— Как можно чем-то вдохновиться в такую мерзкую погоду? — думал он.
Собственное отражение, вторившее ему в зеркальной пленке двери и сияющее красным носом, он проигнорировал. Звон дверного колокольчика прошел мимо. Гаврилову было плевать, где он сейчас очутился, ведь внутри его головы пыхтел генератор. Однако, тот, как неисправный станок, как расстроившийся рояль, как облысевшая кисть, выдавал один лишь шлак.
— Сделка с дьяволом? Договор на крови? Нет! Дурацкие клише! Ненавижу клише!
Кто-то поздоровался, и тот бросил небрежное приветствие в ответ, добавив при этом: "Я просто посмотрю".
И хоть тело его сновало туда-сюда меж перегородок, разум витал где-то далеко. Спроси его сейчас, что за товар он разглядывает, ни за что не ответит. Всего через месяц закончится прием заявок на писательский конкурс в жанре «хоррор». Несколько призовых мест и довольно жирные гонорары для финалистов стоили борьбы. Тем более, наитие подсказывало, что в этом году он точно должен выстрелить, выйти на новый уровень, но почему-то вот именно сейчас, именно для этого конкурса в его голове не родилось ни одной мало-мальски интересной идеи. Будто ум его бунтовал, противясь ограничениям и цензуре, что требовали организаторы. Будто когда пишешь для себя, окрылённый свободой мозг с удовольствием выдает сюжет за сюжетом. А сейчас пустота. Засуха.
— Ну и нахуя здесь столько запятых? — вопрос, разорвавший тишину ввел Гаврилова в ступор, — Ещё и "Олег" в каждом абзаце. Пиздец... О! Многоточия! Больше многоточий Богу многоточий! Больше драмы!
Грязные словечки резали ухо, но женственная слащавость голоса пленила. Гаврилов тихонько выглянул из-за угла, чтобы разглядеть девушку, что выплевывала едкие комментарии, и от увиденного захотелось рассмеяться. Девушка сидела в громоздком офисном кресле из кожи, вальяжно закинув ноги на стол, а на ногах — нелепые плюшевые тапки с тряпичными когтями. Рядом — винный бокал на тонкой ножке, и что-то подсказывало, что там вовсе не компот налит. Судя по звуку стучащих клавиш, на коленях ее прятался маленький ноутбук. Затем девушка, сдув с глаз густую челку, замерла:
— Хм... А вот это интересно. Подредактировать, и ведь конфетка получится.
— Извините, а что вы делаете? — робко поинтересовался Гаврилов.
Густые ресницы захлопали в потерянном взгляде на лице, что только что будто очнулось ото сна.
— М?.. Ах, это? Это просто хобби. Не обращайте внимания.
Затем она снова уткнулась в экран невидимого ноутбука и продолжила что-то печатать, предварительно пригубив из бокала.
Оскорбленный равнодушием Гаврилов ошеломленно стоял столбом и пялился на хамку. Мол, как смеет она в рабочее время распивать алкоголь да еще и не метнулась обхаживать клиента. А о дресс-коде эта мадмуазель вообще слышала?
— Ну вы же только посмотреть? — равнодушно бросила барышня, а затем окинула посетителя ехидным взглядом.
Однако вскоре выражение ее лица поменялось, словно... Голова Гаврилова слегка закружилась, а тело качнуло в сторону. Странное, ни с чем не сравнимое ощущение, что кто-то на мгновение залез в его черепную коробку, мигом исчезло.
Девушка грациозно вспорхнула со своего места, оставив ноутбук на рабочем месте. Она поправила мешковатый свитер, и по мере приближения Гаврилов смог разглядеть мелкие морщинки на круглом лице. Это говорило о том, что девушка оказалась старше, чем ему сначала подумалось.
— Вообще-то магазин уже закрыт, вы, верно, не заметили табличку... — Залебезила продавец, а затем набрала в лёгкие воздуха, дабы добавить что-то еще, но Гаврилов, чувствуя себя полным идиотом, развернулся и устремился прочь.
— «Станция Кудыкино»! — выкрикнула женщина и звонкий голос ее разлетелся по коридорам магазина.
— «Станция Кудыкино», «Кровавая ночь», «Муза Дьявола»... Это ведь ваши произведения?
Откуда она знает? Ведь Денис Гаврилов, более известный под дурацким псевдонимом Прохор Хоррор, никогда не светил лица.
