KatrinAp

— Изви… — пытался он вклиниться в вопли собеседника.

Потенциальный клиент, с которым вчера согласовали время повторного звонка, почему-то впал в крайнее раздражение, назвал Марка дармоедом и в данный момент перечислял все синонимы слову «надоел», из которых не все были приличными.

Ему удалось наконец пробормотать свои извинения и положить трубку. Олег, старший менеджер, кинул на него откровенно насмешливый взгляд и уткнулся в смартфон. До конца рабочего дня было ещё полтора часа, но Олегу многое сходило с рук – по продажам он был первый.

В кабинет продажников зашла Светочка, офис-менеджер. Никто и никогда её иначе как Светочкой не называл – была она такая голубоглазая, светловолосая, с наивно-детским голоском, от которого таяли все мужчины в конторе. Олег сразу встрепенулся, засиял сальным взглядом, от которого Марка мгновенно затошнило. Светочка принесла коробку с канцелярией и принялась расставлять её в шкафу, причитая умильным голоском:

— Как же достал ремонт, ребята! У меня весь стол в этой дурацкой штукатурке!

В офисе шли отделочные работы, и в коридоре который день отирался невысокий таджик в заляпанной робе. Результатов его деятельности, правда, кроме строительной пыли на всех поверхностях, пока заметно не было.

Светочка пару раз энергично чихнула. Подскочил Олег, вынул из её рук упаковку файлов, которую она пыталась пристроить на верхнюю полку, привстав на носок одной ноги.

— Давай помогу, Светочек, а то ростик-то у тебя игрушечный, – Марк видел, как он притронулся к её пальцам, когда брал файлы.

Марк невольно сжал кулаки. Светочка ему очень нравилась и не только из-за её ангелоподобной внешности, просто помимо уверенности красивой женщины была в ней и особая теплота, и уют. Олег был убежден, что Светочка от него без ума, и Марка бесило самодовольство этого быкообразного дурака.

Зажужжал смартфон – снова незнакомый номер, пятый звонок за полчаса. Звонили наверняка из банка. Несколько месяцев назад он в отчаянной попытке изменить судьбу перешёл по ссылке на букмекерский сайт, словил немалую толику азарта и просадил не только свои скудные накопления, но и кредитные деньги. Долги было отдавать не с чего, и Марк сначала заносил номера в чёрный список, а потом просто поставил телефон в беззвучный режим.

Он запустил пальцы в волосы, взъерошив сальные пряди, и не смог удержать тихого стона досады; в его сторону стрельнула глазами Светочка. Марк по первости пытался ухлёстывать за ней, но делал это так неуклюже, что, кажется, вызвал у неё жалость. Да и честно сказать, сам он девушку прекрасно понимал: зачем ей офисный неудачник, который к тридцати годам нажил только древнюю колымагу с плохо закрашенными проплешинами по всему кузову и полнейшее неумение взаимодействовать с людьми. Его не звали на стихийные офисные попойки, и утренняя болтовня за кофе проходила без его участия. Марка не травили в конторе, просто слишком мало замечали.

Олег небрежно сыпал шуточками, Светочка смеялась заливистым русалочьим смехом. Марк скрипнул зубами – сам он никогда не был так легок в общении с девушками и в разговоре краснел, потел и сжимал влажные кулаки. Смотреть на этих двух было мучительно, и он вышел из офиса во дворик, где достал электронную сигарету. От электронок Марка бил противный режущий кашель, но зато это было единственным способом легально побыть со Светочкой в курилке наедине. Он глотнул ароматный дым, пахнущий малиной, и почувствовал, как накатывает отчаяние. До оплаты арендованной квартиры оставалось меньше недели, а денег на карте не было совсем – последние поступления списались автоматически в пользу банка.

Когда Марк вернулся в офис, около его клавиатуры лежала конфета в золотистой обертке, Олега не было.

— Угощайся, –  проворковала Светочка, укладывая цветные кубарики. – Олег дал. Вкусные.

Ему захотелось запустить конфету в окно.

Домой он возвращался в препоганом настроении. Марк снимал крошечную квартирку без балкона под названием «гостинка» в старом доме, населенном, как ему казалось, одними старухами и алкашами. Когда он поднялся к себе на этаж, увидел в коридоре Анну Семёновну, соседку, и еле удержался, чтобы не поморщиться. Анна Семёновна, невысокая круглая старушка с лицом, сплошь изжеванном морщинами, была единственная в тамбуре, с кем он свел какое-то подобие дружбы. Соседка, поднаторевшая в коммунальных войнах, помогала ему в сварах с жилищными службами, одалживала соль, сахар, и однажды спасла его от агрессивного алкоголика из квартиры справа. Алкаш почему-то слушался старуху и, услышав её возмущенные крики, дал Марку пройти к себе домой. Но как водится, не могло обойтись и без ложки дегтя. К Анне Семёновне в дни пенсионных выплат приходил правнук, Виталик, и уговорами, прибаутками и мольбами вытягивал из бабки деньги. В такие дни соседка подкарауливала Марка и просила у него в долг, который всегда отдавала, но так как правнук наведывался регулярно, Марку она тоже была вечно должна. Старушка явно поджидала его и двинулась ему навстречу с отчаянно-любезным выражением лица.

— Марк, золотце, я тут, голова садовая, жировки два раза оплатила… Денег-то и не осталось! – соседка каждый раз пыталась выдумывать разные причины, по которым оказывалась на мели. Признаваться, что её обирает собственный правнук, было стыдно.

Он покачал головой:

— Анна Семёновна… Извините. Ни копейки сейчас, потратился сильно в этом месяце.

Улыбка начало было сползать с лица старушки, но она тут же овладела собой:

— Да дело молодое, понятно. Ладно, пойду Виталюше позвоню.

Анна Семёновна зашаркала в своих растоптанных тапочках к своей двери, а Марк хоть и понимал, что ни в чем не виноват, почувствовал себя полной сволочью.

Дома он достал из стратегического запаса пачку китайской лапши, бросил брикетик в кипящую воду. Взял телефон, нашел в списке контакт «Мама», посидел с минуту, не решаясь нажать. Наконец бросил телефон на стол, махнув рукой. Все бесполезно. Везде мрак и беспросветность.

***

Мать он видел последний раз двенадцать лет назад, когда уезжал из родной провинции учиться в большой город. И даже тогда она не сказала ему ни слова на прощание.

Почти полжизни Марк думал, что все матери такие, что суть существования мамы – это орать из-за любого промаха, щедро раздавать тумаки и объяснять, почему ты ничтожество и ничего в жизни не достигнешь. Подобное воспитание призвано было сделать из него человека. И когда Марк зашел ненадолго к однокласснику, то для него стало шоком, что его мать ласково взъерошила волосы на затылке сына, сунула ему бутерброд в пластиковой коробочке и напоследок назвала заюшей. Это было чем-то невероятным – такая нежность, простота и легкость в отношениях, и он даже разозлился на одноклассника, что тот кажется, нисколько это не ценил и принимал как должное.

Марк  долго думал и пришел к выводу, что скореё всего, он что-то делает не так, и вечером того же дня попытался обнять маму. Безмерное удивление в её глазах сменилось привычным раздражением, и она оттолкнула его, назвав нюней и слюнтяем.

В тринадцать лет мать перевела его на домашнее обучение, потому что бабушка с её деменцией сдавала все больше, и оставлять её одну дома было опасно. Поначалу это были безобидные чудачества, вроде сложенной в холодильник стопки белья, но потом странности не только начали множиться, но и становиться опасными. Когда бабушка открыла газовую конфорку и поставила на нее электрический пластиковый чайник, мама Марка долго не думала и просто забрала сына из школы.

Никаких скидок на возраст ему не делалось, и он выполнял работу, какую обычно делают опытные сиделки в домах престарелых. Варил бабушке протертые супчики, кормил с ложечки. На его плечи легли и заботы о гигиене – он поддерживал старуху, пока она, тяжело поднимая артритные колени, залезала в ванну. Тер её сухие лопатки мочалкой и старался не смотреть на болтающиеся высохшие мешочки грудей и прижатые друг к друг морщинистые ягодицы. Скоро брезгливость притупилась, и Марк уже уверенными движениями менял бабке памперсы, стриг ногти, расчесывал седые космы.

Когда она стала агрессивной и начала размазывать дерьмо по стене, именно он оттирал следы, а потом застирывал одежду и постельное белье. У бабушки проснулся зверский аппетит, она забывала напрочь, что уже поела, и требовала новые порции еды. Марк коршуном следил за холодильником, потому что мать неистово орала, если ей ничего не доставалось к ужину. Совсем туго стало, когда бабушка сделалась буйной: она открывала окна и кричала на всю улицу, что её морит голодом родной внук. Это слышали и соседи и приходили разбираться к матери Марка. А той почему-то было стыдно признаться, что бабушка просто больна и невменяема, и просто обещала соседям наказать сына. Соседки, бывшие подруги бабушки, плевали ему вслед и кричали гадости, уверенные, что он истязает немощную бабку.

Марк пытался поговорить с матерью о том, чтобы поместить бабушку в специальное заведение, но та возмущенно шипела, что во всякие интернаты своих близких сдают только последние сволочи.

— Ты меня обязательно сдашь, — убежденно трясла она головой, словно птица. – Ты же нелюдь! Родную бабку куда-то сбагрить хочет!

