Начало тут

У Сани не было никакого плана действий по собственному спасению. Разум испуганным поросенком метался в хлеву черепа, ничего, кроме визга не производя. А вот у Глиста явно зрела какая-то мысль. Пока уркаганы разговаривали на кухне, Глист что-то набрал на телефоне, отправил какое-то сообщение, а потом (жирный привстал почесать ляжку, потому и видел) что-то стирал и очищал папку «Удаленные».

У самого жирного трубка разрывалась. Его изводил звонками абонент «Мама». Саня мог бы ответить, но зачем? Слушать причитания? Внимать нотациям? Спросит матушка: «Саша, ты где?» А что он ей скажет? «Меня ограбили, похитили и сейчас зарежут?» Мало жирному нервотрепки. Еще от матушки выслушивать. И батя тоже нахуй пошлет. Ему тоже не надо звонить. Сейчас Саня боялся его больше бандитов.

Как это всегда бывало в моменты наивысшего страха, в брюхе у Сани что-то созрело и раздулось. Какой-то пузырь, который его организм, видимо, выпускал из себя, как автомобиль подушку безопасности. Надо было срочно пропердеться. И при Глисте был не вариант, а выйти в прихожую сирануть – так еще и по башке надают. Придется при Глисте. «Попробую набздеть без звука!» – решил Саня.

И немедленно пернул.

Без звука не получилось. Рвануло как раз громко и оглушительно. Мало того – титановые трусы зазвенели, как колокол, зарезонировали.

Убогую комнатку заполнило удушливое зловоние.

В комнату ворвался седой бандит:

– Что тут за ху… Ой, бля!

Он замахал перед своей рожей ладонью, отгоняя миазмы.

– Вы охуели так срать!

– Перди, Саня! – сказал Глист.

– Эй, вы чо? Вы чо? – сказал бандит. – Это ты, жирная дуся, так благоуха…

В Санином брюхе снова надулся айрбэг, и держать его не было сил. Жирный продержался не больше двух секунд. И снова грохнуло.

– Блядь! – заорал бандит, схватившись за глаза, начав их тереть.

Саня его понимал. Глаза действительно пощипывало.

Другой рукой бандит прикрыл ноздри. Уронил при этом зажигалку и незакуренную сигарету.

Глист бросился на пол, схватил «Зиппо» и вдруг что-то прошипел Сане на ухо.

– Жопой к нему развернись! – разобрал Саня.

– Чо? – спросил жирный.

Глист принялся объяснять жестами. Саня удушливо пернул еще раз, а потом понял своего друга, повернулся к бандиту спиной. Глист кивнул. Все вокруг словно тонуло в мареве. Вдруг Глист махнул рукой. Саня инстинктивно пригнулся.

– Огонь! – заорал Виталя.

Да так громко, что Саня, чей баланс внутренних пузырей оказался потревожен непривычной позой тела, грохнул неимоверно громко, протяжно и – за счет металлических трусов – звонко.

– Да! – заорал Глист.

И тут вдруг послышался щелчок зажигалки, а жопу обожгло огнем.

– А-а-а! – завопил Саня.

Жирный оглянулся. Его жопа как огнемет извергала потоки пламени. Оно было как факел над месторождением. Почти невидимое.

– Сри еще! – вопил Глист.

И Саня грохнул. И вскрикнул от боли. Но из жопы, казалось, вылетела объятая пламенем ракета. Вылетела и врезалась прямо в рожу седого бандита.

– А-а-а!!! Бля! Что это нахуй! Аааа!!!

Бандит горел, полыхали его волосы, брови.

Седой пятился, а потом побежал – видимо, в ванную.

– Бежим! – шепнул Глист.

– Мы что, сваливаем? – ошарашенно спросил жирный.

– Да!

– Где мои штаны!

– Блядь, бежим!

В ванной зашумела вода, сквозь плеск доносились злобные маты.

Глист выбежал в прихожую и сквозанул в подъезд, через незапертую дверь. Жирный за ним.

«Бежим вверх!» – показал пальцем Глист.

Побежали вверх.

– Рвем туда, – на бегу объяснял Глист. – Не вниз. Внизу этот пидор за газетами пошел.

– Что мы будем делать наверху?

– Должен быть выход на крышу.

– А вдруг закрыто?

– Тогда звоним во все двери и зовем на помощь.

Беглецы протопали уже этажа на полтора выше.

– Ты молодец, Саня! – шепнул Глист. – Твой пердеж спас нам жизнь!

Сейчас жирный, хотя и был бос, потерял штаны и был одет только в голубую футболку Miami beach 2018 и титановые трусы, испытал мимолетную гордость. Как хорошо, когда тебя хвалит друг! Да что там – лучший друг!

Где-то под ними хлопнула дверь. С диким матом седой (больше было некому) вывалился на лестничную площадку.

– Пидоры! – звал седой бандит. – Где вы?! Вы не могли далеко уйти! Ау-у! Я вас сейчас нахуй на клочки порежу!

Беглецы застыли, прижавшись к трубе мусоропровода.

Раздался шум лифта, двери открылись.

– Блядь, Костян, я газет принес, а что у тебя с ебалом? – раздался голос молодого бандита.

– Ты чо имена палишь, осел, бля?

– Чо с тобой случилось?