— Меня зовут Алена. Очень приятно. Считайте, что я — ваша поклонница.
Щеки писателя налились багряным румянцем, а рот расплылся в неловкой улыбке.
— А цикл «Ужас на Лунном крейсере», вы ведь его так и не закончили. Когда же ждать продолжение?
Раздражение и злоба растаяли, будто их и не бывало. Польщенный Гаврилов внезапно проникся глубокой симпатией к женщине, что по началу довольно неприветливо с ним обошлась.
— Я... У меня... — Денис, заикаясь от смущения, пытался подобрать нужные слова, — Знаете, иногда такое бывает... Пропадает вдохновение...
Женщина сочувственно наклонила голову вбок, от чего небрежный пучок на ее голове слегка сполз, а потом сверкнула хитрыми глазами и интригующе произнесла:
Как баран на новые ворота, Денис пялился на новую дверь в свой кабинет. Как только он зашел в квартиру и заметил из прихожей то самое полотно из массива, даже разуваться не стал, а сразу подошел к приобретению. Промокшее пальто неприятно холодило кожу, и грязные ботинки оставили следы на давно немытом полу. В руках Гаврилов держал документы, оформленные каких-то двадцать-тридцать минут назад в магазине.
— Поверить не могу, — шепнул он, — Как они?.. Так быстро? А как вообще сюда попали?.. А где старая?
Рука коснулась изящных вензелей, серебрящихся лунным светом и так удачно контрастирующих с матовой чернотой дерева. Резная ручка со сложным рельефом приветливо сияла, отражая желтый свет голой лампочки.
Это произведение искусства на фоне пожелтевших обоев времен Мезозоя выглядело...
— Как «не пришей к пизде рукав», — буркнул Гаврилов.
Сердце кольнуло разочарование. На кой он выбрал такой дизайн, ведь дверь совершенно сюда не подходит. Слишком вычурная, слишком мрачная. Как крышка гроба, ей Богу . Но нет, иначе и быть не могло. Когда консультант Алена провела его в отдел с некими «особыми» дверьми и начала щебетать рядом с каким-то абсолютно невзрачным полотном, активно втюхивая, Гаврилов взгляда не мог оторвать от той, что сейчас отделяла коридор от кабинета. Будто, дверь сама его выбрала, как палочка выбирает волшебника, а Гаврилов не мог не ответить взаимностью.
— Эту? Вы уверены? — Аленин голос от чего-то полнился досадой, — Что ж... На нее распространяется акция по отсрочке платежа. Платите, когда можете.
Денис припомнил, как кивал ей, словно болванчик, безмерно радуясь выгодным условиям, ведь баланс его карты покрыл бы разве что петли.
На кой черт ему вообще понадобилась дверь, если старая была исправна. Откуда ему взять такие деньжища, она стоила целое состояние! Заболтала его магазинная ведьма. Околдовала... И денег не взяла. Чудно.
Изнутри кабинета дверь выглядела так же, как снаружи. Как какой-нибудь проход в гномью Морию, только из дерева и в готическом стиле.
Горячий чай наполнял комнату запахом малины. Мерно шумел кулер компьютера. Тикали старые настенные часы.
Если верить эксцентричной продавщице, дверь каким-то волшебным образом должна была помочь обрести вдохновение, но Гаврилов лишь усмехнулся собственной наивности. Однако, щёлкнув пальцами и открыв окно Ворда, руки запорхали над клавиатурой.
Творческий вихрь, рожденный в голове писателя, завертелся, одаривая того вдохновляющей эйфорией. Слова складывались в сложные, но в то же время прекрасные метафоры, ум находил интересные эпитеты, строчка рождалась за строчкой, и первый раз в своей жизни Денис был удовлетворен собственной работой. Листы наполнялись текстом так же, как комната полнилась ночной мглой.
Тьма, по началу трусливо прячущаяся по углам, сгущалась, скрывая от глаз Гаврилова ветхие шкафы, семейные фото со стен, затем сами стены и новую дверь... Казалось, будто Вселенной вовсе не существует, есть только творец, монитор и клавиатура.
Краем глаза Денис увидел некое свечение, и послышался треск пламени. Голова повернулась к источнику, и на миг показалось, что это был факел. Даже как будто он успел разглядеть каменную кладку, но видение слишком быстро исчезло.
Решив, что от переутомления у него начались галлюцинации, Гаврилов отправился в спальню.
