![Мое советское детство](http://s13.pikabu.ru/images/series/2024/06/03/1717401436190875978.png)
Мое советское детство
75 постов
75 постов
Далеко не самое комфортное чтение, но затягивает. Чем-то схоже с "Плэйлистом волонтера" (книгой, а не сериалом).
Отличный роман. Очень тяжелый (в какой-то момент у меня было ощущение, как от пьес и фильмов Сигарева - "Пластилин", "Жить", "Страна Оз" и ранних пьес Мартина Макдонаха - "Череп из Коннемары", "Человек-подушка", "Королева красоты", "Сиротливый запад") но в итоге осталось светлое ощущение. Хотя хэппи энда я здесь в упор не вижу.
Живые и неудобные люди. Все живые, даже самые плохие/неумелые/равнодушные/злые/обиженные/брошенные, и у каждого своя правда. Плотный, ритмичный, жесткий текст— и при этом каждая линия сюжетно завершена. Юмор, который, скорее, между строк, чем наяву, иногда злой; беспощадно точные характеристики героев. Великолепная работа с очень непростой фактурой (снимаю шляпу). И финал сильный. Рекомендую.
О книге:
Настя, дефектолог в коррекционной школе, хочет помочь одному из своих учеников — Диме. Его родители переезжают за границу со старшими детьми, а Диму хотят определить в интернат.
В попытке во что бы то ни стало сохранить чужую семью, Настя не замечает, как рушит свою собственную.
Писатель — человек, основной рабочий инструмент которого... нет, не воображение, как многие думают, хотя это тоже важно. Основной писательский инструмент – это память.
В детстве, например, у меня была память не эйдетическая (мне кажется, с абсолютной памятью невозможно быть писателем), но очень цепкая. Помню, в какой-то из дней я не пошел в детский сад, мама взяла меня с собой на работу. Это была большая бухгалтерия нефтяного управления. И чтобы я не скучал, мне была выделена печатная машинка (тогда еще не было компьютеров). Играя, я напечатал по памяти большую главу из детской книги, которая мне очень нравилась. Про шпионов. Почти дословно. Чем очень впечатлил маминых коллег. Девушки из бухгалтерии охали и ахали, и предрекали мне «будешь писателем» — хотя я говорил им, что это напечатано по памяти. Забавно сейчас вспоминать.
Так вот, главное, мне кажется, помнить не отдельные факты или, скажем, фрагменты книги/фильма/песни, а – свои впечатления и мысли в тот момент, когда ты это увидел/прочитал/услышал/пережил. Я бы назвал это "эмоциональной памятью".
====
Печатная машинка "Ятрань", СССР
Челентано я обожал с детства, веселый, клевый, невероятно смешной в своей хмурой маскулинной токсичности (вспомним "Укрощение строптивого"), он со своей итальянской манерой петь в нос, с песнями, которые звучали в детстве, кажется, отовсюду, из любого прибора, где есть электричество (я не понимал ни слова, но зачем и нужны были те слова? Когда итальянский звучит так звонко, задиристо и тепло), фактически он был для меня итальянским братом-близнецом Караченцова. А как он танцевал! Никто не мог так танцевать (ладно, только тот же Караченцов и Константин Райкин из Труффальдино из Бергамо). Я напевал его песни, не зная ни слова по-итальянски, наедине у зеркала подражал его движениям. Я хотел бы так же хмуро-маскулинно действовать на женщин, как он. Челентано мой кумир? Нет, я не мог так сказать. Какой из Адриано кумир? Он же смешной! А кумиры не бывают смешными и легкими, это вам любой мальчишка тех времен скажет.
Пришли 90-е. Челентано остался в советском детстве, там, где ярко, солнечно. Там, где меня больше не было. Я вырос. Голос Челентано больше не звучал в моей голове.
В 2002 году я шел от театра-студии МХАТ — мимо Большого театра, рядом с Малым. Я только что провалил прослушивание на актерский и был не в самом лучшем настроении. И вдруг услышал знакомый хрипловатый голос. Песня не была веселой, и вообще, кажется, не напоминала того, старого советского Челентано с ногами на пружинках, но... У меня вдруг пошли мурашки по спине. Человек пел о чем-то очень важном — прямо из глубины бездонной души. Голос доносился из маленького магазинчика с дисками. Я вошел.
