MoranDzhurich

Арт от Kan Liu .

Подпишись на сообщество "Киберпанк"! Читай, смотри и делай свои посты. Здесь все о жанре и стилистике киберпанк - арты, видео, книги, авторские рассказы, концепты персонажей.

Часть первая. Коленька.

Часть вторая. Дама червей.

Часть третья. Неваляшка.

Часть четвертая. Доска Уиджа.

Посвящается Олегу, человеку, которому трудно дышать.

Поделюсь с вами своим открытием. Может кто-то из вас уже это понял, но я о таком раньше и не задумывался. Тому, кто всю сознательную жизнь прожил как мразь, подлец и сволочь, лучше не осознавать это никогда. Они ведь так и живут. Гадят, предают, втаптывают близких людей грязь, не задумываясь, не близких - оскорбляют, пытаются унизить и всячески осложнить им жизнь. Шагают по головам к своей призрачной цели, гребут все под себя, и считают что они умнее других.

Но есть такая вещь как очищение. Оно может прийти внезапно. И вовсе не по их воле. В мозгах все станет кристально чисто, ясно, наконец там замкнет тот коротящий провод, и вылезет вся убогая неприятная правда об их жизни. Кто они, как их ненавидят окружающие, правда о том, что жена и дети желают им смерти, и желательно побыстрее, а родители стыдятся своего ребенка. И вот тогда с такими людьми случаются определенно хорошие вещи. Но, только не для них, а для тех, кто с ними сталкивался в жизни. Может быть, даже жил со сволочью под одной крышей. Наступает радостный день освобождения. Но, я не хочу это увидеть еще раз.

В то утро продрал глаза рано, и обнаружил, что спал я в одежде. Бессмысленно попялившись в потолок, понял, что очень хочу пить, а потом понял, что вчера натворил. Бегемот! Тошка! Подскочил, налил в чашку воды из чайника и, прихлебывая на ходу, поскакал в коридор. В квартире было тихо. Если никто не орет, то все нормально же, да? Я осторожно приоткрыл Тошкину дверь и запустил глаз в узенькую щелку. На разложенном диване дрыхли голые жертвы спиритического сеанса. Втроем. Тошка, Ольга и Вася. Да уж, как звать гостей развлекать, так это меня, веселого. А как на тройничок, так и скучный Вася сойдет. Ну, Милюкова, припомню я тебе.

Я резко развернулся и облился водой из стакана. Да что ж такое то!

Подкравшись к двери бабы Нины, прислушался. За ней тоже было тихо. “Ну я сейчас им!” — подумал я, рванув на себя дверь. Что “сейчас” я решил не уточнять. А то мало ли, что и здесь творится.

Кота я застал посреди комнаты в позе горниста. Демон лудил из горла́. Прозрачная жидкость убывала, с подбородка по шерсти стекали капли. У стола на табуретке пригорюнился икающий Коленька.

— Ту-туру-туру-ту-ту! В эфире “Пионерская зорька”! — заорал я, кот вздрогнул и закашлялся, поперхнувшись. — И откуда же у вас такие запасы?

Пока я удивленно разглядывал стол, уставленный разнокалиберными пустыми бутылками, Бегемот откашлялся, рыгнул, выпустив из пасти языки пламени, клуб вонючего дыма, и ткнув в меня когтем, сказал:

— Я тебя сейчас не убил только потому что ты меня призвал. Еще раз так про пионеров заорешь, я тебе палец сломаю. В прошлый раз, в Москве, эти добрые дети хотели меня в зоопарк сдать. Всем пионерским отрядом конвоировали.

Коленька встрепенулся, хотел что-то сказать, икнул, вяло махнул лапой и снова подпер голову кулаком. Коленька был в говно.

— А чего ж ты от них не убежал? Или исчез бы, и все. Ты ж демон! — задал резонный вопрос я.

— Я был нетрезв. Поэтому так котом и ходил. Не, я могу в другую ипостась, но тогда у вас бы тут бродили седые дети. — кот мерзко хихикнул, а я прикинул, что ж там еще за форма у Бегемота может быть, кроме юноши в трико. Наверное, что-то неприятное. Лучше не экспериментировать.

— Ладно, заканчивайте шабаш тут, а то ты плохо влияешь на окружающую среду. Коловерша вон, набрался по самые брови, соседи перетрахались друг с другом. И меня не позвали.

— Ну я же демон плотских желаний, че ты. Мне что тут, избу-читальню устроить? Библиотэээку? Или институток на вышивку государева портрета сподвигнуть? Все, что дает мне дополнительный заряд жизни - ваши, так называемые, грехи. Пожрали, побухали, ну, и оргия. Чудесно же!

Кот уселся на диван бабы Дуси и стал водить лапой по так и неубранному белью.

— Что-то у вас тут пыльно как-то… — он набрал в лапу кучку пепла, которым стала старая ведьма и дунул. Серые частички взвились в воздух, плавая в лучах утреннего солнца, заглянувшего в окно. Кот отчаянно зачихал, у меня тоже засвербило в носу так, что пришлось бежать открывать форточку.

Коленька чихнул и упал под стол. Там он свернулся калачиком, накрыл нос пушистым хвостом, что-то промямлил и захрапел. Прекрасно.

А в открытое окно врывался теплый весенний ветер, шум автомобилей и запах клейких почек на старом тополе, что торчал посреди двора как нерушимый символ озеленения города в 70х годах прошлого века. Конец апреля уже. Весна.

За моей спиной звякнули бутылки. Кот поочередно заглядывал в каждую, видимо, жаждая продолжения банкета. Банкет продолжаться не желал. Главный спонсор вакханалии валялся под столом, и выдавать новые порции алкоголя категорически отказывался, вяло отмахиваясь задней лапой. Опечаленный Бегемот проверил еще раз тару, стоящую кучкой на полу, и загрустил.

— Я же чувствую, что есть где-то спирт. Немного, но есть. — вздохнув, сказал демон, — А где?

— Не знаю я! Давай уже, хватит! Надо думать как тебя обратно запихнуть или что ты тут делать будешь.

— Мама, мама, что я буду делать… — запел кот, обходя комнату и принюхиваясь, — мама, мама, как я буду жить… О!

Он раскрыл навесной шкафчик старушек, где хранились какие-то бутылочки, баночки и с торжествующим воплем достал пузырек коричневого стекла.

— Боярышника настойка, — прочел он этикетку, — для приема внутрь. Ну, говорил же, что есть!

— Алкаш… — недовольно пробурчал я, ожидая, когда пузырек опустеет. — Чего делать-то с тобой?

— А че хош! — залихватски утирая усы, кот выпятил грудь и подбоченился. — Можем оргию в жральне устроить. Как это там называется? В ресторане! Можем заставить людей все на рынке сожрать. Можем оргию на рынке. Можем чтоб и жрали, и оргию одновременно. На рынке. Весело будет. Там торговки, свиные головы на прилавках, тыквы, колбасы…

— Нет уж, не надо. — перебил я несущуюся вдаль рыночную фантазию демона. — А то как бы тебя самого местные торгаши там не это, того самого. Еще кроме оргий и жратвы предложения есть?

Кот задумчиво походил, сшибая хвостом пустые бутылки, почесал ухо и выдал:

— Да ты знаешь, вспомнил я тут одно незавершенное дельце. В 1936 это вроде было. Оставил я тут одну вещь, она тогда не нужна была никому, да и вообще мессир велел ее подальше спрятать. Разломал ее на две части. Сказал, что в разных местах надо тайники сделать. По отдельности - негодные вещи, а вместе это разрушит ваш мир.

— В смысле? Ты сейчас что, планы по утилизации человечества строишь? Охренел совсем?!

— Цыц! Повякай тут еще. — кот стал вроде больше размером, я отошел на пару шагов к двери, — Дослушивать не учили? Зачем мне ваше человечество уничтожать? Без вас скучно совсем будет, да и сил у меня нет на такое. Там такая штука, которая людьми же и отвергнута, хотя и даровалась вам вашим же богом. Вы ж, прощелыги, не хотите по десяти правилам жить. Вам обязательно лазейку надо найти, чтоб правила обходить. Ну и конечно же, без наших советов не обошлось.

— И чего там? — приуныл я. Уже было ясно, что придется переться с ним, чтоб хоть как-то сдерживать “души прекрасные порывы” демона. А то на каждом углу будет оргия. Или оргия в рюмочной. А может, и на рынке. Я представил удивленные рожи усатых торгашей из солнечных республик, обозревающие волосатые жопы своих коллег, и довольно хрюкнул. Не все же покупателей наебывать. Может и стоит его на рынок отвести.

— Да так… Каменюка одна древняя... Ты собирайся давай, а то я город не помню.

В шесть часов утра я вышел из парадной, готовясь умереть от стыда, страха и непонимания, как мне контролировать такую ситуацию. За пазухой ветровки пускал слюни сладко спящий Коленька, позади меня волочился огромный черный котище, шагающий на задних лапах. Кот заинтересованно вертел головой, оглядывая все вокруг. Обратится в кого-либо пристойного или невидимого Бегемот не смог, хотя и попытался. Выглядело это мерзко, словно человек застрял в животном. Так и пошли мы по городу, я очень надеялся, что люди сейчас настолько привыкли к разным фрикам, что примут нас за цирковых актеров или аниматоров. Мы прошли немного дворами, вышли на Литейный, как и просил кот. Там он долго всматривался в дома, удивлялся машинам и вывескам в витринах, но это быстро прошло. Он словно впитал в себя разом всю информацию о городе, атмосферу и, немного постояв, уверенно двинулся вперед. Народ, спешащий на работу, вяло шарахался от кота, а если по дороге встречались дети, то они начинали восторженно попискивать и дергать родителей за руку. Одна девочка даже подбежала и стала обнимать демона с криками: “Котик! Котик! Мама, хочу котика, пушистый!”

Бегемот растерянно отдирал от себя человеческого детеныша, а его мать подошла ко мне и протянула руку. Я непонимающе уставился на нее.

— Ну?! — требовательно сказала женщина, — Чего застыл? Флаер давай!

— К-какой флаер?

— О, хоспадя, понаберут по объявлениям. Листок с рекламой, что там у вас? Магазин игрушек открылся? Зоопарк? Котокафе? Видишь, ребенок хочет!

Тут из-за пазухи у меня выснулся разбуженный криками девочки Коленька.

— Вот! Мейн-кун! — обвиняюще ткнула пальцем мне в грудь дама, — Говорю же, котокафе! Давай листовку!

— Не-не, мы к ветеринару, на кастрацию! — крикнул я, схватил демона за шкирку и поволок подальше от настойчивой родительницы.

Кастрацию очень хотелось сделать двум бухарикам из магического мира, а еще себе - лоботомию. Чтоб ничего не делать. Сидеть и слюни пускать. Пока я мечтал о спокойствии, мы дошли до поворота на улицу Пестеля. Огромный дом Мурузи, построенный в мавританском стиле, занимал почти весь квартал. Украшенный лепниной, колоннами и замысловатыми арочными окнами, он был знаменит своими жильцами. Здесь жила богема. Поэты, писатели, художники, весь цвет Серебряного века тут жил, работал и отдыхал. Здесь даже хотели сделать музей Бродского, но что-то не срослось. Демон остановился напротив арки, с закрытыми воротами и поднял голову.

— Нам сюда. На пятый этаж. Думаю, никуда он не съехал.

Кот ломанулся в ворота, но они были ожидаемо заперты.

— Дворник! Дворник! — заорал он так, что заглушил шум машин с Литейного. — Открывай!

“Ну и цирк! — подумал я, — они ж на кодовом замке. Он так долго орать будет. Демон еще называется, сделал бы что-то, заклинание там..”

Пока кот вопил, ворота отворились, медленно распахнув створки. Не успел я подумать, что ошибался насчет Бегемота, из арки выкатился черный мерс-купе. Ага, ну, все прозаичней гораздо. Мы успели прошмыгнуть в закрывающиеся ворота и тут же встал вопрос. Как попасть в парадную? Но тут нам помогла дама, вышедшая прогуливать своего йорка. Очень помогла. Потому что йорк, как молния, метнулся к Бегемоту и, пронзительно лая, стал скакать вокруг. Демон взметнулся на пятый этаж за пару минут. Я, обремененный Коленькой, гораздо позже. Когда поднялся на площадку, обнаружил там мужчину, стоявшего в проеме двери. Лицо его было очень бледным, тонкие губы поджаты, короче, он визитом был недоволен, но и никакого удивления не проявил. Значит демона знал, и давно.

Мы прошли в богато обставленную квартиру, хозяин, дернув плечом в бордовом бархатном халате, пригласил нас в гостиную, а потом принес бокалы и стакан. Обычный граненый стакан.

Пока я рассматривал обстановку, мужчина налил в бокалы вина, молча сунул мне в бокал в руку, а коту налил в стакан водки. И все это в полном молчании.

— И что, тебя до сих пор не поймали? — кот замахнул стакан и полез к графину, стоявшему на антикварном столике. Налил себе еще. Хозяин квартиры вздернул бровь.

— Да ничего, живу, как видишь. Документы меняю, завещания сам себе пишу. Соседей меняю, так сказать, через каждые лет 40. Хотя, они и сами тут долго не задерживаются. Наследники их ликвидируют. Время сейчас такое. А тебя что, мессир простил? Выпустили?

— Да не то чтобы… — кот покосился на меня и постучал когтями по стакану. — Короче, неси давай.

Бокал хозяина квартиры опустел через 5 минут, которые мы провели в тоскливом молчании. Он не спеша встал и вышел из гостиной. Демон развалился в кресле и, помахивая лапой, принялся разглагольствовать.

— А вот в прошлый раз в этом городе все было не так. Шикарно вы живете. Да, и Дмитрий Алексеевич, — кивнул он на вошедшего обратно хозяина, — тоже неплохо устроился.

Хмурый Дмитрий подошел к Бегемоту и замахнувшись, словно хотел пробить тому голову, плюхнул на колени демону сверток, замотанный в серую ткань. Кот оскалился, вытянув лапы с выпущенными когтями, но потом, сделал вид, что не испугался вообще. Приоткрыл сверток, взглянув на содержимое и удовлетворенно кивнул.

— Что ты думаешь с этим делать? — Дмитрий Алексеевич был холоден, как морозильник Бирюса, тон его голоса не менялся, обдавая всех вокруг ледяным презрением.

— Заберу вторую часть, и прочту людям, что там написано. Пусть наконец узнают, на что согласились.

— Дурацкая идея. — хмыкнул Алексеич, подхватив бокал со столика, украшенного инкрустацией из перламутра. — Тебе здесь не рады.

Из смежной комнаты вдруг вышел молодой мужчина, в сутане пастора. Белая колоратка плотно облегала его шею, почти сравнявшись цветом с кожей. На руках у пастора возлежал голокожий кот-сфинкс. Котище противно ощерился, увидев Бегемота, пастор оскалился и зашипел. А я выпал в осадок. Клыки у пастора были куда круче чем у его кота. Мороз продрал по коже, я вжался в бархатное кресло еще глубже, и наконец-то до меня дошло, что мы не в гостях у старого знакомого кота Бегемота. Мы пришли в дом вечных. И нам тут действительно не рады.

Дмитрий Алексеевич, или как его там на самом деле зовут, меняет соседей и пишет завещания, потому что он вампиры очень долго живут. И дружок его, пастор, тоже. Одному демону все было нипочем.

— Отче, отпусти грехи мои! — закривлялся демон, протянув лапы к пастору, — Грешен я, ибо житие мое...

— Какое житие твое, пес смердящий, ты посмотри на себя, житие… Дмитрий, что этот хам себе позволяет? — молодой человек закатил глаза, манерно цокнул языком, и скрылся в коридоре, напоследок крикнув, — Выкинь эту шваль за периметр!

— Ну, вам пора. — не слушая верещания Бегемота, Дмитрий Алексеевич взял нас крепко за локотки и поволок по сумрачному длинному коридору к выходу из квартиры.

В это время одна из дверей, ведущих в комнаты, отворилась, и из нее вышла худенькая девушка, в одной майке и трусиках. Белые волосы были странно подстрижены. Спереди все очень коротко, на макушке торчали белые вихры, а с затылка спускались длинные, до середины лопаток пряди. Огромные, залитые черным глаза, маленький носик - внешность была как у ребенка.

— Дима, ват а фак? — высокий голос девушки резанул по ушам. — Где папа?

— Привет, Йоланди, — вампир все так же волочил нас к выходу, — пошел кормить кота. Или себя кормить котом, посмотри на кухне.

Напоследок нам досталось по пинку, высокая резная дверь захлопнулась за нами, обдав запахом мокрой пыли, и я понял, что никогда не захочу узнать, что творится в таких квартирах. Живее буду.

— Ты знаешь, — сказал я Бегемоту на улице, — Меня уже второй раз за неделю вышвыривают из квартиры с пинками. И все какие-то невероятные существа. У нас в городе вообще нормальные люди остались?