По обе стороны коридора трещали факелы, впереди лишь мрак и неизвестность. За массивными каменными стенами слышался гомон. Плач, крики страданий, мольбы о помощи, которые, впрочем, никак Гаврилова не трогали. Уж он-то знал, что то — всего лишь декорация, созданная, дабы напугать. Хотя, кто знает, может, потом и выстрелит. Пока еще не придумал.
Чтобы увидеть, что впереди, нужно первым делом выйти из круга света, кажущегося безопасным. Но то — всего-навсего иллюзия. Здесь нет безопасности. По крайней мере, для нее — главной героини.
За спиной раздались шлепки босых ног и нервное, на грани паники, дыхание. Девушка, всхлипывая, шептала кому-то:
Гаврилов повернулся на голос, но никого не увидел. Звук шел откуда-то из темноты, но совсем рядом.
Конечно, спасения здесь ждать не от кого, но она будет звать. Для пущего драматизму, или чтоб не свихнуться.
За стонами мученников, просачивающимися из стен, нарастал другой звук — тяжелый топот. Кто-то массивный, огромный и непременно ужасный. Такой, что при взгляде на него можно умереть. Он приближался, вот уже слышится его клекот и царапанье когтей по камню. Гаврилова бросило в пот, одно дело выдумывать чудище, которое никогда не пересечет границ его сознания, и совершенно другое — оказаться с ним в единой плоскости, в одном мире.
Круг света молниеносно пересекла фигура, показавшаяся лишь смутным пятном. Девушка, главная героиня его повести, неслась со всей мочи во тьму, вопя и рыдая. Ее крик эхом разносится по этим стенам, заставляя древние камни вибрировать. Тонкий визг врезается Гаврилову в уши, а затем проникает в мозг, больно жаля. Слушать его невыносимо…
Простынь пропиталась холодным потом. Всего лишь сон.
Но в голове продолжало резонировать от приснившегося девичьего воя.
На часах пять с небольшим утра. Мочевой пузырь переполнен, и Гаврилов даже припустил в трусы от тревожных грез.
Выйдя из нужника, мужчина обратил внимание, что дверь в его кабинет приоткрыта, а за ней струится холодный свет.
Аккуратно выглядывая, Гаврилов увидел вместо своего кабинета пространство пещеры, а посередь нее — круглый, каменный алтарь. На алтаре том лежала девушка, одетая лишь в прозрачное неглиже и от чего-то вопила, как ненормальная.
И вот тогда у писателя отвисла челюсть, ведь все это, он представлял у себя в голове, когда писал.
— Господи, ну прекрати ты кричать, — одними губами попросил Денис, и тот час она замолчала и замерла.
Здесь пахло сыростью, хотя высокий обвал над алтарем, дающий свет этому месту, дарил еще и свежий воздух. Звук капели, приумноженный эхом, слышался то тут, то там. Гаврилов двинулся к алтарю, по пути рассматривая пространство. Он зачем-то пытался запомнить здесь каждую трещинку, каждый изгиб. Разумеется, чтобы потом это описать.
Когда стало совсем близко, глаза его впились в девичью фигуру. Конечно же то было молодое, точечное тело, со стройными ногами и эстетично вытянутыми носками. Густая копна волос разлетелась по поверхности алтаря, а руки с тоненькими пальцами закрывали лицо.
— Я все еще сплю? — подумалось ему, а затем он мысленно приказал ей убрать руки с лица.
И она подчинилась. Гаврилов отпрыгнул от уродки, что скрывала гладкий овал кожи.
А затем он вспомнил, что никогда не видел ее лица, попросту потому что не придумал.
Может, это действительно особая дверь, открывающая вход внутрь воображения?
Писатель посмотрел туда, откуда пришел, боясь, что та исчезла, но она все еще была там и переливалась своими серебристыми узорами.
Заготовка под человека продолжала лежать без движения, и чтобы не было так жутко, Гаврилов наградил ее лицом. Теперь с алтаря на него смотрела пустым взглядом Джулия Робертс. Лучшей идеи пока в голову не пришло, ведь его героиня, у которой пока еще не было даже имени, была самой, что ни на есть, проституткой.
