Я поставил на приготовленный табурет свой оранжевый чемодан, достал тонометр. Валентина Семёновна устроилась на краешке дивана, сжимая на коленях узловатые, трясущиеся от волнения руки.

— Давайте ручку, померяем, что там у вас творится, — сказал я, накладывая манжету на её тонкое плечо.

Воздух с шипением наполнил камеру. Стрелка начала прыгать по нарастающей. Хозяйка квартиры тем временем устроила мне допрос с пристрастием, начав, как водится, с самого главного.

— А вы, сынок, женатый человек или свободный ещё? — спросила она вдруг. Её острый взгляд тут же выхватил мою правую руку, занятую грушей тонометра. — Кольца-то на вас не видать.

Вопрос меня не удивил — пожилые пациенты, особенно одинокие, часто пытаются зацепиться за любую, даже мимолётную человеческую близость, превращая осмотр в душевную беседу.

— Женат, женат, Валентина Семёновна, — ответил я, прислушиваясь к пульсу. — Просто кольцо своё я, если честно, потерял практически сразу после свадьбы, вот и не ношу.

Бабуля аж привстала с дивана, и её лицо выразило самое живое участие.

— Потерял? Да как же так-то, сыночек? Нехорошая это примета, ох нехорошая!

Манжетка в это время спустилась, и тонометр показал внушительные 180 на 100, что вместе с её жалобами на давящую боль за грудиной ясно рисовало картину гипертонического криза, осложнённого приступом стенокардии.

— Аня, дай нитроглицерин под язык, пожалуйста, и готовь аппарат, будем ЭКГ снимать, — отдал я распоряжение напарнице, а сам продолжил разговор, чтобы отвлечь пациентку.

— Да при чём тут приметы, — махнул я рукой. — Кольцо просто великовато оказалось, слетело как-то незаметно.

Но Валентина Семёновна уже завелась, и её любопытство, подогретое тревогой за моё семейное благополучие, требовало исчерпывающих объяснений.

— А зачем такое великоватое-то брали? — не унималась она, пока Аня осторожно положила ей таблетку в ладонь. — Не экономьте на таком, это же на всю жизнь!

Тут уж мне пришлось раскрыть все карты, тем более что на фоне волнения у бабушки давление могло и подскочить, а откровенный разговор всегда немного успокаивает.

— Да вот, знаете ли, Валентина Семёновна, — откровенно признался я ей, — работа у меня такая, специфическая. За годы успел насмотреться на разные случаи, в том числе и на то, как у людей кольца на пальцах застревают — отёки бывают, травмы. Вот, памятуя об этом, и выбрал обручальное посвободнее, чтобы в любой момент снять можно было. А оно, вышло, настолько свободное, что и потерялось в итоге.

Бабуля посочувствовала, понимающе закачала головой, но успокаиваться явно не собиралась.

— Ну и как живёте-то теперь? — спросила она с тревогой. — Хоть нормально, без ссор?

— Да нормально живём, — заверил я её, улыбаясь. — Уже больше десяти лет, слава богу, и ссоримся, и миримся, как все обычные люди.

Казалось, это её немного успокоило. Она вздохнула, откинулась на спинку дивана, и мы перешли к следующему этапу.

— Ну что, Валентина Семёновна, теперь нам с вами кардиограмму нужно записать, — объявил я, пока Аня раскладывала на диване электроды и провода. — Извольте раздеться.

И тут произошло неожиданное. Милая старушка вдруг преобразилась. Её глаза, только что полные участия, сузились, а во всей её согбенной фигуре появилась стальная решимость.

— Раздеваться? Перед вами? — переспросила она с ужасом в голосе. — Нет уж, не буду.

Я обменялся недоумённым взглядом с Аней.

— Валентина Семёновна, но это необходимо для кардиограммы, — мягко попытался я возразить.

— Чё вы стесняетесь-то? В ваши-то годы?

Это была явная ошибка. Бабушка возмутилась ещё сильнее.