— Нормальных в природе не существует. Что есть норма или отсутствие нормы? Кто эти рамки устанавливает? Я думаю, покажу тебе сегодня, как быть нормальным по вашим установкам. Если ты станешь нормальным хотя бы на пять минут - многое поймешь.

— Можно ненадо? — угрюмо буркнул я, и поправил сбившегося куда-то вниз куртки Коленьку.

Коловерша тихо похрапывал. Какая же все таки скотина этот демон. Споил моего помощника, возвращаться в свой мир не хочет, а дело его, не завершенное, явно мутное какое-то. Что он там хочет людям прочесть? Смогу ли я сделать что-то если он станет делать что-то плохое? Потихоньку меня стало трясти. Хмель выветривался, и я стал четко понимать, что я один с ним не справлюсь. Но, вроде бы пока ничего страшного не происходило. Может, все не так плохо? Вон он какой веселый. Вроде бы.

Свернув с Литейного в ближайшую арку, мы пошли дворами. Я уже стал побаиваться этих серо-желтых каменных лабиринтов с их непередаваемой атмосферой тоски, запущенности, и высоких стен без окон. Да, особенно после того дня, когда я нечаянно попал в квартиру с “неваляшкой”. В этих арках черт знает что творится, и я никак не могу повлиять на странности старого города. Он как будто живет сам по себе: открывает потайные двери когда захочет и закрывает проходы между домами, когда ему вздумается. А может, и есть какой-то график, но мне его не постичь.

Тем временем кот пер куда-то вперед, оторвался он только на пять секунд, увидев у круглосуточного магазинчика потрепанного жизнью мужика, дрожащими пальцами открывающего бутылку водки. Бесцеремонно выхватив ее из слабых рук жаждущего похмелиться субъекта, вылакал в один момент, да так быстро, что ограбленный только и смог просипеть вдогонку:

— Эээ, сударь… Господь делиться велел. А ты в одно рыло.

— Ваш господь много чего вам велел. Так вы же это не делаете. — фыркнул Бегемот, и пошел дальше, не оглядываясь. Пустую бутылку он “культурно” выкинул в решетку одного из окон на цокольном этаже.

— На вот, новую купи. — я вытащил из кармана две сотки, втер их в грязную лапу мужичка и бросился догонять демона.

— Спасибо, друг, но мне хватит. — донеслось сзади, — Котов бухающих я еще не видел. Домой пойду.

В одном из дворов мы остановились. Демон повертел ушастой головой, чему-то удовлетворенно кивнул и ринулся к узкой щели между двумя домами, нервно помахивая хвостом. Здесь все было по классике. Дома старой постройки, с выпавшими кусками штукатурки, сто лет некрашеными стенами, трещинами, бегущими паутиной между окнами, воняющие ссаньем углы зданий, пара выходов с черных лестниц, наглухо заколоченных листовым металлом. Вздыбившийся местами асфальт видал еще комсомолок в белых фартуках, курящих здесь втихую одну сигарету “Родопи” на троих. Пусто, грустно и очень серо.

Демон, вмиг став каким-то плоским, юркой ящерицей проскользнул в щель между домами, только черный хвост мелькнул в облаке пыли. Пару минут там пошуршал и вылез обратно, весь в хлопьях сажи и крошках кирпича. В лапах он держал уже два свертка.

— Я тебе сейчас покажу кое-что, — котище отряхнулся, положил свертки на асфальт и принялся их разворачивать.

От любопытства у меня аж под ложечкой засосало. А может есть захотелось очень, я не понял. Подойдя поближе, я увидел на серой ткани два куска плоского камня, с выбитыми на них странными буквами, или знаками. Уже понял, что если их соединить воедино, получится каменная доска с надписью. Небольшая, может в высоту сантиметров десять, и в ширину не больше сорока.

— Ну и что это за доска почета? У фараона на гробнице была? Здесь лежит великий Тутанхамон? Или спер из музея восточных искусств? Что тут написано?

— Дурак ты, человек. Это часть скрижалей свидетельства, дарованных вам богом. Точнее, сначала он Моисею другие даровал, да тот возомнил себя верховным судьей. Он, когда стал всем их зачитывать, был послан идти мимо и не мешать людям своей ерундой. Ну, обиделся конечно, и первые скрижали с заветами разбил. Так потом бог ему сказал, чтоб сам тогда на камнях выбил то, что раздолбал, а Господь мол, резолюцию поставит — с моих слов записано верно. Но, бог не будь дураком, еще пару строк приписал, формулу, чтоб когда зачитывали заветы, как людям жить, сработало очищение. Пришло понимание, что делали всё до этого люди не правильно. И как с чистого листа потом он должны начать жить. По заветам божьим: не убий, не укради, не возлюби, ну, и прочее, сам знаешь.

— Ну, про десять заповедей все знают, дальше-то чего было?

— Да там темная история, никто из нашего мира на себя ответственность брать не захотел, а бог тот, как дал эти две каменюки людям, успокоился и не следил за ними больше. Ну, по себе судил, видимо. То есть, сказано - читай от сих и до сих, то прочтут как надо. Короче, насоветовал один бес некому еврейскому пареньку, что надо часть скрижалей отбить. Вот прям по верху, до вооот этой канавки, — кот ткнул когтем в край каменной пластины, — он и отломал. Думал, что сам понесет слово божье в люди. Да не простое, а секретное, сокровенное. А потом сгинул где-то этот человек, искали, да не нашли. А Моисей и не заметил ничего, особо не вчитывался. Он же наизусть уже все знает, что там написано. Самоуверенность всегда людей подводит.

Кот гаденько хихикнул и сдвинул таблички.

— Ну прочтешь ты это, и чего? Все станут добрыми и порядочными людьми сразу? — озадаченно нахмурил брови я.

— Да нет конечно. Охват невелик. Накроет на пару кварталов. Раньше же как было? Народу мало, собрал толпу - зачитал, а дальше они уже сами несут свет просвещения своим детям, прививают принципы поведения. Это так работать должно.

—Так и чем же это плохо? Как это может разрушить мир? Если все будут жить по заповедям - коммунизм наступит!

— Ты тут про коммунизм не выступай. Навидался я вашего коммунизма в 30-х годах тут. Коммунизм не наступит. Наступит ад и Израиль. Ваш мир построен на подлости, подлогах и взятках. На убийствах, войне и уничтожении себе подобных. Жить правильно надо было начинать издревле. А сейчас… Да ты сам увидишь. Просто я хочу развлечься.

Два дома в пять этажей смотрели тусклыми окнами на то, как огромный черный кот подобрал с земли пару каменных пластин. Зажав их в лапах поудобнее, сдвинул. Таблички словно срослись, став единым целым. По надписям заскакали огненные вспышки. Да и сам демон стал видоизменяться. Это было так страшно, что я отбежал назад. Крупная дрожь прошла по телу кота, он вытянулся, стал еще больше, на месте морды проявилось худое человеческое лицо, лапы превратились в тощие руки с длинными пальцами, и вот через пару секунд у стены дома стояло двухметровое существо, одетое в длинную черную папскую сутану, расшитую золотыми нитями и камнями сверкающими синими искрами, с роскошным подолом, укрывающим землю вокруг него. На голове демона покоилась огромная митра, украшенная перевернутым крестом, металлическими нитями, разбегающимися сложными узорами по всей поверхности. Лицо скрылось под черной вуалью, плечи его накрыла белая епитрахиль с нашитыми металлическими круглыми пластинами.

Демон поднес часть скрижалей к лицу и словно вдохнул с них слова, втянув в себя огоньки на буквах.

— Ли́мпиа вера́ , лимпиа эпифани́а… — загудел низким голосом Бегемот.

В животе у меня было холодно и противно. Питерское утро стало еще серее, как будто город накрыло грозой. “И тьма накрыла Ершалаим.” — не к месту всплыло в голове.

Кабзда тебе, Никитка, подумал я, и стал вспоминать все свои грехи. Как врал, изворачивался в универе, как Тошку хотел соблазнить, думая, что у нее просто мужика нормального не было, как украл бутылку пепси в магазине по пьяни, да много чего еще.

Из куртки высунулся сонный Коленька. Глаза его, и без того большие, стали размером с кусок краковской колбасы. Тьма опускалась все ниже и ниже, демон вопил непонятные слова, повторяя одно и то же, как заведенный.

— Ты что же делаешь, скотина?! — тоненьким голоском заверещал коловерша и выпрыгнул у меня из за пазухи. — Заткнись! Заткнись!

Черной молнией он метнулся к Бегемоту, и, по-обезьяньи взобравшись ему на плечи, выдернул каменную табличку у того из рук, открыл свою бездонную пасть и резво запихал туда часть скрижалей.

— Дурак! — крикнул коловерша и хлопнул лапой по затылку демону. Красивая митра слетела и покатилась по серому асфальту.

Этого хватило, чтобы Бегемот замолчал и стал растерянно озираться, на глазах уменьшаясь в размерах, обрастая мехом. Снова становясь котом. С мохнатой ушастой обезьяной на плечах.

Так они и стояли. В полной тишине. Я даже подумал, что демон наврал, и ничего не случилось. Ну, подумаешь, орал он какие-то слова странные, и чего?

Да ничего вроде… Коленька еще раз стукнул приятеля промеж ушей и разразился отборным матом. Вся речь сводилась к тому, что Бегемот- тварь, которую в бездне зачали, и мать его была неразборчива в связях, поэтому такой дурень уродился.

На третьем этаже распахнулось окно и в него выставили большую квадратную колонку.

— Лююуди! — заорал пьяный голос, — живем! Веснааа!

В юном месяце апреле

В старом парке тает снег,

И весёлые качели…

Из колонки полилась песня, высокий, звенящий голос заполнил весь двор, словно солнце вышло из-за туч, наполняя теплом пространство. Мне тоже захотелось петь, радостно бежать куда-то, влюбится, говорить людям что-то хорошее...

На пятом этаже тоже открылось окно. Из него вышел старик. Этот звук я никогда не забуду. Где-то на верхних этажах, в доме справа, раздался выстрел. В доме слева на третьем этаже тоже распахнули окна. Из одного выпала женщина в ярком халате, из другого лысый мужчина в трусах и майке. Кровавая лужа растекалась вокруг людей, похожих на сломанные куклы. Спина у меня стала ледяной, стало трудно дышать.

Где-то завыла женщина, заплакал ребенок. А чистый детский голос все пел и пел про крылатые качели, что летят…  Летят…

— Что ты наделал?! — я орал и тряс эту тварь, которая решила, что можно так развлекаться. — Что мне теперь делать?

Коленька бегал возле нас, потом взлетел и закружил вокруг, пытаясь оттащить меня от кота.

— Ну, я же не думал, что у вас так плохо все. — встрепенулся Бегемот. — Люди вообще странные. Сначала нагадят, а потом раскаиваются. Ишь, как их пробрало. Интересный эффект. Не знал, что так получится.

В воздухе пахло кровью и мочой. Я стоял, бездумно пялясь на мозаику из тел, и не мог отвести глаз. Он не знал, что так получится. Вот так просто решил поэкспериментировать.

Из окна с колонкой опять донесся радостный голос, подпевающий про крылатые качели.

— Вот у него, — кот ткнул лапой на окно, — не было в жизни ничего, за что он мог бы себя проклинать. Да, он пьян, но прожил жизнь так, что упрекнуть себя сейчас ему не в чем. Не врал, не предавал, не убивал, не делал другим плохо. И сейчас ему хорошо. А эти неизвестно чем занимались всю жизнь. Но раз их так накрыло, то жалеть их нечего. В реальной жизни индульгенций нет. Пошли отсюда.

И мы пошли. Потому что вдалеке уже завывала сирена скорой и полиции. Свидетелем действия осколка скрижалей свидетельства в полицейском участке я быть не хотел. Очень долго и муторно.

По дороге до дома демон и коловерша препирались о том, кто лучше сохранит раритет. Коленька сказал, что у него в зобу будет надежней, и уж больше он такого результата не допустит. Кот всячески настаивал, что он лучший хранитель и клялся что больше никогда, никогда…

А я шел и думал, что же такое совершили в своей жизни все эти люди вышедшие из окон, что не смогли жить дальше с грузом осознанных мразотных поступков. Как сработало это очищение? Они поняли, какие они твари, но почему не решили продолжить жить правильно, так, как советовал христианский бог? Или без зачитывания им десяти заповедей для дальнейшего функционирования, они не знали что делать? На все вопросы кот только улыбался, топорща усы.

Примерно в полдень, голодный и злой, я ввалился в коридор нашей коммуналки в сопровождении экзотического эскорта. Навстречу мне, цепляясь за стенки, шел дядя Володя, видимо, за очередной бутылкой.

— Ух, ё… — молвил он и сполз по коричневым обоям вниз.

Кот презрительно посмотрел на соседа-сантехника, толкнул дверь в комнату бабы Нины, и обернувшись, выдал:

— Пролетарии всех стран, объединяйтесь!

Вот такая тварь теперь живет у меня за стенкой. Что с ним делать - ума не приложу.

Я приношу свои извинения пикабушнику @Rimrus, он же Олег (имя изменено), которому посвящена эта история, за то, что подозревала его в мошенничестве и неявном попрошайничестве на Пикабу. Человек действительно болен и мне его очень жаль.

Почему у него нет личной истории, как я ему пообещала, расскажу в комментах. Но, как я и сказала - будут извинения и посвящение. Сделать это отдельным постом - не моя идея. Олег, как Рамзан Кадыров, в трех комментариях хотел поставить меня на колени сейчас же извиниться отдельном постом с текстом, который он написал, под угрозой опозорить меня перед всем Пикабу, обозвав лгуньей.  А, еще один, был в пуш-уведомлении, но видимо потом отредачен. Там было про " Видимо вы не хотите извиняться, тогда..."  Хотя четко было человеку сказано, что извиняться я буду рассказом, с посвящением и личным персонажем. На это нужно время. Хотелось загладить как-то. А потом я полезла смотреть, что это за человек, что пишет, чем дышит.

А началось все с того, что Олег выкатил пост. Смысл сводился к тому, что он болен неизлечимой болезнью, ему нужна пересадка легких в НИИ Шумакова. Поэтому ему нужна квартира под съем в Измайлово, чтоб рядом.  Странно уже то было, что квартира в зеленом престижном районе Москвы ищется на Пикабу. Почему не в Гольяново, кстати, тоже рядом, но райончик так себе, криминальный. И тут пикабушники с добрым сердцем распахивают свои кошельки с предложением помочь деньгами. А в посте ни одного пруфа. Только фото 4 летней давности с рисунками ТС на стенках, ТС с котиком, ТС с больными легкими красит стену граффити без маски и респиратора  и т.д. Ну и что здесь можно подумать здравомыслящему человеку? Конечно, я спросила. В ответ мне прислали сигну с фейспалмом из больницы. Да потом ТС добавил, что надо было найти один из его ранних постов, где он ищет медсестру ( это из 17 страниц в его профиле, кстати, там кто-то пытался, но не нашел) И в его группе в ВК есть все документы. В посте об этом не слова. Есть ссыль в профиле на группу. Но в ней  тоже только карта на сбор для Олега. Оказывается, доки висят во второй группе ТСа, которую еще надо откопать, скачать их ( чего я, как параноик, не делаю) и вот тогдааа, вы и получите пруфы.

Да, я была резка в отношении Олега. Но даже я, циничная тварь, временами удивленно хмыкала, читая его комменты в пабликах ВК и на Пикабу. Все не буду вываливать, так, для общего смысла, почему не сдержала обещание про личный персонаж. Да он его и не хотел, но может придраться.

Автор Н. Сарыч. Повесть публикуется с разрешения автора.

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Глава 14

Вальтер действительно был не такой, как все. Даже близкие друзья считали его, что называется, «не от мира сего». Прочие же и вовсе почитали ненормальным. Он обладал сказочной красотой, и девушки, которые сталкивались с ним волею судьбы, влюблялись в него с первого взгляда.

Однако, как только Вальтер решался произнести хоть слово, девушки утрачивали к нему всякий интерес. При особях женского пола он становился рассеянным, терялся и забывал разговорный язык. В светских разговорах он был полным профаном, развлечения сверстников с самых юных лет его не интересовали.

Мир природы привлекал всё его внимание ещё с детства, мир естественных наук был его зазеркальем. Когда в средней школе на уроке прекрасного очаровательная фрау Виндишгрец попросила детей принести частичку живой природы, которая вызывала бы у них восхищение и про которую они могли бы рассказать что-нибудь интересное, Вальтер Лаудон принёс препарированного таракана. Он, конечно же, хотел рассказать и показать, как совершенно поработала природа над этим уникальным созданием. Когда он положил его на стекло микроскопа, девочки завизжали, некоторых одноклассников тошнило, а сама фрау Виндишгрец стояла у доски с крепко сжатой в руках указкой и была не в состоянии вымолвить ни слова.

