HelenaCh

- Я плохо помню. Мне стало нехорошо: мутило, сознание путалось. Она искала фабрику-кухню. Точно, вспомнил! Когда меня повело, настойчиво пыталась утащить в соседний переулок. Мол, посидишь на лавочке, в себя придешь, оклемаешься. А она рядом побудет, позаботится.

- Да, дружище. Вчера, кажется, ты дважды спасся от упырей. В рубашке родился.

- Знаешь, Саш, мне совсем паршиво было. А потом позвонила Настя. Словно с глубокого черного колодца на свет божий вытащила – слабость ушла, перед глазами разноцветные круги мельтешить перестали. И вот что странно: до звонка Насти телефон молчал, а после – ожил, от вас куча сообщений пришла, извещения о вызовах пачками валились.

Трофимов прошел к окну, отодвинул запыленные жалюзи и долго стоял спиной к другу. Но даже когда он повернулся, буря эмоций еще не в полной мере улеглась на породистом лице криминалиста.

- Я привык иметь дело с покойниками. Это моя работа. Но мои мертвецы правильные. После захоронения добросовестно гниют в могилах, а не ходят по городу, не пытаются убить живых. Всю дорогу был уверен, что зомби – эффектная выдумка киношников. А теперь мы попали в зомбиапокалипсис местечкового формата. Почему эти двое отличаются от нормальных правильных покойников? Почему они хотят убить именно тебя? Где их искать? Так много вопросов, и ни одного ответа.

- Значит просто выполняем свою работу: собираем факты, анализируем, ищем общее и раскручиваем от исходной зацепки весь клубок.

- По Пряхиной у меня нет ничего.

- Погоди! Мне Ирина Крутова вчера говорила.

Кривошеев повторил коллеге рассказ краеведа. На количестве загубленных соратников запнулся.

- Двенадцать! Таких совпадений не бывает. Крутицкий с сотоварищами закопал двенадцать трупов в овраге. Пряхина загубила двенадцать душ. Мне сегодня еще сон приснился.

Трофимов нетерпеливо вздернул плечом, с осуждением поглядел на друга: мол, какой сон, когда в реальности такие ужасы творятся. Но Кривошеев вскинул руку в предупреждающем жесте.

- Ты выслушай. Мне приснилось, что бабушка пекла оладьи – в тарелке их было двенадцать. А потом уже не во сне в кофейне я из кусочков сахара сложил цифры единицу и двойку. Думаю, подсознание нетривиальным способом посылает сигналы.

- Что это дает? Время суток, дату, номер месяца?

- Выясним.

- Главное, не опоздать, - заметил Трофимов и сразу пожалел о брошенной фразе. Кривошеев натянуто улыбнулся, махнул рукой на прощание и вышел из кабинета.

***

Он брел по улице, погруженный в тревожные мысли. Криминальная бухгалтерия не билась, не получалось свести баланс и найти ключ к разгадке преступлений. Ноги вынесли к Чурилову оврагу. На Михаила вновь накатил приступ слабости и тошноты. Золото маковок храма нестерпимо горело в заходящем солнце, невыносимо резало заслезившиеся глаза.

- Их двенадцать, - пришла поздняя мысль.

Кривошеев вычислил, где прячутся упыри слишком поздно: с лавочки, поигрывая небольшим металлическим предметом, поднимался Аркадий Крутицкий в лоснящимся от синтетики спортивном костюме.

- Так и носишь эту дрянь с девяностых, - с трудом выдавил Михаил, борясь с поднимающимся к горлу спазмом.

- Не боись. Скоро в дорогой костюмчик принаряжусь, - оскалился Крутицкий, приближаясь.

Даже сквозь мутную пелену боли, застилавшую глаза, Кривошеев отметил, как нездорово (если такое словно применимо к покойнику) выглядит Крутицкий. Пергаментная желтая кожа так натянулась на черепе, что можно было изучать анатомию. Жидкие волосы на голове торчали грязными пучками, обнажая отслаивающиеся струпья. Один глаз впал внутрь, являя миру пугающий желто-багровый провал. Со вторым глазом тоже творились какие-то неполадки, и Крутицкому приходилось поправлять его скрюченной рукой с трупными пятнами и серо-коричневыми когтями. Мертвец источал нестерпимый запах.

- Тебе недолго осталось, - понял Кривошеев. – Ты ходячий труп, господин Крутицкий.

Того отбросило и скрючило, словно слова капитана полиции нанесли сокрушительный удар. Но мертвяк хотел добраться до Кривошеева во что бы то ни стало, перекошенный он сделал шаг в сторону Михаила. Полицейский содрогнулся от удушливой тошнотворной вони, отвернулся, чтобы не вдыхать исходившие от мертвеца миазмы, и понял, что попал в расставленную ловушку - Нина Пряхина маячила за спиной. С момента их встречи она превратилась в старуху: полуоткрытый рот зиял черной дыркой, ореховые глаза выцвели до желтого цвета и спрятались в недобрых складках век. Следы омертвения не так бросались в глаза, как у ее спутника, но уже пятнали руки с удлинившимися корявыми пальцами.

- Еще поживем. Твоей жизненной силы нам хватит на какое-то время, - похожий на ржавое дребезжание скрип уже не напоминал сочный голос молодой Нины.

Два упыря взяли капитана в клещи. Теряя сознание, Михаил услышал неистовый крик внезапно появившегося друга.

- Всем стоять! Не двигаться! Иначе буду стрелять…

Кривошеев рухнув на мощеную дорожку в Чуриловом овраге и провалился в непроглядную мглу.

***

Кто-то немилосердно хлестал его по щекам и звал. Нужно бы очнуться, но у Михаила совсем не осталось сил. Он больше не мог бороться – пусть упыри высосут всю жизнь и бросят его наконец. Зачем пытать? Зачем кричать? Но голос бился в уши, звучал набатом. Кривошеев с трудом разлепил глаза. И увидел Александра Трофимова. Друг немилосердно его тряс, бил по щекам, что-то говорил.

- Сашка, не мучай, дай умереть спокойно, – еле слышно прошептал Михаил.

Трофимов всполошился еще больше и обратился к кому-то за спиной Кривошеева.

- Он живой! Ты был прав!

- Не забудь. Ты обещал. Все передай, как я просил, - тихий неопределенный голос.

Михаил, все еще борясь с накатывающей тошнотой, медленно повернул голову. За спиной никого не было.

- Сашка, не кричи раненым маралом. Перестань трясти и бить меня как грушу. Видишь, я передумал умирать. Не заставляй пожалеть о принятом решении.

Трофимов помог подняться и дойти до скамейки, на которой недавно сидел Крутицкий. Михаил поморщился от отвращения, все еще чувствуя вонь гниющей плоти.

- Саш, мне послышалось или ты действительно обещал застрелить мертвяков чесноком?

Друг неловко усмехнулся.

- Я действовал импульсивно. Представь себя на моем месте. На тебя набросились два упыря. Они чуть не передрались, кто первым вонзит в тебя зубы и выпьет кровь.

Кривошеев в недоумении уставился на друга.

- Саш, но чесноком… Как?

- Не знаю. Не каждый день встречаешься с мертвяками. В следующий раз нечего изображать тургеневскую девушку, лежать в обмороке и ждать, когда тебя спасет прекрасный принц. Тем более ты похож на уродливую великаншу, а не на девушку в беде. А из меня никакой прекрасный принц.

Несколько секунд друзья сидели в смущенной тишине, а потом дружно застонали, поперхнувшись громким хохотом.

- Чесночный террорист, - просипел сквозь смех Михаил.

- Кисейная барышня, - не остался в долгу Трофимов.

Смех оборвался так же резко и внезапно, как начался.

- Саш, куда ты полез? Ты же знал, что и меня не спасешь, и сам погибнешь.

- Знал. Лучше стоять в стороне и ждать, когда два мертвяка тебя сожрут?

Кривошеев совсем обессилел, вокруг глаз легли сизые тени, щеки ввалились, делая черты лица резче, трагичнее. Он стал заваливаться на лавочке. Трофимов не дал другу упасть - подпер спиной.

- С кем ты говорил, когда я очнулся? – прошептал Кривошеев, когда немного отдышался.

- Пацан какой-то. Это он нас спас.

- Пацан? Никого не видел.

- Шустрый. Свинтил быстро.

- А эти где? – Михаил содрогнулся, вспомнив об упырях.

Трофимов мрачно молчал, слепо глядя на белые стены храма.

- Все произошло слишком быстро. Ты упал на землю, я подоспел почти одновременно с мертвяками. Когда они попытались тебя схватить, произошло что-то странное: мертвая плоть без огня обугливалась, обнажались кости. Упыри испытывали необъяснимую боль, визжали, корчились, но не оставляли попыток дотянуться до тебя. Их ломало, выворачивало, но они не отступали. Сквозь вой я не сразу разобрал хриплый скулеж старухи о каком-то обереге.

- Оберег? Нет у меня ничего, - Кривошеев обескураженно похлопал себя по карманам и нашел крафт-пакет с лепешками. Пораженно присвистнул. Протянул Александру. – Угощайся!

- Мне кусок в горло не полезет.

- Полезет, - уверенно сказал Михаил. – Упыри, видимо, из-за них не смогли нас сразу достать.

Полицейские сидели на лавочке и задумчиво жевали лепешки. Оба почувствовали себя лучше: уходила слабость, неизбежность смерти отступала.

- Думал, нам кранты, и тут вынырнул пацан. Худой, изможденный, полный решимости. Он определенно знал, что делать, и загнал упырей назад в логово.

- Логово? Что еще за напасть?  

- Чуть посидим, придем в себя и покажу. Неприметная рассыпающаяся в труху дверь. Изъеденная ржавчиной ручка. Истертые слепые ступени вниз - вход в подвалы бывшего НКВД. Здесь упыри и обосновались. Парень загнал их назад, а потом просто прикрыл ветхую дверь и пошел. Я испугался, как бы мертвяки не выбрались. А пацан безлико говорит, что нет там уже никого, можешь посмотреть, если не веришь. Мало чего боюсь, но здесь испытал животный страх, пока дверь приподнимал, заглядывал. Ни ступеней, ни прохода – газон зеленеет. Логово захлопнулось и заперло упырей.

Друзья посидели еще немного и почти докончили презент от кофейни. Остался один хлебец.

- Миш, а пацан твой знакомый. Он просил передать, что сегодня вечером наведается к тебе домой в гости и все объяснит.

- Саш, что же ты молчал? Пора мчать домой. Гость у меня сегодня, а я и не знал.  

***

- Ты? – выдавил Михаил. Такого глубокого потрясения он давно не испытывал.

- Я, - голос спокойный, ровный, бесцветный.

- Но как?

- Сам не знаю. Прими мое присутствие как данность.

- И давно ты… здесь.

- Сегодня вечером пришел.

- А где был раньше?

- У меня нет ответа на твой вопрос. Я не знаю. Впустишь в квартиру?

Кривошеев только сейчас понял, что стоит на пороге.

- Не можешь зайти, если не приглашу? – понимающе уточнил Михаил.

- Ты же знаешь, что граница дома – непростое место. Пока не позовешь – порог не пускает, защищает тебя.

Кривошеев жадно смотрел в распахнутые серые глаза Никиты Травникова. Казалось, перед ним стоял все тот же юноша с фотографий из опустевшей квартиры – отличник, выпускник школы, любимый сын. Но в глубине глаз пряталась смертельная усталость, проглядывала не свойственная юности тоска. Михаил шагнул чуть в сторону, открывая вход в квартиру - приглашающий жест руки, согласное движение головы. Никита на секунду замер на пороге, а потом неслышно шагнул внутрь жилища Кривошеева, глубоко вздохнул, словно привыкая к воздуху дома и дружелюбно улыбнулся.

- У тебя хорошо. Легко дышится.

Они прошли в комнату.

- Кофе? – неуверенно спросил Михаил.

- Фрукты. Больше ничего ни пить ни есть не могу, - печально ответил Никита.

И тогда капитан полиции вспомнил, как участковый Тушин рассказывал: в день пробуждения от годовой пьянки Травниковы как заполошные с блаженно-счастливыми лицами бегали по магазинам и скупали фрукты. Никита сидел на диване, чуть наклонив голову, согласно кивнул, словно слышал мысли собеседника и одобрил ход рассуждений.

- В первый раз проснулся утром в своей кровати. Пыль, затхлый гнилостный запах. По футболке полз таракан. Брезгливости никакой не испытал. С эмоциями вообще было глухо, никак. Встал, прошел на кухню, откуда доносились искаженные и неузнаваемые голоса родителей. Увидел их и нахлынули чувства: ужас, жалость, злость и любовь. Ты бы видел маму, когда она заметила меня. Не мигая смотрела косящими пьяными глазами, слепо поводя рукой в отрицающем жесте. Отец вскочил с табуретки с противном чавком (липкое сиденье не сразу отпустило засаленную ткань брюк), лицо поехало в странной гримасе – то ли готов заплакать, то ли бухнуться на колени и молиться, то ли вопить от ужаса. Первой пришла в себя мама. Подошла, долго не решалась дотронуться до меня, а потом как-то враз поверила в реальность происходящего, всхлипнула и обняла так сильно, словно пыталась вжаться всем телом. Отец с искривленным ртом начал заваливаться. Я испугался, что его удар хватит. Но нет! Он рванулся к нам с мамой, сгреб обоих и затрясся в беззвучных конвульсиях. Я до этого мгновения никогда не видел, как плачет отец.

Никита замолчал, вновь переживая момент встречи с родными. Михаил не торопил, потрясенный непостижимой патологией, которая сидела напротив, говорила и чувствовала; хотя по всем законам мироздания это тело уже несколько лет поглощали могильные черви.

