Не открывай! Рассказ "Прими свой грех" часть 2⁠⁠

Первая часть рассказа.

Автор Адам Горский (https://pikabu.ru/@Adagor121)

А вот и последний холм. Герман остановился в удивлении. Как быстро прошла в этот раз дорога, в видениях в его голове и копошениях в складках памяти. Колючие сосны на пологой вершине. Вечнозелёные и вечно одинокие, тянутся друг к другу в истоме лапами, но все усилия тщетны. Осталось, поднявшись наверх, спуститься вниз с другой стороны. Целая череда таких холмов с соснами, словно защитная линия, вытянулась вдоль невидимого пока побережья. Глядя на них, он плечом прислонился к деревцу. Уж очень утомил переход…

И вдруг, шагах в семи впереди, прошмыгнул здоровенный кот. Рыжий, пушистый. Совсем не похожий на того мертвеца, что выскочил на них в подвале магазина. Этот – явно живее живых. Громко мяукнул, перебегая дорогу, ударил воздух хвостом. Хотя бы не чёрный… Да, собственно, к дьяволу все предрассудки. Лишь на мгновение стало любопытно – откуда здесь вообще могло взяться животное? Может, где и деревни подальше стоят, и люди живут в них счастливо, возводят сады, сажают хлеба? Что ж, всё может быть, всё. Он ничего не знал про эту дверь толком. Ну, кроме берега с зеркалами – Марк его водил только туда. Если честно, плевать он хотел на всех котов и собак, боялся уже не дойти. Нет. Не боялся, другое тут слово – ведь страх был возможен только с НЕЙ. Просто не хотел, что б такое случилось. Холм, конечно, невысокий, но сил оставалось чуть, он понял это только сейчас… Поэтому собрался с духом, вдохнул полной грудью воздух и начал подниматься вверх по тропе.

Навстречу сразу задул призывно ветер. Солёная влага манила за собой. Нечего было оттягивать желанное и неизбежное. Вперёд, только вперёд.

***

Внизу они тянулись бесконечной вереницей – чётко, вдоль береговой линии, со всеми её неровностями и небольшими изломами. Зрелище грандиозное и величественное. Десятки, нет, сотни, тысячи капсул-зеркал, смотрящих безмятежно верхушками в небо. Высокие и громадные, они будто выросли там – поднялись из песка и гальки на бронзовых пьедесталах-подножиях, и те держали их прочно, незыблемо. Подобно монументам тянулись в оба горизонта, надломленным и слегка неровным строем. И будто цеплялись друг за друга, словно люди – держались невидимо «за руки».

В каждом таком хранилище места хватало лишь для ОДНОЙ. И если подойти к ним ближе, капсулы переставали отражать и отсвечивать. Зеркало передней поверхности становилось сначала матовым, а после взгляд уносило за него, в глубину; вместе с сознанием, что будто туда проваливалось, в эту ёмкую келью – высокую как параллелепипед комнату. И в полумраке можно было увидеть ТУ, что по собственной воле на время оставил здесь.

Не просто удавалось изначально его найти – своё единственное зеркало и хранилище. Кому-то приходилось отшагать километры, брести вдоль капсул долго по берегу, вглядываться пристально в каждую, прежде чем отраженье «узнает» тебя и пригласит подойти, захочет принять. Когда же такое случалось, следовало без колебаний приблизиться и осторожно коснуться стекла, ладонями или пальцами. И всё ради того, чтобы вернуться сюда однажды вновь, когда капсула хранения больше не понадобится.

Герман никогда не задумывался, какие силы создали это Хранилище, люди ли это были вообще. Он также не думал, почему однажды всё спрятали за одной из дверей. Не Марк и его отец, а одни из первых владельцев до них. Сейчас это было не важно. Он знал своё зеркало. Нашёл его сразу два года назад, и удивился, что искал так недолго, рассчитывал тогда на большую прогулку, как за неделю до этого, с Дугласом. А оказалось – всего-то немного в сторону. И хорошо. Ибо сейчас это «немного» было по силам.