– Да эти… в рожу мне напердели и подожгли…

– Бхе-хе-хе-хе!

– Чо щимишься, падаль, нахуй?

– Спокойно, Костя, спокойно!

– Не называй меня! Пидоры-ы! Мы идем к вам!

Жирному было не по себе. Сейчас, более-менее на свободе, ему было еще страшней, чем в запертой квартире. Они вырвались из ловушки, но приключения только начинались. В брюхе у Сани образовался новый грандиозный пузырь.

– Пиздец у тебя ебальник стал…

– Да все брови нахуй сгорели, ресницы нахуй, волосы. Вот посмотри, башка на хуйню какую-то теперь похожа.

– Только теперь?

– Ты сука, Рваный, допиздишься.

– Да шучу, Костян, ты чо, не догоняешь?

– А хули ты шутишь? Пидоры съебались, а он шутит.

Пузырь стал невыносим. Жирный понимал, что если он сейчас же не пропердится, то просто лопнет, и ошметки его тела разлетятся по подъезду. Он стиснул зубы, его трясло.

– А куда они могли съебаться?

– Да вниз, ясен хуй! Вверху-то чо ловить?

– А чо мы их не ловим, а пиздим!

– Так вперед, беги, лови. А я ранен.

– Значит, вниз?

– Ага!

Глист многозначительно приложил палец ко лбу: вот, мол, какой я умный.

Жирного тем временем трясло. Надо было пердануть. В обычных условиях, можно было раздвинуть полужопия и произвести эту операцию бесшумно. Но в титановых трусах это было невозможно.

– А чо мы их не слышим?

– Зато они нас слышат. Затаились где-то там.

– Бхе-хе-хе-хе! Ау, пидоры-ы-ы!

«Я не могу больше терпеть! Будь что будет!» – понял Саня.

И в этот же момент грохнул. Оглушительная стена звука вырвалась из-под титановых трусов, заставив их дребезжать. От силы и напора завибрировала и труба мусоропровода. И перила. И стекла.

Во всем подъезде вдруг стало нечем дышать.

– Что ты натворил, ебаный пердун? – простонал Глист.

– Вон они! Наверху! – завопили бандиты.

Не удивительно, но, наверное, досадно было то обстоятельство, что никто не выходил из квартир. Хотя их жильцы сто процентов слышали, что бандюки ищут каких-то беглых пидоров, ни у одного обитателя московской квартиры не возникло ни малейшего желания открыть дверь своей квартиры и поинтересоваться – а чего это тут ребята расшумелись?

– План такой: быстро сри кому-нибудь под дверь! – быстро скомандовал Глист. – Быстро! Секунда тебе! Давай под ту, металлическую.

Саня успел только присесть в указанном месте, поднатужиться и один раз пернуть.

А потом его схватили.

Седой бандит с обожженным ебалом, сгоревшими бровями и сгоревшими волосами, под которыми багровели ожоги – жуткий, как чудовище доктора Франкенштейна – схватил жирного за глотку.

– Попался, пидорюга!

Молодой бандит держал за волосы Глиста.

– Только пикни!

– Ну, вот и пиздец вам, пацаны. Вот теперь-то точно пиздец! – сказал седой бандит, заталкивая пленников обратно в квартиру и запирая дверь на крепкий засов. – Теперь-то, поросяточки, будем пускать вам кровь.

– Так вы хотите денег, или убить нас? – спросил героический Глист.

– У тебя появились деньги?

– Конечно! – Глист, как обычно, пиздел и сам в свой пиздеж верил. – Через полчаса вам принесут двести тысяч. Скажите только куда? Я адреса не знаю.

– Оно нам надо, чтоб ты нас мусорам слил.

Бандиты переглянулись. Седой покачал головой.

– Не, Рваный, мы получили от них достаточно денег.

Бандиты называли друг друга по кличкам. Это был очень хуевый признак.

– А жадность, она фраера сгубила. Бхе-хе-хе-хе!

– Рваный, у нас есть скотч?

– Ебанись, Костян, откуда?

– Хуево. А чем нам тогда ебальники им заткнуть? Чтоб эти поросята не визжали, когда мы их будем немножко резать?

– А вот! – Рваный, он же Crack666, брезгливо, двумя пальцами, поднял с пола штаны жирного, бывшие раньше половой тряпкой.

– Точняк!

Седой стал резать штаны. Нож оказался острый, и ткань под лезвием расползалась только так. Из штанов седой нарезал что-то типа веревок, которыми молодой тут же связал руки жирному и Глисту.

– А теперь открываем пасть! – вкрадчиво сказал Рваный.

– Нет! Пожалуйста, не… ммм… ммм….

Вонючая ткань оказалась у жирного во рту. На вкус она была дерьмо дерьмом. На запах тоже.

– Ммм… ммм… – мычал жирный.

– Да, котятки, пиздец выглядит примерно так, – сказал обожженными губами седой.

Ловкие пальцы бандита закрутили верткий и страшный нож.

Глава 24

«Пиздец! – подумал Саня. – Это пиздец! Так вот он какой!»

Ощущение пиздеца выглядело так: похолодевшие руки и ноги, тяжелый комок в горле, звон в голове и революция в животе.

– Костя, ты псих? Ты серьезно надумал их валить? – нервно пробормотал молодой мучитель. – Ты орал на весь подъезд, что их замочишь и что – реально решил? Ты ебанулся?