- Кто это поет? - спросил я у продавца. Тот пожал плечами.
- Как кто? Челентано. Ты уже пятый спрашиваешь.
Продавец напоминал рыбака, который нашел рыбное место и подсекал очередного любопытного окуня.
Так для меня начался период нового, взрослого и драматичного Челентано. Я купил диск (он был настоящий лицензионный, из Италии, с текстами песен, фотографиями, поэтому нереально дорогой) и заслушал его до дыр. После этого я переслушал все альбомы Челентано и до сих пор слушаю.
Я слушал его озорным, ярким, драматичным. Я слушал его мрачным и безнадежно-насмешливо пессимистичным. Я слушал о светлой грусти по ушедшему другу (да, я теперь немного знаю итальянский), который улыбается тебе радугой после дождя и просит слушать только настоящую музыку.
Челентано мой кумир? Ну что вы, какой кумир. Он же смешной! А кумиры не бывают смешными. Это вам любой мальчишка скажет.
1 сентября. Забираю дочь (9 лет) из школы.
- Злата, а домашнее задание вам сегодня задали?
- Завтра будет! - Злата вспоминает, на мгновение задумывается. - Оооо, нет. Опять задания!
Девица вдруг оживляется:
- Всё, я придумала! Ты будешь за меня их делать!
Вот хитрая мелочь.
- Ага, щас, - говорю я, - Я, вообще-то, уже был в школе.
- Нет, папа! Нет! Ты мало страдал!
В сентябре выходит моя новая книга.
Это жесткий триллер, написанный в соавторстве с режиссером и сценаристом Владимиром Мистюковым (х/ф "Рейк" 2019).
О книге (издательская аннотация):
История не знала более изощренных и жестоких игр: одна человеческая смерть - за один фрагмент паззла. И лишь когда паззл сложится, можно будет узнать, где маньяк спрятал свою жертву...
Серийный убийца и маньяк по прозвищу Доктор Чистота похитил и спрятал жену полицейского Свечникова. Маньяк задержан, но молчит. Свечникова не допускают к допросам, и он уже на грани полного отчаяния.
От безысходности полицейский устраивает извергу побег...
Книга 2: Солнце в холодной воде
Вторая книга большого романа о войне с великим древним чудовищем. 1959 год.
Синюгин и Коннери добираются до Кубы, хотя и разными путями -- и им придется столкнуться друг с другом, рано или поздно. Объект "Старик" продолжает свое пришествие -- он идет к Кубе. США и СССР приводят свои вооруженные силы в боеготовность. Ктулху получит ядерного пинка! Но поможет ли это против мертвого бога? В Европе от сожженого Монако распространяется пожар сумасшествия, фанатики создают государство культистов, которое, как раковая опухоль, пожирает цивилизованные страны. А где-то в Чили прячется загадочный Генрих Майнер, который, кажется, знает, что со всем этим можно сделать. А еще в романе есть Че Гевара и противотанковая пушка.
Чтобы утопить атомную подлодку, нужны серьезные знания, навыки и, главное, желание:)
Из книги "Хождение за три моря. Лебединая песня крейсерской подводной лодки К-43", автор Теренов А.И. (мемуары командира лодки):
"На удивленные вопросы командиров, почему, мол, столько времени уделяем борьбе за живучесть, ведь состояние корабля идеальное, все исправно, я отвечал, что у нас все еще впереди (как в воду глядел). Атомная подводная лодка хоть и сложный механизм, но при соблюдении элементарных Законов подводной службы ее очень трудно утопить, нужны серьезные знания, навыки и большое желание."
В то лето я был в пионерском лагере на Азовском море.
Мы жили в маленьких синих домиках на четыре человека, а к морю ходили через сосновую рощу, усыпанную сухими иголками, там еще по пути было маленькое озеро с коричневой водой. Азовское море оказалось мелким и очень соленым, а по песчаной косе, куда нас, конечно, не пускали, можно было дойти до его середины.
Это было лето бумажных бомбочек.