И Марк замолкал, уверенный, что он точно нелюдь, потому что уже несколько раз в его голове проскальзывала мысль, что, возможно, бабушка скоро умрёт. А кто может желать смерти родной бабушке? Только конченый урод.

Однажды мать уехала на несколько дней в другой город, помочь родственнице, у которой родился ребёнок, а муж восстанавливался после автомобильной аварии. И это уже не удивляло его – мать всегда была внимательна и вежлива с другими людьми, её многие любили и уважали. И поэтому когда он пытался рассказать родственникам, как она обходится с ним, никто ему не поверил.

В отсутствие матери бабушка вдруг сделалась необыкновенно тиха и перестала таскать еду из холодильника. Марк, обрадованный неожиданным затишьем и относительной свободой, прилип к компьютеру с играми и просиживал за цифровыми войнами все ночи. И не заметил, что бабка, жившая в соседней комнате, открыла окно, сняла с себя сорочку и легла на кровать совершенно голая. Он обнаружил её утром лежащей на кровати с белым лицом и инеем в бровях, с вытянутыми по швам руками, словно игрушечный солдатик.

После похорон мать перестала с ним разговаривать и так и не проронила ни одного слова до самого его отъезда из родного дома. Все её участие в судьбе Марка ограничилось тем, что она оставляла продукты в холодильнике и позволяла ему приходить в эту квартиру и ночевать в ней. Марк плакал, умолял простить его, стоял на коленях, но мать ни разу не взглянула на него, и её лицо оставалось каменным и безучастным. Именно тогда ему стали приходить в голову странные навязчивые мысли насчет длинной отвертки с толстой ручкой, которая почему-то всегда лежала в ящике с вилками и ложками. Марк представлял, как берет эту отвертку и всаживает матери в глаз. Или со всей силы вгоняет в грудь, или в живот. Он даже спрятал от греха подальше эту отвертку, хотя прекрасно понимал, что под насмешливо-презрительным взглядом матери ничего подобного сделать не сможет.

Когда Марк сообщил, что уезжает в другой город поступать в институт, она никак не отреагировала. Марк поступил в педагогический, на факультет дошкольного образования, куда брали вообще всех. Отучившись, он помыкался в разных местах и осел менеджером по продажам в организации, где единственным светлым пятном была Светочка, офис-менеджер с жемчужно поблескивающими зубками и заразительным смехом. План он не выполнял, на созвонах мялся и путался, продавал меньше всех и шёл скорым шагом к увольнению.

Было глупо думать, что после стольких лет мать вдруг оттает и решит помочь своему сыну, из которого и вправду ничего путного не вышло, как она и предсказывала.

***

Из банка продолжали названивать, и Марк вечером после работы купил бутылку вина, намереваясь снять стресс. Ничего крепче он не пил – он водки и коньяка у него начинало бешено стучать сердце и сдавливало грудь.

Въезжая в свой двор, он услышал шансон, идущий от припаркованных машин, и закатил глаза. Предстоит весёлая ночка – в одном из подъездов жил парень, который вечеринки с друзьями проводил исключительно на улице под окнами соседей. Марк взял пакет с тяжёленькой бутылкой и направился к своему подъезду, стараясь не смотреть на компанию. Около машины шумного парня уже собрались друзья, все как на подбор в спортивных костюмах, и один из них, с короткой щёткой белесых волос, бросил на него насмешливый взгляд. В открытом багажнике на расстеленных пакетах поблескивали водочные бутылки и стояли пластиковые лоточки с роллами.

Гулянка под окнами набрала обороты к полуночи: колодец двора усиливал басы из колонок, взрывы смеха и визги пьяных девок. Закрытые окна почти не спасали – стеклопакет приглушал какофонию совсем незначительно. Марк вылил остатки вина в бокал, сунул в рот пожухший ломтик сыра. Посетовал, что алкоголя взял маловато – все равно теперь не уснуть, эти быдлоганы и их шмары разойдутся только часам к трём утра. Марк пьянел быстро, и бутылки оказалось вполне достаточно, чтобы движения стали преувеличенно размашистыми, а в голове зашумело. На экране монитора сновала девка в обтягивающем костюме супергероини, и он вспомнил аккуратные приподнятые ягодицы Светочки. С улицы послышался женский визг, загоготали парни. Марк потянулся к окну, рванул створку, горя ненавистью к ним, таким беспечным, счастливым и наглым. Сейчас он им каааааак скажет! Но, открыв окно, он даже из безопасного нутра своей квартиры не смог ни придумать хлёсткое оскорбление, ни крикнуть. А если они придут и будут колотить в дверь? А потом подкараулят и накостыляют. Марк закрыл окно, пошатнулся и сильно ударился локтем о боковину шкафа. На голову ему упало что-то легкое, а локоть пронзила острая боль. Потирая руку и чертыхаясь, он поднял с пола игрушку, связанную крючком. Видимо, от предыдущих арендаторов остались детские вещи, которые хозяин свалил на шкаф, а Марк, сроду не протиравший там пыль, не обращал внимания на чужой хлам. То ли котик, то ли собачка – не разобрать, такими уродцами обычно торгуют бабульки на стихийных рынках. Его внимание привлёк огромный фабричный ярлык с крупной надписью «Фабрика счастья»; тут же был указан адрес производства и телефон. Марк, пьяно усмехнувшись, взял смартфон и набрал номер, намереваясь выплеснуть раздражение, которое вызвали парни в спортивных костюмах и их орущий на весь двор шансон. Запоздало подумал, что вряд ли кто-то возьмет трубку в 12 часов ночи, но к его безмерному удивлению, ему ответили.

— Фабрика сча… – начал было на том конце приятный женский голос.

Но Марк не дал договорить и заорал в трубку:

— Где???? Где ваше хваленое счастье, твари?! Я, сука, с утра до ночи дрочусь в сраном офисе, я не могу девку на свидание пригласить! Я дошик жру! Чем вы там занимаетесь?

— А вы заказывали у нас счастье? – на удивление миролюбиво спросила собеседница.

— Нет… – пробормотал Марк.

— Ну так закажите!

— Я бы заказал, если бы вы его и правда производили… – промямлил он, сбитый с толку её вежливым тоном. – Вы же игрушки делаете?

— Не только игрушки. Счастье производим тоже. Дату и адрес приема я вам скину в сообщении. Не опаздывайте, пожалуйста.

Собеседница отсоединилась, а через несколько секунд звякнул мессенджер: «г. Заринск, мкрн Зелёный, ул. Зелёная, д. 18, 15 сентября, 11,00. При себе иметь общий анализ крови»

***

Заринск оказался крошечным провинциальным городишком с небольшой станцией вместо полноценного вокзала. Марк изучил карту в телефоне и решил, что дойдет до микрорайона Зелёного пешком – приложение сообщало, что понадобится всего полчаса. На плохо асфальтированном шоссе ему попалась пятнистая корова, которая посмотрела на него грустным взглядом из-под длинных ресниц. Двухэтажные домики в желтой штукатурке очень скоро сменились частной застройкой; пару раз выглянули из-за забора любопытные местные жители.

После той ночи, протрезвев, Марк хотел стереть сообщение с адресом, но его остановило какое-то злое отчаяние. Из банка продолжали названивать, ненавистный Олег поливал его презрительными взглядами, и все было так беспросветно и тоскливо, что ему захотелось просто куда-нибудь сбежать, пусть даже это будет микрорайон Зеленый у черта на куличках. Он был уверен, что по указанному адресу в лучшем случае найдет какую-нибудь провинциальную инфоцыганку, которая выдаст тонну банальностей о любви к себе и веру в щедрую вселенную, а в худшем – городскую сумасшедшую.

Улица Зелёная находилась на окраине, в обособленном райончике, отделенном от остального Заринска лесополосой. Когда Марк преодолел лесополосу, то увидел все те же приземистые одноэтажные домики с резными наличниками и сиренью за заборами. По дороге ему встретились три совсем юные девушки в длинных вязаных кофтах и вязаных же косынках, выглядевших очень старомодно для их возраста. Увидев Марка, они пошушукались и рассмеялись, блестя лукавыми глазами. Следуя указаниям приложения, он дошёл до небольшой площади, еще хранившей следы метлы старательного дворника. На воротах около двухэтажного здания красного кирпича красовалась вывеска «Фабрика счастья». Судя по всему, здание действительно было фабрикой – когда Марк проходил мимо, то в большом окне увидел молодых женщин, склонившихся над вязальными аппаратами. Из-под их рук выходили полотнища мягкого трикотажа затейливой вязки. В другом окне женщины постарше сидели за старинного вида прялками с колесом и сучили нити из кудели. Марк круто повернул голову, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают – на фабрике действительно делали нити древним дедовским способом.

Навстречу шли несколько женщин разного возраста, все одетые в вязаное – на одной были даже вязаные брюки. Одна из них приветливо улыбнулась Марку, и он смущённо отвёл глаза.

Улица Зелёная оказалась по-деревенски уютной – деревянный тротуар, ухоженные бревенчатые и кирпичные домики с вышитыми занавесками, клонящиеся из-за заборов березы и яблони. Марк дошёл до нужного дома, нажал пуговку звонка, прикрученного около почтового ящика. Калитку открыла женщина средних лет с увядающим лицом, но всё ещё удивительно красивая.

— На 11:00? – она смерила Марка взглядом с головы до ног.