– Заебал своей истерикой, Рваный! Я все правильно делаю. Что обещал, нахуй. Что не так-то?

– Блять! Я не хочу подставляться по хуйне!

– Ничего ж себе хуйня? Всю рожу мне сожгли – это, по-твоему хуйня?

– А ты Безруков, что ли? Или Джонни Дэпп, блядь? Да ты даже на Камбербэтча не тянешь.

Качели. Это были какие-то качели. Жирный, чьи руки были связаны за спиной, а в рот набилась гнусная тряпка, потел от страха, когда говорил седой бандит, но еще больше прел всем своим обширным телом, когда говорил молодой. Только теперь от радости и от надежды. Пускай их отпустят. Пускай даже пизды дадут. Но убивать-то зачем?

– Красота – хуй с ней, – ворчал седой. – Но то, что эти щенки мне, блядь, в рожу напердели – это по всем понятиям только кровью смывается. Вот тот самый, блядь, случай.

– Да что ты как перфекционист какой-то? Успокойся, Костян! Алё! Никто ничего не узнает. Я, сука, как рыба молчать буду. Пацаны тоже.

– Ты как чушок рассуждаешь, Рваный. Если тебе напердят в ебальник – как ты сможешь с этим жить? Скажи мне? Вот представь – напердели тебе прямо в рожу. И еще подожгли! Я горел, блядь! Я, сука, теперь Фредди Крюгер ебаный! И мне их простить?! Ты в своем уме вообще?

– Ну, и ебни их сам! Меня зачем сюда приплетать? Тебе же легче будет – негрупповая мокруха будет. А если мы с тобой вдвоем…

– Ссыкло! – сплюнул Костян. – Всегда ссыклом был!

– Да уже мусора сюда мчатся, наверное! Ты так орал! Съебывать надо. Бросай этих пидоров!

– Я не смогу жить, зная, что мне напердели в рожу пидоры. И что они живы. Ты, Рваный, конечно, юное поколение. Хипстер. Ты с этим можешь жить. Я – нет.

– Ну, и как хочешь. Я съебываю.

– Если меня повяжут, я дам показания, что со мной был ты.

– Блядь, Костя! На хуя?

– Просто я хочу, чтобы ты был со мной. Я что – не могу рассчитывать на помощь кореша в трудную минуту?

– Но это попадос!

– Это вопрос чести. А если меня не повяжут, то я тебя тоже найду. И мы с тобой побеседуем о смысле жизни и о мастях.

– Да ты чего?

– Того, что ты косяков напорол своим базаром. И за пидоров вписываешься, и кента бросить хочешь. Да до хуя всего. И ведь ты не раскаиваешься.

– Да давай им просто пизды дадим.

«Пизды! Дайте мне пожалуйста пизды!» – мысленно взмолился жирный.

– Когда твою маму выебут чужие люди, ты тоже просто дашь им пизды? Да насрать в рожу нормальному пацану это еще хуже. Почему я вообще тебе это объясняю? Ты это, сцуко, должен знать как таблицу умножения.

– Бхе-хе-хе! Да я пошутил, братан! – скользко засмеялся Рваный.

«Предатель!» – мысленно взвыл жирный. Он-то уже успел, по всем законам стокгольмского синдрома, практически полюбить этого горе-взломщика. Но тот его походя предал.

– Хуясе шуточки. С огнем играл, братишка.

– Я знаю меру, Костян! У меня все четко. Останавливаюсь, где надо, красные линии не перехожу.

– Я был уверен в твоем здравомыслии.

– Так чо с ними делаем?

– Ты знаешь, – сказал седой, – я придумал. Этого поросеночка, – он кивнул на жирного, – мы аккуратно вальнем и на фарш перекрутим.

– Зачем? – удивился молодой.

«Зачем?! – недоумевал Саня. – Меня? На фарш?»

– Я с беляшной договорюсь. Им-то похуй. У них чучмеки эти проезжие на автостанции все сметают. И этого съедят.

Саня встал и направился к выходу.

– Сел, бля! – заорали оба бандита.

– Ффафь фофю! – простонал через тряпку во рту жирный.

– Что он там бормочет?

– Да кто его знает. Сел, быстро, чушок ебаный.

Саня уселся обратно.

Приливные волны ужаса накрыли Майдан его перестальтики. Революция в животе приняла форму массового шествия. И вот волна демонстрантов бросилась на полицейские щиты. Стражи порядка не устояли, побросали щиты, каски и пустились в бегство. Их просто рассеяла волна народного возмущения.

Жирный оглушительно пернул и начал панически срать прямо на диван, на котором сидел.

– Блять, что ты делаешь? – спросил седой.

– Фву! – простонал Саня.

«Сру!»

Это оповещение не пришлось по вкусу никому. Седой рассвирепел. А Глист задергался, пытаясь деликатно увернуться от волн говна, что надвигались на него... Молодой бандит надрывно кашлял, закрыв рот и нос. «Так тебе и надо, предателю!»

– Фы фе фог фаффать фовда я февя фвосив! – замычал в тряпку Глист. – Вато фепевь, ковва ве ваво, фы фвеф!

Как алкоголики на высочайших ступенях лестницы опьянения совершенно естественно понимают мычание друг друга, так и жирный сейчас без проблем и телепатии слышал своего друга.