С тех пор, как Лаудон поступил в университет, он полностью отдался науке. Его жутковатая для других работа очень помогала ему в познании жизни. Наука подарила ему целый мир со своими откровениями и загадками, и он существовал в этом мире, и был счастлив, пока в его мир не ворвалась тайна, которую его любимая наука не смогла объяснить.

И ключом к этой тайне была женщина, сидящая сейчас перед ним. Поэтому Вальтер без обиняков начал разговор.

- Меня зовут Вальтер Лаудон. – Представился он.

- Вы предок знаменитого генерала? – Поинтересовалась собеседница.

- Генерала? – Не понял Вальтер.

- Историческая личность, про него даже сложена песенка. – Пояснила баронесса.

Вальтер пожал плечами.

- Я не интересовался семейной родословной.

Он задумался, решительное начало разговора было скомкано, и он не знал, как его возобновить.

Однако Лаудон был далёк от компромиссов, и, немного поразмыслив, сказал напрямик:

- Я знаю, что на вашем семейном кладбище захоронен прах Себастьяна Шлемера. Я выяснил это по фрагменту тканей, который привёз мне Карл Данкель.

- Ах, вот оно что! Карл, вездесущий Карл! – Баронесса откинулась на спинку стула. – Бедняжка, я слышала, что с ним случилось что-то нехорошее.

Вальтер поднял на неё глаза. Нет, ему не показалось, тон, которым была сказана фраза, и выражение лица собеседницы свидетельствовали о недвусмысленности сказанного.

- Вы убили его? – Медленно спросил Лаудон.

- Да, - ответила Инесс, - глядя на него своими удивительными глазами. – Его и второго вашего друга. Они сами виноваты, не стоило им быть такими настойчивыми.

Вальтер молчал, баронесса совсем выбила его из колеи, такая откровенность была черезмерной даже по его понятиям. Но, несмотря на известие о смерти Карла, он взял себя в руки. В конце концов, так было даже проще, не нужно было ничего доказывать, и Вальтер продолжил:

- ДНК останков принадлежит Себастьяну, это доказанный факт, компьютер не ошибается, он также показал, что возраст останков более ста лет. Я проверял много раз, ошибка исключена. Но Шлемеру было всего тридцать четыре. Объясните, что произошло с Себастьяном и как это возможно, и обещаю, я оставлю вас в покое.

Инесс продолжала рассматривать своего неожиданного гостя, и, чем дольше она смотрела, тем больше убеждалась в его уникальности. Она не совсем понимала, что с ней происходит, но одно она поняла точно: она не хочет, чтобы он оставил её в покое.

- Вы спрашиваете меня о том, - заговорила она после долгого молчания, - о чём я не слишком много знаю. Но кое-что я вам покажу. Подождите здесь.

С этими словами хозяйка поднялась и вышла из зала. Вернувшись, она положила на стол перед гостем большую книгу, такую старую, что невозможно было определить её возраст.

- Эту книгу оставил мне один человек. Этот человек смог бы дать ответы на все ваши вопросы.

Но, к сожалению, он давно умер.

- Магия, - прочитал Вальтер, - но я знаком с основоположениями Папюса, ничего подобного в них нет!

- Читал основоположения, - усмехнулась Инесса, - если бы вы были знакомы с основоположениями анатомии, смогли бы вы постигнуть тайну, скажем, этой вашей ДНК?

Йорген изучал это всю жизнь, он ушёл от мира, чтобы заниматься наукой.

- Значит, вы не можете объяснить мне того, что случилось?

- Я попытаюсь, но вряд ли тебе будет этого достаточно. Ты ведь не обидишься, если я буду говорить тебе «ты», ты ещё так молод. Скажи, ты знаешь, как достать мёд из сот, в которые он запечатан? Можно открыть соты, и положить их в блюдо. Мёд станет вытекать под действием земного притяжения, и, рано или поздно, вытечет в блюдо. Но можно извлечь мёд гораздо быстрее, способом, которым пользуются пасечники. Они помещают соты в центрифугу, которую начинают вращать, и центробежная сила в считанные минуты отжимает мёд и сминает соты. Вот что-то похожее произошло и с твоим другом.

- Но какая же сила сделала с ним это?

- Время!

- Время?

- Время, мальчик мой, самое неизученное явление, если человек сможет подчинить себе время, он станет богом.

- Ваш Йорген был богом?

- Почти, он был гением.

Повисло долгое молчание. Первым нарушил его Вальтер.

- Вы не могли бы дать мне на время эту книгу? – попросил он.

- Нет, - ответила баронесса, - но я могу позволить тебе остаться. Дом большой, тебе никто не будет мешать, ты можешь заниматься, сколько хочешь.

- Но вы, - замялся Лаудон, - я не стану для вас обузой?

- Нет, в свободное время ты будешь разнообразить мой досуг, это будет платой за моё приглашение. Согласен?

Лаудон открыл книгу, она была написана на латыни, между строками аккуратным почерком карандашом кто-то написал перевод. Вальтер задумался. Аспирантура, работа, в конце концов, всё можно будет уладить, книга стоит того, и он решительно сказал:

- Согласен.

Утром Инесс отправилась на кухню. Пришедший посмотреть, что происходит, Клаус с удивлением уставился на неё. Инесс улыбнулась – надо же теперь кому-то готовить. Она сама удивлялась себе, давно уже она не предполагала, что это занятие может доставить ей удовольствие. Она порхала по кухне, как будто на плечах её не лежал груз ста прожитых лет.

Когда завтрак был готов, хозяйка поднялась в комнату гостя и постучалась в дверь. Никто не ответил. Инесс толкнула дверь и вошла. Молодой человек спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в книгу. Инесс позвала его, он не откликнулся. Тогда она подошла и потрепала его по волосам, но Лаудон не проснулся. Волосы были шелковистые и чёрные, как и у самой Инесс.

Женщина поймала себя на мысли, что ей доставляет удовольствие гладить эти волосы. Поддавшись внезапному порыву, она наклонилась и поцеловала спящего в макушку. Вальтер вздрогнул и поднял голову.

- Я не слышал, как вы вошли!

- Ты читал всю ночь, да?

- Я не знаю, я не заметил, как уснул.

- Будешь досыпать, или хочешь позавтракать?

- Пожалуй, не стоит утром ложиться.

- Тогда приводи себя в порядок, и спускайся в зал.

Через некоторое время Вальтер и Инесса сидели за столом в гостиной. У Вальтера не было аппетита, но он честно засовывал в рот всё, чем его угощали, рассеянно глядя на стол.

- Как тебе понравилась книга? – поинтересовалась Инесс.

Вальтер неопределённо пожал плечами.

- Скажите, - неожиданно произнёс он, - вчера мы говорили о смерти Себастьяна, но я не спроси вас – зачем?

Лицо Инесс стало суровым.

- Ты узнаешь об этом потом, сначала прочти книгу!

До конца завтрака они больше не разговаривали. После Лаудон поднялся к себе в комнату. А Инесс отправилась осматривать хозяйство с целью определить фронт необходимых работ. Дел наметилось много. Хозяйка слишком долго не интересовалась поместьем, и многое в нём пришло в упадок и запустение. Но баронесса была полна энтузиазма, внезапная жажда деятельности проснулась в ней. Она обсуждала с Клаусом необходимые дела, давала поручения и с нетерпением ждала вечера, когда Вальтер спустится в гостиную.

Вечером они ужинали при свечах, и Инесс пыталась расспросить гостя о его жизни. Правда, он оказался никудышным рассказчиком во всём, что касалось его лично. Зато о своей работе он мог говорить часами. В области судмедэкспертизы ему не было равных. Его собеседнице было интересно всё, она вспоминала те далёкие времена, когда в этом зале сидел Йорген и делился с ней своими удивительными познаниями. Она даже не приказала разжечь камин в обычное время, заметив, что не ощущает ставшего привычным для неё холода.

Прощаясь с Вальтером на ночь, Инесс предупредила: «Не разгуливай по дому ночью. В гостиной ночует собака, она не любит чужих».

Так стали проходить дни, Инесса занималась хозяйством, сама ездила за покупками и готовила. А когда Вальтер освобождался от чтения, они проводили время вместе. Инесс водила его в сад, на кладбище и к избушке Йоргена, рассказывала о прежней жизни поместья и его обитателях. Но чаще говорила о старике-лекаре, о его поразительных талантах и учёности, о его работе и опытах. Лаудон с удивлением понимал, что ему интересно слушать эту необыкновенную женщину, не понимал он только, откуда она так много знает. И ещё странен казался ему её материнский тон, на вид она была не старше его, но какое-то пятое чувство убеждало его, что хозяйка этого загадочного места имеет полное право на такое покровительство.

Между тем, по деревне распространился слух, что в поместье приехал родственник хозяйки по материнской линии. Инесса сама распространила этот слух, тем более что Вальтер действительно был похож на неё. На самом деле, она просто хотела пресечь иные досужие домыслы.

Шло время, Вальтер всё дальше углублялся в волшебный мир познаний, пришедший к нам из глубины веков, и собранный в этой уникальной книге, он остро ощущал недостаток своей лаборатории с современным оборудованием и доступом к всемирным знаниям, чтобы обработать полученные сведения. Но запрет был запрет, да Вальтеру и в голову бы не пришло бежать с украденной книгой, слишком он был бесхитростен. Кроме того, он начал ощущать действие непреодолимого притяжения хозяйки дома. Её несравненное обаяние пробило его защитную скорлупу, и очень скоро он стал испытывать потребность прерывать занятия не только для еды и сна. Сам того не замечая, он стал ждать момента, когда увидит Инесс, услышит её голос. Но это ещё не было любовью, это было только лёгким предчувствием, её неуловимым ароматом.

Однажды вечером, во время разговора в каминном зале, Инесс подошла к старинному серванту, чтобы показать семейную достопримечательность, о которой рассказывала. Её силуэт на фоне морёного дуба, точёный, творение Корбеллини, поразил воображение Лаудона. Её лицо, её поднятая рука казались полупрозрачными, и сквозь них своим синевато-свинцовым отсветом просвечивал фамильный хрусталь. Её волосы волшебными бликами играли в отблеске пламени свечей. Её глаза, смотревшие на гостя, сияли как две звезды.

Вальтер понял, что давно уже не слышит, что она говорит. Заметив это, женщина медленно подошла к нему и прикоснулась рукой к его щеке, он обеими руками обнял её стан и притянул к себе, утопая лицом в тепле её тела.

Дальше всё происходило как в волшебном сне, Лаудон не заметил, как начал целовать её лицо, шею и ладони. Она обвивала его своими руками, как волнами неземной нежности, лаская его волосы и плечи. И это наваждение длилось, длилось и длилось.

С того вечера Вальтер перестал заниматься книгой, а Инесс хозяйством. С утра и до утра они жили и любовались только друг другом, безумствуя во всех уголках дома. Время приостановило

для них свой бег. Они престали даже разговаривать, понимая желания друг друга с полувзгляда.

Сначала они вовсе не выходили из дома. Но их чувствам было тесно в четырёх стенах, и, забыв всякую осторожность, они вынесли свою любовь наружу, предаваясь нежным ласкам и в саду, и в лесу, сбивая с толку случайных прохожих, видевших ласкающуюся пару во владениях поместья, и недоумевающих, кто же это может быть.

По деревне поползли слухи, что в поместье творится что-то неладное. Предположения строились самые невероятные. Клаус попытался предупредить об этом хозяйку, но она только засмеялась в ответ, расцеловав Клауса. Впервые в жизни она не замечала времён года, ей казалось, что это будет длиться вечность.

А между тем, время безумств заканчивалось. Их чувства мало-помалу уравновешивались, становясь более спокойными и глубокими. Страсти улеглись, уступая место привязанности, более прочной. Они могли уже беседовать, оставаясь наедине. Радуясь жизни, Вальтер стал, однако, задумываться о заброшенных занятиях. А Инесс, пусть и нехотя, пришлось вспомнить о доме. Не желая ничего терять, они решили, что смогут совмещать одно и другое.

Странное наступило время. И Вальтер, и Инесс как будто заново открывали для себя жизнь, и в этой жизни было столько разнообразных сторон, что не хватило бы и трёхсот лет, чтобы насладиться каждой из них.

Такая простая и бесхитростная, такая мудрая и таинственная, жизнь стоила того, чтобы её прожить. Именно об этом думала Инесс однажды утром сидя на кухне. Ей стало совершенно очевидно, что надо было прожить сто с лишним лет, перенести все горести и лишения, чтобы, в конце концов, повстречать на своём пути того, ради кого стоило родиться. Впервые за столько лет она оценила радости простой жизни, когда хочется просыпаться утром и засыпать вечером уставшей, но полной надежд на грядущий день. Впервые за столько лет она стала строить планы на будущее. Она представляла, как Вальтер будет уезжать на работу и возвращаться вечером, как она будет ждать его. Шальная мысль метнулась в голове, может, она сможет родить ребёнка?

Эта мысль возродила воспоминание, чёрной тенью закрывшее все радужные мечты. У Инессы захолонуло сердце, какое-то горькое страшное предчувствие комом встало в горле. Она посмотрела в окно – светило Солнце, щебетали не улетевшие пташки. Тихо умирал на зиму сад. И это увядание добавило горечи и беспокойства в изменившиеся мысли Инесс. Она сидела, глядя в одну точку, пытаясь отогнать ощущение надвигающейся беды.

И в этот момент действительность разорвал звук. Он был чужой и одновременно до боли знакомый. С каждым ударом сердце её сжималось всё сильнее, пока не превратилось в атом. Неизбежность происходящего вдавила её в стул. Вдруг она совершенно отчётливо представила Вальтера, увидела его взгляд, услышала его голос. В глазах у неё потемнело. Нет, только не он! Инесса опрометью бросилась в мастерскую Клауса.

Вальтер стоял в гостиной перед беснующимся механизмом и пытался понять – эти часы всегда так били, или он слышит их впервые. За спиной послышались шаги. Он обернулся, это была Инесс. В руках у неё был топор, в глазах – бездна. Прежде, чем он успел что-то спросить, женщина оттолкнула его и бросилась к часам.

Топор вздымался и опускался, как будто им управляла не хрупкая женщина, а неистовая сила. Ничего не понимая, Вальтер смотрел на Инесс. Она была прекрасна даже в этой жуткой пантомиме. Однако что-то происходило с ней, она истончалась, как будто неведомая сила высасывала из неё жизнь.

Разбиваемые часы ревели, как раненый зверь. Треснувшее дерево корпуса стонало человеческим голосом. Зазвенело и посыпалось стекло, его осколки блестели в лучах осеннего Солнца как капающие слёзы.

В дверях появился испуганный Клаус. Инесс продолжала таять на глазах, окутываясь клубами зловещего тумана. Из часов, как будто стеная, сыпались стрелки, винты и пружины. Последний трагический высокий звук издала основная пружина, развинчиваясь и выталкивая циферблат. Бой прекратился, часы остановились.

Инесс обернулась, топор упал из её рук. Глядя на Вальтера полными слёз глазами, она, казалось, хотела навсегда вобрать в себя его образ. Между тем её уже почти не было видно за клубами тумана. Она пыталась что-то сказать, но только хриплое сипение вырвалось из её груди. Лицо её

страшно исказилось, и, прежде чем окончательно скрыться в тумане, она успела прошептать: «Книга – твоя!». Когда туман рассеялся, на полу в складках платья лежала только груда костей.

Через несколько дней Вальтер Лаудон ехал домой в своей машине. Выражение его лица было ещё более отрешённым, чем всегда. Рядом с ним на сидении лежала старая потрёпанная книга. На заднем сидении дремал Клаус.

ЭПИЛОГ

Учитывая необъяснимость произошедшего и предыдущие события, потрясшие Санкт-Петер, местные власти решили не давать ход расследованию происшествия. Деревенский врач, со всеобщего согласия, вынес заключение о естественной смерти последней представительницы рода Вейкингов, а именно Анны Вейкинг.

Баронетту поспешили похоронить на фамильном кладбище. На похоронах присутствовали представители местной власти и несколько жителей деревни. Большинство Санкт-Петерцев не пришло, слишком много пугающего было в последнее время, связанного с именем хозяйки поместья.

И только двое мужчин долго стояли у могилы, в надгробной надписи которой правдой была только дата смерти.

Часть первая

Часть вторая

Инесс стала сама, без разрешения мужа, приглашать лекаря в дом. Герда была в ужасе, она неоднократно говорила хозяину, что это до добра не доведёт. Но Вейкинг только посмеивался, не видя дурного в визитах соседа, а ревновать свою молодую жену к древнему старику ему и вовсе не приходило в голову. Что же касается Софии, то она с нетерпением ждала, когда хозяйка освободится, чтобы послушать, что нового поведал «колдун», как София его называла. Она тоже ждала ребёнка, хотя об этом не говорили так много, как о будущем ребёнке хозяйки.