Святой Ильич, благослови жару и воду. Я был мастером бомбочек -- всех размеров и форм. Я их сотни в то лето сделал. Я работал на себя и на заказ. Я мог свернуть бомбочку из одного листа бумаги, из двух, из четырех. Мои бомбы прекрасно держали воду и взрывались с гулким хлопком, гарантированно забрызгивая радиус поражения. В бумажном мире я был бы самым ценным бойцом Бумажной Ирландской Республиканской Армии (БИРА).
Когда я сидел и рисовал в свободное время, ко мне подошел пацан из отряда на два года старше. Он заглянул мне через плечо и кивнул.
- Ты умеешь рисовать, - сказал пацан из старшего отряда. Это был не вопрос, а утверждение. - А лепить ты умеешь?
- С какой целью интересуешься? - так надо отвечать, когда тебя собираются втянуть в явно криминальное дело, но тогда я не осознал угрозы.
- Умеешь?
- Да, - сказал я. И все заверте...
Пацан из старшего отряда рассказал, что ему нужно. Это был такой Дэнни Оушен, который сразу после отсидки затевает новое дело, а я при нем Брэд Питт, который жует арахис и работает голосом разума. "Ты хочешь ограбить казино?" "Четыре казино". Тут надо задумчиво пожевать арахис, но я даже не знал, что он так называется.
Дано: домик на четверых. Девчонки из отряда Дэнни, то есть старше меня. И мы должны их напугать. Клево!
Вообще-то, в идеале мы хотели достать фосфорной краски, чтобы нарисовать скелет на оконном стекле. Чтобы когда стемнело, скелет начал светиться, а девчонки увидели и завизжали. Но это план сорвался, потому что достать фосфорную краску было негде. Тогда мы приступили к плану Б. Лягушка из мыла!
Сначала мы придумали паука, но у него постоянно ломались ноги. Мышь? Нет, мышь не годится. Лягушка! Да. Все девчонки боятся лягушек. Ее должен был слепить я, потому что я талантливый, рисую, леплю, делаю бумажные бомбы, и теперь мой талант оценили по достоинству. Так сказал Дэнни.
Наконец-то.
А лягушку нужно подбросить в комнату девчонкам, чтобы...
"Смотри", учил меня Дэнни. "Девчонки испугаются, закричат, выбегут, будут дрожать и бояться. И прижиматься к тебе от страха. Там уж не теряйся". В общем, это была стратегическая цель великого проекта.
Не то, что тесные объятия девчонок казались мне в тот момент интересными, но сама мысль, что они увидят лягушку, испугаются, завизжат и начнут голышом выскакивать из домика, мне показалась забавной. Да животики надорвать!
Я слепил лягушку из розового мыла (ну, какое было). Из мыла очень сложно лепить, даже трудно сказать, с какой попытки я справился. Не помню, почему не из пластилина. Может, его у нас не было -- я был в двух лагерях, но нигде не помню, чтобы я лепил. Впрочем, покажите мне человека, который испугается лягушки из советского пластилина...
Очень похоже получилось, за исключением цвета. Лягушка была полупрозрачная и словно вареная. Или больная. Так было даже лучше, потому что девчонки никогда не возьмут в руки ничего больного, если это не котенок. Мы пошли на дело. К этому времени о готовящейся афере уже знали все мальчишки моего отряда, и всем это дико нравилось, поэтому на дело вместо двух человек пошли пятнадцать. Это все равно как если бы взрывать маленький мост через ручей пришла вся партизанская бригада Ковпака. И "Красная капелла" заодно. И Зорге.
Мы подкинули лягушку в домик и затаились в ожидании. Пятнадцать человек разбежались по кустам вокруг и стали ждать, подхихикивая и пихая друг друга локтями.
Прошло пять минут.
Прошло десять. Никакого эффекта.
Никто не кричал, не визжал в ужасе, не выбегал из домика в одном белье...
В общем, что-то пошло не так.
Мы с друзьями переглянулись, я пожал плечами. Дэнни напряженно смотрел сквозь заросли. Лицо у него закаменело.
Вдруг дверь в полной тишине распахнулась. Мы вздрогнули. Сейчас! Сейчас побегут девчонки! Да!
На порог неторопливо вышла девчонка, взрослая и, как мне показалось, наглая. Волосы у нее были короткие, до плеч. Наглая девчонка огляделась. Вряд ли она собирается к кому-то прижиматься, подумал я.
