Ответ на пост «Роскосмос стримит на ютуб»6
ТС - пиар-ас
Трансляция на рутубе:
https://rutube.ru/video/4a47fe102660e8d03bf59f2bed9534dc/
Год назад первый раз попробовал сделать с помощью нейросети небольшой ролик. Первый опыт, так сказать. Сейчас чувствую себя с ИИ намного более уверенным.
История с межзвёздным объектом 3I ATLAS становится всё более запутанной и противоречивой. С самого момента его открытия он преподносит загадку за загадкой. Сначала учёных удивила невероятная скорость и необычная траектория. Затем внимание привлекли отражающие свойства поверхности, которые не до конца укладываются в привычные модели комет. И вот теперь в центр обсуждений неожиданно вышел снимок, сделанный вовсе не в обсерватории, а обычным блогером-астрономом.
Любительский телескоп, подключённый к цифровой обработке, сумел зафиксировать изображение, которое вызвало бурю эмоций. На нём можно рассмотреть продолговатую форму объекта, где отдельные участки выглядят более яркими, словно отражают свет необычным образом. Некоторые комментаторы утверждают, что видят на фото структуры, напоминающие панели или даже окна. Конечно, наука подобные версии отрицает, объясняя всё особенностями обработки и шумами изображения. Но от этого интерес только растёт — ведь раньше такие предположения звучали в основном в фантастических книгах, а не в контексте реального межзвёздного тела.
Наибольшее недоумение вызывает тот факт, что именно блогер сумел показать хоть какой-то детализированный результат. В то время как от крупнейших мировых обсерваторий и космических агентств, включая НАСА, мы до сих пор не видели ни одного действительно чёткого фото. А ведь сам объект уже давно находится в зоне видимости мощнейших телескопов, как наземных, так и орбитальных. Более того, совсем недавно НАСА официально заявляли, что усилили наблюдения за 3I ATLAS, подключив к делу сразу несколько инструментов, в том числе аппарат «Джеймс Уэбб». Но вместо конкретных снимков публике пока показывают только графики и сухие отчёты.
Учёные объясняют это рядом технических причин. Во-первых, объект движется с гиперболической скоростью — более 240 тысяч километров в час. Это почти вдвое быстрее, чем скорость знаменитого ʻОумуамуа, открытого в 2017 году. При таких параметрах сфокусировать телескопы сложно: экспозиция должна быть очень короткой, иначе картинка размывается. Во-вторых, 3I ATLAS имеет крайне необычную орбиту с вырождением около 6, что делает его движение практически уникальным. По статистике, вероятность такого совпадения с плоскостью Солнечной системы ничтожно мала, и именно это подталкивает исследователей к самым разным предположениям.
Тем не менее, у скептиков есть свои аргументы. Они напоминают, что похожая ситуация уже возникала с ʻОумуамуа: сначала он показался слишком необычным, чтобы быть обычным телом, а потом большинство исследователей пришли к выводу, что это вытянутая каменная глыба со своеобразной формой. Возможно, и с 3I ATLAS всё объяснится естественными причинами, просто данные пока не полные. Но пока официальные результаты задерживаются, на первый план выходят версии и догадки.
Особый интерес вызывает отражающая способность поверхности. Некоторые спектральные наблюдения показывают аномалии — свет возвращается не так, как у стандартных комет. Есть мнение, что это связано с составом, богатым металлизированными породами или замёрзшими газами. Но и тут версии расходятся: часть специалистов уверена, что это обычная игра светотени и эффект обработки. Другие осторожно допускают возможность необычного происхождения — например, столкновения с иными телами в другой системе или даже искусственной природы. Официальная наука такие гипотезы не подтверждает, но полностью их исключить тоже пока не может.
Вместо ясности нарастает противоречие: с одной стороны — снимок блогера, пусть и обработанный, но всё же дающий реальное визуальное представление. С другой — тишина от агентств, которые располагают несравнимо более мощными ресурсами. Эта разница в информированности и стала причиной множества обсуждений: почему обычный человек с любительским телескопом показывает больше, чем десятки миллиардов долларов техники? Одни считают, что агентства просто не хотят преждевременно делиться сырыми данными. Другие — что там действительно есть нечто такое, что требует осторожности в подаче.
И это далеко не единственная странность вокруг 3I ATLAS. Ещё при первых расчётах было отмечено, что его траектория проходит слишком близко к плоскости эклиптики — линии, по которой вращаются все планеты Солнечной системы. Вероятность случайного совпадения столь мала, что многие заговорили о «навигации». Но опять же — никаких доказательств такой версии нет.
Пока всё это остаётся на уровне предположений. Учёные продолжают собирать данные, а блогеры и независимые исследователи делятся своими результатами и гипотезами. В ближайшие недели объект подойдёт ещё ближе, и у астрономов появится шанс получить более чёткие наблюдения. Возможно, тогда многие вопросы отпадут сами собой. Но на сегодняшний день ситуация выглядит парадоксально: любительская фотография вызывает куда больший резонанс, чем официальные пресс-релизы.