Сюжет, что он придумал довольно давно, пестрел белыми пятнами; был довольно наивным и слишком сложным в исполнении. По крайней мере, для Гаврилова: обычная провинциалка, переехавшая в столицу, захотела легких денег и не придумала ничего лучше, как торговать своим телом. Ей пришло приглашение к очередному клиенту в роскошный замок, куда она рванет со всех ног. Только нужна она была в качестве жертвы некому культу, что пытается возродить...
Пещеру пронзил рык. То самое существо из преисподней, которому поклонялся культ, пряталось за огромным валуном.
— Прочь, не до тебя сейчас! — крикнул творец, попутно сотрясая рукой воздух.
Вся эта история, конечно, была не нова, но уж очень она Денису нравилась. Все эти дорогие интерьеры замка, длинные коридоры, колыхающиеся шторы, шепот из стен, мрачное подземелье и алтарь в кульминации — все это должно было стать данью ностальгии его любимой когда-то компьютерной игре «Амнезия».
И именно вчера волшебная дверь вдохнула жизнь в старую историю, которая так и не вышла в свет.
И, значит, теперь, благодаря ей, он может визуализировать каждое действие, происходящее внутри повести?
Как по мановению волшебной палочки, декорации стали сменять друг друга, отчего писатель пришел в ошалевший восторг. Он — большой любитель мелочей и деталей, получил такой мощный инструмент! Теперь он может разглядеть и подробно описать каждую каплю крови, каждое движение мускула умирающей героини, каждый ее всхлип и каждый орган, который покинет тело, когда хтонь непременно настигнет ее в финале! Это будет шедевр!
Навязчивый звук будильника развеял мираж, превращая перещеру с алтарем обратно в кабинет с просящейся на помойку мебелью.
Творчество творчеством, а денег на нем не заработаешь. Пока что. Нужно собираться в школу, где Гаврилов учил юных и наглых бестолочей английскому языку.
Платили там копейки, но Денис не особо рвал пятую точку; от классного руководства отказался, открещивался, как мог, и от всяких инициатив и активностей. Да и зачем ему? Квартира своя, спасибо бабуле, которая на этом свете слишком долго задерживаться не стала. Все свое свободное время Гаврилов посвящал писательству, веря и надеясь, что когда нибудь загорится и его звезда. Собственно, поэтому он и взял себе псевдоним, чтобы никто не узнал раньше времени о том, что школьный учитель на досуге сочиняет жуть, приправленную иной раз настолько откровенными сценами, что из-за некоторых его работы блокируют.
Весь день Денис Сергеевич провел в томительном ожидании, а по пути домой продумывал сюжет. Он мечтал, что как только придёт, сразу скроется за дверью Вдохновения, где будет ставить сцену за сценой, как какой-нибудь режиссёр, записывая все, что увидит.
Там, в воображаемом мире, его уже ждала молодая красотка с лицом Джулии Робертс. Она сидела к нему спиной в роскошной кровати с балдахином, абсолютно нагая и ожидала своего клиента, который вместо того, чтобы использовать девушку по назначению, проведет над ней ритуал. Поставит метку, чтобы теперь за ней гнался зверь.
Среди воображаемой комнаты с дорогими вещами стоял его задрипанный стол с компьютером. Гаврилов торжественно уселся за него как пианист на концерте.
Первым делом ему хотелось описать героиню, пройтись по ее изгибам, рассказать читателю о ее волосах, перенести в текст ее лицо. Никто и никогда в жизни не догадается, кому оно принадлежит.
Но что-то не клеилось, работа не шла, потому что Гаврилов никак не мог сосредоточиться. В голове замигало красным, где-то на нижнем ярусе пирамиды потребностей. Как давно у него не было? Года два — точно… А тот раз, когда он напился и не смог, можно не считать. Хотя мадам была очень даже ничего. Жаль, потом трубки не брала.
Он осторожно встал со своего кресла и подошел к своей героине. Гаврилов изо всех сил сосредоточился не представлять, как она к нему повернется. Ему бы стало неловко.
Интересно, он может до нее дотронуться? Под подушечками пальцев скользила гладкая, бархатистая кожа. Тело девушки теплое, НАСТОЯЩЕЕ. Гаврилов зачем-то оглянулся по сторонам, точно ли никто не видит. А потом закрыл глаза, повернул красотку к себе и потянулся губами к ее губам.