- Дэнни! - крикнула она в окружающие кусты. (может, его звали Денис? Не помню) - Дэнни, я знаю, ты здесь! Слышишь!
Дэнни привстал, потом сел. Но молчал.
- Трус! - крикнула наглая девчонка.
Дэнни молчал.
- Как хочешь! - она выбросила на дорожку розовую лягушку из мыла. Мою лягушку. Фигурка развалилась на куски. Меня как ножом по сердцу резануло.
Наглая девчонка помахала красной расческой-массажкой.
- Ты все равно ее не получишь!
Дэнни сжал зубы, я видел, как он разозлился. Но Дэнни молчал, только уши багровели. Девочка покричала еще, затем ушла.
Все было кончено.
Дэнни и его пятнадцать юных друзей ушли ни с чем. Дэнни шел рядом со мной, хмурый и задумчивый.
- У тебя есть еще бомбы? - спросил он наконец.
- Только одна.
- Дай мне.
- Ладно, - сказал я. Хотя это была моя лучшая работа и мне было жаль расставаться с этой бомбой. Она казалась мне идеальной. Я сделал ее из двух тетрадных листов. Я разрисовал ее под атомную бомбу "Толстяк" и подписал. Не было ничего на свете, чего бы я боялся больше атомной войны (разве что собак), и я изживал свой страх через творчество. По оболочке в клеточку тянулись нарисованные шариковой ручкой защелки и швы.
Мне было жаль расставаться с этой бомбой, но чего не сделаешь для человека в беде?
Дэнни забрал бомбу, кивнул мне и ушел. Мне показалось, он шагал как-то по-особому решительно.
Когда мы сели ужинать, пришла вожатая. Рядом со ней стояли двое пионеров с красными повязками дежурных и в голубых пилотках. Пионеры ухмылялись. Я отложил ложку и встал.
За мной пришли.
Позже я узнал, как было дело. Дэнни взял бомбу, наполнил водой и, проходя, мимо домика девчонок, закинул внутрь. Бомба гулко лопнула и гарантированно залила водой радиус поражения. Девчонки визжали и выбегали из домика. И наглая девчонка тоже. Дэнни стоял рядом и смеялся.
В общем, фирма веников не вяжет.
В наказанных сидели мы оба. Не думаю, что Дэнни меня сдал. Наоборот, когда я вошел, он посмотрел на меня с удивлением. Меня подвело тщеславие художника. Бомба была аккуратно подписана моим именем.
Мы сидели в дисциплинарной комнате со сломанными стульями, потом нас отправили подметать двор.
- А зачем тебе расческа? - спросил я, орудуя метлой. Я наконец, сообразил, что было на самом деле целью Дэнни. Но зачем ему женская расческа? Массажки тогда считались женскими.
- Низачем, - буркнул он и смахнул волосы с глаз. - Дурацкая штука, терпеть ее не могу. Мать положила с собой. Если бы эта дура ее не взяла, потерял бы где-нибудь.
- А зачем тогда хотел забрать?
Дэнни пожал плечами. И мы продолжили трудовое воспитание.
На следующий день пришла наглая девчонка, смотрела, как мы подметаем. Дэнни упорно ее не замечал, мел и мел, поднимая пыль. Я чихнул, затем еще. Девчонка долго не уходила, даже окликнула Дэнни. Теперь она не казалась такой наглой. Дэнни поднял голову, посмотрел на девчонку и тут же отвернулся. Но что-то в нем изменилось.
Видимо, тут дело все же было не в расческе. Я так думаю.
На следующий день меня вернули в отряд, а Дэнни остался на штрафных работах. Бомбочек я больше не делал (именных точно). С Дэнни мы виделись пару раз, кивнули друг другу издалека, как старые подельники, а через несколько дней закончилась лагерная смена. Я без задних ног продрых "королевскую ночь", еле отмыл зубную пасту, вернулся в Вартовск и привез младшей сестре игрушечную плиту (увы, плита оказалась бракованной, лампочки не горели, но сестре все равно понравилось), а через неделю улетел к деду в Кунгур на остаток лета. Вот и конец истории.
Это было последнее дело Дэнни Оушена.
===
Фото: Пионеры в лагере "Орленок", 80-е.