Сижу на кухне, никого не трогаю, примусы починяю, пивас попиваю. Внезапно материализуется бабуля, в руках непонятная хтонь: "Можешь починить?". Смотрю - а там заколка. Пластиковая, типа "крокодил". Две половинки и штифт. Под градусом не сразу заметил, что пружинки нету, собрал, понял. Говорю: "Ну всё, это китайское творение можно выкинуть, пружинки нету".
Бабуля повертела заколку, положила на стол, грустно на неё посмотрела, а затем одним яростным движением сгребла все детальки в руку и заправским броском баскетболиста забросила всё в мусорку с выражением лица "да гори оно всё синим пламенем, пропали мои тяжкие многолетние труды!".
Буквально через минуту захотелось в туалет, ну я и пошёл. На стиралке замечаю инородный предмет, пригляделся - опаньки, пружиночка! Ну, я её хвать в руку и тащу на кухню, бабуле показать. Спрашиваю: "Знаешь, что это? Это пружинка!". Бабуля немедленно утыкается носом в ведро в поисках заколки. Говорю: "Оставь, чего в мусоре копаться". Достаёт заколку. Но не всю, а только пластиковые половинки, без штифта. Я такой: "Ну да, ну да, а сейчас ты будешь штифт этот мелкий искать? Упокой ты уже эту несчастную заколку, ей цена ну максимум 20 денег".
Бабуля выкидывает половинки и пружинку и говорит: "Я её за 5 денег взяла!", и лицо в грустный смайлик переделывает. Говорю: "Ну сходишь ещё купишь, дешёвая ведь.". Смотрю на неё и думаю, ну может реликвия какая, даром что дешёвая? И спросил на всякий случай: "Когда ты её купила?". А она мне: "Сегодня..."
И тут мы решили уехать из деревни в город, нас конечно не отпускали из колхоза, но так как он был сильно настойчивый, добился и нас отпустили, мы уехали, бросили дом, овец, корову, курей и все прочее.
Отец все это продал, дом нашу половину продал, а свою какую он нам покупал за 400 рублей увез Петру, а за нашу половину нам выслал деньги, и у нас скопилось 800 рублей, в то время 800 рублей у кого было, считались миллионеры, потому что заработка совсем не было, после военные годы, какие там заработки. Приехали мы на Балхаш. У него (мужа) там уже была квартира получена, он вперед уезжал, получил квартиру, потом нас привез туда. Приехали мы ночью, утром он ушел на работу, а я как барыня сплю, мне показалось так хорошо после деревни, утром управляться не надо, комната большая светлая, окна большие, правда в бараке была наша квартира, но все равно мне было так хорошо, казалось я на свет народилась. И вот так стали жить, пошло все хорошо. Я туда вызвала Брата Толю, а потом сестру Полю. Это был 1960 год. Но брату там оказался не климат, у него были сильные головные боли, он уехал в Бийск, в Бийске он женился и живет там, а Поля так и осталась на Балхаше.
Алеша мой так и продолжает выступать и драться. И еще меня стал ревновать, сам не стал ходить по другим, а меня безбожно ревновал, я чуть с ума не сошла, у меня что-то случилось с головой от такой жизни. Я работала на хлебозаводе, возили мы хлеб по магазинам вдвоем с женщиной и шофёр, поедем от магазина до другого магазина, а он бежит за машиной, потом внушил себе и ему стало казаться, что я с кем то обнимаюсь, он туда побежит, а там никого нет, вот до чего довела дурь, человека. Как то пошла я и сделала завивку, так не то что мне было тошно, а небу было жарко, что он делал. У него друг был немец, он к нам ходил, я хотела Полю с ним познакомить и ему сказала, он все её ждал, а поля не может из колхоза ни как выбраться, вот он и не мог дождаться, женился. Поля приехала, опоздала, парень симпатичный хороший, но тоже ревнивый, вот Алеша и к нему меня ревновал, говорит- почему я такой не счастливый, люди женятся ни кто им не мешает, а у меня все тебя отбирают, из Колово уехал боялся что там тебя у меня отберут, думал что здесь теперь буду спокойно жить, но и здесь тоже все лезут. Это ему так казалось, ни кто и не собирался меня у него отбирать, кому я нужна. Но вот и живем, начали опять обзаводиться кое-чем. Однажды у него пошла кровь из носа, вызвали скорую, еле остановили, и после этого он уперся, что ему там не климат, говорит уеду в Горный. Кто бы знал как мне на охота было от туда уезжать. Но почему то опять же, молода глупа, мне не надо было от туда ехать, пусть бы он ехал один. Вскоре эти бараки снесли, людям всем кто в них жил дали квартиры благоустроенные, а мы дураки уехали.