«Ты не мог насрать, когда я тебя просил! – перевел Саня. – Зато теперь, когда не надо, ты срешь!»

– Ва! Я фву! Фофову ффо вве ффвафво! – отмычался Саня в ответ.

«Да! Я сру! Потому что мне страшно!» – значило его мычание.

– Фуфь фвофвяф фоф вевь фовда я фвявавфа ф фовой, ввуфвый воввоёв!

«Будь проклят тот день, когда я с тобой связался, гнусный долбоёб!»

– Ва фав фы воввоёв! – возмущенно ответил жирный. – Ефви вы ве фы, фиг вы вы ввефь офававифь!

«Да сам ты долбоёб! Если бы не ты, фиг бы мы здесь оказались!»

– Я воввоёв, фофову ффо фвявавфя ф фовой! – жутко извиваясь, мычал Глист. – А фефевь фвофву в вавне!

– Я вифево ве вогу ф фовой фовевать! – перекрикивал жирный рев извергающегося из нутра говнопада.

– Ваффаво ввемя фкавафь: фы, Фаня, уевав, какиф фоиффафь!

– Фам фы уевав!

– Уевав-уевав!

– Ну, вали их тогда быстрей, да съебуем отсюда, – сказал молодой.

– Блядь! Я не могу их вальнуть, пока эта скотина срет! – перекрикивал грохот калоизвержения седой Костян.

– Фви, Фавя! – кричал Глист. – Вафяв ффвафь, фаф ве оффанаввайфя!

– Вай-фая тут нету, соколики, – сказал Рваный. – Бхе-хе-хе-хе.

– Чо ты прикалываешься? – заорал седой. – На, возьми у меня нож, вальни их, раз смешно, блядь.

– Бля, Костян! Да не всрался он мне, руки марать!

Саня встал и, как Хома Брут, очертил на полу круг, тем что рвалось из него наружу.

Бандиты отскочили.

А жирный продолжал отчаянно дристать. Он понимал: стоит ему остановиться, как жизнь его немедленно закончится. Сколько еще он продержится? Минуту? Две?

***

Сорок минут назад батя вместе с начальником корпоративной службы безопасности Дмитрием Феликсовичем пробил местонахождение телефона Сани. Аппарат подавал сигналы из района, прилегающего к метро «Красногвардейская», из многоэтажки по улице Воронежская. Сергей Николаевич помчался на помощь сыну.

Никакого плана действий у бати не было. Он еще никогда не спасал похищенных людей из лап бандитов. В глубине души Сергею Николаевичу казалось, что столкнется он в худшем случае с разборками Сани и его ровесников. На эту мелочь можно будет наорать и вернуть свои деньги. Эта задача, с которой он прекрасно справится и один, своими силами.

Правда, от стрессов на работе и волнения за сына Сергей Николаевич только что выпил почти что полную бутылку какого-то французского коньяка. И к моменту прибытия поезда на станцию «Красногвардейская» батино тело просто распирало от молодецкой удали. Казалось, что подпрыгни – и полетишь как Бэтмен над Готемом.

Но сначала надо бы догнаться. Батя достаточно долго прожил на свете алкоголиком. Это до сегодняшнего дня он не пил четыре года, а до того – еще семь, но впитанная с опытом наука, как тревожный противогаз, положенный по правилам гражданской обороны, хранилась в одном ящиков его сознания.

На выходе из метро измученная женщина в клеенчатом фартуке раздавала бесплатные газеты. Батя взял одну из них. Потом купил бутылку водки в небольшом супермаркете, продавцами и покупателями которого были люди центральноазиатского происхождения.

Водку батя завернул в бесплатную газету. Где-нибудь на Патриарших прудах или на золотой Остоженской миле на него бы косились. Но на Красногвардейской человек с замаскированной бутылкой водки в руках был вполне органичен. Здесь, в этом районе печальных гастарбайтеров, ушлых криминальных типчиков и серых от усталости домохозяек с тяжелыми сумками, никто не обращал внимания на человека с водкой в руках.

Отхлебывая из горлышка, Сергей Николаевич перешел через речку и, повернув на угрюмую улицу, нашел нужный адрес.

Двери подъезда были с домофоном и закрыты на магнитный ключ. Что теперь?

Батя умел принимать быстрые решения. Он набрал на домофоне первую попавшуюся квартиру – 125.

– Кого принесло? – спросил мужской голос в передатчике.

– Пустите, почту разбросать надо! – сказал батя.

– Заебали, – сказал голос.

Но дверь запищала и открылась.

Номера квартиры, где находился сын, батя не знал. По-хорошему, не факт, что подъезд был, который надо. Но одно из правил бизнеса гласило: «Если не знаешь, что делать в трудной ситуации, делай хоть что-нибудь».

И батя, игнорируя лифт, стал подниматься по лестнице вверх. Если Саня здесь, он должен оставить какие-то следы. Об этом как-то можно узнать.

Батя шел и тщательно вслушивался. Где-то громыхал телевизор, где-то скандалили супруги. Пока что ни малейшего следа Сани.

«А что тут должно быть? Лужа поноса, что ли?» – спросил себя батя на седьмом этаже.

