В конце восьмидесятых, я работал фотографом. Летом, когда ни в школах ни в детских садах никого не было, я приезжал в центр города с клоуном, или страусом и делал фотографии желающим приобщиться к смешному и прекрасному в парке. Как-то, ко мне подошёл человек. Присел рядом, поздоровался. Он был в майке с короткими рукавами и его бицепс размером был примерно с мою голову. Я косился на его руки, потом смотрел на свои нелепые веточки и мне казалось, что у меня рук нет вообще. Он был спокойным, уравновешенным, воспитанным человеком. Пришёл он ко мне по вполне профессиональному вопросу - ему нужен был фото-альбом.
Так как нам предстояло какое-то время общаться, я спросил как его называть. Он сказал, что Володя будет вполне. Мы договорились о встрече около его дома. Я записал адрес и дату и время и он ушёл.
Дом его располагался в парковой зоне, прямо напротив музея природы. Я приехал, как всегда, заранее и стоял ждал у калитки. Ровно в означенное время он вышел и окрикнул меня. Я глянул во двор на предмет наличия собаки. У меня с ними сложные не дипломатические отношения были уже тогда. Я приоткрыл калитку и если бы была собака, то она бы уже неслась бы мне навстречу с распростёртыми объятиями. У меня же была бы секунда, чтобы закрыть калитку, а я в те времена был чемпионом города по бегу на длинные дистанции. Бежать не пришлось, хотя я уже был готов.
Я зашёл в предбанник и мы поздоровались за руку. Ну у кого что было, тем тот и поздоровался. Мне было бы гораздо удобнее пожимать ему не всю ладонь полностью, а пальца три. Он снял ключ с гвоздя на стене и мы пошли во двор. Там стоял, обычный сарай-дровник, на первый взгляд. Ну, или, какой-то типичный сарай, где лежат какие-то доски, инструменты, лопаты, грабли, как у всех у кого есть частный дом. Мы зашли, и там не было ничего из того что я ожидал увидеть. Тогда это называлось - качалка. Максимум, что я мог бы поднять из всего что там было - это гриф штанги без колёс. Всё было массивное, крупное, тяжёлое. Что-то было настоящим, что-то самодельным. Это мы сейчас привыкли к блестящим железякам в спортивных залах, тогда кое-где даже было ржавое. Ему нужен был альбом его спортивных достижений. Надо сказать, что достижений у него было - грех жаловаться. Он был совсем не большого роста, но когда он снял майку, вместо тела я увидел горные рельефы, чуть ли не в натуральную величину. Он поднимал эти невероятные тяжести и я делал по нескольку дублей. Так мы с ним забили две плёнки - 72 кадра.
Договор был простой, классический - "стулья - деньги". Мы вернулись в дом и он предложил чаю. Отказываться было глупо, я снял ботинки и мы вошли в комнату. Там была вполне себе обычная обстановка по тем временам, разве что комната была сильно просторнее. Он назвал какое-то женское имя и попросил сделать чаю. Минут через 10, в комнату с заварником в руках вошла девочка. Ну лет, наверное, десяти-двенадцати. Дочь моя - не без гордости сказал он. Она тихо поздоровалась и ушла.
А надо же было о чём-то говорить. А о чём с почти незнакомым человеком? Ну и я за профессиональное. Я ещё там в качалке заметил шрам у него в районе селезёнки и логично поинтересовался, операция, мол?! Ну, заретушировать, может, или оставить? Он как-то так не очень смело, но сказал, что это не операция, а нож. Я сразу понял, что темка так себе и мы поговорили за жизнь, за то, за сё. Через пару дней я привёз ему пачку фотографий и он рассчитался, даже немного с запасом. Тогда для меня эта фраза звучала странно, но он сказал на прощание - "если будут проблемы, обращайся". Это было ещё до диких девяностых, и слово "проблемы" имело самое обычное значение. Ну, велик сломался, там, или ключ потерял.
Мы с ним несколько раз ещё виделись и мама однажды мне сказала, что не надо с такими людьми общаться. А мне 18 лет было - если мама сказала нельзя, то надо обязательно. Я таки набрался смелости разок и спросил таки про тот самый нож. Он как-то тяжело вздохнул и сказал, что в тюрьме заточкой порезали. А я уже к тому времени почти всю литературу про криминальный мир России перелопатил. Он неохотно об этом рассказывал, и быстро перескочил на то, что там и начал заниматься спортом. Ну и замяли.
Потом я в море ушёл, потом работа началась, командировки, в общем, взрослая жизнь и мы с ним почти не виделись. Как-то мы стояли с Володей у рынка и о чём-то весело болтали. Нас заметил мой коллега и потом поинтересовался, откуда я его знаю? Я ему рассказал что делал когда-то ему фотоальбом. Ну и коллега вкратце рассказал мне кто этот Володя.
Город у нас маленький и новости и без мобильных телефонов разлетались мгновенно. Он, как и каждое утро, вёз дочку в школу на машине. Машину изрешетили так, что выжить в ней было абсолютно невозможно. Я не помню, бытовало ли уже тогда слово "беспредел", но это был он. Бандитские разборки - да. Это их игры на выживание и там любые методы были хороши, но девочка...
Она у него была дома за хозяйку. Я несколько раз был у них. Она и готовила и дом убирала и гладила. Володя говорил, что человек должен быть готов в жизни ко всему, всё уметь, всё мочь. Она умела и могла гораздо больше сверстниц, но к такому концу, явно не была готова.
Я никогда до и никогда после не видел столько детей на кладбище.
У меня где-то до сих пор лежат его плёнки с негативами. А передать то их и некому.