Тот кивнул, удивленно глядя на неё – почему-то он удивился тому, насколько она была хороша. Женщина представилась Алевтиной и провела его в дом, в большую комнату с русской печкой, украшенной изразцами. Горница выглядела дорого, будто картинка с каталога гостиниц в псевдорусском стиле. В горнице было жарко, запотели окна, булькало в большой кастрюле, стоящей на шестке, сильно пахло едкими травами. Девочка подросток, очень похожая на Алевтину, очевидно, дочь, открыла крышку, помешала варево, в котором виднелся ворох листьев. На голове её была маленькая вязаная косыночка.

— Пора снимать наверное, мам?

На Марка она бросила равнодушный взгляд, из чего тот сделал вывод, что такие гости ей не в новинку. Алевтина понюхала воздух над кастрюлей, кивнула:

— Охлади немного.

Девочка ушла, таща с собой кастрюлю.

Алевтина повернулась к Мраку:

— Анализы принесли?

Он полез в карман, вынул бумажку; она пробежалась глазами, вернула ему бланк.

— Все хорошо. Итак. После того как вы пройдете процедуру, этот мир станет к вам значительно дружелюбнее. Ваши сильные стороны многократно усилятся, а слабые напротив, будут затухать. Но..! Это очень важно! Первое – процедура необратима, это раз, и два – вам придется контролировать себя, чтобы управлять этой силой. Это налагает ответственность.

Марк усмехнулся:

— Процедура? Вы мне что, операцию будете делать по вживлению счастья?

Но Алевтина не улыбнулась:

— Почти.

— Слушайте, если это какой-то идиотский ритуал с кровопусканием, то…

— Не идиотский. И вы, Марк Анатольевич, разумеется, можете отказаться. И дальше скрипеть зубами, когда тестостероновый качок Олег смотрит на вас, как на кусок говна, а по вечерам дрочить на Светочкины фотографии. И прятаться от звонков из банка.

Марк побагровел и открыл рот, судорожно хватая воздух:

— Откуда вы… Аааа! Знаю я эти подходы, странички мои в соцсетях прошерстили уже?

— И что, в соцсетях есть информация о том, что вам через стенку слышно, как соседку окучивает правнук и вымогает у нее деньги?

Марк промолчал, сверля глазами спокойное привлекательное лицо Алевтины. Как вообще в таком возрасте с морщинами она может оставаться красивой? Ведьма. Он вдруг подумал, что на её фото он бы тоже не сомневаясь спустил бы. И не раз.

— Хорошо. Что нужно делать?

— Идти к счастью, разумеется, – обворожительно улыбнулась Алевтина.

В горницу вошла давешняя девочка с графином мутно-желтого отвара, и, все так же не глядя на Марка, словно он был пустым местом, открыла дверь в смежную комнату. Он увидел жуткого вида старуху, бессильно поникшую на инвалидном кресле. Высохшая до скелета, со странного оттенка ярко-желтой кожей, как у больной гепатитом, она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях. Седые сальные патлы были разбросаны по плечам. Девочка, нисколько не стесняясь присутствия гостя, взяла бабку за волосы на затылке, запрокинула ей голову, пальцем оттянула подбородок и принялась вливать варево в рот. Старуха задвигала кадыком, издавая громкие тошнотворные глотки.

— Пойдемте, – Алевтина тронула Марка за локоть. – Процедура происходит в установленном месте.

Марк последовал за ней и, выходя, ещё раз бросил взгляд на подростка и старуху: девочка села на табуретку рядом с бабкой, одной рукой обняла её, а второй принялась гладить её по голове с проплешинами. Волосы падали на плечи старухи, и девочка собирала их и складывала той на колени. Девчонка не выказывала ни малейшей брезгливости и, кажется, испытывала к старухе самые нежные чувства.

Алевтина повела его тем же путем, каким он пришел сюда, и вскоре они очутились перед фабрикой Счастья.

«Ну разумеется», – усмехнулся про себя Марк.

Через проходную они попали в небольшой вестибюль с турникетом, пластиковыми панелями на стенах и пластиковым же цветком в горшке. Алевтина пикнула карточку на турникете, пропуская Марка, и кивнула дежурной в маленькой стеклянной будочке.

Через небольшой коридор они прошли через здание и очутились на заднем дворе с несколькими кирпичными хозяйственными постройками. Алевтина повела его дальше и, миновав двор, через калитку они вышли к неширокому деревенскому порядку с одинаковыми бревенчатыми домиками по обеим сторонам. С невысокого пригорка улица уходила далеко вперёд; у самых обычных деревенских изб с двускатными крышами, одинаковых, словно близнецы, была одна странность – отсутствие окон, а резные наличники крепились прямо к бревнам. Они спустились с пригорка, и Алевтина взошла на крыльцо одного из домов. Марк последовал за ней и очутился в темных сенях, освещаемых только одной толстой свечой, от которой шел запах прогорклого сала. В сенях было пусто, если не считать большого кованого сундука. Алевтина велела ему раздеться, и Марк спросил:

— Полностью что ли?

— Да, и трусы снимайте.

Он помедлил несколько секунд и потянул с себя толстовку. Когда Марк сложил вещи стопочкой на сундуке, Алевтина беззастенчиво оглядела его с головы до ног:

— Хороший. Красивый.

И он невольно покраснел – ему никто никогда не делал комплиментов.

Она подтолкнула его в спину, указав на дверь в горницу:

— Давай.

Марк вошел в сумрачное помещение, которое тоже освещалось несколькими свечками. Мебели никакой не было, и ему сначала показалось, что горница совершенно пуста. Но в темных углах, где клубился плотный сумрак, что-то зашевелилось, зашуршало. Прямо коло его уха кто-то еле слышно прошептал: «Ссссильный. Молодой. Крассссивый. Хорошоооо». Этому голосу вторил второй: «Сссильный… Она довольна». Марк покрутил головой, но источника шепота не было видно.

Тьма в углу шевельнулась, из мрака появилась высоченная фигура, и Марк невольно отшатнулся. Фигура приблизилась, и слабый свет свечи выхватил высокую женщину в льняной рубахе до пят, расшитой спереди растительным орнаментом. Огромного роста, выше Марка на полметра, она почти касалась потолка макушкой. Кошмарная, чудовищная голова: из расцарапанной там и сям кожи торчали неровным частоколом толстые иглы и спицы, сочилась сукровица; череп с сероватой кожей огибали шерстяные нити, сложенные в несколько слоев, закрывая глаза. Сукровица из-под игл и спиц сочилась на нити, окрашивая их в оттенки красного. В одной руке она держала длинную толстую иглу, а в другой клубок алых шерстяных ниток. Женщина ловко, несмотря на свою незрячесть, вдела нить в иголку и подошла к Марку. Тот дернулся было, чтобы подбежать к двери, но силы будто покинули его, и все что он смог – это чуть шевельнуть ногой.

— Крассссивый, ссссильный, – прошелестела женщина и взяла его руку.

Она быстро и уверенно вонзила иглу прямо в центр ладони, и Марк взвыл от резкой боли. Женщина протянула нитку насквозь, боль взорвалась огненными шипами. Из тьмы выступила еще одна незрячая с клубком, погладила его по голове, зашла Марку за спину и вонзила иглу в кожу около основания шеи. Из тьмы выходили другие незрячие, вдевали нити в иглы из своих клубков и прошивали кожу ступней, пальцев, пронзали кожу предплечий, захватывая и мышцы. Тело Марка стало сплошным вместилищем боли, а адские создания сновали около него, словно танцуя, и делали все новые и новые взмахи иглами. Горло его сдавило, крик словно умер в горле, и когда одна из незрячих проткнула ему язык и протянула толстую нить, он сумел только захрипеть. Теперь он понимал, зачем Алевтина запросила анализы – кровь густо пятнала дощатый пол, заливалась в горло. А они не давали ему пощады, терзая раны толстыми жесткими нитями.

Наконец одна из женщин освободила иглу от нити и воткнула её себе в голову. Оставшийся маленький клубок, ерзающий по полу и весь измазанный в крови, покатился в темный угол, и туда же отправилась незрячая. Остальные тоже снимали иглы с нитей, исчезали во тьме, и в сумрачные углы катились истаявшие мотки пряжи. Марк, ослепленный болью, попробовал сдвинуться места, и на этот раз тело послушалось его. Он, оскальзываясь на своей крови, бросился вон из горницы, рванул дверь и увидел, как спокойно сидящая на сундуке на его вещах Алевтина мирно листала странички в смартфоне.

— Вы чокнутые садистки..! – заорал он.

Алевтина, увидев его, улыбнулась и сунула телефон в карман.

— Всё уже? Быстро. Знать, понравился.

В надежных руках. Часть 2

Руководство «Игоры» удалось переубедить, и Марк в очередной раз поразился, как легко и естественно у него это вышло – просто нужной интонацией, шуткой к месту, покаянным тоном…

Вечером в супермаркете он набил два пакета продуктами, взяв между прочим и несколько упаковок хорошего салями, дорогого сыра, говядины и фруктов и отнес соседке Анне Семеновне. Старушка охнула, хлопнула себя по бедрам:

— Ох ты ж, Марик, в лотерею, что ли, выиграл?!

Он сунул также Анне Семеновне несколько красных купюр, и соседка, протянувшая было руку, тут же ее отдернула и залилась краской.

— Я не смогу столько отдать…

— Не надо отдавать, Анна Семеновна. Просто побалуйте себя.