- Не нужно так мрачно, - апатично произнес Никита, вновь прочитав мысли Кривошеева. – Предлагаю поскорее покончить с историей. Я отправил родителей смывать с себя все непотребство. А сам принялся драить кухню, мечтая увидеть медовый цвет столешницы. Они вышли из ванной просветленные, мягко и трепетно улыбаются, мокрые волосы тщательно расчесаны на пробор. Отец - в белой футболке и хлопчатобумажных нижних кальсонах (где только откопал их? Сроду не носил), мама – в белейшей хрусткой от новизны ночной сорочке до пят. Стоят оба и, не отрываясь, смотрят. Я не сразу сообразил, что говорят. А они, оказывается, решили, будто я пришел за ними, чтобы прекратить мучения на этом свете и забрать с собой. Говорят, что давно готовы к дороге, что хоть сейчас согласны отправиться, вот только на меня еще хотят налюбоваться напоследок настоящими живыми глазами. Как меня проняло, как подбросило и взорвало! Сначала наорал, а когда мама заплакала – беззвучно, с мокрыми дорожками по щекам, испугался, заставил себя успокоиться.

Глаза Травникова потемнели. Он вновь замолчал. Лишь руки говорили о внутренних переживаниях юноши: пальцы сплетались, заключали друг друга в тиски, страдали и волновались.

- Весь день мы цеплялись друг за друга и боялись расстаться. Вечером заснул в своей кровати на свежевыстиранном постельном белье. И все… Больше ничего до следующего дня рождения. Первые два года находился словно в густом тумане, выплывал только на сутки. Мир обрушивался на меня красками и звуками, запахами и прикосновениями, чтобы потом на долгий срок вновь погрузить в глухое и неосязаемое ничто. А на третий год что-то сдвинулось. В голове крутились обрывки знаний, остаточные следы эмоций. Разум что-то нащупывал, довинчивал. И ведь я почти докрутил, почти понял. Но спроси сейчас, что именно – не скажу. Мне не дали времени сложить картинку – убили родителей. Подозреваю, мама с папой не сопротивлялись, они хотели умереть.

Кривошеев нахмурился, происшествие в квартире Травниковых он тоже квалифицировал как убийство. Комната погрузилась в напряженную тишину. Лишь вечерний свет проникал сквозь не зашторенное окно, углублял тени предметов, подсвечивал светлые поверхности, придавая им графичность. Легкие пушинки огненными искрами танцевали в воздухе неспешный завораживающий танец. Никита пристально следил за медленным кружением пламенеющих в лучах заходящего солнца пылинок. Его бледное лицо, озаренное закатным светом, обманчиво зардело румянцем.

- Для родителей жить и любить меня было одно и то же, - продолжил он тусклым голосом. – Мое возвращение стало возможным лишь благодаря неистовой силе любви. Во мне пробудились все чувства: любовь, жалость, обида и стремление отомстить. Моя ненависть взывала к ним. И они пришли – алчные, безжалостные, голодные души. Прорвались раньше срока в мир живых и первым делом убили маму и папу, чтобы запереть меня в пустоте навеки. У них почти получилось. Я бы не вырвался без тебя.

- Меня? – ошеломленно произнес Кривошеев.

- Ты принес добровольную жертву, когда поранился и окропил кровью фотографию. Открыл мне дверь в мир живых.

Никита рассказал Михаилу о необратимой силе заклинания на крови. Когда капля крови Кривошеева упала на снимок юноши, добровольная жертва была принята. Возвращение Травникова в мир живых стало лишь вопросом времени. Упыри знали, что Никита идет - единственный, кто властен над ними и может загнать назад. Звериным чутьем просчитали, как предотвратить неизбежное - убить совершившего жертву на крови, пока Никита находится в пограничном состоянии перерождения. Они торопились и совершали одну ошибку за другой. Думали встретиться с обыкновенным человеком, но им противостояла сила родовой крови, которую аккумулировали предки Кривошеева – знахари, травники, повитухи и иные сущности светлого ведовства. Родовая защита берегла так надежно, что упырям пришлось рисковать. Слишком ненасытные, самонадеянные и злые. Они вынуждены были все дальше уходить от логова в погоне за Михаилом, хотя только темное место замедляло процесс превращения их мертвых душ в тлен.  

Кривошеев почувствовал, как тревога холодными тисками сжала сердце. Мужчина прошел на кухню, налил в бокал холодной воды и выпил ее залпом. Беспокойство чуть отпустило, и полицейский смог слушать дальше.

Апатичный голос Никиты, похожий на тихий шелест, рождал фантастические картины. Светлым душам дозволяется вернуться домой, где любовь родных согревает и питает изголодавшиеся сущности. Мир нарек светлые души ангелами. Мир не принимает ангелов, но и не проявляет враждебности. Иная участь ждет темные души. Те могут просочиться только во временное убежище и затаиться от возмездия. Но логово не дарует сил, не защищает от вырождения. Для Пряхиной и Крутицкого ключевое зло сошлось в старом овраге. Здесь она предала себя и обрекла товарищей на верную смерть. Здесь он истязал и убивал. Когда мертвые разорвали ткань мироздания, открылось логово. Темное место, распираемое страстями, вскормленное многолетней жестокостью. Даже возведение храма не намолило овраг, не очистило полностью от скверны. Логово, как и они, содрогалось от алчности, жаждало реванша и возвращения из забвения.  

- Они ошалели от первой победы и поставили все на карту, лишь бы остаться, - продолжил Никита. - Каждый выход из логова истончал их переклеенные и залатанные наспех сущности. Каждая вылазка оставляла новый рубец и выдирала кусок из ущербной души. От них практически ничего не осталось. Они стали еще мертвее, чем пришли. Трансформация вырождения уже началась, терзая свирепым голодом. Родовая кровь, которая течет в тебе, могла чуть усмирить ненасытную жажду. И они напали с еще большим ожесточением и решимостью.

Михаил вновь пережил сцену нападения. Внутренне содрогнулся.

- Ты спас нас. Саша сказал.

- Он ошибся. Я только отправил вырожденцев назад. Безумная идея твоего друга с чесноком обескуражила Крутицкого и Пряхину, дала вам время продержаться и противостоять злу. Печать родовой защиты, которой ты отмечен, ваша неистовая самоотверженность и мужество оказались спасительной броней против нечисти. А ты еще подстраховался, захватив мощнейший оберег от любой формы нежити - лепешки на живой закваске.

- Хлебцы все же помогли! - Михаил решил непременно заглянуть в кофейню и поговорить с удивительно прозорливой девушкой - обладательницей лучистых серых глаз.

Никита напряженно замер, пытливо прислушиваясь к внутренним ощущениям. В наполненной закатным светом комнате поселилась настороженная тишина, сквозь которую не мог прорваться ни монотонный шум вечернего города, ни рваные звуки работавшего у соседей на полную громкость телевизора. Впервые за все время разговора на лице юноши отразилась буря эмоций – недоумение, обескураженность, отчаяние и надежда. Она продолжала таиться в глубине потемневших серых глаз, когда Никита судорожно глотнул.

- Я чувствую вкусный запах.

- У меня шаром покати, - покаянно развел руками Кривошеев. – В холодильнике пакет с майонезом сражается с бутылкой кетчупа за право называться верховным властителем.

- А лепешки остались?

- Вот я дурилка картонный, обалдуй ушастый! Что-то осталось. Ты извини, мы с Саньком лепешки погромили. Только последнюю не прикончили.

Михаил принес порядком помятый крафт-пакет, протянул его Никите. Юноша зачарованно закрыл глаза, пряча надежду. Достал лепешку, принюхался, медленно поднес ко рту, откусил и прожевал. Застывшее на лице напряжение сменилось умиротворением. Травников счастливо улыбнулся.

- Кажется, вынужденная фруктовая диета закончена. Я так соскучился по нормальной еде. Спасибо!

Кривошеев с удивлением заметил, как бледное лицо юноши налилось настоящим живым румянцем, волосы приобрели блеск, на шее ритмично запульсировала жилка.

- Ты меняешься, - поразился мужчина.

- Вновь чувствую себя живым! - потрясенно прошептал юноша. Он продолжал сидеть с плотно сомкнутыми веками. На реснице заискрилась слеза, повисла, а потом медленно проторила мокрую дорожку по щеке. Никита удивленно провел ладонью, смахивая солоноватую влажность. – Плачу?

Он болезненно скрючился. Светлые волосы упали на глаза, занавесили лицо. Юноша забился в дерганых конвульсиях, не на шутку испугав Кривошеева. Тот растерянно рванулся к Травникову, не представляя, как помочь. Наклонился и понял, что Никита надрывно смеется. Михаил обескураженно отшатнулся.

- Болит сердце и дышать трудно… Как больно, но какое это счастье - жить! Меня переполняет жизнью. Знаешь, пожалуй, чересчур много для одной прошедшей через смерть сущности. Преступно расточительно оставить все себе. Если правильно распоряжусь и разделю на троих, смогу вернуть родителей!

Он вскочил – красивый, юный и живой - поспешил к выходу. Уже на пороге обернулся.

- Михаил, я в неоплатном долгу. Мы еще встретимся, а сейчас ухожу.

***

Рано утром полицейский вновь оказался перед дверью с причудливыми ручками и яркими витражами. Он чувствовал странную непонятную робость. Распахнул дверь и вошел в знакомое помещение, встретившее его ароматами свежей выпечки и кофе. За стойкой стояла незнакомая кареглазая молодая женщина.

- Здравствуйте. Я могу поговорить с вашей напарницей?

- Невозможно! – приветливо взглянула сотрудница кафе. – Я работаю одна, без сменщицы.

- Как же так? Вчера была другая. Мне необходимо поговорить с ней.

Растерянная улыбка маской застыла на лице, женщина порывисто одернула рукав блузки, в голосе появилось напряжение.

- У нас нет другого сотрудника.

- Простите, - Кривошеев решил не настаивать, чтобы еще сильнее не напугать. – Видимо, перепутал кофейни. Не успел толком проснуться.

Михаил был на выходе из зала, когда взгляд зацепили детские рисунки на стене. Вернее, он видел только один - иллюстрацию с пожилой женщиной в платье в горошек. Подошел ближе, вгляделся: лучистые серые глаза, сдержанная с легким лукавством улыбка, непослушные седые волосы, выбившиеся из простой прически. Схожесть с покойной бабушкой возымела силу нокаутирующего удара - мужчина задохнулся, не в силах протолкнуть воздух в легкие, на глазах выступили слезы.

- Кто нарисован на этом рисунке? – не узнал собственный хриплый от волнения голос.

- Не знаю. Нашла рисунок в кладовке в первый день, когда подписала договор об аренде помещения. Поняла, что можно построить концепт кофейни на семейных ценностях и украсить стены детскими картинками. Остальные рисунки рисовали мои малыши. А бабушка (мы с детьми так назвали героиню рисунка) стала хранительницей кофейни!  

- Бабушка? Да, вы правы! Берегите ее, - Михаил вновь повернулся к таинственному рисунку, произнес одними губами. - Спасибо, бабушка, что и после смерти присматриваешь за своим внуком. Мне так тебя не хватает.  

***

Поздно ночью Никита Травников в домашних шортах и растянутой футболке вышел на улицу. Он очень боялся не сдюжить, а в пустой квартире страх одолевал, вселял сомнения и нерешительность. Когда задумал свершить невозможное, нельзя позволять себе даже тень неверия. На холодном ветру кожа покрылась мурашками, волосы на теле встали дыбом. Страх отступил, оставив юношу наедине с телесными невзгодами. Никита немилосердно мерз, но упорствовал и не возвращался в квартиру. Хотел закоченеть так, чтобы потом в тепле дома бесповоротно чувствовать себя живым. Онемевшие от холода губы растянула улыбка – он вновь поверил, что справится и скоро услышит родные голоса мамы и отца.

Александр Трофимов с наступлением ночи впервые испытал животный страх темноты. Черные тени мерещились в углах квартиры. Мужчина зажег все светильники, но паника не ушла, мрачные тени, рожденные исстрадавшимся воображением, не исчезли. Полицейский решил бороться с новой напастью проверенным способом – посмотреть страху в лицо! Он накинул верхнюю одежду и шагнул в темноту ночного города. За каждым углом и подворотней ему грезились ожившие мертвецы. Александр намеренно направлялся в самую гущу пугающей тьмы, чтобы убедиться в безопасности сумерек. Он праздновал маленькие победы над своим страхом. Мужчина нырнул в очередной угрожающий черной пастью переход, когда ожил телефон. Звонила мама. Лицо Александра в нестройной подсветке экрана аппарата озарилось мягкой улыбкой: мама всегда непостижимым образом знала, когда сыну нужна поддержка.

- Сашенька, мне не спится. Приходи, я напекла твои любимые печенья с корицей.

- Мама, минут через пятнадцать буду. Ставь чайник на газ.

Он спокойно шагнул в чернильную темноту старого переулка. Все страхи отступили – в отроческом доме ждала мама!

В эту ночь еще один человек всем сердцем стремился домой. Анастасия Суркова ехала в автомобиле и пристально вглядывалась в густую темноту – она высматривала въездную стелу, чтобы поздороваться с каменной глыбой, на вершине которой плыло наименование родного города. Только исполнив приветственный ритуал, Настя чувствовала себя под защитой дома. Девушка вымоталась, проваливалась в сладко-вязкое небытие, вскидывала голову, терла утомленные глаза и вновь проигрывала битву с усталостью. Сумерки окутывали автомобиль, убаюкивали и пели усыпляющие монотонные песни. Девушка боролась, не поддавалась. Когда впереди вырос монумент, она облегченно вздохнула и беззвучно прошептала слова приветствия. Тревоги мигом улетучились – скоро Настя шагнет за порог дома и обнимет любимого.

Михаил Кривошеев спал. Он чувствовал себя совершенно счастливым. Вновь был маленьким ребенком - стоял босыми ногами на деревенской дороге и ждал бабушку. Мягкая густая пыль щекотала пальцы ног. Мальчика наполняло предвкушение! Вскоре появилась бабушка, в руках на рушнике с желтыми полосками она несла ароматный каравай. Мальчик восхищенно рассмеялся и поспешил навстречу.