Интерес к 3I ATLAS только растёт. Одним он кажется обычной кометой с необычными параметрами. Другим — возможным доказательством существования чего-то большего. Но все сходятся в одном: это самый загадочный межзвёздный странник из всех, что мы когда-либо видели, и его история только начинается.
Дата: 13 октября, утро.
Место: Тот же лес, западный склон.
Погода: Ясно, солнце, но холодно. Иней на траве.
Не спал половину ночи. Котелок стоит у меня на столе, рядом с крестиком. Очистил их аккуратно, не до блеска — просто чтобы убрать землю и рыхлую ржавчину. Под лупой на ручке котелка проступили ещё две буквы: «…анов». Значит, Иванов? Степанов? Шанов? Фамилия обрывается, металл съеден временем. Но теперь это уже не просто «котелок», а почти имя.
Утром вернулся к роще. Решил пройти веером от места вчерашней находки. Глубинномер показывал пласты: сверху мусор войны — осколки, гильзы, потом — слой углей, будто здесь стояла землянка или костёр горел долго. И уже под ним — тот «жилой» слой, где лежали личные вещи.
Аппарат взвизгнул резко, почти болезненно. 89, чётко. Копал осторожно, почти на четвереньках. И вот он — портсигар. Жестяной, помятый, но с уцелевшей крышкой. Внутри… не табак. Там лежали три пожелтевших фото. Люди, улыбки, лето. На обороте одного карандашом: «Лена, 1941, июнь». Второе — ребёнок, девочка с бантами. Третье — группа бойцов, стоят, обнявшись, на фоне барака.
Рядом — карандаш. Короткий, деревянный, почти истлевший. И комочек бумаги, свёрнутый в трубочку. Разворачивать страшно — рассыплется. Понёс к машине, положил в пластиковый пакет с замком. Может, в лаборатории смогут прочесть.
Сидел на пне, пил чай из термоса. Солнце уже высоко, иней растаял, лес ожил. А у меня в руках — целая жизнь в портсигаре. Кто он был, этот солдат? Может, студент, учитель, отец? Носил фотографии у сердца. Писал письма тем самым карандашом. Курил, глядя на эти лица. А потом… Потом портсигар остался здесь. Как и котелок. И крестик.
В голове крутится мысль: я сейчас — первый, кто видит эти фото спустя 80 лет. Первый, кто держит в руках этот карандаш. Между нами — тончайшая нить, протянутая через время. Он обронил. Я нашёл.
Дальше по склону пошли «пустышки» — гильзы, осколки, обрывки железа. Но я уже не мог искать просто «металл». Я искал следы. Следы того, что здесь жили, ждали, боялись, надеялись.
Под конец дня, уже собираясь уходить, аппарат снова выдал странный сигнал — прерывистый, неглубокий. Поднял… Пуговицу. Обычную, плоскую, с якорем. Не наша, не немецкая — морская. Откуда здесь моряк? Возможно, был переброшен с флота, или кто‑то из родных прислал вещь с памятью о море.
Положил её в ту же коробку, где лежали котелок и портсигар. Теперь у меня не просто «находки», а почти музей. Музей одного человека, чьё имя начинается на «…анов».
Итоги дня:
— Портсигар с фото (сохранить срочно, обратиться к реставраторам).
— Карандаш и свёрток бумаги (на экспертизу).
— Пуговица морская.
— Ещё 7 гильз, 2 осколка, 1 ложка (полуистлевшая).
Завтра:
— Связаться с поисковым отрядом «Верность».
— Попробовать поискать по архивам: может, есть данные о боях именно здесь, осень 1941-го.
— Вернуться с большим ситом — просеять грунт вокруг находок. Мало ли, там ещё что‑то есть — серьга, кольцо, медальон…
---
P.S. Чувствую себя странно. Будто прикоснулся к чужой тайне. И теперь несу за неё ответственность. Аппарат сегодня работал как никогда чутко. Или это я стал слышать лучше?
Металлоискатель — не просто прибор. Это мост. А мы, копари, — проводники между прошлым и настоящим. Иногда прошлое просит, чтобы его нашли. Чтобы не забыли.
Корабль «Ковчег-88», сияющий город в стальной оболочке, плыл в бархатной черноте уже семнадцать лет. Его миссия была величайшим прыжком человечества: достичь туманности Инкатазо, спирального рукава, где телескопы разглядели с дюжину миров, дразняще похожих на Землю. На борту — пять тысяч пионеров в криогенном сне, элита ученых, инженеров, строителей, и экипаж из пятидесяти человек, сменявших друг друга в бодрствовании.
Капитан Леон Герберт, человек с лицом, изрезанным морщинами ответственности больше, чем годами, проверял показания. До цели — три месяца искусственного сна. Его цельь отдохнуть от текущих дел. Рядом замирали капсулы, одна за другой, погружая в ледяной покой специалистов. Последней, как всегда, шла Маруся Ильина, микробиолог. Хрупкая, с живыми глазами, она казалась ребенком рядом с исполинским Гербертом. Ее мир был не звездами, а невидимыми царствами бактерий и спор, которые предстояло изучать на новых мирах.