Однажды Рудольф Вейкинг должен был отлучиться по делу на несколько дней. Вечером, после его отъезда, Инесса разговаривая с Йоргеном, задала ему вопрос, который мучал её всё последнее время. Йорген улыбнулся своей таинственной улыбкой, а потом заговорил, он говорил долго. Он рассказал о том, что с незапамятных времён женщин волнует вопрос, как сохранить вечную молодость и красоту.

Он рассказал о царице Клеопатре, совершавшей омовения в молоке ослиц, поведал об одной японской императрице, которой удалось сохранить молодость при помощи мазей и отваров, составленных ей самой, а также упражнений для лица, которые она придумала и использовала.

В итоге, японка в свои шестьдесят выглядела как отроковица, за что и была казнена, объявленная ведьмой. Рассказал Йорген и о средневековой феодалке, которая в желании сохранить молодость и красоту, пошла ещё дальше, она принимала ванны из крови своих крепостных девушек. И ещё Йорген сказал, что начиная с Елены Прекрасной, ни одна женщина, желавшая посредством молодости и красоты получить власть над миром, не заканчивала свои дни счастливо.

Но Инессу не напугали его рассказы, она не вняла предостережению старика. Каким-то внутренним чутьём она поняла, старик сказал не всё.

- Может быть, современная наука знает иные способы, - не отступала она.

- Наука? – Переспросил лекарь и снова улыбнулся.

Инесса напряглась.

- Может быть, и знает, но меня никогда не интересовала эта тема.

Старик, кажется, собрался уходить. Инесса встала.

- Но, может быть, вы что-нибудь слышали об этом?

Йорген тоже поднялся, лицо его стало предельно серьёзным.

- Боюсь, мне нечем вас обнадёжить, госпожа.

- Но вы прочли столько книг! Молила Инесс.

- Думаю, мои книги слишком скучны для вас.

- Позвольте мне хотя бы взглянуть! – в голосе хозяйки послышалось отчаяние. Старик долго молча глядел на неё.

- Что ж, - произнёс он медленно, как будто взвешивая каждое слово, - попробую угодить вам. С этими словами он откланялся.

Всю ночь Инесса не спала, утром чуть свет она отправилась в избушку. Лекарь был сосредоточен, если не сказать озадачен. Он усадил женщину на деревянный табурет, сам сел напротив и снова долго смотрел на гостью. Вздохнув, он начал:

- Я знаю, что вы одержимы идеей, от которой я, к сожалению, не могу вас отговорить. Вы будете стремиться к желаемому как мотылёк к огню. Но будьте готовы обжечь крылья, так как это неизбежно. По крайней мере, вы не сможете сказать, что я не предупреждал вас. Я дам вам то, о чём вы просили, но прежде обещайте мне, что никто никогда не увидит эти книги и не узнает то, что узнаете вы.

Инесса твёрдо кивнула, хотя её била дрожь то ли от нетерпения, то ли от страха. Старик достал из тайника старую книгу в истрёпанном переплёте и подошёл с ней к баронессе.

- Прочтите её внимательно и запомните: ничего не предпринимайте, пока не дочитаете до конца!

Инесса взяла книгу, руки у неё дрожали, она спрятала драгоценный дар под накидку и побежала домой. Дома, вбежав в свою комнату и закрыв дверь, она распахнула книгу. Женщину охватил непонятный трепет, был ли это восторг, или предчувствие чего-то, или книга сама внушала подобные чувства людям, прикоснувшимся к ней?

Теперь уже не важно, но с этого момента Инесса читала книгу и днём, при свете Солнца, и ночью, при мерцании свечей. Ей было интересно всё, что открывала для неё книга. Как устроен человек физически и духовно, чем отличается дух от души. Фрау Вейкинг буквально завораживали понятия - теология, атирмология, морфология. Она постигала тайны астрософии и психометрии. Постепенно Инесс добралась до таких столпов, как наука ауры и наука мантр. Научилась выстраивать небесные и лунные часы. Узнала о значении взаимного положения планет, часы механических операций. Особенно внимательно Инесс изучала магические травы и минералы.

Она узнала, что всё пространство вокруг наполнено духами. «Все стихии имеют душу и жизнь». (Парацельс). Надо только научиться существовать в контакте со стихиями. Днём и ночью её окружали элементалы, келиппоты и сефираты. Она научилась распознавать сигнатуры и составлять пантакли.

Инесс выходила из дома только для того, чтобы спросить у Йоргена то, что не могла понять сама, совершенно перестала общаться с Софией, стала привередлива в еде, с мужем общалась только короткими отговорками. Герда страшно злилась, плевалась и ругалась на кухне, постоянно зажигала церковные свечи и окуривала дом ладаном. Ей очень хотелось пригласить священника, но она не осмеливалась сказать об этом хозяину.

Однако со временем внешний вид хозяйки сильно изменился, и стал вызывать беспокойство мужа. Инесса почти не спала, щёки её ввалились, под глазами появились тёмные круги, нос заострился. Обеспокоенный муж пригласил в дом деревенского доктора. На все вопросы врача молодая жена отвечала, что всё в порядке, никаких ухудшений она не замечает и чувствует себя вполне сносно. Старый и опытный доктор не поверил женщине, и, прописав некоторые укрепляющие средства, посоветовал Вейкингу проследить за сном супруги.

Узнавший о визите врача, Йорген настоял, что бы Инесса прекратила чтение, и стала на время примерной женой, дабы не вызывать подозрений. Она ужасно расстроилась, но наказ старика выполнила, и в доме опять восстановился покой. А между тем, у Инессы приближались сроки родов.

В один из вечеров схватки начались у Софии, и, несмотря на все отговоры домашних, Инесс решила помогать повитухе. На самом деле, её толкала вовсе не человеческая добродетель. Просто Инесс было необходимо увидеть сам процесс родов, как проявление одного из высших таинств природы. Надо сказать, в восторг это её не привело, никаких чувств не вызвал и сам младенец – она приняла ребёнка из рук акушерки, и, передав счастливому Клаусу, отправилась мыть руки, даже забыв поздравить Софию.

Ещё некоторое время баронесса наблюдала за молодой матерью. Несмотря на несомненное счастье служанки, внешний вид её бесспорно ухудшился, лицо стало одутловатым, приобрело серый оттенок из-за бессонных ночей. Грудь сильно разбухла, София начала прибавлять в весе. Всё это укрепило Инесс в её намерениях, и она снова принялась за чтение. Теперь её подгоняла мысль, что она не успеет до собственных родов.

И вот однажды Рудольф Вейкинг проснулся среди ночи и не обнаружил жены в постели. Тогда он поднялся и отправился в её комнату в надежде, что супруга читает, спасаясь от бессонницы, но и в комнате её не было. Рудольф заглянул в зал и на кухню, всё было напрасно, он постучал в комнаты прислуги, но никто не знал, где находится хозяйка.

Тогда мужчины взяли лампы и вышли на улицу. Они осмотрели сад и уже хотели разделиться для поисков, как вдруг Отто заметил слабые отблески огня в конюшне. Все трое бросились туда. Когда они распахнули двери, взглядам их представилась такая картина: на полу конюшни был нарисован круг, разделённый линиями и исписанный непонятными знаками. По краям круга горели свечи, а в центре стояла обнажённая баронесса. Руки её были раскинуты в стороны, а голова неестественно запрокинута назад. Рудольф Вейкинг кинулся к жене, но женщина была в глубоком трансе, у её ног лежала старая книга в потёртом переплёте.

Инессу принесли в дом. Весь остаток ночи ушёл на то, чтобы привести бедняжку в чувства. Но и придя в себя она только дрожала и плакала. Герда торжествовала, теперь обоснованность её опасений была очевидна всем. Все же были взволнованы и испуганы, а хозяин просто взбешён. Утром он взял пресловутую книгу и отправился в избушку лекаря.

О

днако встреча со стариком состоялась на лужайке, и женщины видели из дома этот разговор. Хозяин был вне себя, его жестикуляция и мимика выдавали резкий и даже грубый тон произносимых им слов. Судя по его виду, он обвинял и негодовал. Йорген стоял прямо, глядя в лицо Вейкинга, кажется, он и не пытался отвечать. В конце разговора барон резко указал рукой в сторону большой дороги. Йогрен поклонился, и мужчины разошлись в разные стороны.

Благочестивая Герда ликовала – наконец-то они избавятся от ненавистного безбожника. А суеверная София увидела в этом недобрый знак; нельзя так поступать с колдуном.

Хозяин действительно выгнал старика, дав ему три дня на сборы. Всё это время Инесса находилась в своей комнате, под присмотром прислуги. На третий день назначенного срока Рудольфу неожиданно пришлось уехать из дома на ночь. Вечером того же дня Йорген пришёл к поместью проститься с баронессой. София тайком вывела хозяйку на улицу. Увидя старика, Инесса снова задрожала, она умоляюще глядела на него, а из глаз у неё капали слёзы.

То, что сказал ей в тот вечер колдун, надолго осталось тайной, даже для неё самой. «Я ухожу, но вы получите то, чего так желали. Вам придётся заплатить за это дорогую цену, быть может, слишком дорогую, и никогда, ни одной минуты вы не будете счастливы, но пройдёт много, много лет прежде, чем вы поймёте правоту старого Йоргена.» С этими словами он передал ей старый холщёвый мешок и ушёл навсегда.

Инесса спрятала мешок у себя в комнате, даже не взглянув на его содержимое. Странное предчувствие овладело ей, как будто она чего-то ждала, она просидела всю ночь, глядя в темноту.

Утром пришла София, она тоже была сама не своя. Даже Герда, готовя завтрак, была как-то необычно сосредоточена. С самого утра над поместьем повисли чёрные тучи, а после обеда небо прорвалось холодным проливным дождём.

И с этим ливнем в дом пришло известие, что, возвращаясь из поездки верхом, господин Вейкинг не совладал с лошадью, и она понесла. На полном скаку лошади барон вылетел из седла, и ударился головой о дерево. Когда Рудольфа Вейкинга принесли домой, он уже скончался.

Герда и Отто собрали вещи и ушли, не став дожидаться похорон хозяина. Как только люди, принесшие барона домой, ушли, выразив свои соболезнования супруге, Инесса и София бросились в комнату наверху и достали мешок, подаренный стариком. В нём оказался огромный нож, которым обычно закалывают свиней, и пергаментный свиток. Развернув свиток, женщины прочли вверху послание, написанное рукой Йоргена.

«Отныне и навечно ваши часы будут хранить вашу молодость. Вам же надлежит заботиться о том, чтобы часы не останавливались. Вы научитесь складывать дни и годы, вычисляя нужное время. Бой часов подскажет вам магические мгновения. Часы Меркурия – для вещей замечательных и вместе с тем самых тяжёлых. Часы Венеры – для любви и необыкновенных опытов».

Далее приводился чертёж планетарных магических часов с семиконечной звездой в центре. Рукой самого лекаря были отмечены места пересечений магических лучей с циферблатом часов.

Не успев ещё ничего понять, женщины услышали, как из гостиной, где лежало тело Рудольфа, раздался необыкновенно громкий бой часов. И в это мгновение Инесса почувствовала резкую боль внизу живота. Она скорчилась и упала на пол. Приступ не кончался, и София побежала за помощью, а часы всё били, заполняя своим звуком всё пространство.

Когда в каминном зале прощались с бывшим хозяином дома, наверху его вдова мучилась схватками. Вокруг неё суетилась повитуха, ей помогала София. Инесс казалось, что время умерло вместе с её мужем, осталась одна нескончаемая боль. Только проходила одна схватка, вслед за ней накатывала другая. Лица, мелькающие перед ней, расплывались, она почти перестала понимать, что происходит, какое-то липкое, тошнотворное чувство овладело ей.

Она не сразу поняла, когда сквозь полузабытьё до неё донеслись слова: «Младенец умер».

Неожиданно для неё самой, эта новость не сразила её наповал. Некоторое время она находилась будто бы в прострации, и первое, что она поняла приходя в себя – часы больше не бьют. Тогда Инесс позвала Софию. «Никто в деревне не должен знать, что наследник Вейкингов умер!»

В эту ночь повитуха не вернулась домой. Дождь так сильно размыл дороги, что поскользнувшись, она упала и разбила голову о камень.

Когда на следующее утро люди из деревни пришли поздравить молодую маму, им показали дочь Софии Марту. Ни у кого из присутствующих не вызвал удивления тот факт, что Марта была крупнее, чем только что родившийся младенец. Санкт-Петерцы привыкли гордиться статью своих земляков, и дородные младенцы были частью этой гордости.

Рудольфа Вейкинга похоронили на фамильном кладбище за особняком со всеми деревенскими почестями. Люди старались как могли утешить вдову, предлагали всевозможную помощь. Инесса вежливо и сдержанно благодарила. Когда хозяйка дома закрыла дверь за последним человеком, приходившим почтить память барона, она окончательно отгородила себя от жизни деревни. Правда, несколько последующих лет её приглашали по традиции открывать праздник урожая. Она являлась неизменно в чёрном, полуприкрыв лицо вуалью. Фрау Вейкинг сопровождала нарядно одетая дочь. Проходящие или проезжающие мимо поместья, часто видели двух девочек, играющих около дома, одну в простом платье, другую в богатом одеянии, но ни разу никто не заставал их вместе. Инесс почти не выезжала из дома, со всем хозяйством управлялись София и Клаус, оставшись верными своей госпоже.

Со временем, сославшись на болезнь, вдова отказалась от участия в праздниках. Когда же баронессе пришло время покинуть этот мир, её место заняла Вирджиния Вейкинг – так свету представили дочь Инессы.

Глава 13

Когда Вальтер узнал из газет о пропаже Карла, он серьёзно задумался. Не то, чтобы он верил в какую-нибудь мистику, но странное совпадение объяснить не мог. Вальтер вспоминал свою последнюю встречу с Карлом, весь тот бред, который нёс приятель, какой он был взвинченный, как просил его о помощи.

Да нет, Вальтер не проигнорировал его просьбу, просто был, как всегда, очень занят, а Данкель больше не объявился. Теперь Лаудон знал, почему. И на сердце у него скребли кошки, не оказать другу помощи в деле, которое, может быть, стоило тому жизни.

Вальтер встал, подошёл к рабочему столу и достал из верхнего ящика носовой платок Карла и перчатку Себастьяна. Пришло время заняться этим.

День давно завершился, Вальтер сидел в лаборатории, в который раз проверяя результат анализа. Компьютер упрямо повторял ответ, но в мозгу Лаудона это никак не укладывалось. Когда в сотый раз монитор выдал положительный результат, Вальтер уставился в одну точку, в голове его была путаница. Он думал всю ночь, мучительно взвешивал все за и против. Когда взошло Солнце, Вальтер точно знал, что не сможет прожить ни одного дня спокойно, если не узнает правды, пусть даже она разрушит все его прежние представления о жизни.

Проехав по самой широкой улице Санкт-Петера, Лаундон, конечно же, оказался на центральной площади. Выйдя из машины и оглядевшись, он направился к Якобу, который, как всегда, вышел к дверям, чтобы посмотреть, кто приехал.

После вопроса, заданного Вальтером, Якоб недовольно отвернулся, и сказал, глядя в сторону, как будто говорил сам собой: «Видимо, у этих городских и впрямь нет совести, никак не могут оставить людей в покое, даже когда у людей горе». После этого Якоб скрылся за дверями. Лаундону пришлось расспросить нескольких человек, прежде чем он узнал, как добраться до поместья, кроме того ему сообщили, что в доме умерла старая служанка.

Анна сидела в кухне на старом табурете, на котором обычно сидела Марта, когда чистила овощи. Человеческие переживания давно не беспокоили Анну, но Марта была не в счёт. Она была тем последним человеком, который имел для Анны значение. Много лет Марта постоянно была рядом, и Анна любила её как дочь. Ведь сколько раз она укладывала Марту спать, напевая ей цыганские песни, которые сама слышала в детстве от матери. Пока София занималась хозяйством, Анна рассказывала девочке сказки. Ведь это она научила Марту читать и писать.

Она придумывала и шила для неё одежду, она научила её разбираться в травах, вместе они собирали цветы и семена. Много вечеров скоротали вместе за вышивкой или вязанием. Как весело было всем, когда, окончив дела, к ним присоединялись София и Клаус. Сколько историй было рассказано, сколько игр придумано, сколько пережито невзгод и решено проблем.

На глазах Анны Марта из смешной девочки превратилась в цветущую девушку. И, когда пришло время, Анна приглядела, и, вместе с Софией, сосватала для Марты прекрасного парня. И это Анна сшила для Марты подвенечное платье.

Тогда Анну уже звали Вирджинией, и, как дочь Инессы, она могла выходить в мир, не пряча лица. Конечно, она стала подружкой невесты, и была очень взволнована и счастлива, когда несла шлейф фаты своей приёмной дочери. Когда же настал последний день Софии, она полностью передала Анне заботу о дочери, сказав: «У неё всегда было две матери, теперь ты остаёшься одна».