Работа над повестью была отложена на неопределенный срок, пока он не насытится. А насыщение еще не пришло. Ведь за волшебной дверью воплощались все его фантазии и мечты. Конечно, магия имела свои границы, нельзя было попасть в другую, выдуманную Вселенную, но вот в комнату или залу — вполне себе можно. И еда оттуда непременно вызывала острое отравление. Зато у него появился секс. И никто не мог ему отказать. Не нужно было ехать в Таиланд, чтобы трахнуть ту самую проститутку, что топят для сокращения мышц. Не нужно спрашивать разрешения, чтобы придушить, ударить или даже порезать. Никто из них не уйдёт от него из-за его наклонностей.
Его жизнь за пределами комнаты стала казаться блеклой, однако туда все равно приходилось выходить. Нужны были деньги. Нужна еда, и нужно закидывать хоть сколько-то на счет магазина дверей.
Спустя примерно две недели Гаврилов возвращался из школы в ужасном настроении. Малолетняя сучка из 10 «А» довела его до белого каления из-за сниженной оценки. К слову, это был его косяк, ведь она все написала правильно, но он в запаре сделал ей исправление и поставил четверку. Титова, увидев оценку, швыранула лист к нему на стол и начала тыкать пальцем в красную пасту, даже не требуя, а приказывая исправить оценку. Наглая, заносчивая тварь! Она орала, как ополоумевшая, забыв, с кем разговаривает. И что больше всего взбесило Гаврилова — он, вместо того, чтобы поставить хабалку на место, начал извиняться и оправдываться как первоклассник.
А потом она его еще и жабой обозвала. Не в лицо, конечно, а когда шушукалась с подругами. И у Дениса защемило от этого слова в груди. Его так дразнили в школе, когда он сам был учеником. Из-за проблемной кожи, лицо его было усыпано глубокими прыщами и рытвинами. Когда переходный возраст прошел, на месте прыщей остались уродливые кратеры. Он даже какое-то время отращивал бороду, но самодурка-директриса велела убрать растительность.
Свой гнев Гаврилов решил выпустить за Дверью.
— Денис Сергеевич, простите...
Гаврилов не дал ей договорить, а сразу влепил пощечину. Титова сидела в темной комнате, привязанная к стулу. Девчонка расплакалась, но это не то, что ему было нужно.
— Ты — жаба поганая! Урод и неудачник! — визжала она.
Через два часа мужчина, уставший, изнеможденный, вышел из комнаты. После того, как он пересек порог, кровь воображаемой Титовой исчезала с его лица, тела и ног. Оторванные вместе со скальпом волосы, что нес он в руках так же исчезли.
Вообще, на Титову он начал смотреть иначе. Девчонка уже оформленная, эдакая горячая нимфетка. Глаза ее удивительные, глубокие и синие как океан, с белыми вкраплениями, словно льдинки. Светлые волны волос доходили до талии. Широкие бёдра и узкая талия, как он любит.
Он наблюдал за ней исподтишка, мысленно раздевая. Представлял, какая она под одеждой, чтобы вечером насладиться ее телом, пока она не сделает последний вздох.
В какой-то момент ему подумалось, а что будет, если он заманит к себе домой и позовет за Дверь? Почему-то его перестала удовлетворять собственная фантазия, хотелось по-настоящему.
— Титова, останься, — Гаврилов сидел за учительским столом, а орава подростков шумящим потоком покидала кабинет английского, спеша на перемену.
Катя Титова села за первую парту напротив своего учителя. Денис Сергеевич не мог стереть со своего лица хищную улыбку. Его взгляд пожирал тоненький носик и острые скулы ученицы, затем пробежал по лебединой шее и еще немного ниже.
— Что вы хотели? — тихо спросила Катя, затравленно посматривая на выход из класса.
— Тебе нужно подтянуть английский... — к горлу подступила волна мокроты, и из глотки вырвался влажный рык.
Глаза девчонки испуганно округлились, она схватила сумку и бросилась бежать.
Голос изящно грассирующей Эдит Пиаф разливался по комнате, а Гаврилов неуклюже вторил ей, как понимал, распевая:
— Но-о-о гьегогья-я-ян...
Еще одно уставшее клише, но кто его в этом упрекнет? Песня действительно подходящая.
На голове его — корона, отделанная бархатом и украшенная каменьями, а с шеи ниспадала до пола королевская мантия. Этот образ Фредди Меркьюри всегда будоражил разум.
Роскошная ванна на позолоченных ножках до краев наполнена горячей, густой кровью. Гаврилов любовался, как Титова с опухшим от ударов лицом и выдавленными глазами наощупь трет мочалкой его ноги. Рот ее кривился от едва сдерживаемого плача.