- Мишутка, я познакомилась с твоей невестой, - грудной голос достиг самого сердца.

- Бабушка, я ж маленький. Мне рано женихаться. А что ты принесла?

- Глупенький какой. Совсем еще дитя, а должен помочь другому обездоленному несмышленышу. Ему сейчас страшно и трудно. Слыханное ли дело, сам только переродился и еще не закрепился на этом свете, сил, как у малого котенка, а взялся за невиданное – две светлые души переправить с мир живых со дна безвременья. Но вдвоем вы справитесь. А пока поделись с ним хлебом на живой закваске. Каравай вместе с Настей испекли – свято соблюли все каноны.  

Михаил открыл глаза, разбуженный тихим скрипом открывающейся входной двери. Он еще чувствовал вес и тепло каравая, его терпкий чуть кислый запах, когда встал с кровати и направился в коридор. Вихрь, пахнущий спелыми яблоками и свежеиспеченным хлебом, налетел, закружил, заключил в объятия.

- Настена?

- Я дома, родной! Так соскучилась!

Тушин оживился, словно только и ждал возможности рассказать кому-нибудь о судьбе двух пьяниц.

- Они жили сыном. Из тех родителей, которые на своего ребенка надышаться не могут. Мальчишка подавал большие надежды – щелкал словно семечки городские и региональные олимпиады по математике. Считай, в любой вуз дорога перед ним открывалась. Но судьбу не умаслишь, если у нее на тебя другие планы. Помнишь, лет пять назад школа у автовокзала из-за поножовчины на весь город прогремела? Мерзкая история на выпускном.

- Дело вели соседи – их епархия. Но история резонансная. Кто о ней не слышал… Это родители зарезавшегося спьяну мальчишки? – Михаил кивнул на два тела, которые уже подготовили к выносу из квартиры.

- Они самые. Так и не смогли справиться с утратой, - Тушин выразительно замолчал.

Чутье подсказало капитану полиции, что история еще более сволочная, чем помнилась. Он обреченно вздохнул. Сам виноват – нечего было лезть с расспросами. А участкового уже было не остановить, словно интерес капитана открыл ящик Пандоры и страшные секреты полезли наружу.

- В постановлении из материалов уголовного дела все просто - парень напился, поплыл, распсиховался, зарезался. Всадил себе нож почти в сердце. Версию состряпал двоечник с ограниченной фантазией. Но выводы следствия всех устроили – дело закрыли и отправили в архив. В действительности, детки на выпускном с размахом отпраздновали билет во взрослую жизнь. Сначала пили с учителями, потом еще разлили по пластиковым стаканам премиальную водку на задворках школы. Родители у выпускников - не последние люди в городе, расстарались и купили дорогую выпивку. Подростки не были тяжеловесами в алкогольном спорте: быстро опьянели и принялись выяснять прямо во дворе школы, кто царь горы. Особенно ярились местные звезды - Сашка Снитько и Леха Крутицкий. Сцепились как бешеные псы. Никто не рискнул их разнять. Но один миротворец на свою беду нашелся – сунулся и нарвался на нож. Случайной безвинной жертвой был умница и отличник Никита Травников. Но вот незадача - у Травниковых не было связей, как у родственников Сашки и Лехи, поэтому фамилии последних не фигурируют в деле, а убийство во время драки переквалифицировано в суицид - одиночный психоз поехавшего от непомерной учебной нагрузки и напившегося до чертиков ботана.

Тушин помолчал, странно поморгал рыбьими глазами. Потом наклонился чуть ли не к самому уху Кривошеева и жадно зашептал.

- Травниковы только один раз в году пробуждались от беспросветной пьянки. Драили квартиру, выносили мешками затаившиеся по углам и подоконникам шкалики и фунфырики. Смывали с себя всю мерзотность, накопившуюся за год запоя. Чистенькие и счастливые сновали по магазинам, скупали самые свежие фрукты. Ровно два дня жили по-людски: тихо и благостно. А потом вновь выходили в крутой пьяный пике на целый год. Превращения поражали и озадачивали соседей. Понятно, когда пьяница по накатанной ухает вниз, но Травниковы выбивались из представления о нормальных (Тушин нервно натужно хохотнул) алкоголиках, выделывая каждый год странное коленце с двумя днями кристальной трезвости. Соседи ко мне пришли с требованиями разобраться. Мол, непорядок, мало ли чего натворят.

- Разобрался? – раздражение Кривошеева нарастало.

- Не сразу. Но сложил два плюс два и сообразил. А как понял, то приструнил соседей, чтобы отстали от бедолаг. Травниковы возвращались к нормальной жизни за сутки до дня рождения сына, а потом опять уходили в беспросветный запой. Кстати, до ключевого события остался день. Но круг превращений двух осиротевших родителей завершился естественным путем – смертью.

- Да, смерть случается, - в сердцах Кривошеев пнул валяющуюся на полу грязную фоторамку и тут же зашипел от боли. – Твою ж городскую полицию!

- Миш, ты что? – озадаченно спросил судмедэксперт Александр Трофимов.

- Да, кажись, ногу занозил, - бросил капитал полиции, вынимая из носка кроссовка вонзившийся в большой палец ноги острый тонкий осколок стекла.

- Ну, ты даешь! – взвился Трофимов. – Антисанитария страшная. Будь моя воля, осмотр вел бы исключительно в болотных сапогах и перчатках сварщика. Здесь полная экипировка химзащиты не лишняя. А ты ходишь по квартире, суешься носом в каждый вонючий закуток, трогаешь голыми руками что ни попади, на грязные стекла напарываешься. Пошли, в машине обработаю порез.

- Да, чего ты завелся, - отбивался от коллеги Кривошеев. – Заживет как на собаке. Не в первый раз.

- Даже не возражай! Идем.

В автомобиле, щедро смазывая зеленкой рану, Александр грустно качнул головой.

- Ты что вскипел? Давно же работаешь, научился отстраняться.

Кривошеев сначала хотел отделаться от друга дежурным «все в порядке». Но Александр спрашивал не из праздного любопытства, а действительно беспокоился.

- Не знаю, Саш. Ты видел их лица на фотографиях? До того, как они превратились в живых мертвецов. Одухотворенные, светлые. Оба русоволосые, сероглазые, с обманчиво знакомыми чертами. Похожие, словно кровные брат и сестра. И почему многие пары неуловимо одинаковые? Как подумаю, что они любили друг друга, сына растили… У мальчишки впереди открывались необозримые перспективы. На выпускном не только сына зарезали, одним ударом всех троих порешили. А потом еще потерявших единственного ребенка родителей носом ткнули, кто здесь хозяин жизни.

Трофимов неопределенно повел плечом, опустил глаза.

- Миш, мертвым - мертвое, а живым - живое. Боже упаси, еще фотографии покойников рассматривать. Нет, спасибо! Тебе хочется мазохизмом страдать – скатертью дорога, но без меня, пожалуйста. И мой тебе совет: если не собрался пополнить ряды покойников, то прекрати пялиться на фотографии на месте преступления и лезть всюду без разбора, смотри лучше внимательно под ноги, - судмедэксперт ворчал на друга, а сам не сводил озадаченного взгляда с царапины. - Вроде пустяковая рана, а кровь никак не унимается. Придется наложить повязку.

Тела Травниковых погрузили в спецтранспорт. Злополучную квартиру в присутствии понятых опечатали. Опергруппа, завершив следственные действия, уехала с места происшествия.

На грязном полу квартиры продолжали деловито сновать тараканы, чуть поблескивая глянцевыми панцирями спинок в неверном свете, который пропускали давно не мытые окна. Фотография в стеклянных осколках, которую в сердцах носком кроссовка неловко отбросил Михаил, лежала на линолеуме, впаянная в жирное месиво из пыли и гнили. На изображении Никиты Травникова алело пятно свежей крови - ровно в том месте, куда вошел оборвавший жизнь юноши нож.

От стены отделились две тени. Дневной свет, робко проникавший в квартиру, казалось, отшатнулся от мрака, исходящего от силуэтов.

- У нас получилось? – грубый мужской голос.

Вторая тень скользнула по кухне. Она то ли прислушивалась, то ли принюхивалась к чему-то. Наконец, беспорядочное кружение второй тени остановилось у окропленной кровью фотографии Никиты. Яростный вопль, преисполненный ненависти.

- Все придется начинать с начала.! Эту тварь нужно срочно убить.

***

Кривошеев уехал с места происшествия в подавленном состоянии, мечтая с головой зарыться в рутинные дела. Но у судьбы и руководства были на опера другие планы. Начальник отдела, только фигура Кривошеева замаячила в служебном коридоре, с плотоядным задором сунул Михаилу в руки стопку папок.

- Ты мне и нужен! Толик Борщов ушел в отпуск. Займись его делами. И помни, - подполковник выразительно замолчал и выжидательно уставился на подчиненного.

- Да-да! Знаю. Никаких висяков, - ворчливо продолжил Кривошеев, не в первый раз за день чувствуя глухое раздражение. Угораздило же нарисоваться именно сейчас в отделе и попасть под ясны очи Порлицая (так с легкой руки Михаила прозвали горячего на выволочки и прилюдную словесную порку руководителя).  

Остаток дня прошел под знаком нервозности и задавливаемой ярости. Рана больше не кровоточила, но напоминала о себе противной ноющей болью и легким жаром, что тоже не добавляло человеколюбия и благостности. Фигуральным контрольным выстрелом в голову стал звонок от любимой.

- Миш, меня отправляют в командировку на три дня. Наши фигуранты, за которыми гоняюсь которую неделю, засветились в соседнем регионе.

Кривошеев мысленно вынес всех святых и от души припечатал гнусный день с пакостными сюрпризами. Его молчание затягивалось.

- Миш, ты закончил материться? – осторожно спросила Настя. – Можешь теперь вслух что-то хорошее пожелать мне на дорожку?

Раздражение улетучилось, и капитан полиции почти улыбнулся - невеста знала его как облупленного.

- Как раз, родная, заканчиваю внутренний диалог на ненормативном русском, - проговорил он. – Легкой дороги, и помни, что квартира без тебя превращается в логово, а я становлюсь злым и колючим. Приедешь, а тебя встретит обросший и одичавший опер, изголодавшийся по женской ласке. Зацелую и исколю.

- А я тебя побрею, обниму и, как в русских сказках, спать уложу. На утро проснешься добрым молодцем.

Закончив разговор с невестой, Кривошеев задумчиво провел рукой по подбородку с уже наметившейся щетиной.

- Настя еще уехать не успела, а я уже колючий и зверею на глазах. Никуда не годится, пора выкручивать ситуацию на светлую сторону.

Спортивная сумка, в которую когда-то кинул полотенце и плавательные шорты для бассейна, ждала своего часа в кабинете. Михаил посмотрел в угол, где на стуле грудился увесистый баул.

- А не сходить ли в бассейн сегодня? Как ты умеешь уговаривать! Ну, поплавать, так поплавать!

Бассейн встретил привычной влажной прохладой и еле уловимым, но настойчивым запахом хлорки. Михаил нырнул в воду с трамплина, набрал скорость и на пределе сил и дыхания неистово замолотил руками и ногами. Несколько кругов ни о чем не думал, чувствуя только все более нарастающий стук крови в висках. Позволил себе остановиться только, когда начал судорожно хватать ртом воздух и оглох от «набата». Поплыл медленнее, восстанавливая дыхание и утихомиривая ток крови. И в это мгновение почувствовал странное касательное движение вдоль правой ноги. Удивленно обернулся, уверенный, что его обгоняет не замеченный ранее пловец. Но дорожка оказалась пустой. Михаил продолжил движение и вновь по правому бедру ощутил настойчивое холодящее прикосновение. В недоумении оглянулся. Никого!

Не сделал и двух гребков, как накатил сильнейший приступ головокружения, из глубин желудка к горлу рванул тошнотворный комок, жестокой судорогой свело правую ногу. На мгновение почудилось, будто мощная рука с острыми когтями впивается в кожу, пытается утянуть на дно. Боль пронзила до самого бедра. Забился сильнее, выталкивая тело вверх и помстилось - вывинтился из «капкана». Михаил опустил глаза – рваная царапина прорезала ногу до лодыжки, вода рядом интенсивно окрасилась в розовый цвет.

- Что за день такой - все кары небесные на одну несчастную ногу! На сегодня отплавался.  

Тошнота нахлынула с новой силой, картинка перед глазами расплылась. С трудом, словно продираясь сквозь вязкое болото, Кривошеев подгреб к бортику и рывком выдернул тело из воды. К нему уже спешил один из тренеров, дежуривших в бассейне.

- Что случилось?

- Сам не пойму. Похоже на порез. Может на дне острый предмет?

Сотрудник бассейна озадаченно помял подбородок.

- Странно, чистим чашу бассейна каждый день. Приношу извинения от имени клуба. Сейчас попрошу врача подойти и продезинфицировать рану. А по поводу постороннего предмета в бассейне… Вы сегодня последний посетитель. Мы как раз закрываемся. Скажу, чтобы тщательно проверили чашу.

Удивительное дело, но разговор подействовал на Михаила благотворно: спазм окончательно отпустил, тошнота исчезла, зрение восстановилось.

- Странный порез, словно хищник когтем полоснул, - врач (молодая женщина со строгими глазами) осмотрела рану. – Порез неглубокий, хотя и неприятный - края раны рваные., поэтому крови так много. Нужно обработать.

- Не стоит беспокоиться, - невесело усмехнулся Кривошеев. – Одной царапиной меньше, одной больше. С моей профессией учишься не обращать внимание на такие пустяки. Сегодня этой ноге досталось дважды – сначала повредил на месте происшествия, теперь у вас. Не мой день!

Он даже не подозревал, насколько пророческой окажется последняя фраза.  

***

Михаил шел домой тихими улочками, неосознанно обходя стороной людные места. Раздражала забинтованная и увеличившаяся до размера полена нога. С каждым шагом жар в области пореза становился сильнее, но Кривошеев из-за чистейшего упрямства решил добраться до дома пешком, а не на такси.