— Какие такие годы?! Я перед мужчиной раздеваться не буду, и всё тут! Пусть вот, девушка снимает мне кардиограмму. — она решительно ткнула пальцем в смутившуюся Аню.

Аня, смущаясь, тихо сказала:

— Я смогу, я помню, как накладывать.

Пришлось сдаться.

— Хорошо, — вздохнул я. — Аня, действуй. Только помни: каждая женщина злее чёрта!
Произнёс я ей эту фразу как подсказку для запоминания порядка наложения конечностных электродов: Каждая (красный — правая рука), Женщина (жёлтый — левая рука), Злее (зелёный — левая нога), Чёрта (чёрный — правая нога). Но Валентина Семёновна, услышав это, замерла и уставилась на меня с таким потрясённым укором, будто я публично оскорбил всё женское население планеты.

— Это я не вам! — поспешил я исправить двусмысленность. — Это я напарнице напоминаю, как электроды на конечности крепить. Это у нас такая считалочка.

Объяснение подействовало.

— Понятно, — протянула бабушка, и её взгляд смягчился. — Ну, тогда ладно.

Я отступил на почтительное расстояние к окну, пристроился там с документами и погрузился в заполнение «бюрократии», лишь краем уха следя за тихими подсказками и шорохами с той стороны комнаты.

Через несколько минут Аня принесла мне готовую ленту. Кардиограмма, к счастью, была без критических отклонений, лишь с признаками возрастных изменений и нагрузки на сердце. После нитроглицерина у пациентки давление начало потихоньку снижаться. Та самая давящая боль в груди отступила, сменившись чувством явного облегчения.

Повторный замер давления показал вполне приемлемые 140 на 90, самочувствие пациентки стабилизировалось. Необходимость в госпитализации отпала. Мы дали ей подробные рекомендации, собрали свои вещи и уже готовы были попрощаться.

Валентина Семёновна, провожая нас к двери, остановила меня лёгким прикосновением к рукаву. На её лице играла сложная смесь смущения, доброты и какой-то хитрой, чисто бабушкиной мудрости.

— Сынок, ты уж на меня, глупую старуху, не обижайся, — сказала она, понизив голос до доверительного шёпота. — Я ж ведь и не стеснялась вовсе. Просто тебя поберечь хотела.

Женщина, оглянувшись на притихшую в прихожей Аню, продолжила ещё более таинственно:

— Увидел бы ты меня, старую, обвисшую, всю в морщинах да в прожилках. И потом, вечером, с женой своей в постели, глядишь, да и вспомнил бы невольно моё тело дряблое… И всё, настроение бы пропало, ничего бы у вас не получилось! А потом — ссоры пошли бы, развод, мало ли что... А у тебя и так кольцо потерялось, примета плохая, ситуация, значит, и без того шаткая. Нечего тебе, голубчик, на голых-то старух смотреть, береги свои глаза молодые.

Она закончила свою речь и смотрела на меня с такой искренней заботой, что у меня внутри всё перевернулось от умиления и едва сдерживаемого смеха. Аня, стоя за моей спиной, тоже давила подступающий смешок.

— Спасибо вам за заботу, — только и смог произнести я в ответ.

Расстраивать её разоблачением, что подобных «тел» в их самом немолодом и непарадном виде я вижу за смену, дай бог памяти, штук пять-десять, а то и больше, я не стал. Зачем лишать её чувства выполненного важного долга по спасению чужого брака? Пусть останется при своём и будет довольна, что уберегла фельдшера от невольных грёз, способных разрушить его и без того, по её мнению, пошатнувшееся счастье.

И да. Не часто такую «изощрённую» отзывчивость от пациентов встречать приходится в работе. Спасибо хоть за это 😅

ВСЕМ ЗДОРОВЬЯ! 💗

(Ещё больше авторских медицинских историй и видео в моём телеграм-канале Истории Чумового доктора, а также в Дзене Истории Чумового доктора)