И вот Марты больше нет. Её погребли на кладбище позади поместья. Анна уже привыкла, что все вокруг только и делают, что умирают. Но сейчас она ощущала пустоту. Прошедшие годы нескончаемой чередой представали пред её мысленным взором. Что было в её жизни, кроме Марты? Лужайка, сад, кладбище, книги, и нескончаемые постояльцы. Анна не задумывалась, какой рок отдаёт их в её руки, но недостатка в гостях не было никогда, даже в годы войны. Некоторых она убивала сразу, некоторых придерживала, играя, как кошка с мышью, а кто-то даже поселялся в поместье на неопределённый срок.

Анна делила с ними ложе, одаряла вниманием и лаской, но, когда приходило время «боя часов», хладнокровно убивала. И ни разу за сотню лет жалость не шевельнулась в её душе. Так было и с тем офицером, что жил в поместье в войну. Марта как раз носила ребёнка, и Анна-Вирджиния решила использовать этот факт в своих целях. Офицер сыграл роль суррогатного отца, а ребёнка Марты представили как новорожденного Вейкинга.

Трудности возникли с крещением. Дело в том, что Марта родила сына, Вирджиния же нуждалась в дочери и только! Но и в этом случае, как это не было бы нелепо, помогла война. Церковь почти не отапливалась, и, по настоянию матери, ребёнка не стали окунать в купель, дабы не простудить. Ему полили головку святой водой, даже не сняв одеяльца. И вот Клаус, названный так в честь своего деда, был крещён дважды, только с разными именами, как в своё время и его мать. Так на свет появилась Анна.

Когда же Клаус подрос, и стал носить полоразличимую одежду, Вирджиния поняла, что пришло время отправить Анну на обучение в город, в закрытый пансион. Время возвращения Анны из пансиона как раз совпало с болезнью Вирджинии. Бедняжка слегла, и даже не смогла поехать за дочерью в город. Больше она не выходила из дома. Анна же напротив, нанесла визит вежливости в совет деревенской общины и посетила праздник урожая, на который была приглашена.

Юная, цветущая, она дарила улыбки всем вокруг. Тронутая вниманием деревня охала, как Анна похожа на покойную Инессу. Ну, да что же здесь невиданного – внучка похожа на бабушку.

Анна обвела взглядом осиротевшую кухню. Она никак не могла решить, что же больше принёс ей волшебный дар Йоргена – радости или… Мир вокруг стремительно изменялся. Двадцатый век открыл удивительные возможности. Анна-Инесса была в курсе всего происходящего. Она читала газеты, расспрашивала гостей. Кроме того, прогресс проникал и в их деревню, как ни как, они были расположены вблизи от важной трассы. Инесса даже приобрела телевизор, когда первые

смешные ящики появились в продаже. Но вскоре она разочаровалась в этом изобретении, с помощью магии она могла видеть больше, и ящик перекочевал в каморку Клауса.

Годы шли, Инесса стала замечать, что меняется только внешний мир, то, что составляет основу бытия, остаётся прежним. Также встаёт и заходит Солнце, также сменяют друг друга времена года, но, главное, тем же остаётся человек. Со своими чаяниями и обидами, пороками и достоинствами. Всё так же, как и тысячу лет назад, любят друг друга и ненавидят, также страдают от боли физической и духовной. И всё тот же первобытный страх в глазах (Инесса это видела много раз), появляется при неизбежной встрече со смертью. Всё также женщины лелеют свою красоту, для того, чтобы нравиться мужчинам, с которыми мечтают просто жить и вырастить детей.

Сотню лет Инесса наблюдала, как люди живут – ждут друг друга, делят друг с другом свои радости и горести, ссорятся, мирятся и снова ждут. Как за это время вырастают их дети. Как сморщивается кожа на их лицах и руках, как сгорбливаются их спины и какой удивительный свет появляется в их глазах.

Конечно, так было не всегда. Если годы не наделяли человека мудростью, то его глаза становились тусклыми и бессмысленными. Инесса видела и тех, и других и ни тем, ни другим, за краткостью их жизней, не надоедал этот круговорот однообразия, как надоел он Инессе. Да что там, она и сама себе надоела. Что толку быть вечно молодой и красивой, если являешься заложницей механического монстра, удерживающего тебя на одном месте.

Инесса давно думала, как интересна была бы её жизнь, если бы ей удалось увидеть мир. Для этого нужно было демонтировать часы. Современные технологии давали ей эту возможность. Конечно, путешествовать, возя с собой огромную конструкцию не так просто, но как славно было бы затеряться в огромном городе, где никто о тебе не знает. Сколько возможностей давала такая жизнь. А дальше, как знать, может быть, со временем, удастся уменьшить механизм часов.

Времени у Инессы было достаточно. Странно, но в последние годы она совсем потеряла интерес к этой идее. Мир за пределами деревни перестал привлекать её. Ей стало казаться, что любой крупный город – это только большой Санкт-Петер. Что ничего нового она всё равно не увидит. Но теперь, когда Марты не стало, и нужно было чем-то заполнить пустоту, может быть, стоило подумать о переезде.

Со стороны входной двери послышался шум и голоса, прервав ход её мыслей. Через некоторое время в кухню вошёл Клаус.

- Вас хочет видеть какой-то мужчина, он сказал, что у него важный разговор.

- Не сейчас, Клаус, скажи, что мы никого не принимаем.

Клаус ушёл, но скоро вернулся.

- Мужчина сказал, что имеет доказательства для полиции, и, если вы его не примете, он отправится к ним.

Инесс резко выпрямилась.

- Хорошо, - сказала она, - раз он так хочет, я его приму. – И сама направилась к двери.

Вид Вальтера обескуражил баронессу, она ожидала увидеть кого-то вроде Данкеля. Но в лице молодого человека не было ни наглости, ни самодовольства. Он смотрел на женщину, вышедшую к нему, открытым взглядом и в этом взгляде, кроме ожидания, присутствовало ещё что-то. По выражению его глаз можно было судить, что он тоже видит не то, что ожидал.

- Я не хотел вас шантажировать, - первым оправился от замешательства гость, - просто для меня очень, очень важен этот разговор.

Инесса молча указала рукой на зал. Она сама принесла выпивку.

- Выпейте в память о моей служанке.

Пока Вальтер пил, хозяйка разглядывала его лицо. Он был красив, очень красив. За свою долгую жизнь Инесс видела много красивых мужчин, но впервые за столько лет ей показалось, что человек, сидящий перед ней, не такой, как все. Она мучительно пыталась понять, что же делает его таким особенным, и не могла найти подсказку, разве что глаза – этот взгляд, он напомнил ей что-то, на мгновение ей показалось, что она снова видит Йоргена.

Часть 4

Часть первая.

Глава 5

Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости. Но только не для Карла Данкеля. Достаточно пооббивав пороги полицейского участка и ничего не добившись, он решил предпринять собственное расследование. И, не откладывая дело в долгий ящик, направился прямиком по проторенному маршруту.

Данкель приехал в Санкт-Петер к концу всех дневных работ, ну, или почти всех. Когда большая часть мужчин деревни сидела в трактире или возле него, потягивая пиво, а женщины судачили на лавочках возле домов. Не особенно выбирая, с кого начать, Карл стал задавать вопросы.

Своей бесцеремонностью и настырством он сумел разозлить даже добряка Якоба: «Надо же спрашивать, сколько лет баронете? Неужели этого невежду не учили, что негоже спрашивать такие вещи?».

Надо заметить, что деревня сама толком не знала, сколько лет хозяйке поместья. Знали только, что она родилась во время последней войны от одного красавца-офицера, бывшего некоторое время на постое в поместье. Бедняжка так и не смог жениться на матери баронеты, он не вернулся с войны. Никто в деревне не подумал поставить незаконное дитя в укор Вирджинии (так звали матушку нынешней Вейкинг), в трудные времена люди умеют сочувствовать друг другу.

Между тем, Карл своими вопросами сумел вывести из себя всю местную публику. Самые внушительные мужчины уже стали чесать кулаки, всерьёз подумывая, не встать ли и не поучить приезжего выскочку хорошим манерам. «Нет, это надо же подумать, что в их Санкт-Петере могло совершиться преступление, да ещё где – в поместье! Видно, у этих городских совсем ничего святого нет!». И неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы обладающий природным чутьём Карл, вовремя не сообразил, что пора делать ноги, он сел в машину и поехал в поместье, решив лично проверить, насколько невинно последнее известное пристанище Себастьяна.

Когда Карл добрался до поместья, было уже совсем темно. Перед ним чёрным силуэтом на тёмном фоне леса выступил особняк Вейкингов, как огромный тролль из пещеры. Это зрелище вызвало бы дрожь в ногах не у одного любителя приключений, но только не у Данкеля. От природы лишённый воображения и охваченный праведным гневом, он был готов таскать «каштаны из огня».

Новоиспечённый детектив не стал долго думать и прибегнул к безотказному, как он уже знал, способу. А именно – попросился на ночлег. Суровая служанка отвела его в огромный зал, освещённый только огнём из камина, и велела ждать.

Глаза не сразу привыкли к полумраку, но как только Карл сумел оглядеться, он понял – этот дом сыграл свою роль в судьбе его друга. Данкель безошибочно оценил обстановку, всё, всё, что его окружало, не могло оставить равнодушным Себастьяна. Но главное – это часы, Карл сразу их заметил. Представить, что Шлемер согласился уехать без такой ценности?! Данкель слишком

хорошо знал своего друга. Когда тому было что-то нужно, он так умел уговаривать и убеждать. Он извивался как змей-искуситель, парил как птица, порхал как бабочка, особенно, если дело зависело от женщины, в этом искусстве ему не было равных. Он давал любые обещания, мог потратить любые деньги, если вещь его зацепила, он мог её украсть. Но ещё ни разу, ни разу он не уезжал с пустыми руками.

Карла охватил боевой задор, он был готов к схватке. Он ещё продолжал осматриваться, как вдруг раздавшийся совсем рядом женский голос заставил его вздрогнуть. Карла не так было легко смутить женщине. Он имел некоторый опыт общения с ними, не слишком удачный, надо сказать. Но зато теперь «он не даст кому бы то ни было одурачить себя, слишком хорошо он изучил их повадки и намерения. Все они строят тебе глазки и говорят, какой ты милый только затем, чтобы вытрясти из тебя деньги, силы и душу. Нет, теперь он не позволит женщине обвести себя вокруг пальца».

- Как тебя зовут? – уже второй раз повторила женщина.

- Карл Данкель, - сказал гость как-то неуверенно. – У вас здесь так темно. – Продолжал он говорить совсем не то, что хотел.

- Сейчас зажгу свечи.

- Свечи? Разве у вас нет электричества?

- В этом доме электричество проведено только на кухню и в подсобные помещения, что бы удобно было работать. Мне это не нужно.

- Но весь мир пользуется электричеством.

- И что же?

Карл не знал, что.

- Ты замёрз, Карл? Может, хочешь чего-нибудь выпить?

- Да, если честно, я выпил бы чего-нибудь.

Было странно, но Данкель на самом деле почувствовал, что замёрз. Хозяйка пошла зажигать свечи, крикнув на ходу куда-то в сумрак: «Марта, принеси грог!». Через некоторое время старая служанка принесла грог, гренки с сыром и кусок штрюделя.

- Извини, но ты приехал слишком поздно, – сказала женщина, подавая ему горячий бокал, - мы уже поужинали.

Карл выпил залпом.

- Ещё, - предложила баронета.

- Я, пожалуй, предпочёл бы шнапс.

Она засмеялась, но бутылка шнапса появилась на столе.

Карлом владело странное оцепенение, вроде гипноза. Он уже не мог вспомнить, сколько он выпил, когда хозяйка дома заговорила с ним.

- Ты ведь приехал не для того, чтобы пить? Причина твоего визита – пропавший молодой человек, не так ли? Расскажи мне, какое тебе до него дело?

- Видите ли, фрау… фройляйн, - Карл замялся.

- Зови меня Анной, мне нравится это имя.

- Видите ли, Анна, Себастьян – мой друг.

Данкель чувствовал, как шнапс ударил в голову, связывая язык, но, однако, придавая храбрости.

- И ты решил помочь полиции?

Упоминание о полиции и вовсе вернуло визитёру боевой дух, обругав всех известных ему полицейских ослами, он сообщил, что никто из них не в состоянии найти собственные носки у себя под кроватью, и уверенно пообещал, что он не оставит это дело, пока не докопается до правды.

- Что же ты хочешь узнать от меня? – так же спокойно, как и прежде, продолжала баронета.

- Многое. – Воскликнул гость в запале.

- Ну что же, спрашивай, это даже интересно.

Карл всё время пытался рассмотреть её лицо, но она сидела спиной к свету, постоянно оставаясь в тени. Это усилило его подозрительность.

- Скажите, Анна, Себастьян не просил вас продать ему что-нибудь из ваших фамильных вещей?

- О, я вижу, ты действительно знал своего друга! Конечно, он заговорил со мной об этом сразу. Но вещи в этом доме хранят слишком много воспоминаний, они не продаются.

Но неужели он так просто смирился с этим?

- Какой смысл говорить о том, что прошло, я сказала ему то, что повторяю тебе: эти вещи не продаются! Что-нибудь ещё?

В голосе баронеты зазвучала сталь, но Карла это не остановило.

- Вы разговаривали с Себастьяном в этом зале?

- Да.

- И он видел часы над камином?

- Да, если он не слепой.

- Значит, он видел их и не попытался купить?

- Эти часы находятся здесь более двухсот лет, - Анна усмехнулась, - и устроены так, что их нельзя изъять, для этого потребовалось бы разобрать часть стены. Но в этом случае часы перестанут идти. Я надеюсь, что ответила на твой вопрос?

- Можно мне посмотреть, - не унимался Данкель.

- Нет, эти часы слишком дорогая вещь, что бы я позволила прикасаться к ним чужим рукам!

Поза и голос женщины изменились, всё давало понять, что гость балансирует на грани её терпения.

- Если тебя ещё что-то интересует – спрашивай, уже поздно, я хочу спать.

- Что вы ели в тот вечер? – зачем-то спросил Карл.

Не ожидавшая такого вопроса хозяйка на минуту опешила.

- Что ели? Разве я могу это помнить? Должно быть, всё, что обычно – мясо, капусту, фасоль, картошку. Что-то ещё?

- Да, где ночевал Себастьян?

- В той комнате, в которой постелют тебе.

Анна встала, давая понять, что разговор окончен. Поднялся и весьма озадаченный Данкель.

- Марта тебя проводит, - сказала баронета и вышла из зала, так и не показав своего лица.

Марта шла впереди, держа в руке подсвечник с тремя свечами. Карл плёлся за ней. Усталость разом навалилась на него в этих тёмных коридорах. Боевой дух его окончательно покинул. Он вдруг реально ощутил возможную опасность. На самом деле, неизвестно было, чего ожидать – удара чем-то тяжёлым из-за угла или подушку, прижатую к лицу во время сна. Только теперь он понял, насколько пьян и слаб.

Служанка привела его в комнату и вышла, оставив подсвечник. Карл рухнул на кровать, не раздеваясь и последняя мысль, промелькнувшая в его пьяной голове перед тем, как он отключился, была о том, что неплохо было бы припереть чем-нибудь дверь.

Глава 6

Солнце светило в глаза. Свечи прогорели, и комната была окутана дымкой чада. Нестерпимо болела голова, во рту пересохло. «И всё-таки я жив» подумал Карл. Это вернуло ему утерянный было задор, и он решил испытать удачу ещё раз.

Весь помятый, в отвратительном состоянии, он вышел в коридор. Там никого не было. Дом оказался не очень большим, и сориентироваться было вполне реально. Карл спустился по лестнице.

Теперь, при свете Солнца, дом казался обжитым и уютным. Он совсем не напоминал тот мрачный склеп, которым казался вчерашним вечером. Лестница вела в холл, из которого было три выхода. Первый вёл прямиком на улицу, второй – в зал с камином, а третий – в хозяйственную часть дома.

Данкель повернул туда. Осторожно заглянув в кухню, он отпрянул, старая служанка возилась у плиты, улучив момент, когда она отвернулась, Карл шмыгнул дальше по коридору, там оказалась дверь в мастерскую, насколько можно было увидеть в приоткрытую щель. В мастерской никого не было.

Новоиспечённый сыщик протиснулся в приоткрытую дверь. Оглядевшись в помещении, он обернулся на окно, в которое был виден задний двор. Возле гаража, оборудованного в бывших конюшнях, суетился мужчина лет шестидесяти, очевидно, ещё один слуга – должно быть, это была его мастерская. Теперь Карлу стало понятно, как слабые женщины могли справиться с

Себастьяном. Но не может же быть, чтобы Шлемер сдался без борьбы. Вероятно, здесь, в мастерской, найдутся какие-нибудь следы. Не должно быть так, чтобы ничего не осталось.