Красная, как рак, соседка взяла деньги и сунула их в карман плюшевого халата.

***

Всё складывалось как нельзя лучше: его сделали старшим менеджером, и ненавидящий взгляд Олега грел его сердце несколько дней; они со Светочкой взяли первый приз в любительских соревнованиях по бачате. Жизнь превратилась из трудной каменистой дороги в гору в комфортное ровное шоссе, по которому он ехал, небрежно управляя рулем своего Фольксвагена. Пора было приискать новое жилье и съехать из этой пропахшей безнадежностью и нищетой халупы, тем более что Светочка все чаще заговаривала о совместном проживании.

Вечером Марк откупорил хорошее вино, нарезал дорогого сыра в синей благородной плесени и принялся шерстить сайты недвижимости. Для начала он хотел просто снять новостройку, а потом, возможно, и присмотреться к ипотеке. Сколько можно бегать по съемным углам… Марк глотнул красного сухого вина, ощущая восхитительную пряность на языке, и открыл еще одну фотографию светлой квартиры с новой мебелью и окнами во всю стену. Вот. Это именно то, что он хочет –много солнца, много света. Темноты в его жизни было уже предостаточно.

Марк потянулся за бокалом, и рука его замерла – за тонкой картонной стеной послышались бурные рыдания Анны Семеновны и тут же её голос:

— Виталя… хоть немного-то оставь!

Виталя ответил что-то неразборчиво, но совершенно спокойно, а Марка подбросила с кресла мгновенно закипевшая ярость. Он бросился из квартиры, выбежал в коридор и постучал в дверь соседки. Она открыла не сразу и дверь придержала так, чтобы высунуть только лицо:

— Что,Марик?

Он толкнул дверь, несмотря на причитания Анны Семеновны. Правнук Виталя сидел в кресле и ел колбасу салями, которую принес Марк. Он не встал и не протянул ему руку, только несколько раздраженно спросил бабку, будто Марка тут не было:

— Это кто?

Марк одним сильным движением поднял стервеца за толстовку, и тот немедленно вцепился ему в руки:

— Э, ты че, охёрел что ли, Вася?

Анна Семеновна прыгала рядом и удушливо шептала:

— Не надо, мальчики, не надо..!

— Сколько ты, сука, будешь у бабки деньги отбирать? Ты рожу свою видел? Да тебя можно донором жира для африканских детей назначать!

— Да пошёл ты, – слишком спокойно сказал Виталя, и только сейчас Марк увидел его огромные, во всю радужку, зрачки – тот явно уже вмазался.

Перед глазами Марка полыхнуло красное, и, совершенно не владея собой, он сомкнул руки на горле Витали. Очнулся он только тогда, когда под пальцами что-то ощутимо хрупнуло, и тело парня повисло, словно большой тяжелый куль. Анна Семеновна, вцепившаяся ему в рубашку сухонькими ручками, вдруг отпрыгнула и уставилась на правнука большими глазами, которые медленно наливались ужасом. Марк разжал руки, и Виталя свалился на пол неопрятной тяжелой кучей. Анна Семеновна раскрыла рот, как рыба, заглатывая воздух, и Марк понял, что она сейчас закричит. Прежде, чем он успел что-то подумать и решить, его тело само в один прыжок преодолело расстояние между ними; одна ладонь легла ей на губы, а вторая – на затылок. Движение, которое сделал Марк, было молниеносным и очень изящным. Промелькнула мысль, что подобное он видел только в кино. И снова та сила, что владела им, не дала ему ни секунды подумать, вынесла его из квартиры Анны Семеновны и отправила в свою.

Дома Марк постоял несколько минут посреди комнаты, прошелся туда-сюда, допил вино. Сел в кресло, пролистнул еще несколько страниц с квартирами. И только после этого запустил пальцы в волосы, потянул пряди до боли и застонал.

— Твою мать! Твою мать!

Сердце колотилось, по спине скатилась капелька пота; ужас плескался в животе. Он убил. Он убил человека. Он убил двух человек! Он убил Анну Семеновну, добрейшую, тишайшую старушку! Марк потянулся за телефоном, чтобы позвонить в полицию, но решимость его тут же угасла. За убийство двух человек ему дадут столько, что к концу отсидки можно будет уже сказать, что жизнь почти прожита. Сможет ли эта сила защитить его в тюрьме? Скорее всего. Но на кой черт ему такая жизнь.

Марк положил телефон на место, терзаясь чувством вины и жалости к Анне Семеновне. Но он ведь не хотел! Он не хотел ее убивать! Алевтина сказала, что эта сила ничего не делает без желания человека!

— Да пошли вы! – сквозь зубы сказал Марк и вынул листок с заклинаниями.

***

Он был готов к мышечной слабости, хандре и имел решимость её преодолеть. Марку казалось, что это как ломка – нужно просто потерпеть и снова всё будет в норме. Но новый день принес совершенно неожиданное: он просто не смог встать с постели. Слабость была такая, что Марк с трудом выпростал ногу из-под одеяла и свесил её с кровати. Он крутился и ёрзал, как дождевой червь, и после получаса попыток ему удалось перелечь на другой бок, но он не удержался на краю и свалился на пол, больно ударившись плечом. Боль немного взбодрила, и Марк смог встать на четвереньки и доползти до туалета. Кое-как забравшись в кабинку, он неимоверными усилиями поднялся на ноги, держась за стену. Помочился и пришибленным паралитиком, подволакивая ногу, отправился на кухню. На чашку кофе ему понадобилось сорок минут, причем первая попытка не удалась – он уронил турку и расплескал воду. Кофе немного помог – Марк смог овладеть ногами, хотя ходил все равно медленно, пошатывался и держался за стены.

Он позвонил на работу и предупредил, что заболел и несколько дней отлежится дома. Завотделом понимающе поугукал в трубку и чересчур душевно пожелал Марку выздоровления.

День превратился в сплошной кошмар – слабость не отпускала, ноги он переставлял с трудом и даже пару раз упал; Марк постоянно ждал визита полиции и чутко прислушивался к тому, что происходило в подъезде. О том, что соседку обнаружили, его оповестил истошный женский вопль, и последующие пару часов коридор полнился суетой. Полицейские звонили в смежные квартиры, позвонили и к нему. Марк потащился к двери, открыл и на вопрос полицейского ответил, что шум из квартиры слышал, но не придал ему значения. Что вы говорите, убили ту милую старушку и ее внука? Какой кошмар! Ну вы ведь знаете, внучок-то употреблял всякое. Марк говорил медленно, растягивал слова и устойчивость поддерживал, незаметно опираясь всем телом на косяк, и кажется, полицейский решил, что он просто-напросто пьян.

Следующие несколько дней не принесли никакого облегчения – слабость никуда не уходила и порой становилась такой сильной, что Марк просто лежал на кровати камнем, не имя сил даже пошевелить рукой. Звонила обеспокоенная Светочка и даже, кажется, приходила к нему – по крайней мере, в дверь кто-то звонил. Но его обуяла такая апатия и равнодушие, что он даже перестал смотреть на сообщения и брать трубку. Он лежал на кровати и иногда ползал на четвереньках в туалет и на кухню сварить кофе и закинуть в себя хотя бы кусок хлеба – аппетита не было вовсе. Слабость проходить и не думала. Он постоянно возвращался мыслями к Анне Семеновне, и стыд, боль и страшное раскаяние терзали его. Он же не виноват, он не хотел убивать эту милейшую старушку! Эти мегеры, те, кто управлял его телом, просто неверно считали его страх разоблачения!

В конце концов Марк не выдержал и прочитал первое заклинание – не может же он всю жизнь лежать на кровати! Как и в тот  раз, подействовало на следующее утро, и какое это было наслаждение – чувствовать свое тело, чувствовать силу и возможность пройти куда хочешь и взять что угодно.

Он думал, стоя в халате на балконе, и курил свою персиковую парилку, вкус который стал отдавать жжёным. Если можно отдать своё тело в управление этим бабам, то, вероятно, можно как-то разорвать эти нити. Он хотел вернуть себя прошлого, без всех этих заклинаний, невероятных способностей и карьерного успеха. К чёртовой матери!

Внезапная мысль прошила его – игрушка с фабрики счастья! Она принадлежала прежней съемщице! Марк схватил телефон, набрал хозяину квартиры и, непринужденно балагуря, вынудил того дать ему телефон прежней жилички.

Набрав нужный номер, он долго слушал гудки, и уже хотел нажать отбой, когда сумрачный мужской голос ответил:

— Алё!

Марк, рассыпаясь в любезностях и извинениях, сказал, что ищет владельца вязаной игрушки, забытой на съемной квартире. Собеседник перебил его:

— Это дочери. Женя моя бывшая, блядина первостатейная, значит, забыла.

Стало ясно, что говоривший сильно пьян, и Марк отбросил осторожность. У мужика удалось выяснить, что жена его, тишайшая забитая баба, никогда не перчившая мужу и терпевшая его запои, вдруг стала строптивиться, подала на развод, уволилась с консервного завода, где работала на конвейере, вдруг пошла учиться на бухгалтера, нашла непыльную должность в офисе, а еще набрала ипшников в качестве клиентов, начала неплохо зарабатывать, а потом и вовсе познакомилась с состоятельным мужчиной и укатила с ним и дочерью в Петербург.

— Шалава! – разорялся мужик. – Лишила дочь родного отца! И хоть бы че из себя представляла – ни кожи ни рожи, коровища!