Откуда-то этажом выше раздавался шум. Батя осторожно поднялся по лестнице, сделав для храбрости еще один глоток из бутылки.

За одной из дверей – обычной, металлической – слышались возбужденные мужские голоса. И еще именно из-за этой двери сильно несло говном.

«Сынок! – ожило почувствовало вдруг отцовское сердце. – Он здесь!»

Батя без раздумий вдавил кнопку звонка.

«Блям!» – зазвучало внутри. Голоса стихли. Никто и не думал открывать. Те, кто был в квартире, явно затаились.

Батя решительно загрохотал кулаком по металлу.

«Бам! Баммм! Баммм!!!» – разносилось как колокольный звон.

– Чо, кто там? – спросил из-за двери наглый шакалий голос. – Чо надо?

«А что сказать, чтобы открыли? – подумал батя. – Я папа толстого Сани и мой сын у вас? Полиция? Мосгаз? Проверка счетчиков? Картошечка дешево?»

Все эти варианты не гарантировали успеха. Но тут батю осенило.

Он еще сильнее загрохотал кулаками:

– Открывайте, блядь! Вы нашу квартиру затопили нахуй!

– Чо?! – Наглеца из голоса исчезла, появилось офигение.

Лязгнул засов. Дверь открылась.

Продолжение следует…

Начало тут

«Таким образом, какие бы неудачи меня не преследовали, а сегодня я изменю свою жизнь», – так размышлял жирный Саня. Размышления его, в преддверии великого шага в будущее были надлежаще напыщенны и чеканны, как латынь древнеримских хроник.

Когда заканчиваешь школу, или получаешь медаль, или делаешь от лица человечества первый шаг по неизведанной планете – ты хочешь, не хочешь, а мыслишь величаво, по-исполински. Так могла бы мыслить статуя Петра Первого на Москве-реке.

Вот и Саня, с большим запасом времени приехавший на «Царицынскую», решил отправиться в Бирюлево пешком. Больше из жадности, конечно. Но и погода была хорошая – теплая и с ветерком.

Эх, славно пердится в такую погоду!

На мосту через пути Саня от души проперделся и вспомнил, что когда был помладше, то любил пердеть в толпе. Он это умел, до профессионализма наработав навыки бесшумного газоиспускания. А потом про себя меленько так ржал, когда большие дяди и тети начинали водить носами и коситься друг на друга.

Правда, бывали на этом пути и трудности. Однажды, года три назад, в лифте торгового центра с Саней случился провал. Стеклянный лифт был заполнен людьми. Мужчины, женщины, дети, мамочка с коляской. Между вторым и третьим уровнями лифт вдруг заполнили кишечные газы. Кто-то стал задыхаться, кто-то зажимать ладонью нос. Крепкий лысоватый мужик делал вид, что ничего не происходит.

Самое странное, что напердел не Саня. Но по той бесшумности и особой едкости стало очевидно, что в кабине работает профессионал, мастерством вполне сопоставимый с жирным. Саня стал всматриваться в людей – кто из них тот самый мастер? Мужик? Вряд ли. Две готические телки? Зачем им? Хотя…

Саня обводил взглядом остальных, когда вдруг шестым чувством профи понял, кто был его конкурентом. Маленькая девочка, лет семи-восьми, с половинным комплектом зубов. Она дерзко и надменно смотрела на Саню, в ее глазах читался вызов. Девчонка, без сомнения, поняла, что Саня – большой мастер художественного пердежа. И девчонка, похоже, вызывала его на бой – как бодрая Ума Турман престарелого Билла.

Пока Саня, как и положено старому боевому тигру, пребывал в раздумьях о том – стоит ли принимать вызов от этой молодой шпаны, девчонка нанесла новый удар. Произошло это между третьим и четвертым уровнями. Удар был бесшумный, но исключительно мощный. Одна старушка стала задыхаться, бормоча: «Да что же это такое?» У дядьки заслезились глаза. Даже жирному стало трудно дышать. А у маленькой паршивки глаза заблестели дерзким вызовом.

Саня почувствовал, что надо нанести удар возмездия, уже даже приготовился. К тому же времени до того, как двери откроются, оставалось всего ничего. Он уже был готов к ответному удару.

Но тут его схватили за шиворот. Тот самый крепкий лысоватый мужик со слезящимися глазами.

– Ну, гаденыш! Сейчас выйдем, я тебе задам! – шипел он.

– Так его, паскудника! – бормотала задыхающаяся бабка.

– Ни стыда, ни совести! – поддержала бабку чернявая тетка. – Весь лифт завонял!

А в глазах у девчонки горело торжество. О, она упивалась своим триумфом, тем сокрушительным поражением, которое она нанесла великому мастеру!

Когда кабина лифта остановилась на этаже, мужик выволок жирного на площадку и бормоча: «Ну, я тебе, блять, щас задам! – поволок куда-то в сторону туалета.

Планов сопротивления было два. Первый – завизжать, привлекая внимание. Второй – обосраться. Первый способ был предпочтительнее, второй – эффектнее. Решать следовало немедленно, ибо сортир был близко, и времени оставались считанные секунды.

– Дяденька, я больше не буду! – неожиданно сам для себя пропищал толстый. – Я нечаянно, дяденька!