Вокруг ванны на коленях стоят ученики. У кого-то не хватает конечностей, у кого-то — волос. Илье Краснову он вообще оторвал голову. Стерва-директриса с ножом в брюхе подносит ему шампанское, заблаговременно купленное Денисом. Вокруг ножа еще несколько десятков порезов. Директриса кусает губы, чтобы сдержать вопли от боли.
Будет знать, как увольнять. Вызвала его в кабинет, наорала, мол, Титова родителям пожаловалась, что Гаврилов на нее косо смотрит, а потом вообще одну в классе оставил и начал домогаться.
Гаврилов, от вскипел от воспоминаний и хорошенько ударил Катю пяткой в подбородок.
Весь 10 «А» кричал ему вдогонку, чтобы валил на хрен из школы. А теперь все они здесь... И так будет с каждым.
Гаврилов нырнул с головой в ванну, отчего слетела корона. Кровь врагов напитывала его тело, вдохновляла, но этого стало недостаточно ведь стоит ему выйти, мираж растворится подобно туману. Вот настоящее искусство — секс и смерть, кровь и семя, оргазм и агония. Выныривая, он чувствовал, будто переродился, осознал смысл по-настоящему прекрасного. Всю эту иллюзию он обязательно воссоздаст, и никто никогда не сможет найти тела.
Кровь густыми каплями стекала с его широких бровей и подбородка. Руки директрисы водрузили обратно на голову корону.
Вдруг в квартиру позвонили. Мужчина от неожиданности вздрогнул. Но он не станет открывать. Пусть уходят. Однако посетитель был чрезвычайно настойчив. Частые звонки сопровождались еще и ударами кулаков.
О боже, кто же это может быть...
Гаврилов вскочил из ванны и кое-как на скользящих ногах добрался до выхода из Вдохновения. Однако в этот раз кровь никуда не делась, она так и осталась на теле, делая его липким.
В дверь продолжали колотить, и Денис побежал в настоящую ванную, смыть с себя непотребство. Скрючившись в три погибели в ржавой, сидячей ванне, он включил душ. Сердце ушло в пятки, когда забарабанили в ванную.
— Прохор, открывай, я знаю, ты там! — Голос женский, смутно знакомый, звучал с той стороны, — Я считаю до трех и захожу!
Старый кафель покрылся каплями крови вперемешку с водой, розовый ручей несся в слив.
Гаврилов схватил синее полотенце, наскоро обтирая мокрое, липкое тело.
Затем обернулся в него, прикрывая наготу.
Дверная щеколда, на которую Гаврилов заперся, сама по себе отодвинулась, и дверь распахнулась. Алёна, одетая на сей раз в представительный деловой костюм, стояла на пороге ванной. Она деликатно отвела взгляд и сморщилась:
— Ой, я, наверное, никогда не привыкну к этому... Давай, одевайся и выходи.
Гаврилов, накинувший халат, в полной прострации вышел в коридор. На полу кровавые следы его ног, окруженные жирными шлепками капель. Выход из квартиры охраняет какой-то чернокожий бугай, а Алена держится за ручку двери Вдохновения.
— Е-е-ептвою мать, — протянула она, вглядываясь внутрь, — Воистину черная душа выбирает чёрную дверь.
Гаврилов подлетел к ней, намереваясь закрыть вход в собственную фантазию, но бугай схватил за плечо и кротко, но угрожающе мотнул головой.
— Што вам нужно!? — вскрикнул Гаврилов, а сам заметил, будто что-то мешает ему внятно произносить звуки.
Алёна захлопнула дверь, а затем сделала какие-то пассы руками, после чего настучала мудреной дробью по полотну.
— Ты больше не сможешь выйти в мир, Прохор.
— Я — не Прохор, а Джениш... Джениш Сергеевиш, между прочим!
— Ну... Для меня ты навсегда останешься как Прохор Хоррор.
У Гаврилова екнуло сердце, когда он услышал свой псевдоним. Тот словно остался в другой жизни.
— Такой талант пропал зря... Ну что ж, все это предсказуемо.
— Я нитшего не понимаю. Вы хотшитше денег? У меня ешть догобор об отшротшке!
— Ты в зеркало себя видел?
— Што? — Гаврилов вскинул руки к лицу, и что-то действительно было не так.