Спустился с холма. Вот же ОНА! Наконец!

Двенадцать вправо и четыре вперёд – число его шагов от тропы на спуске. Он их запомнил с расчётом, что, может быть, идти придётся в темноте. Так и не выяснил, бывают ли тут смены ночи и дня, и даже позабыл взять фонарь.

Остановился перед быстро темневшей капсулой. Зеркало на его глазах переставало быть зеркалом, и взор, словно магнитом, тянула за собой темнота изнутри. Он прислонился лбом к стеклу, поддавшись ей, и плотно прижал к нему обе ладони, опёрся, чтоб не упасть. Долго и жадно смотрел, пока не стал, наконец, различать очертания. Свет, слабый, от солнца из-за спины, но всё же он до НЕЁ добрался лучами.

Мальчик. Испуганный. Лет шесть или восемь. Сидел в глубине у дальней стены, на низкой скамейке, из камня. Он поднял голову. Едва же увидел его… счастливо вдруг улыбнулся.

Встал – и вот он был старше на пару лет!

Два раза шагнул – и превратился в цветущего крепкого юношу.

А как дошёл до стекла, остановился и тронул ладонью поверхность – трепетно и осторожно, словно долго скучал – то и ему в один миг исполнилось 49. Теперь друг на друга смотрели точно близнецы, не видевшиеся давно и когда-то разлучённые. Неплохо жилось им раньше вдвоём. Настало время воссоединения...

Грудь обожгло словно молнией, когда сквозь стекло соединились их ладони. Так в скорой жёгся дефибриллятор – запомнилось на всю жизнь. Однажды Герману не повезло, он испытал подобное, пока везли в больницу после аварии. Уже приходил на каталке в себя, но врач изменений не увидел, ударил его сильным разрядом снова. Наверное, грешников так прижигали в аду. Когда расставался с душой, не было столь болезненно – наоборот, словно избавился от бремени совести. Вся боль же последних двух лет, не только физическая, пронзила его сейчас мгновенно, как только душа вернулась в тело…

Ну, вот и конец. Или почти. Почувствовать себя живым перед смертью – лучший подарок на свои 50. Два дня до юбилея, и вряд ли его дождётся. Однако прямо сейчас оставалось последнее дело. Немного пройтись – всё также вдоль моря и строя, словно солдаты, стоявших зеркальных капсул. Какие-то из них не пустовали. Марк говорил, будто десяток из них заняты были давно – хозяева душ за ними не вернулись. Но Герман желал навестить лишь одну, и нужно было пройти километр. Тело теперь чувствовало каждый шаг. Однако остатки сил давали надежду, он знал, что дойдёт, докатится, доползёт до цели на одном лишь желании. Эту душу нельзя было не увидеть. Нельзя не показать ей, что тот, за кем отправлялся хозяин, всё ещё жив и хороших известий ей не принёс…

Три или четыре раза он едва не упал, спотыкался, пока продолжал ковылять. Цеплял ногу за ногу, но шёл шаг за шагом вдоль побережья. И всё размышлял по пути, сомневался, не следовало ли попросить Алёну о последнем одолжении – запрятать эту дверь глубоко, да так, чтобы никто никогда не нашёл. Вернуть все души владельцам и избавиться от портала вовсе. Вреда от него было больше, чем пользы. Редкие клиенты знали про эту дверь, но тем не менее пользовались. Толкало их на это одно старое суеверие: не брать грех на душу. Не понимали они одного – что где бы ты ни оставил душу, но замысел на любое зло рождался только в теле с нею, при обязательном её присутствии. А на Весах Грехов, как говорили, замыслы и были тяжелейшим грузом. Отнюдь не по ним не содеянное.