Голосочек был настолько трусливым, что жирному и самому стало противно. Он уже не был великим мастером. Эта беззубая чувиха походя сорвала с него королевскую мантию, подставила и оставила в трудной ситуации. Нанесла поражение по всем фронтам, чего тут говорить.

Мужику, похоже, тоже стало гадливо. Он выпустил воротник жирного, дал ему подсрачник и ушел со словами:

– Еще раз увижу, так легко, пердун, не отделаешься!

Это слышали. Захихикали какие-то дети, оглянулась какая-то парочка.

С тех пор Саня в толпе не пердел. Это был горький и болезненный урок. Конечно, жирный с тех пор повзрослел. Что ему теперь те детские шалости?

А сегодня он, наконец, потрахается и совершит шаг в неведомую и загадочную дверь взрослой жизни. Сегодня он поймет что-то важное, неуловимое, отчего потрахавшиеся мужики начинают мгновенно врубаться во все законы жизнеустройства. Вот бы можно было их понять, просто подрочив! Но, видно, есть именно в п*зде какие-то химические ферменты. В мужских яйцах хранится только семя и, возможно, неведомая кащеева смерть. А вот в п*зде, наверное, хранится мужской разум. А, стало быть, во время траханья эти ферменты разума из п*зды каким-то образом проползают в х*й, а уже оттуда вместе с кровью, наверное, в сердце, а потом в голову. А что? Стремятся же во время той же е*ли сперматозоиды наперегонки к яйцеклетке? Так что, наверное, есть и обратный процесс, который происходит в голове, но зависит непосредственно от погружения носителя головы в п*зду другого организма. И вот – п*здячьи крупинки разума прибывают в мозг и открывают какие-то двери. И ты, сука, сразу начинаешь понимать и то, почему дают телки, и как затащить в постель любую кису.

А пока эти двери в голове у жирного закрыты, приходится действовать наобум, наощупь.

Но внезапно Саню посетила совершенно ужасная мысль.

«А если я буду в гондоне, – подумал он, – то как я поумнею? Гондон – он ведь нужен, чтобы телка не залетела. То есть резина тормозит сперматозоиды. Но раз так, то она может тормозить и частички ума, которые я должен получить из п*зды! Хорошо, что я вовремя это понял. И гондоны правильно не покупал. Будут давать – не стану брать. Только без гондона! Вот оно что! Я же не хочу по*баться и остаться долбоебом, правильно ведь?»

Шаги жирного Сани стали чеканны, как у мстящего командора, которому осталось уже не так много, чтобы стать Дон Жуаном.

Легкий июньский ветерок вместе с автомобильными выхлопами и тополиным пухом разносил по летнему Бирюлево победительный Санин бздех.

***

Порностудия располагалась в подвале затхлой хрущевки в ничем не примечательном дворе. Вывеска на двери сообщала: «Гаджеты Ремонт». Жирный сверился со схемой проезда, которую предусмотрительно скачал в телефон. Да, адрес правильный. Была не была! Он вдавил кнопку интеркома, и где-то внутри заблямкало.

– Кто? – ответило устройство мужским голосом.

– Я на кастинг! – стеснительно проблеял Саня.

– Ага! Сейчас-сейчас!

Дверь запищала и тихонько клацнула.

«Это небольшой шаг для меня, и великий – для всего человечества!» – вспомнил Саня слова астронавта Армстронга, который первым ступил на Луну. Хотя Глист и гнал, что пиндосов на Луне не было. Но Глист про все гонит.

Половину подвала занимала кухонька, другую половину – диванный уголок вдоль стен. Была еще одна дверь, которая вела куда-то вглубь. На двери висел плакат с голой блондинкой, которая одну ладонь положила себе на вагину, а указательный палец другой руки прижимала к губам. Сиськи были вполне дроч*бельных очертаний, как отметил жирный взглядом тонкого ценителя.

«Значит, я попал куда надо!» – возликовал Саня.

Саню встретил немолодой, чуть сутулый чувак с намечающейся на макушке лысиной. Одет чувак в треники и невыразительную футболку.

– Привет, привет, я Гоша! – Он протянул жирному суховатую ладонь.

– Э, я Саша. Я вам писал…

– Да-да-да, Санек. Да-да-да!

То ли жирному казалось, то ли чувак слегка ошалел при его появлении.

– Ну, ничего себе ты, Санек, крупный. Ты сколько весишь?

– Сто двадцать, – мрачно соврал Саня, сбросив десятка два килограмм.

– Ну, ты кабан, кабан.

– Ну, да, – стеснительно согласился жирный. В голове его штормило паникой: «Не пустят! Не потрахаюсь!»

– А чо прыщей столько? – продолжил спрашивать чувак. – Блин! Это ж тебе гримера вызывать. Бабки ему платить. Ты не больной, ничо такого?

– Нет! – ответил толстый.

Внутренне он вдруг загордился. Это, наверное, он на себя такой бывалый вид напустил. Даже этот чувак Гоша подумал, что Саня трипаком, сифаком или чем еще почетным болеет.

– Но это пох, – продолжал Гоша. – Все равно в презике будешь.

Внутри у жирного обрушилось цунами отчаяния. «Потрахаюсь, но не поумнею!» – подумал он. Хотя, с другой стороны, даже просто потрахаться было бы круто. Особенно если запечатлеть этот процесс.

