С точки зрения козодоя
Эта история случилась несколько лет назад, когда на даче, по давней традиции, собрались три друга, три Андрея: Большой (хозяин дачи), Средний и я —то, что осталось.
Планы на вечер были грандиозными: посетить Баньского, откушать Коньяковского, удариться в Воспоминаньского. А днем у каждого были свои дела: Большой и Средний зависли в гараже, а ваш покорный слуга традиционно растворился в окрестных лесах.
Ведь грибная охота – просто идеальное занятие после столичного шума. Воздух свежий, птички щебечут, то олень пробежит, то косуля. Иногда белка скрутит кукиш, иногда кукиш – белку.
Главное – не заблудиться, поэтому при себе всегда держу компас, который в тот день был успешно забыт на даче.
А в лесу, по закону подлости, мобильный ловил очень слабенько, так что навигатор оказался бесполезен. Хватило только на смс, что "жив, здоров, искать не нужно, ливень переждал под елью, хочу есть, пить и горячую женщину, в смысле ром-бабу".
Да, вы правы, банально заблудился. Правда, с помощью везения и матери англичанина Эбена, выбраться мне все-таки удалось. Поздно вечером. Когда солнышко, высморкавшись парой облаков, уже давно храпело за горизонтом.
На часах – без немного полночь. Впереди – еще два кэмэ прямиком через свежевспаханное поле и кладбище.
— Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть, — вздохнул я, присев на камень, — как можно было оставить компас!
— Три-три-три, — согласился пролетавший мимо козодой.
— Птица, заткнись!
Вздохнув, я поднялся и решительно шагнул вперед …
— Е… (размножайся) провались!
Реально провалившись в мокрую землю чуть ли не по колено, я добрым словом помянул экипаж трактора «Беларусь». А заодно благодарность получили вождь мирового пролетариата, министр сельского хозяйства и Иоганн Себастьян…
— Бах!
Прямо в грязь! Лицом!
— Ууууууу, — восхитился козодой.
— Заткнись, пернатый, — выплюнув озадаченного дождевого червя, я с трудом поднялся, — без тебя тошно. Блин, и по этой грязи топать целых два километра.
— Триииииииииииии, — не согласился козодой.
— Птица, умри!
Дальнейший путь, возможно, когда-нибудь опишут мастера ужасов. Представьте – ночь, луна, комок земли среднего роста упрямо шагает вперед. При этом не переставая бубнить:
— Сидел бы на даче, нет, потянуло на подвиги. Грибочков ему захотелось. Наелся? Кстати, где они? А, забыл ведро под елью? Может, стоит вернуться? Десять километров для идиота не крюк! Зато потом – с пылу с жару, да с картошечкой, правда, птица?
— Прииии… — мгновенно отозвалась та.
— Почему не три?
— Кхе, кхе, — прокашлялся, козодой, — прииидурок, стой, впереди кладбище!
И правда, оно!
Общежитие мертвых выглядело жутко. В мерцающем лунном свете ко мне тянули черные лапы огромные деревья, с выматывающим душу скрежетом где—то скрипела оградка. А клубившийся туман смахивал на несанкционированный митинг упырей, готовых в любой момент броситься и рвать, рвать гнилыми зубами свежее, вкусное, сочное мясо дождевого червя, мирно дремавшего на моем плече.
Неожиданно громко ухнул филин, сбитый метким плевком заинтригованного козодоя, а потом...
— Уходииииии, — застонало из глубин кладбища, — ты не прорвешься, здесь темно, и е… (рухнешь ото всей широты души).
— Испугали выхухоль ромашкой! Да будет свет!
С этими словами я выхватил мобильник и, вместо фонарика случайно включив фотовспышку, смело двинулся вперед.
Вспышка. Шаг.
В резких всполохах мелькали невероятные картины.
Висельник с петлей на шее… получил ногой в пах.
— С дороги!
Упырь, плотоядно улыбнувшись, протянул …
— Руки убрал!
Я был очень зол, очень голоден и безумно устал. Поэтому, пиная все, что попадалось на пути, и беспрерывно матерясь, неумолимо продирался сквозь лабиринты памятников, оград и могильных холмов.
Вспышка. Шаг.
Жуткий хруст и возмущенный вопль.
— Отче наш, иже еси на небеси, — истерично заверещал дождевой червяк, крепко держась за пуговицу.
Вспышка. Шаг.
На памятнике сверкнуло перекошенное от ужаса фото, и могильная плита, взвизгнув, резко отскочила в сторону.
Вроде, вышел, слава…
— Бах!
Опять! Лицом! Прямо в грязь!
— При…., — начал козодой.
— … дурок, — закончил охрипший червяк, с облегчением рухнув на землю.
Но этого я уже не слышал. Впереди радостно сиял фонарь. Оставалось метров пятьсот, через поле…
***
Спустя четверть часа, сидя на крыльце, я с наслаждением курил:
— Вы прибыли в место назначения.
Буквально через минуту к дому прибежали и взволнованные друзья. Правда, от вида мрачного комка земли с сигаретой их волнение тут же сменилось хохотом.
— Ты откуда, Белоснежка? – с трудом просипел Андрей Большой.
— Оттуда.
— Где грибочки? – сквозь слезы уточнил Андрей Средний.
— За мной идут, гуськом, отстали по дороге. Кстати, сначала добра молодца надо попарить, напоить и накормить, ясно?
В общем, уже после моего возвращения из бани и сытного ужина Большой, всем налив коньяку, сообщил:
— Мы деревню подняли.
— Зачем?
— Тебя искать.
— А тут еще и на кладбище ерунда какая-то, — добавил Средний.
— Какая? — С невинным лицом уточнил я.
— Вспышка за вспышкой, то ли огни блуждающие.
— То ли покойники селфи делали, — хмыкнул Большой.
— Это мы с червяком, — смутился я.
— Чтоооооооооооо??? – два Андрея, переглянувшись, махом выпили еще по одной, — серьёзно?
— Угу.
— Врёшь.
— Не вру. Есть доказательства. Наверное.
Следующие полчаса внимательно изучались фото, сделанные на мобильный. Прыгающих обелисков, упырей и прочих спецэффектов, понятное дело, не было. Вообще ничего странного, кроме червяка на пуговице и белесого пятна, двигавшегося параллельно.
— Оптический эффект? – удивился Большой.
— Преломление, – согласно кивнул Средний.
— Глюк мобильного, — уверенно резюмировал я.
— Так, — Большой с грохотом поднялся из-за стола, — ты мне друг, конечно, но прекращай ночью по кладбищам шастать. Всех на уши поставил, и живых, и мертвых. А теперь спать.
***
Ночью мне приснился грустный призрак. Он плакал, стоя у памятника с перекошенным от ужаса фото:
— Сам ты глюк, понятно?
Эпилог.
Вы спросите:
— А при чем здесь точка зрения козодоя?
— Прииииииииии, — донеслось сверху.
— Птица, заткнись!