Марк, не дослушав алкоголика, положил трубку.

Он позвонил Алевтине и сказал, что хочет избавиться от нитей. Но та хмыкнула в трубку:

— Так просто прочитайте второе заклинание!

— Можно подумать, ты не знаешь, чем это чревато!

— У всех по-разному, – равнодушно бросила Алевтина. – Те, кто нити использует только на время для решения некоторых проблем, воля не размягчается. Если долго сидеть в одном положении, ноги, знаете ли, затекают. И тут так же.

— Я хочу от них избавиться! Вообще, навсегда!

— Нити, молодой человек, не драный носок, захотел снял, захотел надел.

— Значит, не поможешь?

— Если бы и могла, не стала бы, – отрезала Алевтина. – Я не богиня, чтобы распоряжаться чужими судьбами. Несите за свои действия ответственность сами, Марк.

И она бросила трубку. Марк посидел, сжимая в потной ладони смартфон. Надо ехать в Заринск. Они привязали его этими нитками? Значит, он их обрежет.

***

Марк сел на электричку, которая прибывала в Заринск еще до шести утра. Он решил, что раннее утро – оптимальное время для его замысла. Именно ранним утром на улицах меньше всего народа, и Марк подумал, что в предрассветных сумерках ему будет легче всего проникнуть на улицу с рядами изб без окон.

В вагоне с ним ехали всего два человека, и на перроне в Заринске сошла жалкая горстка людей. К лесополосе, отделяющей основную часть города от обособленного микрорайона Зеленого, он подошел в совершенном одиночестве, и на улицах было пустынно и стояла та тишина, которая присуща только тем мертвым часам перед полным восходом солнца. Жиденькая перламутровая заря пробивалась на небе, пока Марк переходил из той части города, где жили нормальные люди, в микрорайон Зеленый.

Он боялся, что около фабрики счастья уже соберутся работницы – черт его знает, когда у них начинается смена! Но пятачок небольшой площади был пуст, и в больших окнах не было видно движения; прялки стояли неподвижно с пучками бело-серого волокна. Дверь на проходной, разумеется, была закрыта, но Марк и не планировал войти с главного входа. Вместо этого он пошел вдоль стены и свернул за угол, рассчитывая найти улочку со странными домами без окон позади фабрики. Периметр вокруг забора зарос какой-то дикой растительностью: за его джинсы цеплялись особенно зловредные растения, оставив на ткани корку из семян изумрудного цвета, а ветка колючего кустарника хлестнула по лбу. Марк, чертыхаясь, добрел до следующего угла, свернул и… увидел все тот же чертов кустарник, березы и траву. Ни пригорка, ни домов. Этого просто не могло быть, он точно помнил, что именно через калитку на этой стене они прошли на нужную улицу! Марк прошел туда-сюда вдоль забора, но никакого намека на калитку не увидел. Он обошел забор полностью, вернувшись к дальней стене – ничего. Да что за черт!

Марк посмотрел на высоченный забор – возможно, стоило поискать выход со двора. В этом микрорайоне Зеленом все не по-человечески. Но как попасть..? На входе сидит бабка одуванчик, но кто сказал, что она не успеет вызвать охрану? И кто у них там на охране, отряд боевых ведьм? Марк горько усмехнулся. Он задрал голову, осматривая забор высотой не меньше трех метров – забраться по гладкому бетону невозможно. И тут его ударило, словно током. Невозможно обычному человеку, но у него есть нити!

Марк нашел в заборе плиту с выбоинами, отошел на несколько метров, разбежался и взлетел по стене, цепляясь за крошечные выбоинки. Перебросил тело через забор и приземлился на четвереньки, лишь слегка ударившись ладонями об асфальт. Марк покрутил головой – во дворе не было ни души, фабрика явно еще не открылась. Он миновал кирпичное одноэтажное здание и увидел ее – калитку. Марк толкнул дверцу, и она легко открылась, явив его взгляду ту самую улицу со странными домами.

Он спустился с пригорка, потому что точно помнил, что эту возвышенность они с Алевтиной тогда миновали. Но все избы были совершенно одинаковые – с наличниками на безглазых окнах, покрашенными в желтый цвет, с флюгерами в виде петуха, смотревшими в одну сторону, с низеньким крылечком в одну ступеньку. Какая из них?! А может быть, все равно, какая?

Марк походил туда-сюда, вглядываясь в избы. Нет, вспомнить было невозможно. В этот момент послышался скрип калитки, и Марк метнулся к крыльцу ближайшего дома, присел. Через калитку вышла женщина средних в длинной шали, завязанной на груди, помогла другой женщине, помоложе, выкатить инвалидную коляску со старухой. Они повезли ее по улочке, и Марк хотел было метнуться за задки изб, но женщины не дошли до него, остановились за один дом. Он осторожно вытянул шею: та, что постарше, зашла в избу, а помоложе осталась со старухой на улице, присела, погладила ее по предплечью, поцеловала в иссохшую ладонь. Бабка никак не отреагировала, глядя перед собой, как истукан. Выглядела она ужасно – тощая настолько, что выпукло выделялись плечевые суставы и грудинная кость; кожа была такой тонкой, что казалось, порвется при малейшем движении, а провалы между ребрами заставили Марка подумать, что старуха уже мертва. Наконец молодая закатила коляску с бабкой в избу, и он, просидев еще с полминуты в лопухах, вылез и просто вошел в ближайшую избу, надеясь на авось.

Марк миновал сени и очутился в большой горнице, заполненной корзинами с сероватыми пучками шерсти. В слабом свете нескольких свечей он увидел в углу инвалидное кресло со старухой, такой же, какую он видел только что. Тоже худая, словно сушеный кузнечик, она сидела, вяло клонясь вперед; в отвисшем вороте сорочки были видны ее груди – сморщенные пустые кожаные мешочки. Марк подошел к ней, тронул за плечо. Старуха приподняла бессильно лежащие руки, пошевелила пальцами, словно играла на пианино, и тут же уронила их обратно на колени. Из угла, из клубившегося сумрака послышался осторожный металлический лязг и шипение, словно потревожили злую кошку. Появилось бледное лицо с пучком ниток, закрывающих глаза; протянулись тонкие белые пальцы, на кончиках которых угрожающе выступало металлическое острие, будто корявое, плохо сделанное шило. Марк отшатнулся, отступил, задев ногой корзину с шерстью; корзина упала, вывалив содержимое на пол. И только теперь он увидел, что это была не шерсть, а седые волосы. Существо сделало молниеносное движение, срезало с головы старухи жидкую прядь волос, отбросило в сторону. Поводя носом, оно наступало на Марка, и тот, чертыхнувшись, бросился обратно в сени. Приоткрыв дверь, он выглянул на улицу, убедился, что она пустынна. Вышел, преодолел с десяток метров и снова сунулся наугад в следующую избу. Он осторожно толкнул створку в горницу, опасаясь очередной девки с ногтями-лезвиями, но вместо этого увидел пару десятков высохших старух, сидящих в инвалидных креслах. Головы из были неровно обриты – кое где торчали короткие седые пучки, а к пальцам – каждому пальцу! – были привязаны несколько красных нитей, протянутых к дальней стене, тонувшей во мраке. Нити спускались к половицам, поднимались к потолку, тянулись параллельно полу в метре от него, перекрещивались сплетались друг с другом. Нити тихо вибрировали, подергивались. Старухи шевелили пальцами, постоянно меняя темп, лица их были бесстрастны, а головы бессильно клонились, свисая на грудь. Они были совершенно, мертвенно неподвижны, и только пальцы их жили, шевелились, трепетали. Марк подошел к ближайшей старухе, потрогал пальцем нить, поднимавшуюся к потоку и под углом тянущуюся в темный угол с клубящимся сумраком. Свечи не могли разогнуть эту мглу. Нить завибрировала, издала еле слышный звук, будто пропищало крошечное насекомое. Марка мгновенно охватила злость, он вынул канцелярский ножик из кармана и принялся рубить по натянутым нитям; обрезанные, они падали на пол и тихо подрагивали, будто раздавленные змеи. Пальцы старух задвигались быстрее, одна из них издала протяжный стон, не поднимая головы. Марк резал, изо всех сил рвал нити ножом, зажав их пальцами, и они падали, никли на полу, тихо умирали.

— Достаточно, Марк, – раздался за его спиной знакомый голос.

Он обернулся и увидел Алевтину, затворяющую за собой дверь.

— Прекратите. Это бессмысленно.

Она подошла к нему, и Марк выставил перед собой канцелярский нож, понимая, что выглядит глупо.

— Что вы творите, господи… – она поморщилась.

— Я хочу разрезать их! Хочу освободиться!

— Вы и так свободны. Освобождающее заклинание я вам дала не просто так.

— Ты же понимаешь, что это херня! Оно не работает!

— Работает, – Алевтина пожала плечами. – Вас никто не заставлял пользоваться нитями круглые сутки семь раз в неделю. Я вас предупреждала – мышцы, долго бывшие без нагрузки, теряют свою силу.

— Я хочу разрезать их! Уберите их от меня! – Марк опустил нож и умоляюще посмотрел на Алевтину.