- Вот еще – на такси ездить! Силу воли вырабатывай. Болевой порог повышай - бормотал по дороге. - Бред какой-то: иду и почти хромаю из-за незначительного пореза. Да, старею. Скоро песочек посыплется. Начну разваливаться на ходу. А однако не смешно – на ногу с каждым шагом все неприятнее наступать.

Спешащая навстречу девушка в кумачовом платке на голове невольно отвлекла от внутренней сосредоточенности на пульсирующей боли в ноге. Прохожая поразила одухотворенным и совершенно нездешним выражением лица. Словно героиня советского оптимистичного кинематографа шагнула на улицы города. Еще чуть и казалось, что она по закону жанра под бравурную маршевую мелодию запоет неудержимо мажорное про вольный ветер.

- Качественный косплей под комсомолку, умницу и просто красавицу, - отметил про себя Кривошеев.

Красная косынка, простенькая блузка в невзрачный рисунок, широкая серая юбка с молоткасто-серпастым принтом, белые носки, босоножки на устойчивом невысоком каблуке только добавляли сходство с героинями пролетарской эпохи. Михаил невольно отметил ладность крепкой фигуры: рельефные икры сильных массивных ног, не обремененная бюстгальтером грудь, перетянутая потертым военного образца ремнем тонкая талия. Незнакомка двигалась свободным размашистым шагом, иногда резко останавливалась, вглядывалась в адресные таблички на зданиях, шевелила губами, читая надписи.

Внезапно картинка мира опять стала дробиться, делиться на множественные фракталы: улица расплылась, потеряла четкость архитектурных линий. На Кривошеева вновь нахлынул приступ тошноты. Михаил прислонился правым плечом к холодящей стене старого здания.

- Товарищ! - окликнула его девушка. – Я все никак не могу сыскать фабрику-кухню. Чай, ты дорогу сможешь показать? Ну, что стоишь тенятом, словно пень глухой. Как дойти-то? А то бабайку взяла, а фабрику никак не найду.

Кривошеев, борясь с одолевавшей его слабостью, оторопело застыл. Незнакомка мило окала и сыпала дорогими сердцу диалектизмами, которые он не слышал с далекого детства. С тех счастливых нежных времен, когда голоногим мальчишкой проводил все лето в деревне у бабушки. Родители Михаила трудились на двух, а то и трех работах, заколачивали каждую копейку. Пытаясь обеспечить себе и ребенку достойную жизнь, они переложили воспитание мальчика на плечи бабушки и упустили самое главное – момент перерождения трогательной детской любви в болезненную обиду и принудительную отчужденность. Бабушка стала для маленького Миши всем – родителем, другом и потрясающим рассказчиком увлекательных и порой страшных сказок перед сном. Благодаря ее сказаниям мальчик узнавал о затаенном мире духов и иных сущностей, заново учился прощать и любить.

Звонкий настойчивый голос незнакомки вернул Кривошеева в действительность. Он не сразу сообразил, о чем его спрашивает девушка. Фабрика-кухня? Любительница костюмированных вечеринок еще и пошутить не прочь. На заре становления народной власти в городе появилась одна из первых в Стране Советов фабрик-кухонь. Тогда одержимо верили, что женщине нового времени не место у плиты, она должна стать соратницей, а не старорежимной женой и матерью. К делу формирования свободной женщины подошли широко, с размахом: выделили на двух этажах помещения, где разделывали, чистили, готовили, парили и варили тысячами сытные обеды для строителей будущего коммунизма.

Девушка задорно и громко рассмеялась.

- Да, ты совсем не бололо!

А Михаил вдруг подумал, что уже видел такие волосы с медово-медным отливом, орехового цвета глаза в опушке светлых ресниц и характерное «азиатское» скуластое и круглое лицо. Только никак не мог припомнить, где. Накатывающие приступы тошноты мешали сосредоточиться.

- Что уставился? – продолжала заливаться энергичным колокольчиком незнакомка. – Глазами дырку на мне прожег. Чай, понравилась? А я тебя что-то не припомню на собраниях. Я бы такого точно заприметила. Приходи, на Негорелую улицу в бывший дом купца Потемкина. Мы там уже месяц квартируемся всей ячейкой. Спросишь Нину Пряхину. Это я. Дело каждому найдется!

Картинка мира мелко дрожала, плыла и кружилась в хаотичном танце. Слабость усилилась. Ноги налились свинцовой тяжестью и подкашивались – Кривошеев уже всем телом навалился на стену здания, стремясь найти опору, чтобы не рухнуть.

- Что-то ты квелый. Пойдем вон в проулок, там большая лавка пристроена. Посидишь, отдохнешь, в себя придешь, - наплывал издалека голос Нины Пряхиной.

Она настойчиво тянула Кривошеева за собой, пытаясь увлечь его в один из многочисленных переулков города. Вибрация телефона в кармане джинсовки встряхнула мужчину, подступившая к горлу тошнота чуть ослабила хватку. Кривошеев достал аппарат. Рука Нины Пряхиной соскользнула с запястья.

- Миш, ты куда пропал? – Настя была явно встревожена и говорила громче, чем всегда. – Битых два часа до тебя ребята из отдела пытаются дозвониться, а ты трубку не берешь. У них появились какие-то новые вводные по делу, на которое сегодня выезжали. Перезвони Саше Трофимову!

Кривошеев не мог ответить любимой - язык превратился в пудовую гирю, которой никак не пошевелить, во рту стоял металлический привкус, Он лишь выдавил нечленораздельное бормотание.

- Что ты сказал? Ничего не поняла, только голос угадывается сквозь шум и треск. Связь пропадает. Надеюсь, ты меня слышишь. Миш, позвони прямо сейчас Саше. Он что-то важное нарыл. Хочет с тобой обсудить. Я уже скучаю. Родной, поберегись, если не ради себя, то для меня. Люблю! (последнее слово девушка прошептала и нажала на отбой)

Чем дольше звучал любимый голос, тем лучше становилось Кривошееву. Странный морок потихоньку отпускал, липкая слабость отползала, а тело вновь наливалось молодостью и силой. На последнем слове Насти Михаил почти почувствовал, как теплая невесомая ладонь девушки мягко погладила по щеке.

Если бы капитан полиции во время разговора с любимой посмотрел на лицо Нины Пряхиной, его бы поразили происходящие на глазах превращения. По нежному лицу девушки прошла странная рябь и сквозь чистые юные черты проступила грубая маска: нежная пухлость губ сдулась, превращаясь в жесткую недобрую прорезь рта, ореховый цвет глаз выцвел, наливаясь злой желтизной. Метаморфозы длились мгновение, когда Михаил завершил разговор с Настей и поднял глаза на Нину, перед ним вновь стояла девушка-комсомолка.

- Пойдем, провожу до лавочки, - настаивала она. В напористом голосе появились нотки нетерпения.

Кривошеев растерянно посмотрел на собеседницу, словно только сейчас вспомнил о ее существовании. Он не успел ответить, как в кармане куртки вновь настойчиво задергался телефон. Аппарат истошно разрывался, словно пробудился от коматозного состояния и спешил донести до капитана полиции всю информацию, о которой умалчивал в течение последних двух часов. Пришло несколько оповещений о непрошедших звонках от коллег, эсэмэски от Саши Трофимова, раздраженное голосовое сообщение от Порлицая, который искренне негодовал, что подчиненный в свое законное свободное время имел наглость пропасть с его вездесущих радаров и не спешил ответить на начальственный призыв. Капитан понял очевидное - у него совсем нет времени на приступы странной слабости и нет времени рассиживаться на лавке под присмотром незнакомки. Обозначились неотложные дела: предстояло узнать, что накопал умница Саша, почему так взъелся Порлицай и что понадобилось остальным коллегам.

- Спасибо, Нина, не стоит. Мне уже хорошо. Простите, не смогу вас проводить до здания, где когда-то размещалась фабрика-кухня. Но вы уже почти дошли – стоит лишь завернуть в соседний переулок, - Кривошеев запнулся, внезапно осознав, что последние несколько минут девушка его тянула именно в нужном направлении. – Впрочем, думаю, вы сами знаете, куда следует идти.

Он двинулся в сторону отдела, гоня прочь мысли о странной встрече и подозрительном поведении девушки. Другие дела настойчиво напоминали о себе. Отдых и сон, как часто бывало, отложились на неопределенный срок.

Нина угрюмо смотрела вслед стремительно удаляющемуся полицейскому. Из переулка, в который девушка упорна влекла Кривошеева, вышел крепкий молодой человек. Все в его одежде и манере поведения навевало на мысль о неспокойных и лихих девяностых: аляповатый и лоснящийся синтетическим блеском спортивный костюм с традиционной олимпийкой на молнии, широкая золотая цепь, внушительных размеров печатка, кожаные туфли с металлическими «подковами» на острых носах. Он подошел к девушке и ядовито усмехнулся.

- Гляжу и у тебя не срослось! А так таращилась, мол, плевое дело заманить лоха в наши лапы.

- А у тебя лучше получилось? – брызгая слюной, яростно зашипела вмиг постаревшая и подурневшая Нина Пряхина. – Это я в бассейне с Кривошеевым справиться не смогла? Нет, это ты его не одолел! Так что нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая.

Они ненавидяще сверлили друг друга белесыми глазами.

- Как пройти на фабрику-кухню... Ты совсем квелая? Еще бы спросила, как пройти в библиотеку – он бешено выплевывал каждое слово, угрожающе нависая над собеседницей. - И зачем ты напялила доисторический платок на голову и дурацкую юбку.

- А сам чем лучше? – враждебно засипела та в ответ. - Ничего посовременнее, кроме допотопного дешевого спортивного костюма не нашел? И еще эта приметная татуировка на руке. Она выдает тебя с головой! Многие в городе помнят, какой показушник чванился татуировкой в виде колеса.

Они снова замолчали. Казалось, воздух утратил легкость и прозрачность, наливаясь свинцовым цветом и приобретая вязкость. Потом Нина провела по лицу рукой с длинными хищными ногтями, вновь меняясь на глазах.

- Оба не справились. Пока ни у тебя, ни у меня не получилось довести дело до конца. Что дальше? Времени у нас осталось совсем ничего. Скоро день рождение паршивца. Коли вместе не одолеем, каждый вернется к своему не солона хлебавши.

- Не учи ученого. Салага ты в решаловых вопросах по сравнению со мной, - неприязненно выдавил Крутицкий, зримо матерея на глазах, но потом примиряюще добавил. – Лады, оба тормоза. Давай охолонем чуток. Для начала дерябнуть беленькой нужно. Но не до автопилота. С ней, родимой, дела пойдут как по маслу. Еще бабы хорошо думать помогают. Но здесь бесперспективка. С тобой баунти у нас не завяжется, мне нравятся модельки, а ты больше на кобыздоха похожа. (мерзенько дробно засмеялся) Так что бабы отметаются. Чарку бухну и буду думу думать. Почапали на хату. Только по дороге заскочим в магаз. Лавэ есть, чтобы купить водочки-селедочки.

И странная парочка, заигравшаяся в комсомолку из тридцатых годов и гопника из мутных девяностых неспокойного двадцатого века, нырнула в один из многочисленных запутанных переулков.

***

Ничего не подозревающий о странных персонажах Кривошеев широким шагом отмахивал расстояние до отдела полиции. Нога, как ни странно, больше не болела. Телефон, будто разбуженный звонком Насти, исправно разрывался новыми оповещениями, подгоняя капитана.

Кривошеев проскочил знаменитый городской овраг. В первые годы становления советской власти на этом месте в неприметном двухэтажном домике с толстыми кирпичными стенами разместился НКВД. Только посвященные люди знали, что неказистое строение уходит в землю разветвленной сетью подвалов. В них сметливые и скорые на расправу слуги народа оборудовали казематы для несогласных и неугодных. Здесь же в закрытом глухим забором дворе расстреливали без суда и без особого следствия. Столько народа положили, столько крови пролили, столько душ сгубили; и место впитало в себя беззаконие и боль, долгие годы оставаясь черным пятном на карте города. НКВД расформировали, выехали из старого здания очередные борцы за советскую власть, переселившись в нарядное с каменными барельефами строение на главном проспекте, а горожане все отводили взгляд и прибавляли шаг, проходя мимо оврага. Место пребывало в запустении, буйно зарастая сорным кустарником, колючим репейником и жгучей крапивой.  

В девяностые ни один здравомыслящий человек близко не совался. Местные рэкетиры приноровились прикапывать здесь трупы. Оскверненная земля вновь принялась собирать страшную жатву в виде человеческих душ. Пустырь превратился в зловещее кладбище неуспокоенных душ и смердел, распространяя тошнотворное зловоние на ближайшие кварталы.  Когда отвратительный дух доплыл до близлежащих многоквартирных домов и полчища жирных, отливающих зеленым мух настырно полезли в окна, город не мог больше делать вид, что оврага не существует. Народ потребовал смести позорное пятно с лица города, и властям пришлось реагировать. Вскоре спецы из группы криминальной милиции протоптали тропинки по оскверненной земле и извлекли из недр нехорошего оврага дюжину тел разной степени разложения.

После завершения эксгумаций власти не нашли ничего более умного, как навезти к городской «достопримечательности» несколько самосвалов с землей и щебнем и засыпать овраг. На образовавшейся площадке инициировали активное шевеление строительной и прочей техники. Место по всему периметру обнесли высоким глухим забором. Но горожане вскоре прознали, что на костях возводится храм. Люди набожно крестились, потрясенные грядущими преображениями, но примирились - лучше пусть белокаменный храм сияет золотом куполов и строго смотрит на грешников святыми крестами, чем место вновь зарастет и превратится в стихийное кладбище несчастных и обездоленных, численность коих продолжала множиться.

Двадцать лет спустя никто не вспоминал о дурной славе места, от которой и сохранилось только название «Чурилов овраг». Храм высился доминантой, являя городу двенадцать золотых маковок, увенчанных изящными витыми крестами. Площадь замостили аккуратными дорожками, разбили сквер, засадили серебристыми тополями и декоративными яблонями.