Карл стал внимательно осматривать мастерскую. В помещении было два окна, и Солнце освещало каждый уголок. Сначала Данкель внимательно изучил все инструменты и орудия труда, которыми можно было нанести удар. И не обнаружил на них никаких следов. Ни засохшей крови, ни вмятин, похожих на последствие удара, ни других подозрительных отметин, хотя Карл с трудом представлял, как они могли бы выглядеть.

Тогда наш следователь стал искать взглядом хоть что-нибудь подозрительное, но на глаза не попадалась даже ничтожная мелочь, которую можно было бы отнести к уликам. Всё было слишком обычным для рабочей мастерской. Совершенно отчаявшись, он облокотился о столярный стол, и уставился в одну точку, казалось бы желая прожечь в ней дырку. Постояв так неопределённое количество времени, краем глаза Карл заметил небольшое темное пятно, привлёкшее его внимание некоторым несоответствием идеальному порядку мастерской.

Данкель взял предмет дрожащей рукой, это оказалась старая перчатка. Карл не сомневался – это автомобильная перчатка Шлемера. Будучи всегда внимательным к деталям, дотошный Данкель обычно запоминал подобные мелочи, тем более, что любивший особый шарм Шлемер купил эти перчатки на одном аукционе, кажется раньше они принадлежали какой-то знаменитости. Сердце Данкеля готово было вырваться из груди. Конечно, перчатка это не доказательство, Себастьян мог обронить её, но находка давала Карлу надежду, надо было искать дальше.

И вдруг со стороны двери послышались тяжёлые шаги. Медлить было некогда, и Данкель шмыгнул в кладовку, которую приметил ещё раньше в углу мастерской. Он догадался, что в комнату зашёл мужчина, который возился у гаража. Судя по звуку, мужчина что-то искал, он гремел инструментами, расхаживая по мастерской.

Незадачливый сыщик замер, ему совсем не хотелось быть обнаруженным. Шаги раздались совсем близко, от страха и растерянности Карл присел на корточки.

Если вы когда-нибудь пытались сесть на корточки в забитом хламом, тесном пространстве, вы должны знать, как это непросто. Данкель потерял равновесие и начал заваливаться на задницу.

Чтобы не упасть совсем, и не наделать много шума, Карл упёрся руками в какой-то хлам. Шаги замерли. Карл приготовился к худшему. Но за дверкой кладовки снова зашевелились, и шаги стали удаляться, пока не стихли совсем.

Данкелю страшно было выходить, но и медлить не имело смысла. Он потихоньку приоткрыл дверку и стал осторожно выбираться. Очевидно из-за напряжения, он ухватил то, на что опиралась его рука. Когда Карл Данкель рассмотрел предмет, который, волею судьбы, оказался у него, все сомнения отпали сами собой.

Теперь он был уверен, его подозрения были не напрасны – здесь, именно в поместье, было совершено преступление. И жертвой этого преступления был его друг – Себастьян Шлемер.

Карл мельком заглянул в кухню и сказал Марте, что уезжает.

- Передайте баронете, что я очень спешил и не смог попрощаться с ней. – После этого он выбежал из дома и бросился к своей машине.

Только оказавшись за пределами деревни он позволил себе остановиться, чтобы отдышаться и повнимательнее рассмотреть свой трофей. Это был органайзер в кожаном переплёте, куда Себастьян собственной рукой записывал всё, что было важно для его занятий: список именитых мастеров, фирм, каталоги ценных в этой сфере вещей, даты и места аукционов и прочее, что могло понадобиться человеку с подобным увлечением. Кроме всего вышеназванного, вещица была отнюдь не дешёвой, - иных Шлемер не признавал, – она всегда была при нём, и трудно было представить, что бы он её обронил или забыл. Себастьян даже не показывал органайзер посторонним.

Глава 7

Чем больше проходило времени, и чем дольше Ян Славичек освобождался от дурмана, тем яснее он понимал, что провёл расследование, мягко говоря, халатно, а если быть честным – преступно халатно. Поэтому визит Карла Данкеля не явился для детектива неожиданностью.

Он внимательно выслушал импульсивное заявление молодого человека, и единственное, что смог поставить тому в вину, это то, что Данкель забрал улику с предполагаемого места преступления. «Как вы теперь собираетесь доказать, что нашли органайзер именно там?».

На что Карл парировал, что искал всего двадцать минут, и нашёл улику, тогда как полиция не смогла ничего добиться за месяц.

Спорить было глупо, да Славичек и не хотел. Собравшись с духом, он пошёл к комиссару, поговорить о санкции на обыск.

Глава 8

Через день в Санкт-Петере было столько народа, сколько там не бывало за последние три года. Присутствовала областная полиция, члены городской власти, представители окружного начальства, эксперты-криминалисты, фотографы и даже корреспонденты. И среди всей этой толчеи сновал возбуждённый Данкель. Местное население собралось большой толпой за пределами ограждений и обсуждало небывалые в деревне дела.

Осмотр дома ничего не дал. Как и предполагал Славичек, опрошенные домочадцы в один голос заявили, что ничего не знают об органайзере и видят эту вещь впервые. Лейтенант боялся поднимать глаза на баронету. Ему уже начало казаться, что зря он снова вернулся сюда, но в это время его позвали на улицу.

За поместьем, в самом конце фамильного кладбища, была обнаружена могила с относительно свежим земляным покровом. Это известие быстро облетело всех присутствующих. Народная масса загудела как улей. На место была приглашена сама хозяйка дома. Она явилась укутанная чёрной шалью с головы до ног, и с вуалью на лице. На вопрос, чья это могила, она ответила, что не знает. В конце кладбища Вейкинги хоронили слуг, и она просто не может знать всех.

В подтверждение её слов, на дальних могилах были установлены только кресты, на многих из которых имена и даты практически стёрлись.

На второй вопрос: почему земля на могиле такая взрыхлённая? – баронета пожала плечами. «Наверное, бродячие собаки разрыли. В лесу их предостаточно». Она держалась необычайно прямо и была спокойна как египетская пирамида. Все, от местного населения и до приезжих полицейских пытались разглядеть эту загадочную женщину, но видели только тёмный силуэт на фоне серого неба, призрачную тень, явившуюся из самого прошлого.

Начались напряжённые переговоры по рациям и телефонам с местным и городским начальством, результатом которых стало разрешение на извлечение тела. В толпе заохали, но место действия никто не покинул. Раскопки начались, и как полагается, на нужной глубине лопаты ударились обо что-то твёрдое. Охи и восклицания в толпе усилились.

И тут в дело вмешались эксперты-криминалисты. Гроб, обнаруженный в могиле, давно развалился, и большей частью сгнил. А посему, после долгих и кропотливых стараний, на поверхность были извлечены останки, в принципе, целого человека. Проблема была в том, что умер бедняга лет сто назад. Эксперты в один голос доложили, что характер разрушений и состояние покровов и костей не оставляют сомнений. Что же касается причины смерти, то видимых невооружённым глазом повреждений на костях нет, и если покойник не был отравлен, то умер своей смертью. Большего без лабораторных исследований эксперты сказать не могли.

На какое-то время повисло тягостное молчание. А потом снова начались переговоры по рациям и телефонам. В конце концов, было решено, что у городского ведомства нет лишних средств для проведения дорогостоящего исследования столетних останков, и лишнего основания для подозрения в убийстве кого-либо из обитателей особняка.

Со всем возможным в таких обстоятельствах почтением, кости закопали обратно, а хозяйке поместья принесли официальные извинения, и поставили в известность фройляйн Вейкинг, что она имеет право подать жалобу на неправомерные действия властей.

Мало по малу, люди, кто смущённые, кто довольные, стали расходиться, решив, что пришёл конец этой чудовищной истории. И только один человек уезжал с места этого события в надежде, что ещё не всё потеряно.

Глава 9

Карл Данкель точно знал, кто ему нужен. В кармане у него была бесценная улика, а в голове безумный план. Он сам не заметил, как стал одержим этим делом.

В данный момент автомобиль Карла мчал его к старинному другу – Вальтеру Лаудону. Только Вальтер, Карл был уверен, мог помочь ему сейчас. Вальтер был аспирантом на кафедре судебно-медицинской экспертизы, два раза в неделю читал лекции в университете и время от времени брал ночные дежурства в судебном морге.

Данкель заявился к нему прямо в университет. Когда Вальтер вышел из аудитории, Карл подскочил к нему и заговорил возбуждённым шёпотом: «Дружище, только ты, только ты один можешь мне помочь». При этом он тряс друга за руку, ладони у него самого были горячими и влажными.

-

Ничего не понимаю, - пробубнил Вальтер, вырывая руки и вытирая их платком.

- Ты слышал о Себастьяне? – не унимался Карл, - Его убили! Да, да, я знаю точно, я был в этом доме, они все повязаны, они сказали, что не видели органайзер. Все полицейские ослы, к ним я больше ни ногой. А баронета? Ты её видел? Ей не больше тридцати, а должно быть шестьдесят!..

- Стой, - сказал наконец Лаудон, начавший понимать, что друг не в себе. – Через два с половиной часа я освобожусь, давай встретимся в том кафе, в конце улицы.

- Нет, - взволнованно ответил Карл, - лучше у тебя дома.

Когда вечером друзья встретились у Вальтера дома, Данкель немного успокоился. То ли он понял, что так ничего не добиться, то ли действительно остыл. Он во всех подробностях рассказал историю поисков Себастьяна, о которой Вальтер знал только из газет.

- Помнишь, - спросил Карл, - ты рассказывал мне, что по исследованию желудка ископаемого динозавра можно установить, что он ел незадолго до смерти?

- Ну да, - ответил приятель, - это известный факт.

- Так вот, - продолжал Данкель, - у меня есть кое-что.

И с этими словами он извлёк из кармана и положил на стол свой носовой платок. Лаудон осторожно развернул его. Неизвестно, каким образом неутомимый Карл оказался за ограждением, а, тем более, рядом с костями. Очевидно, это произошло, когда полиция растерялась, не зная, что делать с останками, но только на носовом платке перед Вальтером лежал кусочек чего-то серого и не аппетитного.

Разглядывая лежащий перед ним предмет, молодой человек поинтересовался:

- Это что, содержимое желудка?

- Нет, - раздосадовался Карл, - у меня не было времени на подобное, это – палец.

- Ну да?

- За содержимым желудка надо ехать в деревню и выкапывать труп. Я думал, ты мне в этом поможешь.

- Я?!!

- Ну да, не бойся, всё очень просто, Я обо всём подумал. Кладбище находится у самого леса, на краю деревни, рядом никаких домов, кроме самого поместья. В поместье три человека, двое из них дряхлые старики. Могилу недавно раскапывали. Нам почти нечего делать! Покидаем в мешок, и убежим. Согласен?

Вальтер вытер холодный пот со лба, окончательно решив, что друг свихнулся. Однако он взял себя в руки и попытался придать разговору конструктивный ход.

- Карл, а зачем тебе содержимое желудка?

- Я знаю, что он ел вечером.

- Ты серьёзно полагаешь, что эта ископаемая древность и есть Себастьян?

- Да!

- Карл, я видел фотографии в вечерней газете, поверь мне, этому телу не меньше ста лет, я знаю толк в трупах.

- Ты ничего не понимаешь, если бы ты видел хозяйку дома, ты бы так не говорил.

- Хорошо, - использовал Вальтер последние доводы, - но что тебе даст это исследование, что Шлемер мог там есть – капусту, картошку, бобы? В этой деревне едят такую пищу веками, как и в любой другой.

Этот довод ошарашил Карла, как ведро холодной воды. Он глубоко задумался, в его «гениальном» плане оказался большой пробел. Он долго молчал, а потом сказал вставая:

- Ладно, разберись с тем, что я тебе принёс, а с остальным я разберусь сам.

- Что ты задумал? – забеспокоился Лаудон.

Но его друг уже шёл к выходу, так и не удосужившись ничего объяснить. Перед уходом он отдал приятелю перчатку Шлемера, сказав, что пусть она лучше валяется здесь, чем у этого олуха Славичека, и процедил сквозь зубы: «Я выведу эту тварь на чистую воду!».

Кого имел в виду Данкель, Вальтер так и не узнал, его друг стремительно ушёл, даже не попрощавшись.

Глава 10

О пропаже Карла Данкеля заявила его квартирная хозяйка. Но поиски его оказались ещё короче и закончились ещё более безнадёжно, чем поиски Шлемера.

Во-первых, Данкель сделал всё, чтобы его не нашли. По одному ему известной причине он не поехал на своём автомобиле, а взял машину напрокат, да ещё на чужое имя. Не сказав и слова ни одной живой душе, он отправился в Санкт-Петер вечером. Затем он завёз машину в лес и бросил её там, не оставив в ней ни единого отпечатка, так как заранее надел перчатки.

Во-вторых, не успел Ян Славичек оправится от газетной травли по поводу столетнего трупа, как его снова командировали в ненавистное поместье, не смотря на его протест. А если учесть взаимную «любовь» Данкеля и Славичека, то приходится ли удивляться, что детектив не нашёл очевидных доказательств причастности Анны Вейкинг к пропаже вышеупомянутого Карла Данкеля.

И, кроме всего, совет деревенской общины Санкт-Петера направил гневную петицию в мэрию округа об издевательстве полиции над жителями деревни, оскорблении чувства их собственного достоинства и откровенном глумлении над пожилыми людьми, проживающими в поместье и являющимися потомками исторически уважаемого рода.

По совести сказать, мнения в деревне разделились, мужчины горой стояли за баронету. Они не могли представить, как эта хрупкая женщина сумела причинить вред двум здоровым молодым парням, а главное, зачем ей это понадобилось. Что же касалось женщин, то, не решаясь заявлять об этом вслух, они всё же судачили между собой о том, что неизвестно, чего ожидать от особы, которая уже полвека не общалась ни с кем из деревни, и которую видели только за стеклом автомобиля, не считая случая на кладбище. Но доброе имя деревни было превыше всего, и Санкт-Петерцы были готовы отстаивать его.

Глава 11

Карл сидел в машине в чаще леса до тех пор, пока не стемнело настолько, чтобы человека, идущего среди деревьев, было непросто заметить.

Он вышел, захлопнул дверцу и направился в сторону поместья. В окнах особняка горел свет. Карл решил спрятаться в полуразвалившейся избушке на краю леса и подождать, когда домочадцы уснут. Его больше не интересовали трупы, он понял, что искать надо совсем в другом месте. И, если живые обитатели дома не захотели открыть ему тайну, то её откроет неодушевлённый предмет – старинные часы. Теперь он точно знал – всё дело в них! Недаром хозяйка накинулась на него как львица, когда он захотел посмотреть их. Что-то хранили эти часы, что-то преступное. Себастьян стал свидетелем этой тайны и поплатился жизнью.

Данкель достал из кармана дорожный фонарик и обмотал рукоять носовым платком. Сооружённым инструментом он аккуратно выбил стекло в кухонном окне, и, просунув руку, открыл створку. Пробравшись через кухню в холл, он обнаружил, что дверь в каминный зал открыта. Карлом на мгновение овладели сомнения, как будто лёгкий ветерок коснулся его волос.

Но теперь он уже не мог остановиться, он должен был выяснить всё до конца. Он сделал шаг в зал, огляделся, светя себе фонариком, и направился к часам. Вот они – огромные, старинные, что же они могут прятать, и как их открыть?

Карл долго рассматривал часы, светя себе фонариком, но никакого механизма, открывающего основную панель, так и не увидел. Должны же они как-то заводиться? Он занёс руку, чтобы поискать запор на ощупь, и в этот момент услышал сзади грозное рычание. Он медленно повернулся.

Прямо перед ним стояла огромная собака, готовая к прыжку, в темноте трудно было разобрать, но Карлу показалось, что это волк. Горе-сыщик сделал движение рукой, пытаясь отбросить фонарик, чтобы отвлечь страшного зверя, но в этот момент собака кинулась на него.

Когда Данкель пришёл в себя, он увидел Анну, в одной руке она держала подсвечник, а другой придерживала за ошейник страшного пса. В дверях зала стоял слуга с дробовиком в руках.

- Карл, Карл, - проговорила баронета без тени сожаления, - а я ведь дала тебе шанс.

Только сейчас несчастный почувствовал резкую боль в плече и руке. Приложив нечеловеческое усилие, он напряг окровавленную руку и включил диктофон под курткой.

- Теперь я знаю, - сказал он, - знаю, что произошло! Себастьян был одержим старинными часами, он не мог побороть искушение посмотреть на них вблизи. Он пришёл сюда ночью, как и я, и ваша собака убила его, а вы уничтожили следы.

