.

По трассе тоннеля были запроектированы геологоразведочные скважины через каждые пятьсот метров, но проект решили удешевить и выполнили их по одной на каждый километр. И — невероятная удача — геологоразведка показала на пути тоннеля отличную породу и полное отсутствие проблем.

В мае 1977 года началась проходка тоннеля с его восточного портала, через год навстречу началась стройка с западного. Технология была следующая: сначала в пятнадцати — тридцадцати метрах от основной трассы тоннеля прокладывалась разведочная транспортно-дренажная штольня. По сути, рядом с основным строился вспомогательный тоннель значительно меньшего сечения, чтобы уточнять, с чем придётся иметь дело в толще хребта, по ходу работы отводить грунтовые воды и организовывать пути для обслуживания тоннеля. Строительство основного тоннеля немного "отставало" от штольни. Параллельно с началом работ от порталов на трассе тоннеля строились три вспомогательных вертикальных шахтных ствола, из которых затем тоже в обе стороны будет прокладываться тоннель.

Работа спорилась и всё, казалось, складывалось благополучно.

А в 1979-ом проходческая бригада, работавшая с западного направления, напоролась на локальный апокалипсис. Опережающая дренажная штольня обнаружила небольшой разлом. Когда же к проблемному месту подошел основной тоннель, гранитную стену проломил бешеный поток. У них на пути, как выяснилось позднее, оказался участок древнего русла реки Ангаракан — его назовут Ангараканским плывуном — и вода под большим давлением взорвала остававшуюся между ней и забоем гранитную перемычку. Сотни тонн воды с песком и каменными обломками хлынули внутрь с такой мощью, что породопогрузочную машину весом больше 20-ти тонн отшвырнуло на триста метров. Погибли люди.

Стало понятно, что удачная геологоразведка что-то упустила.

Для прояснения ситуации внимательно присмотрелись к спутниковым снимкам и обнаружили, что на самом деле Северо-Муйский хребет в месте прохождения тоннеля — не монолитная глыба. Он разрезан четырьмя разломами — глубокими трещинами в земной коре, забитыми перетертыми в песок породами, глиной и водой под давлением. На самый крупный из четырёх разломов и наткнулись строители Северомуйского тоннеля в 1979 году.

Аварию (первую из, увы, многих) ликвидировали почти два года. Для этого пришлось построить четвёртый шахтный ствол, откачивать воду, закачивать в готовый тоннель бетон, чтобы закупорить прорыв.

Было очевидно, что этот участок БАМовской стройки затягивается. Но как быть с подвозом всего необходимого на стройках за хребтом? Пришлось вернуться к идее крутого верхового объезда.

В 1982-83 проложили временный Северомуйский обход — ненамного длиннее тоннеля (24 километра), но с жутким для железной дороги уклоном: на каждые сто метров дороги перепад высоты четыре метра. Из-за этого грузовые поезда приходилось перевозить по частям: тепловоз тянул лишь несколько вагонов за раз. Пассажирские перевозки по этому обходу и вовсе были запрещены, людей перевозили автобусами.

Но вскоре стало ясно, что строительство Северомуйского тоннеля затягивается всерьёз и очень надолго. Слишком крутой обход был приемлем лишь как краткосрочная мера, поэтому в 1985 году ему на смену стали строить другой объездной путь — второй Северомуйский обход. Чтобы уменьшить уклон более чем вдвое, дороге пришлось петлять, поднимаясь наверх серпантином, что сказалось на протяжённости пути. Длина второго обхода составила 64 километра и по нему было разрешено передвижение как грузовых, так и пассажирских поездов, но с ограничением скорости, дорога занимала больше двух часов. Движение было запущено в 1989-ом, а с первого, временного, обхода, сняли рельсы. Мосты же и насыпи сохранились до сих пор.

(pic.2 «Чертов мост» — участок второго Северомуйского обхода, полукруглый мост на двухъярусных опорах высотой до 35-ти метров над рекой Итыкит. При проходе тяжелых составов жутенько вибрировал (но так конструктивно и планировалось), за что и получил соответствующее прозвище. Зато виды с него открываются эффектные.)

Сквозь хребет тем временем прогрызались всеми доступными техническими и научными мощностями.

Изначально прокладку тоннеля вели традиционным буровзрывным способом (в породе бурятся углубления, они заряжаются взрывчаткой, подрываются, отбитая взрывом порода отгружается и всё с начала) и отечественной техникой — так, с западного портала работы начинал проходческий щит 1936 года выпуска, прорубавший раньше московское метро. Но когда вскрылся обалденный букет сложностей, на строительство Северомуйского тоннеля стали закупать самую современную импортную технику. Здесь отработали высокоэффективные буровые установки «Фурукава» из Японии и «Тамрок» из Финляндии, механизированные тоннелепроходческие комплексы «Робинс» из США и «Вирт» из Германии. Один из «Виртов» (их на стройке было два) в какой-то момент так зажало породами, что понадобилось строить обходную штольню, чтоб сбоку подобраться к встрявшему ротору и высвободить его. В самых критических условиях не отказывали только отбойные молотки, так что значительную часть выработок всё же проходили по-старинке.