Михаил почти пересек площадь, когда вновь почувствовал прилив слабости, во рту появился противный металлический привкус. Усилием воли он погасил накатывающее волнами головокружение и продолжил идти, почти не снижая темпа. С площади свернул в переулок, сокращая путь до отдела полиции. Под ногами бугрилась дореволюционная мостовая из выглаженного не одним поколением горожан природного камня. Вдоль дороги пучились невзрачными оконцами низенькие дома, построенные в начале двадцатого века и вросшие со временем до середины первого этажа в землю. Кривошеев все же вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. Он прислонился пылающим лбом к шершавой стене приземистого старого здания. Небольшая табличка, размещенная на стене на уровне глаз, привлекла внимание. Михаил похолодел, когда прочитал выгравированную на гранитной поверхности информацию.

«Дом купца Емельяна Потемкина. Построен в 1905 году. В 20-ые годы XX века экспроприирован и передан народной власти. В 30-ые годы XX века здесь проводила свои заседания трагично знаменитая комячейка города».

Далее аккуратным столбиком перечислялись тринадцать фамилий и имен – состав комячейки. Третьей значилась Нина Пряхина.

- Чехарда какая-то. Многовато Нин Пряхиных нынче развелось в нашем неприметном городишке. Нужно с Ириной проконсультироваться.

Не откладывая в долгий ящик, он достал из кармана куртки телефон и набрал номер Ирины Крутовой – доброй знакомой, профессионального историка. Кривошеева с первого взгляда покорила ее выразительная русская красота. Ирина была на десять лет старше, поэтому молодой человек и после нескольких лет знакомства испытывал почти юношеский пиетет перед эрудированностью и внутренней интеллигентностью историка, знающего самые потаенные секреты родного города. Они приятельствовали много лет, и Михаил часто обращался к талантливому краеведу за консультацией.

Ирина приняла вызов на втором гудке.

- Миша, рада вас слышать. Но вынуждена предупредить, не смогу долго говорить. Нахожусь на встрече. Пяти минут будет достаточно?

- Ирина постараюсь не задерживать. У меня нет определенного вопроса. Пока только, как говорится, полицейская чуйка сработала. Не расскажите мне о Нине Пряхиной.

продолжение рассказа:

Жертва на крови (1)

Жертва на крови (2)

Резкий крик вороны оборвал чары. Михаил на миг перевел взгляд на усевшуюся на перила балкона птицу, но этого оказалось достаточно - бабушки в комнате не было. Осталось лишь ощущение присутствия – благостного и мощного. Кривошеев в сердцах чертыхнулся. А птица упорно хохлилась на перилах.

- Наваждение. Словно ты старая знакомая из Новодевичьего переулка, - растерянно пробормотал Михаил.

Ворона гортанно каркнула и погрузилась в созерцание человека. Михаила пронзила сильнейшая головная боль. Острое ощущение повторяемости событий накатило, вызвав приступ жесточайшей тошноты. Не в силах бороться с удушливой волной, чувствуя, как лоб покрывается капельками липкого пота, Кривошеев обессиленно сполз на пол и замер, прислонившись спиной к холодящей стене. Перед закрытыми глазами сквозь ранящую красную пелену проявлялись и гасли картинки из недавнего прошлого. Михаил испугался – до этого странного кино он не помнил проскальзывающие события.

Вот птица чуть не мазнула его по лицу крылом, обдав неприятным затхлым запахом обитателя городских помоек. Пристроилась на ветку дерева, смахнув за шиворот опешившего мужчины мелкий мусор. Между человеком и вороной возник завораживающий визуальный контакт, который прервал звук сообщения – пришло донесение о нападении на Марусю. Птица, то ли вспугнутая заполошными движениями человека, выхватывающего из кармана куртки телефон, то ли удовлетворившись, что весть дошла по адресу, вспорхнула с ветки и улетела.

Следующая картинка - Кривошеев оказался в старом дворе, окруженный пятиэтажками с крошащимся красным кирпичом. Двор принарядился, стыдливо прикрыв обветшалость пушистым белым снегом. На дороге припаркован автомобиль с нечитаемыми номерами. На крыше легковушки нетерпеливо топталась ворона. Словно убедившись, что благодарный зритель в лице Кривошеева найден, птица ринулась вниз, скользя, как с горки, по лобовому стеклу автомобиля. Попрыгав на капоте, возбужденная птица порхнула на крышу и повторила свой трюк. Михаил улыбнулся и в ту же минуту почувствовал укол тревоги. Во дворе он был не один. Из скособоченного проема подъезда вышел невнятной внешности мужчина и по-хозяйски направился к автомобилю. Птица, прервав игру, настороженно замерла, а потом взвилась на козырек гаража. Легковушка, сыто взрыкивая, выехала из двора. А капитан полиции все никак не мог понять, почему профессиональная чуйка сработала на ничем не примечательного прохожего. Пока вдруг не осознал - взгляд у незнакомца был недобрым, неправильным. Только подумал, как понял, что стоит в том самом дворе, где через несколько часов убьют незнакомку с волосами цвета воронова крыла.

- Что со мной? – испугался капитан полиции. – Почему я все забыл, словно кто-то выборочно стер события из памяти?

Кривошеева вновь скрутил спазм боли: острый удар пришелся в правый висок, а потом словно обожгло всю левую сторону. Он выгнулся в конвульсивном прогибе, не имея сил даже закричать. Только придушенно хрипел, чувствуя, как вязкая пенящаяся субстанция стекает изо рта на подбородок. А потом резко отпустило. Мужчина обессиленно лег ничком на пол, впервые по-настоящему испугавшись.

- Если что, лучше сразу скопытиться и деревянные хоромы. Слышишь? – Кривошеев даже сам не понимал, с кем он, агностик, пытается договориться. – Только не инвалидное кресло. Настя же тогда меня не бросит – всю жизнь положит. А мне оно надо… Совсем не надо.

Птица за окном требовательно заклокотала.

- Ты еще здесь? Могла бы и скорую вызвать. Видишь, загибается человек. Что-то меня в сон клонит. Я посплю, а ты, если так нравится, сиди дальше, бди. И да – скорую, если что, не забудь вовремя набрать.

Мужчину сморило. Словно нажал кто-то на невидимую кнопку, и Михаил послушно провалился в сон. Очнулся уже ночью – затекло все тело.

- Если после сорока проснулся, и нигде не болит, значит труп. Мне и тридцати еще нет, но ломает так, словно все семьдесят лет навалились. Одно утешает – раз болит, значит жив.

Он добрел до ванны, встал под холодный душ. Студеные струи, казалось, обожгли, но вернули к жизни. Михаил принудил себя постоять под душем ровно одну минуту, медленно ведя отсчет.

- Давай-ка личные недоразумения пока отложим, - приказал он себе. – С провалами в памяти потом разберемся. А сейчас есть дела, требующие неотлагательного мозгового штурма. Для начала наведаюсь к Горгоне.

***

Горгоной в отделении полиции окрестили Любовь Григорьевну Сомову – жесткую и немолодую женщину с приземистой фигурой борца. Она руководила архивом, став полновластной владычицей своего царства. Коллеги Горгону побаивались, чувствую оторопь и растерянность под прицелом почти желтых глаз. Силу недоброго взгляда Любови Григорьевны на себе испытали все. Втихую посмеивались, что майор Сомова в совершенстве освоила навыки змеиного гипноза и может примораживать к месту одним взглядом не хуже мифологического персонажа. Справедливости ради нужно сказать, что Сомову хоть и побаивались, но уважали и ценили за профессионализм и принципиальность.

Как добрался до архива, как прошел через контроль Горгоны, Михаил совсем не помнил. Внезапно осознал себя сидящим в помещении-клетке за старым столом с облупленным лаком. Кольнула тревога – опять странный кульбит с памятью. После встречи с призрачной убийцей Мертвой невестой, которая чуть не утащила его за собой в Навь, трудно восстанавливался. Тяжелые травмы плохо поддавались лечению, врачи к работе не допускали и томили на больничном. А принципиальная Сомова, которую побаивался даже начальник отделения, временно отстраненному от службы оперу без излишнего бюрократизма выдала старые уголовные дела для изучения. Вот за умение брать ответственность на себя немолодую и, что греха таить, некрасивую женщину уважали все – от уборщицы, держащей в каптерке в ведре с вонючими тряпками бутылочку горькой, до полковника Александрова, круто распоряжавшегося подчиненными.

Кривошеев перебрал тощую стопку оставленных кем-то старых папок. Отобрал две с обтрепанными краями и сомнительного происхождения пятнами на сером картоне. Открыл одну из папок и заскучал на первом же протоколе. Ничего выдающегося – отпетый недоумок в 1968 году залез ночью в глазную больницу. Блуждающий луч фонарика в темном окне медучреждения заметил патрулировавший город наряд милиции. Повязали голубчика на месте преступления. Сколько-нибудь внятного объяснения причины проникновения в больницу от гражданина Северцева не услышали. Кривошеев пригляделся к выцветшей фотографии – ничего выдающегося. На него смотрело неприметное лицо: густая линия бровей, узкие губы, невыразительный подбородок, непослушные волосы. Скользнул еще раз взглядом по лицу и заметил дефект снимка - один глаз казался черной дыркой.

Следующее дело было позабористей, но тоже не давало ключ к разгадке расследуемых преступлений. В полицию обратилась гражданка Воронец, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения. На нее ночью все в том же 1968 году напал неустановленный гражданин. Лица его девушка не разглядела, но запомнила блеснувший в темноте миниатюрный узкий нож, который мужчина нацелил ей прямо в горло. Потенциальная жертва оказалась не робкого десятка, из породы поразительных девушек прошлого века - красавиц, комсомолок и спортсменок. Мечтавший о сыне отец народившуюся девчонку воспитывал суровой отчей дланью, таская с собой на рыбалку и в походы, попутно обучая приемам самообороны. Заученными с детства движениями гражданка Воронец нападавшего и приложила. Да так, что мужик улепетывал от девушки без оглядки и даже не заметил, как обронил нож. Нападавшего не нашли, а холодное оружие, больше напоминавшее изысканную игрушку, разыскали на месте происшествия в зарослях травы. Кривошеев вчитался в опись и обмер: ручка ножа сделана из человеческой кости (вырезали из черепа), а лезвие – из сплава меди с золотом. На полях протокола заметил сделанную от руки приписку, которая лишь добавила загадок. Сплав ножа был идентичен составу реквизированной при советской власти церковной утвари из Покровского собора. 

- Человеческие кости, религиозные предметы, нападение на комсомолку… Петрушка какая-то, - в сердцах бросил капитан полиции.

Кривошеев изучал выцветшие фотографии. Задержанный в глазной больнице. Невнятное лицо. Дырка на месте глаза снова царапнула внимание. Михаил вгляделся: один глаз у задержанного обычный, а второй – темный, поэтому и казался выжженным пятнышком. У осужденного была гетерохромия.

- Опять гетерохромия. Сплошные совпадения, а картинка не вырисовывается, - пробормотал Михаил.

В комнату вошла Горгона – хмурая и уставшая, но в идеально начищенных старомодных туфлях-лодочках на устойчивом невысоком каблуке. Безучастно скользнула глазами мимо Михаила и задержалась на разложенных на столе фотографиях.

- Я помню историю, связанную с этой безделушкой, - голос женщины звучал глухо и отрешенно. – Препаршивый скандал завертелся вокруг истории с пропавшими в голодные 90-ые вещдоками. Складом тогда заведовал майор Стрелков – заядлый выпивоха и мерзкий пройдоха. Толкнул за недорого несколько золотых вещей, осевших в недрах служебного подвала: пару-тройку колечек и вот эту игрушку. Стрелков вскоре спьяну свалился с лестницы, и так удачно, что переломал себе шею. Таинственного покупателя установить не смогли, хоть землю носом рыли. Дело замяли.

Потом, опять не глядя на Михаила, бросила в воздух:

- На сегодня все!

И вышла из запыленной каморки. Кривошеев посмотрел вслед стремительно удалявшейся по коридору Горгоне.

- Сказала, что пора, значит пора. Уйду по-английски, - решил он и, сложив фотографии, захлопнул папки. На обороте первой с материалами о проникновении в глазную больницу с трудом разобрал полустершуюся сделанную карандашом надпись: «Северцев Константин Всеволодович. В 1965 году при заключении законного брака взял фамилию жены. До заключения брака - Вранский Константин Всеволодович».

Провальная, на первый взгляд, идея заглянуть в архив, дала пищу к рассуждению. Опять Вранский. Все зло в городе в последнее время крутилось вокруг загадочной фамилии. Дворянский отпрыск, оказывается, не покинул пылающую в гражданской агонии Россию в далеком 1918 году, а притаился здесь, в родовой глубинке. И Вранские дождались своего часа, выползли на свет божий в середине прошлого века. Вырезанная из черепа рукоять золотого ножа тоже не давала покоя, возвращая к мрачной истории дворян Вранских.

- Куда нападавший целился красавице-комсомолке? В шею, говорите. Нужно будет спросить у Трофимова, нет ли маленьких режущих ран на шее у Маруси и неизвестной.

***

Он не заметил, как прошагал два квартала, когда почувствовал скрытую угрозу. Очнулся в малознакомом дворе-колодце. Со всех сторон его окружали хмурые пятиэтажки, впереди плотоядно открыла зев арка. Расцвечивая серый день тревожными красными крестами, на дороге стояла карета скорой помощи. К автомобилю подошел доктор, что-то сказал водителю, притулился у дверцы и неторопливо закурил. Обыденная картина, но режущее чувство тревоги, захватившее капитана полиции, не уходило. В ветвях разлапистого дерева нетерпеливо затрещала ворона, постучала сильным клювом по замшелому стволу и уронила что-то чуть ли не на голову врачу. Кривошеев невольно вгляделся в предмет и обмер – часть кости. Доктор брезгливо провел ладонью по медицинской шапочке, глубоко затянулся сигаретой и уставился на подарок от крылатой братии. В лице мужчины появилась пугающая черная дыра, губы скривил стеклянный оскал. И Кривошеев узнал доктора – тот самый незнакомец с гетерохромией из странного кино или полузабытого события, который садился в автомобиль за день до убийства. Глаза капитана полиции и врача скрестились, и последний, делая над собой зримое насилие, вернул лицу небрежное скучающее выражение и пнул кость в газон.