Впервые Анна стояла перед ним с открытым лицом, свет свечей озарял его. Данкель смотрел на него, и не мог понять, какие чувства его одолевают. Видел её прекрасные черты, и не в состоянии был разобраться, почему у него по спине струится холодный пот. Анна была совсем молода и дивно хороша, но было в этой красоте что-то неправильное, отчего мурашки ползли по коже. На её щеках не было даже того лёгкого румянца, какой бывает у человека спросонок. Она не была взволнована, её лицо не выражало не гнева, ни досады, она была спокойна, как-то не по-человечески спокойна. Её прекрасные глаза, непроницаемые, как два глубоких колодца, остановились на Карле. После невыносимо долгого молчания, она произнесла:

- Собака только охраняет часы, твоего друга убила я.

Глава 12

Рудольф Вейкинг выполнил обещание, данное жене, и пригласил старика лекаря к обеду, несмотря на отчаянный протест Герды. Лекаря звали Йорген, он пришёл в дом в своём странном одеянии, но держался с таким достоинством, что никому и в голову не пришло бы посмеяться над ним. Весь вечер мужчины оживлённо разговаривали, то они вспоминали прошедшие годы, то Вейкинг задавал старику вопросы, совершенно не понятные для Инессы, а старик давал такие же не понятные объяснения.

Инесса молчала, ей не были интересны ни воспоминания давно минувших дней, ни научные рассуждения мужчин. И всё-таки она была совершенно счастлива. Она заворожено следила за Йоргеном, слушала его голос, разглядывала его лицо, и, при ярком свете свечей, её казалось, что глаза старика светятся своим необъяснимым светом.

На следующий день Инесс, гуляя по лужайке, подошла к самой опушке леса, но нерешительность опять взяла верх, и женщина не смогла сделать ни шага по направлению к жилищу лекаря. Тогда ей в голову пришла удачная мысль. Она вернулась в дом, взяла кусок пирога, оставшегося после завтрака, и вновь направилась к избушке. Держась за пирог, как за спасательный круг, она пересекла опушку леса и постучала в дверь. После долгого ожидания ей открыли.

Йорген стоял в проёме двери, и, как человек, которого оторвали от дела, долго смотрел на баронессу, не узнавая её. Прервав неловкое молчание, Инесса поздоровалась. Старик, наконец, поклонился гостье.

- Простите, - лепетала Инесс, - я, наверное, не вовремя...

- Ну что вы, госпожа, - улыбнулся лекарь, и ей показалось, что глаза его сверкнули.

Наконец пирог был вручён и с благодарностью принят, а баронесса всё никак не решалась уйти. Тогда хозяин заговорил сам:

- Вы хотите о чём-то спросить меня, госпожа?

Йорген испытывающе смотрел на неё. Но она так и не решилась сказать правду.

- Я испытываю недомогание из-за беременности, и подумала, может, вы посоветуете мне что-нибудь?

Домой Инесса вернулась с мешочком травяного сбора и подробным объяснением, как его принимать. Она была ужасно недовольна собой, расстроена и подавлена. Но, ложась спать, она снова пообещала себе, что пойдёт в дом к лекарю.

Наутро, вооружась очередным угощением, она действительно пошла к старику. В этот раз Инесса осмелилась попросить разрешения осмотреть жилище.

Избушка была полна всевозможных странных вещей, были в ней диковинные предметы, как видно сотворённые руками самого хозяина, были мешки и горшочки разных величин, были совсем необычные сосуды из глины или стекла. Под потолком, привязанные к балкам, сушились всевозможные травы и коренья. Было так много всего загадочного, что казалось невозможным охватить взглядом всё.

Инесса спросила, действительно ли можно излечиться травами от любых недугов. И Йорген загадочно ответил: «Смотря как лечиться». С этого дня между баронессой и стариком завязалась дружба. Женщина подолгу просиживала в его хижине, наблюдая за его опытами. Она задавала множество вопросов, и старик отвечал ей. Вскоре ей уже не казалось таким непонятным то, что он говорит. Она внимательно слушала, впитывала как губка и оказалась способной ученицей.

Автор Н. Сарыч

Повесть публикуется с разрешения автора.

Как вам такая классическая подача? Комментируйте, что нравится, что не очень - автору важно знать ваше мнение.

Моей подруге Инне посвящается.

«Висели над камином

Старинные часы…»

(Король и Шут)

ПРЕДИСЛОВИЕ

История эта имеет предысторию, или, если уже дотошно – постисторию. Но, так как для меня знакомство с теми удивительными событиями началось именно с данного момента, то буду следовать хронологии.

Так уж вышло, что лейтенант по расследованию уголовных дел Ян Славичек отслужил в полиции города, название которого никому не интересно, вполне приличный для выхода в отставку срок. Нововведения в полиции никак не работали в пользу лейтенанта, но совпали с его возрастной пенсией. И Славичек был этому рад.

Он купил себе небольшой домик с участком. Место это было скоплением крохотных деревушек, тихих, утопающих в зелени и милых, как на рождественских открытках.

Обладая простым нравом и жизнерадостностью, Славичек быстро подружился с соседями, довольно охотно был принят всем местным обществом и вскоре стал почтенно именоваться «герр Славичек», что весьма уважительно по отношению к иностранцу. Женой бывший следователь не обзавёлся, обстоятельства и специфика работы как-то не способствовали, и сейчас, достигнув философского возраста, отставной лейтенант не слишком удручался этим.

Он посвящал своё свободное теперь время разведению и выращиванию цветов. Нет, не на продажу, для души. И если соседи, восхищённые его садом просили семена или луковицы для посадки, никогда не отказывал.

Во второй половине дня он встречался с друзьями в местной пивной, где обсуждались, за кружкой-другой, последние новости, результаты матчей любимых команд и вспоминались истории из жизни. Была ещё рыбалка и коллективные поездки за крупными покупками, в общем, всё, что могла позволить привольная жизнь и лейтенантская пенсия.

Встретиться с этим человеком мне позволил случай, занёсший меня в эти живописные места по журналистским делам. Поездка оказалась неудачной, и, поняв, что почти два дня потрачены напрасно, мне неудержимо захотелось в пивную. Надо было компенсировать потраченные нервные клетки, да и дорога не была, прямо скажем, прогулкой.

Чего, я, собственно оправдываюсь? Кто, в конце концов, осудит?

Подойдя к стойке и сделав заказ, мне буквально затылком удалось почувствовать взгляд человека, профессиональная привычка которого заставляла его самым внимательным образом изучать каждого чужака. Уж если на то пошло, у меня тоже профессиональная привычка.

Получив две большие кружки успокоительного, и повернувшись к залу лицом, у меня без труда получилось обнаружить человека, который наблюдал за мной. Человек сидел за столиком у стены и имел самую типичную внешность. Круглолицый, краснощёкий, полный, если не сказать – толстый, со смешливым выражением лица и удивительно ясными голубыми глазами.

Внезапно у меня возникло желание познакомиться. Испросив позволения присесть и получив вежливое приглашение, мне повезло завести знакомство с человеком, посланным мне самой судьбой.

Лейтенант поинтересовался целью моего приезда. Скрывать мне было нечего, делать тоже. Я вообще человек откровенный и не люблю пускать пыль в глаза. Поэтому герр Славичек получил исчерпывающий ответ, и, выслушав моё нытьё о бесполезно потраченном времени, посмотрел на меня задумчиво, если не сказать странно.

Потом отхлебнул из своей кружки и забарабанил пальцами по столу, как будто обдумывая что-то. И, наконец, спросил, тороплюсь ли я в обратный путь. Услышав, что временем я располагаю, он ещё раз глубоко задумался. И, как будто, решился на что-то.

- Ваше путешествие, - сказал он, - может оказаться не таким уж никчёмным, если вы согласитесь выслушать историю, которую я, кажется, готов вам рассказать.

Вот так в моё распоряжение попал самый необычный рассказ в моей практике. Одно из давних расследований лейтенанта Славичека, которое, как мне стало понятно, не принесло ему ни славы, ни продвижения по службе, но которое он хранил в памяти много лет, хотя материалы дела были опечатаны и старательно забыты всеми остальными.

И так как повесть эта оказалась загадочной и полной неожиданностей, излагать её в формате журналистского расследования у меня нет никакого желания. Поэтому представляю историю, поведанную бывшим полицейским следователем, как художественное произведение свободного жанра. И уж конечно не ждите от меня настоящих имён участников событий и названий мест, где эти события происходили.

Когда вы прочтёте эту повесть, вы всё поймёте, если вы, конечно, до сих пор не думаете, что Ян Славичек – настоящее имя моего рассказчика.

Глава 1

Он ехал по лесной дороге довольно уже долго. Справа и слева от машины возвышались вековые дубы и вязы. Величественные великаны, казалось, охраняли дорогу.

Прошло уже около часа с тех пор, как он свернул с шоссе, надеясь сократить путь, но лес не кончался.

Совсем было, разочаровавшись в своей идее, он подумывал повернуть назад. Как раз в этот момент из-за верхушек деревьев показалась остроконечная крыша костёла, а если есть церковь, значит, поблизости немалое поселение, где можно отдохнуть, перекусить, а, может быть, и заночевать.

Он был из тех, кого называют авантюристами. И завистливо причмокивают языком им вслед, отчётливо понимая, что ни за какие деньги не решились бы даже на десятую долю их похождений. Он был везунчиком, обаятельным и бессовестным, постоянно балансирующим на лезвии ножа, как и все любимчики фортуны. Он не связывал себя чувством долга, равно как и иными человеческими добродетелями.

Дело он ценил превыше всего, и считал, что достижение цели оправдывает любые средства. В поле его деятельности попадали все населённые пункты, а особенно удалённые от большой дороги.

Однако, не успел показаться первый дом, как он уже понял – здесь нечем поживиться. Он знал эти селенья – аккуратные, как новогодние игрушки, домики, похожие друг на друга. Аккуратный и нехитрый скарб и домашнее убранство так схожее между собой, что не надо было ходить от дома к дому, достаточно побывать в одном из них.

Часы с кукушкой, фарфоровые статуэтки, которых навалом в любой лавке, торгующей старьём, корзины и посуда, вязаные салфетки и лоскутные одеяла, не представляющие никакой ценности.

Молодёжь же в подобных местах если и не уехала искать удачи в больших городах, то предпочитала строить дома по современнее и окружать себя всеми реалиями настоящей жизни, начиная от посуды и заканчивая самыми последними достижениями техники. Роскошь, в понятии коллекционеров, здесь никогда не приветствовали, а старые вещи и вовсе считали ненужным хламом и не обременяли себя рухлядью.

Целью же его поездки были старинные вещи, а особенно старинные часы. Такое дело для человека с его энергией и находчивостью было самым подходящим занятием, поэтому и сейчас везунчик не потерял надежду.

Во-первых, надо было, наконец, отдохнуть, а во-вторых, кто знает, где тебя ждёт удача? И, выехав на широкую площадь, он понял, что прибыл на нужное место.

В самом центре площади расположилось здание, приземистое, но обширное. Такие строения в небольших населённых пунктах заменяют гипермаркеты в городах. В них располагаются и почта с телеграфом, и галантерейные лавки, и необходимые услуги и, конечно же, трактир, заменяющий здесь и Макдональдс и пиццерию, но с гораздо более съедобным меню.

Авантюрист поставил машину и вошёл в трактир с той неподражаемой улыбкой рубахи-парня, обаяние которой обеспечивало ему радушный приём в любой точке мира.

-

Добрый день, - сказал он, - у вас так много солнца, как будто вы украли его у целого мира. Меня зовут Себастьян Шлемер. Могу я рассчитывать на порцию колбасок с айнтопфом? Я почувствовал запах ещё снаружи. И большую кружку пива, пожалуйста.

Якоб-трактирщик был весёлым и общительным человеком. Он от души покормил гостя и охотно рассказал всё, что того интересовало. Когда же солнце начало клониться к закату, Себастьян спросил о ночлеге, и Якоб подробно объяснил, как найти особняк барона.

Собственно говоря, это было не сложно. Особняк находился на самом конце деревни. С той стороны, где, если проехать деревню насквозь, можно было выехать на большую дорогу. Путешественники были здесь не в новость, и, если кому-то необходим был ночлег, гость обычно получал его в поместье.

Конечно, самого барона давно не было в живых. В доме жила его внучка. Она обладала нелюдимым нравом, и в жизни деревни не принимала участия. Но путешественникам в ночлеге не отказывала. Конечно, никому в деревне не приходили в голову скабрёзные мысли на этот счёт. Жильцы поместья, как и сто лет назад, вызывали почтительное уважение.

Когда Себастьян подъехал к большому дому, Солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Но даже в полумраке он понял, что чутьё его не обмануло. Это был старинный особняк, наверняка хранящий своё наследие. А значит, будет чем поживиться. Надо только сразу расположить к себе баронету.

Дверь открыла служанка. В полумраке трудно было определить не только её возраст, но и внешний вид женщины. Она хмуро, если не сказать, сурово, спросила, что ему нужно. Себастьян снова пустил в ход своё неотразимое оружие. Но женщина, не дослушав его, велела идти за ней. Следуя за своей хмурой провожатой, Шлемер оказался в просторном зале с камином, который, не смотря на довольно тёплую погоду, был растоплен, и помещение освещалось только его пламенем.

Себастьян осмотрелся, да, он не ошибся! Каминные щипцы, статуэтки на полке, приборы на овальном столе. Но главное сокровище – часы над камином. Старинные, массивные, им было точно не меньше двухсот лет, а, может быть, и больше. И они шли минута в минуту.

Часы начали бить, как будто доказывая свои достоинства, и в это время в зал вошла женщина. Изящная, как статуэтка на каминной полке, она была одета в платье из чёрного атласа, тонкие и длинные, почти нереальные пальцы рук легли на спинку стула. Тёмные волосы чудесными кольцами ниспадающие на плечи, были слегка сколоты на затылке костяным гребнем, отделанным золотом, и, очевидно, принадлежавшем ещё бабушке баронеты. У Себастьяна сладко засосало под ложечкой.

Глава 2

Осенью 1901 года в деревне Санкт-Петер праздновали весёлую свадьбу. Только не путайте этот Санкт-Петер с тем, который обозначен на картах. Просто у кого-то из родоначальников деревни были свои виды на святого Петра.

Женился самый видный человек в Санкт-Петере, помещик и глава деревенской общины Рудольф Вейкинг, которого, по старой цыганской привычке, почему-то прижившейся здесь, называли Бароном. Впрочем, так называли ещё его отца и деда.

Дело в том, что когда-то через эту землю часто проходили венгерские цыгане, было время, когда они обжили это место. Однако, бесконечные военные конфликты, в которые то и дело вступали потомки Габсбургов, заставили цыган искать более спокойное пристанище. Но, как это обычно бывает, кто-то создал смешанные семьи и остался. Поэтому в деревне до сих пор жили потомки «детей дорог». И невеста была самой очаровательной представительницей своего народа.

Рудольф Вейкинг был для неё очень подходящей партией. Он был не беден – доход с капитала плюс плата за земли, которые он сдавал внаём. У него был прекрасный дом, и Барон ещё никогда не был женат. Конечно, жених был не молод, но Инесс (так звали невесту), это не волновало.

Было несколько причин. Вейкинг был образованным и тактичным человеком, прекрасным собеседником. Он нежно ухаживал за девушкой, был очень заботлив и щедр.

Были и более негативные поводы для такого выбора. Несмотря на долгое и мирное сосуществование, к потомкам цыган в деревне всё ещё относились с некоторым суеверным опасением. И такая невестка, не гласно, конечно, была неугодна местным матронам.

Деревенские парни боялись поднять на неё глаза, и, хотя они не могли не признавать её удивительной красоты, посвататься к ней не решился бы ни один, дабы не нажить на свою голову кару в виде всеобщего неодобрения и откровенного проклятия родни. Кроме того, многих молодых людей призвали в то время в армию. Что же касалось жениха, он был свободен от предрассудков, влюблён и абсолютно счастлив.

Праздновали прямо на лужайке перед домом. Погода была тёплая и солнечная. Традиционная церемония была позади, все торжественные речи и поздравления были произнесены, необходимые почести оказаны, и свадьба перешла в ту стадию безудержного веселья, какой обычно отличаются деревенские свадьбы.

Молодёжь весело танцевала, их родители не уступали своим детям в прыти, успевая на ходу выпить чарочку за здоровье молодых. А старики сидели за столами, расставленными по всей лужайке, и обсуждали и свадьбу, и свою жизнь.

Жених уже давно вышел из-за стола и присоединился к группе своих товарищей по охоте. Они увлечённо обсуждали что-то. А Инесса тихо ходила между гостей, принимая поздравления и излияния, проснувшихся под воздействием излишней выпивки чувств.

Недалеко от столов, у самого края лужайки, установили две больших жаровни. Желающие могли получить порцию бифштекса, шпикачек или свиных рёбрышек, что называется «с пылу-жару». Тут же рядом были выкачены две большие бочки пива, что бы можно было утолить жажду.

Возле обеих жаровен суетилась дородная женщина с красным лицом. Она с лёгкостью и проворством управлялась с делом. Помогала ей совсем молоденькая девушка, которая разливала пиво и подавала толстухе тарелки.