Он подошел к зеркалу в прихожей и чуть не умер от страха. Это что... Он?! Лицо в складках кожи, на черепе ни волосинки, нижняя челюсть выдвинута вперед, а из нижней десны торчат желтые клыки, подмяв собой верхнюю губу.
— Што вы шо мной шделали?! — мужское тело, слегка обмякнув от головокружения, скатывалось по стенке. Гаврилов шавкой забился в угол и заскулил.
— Этшо вше ваша дверь??? Этшо вше из-за нее?
— Не совсем... Ты же всегда таким был... Садист и убийца.
— Но вознамерился. Я точно знаю. Дверь никогда не ошибается. Как только ты осознал, кто ты есть, твоя истинная сущность вырвалась наружу.
Гаврилов стыдливо спрятал лысую голову меж коленей и прикрылся руками желтого с синим цвета, а потом завыл:
— Вы обешали, што она подарыт вдохновение!
— Ну, в каком-то смысле она тебя и вдохновила... Разве нет? Если честно, никакая это не дверь Вдохновения, та стояла рядом, но была тебе неинтересна. Эту же дверь нашли… Может, сам догадаешься? — Алена сделала паузу, чтобы дать Гаврилову ответить, но тот лишь продолжал поскуливать и дрожать, — Так вот эта дверь принадлежала раньше Маркизу Де Саду. Как он ей пользовался, могу лишь догадываться, а вот как умудрились выкрасть, ума не приложу. Как она попала ко мне — отдельная история. Для обычных людей Дверь кажется отвратительной, но вот для людей вроде тебя... Вообще не понимаю, как может понравиться такое огромное количество фаллосов.
Гаврилов поднял лицо с круглыми, поросячьими глазами, из которых сопливыми сгустками текли слезы:
Гаврилов посмотрел на дверь и только сейчас заметил, что вензеля — вовсе не вензеля... А по середине несколько женских половых органов, которые он сначала принял за цветы.
— Ага, — деловито подтвердила Алена.
Звездами были анальные отверстия.
— В общем так, Проша, сейчас у тебя два варианта. Либо мы тебя Борисом утилизируем...
— Ты отправишься в Междверье, и будешь мне служить.
— Ну, скажем, кошмарить таких же грешников как ты. Выбор за тобой.
Гаврилова колотило от нервов и осознания безвыходности:
— Может, есть какой-то другой выход? Я исправлюсь! Обещаю!
— Обратно фарш не провернуть, — пожала плечами Алена.
— Тогда… я выбираю второй вариант!
— Тогда вперед! — подбродрила Алена, приглашая шагнуть в темный проход, что открылся за полотном Макриза де Сада. Как только мужчина переступил порог, дверь за ним захлопнулась.
— Не стыдно тебе людей обманывать? — мявкнул Борис, принимая привычный облик черного кота.
— Людей — стыдно. А вот таких вот… Нисколечки.
Гаснущий факел тускло освещал древние стены подземелья. За стенами слышались стоны удовольствия вперемешку с криками боли. Гаврилов уловил движение, и вскоре понял, что камни сочатся черной слизью. Слизь, сползшая на пол, формировалась в конечности, которые медленно, но верно подбирались к мужчине. Пространство было тесным, бежать некуда, и Денис суетливо рыскал глазами в поисках спасительной двери. Но выхода не было. Он буквально замурован.
По мере того, как конечности приближались, усилился и гомон.
Гаврилов подошел к той грани, когда рассудок едва сохранялся. Слишком многое произошло, а он не успевал осознавать. Пламя еле светило, осталось меньше минуты, и тьма накроет его.
Чёрные пальцы хватали за ноги, некоторые гладили, некоторые царапали кожу, повреждая ещё и плоть. Руки ползли все выше, и пришлось признать, что это конец.
— Шука-а-а!!! — проорал Денис, думая о белобрысой ведьме.
Пламя погасло. Мрак проглотил мужчину, тонущего в живой слизи.
Вдруг за стеной раздались громкие шаги. Каблуки замерли перед преградой, а потом зацокали уже рядом с Гавриловым.
Сотни пальцев проникали внутрь его тела, а потом кто-то спросил:
— Voulez vous coucher avec moi?*
И не дожидаясь ответа, сунул кулак в глотку Дениса.
*Ву ле ву куше авек муа? (французский) — не хотите ли вы со мной переспать?