Глава 6
Жизнь в другом городе
Поехали мы из Балхаша в Горный <Горно-Алтайск> . Ехали на поезде. Приехали к его брату, жена брата была не довольна что мы к ним приехали, и мы быстрей начали искать себе жилье. Нашли домик он стоил в то время 1800 рублей, а у нас было только 800 рублей, Алеша поехал к моему отцу занять денег, одну тысячу, я сильно расстраивалась. Не хотелось мне брать у них деньги, но деваться не куда, жить надо где-то. Итак занесли тысячу, которой отец упрекал меня всю жизнь, и теперь братья упрекают, да и в то время брат на отца кричал, что дал мне денег. Алеша устроился на работу шофером, в то время платили мало 50 рублей, а я пошла работать в столовую получала 30 рублей, за питание высчитывали 8 рублей, на руки приходилось 22 рубля. Вот с этой получки мы начали копить деньги и отдавать долг, накопим 100 рублей отдадим, и опять копим, а сами бьемся как рыбы об лед, без копейки, детей я кормила- в магазине брала хлеб сахар и маргарин вместо масла, чай пили одну воду, заварку брать было не на что, молоко тоже не брали, благо что я с работы носила косточки и варила суп детям, а к зиме свинью выкармливали, тоже с работы носила отходы. Алеша был пробивной, он все как-то достанет и везет домой. И тут Алеша заболел и копить денег стало совсем не с чего, ему плотили 30 рублей, у него была первая группа и стажа не хватало, колхозный стаж не засчитывали, он писал везде и в Москву, но в Москву конечно не допускали эти письма, везде отказ, круг замкнулся, вот мы и долг не доплатили 400 рублей, а сами так обнищали что и одеть было не чего. Пошла я раз в город с ребятишками, а им одеть не чего. Любе тогда было 10 лет, я надела на нее рваное платье, стыдно показаться но ничего не поделаешь. А у него были сильные боли, в то время уколы на дом не ездили, не ставили, я брала ему таблетки, анальгин стоил 52 копейки пачка, а в пачке 6 штук это ему на один день, на лекарства не хватало, за голову схватилась и не знала что делать, день на работе, а ночь с ним, он кричит от боли. Я пойду на работу и по дороге охаю во всеуслышанье, люди на меня оглядываются, а на работе стала продукты сжигать, хорошо хоть совсем с ума не сошла. Приехал его брат Костя, а у меня денег нет взять хлеба, и он дал мне 5 рублей, я так была рада, что и сейчас помню это добро, я этой пятеркой, дотянула до получки, вот такая жизнь была.
Когда мы приехали с Балхаша в Горный, я сильно скучала, долго не могла привыкнуть, мне на Балхаше нравилось. Пришла весна, закуковала кукушка, а у меня разрывается сердце от тоски. И думаю заделалась бы я кукушкой, и стала бы куковать. Но через долгое время привыкла. Здесь в Горном, Алеша стал пить и изменять мне, связался с одной женщиной замужней, когда я узнала, начала его выгонять, он струсил. Я ходила к этой женщине домой, Мария звали ее, но я не ругалась с ней, я не умею ругаться, а просто поговорила, и это подействовало на нее и на него, я ему приказала уволиться с этой работы, так как они работали вместе, и он сразу же уволился, я взяла отпуск и мы поехали в Камень-на Оби, туда уехал его друг механик, вот он и созвал туда за рыбой, там в Оби очень хорошая рыба. Взяли с собой Нину и поехали, доехали до Бийска и я уперлась не поеду дальше, он меня уговаривал как маленького ребенка, и я все же согласилась. Доехали до какой-то станции и там ждали нас поезда, он меня начал укладывать спать, уж он меня укладывал, укрывал, углаживал, весь народ на нас внимание, вот скажут какие счастливые, а сам ушел с Ниной в столовую, я полежала не много, и думаю что их долго нету, и встала, слышу люди говорят дольше укладывал, чем она лежала, видишь какие люди ненавистные, если одному человеку хорошо, то других бесит от зависти.
Съездили мы привезли рыбы чемодан, рыба крупная через весь чемодан- стерлядь, у нее костей нет, вкусная.
Глава 7
Вдовья
Приехали мы в Горный <Горно-Алтайск> в 1962 году, и в 1965 Алексей заболел, умер в 1967 году.