— Спокойных снов, капитан, — улыбнулась она, занимая свою капсулу напротив его. —И вам, доктор. Увидимся у Инкатазо.
Герметичные крышки закрылись с мягким шипением. Жидкий азот побежал по трубкам, замедляя пульс, останавливая время. «Ковчег-88», управляемый ИИ, лег на финальный курс.
Катастрофа пришла тихо. Где-то в глубине системы жизнеобеспечения сектора «Альфа» лопнула микротрещина в магистрали хладагента. Не фатальная сама по себе. Но она капля за каплей подтопила соседний энергораспределительный узел. Произошло короткое замыкание. Молния тихого безумия пробежала по нейронным сетям корабля. Искусственный интеллект, пытаясь локализовать ущерб, совершил единственную логичную, с его точки зрения, и роковую ошибку: он перераспределил энергию, на мгновение обесточив криогенные установки в пяти из шести отсеков.
Мгновения хватило. Термошок. Ледяные кристаллы, рвущие клеточные мембраны. Мозг, не выдержавший перепада. Пять тысяч спящих и сорок восемь членов экипажа ушли в небытие, так и не проснувшись. Их капсулы стали саркофагами.
Отключился лишь отсек «Эпсилон». Тот, где спали Герберт и Маруся.
Система пробуждения сработала исправно, но не через три месяца. Через шесть суток. Капитан очнулся от кошмара, в котором он тонул в ледяной воде. Реальность оказалась хуже. Экран статуса экипажа пылал багровыми крестами. Тишина, давящая гулом систем, была громче любого взрыва. Он, с трудом двигая одеревеневшими конечностями, вывалился из капсулы и увидел Марусю. Она сидела на холодном полу, обхватив колени, и смотрела на ряд темных капсул. В ее глазах стоял ужас осознания.
— Все? — прошептала она. —Все, — хрипло ответил Герберт, уже проверивший данные. — Только мы.
«Ковчег-88» плыл дальше, гигантский катафалк, везущий двух живых в царство мертвых. Первые дни были адом. Герберт, солдат до мозга костей, пытался наладить связь с Землей, оценить ущерб. Ответа не было. До дома — семнадцать лет. Сигнал дойдет лишь через тридцать четыре. Они были бесконечно одиноки.
Маруся погрузилась в молчание. Потом она сделала то, что умела лучше всего: начала исследовать. Но не далекие планеты, а свой собственный, крошечный мир. Она взяла пробы воздуха, воды из системы, мазки с поверхностей. И обнаружила нечто.
— Леон, посмотри, — ее голос впервые за неделю прозвучал не безучастно, а с дрожью странного волнения.
На микроскопе был ее планшет. Герберт, не понимая, вгляделся. В капле корабельной воды, помимо ожидаемых инертных частиц, копошились, делились и образовывали тонкие, паутинистые колонии какие-то бактерии. Они не значились в базе данных корабельной экосистемы.
— Это… не земные штаммы, — сказала Маруся, и ее глаза встретились с его взглядом. — Их структура… иная. Они появились уже здесь, в полете.
— Контаминация? Откуда? — спросил Герберт, чувствуя, как леденящий холод одиночества сменяется другим, более острым страхом.
— Нет. Не контаминация. — Она перевела взгляд на темный иллюминатор, за которым клубилась цветная дымка туманности Инкатазо, все ближе. — Они попали на борт с межзвездной пылью. Через системы фильтрации. Микроскопические автостопщики. И они… эволюционировали. В условиях радиации, невесомости, наших систем. Все эти годы, пока мы спали.
Она замолчала, а потом добавила почти беззвучно: —И они не одни. В воздуховодах, в вентиляции… есть споры. Растительности. Чужой.
Герберт молча смотрел на экран, где рядом с картой мертвого корабля теперь пульсировала другая карта — термо- и биосканов. И она показывала слабые, но четкие очаги жизни. Не в капсулах. В стенах. В глубине рециркуляционных туннелей. В темных отсеках, куда уже годы не ступала нога человека.
«Ковчег-88» не был просто катафалком. Он стал инкубатором. Колыбелью для чего-то нового, что родилось в темноте за его бортом и проросло сквозь сталь, пока его законные обитатели спали вечным сном.
Туманность Инкатазо занимала уже полнеба. Первая из планет-целей, голубая и манящая, была всего в двух неделях пути. Но теперь у капитана Герберта и микробиолога Маруси была другая миссия. Им предстояло исследовать не новый мир, а свой собственный корабль, который уже перестал быть их домом и стал чужим, дышащим лесом из неизвестных форм жизни. Они были не просто последними выжившими. Они были первыми контактерами. И контакт этот уже состоялся — тихо, незаметно и необратимо.
Подпишитесь на Пикабу канал артиста Игоря Пиксайкина, чтобы прочитать новые фантастические истории.