— Это невозможно. Нитями управляют дочери Мокоши – ими становятся наши матери, бабушки. Некоторые из них берут на себя эту почтенную миссию, если чувствуют себя способными нести тяжесть ответственности. За несколько месяцев до наступления семидесятилетия они перестают есть и начинают пить особый отвар, который удаляет из их тела почти всю влагу и все ненужные физиологические жидкости. В таком состоянии женщина способна слышать голоса из Нави и самое главное – голос Мокоши. Ее везут сюда, и отныне вся ее оставшаяся жизнь – управление нитями, которые уходят в навью тень. Нити сучат из их волос, и мы подбираем опадающие при подготовке волосы, а оставшиеся срезают окаянницы. И неужели вы думаете, Марк, что обычный человек вроде вас, которого к тому же обуревают страсти, может разрезать нить, силу которой дала сама Мать Мира, сама Мокошь? Вам выпало большое счастье приобщиться к ее силе, но вы ее тратите на какую-то чушь, на ерунду! Вы помогли кому-нибудь? Сделали счастливее? Вы только хапаете, хапаете и хапаете! Сила дает вам то, что вы хотите, но то, желания оборачиваются против вас самого – только ваша ответственность!

— Но я не хотел убивать Анну Семеновну!

— Конечно, хотел, – Алевтина нагнулась, пролезла под низко идущей нитью, взяла обрезанный конец с пола, подняла его и протянула наверх в поднятой руке. – Сила мгновенно считывает намерение. Вы не ненавидели ее, это правда, но боязнь за свою свободу и безопасность взяла верх. И ваше намерение было реализовано.

— И что мне теперь делать?! А если я разозлюсь на алкаша какого-нибудь, который мне на ногу наступит и пришибу его?!

— Марк, у нормальных людей не возникает намерения убить человека, который ему на ногу наступит.

— Зачем вы тогда вообще это делаете? А если… Если вы какому-нибудь маньяку силу дадите?

— Ничего не происходит просто так. Нити судьбы переплетаются самым причудливым образом, и если маньяк появится у дверей фабрики счастья, значит, так тому и быть.

Алевтина протянула руку в темноту, достала оттуда второй кончик, связала нити простым узелком, покатала его меж пальцев, и он исчез, растворился.

— Езжайте домой, Марк. Подумайте, почитайте книги психологии, помедитируйте, попробуйте найти опору в самом себе.

Он посмотрел на этих жутких высушенных старух, похожих на экспонаты в музее мумий, и бросил на пол канцелярский нож – такой ненужный и смешной.

***

В поезде Марк выкупил целое купе, опасаясь вопящих детей и шумных попутчиков с алкоголем. Рисковать лишний раз было ни к чему. Поездка выдалась спокойной, и проводница была молодой и особенно приветливой.

Когда он вышел на перрон родного провинциального городка, то ожидал какого-то проявления ностальгии, взрыва чувств. Но ничего не случилось, только вокзал показался каким-то уж очень маленьким и убогим по сравнению с тем образом, что хранился в его памяти.

В воздухе стоял пряный запах палой листвы, солнце грело не по-осеннему жарко, и он скоро взмок в куртке. Марк с удовольствием, чувствуя хищную силу в мышцах, шагал к дому своего детства. Родной город произвел удручающее впечатление – и как он раньше не замечал, как убоги эти трехэтажки, это дворики с клумбами из шин, эти металлические облезлые выбивалки для ковров?

Легко перепрыгивая через ступеньку, он поднялся на свой этаж, позвонил. Мать была дома – через дверь он слышал бубнеж телевизора и лязг посуды с кухни. Скоро дверь приоткрылась, и постаревшая женщина с обращенными вниз уголками губ вопросительно посмотрела на него. Марка почему-то развеселило, что она его не узнала. Еще бы! Хорошо, дорого одетый, лишившийся этой пришибленности и вечно сутулой спины, со взглядом уверенного в себе человека, он совсем не был похож на себя прежнего.

— Ну здравствуй, мама, – почти нежно произнес он.

Когда на лице ее через вечное недовольство и брюзгливость наконец начало проступать удивление, он легонько толкнул ее вглубь квартиры. Отвертку, длинную, с тяжелой ручкой, очень похожую на ту самую, она в его руке не заметила. По крайней мере до того момента, когда за ними захлопнулась дверь, и металлический стержень взметнулся к ее глазу.

Они вернулись в её дом, где она налила ему чая с густым вкусом таёжных трав; тут же недалеко на диванчике примостилась её дочка, которая что-то вязала крючком и всё так же не обращала на Марка ни малейшего внимания. Алевтина протянула ему тетрадный листочек, на котором от руки старательным ученическим почерком были написаны несколько строчек:

"Кручу, верчу, наматываю,

На белые ручки, на резвые ножки, на подколенные жилы.

Твои слова и дела оборачиваю.

Что сеял, то и пожнешь.

Слово мое крепко и лепко!»

— Завтра утром прочитайте первую словесную формулу. Она даст импульс нитям и позволит реализоваться истинным желаниям. В первые часы может быть немножко некомфортно, но это быстро пройдет. Отныне вам придется быть очень внимательным к своим желаниям. Одни исполняются быстро, другие очень быстро, третьи мгновенно. Работайте над собой, избавляйтесь от импульсивности, если она есть. К психотерапевту можете походить, валерьяночки попить, помедитировать. Нити обладают колоссальной силой, но пределы возможного они не переступают. Вы можете обрести удивительную ловкость и скорость реакции, но они будут в пределах человеческих возможностей. Интуиция улучшится, но вытягивать всегда выигрышный лотерейный билет и срывать миллионы на ставках вы не сможете.

—А жаль, – усмехнулся Марк.

— А это вторая словесная формула, – Алевтина протянула второй листочек. – Это заклинание освободит вас от силы нитей.

«И сколь пришло серо, столь пойди серо,

и сколь пришло бело, столь пойди бело,

и сколь пришло церно, столь пойди церно — к старому хозяину,

ко старому отаману в пяту и на отворот!» — прочел Марк.

— Рекомендую использовать нити тогда, когда это действительно необходимо – перед важным собеседованием, каким-то делом, при встрече с важным и нужным человеком. Они помогут. Но в повседневных делах все же стоит полагаться только на себя.

— Почему? – Марк положил листы на стол и отхлебнул вкуснейшего чая.

— Потому что это как с мышцами. Если их не тренировать, то они ослабевают.

Марк ничего не понял, но кивнул.

Отправляясь на станцию с заветным тетрадным листом, сложенным вчетверо в заднем кармане джинсов, Марк вдруг осознал, что не встретил ни одного мужчины в этом микрорайоне, состоявшем из одной улицы Зеленой.

***

Следующим утром случившееся показалось ему плохим мутным сном, и Марку стало стыдно, что он вообще участвовал в этом глупом шарлатанском ритуале. Он принял душ, выпил кофе, надел свежую рубашку, взял ключи от авто, взялся за ручку входной двери. Помедлил несколько секунд, большими шагами вернулся в комнату, вынул тетрадные листы из джинсов и прочитал первое заклинание. Ничего не произошло – не разверзлись хляби небесные и не посыпался дождь из пятитысячных купюр. Марк бросил листок на заправленную кровать и отправился на работу.

В офисе было как-то особенно уныло: Олег открыл настежь форточку, из которой Марку немилосердно дуло в шею; стол оказался засыпан тончайшим слоем строительной пыли; Светочка взяла отгул; в их проходной кабинет пришли двое приятелей Олега и затеяли громкий разговор о новой машине одного из них. Марка никто привычно не замечал, как пустое место, и на то, что они мешали ему совершать обзвон, тоже всем было наплевать.

Марк снял трубку и набрал первый номер, большое предприятие с кучей филиалов по России. Когда раздался приятный девичий голос – наверняка секретарши – Марк открыл рот, чтобы произнести обычный скрипт унизительно лебезящим голосом. «Добрый день… меня зовут…, хотел бы вам предложить…». Но вдруг почувствовал, как легкой болью прострелило язык и щеки около ушей, горло сжали спазмы, и против своей воли он произнес небрежно-уверенным голосом:

— Соедините, пожалуйста, с Виктором Ильичом. Это по поводу поставок бетона, то небольшое затруднение разрешилось.

Марк безбожно врал – с Виктором Ильичом, владельцем крупного концерна, он не разговаривал никогда. Девушка помолчала пару секунд, но нажала, очевидно, какую-то кнопку, ибо в трубке запищало. Виктору Ильичу пришлось признаться, что секретарше он соврал, но не будет ли он так любезен выслушать всего полминуты. Если через полминуты Виктор Ильич не примет решение закупить у них партию строительных смесей, то Марк пообещал пробежаться в одних трусах по центральной площади. Язык его нес дикие бредни, и он с ужасом понимал, что не может остановиться – язык и мышцы горла двигались сами по себе. Он шутил на грани фола, напропалую врал, но самое главное – говорил с такой убедительностью и силой, что директор концерна наконец рассмеялся:

— А вы упорный молодой человек. Вот что, перезвоните Ульяне, она вам даст телефон отдела закупок, я и им спущу директиву приобрести пробную партию.

Марк рассыпался в благодарностях, а Виктор Ильич напоследок хмыкнул:

— Наглость конечно, но совершенно обаятельная наглость.