Технику иностранцы продавали охотно, но направлять на стройку своих специалистов не рисковали. В горных выработках, ко всем прочим радостям, в разы превышал норму уровень радиации.

Причиной был радиоактивный газ радон. Исследования показали, что основным его источником были радоносодержащие воды в почвах. Проблему удалось решить с организацией вентиляции, но пока велось строительство и тянущиеся навстречу друг другу выработки были еще тупиковыми, обеспечить циркуляцию воздуха в необходимом объеме было затруднительно. Поэтому, кроме организации вентиляционного режима, для контроля ситуации прибегали и к другим методам: перевод персонала в категорию А — сотрудники, работающие с источниками радиации, средства индивидуальной защиты, постоянный контроль за уровнями облучения работников.

Но самой животрепещущей проблемой, конечно, оставалось прохождение сквозь неоднородный и непредсказуемый массив хребта — крепость пород в нём варьировалась от почти воды до крепчайшей скалы. Неординарные вызовы требовали неординарных, уникальных в своём роде решений, и такие решения родились.

При стройке Северомуйского тоннеля команда советских учёных разработала новый химический способ укрепления особо рыхлых пород: в пробуренные скважины двумя потоками (чтобы не схватились раньше времени) заливали жидкое стекло, бетон и химические добавки, которые, застыв, образовывали вокруг выработки подобие жесткого скафандра.

Для укрепления грунтов над тоннелем в зонах разломов из штольни бурили «ходки» и устраивали выше кровли тоннеля камеры, которые заполняли монолитным бетоном. Стены же самого тоннеля в наиболее сейсмоопасных местах делали 3-х и даже 4-х слойными: сначала черновой бетон, армированный металлическими анкерами, затем сборное тюбинговое покрытие, дополнительный слой железобетона, а в Ангараканском разломе, чтобы полностью исключить поступление воды, ещё и финальный слой металлоизоляции. Тоннель оказывался надёжно заключён в несколько довольно подвижных относительно друг друга труб, и чтобы эта система не деформировалась от неизбежного воздействия холодного наружного воздуха и воды в грунтах, в тоннеле было решено постоянно поддерживать положительную температуру воздуха, хотя подогрев и дорогое удовольствие.

Один из занятных элементов системы поддержания микроклимата — вентиляционные ворота. Тоннель — практически прямая труба с концами по разные стороны хребта, так что будь он открыт всем ветрам, был бы не просто трубой, а отличной аэродинамической трубой. Это значило бы проблемы с эвакуацией людей и организацией проветривания в случае аварийных ситуаций, пожаротушением и, конечно, гарантировало бы наледи и промерзание всего и всех, что есть в тоннеле зимой. Поэтому на обоих порталах тоннеля установили специальные ворота, которые открываются только для прохождения поезда. Но на случай, если что-то пойдёт не так, они сделаны из лёгкого материала, так что локомотив может пробить их без вреда для себя и остального состава.

К 1991 году было пройдено больше 13 километров тоннеля. Из-за недостатка финансирования, на последние два с небольшим ушло целое десятилетие.

Но несмотря на все невзгоды, в марте 2001 года наконец произошла сбойка тоннеля — Северо-Муйский хребет был пройден насквозь. В декабре того же года по самому длинному в России ж/д тоннелю прошёл первый поезд.

А ещё через два года, в декабре 2003-го, спустя 26 лет после начала строительства, тоннель был наконец введён в постоянную эксплуатацию. Поезда, по 14—16 штук в день, пошли через Северо-Муйский хребет кратчайшии путём и не сбавляя скорости, и теперь путь из Ангараканского в Муяканское ущелье занимает у них всего лишь 20–25 минут. Для преодоления хребта больше не нужно расцеплять на несколько частей тяжёлые грузовые поезда и подолгу ждать, когда же освободится трасса, для которой, со всеми её лихими виражами и двумя тоннелями, постоянная нагрузка из тяжеловозов выливалась в очень дорогое обслуживание. Но обход всё ещё функционирует: два раза в день по нему проходит поезд для рабочих.

Строительство Северомуйского тоннеля вошло в историю одновременно и как мощный просчет, и как инженерный подвиг. Было ли это напрасной тратой сил, "дорогой в никуда" как иногда говорят о БАМе в целом? Глядя на растущий трафик Байкало-Амурской магистрали, на которой вновь кипит стройка, можно уверенно сказать: нет.

Оригинал: https://vk.com/wall-162479647_560262
Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!