День больше не подкинул новых идей. Наутро Кривошеев первым делом включил комп и зашел в служебную систему - обнаружил свежий отчет от эксперта. Александр Трофимов со свойственной ему дотошностью перечислил каждую травму убитой. Рана в области яремной впадины присутствовала. Трофимов резюмировал осмотр повреждений: «Травмы нанесены с разной силой удара, носят хаотичный характер. Резаная рана в области межключичной впадины нанесена безупречно, словно профессиональной рукой. Фигурант может иметь отношение к системе здравоохранение». Установлена личность убитой – Анжелина Сергеевна Вранина.

- Так и знал - птичья фамилия.

Нашел отчет врача, осматривавшего поступившую в больницу Марусю. Множественные гематомы и переломы. Михаил вцепился взглядом в следующую строку. Вот то, что он искал! На птичьей шее Маруси ближе к яремной впадине имелась резаная рана.

- Какой вывод напрашивается? – по старой привычке, когда расследование набирало оборот, капитал полиции рассуждал вслух. – Все предельно ясно, Миша! За нападениями в 1968 году и новыми скрывается если не один и тот же, то близкородственный зверь.

Оглушительная боль нагрянула, как всегда, внезапно и нанесла нокаут. Приступы участились в последнее время. Мужчина стек на пол. Красные круги поплыли перед глазами. Сквозь мельтешащую кровавую пелену Кривошеева посетило странное видение.  

***

Сумрачный двор перед усадьбой Вранских. На земле развернулась яростная схватка между двумя птицами. Крик, гвалт. В воздухе клубится взвесь пыли и перьев. Одна из птиц оторвалась от противницы и, взмыв в воздух, почти протаранила Михаила. Кривошеев отшатнулся и с ужасом понял, что у птицы человеческие глаза. На него исступленно сверкал серый глаз и злобно таращился черный. Капитан полиции отшатнулся, не удержался на ногах и стал заваливаться.

Падение длилось бесконечно долго, все глубже погружая беспомощное тело в вязкий туман, пока Михаил не оказался в усадьбе Вранских. Режущее глаз сочетание былого величия и неумолимого упадка сквозило в старинной зале: пыльные тяжелые портьеры закрывали витражи, сквозь мусор на полу проглядывал сложный узор роскошного когда-то паркета. В центре комнаты громоздился массивный деревянный секретер, тускло поблескивающий облупившимся лаковым боком. Около бюро в глубоком кресле сидел человек. Лицо находилось в тени, но прожигающий взгляд незнакомца опалил Кривошеева.

- Здравствуй, капитан, - прошелестел убийца.

Ни эмоций, ни жизни в бесцветном голосе. Кривошеев промолчал, не считая нужным втягиваться в игры разума, которые перед ним разворачивал кошмар. 

- А ты молчун, - продолжил собеседник. – Жаль, но придется убить тебя.

Кривошеев усмехнулся: не первый раз его хотят лишить жизни. Но хотеть, еще не значит мочь!

- Хотя, к чему игры в кошки-мышки. Мне не жаль. Убивать мне нравится, - со сладострастным наслаждением откровенничал упырь.

Михаил ощутил, как желваки заиграли на скулах, натренированное тело напряглось, готовое броситься и вмять в кресло самодовольство Вранского.

- Так и тянет тебе исповедоваться. Была-не была, расскажу.

Скрывающийся в тени человек уперся руками в подлокотники кресла – на одном из пальцев блеснул перстень.

- Смотри, никому не раскрывай тайну рода Вранских, - разразился дробным мерзким смешком. – Хотя, даже если бы ты и захотел разболтать, не сможешь! Мертвые надежно хранят секреты. Первенцы мужского пола в роду Вранских появляются на свет мертворожденными. Родовой каннибализм дарует долголетие. Отнимая жизненные силы у представительниц семьи, мы обеспечиваем продление рода. Не каждая девица годится для высшей миссии - идеальная жертва рождается редко и найти ее сложно. Мана маркирует ее гетерохромией – один глаз смотрит в Явь, а другой зрит в Навь. Идеальная жертва не в силах противиться зову крови и помечает себя изображением ворона. Но случаются ошибки и убивают пустой сосуд, не ту.

Что-то изменилось в интонации говорившего – ушла расслабленность ленивого кота, в голосе зазвенел металл. Вранский чуть наклонился вперед – в неверном свете свисавший на длинной цепочке громоздкий кулон пустил зайчика. Кривошеев мысленно ахнул – тот самый ритуальный нож, мутную фотографию которого он рассматривал, изучая в архиве уголовное дело.

- Я вернул артифакт себе! – подтвердил упырь. – Подкупить старого выпивоху было плевым делом. Потом прикончил майора и избавил мир от гнили. Значит ты дела раскопал. Да, засветился батюшка. Полез в глазную клинику, чтобы найти женщин с гетерохромией. Не подготовившись, напал на жертву, потерял нож. Батюшка частично исправился - через три года высосал девчонку. Но без открывающим врата в оба мира ножа не вся сила к родителю перетекла, поэтому не прожил дольше человеческого срока. Навь забрала его назад!

Вранский вновь откинулся на спинку глубокого кресла, глубже погружаясь в темноту. То ли он устал от рассказа, то ли утратил интерес к Михаилу, но дальнейшие события изложил сухо.

- С самого рождения Марии Вранич стало очевидно, что появилась на свет идеальная жертва невероятной внутренней силы. Ее отец, видите ли, полюбил свое чадо и попытался скрыть малютку. Мой батюшка был уже очень слаб, но отправил глупца в мир иной. Лелеял планы, как выкрадет девчонку и проведет ритуал, когда случилось непоправимое. Вектор девчонки на родного отца оказался так зациклен, что гибель последнего отразилась на силе. Несколько месяцев Мария с высокой температурой плавилась в кровати и металась в бреду. Горевавшая по отцу девчонка впустую растратила всю ману. Мой отец умер с уверенностью, что маленькая Вранич – пустой бесполезный сосуд. Я вырос и почувствовал лютый голод. Мне нужна была еда, а рядом не находилось подходящей жертвы. Чуть продлевали переход в Навь плотские утехи, поэтому я стал завсегдатаем публичных домов и частенько снимал проституток прямо на улице. Кто же мог предположить, что, подцепив в родовом переулке невзрачную потаскушку, я найду настоящее сокровище. Инстинкт сработал мгновенно, как увидел татуировку. Но я не спешил. Удовлетворил похоть и только тогда заглянул в ее глаза – все сошлось! Разноокая! Казалось, что забрать силу у заморыша легче легкого. Но не тут-то было – она защищалась с яростью тигрицы. Еще эта ворона! Ринулась в распахнутое окно, наскочила на меня берсерком. Я не сразу понял, кто переродился в вороне. Любовь и страх за судьбу дочери подвесили Вранича в межмирье, удерживая на границе Нави и Яви. Он воплотился в птицу и превратился в хранителя своей Маруси. Согласись, капитан, ворон здорово помог тебе и навел на мой след.

Вранский с досадой стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

- Когда я почти одолел, заморыш решилась на невероятное – шагнула в раскрытое окно. Жертва не была взыскана – пришлось спешно искать замену. Заманить Анжелику Вранину в переулок оказалось несложно. Поверил, что нашел ману, которая спасет меня, но эта дрянь оказалась бесполезной, пустышкой. Узнал, что Мария выжила и снова встал на след. Но ее ухажер с одержимостью маньяка сторожит дверь в больничную палату. Срывается на каждого входящего, как цепной пес. Подобострастно поскуливает только перед палатным врачом и медсестрой. Но не ему, жалкому псу, со мной тягаться. Еще никто не смог остановить почуявшего зов маны Вранского.

Упырь встал с кресла. Михаил жадно всматривался в его окутанный тьмой силуэт. Кривошеев почти физически почувствовал волну ледяной злобы, исходящую от Вранского.

С оглушительным звоном разлетелся на мелкие осколки витраж. В образовавшийся проем вступила невысокая полнотелая женщина.

- Бабушка, - одними губами выдохнул Кривошеев.

Следом за женщиной в проем устремилась ворона. Птица села на плечо бабушки. Капитан полиции, словив аллюзию с мифическим Одином, нервно рассмеялся.

- Ты истинная воительница, бабушка, а ворона – твой фамильяр, - не удержался Кривошеев.

- Внук, пришла пора вернуться! – властно заявила бабушка. – Навь еще не принимает тебя. Дыши!

***

Михаил закашлялся – дышать и тем самым возвращаться к жизни было невообразимой пыткой. Превозмогая резкую нечеловеческую боль, приоткрыл глаза. Стерильная белизна стен больничной палаты вызвала приступ мучительной тошноты. Кривошеев скорее почувствовал, чем увидел движение в углу помещения. Фигура, вибрируя волнами злобы, расплывалась невнятным пятном больничного халата. Силуэт медленно качнулся к Михаилу, словно вспарывая внезапно затвердевший воздух. Кривошеев знал – убийца идет, чтобы уничтожить его, внука покойной колдуньи и несостоявшегося мужа зеленоглазой воительницы.

Дверь рывком распахнулась настежь. На пороге застыла прекрасная девушка с удивительной горделивой статью. В ее зеленых глазах полыхала тревога. 

- Настя моя! – с трудом промолвил Михаил.

Настя было бросилась к любимому, когда ее цепкий профессиональный глаз заметил незнакомца.

- Вы кто? – прозвучал сильный голос девушки.

В дверном проеме палаты нарисовался еще один персонаж. Пожилой доктор семенил странной подпрыгивающей походкой, смешно вытягивая шею. На его выразительном невероятных размерах носу сидели очки в толстой коричневой оправе, за стеклами поблескивали живые глаза. Лечащий врач Михаила - умница и медицинский светила Данила Сергеевич Кузьмин тоже заметил фигуру в углу.

- Кирилл Константинович? Как вы здесь оказались? – удивился Кузьмин.

- Да… шум услышал из реанимационной палаты, - пробормотал незнакомец, скрываясь в недрах больничного коридора.

- Кто это? – требовательно спросила Настя.

- Кирилл Константинович Вранский. Коллега с офтальмологического отделения. Подрабатывает на скорой. Я очень удивился, застав его здесь.

***

- Ну, и напугали вы нас, господин правоохранитель, - лукаво подмигивая, сетовал Кузьмин. – Работу нужно любить, но не до смерти же! Поступили в крайне тяжелом состоянии. Почти месяц не выходили из глубокой комы. Меня, старого, не жалко, но красавицу-невесту заставлять волноваться – это преступление. Она в палате дневала и ночевала. Исключительная девушка! Боролась за вас, и отвоевала. 

Кривошеев смотрел на доктора и невесту, измученно улыбался. Возвращаться к жизни тяжело, но уверенность, что Настя его любит, излечивала не хуже медикаментов. Не было между ними отчуждения; все ссоры – лишь плод запертого в коме больного сознания.

- Как Мария Вранич?

- Поразительная пациентка. Врачи скорой были уверены, что не довезут. А она доехала. Мы собрали консилиум и поставили неутешительный прогноз. А она после сложнейших реанимационных мероприятий не сдалась. Впечатляющая живучесть. Наметилась положительная динамика. Будет жить!

Лежа без сил, капитан полиции почувствовал умиротворение и понял, как яростно соскучился по работе. С замешательством слушал рассказ Насти о последних преступлениях. Никак не мог поверить, что физически не присутствовал на следственных действиях, что все его приключения и расследования – не поддающееся логике и здравому смыслу волхование. Капитан, направляемый покойной бабушкой и мистической птицей, правильно распутал клубок преступлений. Теперь оставалось только собрать все доказательства и остановить последнего представителя проклятого рода, затаившегося в белых коридорах больницы и нацепившего благостную личину доктора – спасителя человеческих жизней.

Михаил не тревожился из-за упыря. Попробует живой мертвец подступиться, когда Кривошеева оберегают две воительницы – бабушка в Нави и зеленоглазая Настя в Яви!

А потом наступил март. Он пришел тихой поступью, принеся с собой нездешнее тепло и нежность. И природа поверила. И люди поверили. По газонам расцвела хрупкая красота. Нежность окрасила уставшие от непонятной зимы лица. За доверчивость наступила расплата. Злой распорядитель погодой предъявил счета в апреле, обрушив на город ярость ветров и снегопадов.

Одинокая фигура брела по петляющей улице старой части города. Мужчина сутулился, стремясь спрятаться в объемном пуховике от пронзительного ветра, щедро кидавшего пригоршни снега пополам с ледяным дождем. После очередной порции, обжегшей лицо, Михаил Кривошеев чертыхнулся.

- Хороший хозяин в такую погоду собаку из дома не выпустит. Но это не про меня, полицейскую ищейку.

Настроение совсем упало, когда память предательски подсунула недавние события.

***

Настя стремительно зашла на кухню – невозможно красивая в отчаянии, глаза наполнены слезами, щеки лихорадочно пылают. Даже в такие острые минуты Кривошеев испытал потрясение: живая красота любимой не приедалась, а все так же волновала. Залюбовавшись Настей, он безнадежно упустил начало ссоры.

- Миш, почему ты меня не слышишь? – достучался до сознания преисполненный боли и отчаяния голос любимой. Настя находилась на грани срыва.

Кривошеев, слабо и жалко улыбнулся – он действительно все прослушал. Михаил весь как-то потерянно съехал, скособочился – в последнее время их отношения не то что разладились, а оглушительно трещали по швам. Что послужило поводом для обиды в этот раз?