До обеда Марк достиг еще нескольких договоренностей и разослал договора. На первых порах, когда он совершал звонок, непроизвольно дергались, как при тике, мышцы лица, и язык пронзала тоненькая, противная боль. Но потом Марк понял, что чем больше он сопротивляется, тем сильнее неприятные ощущения, и перестал дергаться и трогать лицо. Вскоре тело приноровилось, и Марк даже начал находить удовольствие в обзвоне. Он уже не думал, что сказать – его язык сам продуцировал нужные звуки, которые складывались в нужные слова, а голосовые связки расслаблялись и напрягались независимо от его воли. И вот что удивляло его: не было ничего особенного том, что он говорил, но интонации, напор, уверенность убеждали собеседников слушать и верить ему.

Несколько дней Марк обзванивал крупные предприятия и заключал контракты на ошеломительные суммы, о которых раньше и мечтать не мог. Олег с интересом поглядывал в его сторону, вслушиваясь в разговор, но ни о чем Марка не спрашивал. Вечером в кабинете появился начальник отдела, Лев Ильич, встал в дверях, округлив глаза:

— Что у вас тут происходит? Что это за колоссальные отгрузки? Олег, ты что за волну поймал??

Олег приосанился в кресле:

— Вы про договор с Валенсией?

— Да какая к черту Валенсия! Трансметалл, Сибстрой, Метромаш!

Марк крутанулся в кресле и небрежно сплел поднятые руки, словно в рукопожатии.

— Ты..? – круглые глаза Льва Ильича округлились еще больше, и он стал похож на сову. – А я-то хотел…

Он прикусил язык, но Марк про себя произнес то, что начальник отдела не договорил – «…я то хотел тебя уволить!».

Всю следующую неделю Марк делал не больше двух трех звонков в день, потому что склад не успевал делать отгрузки, а поставщики запросили пощады. Его триумф сладок был еще и тем, что презрительные взгляды Олег сменились на изумленные и даже какие-то растерянные.

***

Светочку Марк подстерег во время обеда в небольшом закутке, где офисный народ разогревал свои обеды в пластиковых лоточках. Рядом с ней крутился Олег, и лицо его сделалось кислым, когда Марк сел рядом с девушкой. Олег как обычно травил скабрезные шутки, но Марк, нисколько не смущаясь, перебил его, обратившись к Светочке:

— Я слышал, ты бачатой увлеклась?

Олег побагровел:

— Эй, мы разговариваем вообще-то!

Марк не удостоил его взглядом, а Светочка, привыкшая к тому что он вечно мямлит, удивленно произнесла:

— Ну да… а что?

— Тоже люблю латиноамериканские танцы!

— Давай попробуем в паре..? Ты в какую студию ходишь?

Она пожала плечами, сунула в рот кусочек тушеного кабачка на вилке и тут же чихнула несколько раз.

— Черт… Эта пыль строительная… Просто везде!

Светочка съела ее немного овощного рагу, снова чихнула и тут же закашлялась. Слезы брызнули из глаз, она отбросила вилку, и кашель стал хрипящим. Светочка разевала рот и беспомощно хваталась за ворот кофточки. Олег принялся бестолково стучать ее по спине, хотя девушка отмахивалась от него.

Тело Марка среагировало мгновенно – он подскочил к Светочке, оттолкнул Олега, стащил ее со стула, обхватил сзади руками и сильно надавил на живот, пару раз встряхнув ее и оторвав от пола. Изо рта ее вывалился большой кусок кабачка, и девушка, отдышавшись и утирая слезы, посмотрела на него красными глазами.

— Ничего себе… Я этот прием Геймлиха только в теории знаю. Здорово ты..!

Олег с ненавистью смотрел на Марка, но тот по-прежнему вел себя так, будто его в комнате не было:

— Я еще и не то умею. Так что насчет бачаты?

На глазах изумленного и красного от злости Олега он назначил Светочке свидание и, уходя из курилки, бросил на того короткий взгляд и легко, по-змеиному, улыбнулся. Марк понимал, что нажил в нем врага, но теперь ему было глубоко наплевать.

***

Перед встречей со Светочкой Марк так волновался, что несколько раз переодевал рубашки и джинсы. Три раза побрызгал под мышками дезодорантом, щедро побрызгался туалетной водой, которую ему насоветовала консультант в магазине парфюмерии, пообещав притягательный и сексуальный аромат.

Светочка пришла на встречу в тонком лиловом пальто, оттенившее и придавшее ее голубым глазам фиалковый оттенок. Она торопилась, щеки ее раскраснелись, а волосы около лица распушились. Она чмокнула его в щеку, и он вдруг без малейшего стеснения сделал ей походя комплимент и так удачно пошутил, что не только Светочка залилась смехом, но и он сам невольно прыснул.

В этот сентябрьский вечер на набережной было много парочек, и Марк с некоторой толикой тщеславия отметил, что такой красивой девушки, как Светочка, не было ни у кого. Он болтал о всякой ерунде: о последнем вышедшем фильме; о новости про кошку, которая прошла двести километров к хозяевам, переехавшим из села в город; о прочитанных книгах; расспрашивал ее о том, то она любит есть и куда бы поехала отдыхать. Все это было таким мелким, ничем непримечательным трепом, но сила, которая заставляла его говорить с определенной интонацией, придавал этим словам значимость и глубину.

Светочка вдруг взяла Марка за руку, и он почувствовал, как теплая волна поднялась из живота к сердцу. «Бабочки в животе» – вспомнил он. Наверное, это они и были. Первый раз в жизни девушка сама взяла его за руку и первый раз в жизни кто-то на него смотрел с таким восхищением.

— Надо же, ты столько знаешь, – произнесла Светочка, глядя наМарка снизу вверх. – Почему я раньше не замечала, какой ты… ты…

Он замолк на полуслове, привлек ее к себе, помедлил немного и поцеловал. Она охотно ответила на его поцелуй, привстав на цыпочках и обхватив его шею тонкими прохладными пальцами. Сердце его билось всюду одновременно.

Прощаясь, они договорились, что Марк запишется в ту же танцевальную студию что и Светочка.

После свидания Марк припарковал машину за квартал от своего дома – в животе всплывали и лопались радужные пузыри, и он решил пройтись, чтобы унять эмоции. Ладонь его, та, которой он прикасался к ее шее, пахла легкими цветочными духами, и он все подносил и подносил ее к носу, мимоходом подумав, что, наверное, странно выглядит со стороны. Осень засыпала тротуары багряными листьями, и Марк нарочно загребал ногами шуршащую массу, с удовольствием вдыхал ее пряный запах. Мимо прошла девушка с рыжими волосами и почему-то улыбнулась, взглянув ему в лицо. В песочницах копошились малыши в ярких курточках, дворы полнились уютными вечерними звуками; простукал палочкой дедок в теплом пальто, ведя на поводке крошечную собаку с выпученными глазами. Марк был первый раз невероятно, искренне и бесповоротно счастлив. Подходя к своему двору, он поморщился – до ушей донесся знакомый пошлый напев шансона. Недалеко от его подъезда, около раскрытого багажника бэхи с бутылками отирались трое парней в своих неизменных спортивных костюмах с логотипом Найк. Марк хотел было привычно пройти мимо, но передумал и подошел к машине.

— Ребят, поздно уже. Сворачивались бы вы, спать всему двору не даете. О людях подумайте.

— О лююююдяяях? – глумливо протянул один, белобрысый, стриженый почти под ноль. – Это о тебе что ли?

— Да хотя бы.

— Чувак, топал бы ты отсюда, – другой, темноволосый парень, не гладя на Марка, налил в пластиковый стаканчик водки. – Не мешай отдыхать. Чего воду мутишь?

— Заглушите музыку, закройте багажник и разойдитесь по домам, – отчеканил Марк. – У вас минута.

— А если не заглушим, то что? – белобрысому явно нравилось забавляться со странным чудаком, не оценившим угрозы от трех парней.

Марк почувствовал, как в голову, словно шампанское, ударила веселая злость. Его тело задвигалось с невероятным изяществом и быстротой: выброшенный кулак смял нос белобрысого, и парень присел на корточки, заверещав совершенно по-женски; кровь хлынула как-то слишком резко и обильно. Марк сделал едва заметное движение, отступив на шаг назад, ткнул локтем в живот третьего из компании, в серой майке – он успел зайти ему за спину. Когда тот скорчился, задыхаясь, Марк повернулся и ударил его по шее. Он ожидал, что владелец бмв тоже кинется в драку, но тот, глядя изумленными глазами на поверженных приятелей, примирительно поднял ладони:

— Всё, всё, чувак! Я понял! Щас уйдем!

Он принялся сгребать стаканчики и бутылки в большой пакет, а его друзья с охами и стонами – пониматься с асфальта.

В квартиру Марк поднялся, ощущая себя необыкновенно деятельным – драка прибавила бодрости и задора. Руки чесались что-то сделать, и он сначала передвинул шкаф и диван, а потом взялся за гантели. В этот вечер он не стал читать снимающее заклинание, и несмотря на то, что его переполняли эмоции, уснул мгновенно и очень крепко.

Жизнь Марка после поездки на фабрику счастья и вправду стала наполняться счастьем. Его статус в компании резко вырос после взрывных продаж и заключения долгосрочных контрактов; поникшая морда Олега неизменно грела сердце; Светочка, проходя в офисе мимо, незаметно касалась его тонкими пальчиками, а быдлоган с бэхой, встречая его во дворе, начал здороваться.

Марк сменил свою латаную развалюху на новенький Фольксваген, чем привел Светочку в восторг. Правда, она не преминула ласково попенять ему на уродливый гардероб:

— Марик, ну что это за ерундистика на тебе? – ворковала она, прижимаясь щекой к его груди.