Вот и пришёл. Такая же точно капсула, как у него. Все они тут были одинаковы: красивые, будто новые фонари, с невидимым огоньком внутри или без него, большие, словно ракеты из фантастических фильмов или что-то ещё – каждый их мог увидеть по-своему. Но эту, как и свою, он бы нашёл в темноте, с плотно закрытыми веками – запомнил расположение, в точности отсчитал от тропы в шагах и знал её численный порядок, сто восемнадцатая. Душа одного из четверых, Дугласа, пребывала в ней на хранении. Он приходил в магазин Дверей первым, и оставил здесь этот бесценный залог. Вероятно, задумал забрать, вернувшись в долину душ победителем – новым совладельцем компании. Красивый был бы ход, получись провернуть всё задуманное. Он, этот самый Дуглас, даже умер последним, был самым осторожным и хитрым из всех. Однако Джеймса пережил всего на пятнадцать минут. Это их двоих Герман искал очень долго, с первыми двумя разобрался быстро и принялся за мелких прихвостней, прикрывавших последних хозяев…

Душа Дугласа запсиховала сразу, едва только увидела, кто пришёл. И явно понимала, что происходит – ведь замысел захвата Дверей при ней и зародился. Но тела хозяина больше не было – пару часов, как было мертво, Герман в него и выстрелил. Всадил четыре пули, вогнал все кучно, в грудь – туда, где билось сердце, без души и полное чёрной зависти. Досадным оставалось одно – от Дугласа получил пулю первым.

«Нет… – произнёс он, избавляясь от последних сомнений. – Ты больше виновна…»

Поднял с земли крупный камень. Заметил, как она готовится защищаться, становится меньше и плотнее, превращается в злобный мечущийся сгусток. Из зеркала ей нипочём не вырваться, но там, внутри, будет убегать и уворачиваться, насколько позволят лимиты пространства. Ибо в капсуле она была уязвима.

«Ты ж без него не сможешь... Ни в одном из миров!.. – едва ли не с жалостью к ней произнёс он сначала. И убеждённо добавил: – А другого носителя… сделаешь когда-то подлецом!.. Не знаю, кто из вас был чернее!..»

Замахнулся. Отвёл далеко руку назад и швырнул. После чего сразу рухнул на колени.

А камень – тот просто отскочил, не причинил никакого зеркалу вреда. Хоть бы царапинка осталась или щербинка! Горько сразу как-то стало и обидно внутри. Проклятое предсмертное бессилье!..

Внезапно он ощутил тяжесть в кармане плаща – до этого почему-то не замечал. Недоумённо запустил в него руку. И неожиданно нащупал…

Вот же плутовка! Успела как-то поднять пистолет и сунуть в плащ перед тем, как выпроводила. Ах, молодец, Алёна! Вот и выросла настоящая Хозяйка – научилась действовать чутьём. Не следы за ним заметала. Знала, что не возьмёт, но предчувствовала, что может в долине понадобиться. Ай, молодец!

Достал.

Как же она заметалась внутри, увидев в его руках чёрный «глок»! Поднял его, прицелился и выстрелил четыре раза. Отправил последние пули вперёд – ровно столько же, сколько досталось её хозяину.

А как отзвучало эхо – опять ничего. Тишина.

И вдруг, не сразу, но… – запоздалый звон. Трещины расползлись мгновенно. А затем всё осыпалось. Осколки ранили её, спрятаться от них она не сумела. Затрепетала, заметалась, и, что для души страшней всего, не унеслась ни в ад, ни в рай, но просто распылилась. Разбрызгалась тысячей ярких искр, вспыхнувших один раз и тут же угасших. И не осталось уже ни следа…

Герман упал на спину. Мягко и незлобливо сияло здешнее солнце в небе. Оно не слепило глаза, не прижигало кожу лучами, а будто гладило её, как руки нежно ласкают кошку. Но главное, что порадовало – не нужно было больше никаких усилий, ни для чего, ни для кого и никогда. Тепло, которого он не ощущал давно внутри себя и мёрз без НЕЁ два долгих года, разлилось, наконец, в полной мере, до самых кончиков пальцев. Бесценные мгновения напоследок – ведь надолго в нём ОНА не задержится. Выпорхнет, и тело опять начнёт холодеть. А угасающий навеки рассудок запомнит это объятие жизни, последнее для него, но самое дорогое. После чего померкнет с миром.