<Алексей Ильич умер от лейкемии (малокровия)>
На фото, Брат бабушки Анатолий Семёнович, Муж Алексей Ильич. Дети Любовь Алексеевна, Юлия Алексеевна, Александр Алексеевич, Нина Алексеевна, и бабушка Екатерина Семёновна. Балхаш, 1961 год
Мне 38, моей дочери — 18. Полгода назад она родила. И меня ужасно бесит вся эта ситуация! Особенно бесит, что ни она, ни её парень не имеют стабильного дохода, зато им подавай всё самое лучшее! Например, я предложила им помочь с покупкой кроватки и коляски б/у с одного известного сайта. Так они в один голос начали орать, что их ребёнок не будет спать на бэушном и бомжовском. Подгузники им подавай самые дорогие, детские вещи тоже новые, хотя внучка из них очень быстро вырастает. Я нашла и коляску, и кроватку в хорошем состоянии, а моя коллега за чисто символическую плату отдавала пакет прекрасных вещей на девочку. Дочь взяла и коляску, и кроватку, и вещи в итоге, но скривила такую морду, что у меня пропало любое желание помогать. Несколько месяцев назад она решила свернуть грудное вскармливание, начала покупать смеси, но денег на них нет, потому что внучке не все подошли, а очень дорогие. Я не стала давать денег, потому что дочь бросила кормить не по болезни или какой-то другой причине, а потому что ей надоело, неудобно, больно, да и шампусик не попьёшь. Но когда не на что стало покупать смеси, она каким-то чудом вернула лактацию. Постоянно упрекает меня в том, что я не помогаю им, хотя у меня много денег, а вот родители её парня победнее будут, но последнее отдадут за них и маленькую внучку. Они снимают им квартиру, покупают продукты. Дочь ни дня не работала, её парень (а они даже не женаты) тоже работает от случая к случаю. Внучку родили по залёту, живут непонятно как. Я считала, что нужно сделать аборт. А дочь при случае любит тыкнуть в лицо внучкой и сказать: "Смотри, что ты хотела абортировать!" Приводит в пример меня, что вышла замуж в 19 лет и мне помогали родители. Только я в отличие от дочери вышла замуж по любви, за первого и единственного мальчика своего на тот момент. И её мы зачали осознанно. Муж работал, зарабатывал много, мы обеспечивали себя сами и родители имели возможность и желание помочь. Они были уже почти пенсионерами, у них было время. А моя дочь с 16 лет встречается с мальчиками, нынешний парень у нее, наверное, десятый уже. Она безалаберная, не хочет учиться, уже думает, как родить второго, получить капитал и потратить его! Я действительно живу хорошо. У меня есть второй ребёнок — сын 12 лет. Мне есть куда вложить деньги, я лучше поеду на море или сыну куплю что-то полезное, чем буду отдавать деньги безответственной дочери. Я всегда говорила с ней о том, как важно получить образование, быть независимой, выучиться, иметь хорошую профессию, как важно выбрать хорошего мужа, надёжного, от которого можно родить. Жаль, нет в живых её отца. Мой муж умер, когда ей было 10. Может быть, он бы воспитал её иначе, а мне не хватило строгости. В любом случае, я считаю, что раз она решила рожать, то сама должна нести ответственность за это вместе с отцом ребёнка и принимать мою помощь любую и с благодарностью. Но я уже не хочу помогать ей вообще.
Рассказывает, что на финском её имя звучит, как Гандина. Рассказывает, что подрабатывает в католической церкви. Остальное время нашего диалога всё больше о других говорит.
Говорит о девяностолетней бабушке, которая не может ходить и на старости лет осталась совсем одна – все родственники уехали в другую страну. Чтобы уехать, продали обе квартиры: и свою, и бабушкину. Купили ей комнатку в коммуналке, свезли её туда и уехали.
Гандина покачивает головой, шепчет:
— Моя дочь тоже вот, уехала. Но хотя бы звонит, редко, но звонит.
К Ночному автобусу Ночлежки Гандина приходит за едой для себя и той самой лежачей бабушки. Внимательно следит, чтобы хлеб положили не горбушку, а мяконький – у бабушки зубов почти нет. Протягивает контейнер с крышечкой — для супчика горячего. Следит, чтобы блины масленичные сгущенкой полили – бабушка скучает по сладкому.
— Знаете, она порой, как в забытье впадёт, доченькой меня называет. Я уж молчу, не напоминаю ей лишний раз, что не доченька я ей на самом деле. Забочусь вот, как могу. Денег у меня почти никогда нет, в храме чаще продукты дают. Ну, и вот здесь из автобуса кормят, спасибо вам. Так и справляемся, живём. Я вот думаю, слава Богу, что я ходить могу. А если б лежала, страшно подумать, что было бы.
Прощаемся.
— Вы уж, деточка, простите меня, пойду, озябла вся. Блинки понесу своей бабуле, пока не простыли. Чая-то у нас нет, но с водичкой кипячёной тоже вкусно, порадуемся.
Уходит-ушаркивает куда-то сквозь промзону и лужи Лигово.