Марк пообещал переодеться. Честно просмотрел все ссылки на одежду, что прислала ему Светочка, и сделал заказ на маркетплейсе.

***

В пункте выдачи была короткая очередь из парня и женщины с девочкой лет пяти в ярком вельветовом комбинезоне. Она висла на руке матери матери, корчила рожицы и ныла. Женщина в конце концов сказала с досадой:

— Варя, иди погуляй, вон, порисуй за столиком.

В углу стоял детский низенький столик, были разложены альбомы и карандаши. Но Варя, получив карт бланш, подошла к примерочной кабинке и отдернула шторку. Полная пожилая женщина в одних трусах, через которые просвечивали грандиозные ягодицы в целлюлитных рытвинах, испуганно обернулась.

— Варя, не балуйся, – равнодушно кинула мать, мазнув по заднице пенсионерки равнодушным взглядом.

Девочке развлечение понравилось, и она дернула занавесь на другой кабинке, где парень прыгал на одной ноге, стараясь натянуть джинсы.

— Блин, девочка..! – воскликнул он и попытался выдернуть у нее занавеску.

Варя гаденько захихикала, когда парень потерял равновесие с джинсами на щиколотках и едва не упал. Мать противной девчонки даже не обернулась.

Марк получил свой ворох одежды, зашел в примерочную и скосил глаза на пол, глядя на маленькие детские ноги в крошечных кроссовках с аппликациями в виде лягушек и вельветовые обшлага над ними. Но мать девчонки получила свой товар и процокала на каблуках к выходу, за ней просеменили и маленькие кроссовки. Марк снял рубашку, распаковал пакет с толстовкой, и в этот момент занавесь распахнулась, и вельветовая девочка запищала пронзительно:

— Ааааа! У дядьки волосы на пузе! Фу, какой противный дядька!

Послышался недовольный голос женщины, стоящей очевидно, уже за раскрытой дверью:

— Варяяя, ну пойдем!

Марк сделал шаг к девчонке и едва удержался от замаха – в плече и предплечье возникли тянущие ощущения, будто кто-то дергал за невидимые веревочки, проходящие сквозь мышцы и кожу. Ему пришлось сделать над собой невероятное усилие, и напряжение отпустило не сразу, хотя гадкая девчонка уже убежала и ее вопли слышались уже с улицы.

Произошедшее несколько напугало его – Варя со свей равнодушной мамой хоть и вызывали раздражение, но бить ребенка он точно не хотел. Марк посидел на пуфике с полминуты, глубоко подышал и подумал, что советы Алевтины держать себя в руках были не такими уж банальными и очевидными.

Он примерил ворох одежды – у Светочки оказался прекрасный вкус, и ему подошло почти все. Он покрутился перед зеркалом в джинсах со стильными потертостями на швах и прилегающей рубашке и вдруг подумал, что выглядит ничуть не хуже качка Олега.

Марк вышел из пункта выдачи в благодушном настроении, обвешанный пакетами. Стоял тихий сентябрьский вечер, опускались мягкие перламутровые сумерки. Тихо сыпалась листва, и тротуары были желтые и шуршащие. Загребая кроссовками сухие листья, Марк медленно побрел к дому, хотя домой ему совсем не хотелось. Хотелось бродить со Светочкой по этим листьям и сжимать ее мягкую теплую ладонь. Проходя мимо детской площадки, он увидел давешнюю Варю с ее матерью – блондинкой с крашеными длинными волосами, висевшими ниже задницы. Блондинка была довольно симпатичная, но Марк мысленно скривился от ее наращенных ресниц щетками и преувеличенных губ; через кофточку выделялись косточки лифчика, и почему-то это еще больше отвратило его. Он вспомнил о Светочке, о ее естественной красоте, и с тщеславным удовлетворением подумал, что эта девушка принадлежит ему и только ему.

Шурша пакетами, Марк миновал дорожку мимо детской площадки и уже готовился завернуть во двор, когда что-то довольно сильно ударило его по затылку. Он обернулся – по асфальту катился маленький мячик с рисунком какой-то мультяшного уродливого персонажа. Варя, та девчонка из пункта выдачи, смотрела на него с ехидством, и прежде, чем Марк успел что-то сообразить, его руки сами собой сотворили ужасное. Они разжились, уронив пакеты на асфальт, ноги сделали пару шагов к девочке, и пара сильнейших оплеух обрушилась на щеки Вари. От удара она упала на задницу и первые несколько секунд не могла опомниться от неожиданности, и их хватило Марку, чтобы подхватить пакеты и со спринтерской скоростью завернуть за угол дома, в спасительный двор. Он слышал оглушительный рев девчонки, летящей ему в спину.

Дома Марк бросил покупки в прихожей, бросился в комнату, нашел бумажку с заклинаниями и быстро прочел избавительное заклинание. В висках пульсировало, дикий стыд и страх заливали изнутри – господи, он ударил ребенка! Черт, а если его найдут?! Да какое там если, точно найдут! И что сделают? Какой срок дают за избиение пятилетнего ребенка?

Задыхаясь от волнения, он упал на диван и обхватил голову руками, встопорщив волосы, которые совсем недавно постриг в модном и дорогом барбершопе. Господи боже!

Марк решил, что пока попробует обходиться без управления нитями – все равно он достиг чего хотел. Жирных денежных клиентов у него теперь куча, Светочка от него без ума. В конце концов, нужно быть осторожнее. Иметь дело с полицией ему вовсе не хотелось.

***

Утром Марк встал со страшной слабостью – руки и ноги налились свинцовой тяжестью, голова кружилась, двигался он, словно в густом киселе. Готовя себе кофе, уронил турку со всем содержимым на пол – такой тяжелой она ему показалась. Неужели это побочки от постоянного управления? Можно было бы попробовать снова отдать управление нитям, но при одной мысли об этом он испытал неуемный страх. Нет. Еще неизвестно, что будет дальше с той девочкой из пункта выдачи, и то, что к нему до сих пор не вломились крепкие парни в форме, вовсе ничегошеньки не значило.

По дороге на работу ему едва хватало сил давить на педаль газа, и в офис он ввалился совершенно обессиленный. На этот день у него была назначена встреча с руководителем отдела закупок крупного концерна, и Марк принялся глотать кофе большими кружками. После третьей кружки слабость немного отпустила, хотя голова по-прежнему была ватной, и мысли ворочались тяжело, нехотя. Марк купил банку энергетика в соседнем магазинчике, выпил залпом и отправился на встречу.

Все плохо было с самого начала – на вопросы руководителя отдела он отвечал заторможено и неуверенно, мямлил и забывал слова. Он не смог рассказать о последних крупных поставках, когда клиент принялся расспрашивать, цифры и названия компаний путались в голове. Наконец начальник закупов разочарованно покачал головой, сложив губы подковой.

— Что ж, Марк Вячеславович, не буду лукавить и обнадеживать – пока мы не готовы заключить контракт. Если честно, по телефону вы казались намного более уверенным в своей компании. Не смею задерживать.

Марк попытался что-то возразить, как-то реабилитироваться в его глазах, но понимал, что его потуги выглядели просто жалко.

В офисе он снова принялся глотать кофе, когда к нему подошел завотдела:

— Ты что, провалил переговоры с «Игорой-сервис»?

Марк вяло кивнул. Он хотел спросить, откуда ему уже известно, но ощутил вдруг такую апатию и равнодушие, что промолчал.

— Борис Николаевич будет недоволен. Он на них очень рассчитывал.

И завершился этот жуткий день грандиозной головомойкой в кабинете шефа, где тот наорал на Марка, не стесняясь в выражениях, а завотдела ему поддакивал, хоть и вид имел весьма обескураженный. В конце разговора шеф, красный, с выступившей злой влагой на глазах, бросил, чтобы Марк делал что хотел, но вернул расположение концерна.

Вечером они договорились со Светочкой сходить на бачату, и когда она скользнула к нему в машину, он порулил в танцевальную студию. Светочка всю дорогу странно на него поглядывала и в конце концов спросила:

— Слушай, все нормально? Ты сегодня странный такой…

Марк, когда они доехали до студии, припарковался, заглушил мотор, но не вышел из машины, глядя перед собой замершим взглядом.

— Да что с тобой! – больше раздраженно, нежели обеспокоенно воскликнула Светочка.

— Иди одна, – сказал он и снова вставил ключ в замок зажигания.

Девушка, фыркнув, вышла из машины и даже не обернулась.

Кое-как доехав до дома, Марк еле добрел до квартиры и обессилено упал в кровать прямо в костюме и галстуке. Противно дрожала нижняя губа, руки были ватными и бессильными. В голове сгущался туман, и Марк не мог собраться и понять, что же ему делать. Надо раздеться, надеть домашнее. А надо ли? А зачем? Погреть ужин? Сходить в туалет? Он не был уверен, он не знал, хочет ли он есть, хочет ли помочиться. Кажется, он поругался со своей девушкой, как-то отстраненно, издалека подумал он. И это равнодушие напугало его больше всего того, что случилось за день. Марк, кряхтя, привстал на кровати, протянул руку к ящику в письменном столе, вынул бумажку с заклинаниями и прочитал первое, закрепляющее заклинание.

«К черту все! Это моя жизнь я это счастье можно сказать у судьбы вырвал!» – зло думал Марк.

Он не мог рисковать всем.

Ссылка на заключительную 3часть:

В надёжных руках. Часть 3. Финал