– Главное, чтобы мандавох не было, – продолжал чувак. – У тебя есть мандавохи, только честно?

– Э… – выдавил жирный. От волнения всякие слова стали даваться ему тяжело. Он словно бы, как в «South Park`е» стал срать ртом.

– Вообще, брить надо, – продолжал чувак. – Все профессионалы бреют. А, хотя ты ж любитель…

Как на грех именно в этот момент у Сани дико зачесалась волосня в трусняке. Хотелось поскрести пальцами. Но надо было терпеть, иначе закроется дорога во взрослый мир. И живи тогда непотрахавшимся мудозвоном!

– Покажи, я на глаз определю, – сказал Гоша.

– Что показать? – оторопел жирный.

– Волосню. Давай, короче, быстрей.

Тревожный звоночек прозвенел в голове у толстого. А вдруг это пидор? Вдруг он заманивает молодых людей, а сам их потом дерет, как во второй части «Криминального чтива»?

– Мы так не договаривались, – высрал ртом жирный беспомощные фразы.

– Эй, але! А мы вообще о чем-то договаривались, что ли? Ну, чо ты тормозишь? Кто просился в порно играть? Я, что ли, тебя тянул? Да я бы такого урода в самую распоследнюю очередь взял. У нас тут девушки, знаешь, какие играют? О! Которые на «Дом-2» кастинг проходили. Прикинь?

– А где они?

– Не все сразу, Санек. Покажи, что у тебя в трусах!

– А вы не будете меня… э-э…

– Ты вообще сексом когда-нибудь в жизни занимался? – Чувак таки нащупал слабое место, ударил по нему.

– Да, – соврал Саня.

Чувак смерил его таким скептическим взглядом, что Сане даже стало неловко.

– Кгхм! – сказал чувак.

А жирный вдруг понял, что никакая сила не сможет заставить его сейчас снять штаны, а тем более трусняк, да еще при посторонних! Да еще при этом вот скользком типе.

– Я не буду, – пискнул жирный.

– Тогда проваливай, – сказал чувак. – Давай, давай! Вон там кнопочку нажмешь, дверь откроется.

– Хорошо! – сказал Саня.

– Ну!

Жирный заплясал сосисками пальцев, ковыряясь в молнии и борясь с тугой верхней пуговицей. Та тоже оказалась упрямой. Она, как последний спартанец в ущелье, сопротивлялась, словно спасая Санину честь. Но вот оказалась побеждена и пуговица. Хотя она, как настоящий последний самурай, так и не поддалась, не прошла в положенную ей петельку, а оторвалась с мясом ниток, которые хвостами своими немного напоминали щупальца спрута. И вот спрут этот, увенчанный круглой пуговицей полетел. А летел он, как запоздало заметил Саня, прямо в лоб Гоше.

Секунды тянулись как медовые сопли. Пуговица задорной параболой прорезала воздух подвала, вышла на цель. Гоша что-то заподозрил, попытался увернуться. Но было уже поздно. Пуговица нащупала цель, а потом все ускорилось, и в лоб кастинг-менеджеру (или кто он там был) она врезалась уже на самой большой возможной скорости.

Чпок!

– Простите, – сказал жирный.

– Я искренне желаю, чтобы отсох тот палец, которым набирали объявление, по которому ты пришел, – процедил Гоша. – Ну, и чо ты стоишь? Зачем штаны держишь?

Жирный разжал пальцы. И, как альпинист, отпустивший веревку падает в скалистую бездну, так и Саня полетел в бездну позора.

– Ля! – сказал чувак. – Это звиздец.

– Что? Что? – перепугано и трусливо заквохтал Саня.

Наверное, Гоша возмутился его огромными, неохватными ляжками. Ну, так есть же фотошоп!

– Что это за звиздец? – простонал Гоша. – Ты откуда такой взялся?

– А что вам не нравится?

– Ты почему пришел в таких чуханских трусах?

На взгляд жирного трусы были как трусы. Ну, чуть грязноваты, конечно. Ну, и дырка тоже небольшая.

– Ты что, не сообразил, что камера, может быть, будет тебя снимать? И что – вот в этом позоре?

– А… я не знал!

– Из соображений простой человеческой порядочности ты должен был предусмотреть такую возможность. И что мне теперь – трусы тебе искать приличные? Размера, блять, XXXXXXL?

– Что здесь происходит?

Из-за двери с телкой вышла тоже телка, правда, другая, не та, что на плакате. Та, что вышла, была в узких джинсах и футболке, которая облегала сиськи, похожие на два соседствующих планетария. Лицо было очень симпатичное, хотя и стервозное, недоступное.

– Мы тут… – начал чувак. – Кастинг проводим.

– Этого – сразу нахуй, – отрезала телка.

– Да почему нахуй-то? – сказал Гоша. – Я, как креативный продюсер, автор сценария, думаю, не замутить ли нам секс с уродами?

– У нас последний год только он и происходил, – Телка повышала голос, переходила на визг, стремясь к частотам ультразвука. – Ты что, совсем меня за чувырлу держишь? Я не лягу в кадре с этим блядским бегемотом! Слышь, мальчик, надевай штанишки и проваливай нахуй.

Слова эти больно ранили толстого. Как так? Почему мир так жесток? Еще недавно жирный смотрел мультики про добрых поросят и облака, белогривые лошадки. Это детское ощущение доброты мира все еще было в нем. Почему его посылают нахуй? Почему мир так жесток?