Резкий рингтон отвлек от ссоры. Настя схватила мобильник.

- Суркова слушает.

- Суркова, вызов в Слободку. У тебя жмур.

Девушка устало потерла лицо.

- Настя, я с тобой на вызов. Поздно, не стоит выезжать одной, - взвился Кривошеев.

Девушка на него даже не взглянула и продолжила разговор с дежурным.

- Диктуй адрес.

- Догадайся, - с нажимом ответил дежурный. – Ты же хороший опер.

- Новодевичий? – всегда сочный грудной голос Насти резко осел и приобрел сипящую хрипоту. Нехорошее предчувствие словно полоснуло по горлу, и Настя смогла выдать только фальшивый придушенный звук.

Михаил мысленно застонал. Оперативники Новодевичий переулок в последнее время называли проклятым. В старой части города с некоторых пор множилось зло. Месяца не прошло, как на скорой увезли местную легенду – Марусю с низкой социальной ответственностью. Тихая и услужливая, она походила на облезлого запаршивевшего котенка, которого хотелось пожалеть и обидеть рука не поднималась. Но у кого-то поднялась. Да так, что на Марусе живого места не осталось. Только по колтуну крашеных волос и татуировке на ключице с изображением взлетающих ворон в обезображенном комке человеческой плоти и узнали Марусю.

А из мобильника звучал голос дежурного.

- В точку! Новодевичий переулок, крайний дом у оврага, сто пятый. Группа уже на выезде.

Настя не сразу нажала на отбой.

-  Суркова, я тебе не завидую. Впрочем, сама все увидишь, - завершил разговор дежурный.

Девушка собралась в считанные минуты.

- Какая же я дура. Все пытаюсь до тебя достучаться, а нужно смириться, - бросила, не оборачиваясь, на пороге и закрыла дверь.

Кривошеев рванул следом.

- Настя, подожди меня.

- Мишка, я так больше не могу, - прошептала девушка, на секунду прислонившись спиной к холодящему металлу двери, а потом устремилась вниз по лестнице.

А Кривошеев сражался с дверным замком. Именно в эту минуту замок решил вспомнить свою генетическую болезнь и заклинил в самый неподходящий момент. Механизм закусило. Мужчина несколько минут провозился с неуступчивым металлическим механизмом, пока вдруг не раздался щелчок и ригели с рычагом не начали слаженный и плавный ход. Кривошеев распахнул дверь, кубарем скатился по лестнице. Автомобиля у подъезда не было… Настя уехала в проклятый переулок без него.

Как рванул к остановке и влетел в автобус, помнилось плохо. Всю дорогу Михаил подгонял натужно пыхтящий «ПАЗ», пока не вывалился на конечной остановке из щелкнувших и тяжко вздохнувших дверей. Замесил сквозь порывистый ветер к месту преступления.

К нехорошему дому он подошел в то мгновение, когда Настя выходила из автомобиля. Михаил поспешил к девушке.

- Ты почему меня не подождала?

Девушка отстраненно посмотрела сквозь него.

- Вот вы где! – раздался мальчишеский голос.

Михаил обернулся и увидел одного из экспертов опергруппы полиции. Внешность Александра Трофимова – эталонная классика из детектива в жанре нуар: колкий прищур глаз, массивный подбородок, рельефные руки, рослая фигура. И при таких физических данных Александр говорил высоким фальцетом. Нет в мире совершенства. Трофимов, страдая от звучания своего голоса, стал молчуном поневоле - маленькая трагедия одного большого человека. Эксперт, как и многие в отделе, был сражен открытой русской красотой Насти и в ее присутствии ощутимо робел. Он галантно-старомодно обращался к коллеге, так и не преодолев барьер «выканья». И сейчас Трофимов не мог отвести глаз от Насти. Михаил не злился и не ревновал, он лучше других знал, как действует магнетизм любимой.

Настя всегда здоровалась с коллегами по-мужски. Две руки – изящная женская и жилистая Михаила – вылетели навстречу Александру для приветственного рукопожатия. Но тот лишь виновато развел руками, выразительно показывая глазами на резиновые перчатки, немилосердно стягивающие широченные лапищи.

- Предлагаю ограничиться словесным приветствием. Жертва – молодая женщина лет тридцати - тридцати пяти, - когда Александр перестал следить за тембром своего голоса и мучительно краснеть, речь стала обстоятельной и основательной. - Забили насмерть. Такое ощущение, что под конец напавший совсем вызверился – удары сильные, но хаотичные. Убийца или обладал недюжинной силой, или действовал в измененном психологическом состоянии. Смерть, предположительно, наступила от сокрушительного удара в область затылочной кости черепа. Точнее скажу после исследования.

- Да, убийца – совсем поехавший, - вклинился в разговор лейтенант Ильменский. Высокий субтильный тип с дерзкими светло-голубыми глазами, озорной блеск которых сейчас прятал под копной русой челки.

- При себе у убитой были какие-нибудь удостоверяющие личность документы? –уточнила Настя, переключившись на Ильменского.

- Вообще ничего: ни документов, ни телефона, ни даже чека из магазина. Карманы жертвы девственно чисты. Зацепиться не за что. С наскоку личность не установить. Но у нас есть особая примета. Пошли, покажу. Это нужно видеть. 

Все направились в сторону глухого участка в глубине двора. Еле улавливался нежный цветочный аромат. Такой весенний и нездешний в сошедшем с ума апреле, что Кривошеев замер.

- У жертвы хороший дорогой парфюм, - озвучила Настя его мысли.

Они увидели ее... по снегу разметалась волна темных волос, которые милосердно прикрыли изувеченное побоями и смертью лицо, глубокую рану на затылке. Убитая лежала почти обнаженной – на ней было только нижнее белье.

Настя внимательно всматривалась в каждую деталь, пытаясь охватить взглядом всю картину, фотографически запечатлеть поворот головы, беззащитность практически лишенного одежды тела, следы на снегу.

- А это что такое? – ошеломленно произнесла Настя, всматриваясь в предплечье убитой.

- А это именно то, зачем я вас всех сюда тащил, - произнес Ильменский.

Он присел рядом с телом жертвы, как бы приглашая тем самым присоединиться и повнимательнее рассмотреть особую примету.

Черный ворон, застигнутый стрелой в полете, еще не утратил стремительности, но уже осознал, что умирает. Татуировка была сделана мастерски – птица казалась почти реальной, почти живой. И ее боль чувствовалась как своя.

Михаил застыл, а потом провалился в другой день. Голоса коллег приглушились и отошли на задний план. А Михаил попал в первую декаду марта, когда нашли искалеченную Марусю.

***

Голос Насти вклинился в воспоминание, мешая ухватить какую-то важную мысль. Кривошеев в раздумьях вытаптывал в снегу круги вокруг оперативной группы, постепенно отдаляясь все дальше. Наконец шуршащая тишина падающего снега, не обремененная посторонними эмоциями, обняла его и очистила сознание.

- Что меня резануло? Думай, Миша, думай!

В марте земля жадно отдавалась внезапному мартовскому теплу. Густо пахла насыщенной влагой и тем особенным тяжелым духом, который чувствуется от проснувшейся после зимней спячки почвы. Марусю обнаружили среди робких первоцветов: надломленные хрупкие цветы и сокрушенная чьей-то безумной волей женщина. В судорожно сжатом кулаке смяты сине-голубые бутоны пролеска. Маруся была похожа на девочку-подростка: худенькая с торчащими ребрами и узкими бедрами, с маленькими трогательно- недоразвитыми грудями. Михаил задрал голову. На третьем этаже настежь распахнуто окно.

- Пора привести мысли в порядок. Займись, наконец, делом и вскрой эти преступления. Где-то за ворохом ненужных фактов скрывается зверь. Ату его, Миша!

Но гортанный крик вороны вспугнул все мысли и вернул в мерзлую апрельскую ночь. Михаил чертыхнулся, а через секунду замер, уставившись на черную птицу невидящими глазами.

- Вот оно! – горячечно забормотал капитан полиции. – Не только Новодевичий переулок объединяет эти преступления. У Маруси была татуировка с изображением птиц, у убитой – сраженный на лету ворон. Маруся кокетливо представлялась клиентам мадмуазелью Вранич, доставая из пропавшей нафталином и дешевыми духами памяти истинную фамилию. Интересно, какая фамилия у новоприставившейся? Вдруг она Воронова или Воронкова?

Птица вразвалочку боком отпрыгнула в сторону. Человек и ворона застыли. Первой сдалась птица и снова хрипло каркнула.

- Что ты сказала? Слабая аргументация? Без тебя знаю. Нашлась самая умная. Сейчас тебе докажу, что не такая и пропащая версия. В забытые времена недоношенная и слабенькая на здоровье девочка Маша родилась в семье таинственной личности со звучной фамилией Вранич. И могла ее судьба сложиться совсем иначе, не пропади родитель без вести, когда малышке исполнилось годика три. Мать Маруси запила с горя, и девочка выросла беспризорной в родном доме, наколола на ключице взлетающих с ветки дерева ворон и пошла по рукам. Неизвестная, судя по татуировке, тоже явно питает сильные чувства к воронам и смерти. Все крутится вокруг твоих пернатых собратьев. Что скажешь? Есть умные мысли?

Ворона уставилась блестящей бусиной на человека. Михаил интенсивно поскреб подбородок.

- Правильно думаешь, пока не определена личность убитой, рано строить версии. Давай расходиться: ты лети по своим делам и у меня планов громадье.

Ворона тяжело взлетела с рыхлого снега. Михаил проводил взглядом ее одинокий полет.

- Пора в психушку. С птицами разговариваю.

***

Капитан полиции зашагал к месту преступления. Закоулок встретил его давящей тишиной и грязным затоптанным снегом. Опергруппы не было: все уехали. Настя тоже ждать не стала. В сердце болезненно защемило – разлад с невестой зашел слишком далеко. 

Он достал телефон, не столько ожидая, сколько надеясь увидеть неотвеченный вызов от Насти. Ничего! Несколько лет работавший без нареканий аппарат в последнее время задурил: то пропадала сеть, то не проходил сигнал. Михаил как-то принял вызов и битых две минуты слышал лишь потусторонний шелест, падая в угнетающую пустоту. Испугался, что назад уже не вынырнет, и отбил странный звонок. Пройдя через гнев и торг, капитан полиции находился на стадии принятия решения о необходимости смены аппарата.

Кривошеев с удивлением увидел, что высвечивается туча непрочитанных сообщений. Он оторопело уставился на отправителей.

- Что за чепуха? – осипшим голосом произнес Михаил. – Кто-то хакнул мой телефон? Зачем так заморачиваться и менять все имена.

Странно, но новые ники ему нравились даже больше. Настя превратилась в понятное и правильное – Любимая. Несложно было догадаться что Брутал на минималках – это Александр Трофимов, а Балагур с секретом – Игорь Ильменский.

Он открыл смс от Любимой. Несколько слов, но сколько в них надежды:

- Жду. Вера – все, что мне остается.

Михаил невольно погладил экран телефона, почти физически ощутив мягкое тепло, которое всегда исходит от Насти. Сообщения от коллег подождут. Но кто такой Мститель, приславший ему сообщение? Ребус не поддавался отгадке.

- Это уже на уровне бреда! – пробормотал Михаил. – Что ты за перец?

И прочитал сообщения:

- Не та, - непонятно, но оттого и зловеще вещало первое.

- Спаси ту.

Кривошеев поежился, кожей почувствовав, что черноволосая девушка погибла напрасно. Преступник промахнулся и понял ошибку, когда уже отнял жизнь. Не оставалось сомнений – убийца продолжит черное дело.

- Если я пойму, как он выбирает жертвы, возможно, вычислю следующую. А это архиважно. На кону чья-то жизнь – нужно задействовать все мозговые ресурсы, Миша, а ты пока откровенно тупишь и прокрастинируешь.

***

Капитан полиции двинулся в сторону дома, проклиная внезапно залютовавшую в апреле метель и свою несообразительность. Порывистый ветер злобно из раза в раз бросал в лицо колючие пригоршни снега, но его бешеная сила не отвлекала оперативника от препарирования преступлений. В то время, как мозг вел усиленную работу, тело преодолевало обезлюдевший город, стремясь поскорее нырнуть в тепло дома. Безмолвные улицы давили, но не мешали заниматься своеобразной полицейской бухгалтерией: складывать факты, вычитать ненужное, проводить анализ, подбивать статистику преступлений. Вклинившиеся в размышления голоса Михаил воспринял почти болезненно.

- Ну, что ты за криворучка? – прорвал тишину заметаемого апрельской пургой города раздраженный женский голос.

Михаил недоуменно вскинул глаза – на противоположной стороне тротуара бежали прочь от непогоды женщина и маленький сугробик, под которым угадывались шапка с помпоном и детский комбинезон. Реакции ребенка не услышал, но голос матери вновь прорезал шелест снега.

- Ладно-ладно. Не плачь. Я не сержусь, лишь чуть огорчаюсь.

Незнакомка примиряюще приласкала сына.

- Почему руки кривые? – делано изобразила она удивление. – Совсем они у тебя не кривые. Просто иногда бываешь неловкий.

Пара скрылась в арке дома, из которой отчаявшийся ветер тут же выгнал щедрую порцию снежной пыли. А Михаил так и стоял, приросший к месту. Криворучкой его в детстве звала бабушка. Только в ее устах прозвище звучало не обидно, а нежно и местами иронично. Воспоминания о бабушке привычно резанули по сердцу, родив в груди щемящую боль. Она умерла давно, а печаль не проходила.

- Криворучка, смотри, как летящие из арки снежинки закручиваются в спираль, - плыл над сознанием мягкий голос покойной бабушки. –. Все идет по кругу. История повторяется. Она тебе поможет.

При жизни бабушка была доброй ведуньей и после смерти продолжала опекать внука, предупреждая о близкой опасности или подкидывая неявные подсказки.