Что же до бренного тела – Алёна его похоронит. Он даже место себе облюбовал, и указал на него в последней строке в оставленной книге. Нацарапал карандашом, пока долго ехал в подземке. Попутно же соображал, как отыскать запрятанный теперь среди улиц магазин. Тот всегда оставался на прежнем месте, но вот дороги к нему менялись и ускользали от взгляда, когда в подвале «включали тревогу». Нашёл-таки потом треклятый переулок, без проводника, хоть и с десятой попытки, ходил всё кругами, пока не наткнулся случайно. И постоянно думал о маленьком пригорке со старой сосной, которые ему почему-то запомнились. С того самого раза, как приводил сюда оставить душу Дугласа.

Место это – оно и вправду было замечательным. Тихим и спокойными, недалеко от тропы, но с другой стороны холма, откуда не видно зеркал и берега моря. Может, судьба уже тогда указала на близость финала? Ведь говорят же, что вся наша жизнь предрешена до рождения, не только в самых важных событиях, но полная её дистанция, со всеми паузами и ускорениями, счастливыми её отрезками и грустными. Умей только разглядеть свой следующий шаг и указатель к нему. И если развидишь правильно – возможно, не станешь мечтать о волшебной двери, не будешь вечно желать всё вернуть и исправить. Однако, молодость в глазах большинства – большой-пребольшой черновик. Успеется всё изменить, успеется всё повернуть – так думают многие в пору проб и ошибок. А как захлебнутся от жизни, то поиск ведёт непременно сюда. И ДВЕРИ для них открывают возможности…

В самый последний миг, в финальном уже всплеске сознания, Герман вдруг удивлённо замер. Сначала подумал, что всё… Однако – новая вспышка. Не ждал под звук гонга такого прозрения. Одно лишь видение-картинка, но, наконец, настолько живое и яркое, как будто смотрело с полотен Да Винчи… Девочка в летней коляске. Полутора лет. С мамой была, застыли у зебры, на перекрёстке. Малютка смотрела на него с любопытством и не отпускала глазами, грызла игрушку – пластмассового медвежонка в руках. А Герман стоял на другой стороне, и тоже ждал, и смотрел. Но тут зажёгся зелёный; шагнули на тротуар и разом все пошли на сближение. Встретились на короткий миг, а потом разошлись – на двадцать-то с лишним лет… Вот он, откуда ему запомнился, этот ныне знакомый взгляд. Ищущий и обличающий, внимательный и насквозь пронизывающий. В нём словно тогда уже застыли вечный вопрос и лёгкое, не грубое осуждение. Какой же чертовкой оказалась СУДЬБА… Расставила вехи давно! И карта жизни – её сплошь рисунки с каракулями. Сам не добавишь туда ни виточка! Как ни старайся...

Так, может… и прожил тогда он не зря, все годы, от первого и до 49-го? Ведь коли всё так, то каждый миг жизни отпущен был ею, СУДЬБОЙ. Как выткала их! – все встречи и моменты на своём полотне – запутала, закрутила в узлы, замотала втугую… Чтобы распутать в итоге самой… Хитрюга же ты… Выдумщица, умница… Незлая шальная проказница…

Однако… спасибо тебе… Спасибо за каждый дозволенный шаг…

Спасибо за всё… И прощай…

ПРЕДЫДУЩИЕ РАССКАЗЫ ИЗ СБОРНИКА

Я продаю двери. Не открывай!
Не открывай! Рассказ №2
Не открывай. Рассказ № 3

Не открывай! Рассказ №4
Не открывай! Я продаю двери. Рассказ №5
Не открывай! Сборник историй про продавщицу магических дверей

Не открывай! Рассказ "Лапки"