Когда Инесса подошла поближе к этой парочке, она услышала их разговор. «Ну и хорошенькая же новая баронесса, - восхищалась молоденькая. – Красавица, а стройная, что твоя балерина из шкатулки». «Тоже мне, невидаль, - отвечала толстуха, - все мы были хорошенькие, ничего, вот родит одного-второго, куда что денется. Будет ещё бегать, следить за Бароном, что бы не волочился за другими».

Инессу возмутила и обеспокоила эта мысль, но ненадолго, кто-то увлёк её в весёлом танце.

Свадьба продолжалась три дня. Затем столы разобрали и растащили, а лужайку привели в порядок, тщательно убрав весь мусор. Жизнь в деревне пошла своим чередом. Молодожёны проводили время вместе, как два голубка.

Рудольф показывал молодой жене её новый дом, все его уголки и остальные строения. Это не был замок, и у предков Вейкинга не было дворянских титулов. Но были они достойные и всегда уважаемые люди. И дом они построили достойный уважения. Добротный и красивый он радовал глаз. А своевременный ремонт и неустанная забота хозяев дома позволяли ему до сих пор выглядеть так, как будто он только что отстроен, хотя стоял уже более ста лет.

Молодожёны много гуляли. Рудольф брал Инессу на конные прогулки, во время которых показывал ей их земли и рассказывал историю этих мест. По вечерам Вейкинги сидели в зале у камина, и муж снова рассказывал жене свои интересные истории.

Инесса была довольно замкнутой девушкой, и бурная, шумная жизнь была не по ней. Поэтому, она была довольна всем, что имела, и наслаждалась своей новой жизнью. Ей нравилось, как смотрели им вслед люди, когда они с мужем проезжали по деревне. Как блестели глаза у деревенских мужчин, когда те приветствовали новую баронессу. Барона в деревне уважали, любили и всегда прислушивались к его мнению. Полюбили в деревне и Инессу.

Так прошёл медовый месяц. Начались долгие осенние вечера и холодные ночи. Начались повседневные заботы и у молодожёна. Инесса стала подолгу оставаться дома одна.

В доме не держали много прислуги. Была кухарка с мужем, который выполнял роль истопника и конюха. И ещё одна служанка – София. Муж Софии был весёлым малым и мастером на все руки, и для него находилось много разной работы по всему поместью. Кроме того, он был прекрасным садовником. Кухарка была угрюма и неразговорчива. Не приходится удивляться, что Инесса сдружилась с Софией. Подходили друг другу они и по возрасту.

Инесса выросла в простой семье и охотно помогала Софии в её работе по дому. Они находили несметное количество тем для разговоров. Кроме того, София знала множество деревенских историй, из тех, которые любят рассказывать зимними вечерами у камина.

Рудольф Вейкинг упивался своим счастьем. Казалось, ему не о чем больше мечтать, но чуть меньше, чем через год, новая радость сама свалилась на голову. Стало понятно, Что Инесс ждёт ребёнка.

Всё поместье ликовало. Деревня не умолкая говорила о будущем Вейкинге. И только у будущей счастливой матери сквозняком по спине пронеслись странные сомнения. Она никак не могла найти этому объяснения, как вдруг однажды взгляд её упал на руки кухарки. Они были грубыми и красными, с толстыми, как сосиски, пальцами.

И тогда Инесс вспомнила разговор двух женщин на свадьбе. Ей стало не по себе. Неужели толстуха была права, и за семейное счастье надо платить такую цену?

С тех пор госпожа Вейкинг замкнулась, стала реже общаться с Софией. Взяла привычку гулять одна по саду и лужайке. Муж не увидел в этом ничего дурного, ведь дышать свежим воздухом полезно, что и подтверждал деревенский врач.

Но Инесса стала уходить дальше. Она подолгу не возвращалась в дом. София несколько раз ходила искать её, но баронессе это не понравилось, и Софии ничего не оставалось, как подчиниться.

А между тем Инесс открывала для себя имение, не то имение, показанное ей мужем – другое, имение её потаённых мыслей. Она обнаружила в отдалении за домом старое кладбище, где род Вейкингов хоронил своих усопших. Женщина испытала на этом месте странное волнение, но это не было страхом, скорее наоборот, она почувствовала необыкновенное умиротворение и прилив сил. С тех пор Инесса стала чаще бывать у могил, сгребать палую листву с надгробий, бродить между ними и читать эпитафии.

Но и кладбищем её прогулки не ограничивались. Странное желание вело её дальше, туда, где заканчивалась территория поместья и начинался лес. Большая часть леса так же принадлежала Вейкингам, но гулять там не было принято. Причину этого молодая хозяйка не знала.

Может быть, это табу восходило к тем временам, когда лес был полон диким зверьём. Рассказывали, что в голодные зимы звери даже подходили к жилищам. Говорили, что даже сейчас можно найти очевидца, который натерпелся страху, отгоняя от дома волка или дикого кабана. Но волки и кабаны не пугали Инессу, как, в общем, и не привлекали её.

За зарослями кустарника она часто видела огонёк. А подойдя поближе, можно было разглядеть крышу, из трубы которой шёл дым. Инесс знала, кто жил в этом доме, это не было для неё тайной, как, впрочем, и для всей деревни. София рассказала хозяйке о, в некотором роде, постояльце.

Дело было в том, что человек, о котором идёт речь, жил на земле барона, и барон этому не препятствовал, несмотря на то, что репутация жильца была, мягко говоря, сомнительной. Чем точно занимался «сомнительный» постоялец не знал никто, но слухи ходили самые неимоверные. Кто говорил, что старик торгует травами. Некоторые приписывали незнакомцу занятие алхимией и поиск философского камня. А находились и такие, которые утверждали, что таинственный жилец слуга дьявола и занимается его тёмными делами. Однако было известно доподлинно, что иногда, под страшной тайной, некоторые жители обращаются к колдуну за помощью, и он даёт им какие-то снадобья. Но, так или иначе, в деревне старика звали лекарем.

Каждый раз во время прогулки, обходя лужайку, Инесса подходила всё ближе и ближе к тому кустарнику, за которым находилась поляна с домом лекаря. Ей уже был виден сам дом, и устройство двора. Собственно, ничего во дворе не было, кроме сложенной по-походному печки, на которой то и дело дымился какой-нибудь сосуд. Множество сосудов стояло вдоль стен избушки. В такой посуде не готовили еду, и Инессе было очень интересно, что же хранит хотя бы один из них. Интриговала её и сама избушка.

Здесь так не строили, да и ветхое состояние вызывало сомнения относительно возраста постройки. Она вся была чем-то увешана и утыкана. На стрехах болтались загадочные предметы непонятного назначения. Некоторые из них издавали звук, когда дул ветер. Некоторые, начиная кружиться, напоминали птиц и зверей. На притолоке и ставнях висели мешочки непонятного

назначения, пучки трав и особым образом связанные корешки, палочки и сучки. От запаха, который доносил ветер, кружилась голова.

Однажды Инесс удалось увидеть старика. Она замерла на ходу, как будто боялась спугнуть видение. Он мешал что-то в своём горшочке и не поворачивался к ней лицом. Его одежда, также как и избушка, не имела возраста и была похожа и на лохмотья нищего и на пёструю одежду цыган, которые проходили здесь когда-то. Женщина испытала странную робость в то раз, и ушла, стараясь остаться незамеченной.

Однако, придя домой, она твёрдо решила, что подойдёт к старику, как бы страшно ей не было. Но не завтра, не послезавтра случая ей не представилось. Напрасно весь следующий день Инесс провела на лужайке – таинственный старик не показался. А в день, следующий за этим, Рудольф Вейкинг оказался совершенно свободен от дел, и повёз жену на ярмарку, которая развернулась у большой дороги.

Такие ярмарки частенько устраивались в те времена. Дорога была проезжей, и жителям окрестных деревень удобно было продавать свои товары недалеко от дома. Чете же Вейкингов предстояло совершить серьёзные покупки, вскоре их ждали радостные перемены. Поэтому семейство отправилось целым поездом. Супруги заняли коляску для поездок, которой управлял Клаус – муж Софии. А София и Герда – так звали кухарку – отправились в фургоне для провизии. Во главе фургона восседал Отто, это был муж Герды.

Путь до большой дороги был не близок. К тому же день выдался на удивление жаркий. Молодую госпожу всё время тошнило. Приходилось то и дело останавливаться. Сама ярмарка тоже не привела Инессу в восторг. Её мутило от толкотни, от резких голосов торговок, абсолютно не занимали рулоны яркой ткани. Не приводили в восторг кипы кружева, которыми были завалены прилавки. И, как не старалась София, ей не удалось восхитить хозяйку прелестными корзинами для младенцев, отделанными цветными лентами.

Но покупки, конечно же, были сделаны с равнодушного одобрения хозяйки или без оного. Сам господин Рудольф то и дело встречал на ярмарке своих близких и дальних знакомых. Он постоянно останавливался, чтобы пожать руку и перекинуться с ними парой фраз, и вообще, был так увлечён и оживлён, что толком и не заметил состояния жены. А если и заметил, то списал его на естественное недомогание, которое можно понять, когда женщина в таком положении. Инесс была еле жива.

Однако дорога домой преподнесла настоящий подарок. Жара спала. А когда они проезжали довольно глухой участок леса, цыган сам вышел им навстречу, как по мановению волшебной палочки. Что он делал так далеко от дома? Тоже побывал на ярмарке, или искал одному ему известные коренья? Инессу даже не заинтересовало, она была удивлена и обрадована так, что боялась, что возбуждение её станет заметно мужу.

Лекарь снял головной убор и поклонился, приветствуя барона. Рудольф охотно поклонился в ответ. Из этого Инесс поняла, что неприязни между мужем и цыганом не существует. Осторожно, чтобы не выдать свой интерес, она стала расспрашивать супруга, что за человека они встретили.

И он рассказал ей, что много лет назад этот человек пришёл и попросил разрешения поселиться в заброшенном охотничьем домике. Что гость был странствующим учёным и решил остановиться в их местах. Вейкинг рассказал, что не раз беседовал с лекарем, и учёность старика восхитила и удивила его, что знания его настолько разносторонни и поразительны, что выдают в цыгане человека, который не только много учился, но и совершенствовался в своих познаниях. Поэтому сам барон смеётся над глупыми суеверными страхами и не намерен прекращать общение с постояльцем.

Умирая от нетерпения и сославшись на скуку по вечерам, Инесс добилась от мужа обещания пригласить старика в дом.

Глава 3

Ранним утром Карл Данкель шёл по улице в твёрдом намерении застать друга врасплох. Нет, ему не удастся выкрутиться так просто! Только не сегодня! Сколько раз Карл попадался в его ловушку! Подумать только, как этому аферисту удавалось уговаривать его. Сколько раз Карл давал себе

слово не поддаваться на эти подначки. Но как только этот плут наседал на Карла, со своими увещеваниями, Карл не выдерживал и сдавался.

А дальше происходило всё по одному и тому же сценарию. Он занимал у Карла деньги, клялся, что отдаст через пару дней, и исчезал. Он пропадал неделями, без каких-либо известий о себе. Потом сваливался на голову, как Санта Клаус в Рождество, а на все вопросы выдумывал душераздирающие истории и обвинял Карла же в скупердяйстве.

Но сегодня так не будет! Сегодня терпение Карла кончилось, и он готов выбить дверь, чтобы получить ответ. Сегодня он припрёт друга к стенке, пусть для этого ему даже придётся связаться с полицией.

Подойдя к дому Себастьяна Шлемера, Карл прежде всего обратил внимание на опавшую листву, скопившуюся у порога. Карл позвонил, ему никто не ответил. Подождав, он позвонил ещё. Результат оказался прежним. В итоге Карл звонил так долго, как позволила ему природная настырность. А настырность у Карла была завидной. После того, как и это полезное качество не возымело действия, Карл Данкель решил обратиться в полицию. Но, подумав немного, он понял, что неплохо было бы вначале выяснить всё, что в этой ситуации можно было выяснить.

И Карл позвонил в дверь соседки Себастьяна.

- Я друг Себастьяна Шлемера, - доложил он дверному глазку. – Не мог бы я поговорить с вами?

Лицо соседки Шлемера, фрау Линдеманн, как она представилась, было не просто взволнованно, оно было испугано!

- Слава богу! – воскликнула она. – Вы знаете что-нибудь о Себастьяне?

После этого вопроса все вопросы Карла отпали сами собой. Фрау Линдеманн рассказала, что Себастьян обычно просил её следить за почтой и оставлял ей на постой свою кошечку. Но не было ещё случая, что бы он отлучался из дома на столь долгий срок.

Корм у кошечки давно закончился, внушительная пачка корреспонденции говорила сама за себя, а недавно господину Шлемеру пришло уведомление из телефонной компании о неоплаченном счёте и угроза прекратить обслуживание его номера телефона. Соседка была крайне растеряна, а Карл убедился в необходимости обратиться в полицию.

И вот, после нескольких устных объяснений и заявлений, письменного заявления Карла, нескольких допросов и письменного заявления фрау Линдеманн, обыска в квартире Себастьяна и нажима со стороны начальства, было начато официальное расследование.

Дорожной полиции не составило труда установить путь следования машины Шлемера уже через неделю после начала расследования. Ещё через две недели в участке зафигурировало название «Санкт-Петер».

Глава 4

И вот, в один обычный день, пыльный по причине открытого авто и потный по причине лишнего веса и душной погоды детектив Ян Славичек вкатил на центральную площадь Санкт-Петера.

Якоб-трактирщик сразу оценил такого заметного гостя, он недаром проработал на своём месте столько лет, и умел распознать человека, которого надо особо уважить. Якоб накормил детектива свиными рёбрышками с брюквой, брюссельской капустой с сыром и солянкой из квашеной капусты с горячими сардельками. Как раз столько времени потребовалось лейтенанту, чтобы узнать всё, что его интересовало. И, так как, судя по всему, след Шлемера вёл в поместье, то детектив направился по следу.

Когда Ян Славичек добрался до особняка, его окончательно разморило. Он стал зол, раздражителен и уже вполне склонялся к версии подозрительности, а может, даже причастности этого загадочного поместья. Но, будучи встречен самой хозяйкой дома, быстро поубавил спесь, размяк, а вскоре и вовсе потерял связь причин и следствий. Обворожительная баронета приняла его в затемнённом старинном зале. Угостив лейтенанта прохладительным напитком из фамильного хрусталя, она окончательно вернула его в благостное состояние.

Правда, хозяйка носила вуаль, полускрывающую её лицо, но её голос, её облик и манеры, аромат, который она источала, туманил глаза и дурманил голову. Время летело незаметно,

Славичек нежился в волнах блаженства. Где-то рядом журчал волшебный голос фройляйн Вейкинг.

Да, конечно же, она помнит, этот молодой человек, он просил ночлега… Да, конечно, она согласилась… Все проезжающие через их деревню незнакомцы для неё – часть внешнего мира. Она предоставляет им ночлег, они рассказывают ей о той жизни, которая спрятана за густым лесом и которая так пугает её и одновременно интересует. Разве это не справедливо? Куда он делся? Ах, боже мой, куда же ему деться? Конечно, уехал, как и все они – в свою жизнь за лесом, в сторону большой дороги.

Вдруг что-то неприятно защекотало нос. Откуда-то сбоку появился неуютно будоражащий запах кофе. Славичек напряг зрение – из сгустившихся сумерек возникло отвратительное видение – древняя старуха, державшая в руках поднос с двумя дымящимися чашками. И в этот момент неожиданно звонкий голос баронеты окончательно оборвал его дремоту. «Кофе, лейтенант?». Что тут можно было ещё спросить? Детектив поцеловал фройляйн руку на прощание.

Искать следы и улики, когда прошло столько времени, практически не имело смысла. А через несколько дней, вблизи одного населённого пункта, прилично удалённого от Санкт-Петера, была обнаружена машина Шлемера. Она была заброшена в безлюдном месте и не принесла полиции ожидаемых зацепок. Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости.

Продолжение следует.  Часть вторая.

Повесть публикуется с согласия автора.

Ребят, повесть длинная, но интересная, на мой взгляд.

Это моя кошка Ириска, последний подобрыш с улицы. Пятый, и точно последний. У нас хоть и семья жалостливых идиотов, но маленькое кошачье стадо в трешке ( хоть и большой) - это напряжно финансово. Ириске еще года нет, кошка очень активная и больше похожа на хорька строением тела - у нее все длинное.) Хвост, тело, лапы и мордочка. Гоняет остальных котов, как тренер -  бегунов, с 6 утра стабильные забеги, в результате которых спринтеры получают приз - хлопки по одеялу и радостные, подбадривающие крики:  "Да что ж такое-то, а?!!" Так и живем... Готовимся к посевной...)))

Забавные фото получились, захотелось поделиться не только страшными историями, но и милотой.)