- Бабуля, ты в своей любимой туманной манере. Знаешь же, что внук народился неразумным. А ты со мной все как с равным разговариваешь. Не нужно экивоки городить, просто скажи – слетевший с катушек нечеловек тот-то, душегубничает потому-то. Я ж не гордый – закрою дело и буду счастлив.

В ответ лишь метель шелестела, поглощая одинокую фигуру мужчины.

- Погоди-ка… История! Ты про Ирину? Мне нужно связаться с Крутовой? Ну, отреагируй как-нибудь. Пусть хоть фонарь мигнет. Или сумасшедший снег в апреле прекратится.

Ничего не произошло. В глубине души Кривошеев и не надеялся на ответ. Он просто мечтал вновь почувствовать мудрую силу, которая всегда исходила от бабушки. Мужчина достал телефон, чтобы позвонить Ирине Крутовой – известному в городе историку и краеведу. Он совсем забыл, что в аппарате его ждала полнейшая чехарда с контактами.

- Найду, кто хакнул телефон, убить не убью, но изощренно запытаю, - процедил сквозь зубы, листая контакты. – А это что за новость? Ты кто? Ведающая. Бред… Стоп! Так это же про Ирину.

И он нажал на вызов. Длинные гудки отдавались гулкими ударами сердца, но Ирина не сняла трубку. По дороге до дома Кривошеев еще дважды набирал номер знакомой, но не смог дозвониться.

- Ладно, утро вечера мудренее. Завтра свяжусь.

***

А утром проснувшийся день встретил город настороженной сумеречностью. Тучи низко нависали, почти вспарывая тяжелые брюха о вычурные архитектурные композиции высоток. Неопределенность разлилась по улицам, вползла в каждую трещинку в бетоне, затаилась.

Михаил чувствовал себя так, словно ночью его переехал асфальтоукладчик. С трудом эвакуировался с кровати и побрел в сторону кухни. Насти дома не было. На столе лежал листок бумаги. Всего несколько слов: «Созвониться с Ириной. Раньше переулок назывался Вранским по родовому наименованию притаившегося в глубине мрачного особняка».

Кривошеев не успел взять в руки телефон, как услышал характерный звук пришедшего в мессенджер сообщения. Все-таки Крутова немножко ведьма.

- Миша, так не хватает наших разговоров. В городе опять творится чертовщина.

Следом Ирина прислала очередное сообщение.

- Сейчас звонила Настя. В общий чат скину все, что узнаю о Вранском переулке и особняке.

Капитан полиции досадливо поморщился – в последнее время ему казалось, что жизнь проходит мимо, что друзья и знакомые чересчур оберегают его от тревог в вынужденном после ранения отпуске. Все заняты чем-то первостепенным и архиважным, но не он. Кривошеев почти физически улавливал, как выстраивается глухая стена между ним и жизнью. 

Он набрал номер Крутовой, но аппарат снова предпочел притвориться бесполезным кирпичом, выдавая странные частящие гудки.

- Точно полетишь в мусорное ведро, - в сердцах сказал Михаил, закидывая телефон в диванные подушки. – Лучше пока не попадайся мне в руки, предатель.

День прошел в бесцельных брожениях по неухоженным улицам родного города и мучительных рассуждениях. Ночь лишь укрепила его в собственной бесполезности и оторванности от мира - Настя осталась на дежурство.

Внезапно задул с завидным упорством шквалистый ветер. Он крушил несовершенство города: ломал гнилые изнутри деревья, срывал скверно закрепленные конструкции. А потом ветер принес дождь – ярый и бойкий. Крупные капли стучали в окна, будили горожан, приглашая посмотреть, как оседают, сплющиваются сугробы. Дождь отбарабанил ночной концерт и уступил место солнечному утру. Лучи заглядывали в каждый потаенный уголок, выгоняя из города мрачный холод и тени, щедро даря живительное тепло. Весна вернулась!

- Погода сошла с ума и весь мир вместе с нею, - пробормотал Кривошеев, вышелушивая непослушное тело из кокона одеяла. – Все болит, будто били всю ночь.

Михаил первым делом заглянул в мессенджер и увидел долгожданное письмо от Ирины Крутовой.

- 18 мая 1875 года столичный гость - дворянин Вранский – вызвал фурор на балу при губернаторе. Красавец-дворянин произвел неизгладимое впечатление на девиц, но позволил себе недопустимые вольности. Итогом стала дуэль между Вранским и местным дворянином. На дуэли случилось что-то ужасное, поскольку высший свет нашей губернии к интересующему нас персонажу стал относиться с опаской. Ореол мистического страха сыграл злую шутку с Вранским – он дважды сватался и дважды получал отказ. Дворянин покинул губернию. О нем не слышали несколько лет. Страсти улеглись, о загадочной личности благополучно забыли. Но Вранский в лучших традициях мятежного героя в зимнюю пургу возвращается в город с младой женой. Ее описывают противоречиво: одни отмечает неземную, но устрашающую красоту молодой мадам Вранской, другие напротив божатся, что она отталкивающе безобразна. У юной супруги была смуглая кожа, густые волосы цвета воронова крыла и «дьявольские глаза, за которые следовало бы в прежние времена сжигать на костре, но не в просвещенный XIX век». Дословно процитировала дневник одной мадемуазель. «Дьявольские глаза» меня зацепили: в мрачное средневековье инквизиторы находили ведьм по уличающему признаку – разный цвет глаз якобы доподлинно указывал на порочную связь женщины с дьяволом. Вранские не были приняты обществом, после чего вынужденно покинули наши места. Младая жена уезжала на сносях.

А много лет спустя в запущенное имение вернулся лишь наследник – юный Казимир Вранский. Родовое проклятье витало над молодым франтом – его сторонились, как чумного, с ужасом отмечая холодность одного глаза и горящую бездну другого. Казимир унаследовал особенность внешности своей матери - гетерохромию. Повеса расположил к себе именитого, но печально обнищавшего графа Старцевича. Что двигало последним, сказать сложно, подозреваю, жажда возродить былое величие рода. С согласия графа Вранский взял в жену девицу Марью Старцевич.

Вскоре молодая понесла и в срок родила младенца мужеского пола. Мальчик появился на свет махоньким и хилым, но с густой черной шевелюрой на маленькой голове и странным бордового цвета родимым пятном, напоминающим парящую птицу. Опытная бабка-повитуха про младенца сразу же решила, что не жилец. Не тут-то было! Младенец ожег старуху черным глазом - та взвыла, забилась в приступе, принялась рвать на себе волосы и раздирать глаз, а потом как подкошенная рухнула и умерла прямо у ложа истекающей кровью роженицы. Только старуха испустила дух, как младенец зашелся истошным торжествующим криком, отвоевывая свое право на долгую жизнь. А родимое пятно налилось темным цветом, явственно приобретая сходство с планирующим на воздушном потоке вороном.

Уверена, гибель повитухи – следствие обстоятельств, которые вкупе привели к трагедии: боязнь навлечь на себя гнев Вранского в случае неблагополучных родов, ореол таинственности и могущества вокруг личности дворянина, болезненная впечатлительность натуры и бессонная ночь. Старое сердце не выдержало испытаний, и в момент рождения младенца отсчитало последние удары.

Но вокруг фамилии Вранских с новой силой зазмеились чудовищные домыслы. Подогревало их и стремительное угасание Марьи: женщина с каждым днем все больше чахла, истончаясь на глазах. Сразу после родов она, по заведенному среди людей высшего сословия положению вещей, отказалась кормить ребенка грудью и умоляла Вранского нанять кормилицу. Но супруг проявил непреклонность, принудив жену приложить новорожденного к груди. Впоследствии он всегда сам приносил супруге младенца и не уходил до тех пор, пока сын не насытится. Кормления стали единственными мгновениями, когда мать видела своего ребенка. Марья заболела неврастенией: она безумно боялась супруга и сына, с животным ужасом ожидая очередного кормления. Марья определенно страдала послеродовой депрессией, одиночество и душевные терзания только ускорили то, что случилось.

Когда мальчику минул год, умер граф Старцевич. Марья тяжело переживала кончину отца. Женщина, представлявшая по воспоминаниям слуг из себя живой скелет, окончательно сошла с ума. Она разыскала на кухне склянку с едкой ледяной уксусной кислотой и залпом выпила всю жидкость до дна.

Бедная Марья умерла в невероятных страданиях, промучившись несколько суток. Она металась в горячке на кровати, грызла, ломая зубы, льняные простыни и выла утробным голосом. Муж ни разу не подошел к покоям исстрадавшейся жены. Несчастная скончалась в одиночестве, одержимая своими страхами и болью. Похоронили бедняжку пышно. Поговаривали, что в гробу лежала иссохшая мумия, слабо напоминавшая былую нежную девушку с русыми волосами. Когда в гроб бедняжки вколотили последний гвоздь, Вранский решительно удалил в глухие деревни всех свидетелей последних дней жизни супруги, а сам вместе с наследником покинул губернию.

История, связанная с рождением мальчика, смертью повитухи и стремительным угасанием молодой матери, породила леденящую душу городскую легенду. Якобы на роде Вранских лежит проклятие - каждый мужчина появляется на свет мертворожденным и может продлить свою окаянную жизнь, только совершив особый ритуал на крови.

И после погребения не было несчастной Марье покоя. Через год после предания тела земле кто-то разрыл могилу, отсек и украл тронутую тленом голову покойницы. Жандармы не стремились сыскать виновника злодеяния, попав под власть мистических слухов. Дабы история поскорее забылась и перестала развращать благочестивых горожан, начальник городской жандармерией Силкачев приказал без лишних свидетелей обезглавленное тело Марьи «прикопать в могилу и о неловком эпизоде больше не вспоминать». Однако народной молве так просто на роток платок не накинешь. Поползли слухи, что к непотребству с глумлением над телом причастен супруг покойной. Якобы в заброшенной усадьбе Вранских мистическим образом материализовался на столешнице старого секретера золотой нож с рукояткой, искусно вырезанной из кости черепа Марьи. Черный артефакт используется при проведении кровавых ритуалов для передачи прямым потомкам рода жизненной силы жертв.

В связи с изложенными событиями интерес представляет письмо помещика Любятова, которое написано через пятьдесят лет после смерти Марьи. Помещик обращался к своему старинному другу с нижайшей просьбой проявить истинное милосердие и спасти сиротку Глашу из рук изувера. Любятов уверяет, что только величайшая милость его дражайшего друга может уберечь девушку от участи быть замученной заживо. «Достопочтимый друг, я помню ваши предостережения и вынужден согласиться, что вы оказались весьма прозорливы. Но отказаться от колдовских чар Глашеньки я теперь не в силах. Ее глаза полностью лишили меня воли: смотрю в один – и словно росой чистейшей умываюсь, такая благость по всем телесам разливается, гляну в другой – и опаляет меня жгучая страсть. Богомерзко, дражайший друг мой, но ничего не могу с собой поделать. Прошу вас отправить Глашеньку подальше из нашего уезда на попечение к вашей маменьке в столицу. Там девица моя разноокая будет под пристальным присмотром вашей многоумной маменьки. Ненаглядной Глашеньке хорошо, и мне спокойно. Милостивый мой государь, я более всего опасаюсь их схожести. Ведь и изувер этот одним глазом к ангелам возносится, а другим – низвергается к самому дьяволу. Грешно так думать, но пусть бы в адовой пучине и остался вовеки и не смущал Глашеньку».  Соперник-изувер с глазами разного цвета - потомок рода Вранских. Вскоре после написания того письма Глафира трагически погибла. Девицу нашли недалеко от злополучной усадьбы. Цветущая любушка помещика была на себя не похожа – кожа иссушена и сморщена, словно кто-то выпил из нее все жизненные соки.

- И вот тебе, девочка Оля, солдатский ремень с металлической бляхой и со звездой, который лежит в прозрачном стеклянном кубе, - сказали они в унисон. – Это предмет, который мы унаследовали со стародавних лет от древнего черного мага. Но молоток мы тебе к нему не дадим. Черная магия – самая крайняя мера.

И стала девочка Оля работать начальником отдела кадров в ит-компании. И много раз она видела, как кто-нибудь достойный доставал с полки пряник, но заветный предмет каждый раз создавал оригинальную копию и самовоспроизводился. Так, что каждому достойному доставалось, достается и будет доставаться по прянику. Порой приходилось применять и магию вышитого крестиком платочка. А вот стеклянный куб с ремнем стоит в дальнем темном углу, весь запылился, но доставать его ни разу так и не пришлось.

И да будет так из года в год и еще многие лета!

- Взять с полки другую версию.

- «Необратимое впадение в детство», «Заворчайзинг старого деда», «Как-нибудь прокатит», «Ни то ни се»… так много версий. Что же выбрать?

- Вы можете взять самую популярную версию. По статистике каждый первый ее выбирает, а потом подключает дополнительные опции из тех версий, что вы уже рассмотрели на полке.

- И что вы нам предлагаете?

- Представляем вашему вниманию самую перспективную (но это не точно!) и самую популярную версию для Данилы. Барабанная дробь.. Аж, дрожат коленки!  «Взрослая жизнь».

- Какая-то тусклая версия: сплошные обязанности и только одно право. «Имеет право задолбаться от взрослой жизни».

- О, не беспокойтесь! К этой версии прилагается клоунский нос для работы, резиновый молоток для отношений с соседями по общежитию и стальные сапоги для отпинывания ненужных предметов в унике.

- Как-то все равно еще версия не привлекает…

- Так и быть, вы удачно зашли, поэтому сделаем вам персональный подарок – опция для Данилы «возьми с полки самовоспроизводящийся пряник»!

- Тогда нужно брать.

- И версия «Взрослая жизнь» для Данилы продана! Ой…

- Что случилось?

- У нас проявился баг, который для Данилы станет фичей. Теперь каждый год в день рождения на сутки он может абсолютно бесплатно активировать прежнюю демоверсию и почувствовать себя счастливым ребенком без взрослого задолбайзинга. Вот такой непоправимый улучшайзинг версии «Взрослая жизнь Данилы»!