– Появление вот этого чмырдяища в нашей так называемой студии я расцениваю как демонстрацию крайнего неуважения ко мне.

– Но, Ларочка, где взять деньги?... Ларочка, это пройдет, надо перетерпеть!

– Я лучше, пойду кассиршей в «Пятерочку», официанткой, блять, в рыгаловку, в сериалы на «Россия-1», но с этим существом не лягу.

– Я придумал, Лара! – вдруг громко зашептал Гоша. – Мы все равно вызовем гримера! Пусть раскрасит его под гуманоида! У нас будет порно с инопланетянином. Мы сорвем банк, Лара!

– НАХУЙ!!! – завизжала Лара. – Все, я ухожу. Я давно шла к этому решению, и мое терпение лопнуло.

Лопнуло в этот момент и что-то внутри жирного. Несправедливость мира с разбегу, рифленой подошвой ударила Саню по яйцам. Мир вокруг словно бы вскипел и вылился на жирного обжигающей струей.

Толстый зарыдал. Слезы брызнули из него как вода из наполненного до краев гондона. Да он и сам чувствовал себя таким - наполнили водой и сбросили с крыши. Он упал, лопнул, разбрызгался.

Горе Сани росло, покрывало собой всю Вселенную, разъедало, как кислота. Толстый катался по полу и ревел, выбрасывая из себя всю несправедливость жестокого мира. Все слова утонули в его реве, в его слезах.

Телка уже вытирала жирному слезы, говорила: «Ну, успокойся, мальчик! Ну, что ты?» А Гоша вливал в обслюнавленный рот какое-то бухло из стакана.

– Ну, вот все, все. Успокоился, – сказал Гоша. – Ларочка немного резко выразилась, но ты нам не подходишь.

При этих словах жирный отчаянно застучал зубами о край стакана.

– Или, может, все-таки с гуманоидом? Вот еще такие вот сопли ему на бошку наклеим, и музыку включим, как в старом мультике, из «Крестного отца»: ту-ду-ду-дуду-дуду-дуду-ду-ду-дам.

– Нет! Мы все обсудили, – отрезала телка.

– Сука! – заорал Гоша. Но не в адрес телки, а, как понял жирный, просто в пространство. – Сука! Почему все так херово? Почему во всем мире люди из порноиндустрии получают контракты, порно-«Оскары», блин! А мы проводим кастинг среди самых стремных уродов. Почему, Лариса?

– Потому что работать надо идти, а не херней заниматься и на порно-«Оскары» надеяться, – сказала Лариса. – Я все поняла. Я ухожу!

– Это все Путин виноват! – взвыл Гоша. – Почему он сидит четвертый срок? Почему на телевидении одно, сука, мракобесие? Одни запреты! Одна гребаная хрень! Почему мы не можем нормально работать?

– Ты и работа – диаметрально противоположные понятия. Ладно, чем пиздеть впустую, покажи мальчику, где выход.

…Хотя на улице все еще стоял ясный солнечный день, Жирный шел как в тумане. Все мироздание опрокинулось в бездну. Тьма выплеснулась в мир, перепачкала его. И мир никогда больше не будет наполнен радостью.

«Я так и умру девственником! – осознал жирный. – Так и останусь непотрахавшимся долбоебом!»

Привыкать к этой мысли жирному совсем не хотелось. Но все гнусные хрущевки Бирюлево, все голуби с его помоек, все автомобили своими шинами – все скрипело, курлыкало, шипело в уши жирному:

– Ссссдохнешшшшь, сссука, долбоебом!

Это, конечно же, была катастрофа.

Продолжение следует...

Привет!)

Мы открываем новую вакансию на позицию frontend-разработчика!

Как и в прошлые разы для backend-разработчиков (раз, два), мы предлагаем небольшую игру, где вам необходимо при помощи знаний JS, CSS и HTML пройти ряд испытаний!

Зачем всё это?

Каждый день на Пикабу заходит 2,5 млн человек, появляется около 2500 постов и 95 000 комментариев. Наша цель – делать самое уютное и удобное сообщество. Мы хотим регулярно радовать пользователей новыми функциями, не задерживать обещанные обновления и вовремя отлавливать баги.

Что надо делать?

Например, реализовывать новые фичи (как эти) и улучшать инструменты для работы внутри Пикабу. Не бояться рутины и командной работы (по чатам!).

Вам необходимо знать современные JS, CSS и HTML, уметь писать быстрый и безопасный код ;) Хотя бы немножко знать о Less, Sass, webpack, gulp, npm, Web APIs, jsDoc, git и др.

Какие у вас условия?

Рыночное вознаграждение по результатам тестового и собеседования, официальное оформление, полный рабочий день, но гибкий график. Если вас не пугает удаленная работа и ваш часовой пояс отличается от московского не больше, чем на 3 часа, тогда вы тоже можете присоединиться к нам!

Ну как, интересно? Тогда пробуйте ваши силы по ссылке :)

Если вы успешно пройдете испытание и оставите достаточно информации о себе (ссылку на резюме, примеры кода, описание ваших знаний), и если наша вакансия ещё не будет закрыта, то мы с вами обязательно свяжемся по email.

Удачи вам! ;)