Раньше занимался постройкой садов в бутылках. Занятие необычайно интересное, но в какой то момент элементарно стало не хватать времени. Недавно в офисе у коллеги на шкафу увидел одно из своих творений))) сдули пыль, и увидели вот что))
Пробка нетронутая, запечатана воском.
На бирке дата и остатки моего логотипа.
С момента создания прошло пять лет, а жизнь внутри и не думает заканчиваться)))
(Все имена и события – вымышленные. Любые совпадения случайны.)
А вот еще вспомнилось. Ехал я как-то из Вологды в Устье, на свою, значит, малую родину. Ехал ночью, часа в два. Красота! Дорога пустая, мрачноватый пейзаж в свете фар, луна почти полная, и россыпь звезд. На дворе было лето, начало августа. Темень, но не кромешная, а так, глубокие, темные сумерки. Еду, музыку слушаю, НЕ СПЛЮ, - так как отлично выспался еще днем. То есть версия, что все нижеизложенное мне приснилось, пригрезилось или привиделось, отпадает сразу. Но, вернемся к рассказу. Иж мой катился медленно, но уверенно. Зная его капризный нрав, и, несмотря на довольно молодые годы, просто таки вопиющую ветхость и ненадежность связки кардан- задний мост, больше девяноста- ста километров в час я ему никогда не давал. Что тут скажешь – «каблучок», это вам не гоночный болид. В общем рулю, курю, подпеваю в пол голоса. Проехал указатель «Озерки» (местные поймут), и вот-вот уже должен быть опасный поворот, за которым покажется ярко освещенный мост через реку Кубену. Вот-вот… Внезапно, я понимаю, что поворот на Озерки остался позади уж минут десять как, а я все еду и еду прямо. И никакого опасного поворота, и уж тем более освещенного моста за ним. Дорога в свете фар прямая как стрела. Еду вроде не медленно, и уже давным-давно должен был лихо повернуть направо, но нет, белая лента разметки блестящая на покрытом щербинами асфальте даже намека не делает о том, что собирается куда-нибудь поворачивать. Более того, я не заметил даже знака, обозначающего опасный поворот. Только ослепительно белая осевая, обочины, километровые столбики мелькают один за одним, кюветы, поросшие низеньким кустарником, да сплошная стена синевато-черного леса за ними. Стоп! Столбики! Проезжая очередной километровый столбик, я краем глаза разглядел на нем белую цифру пять. Проезжая мимо следующего столба, я слегка притормозил, и с удивлением заметил на нем ту же самую пятерку. И на следующем столбике, блеснувшем справа, и на следующем… Мне стало не по себе. Внутри все опустилось. Скажите, у вас бывало когда-нибудь чувство, что внутри все опускается? Это чувство может порой возникнуть в очереди перед кабинетом стоматолога. Вроде и не боишься, и знаешь, что есть наркоз, и что у доктора легкая рука, и что тридцать лет стажа… И все же, когда загорается лампа над дверью, и наступает твоя очередь идти, внутри все сжимается, и как бы проваливается куда-то вниз, а тело при этом холодеет. Вот именно это почувствовал я однажды теплой августовской ночью, глядя, как навстречу движению автомобиля, в свете фар, один за одним бегут столбики, с напечатанной на синем фоне цифрой пять. Это что же получается, я езжу по кругу, с одним километровым столбом? Нет, я бы заметил столь резкое закругление дороги. Пятна света меж тем освещали ровную как линейка полоску асфальта, упираясь в угольную черноту ночи. Я включил противотуманки, «люстру» на крыше… Ничего! Все та же дорога, белая блестящая линия посредине, тот же лес за пределами луча света и километровые столбики… С одинаковыми цифрами. С ужасом наблюдая за проносящимися знаками, я не заметил, как стрелка спидометра пересекла 150 . А когда заметил, очень удивился, так как и до сих пор подозреваю, что даже инженеры ижевского завода, не поверили бы, что ИЖ, этот скромный трудяга на такое способен. А в глубине души, помимо страха и удивления, шевельнулась искренняя гордость за отечественный автопром. Машина между тем неслась со скоростью и звуком отрывающегося от земли «Боинга». Внезапно, в голове мелькнула мысль, от которой нога резко, почти в пол вдавила педаль тормоза. Автомобиль со скрипом, свистом и лязганьем, в огромном облаке пыли, остановился у очередного столбика. Я вышел, и в свете фар принялся осматривать указатель. Обычный такой километровый столбик. Белая нога и синяя табличка. Не придумав ничего другого, я несколько раз обошел вокруг, и, изо всех сил пнув его, дабы убедиться, что это не бутафория, отправился пешком прямо к следующему знаку, отблескивавшему синим, где-то на границе освещенного пространства. Оглянувшись назад, я подумал: «Интересно, это будет столбик с пятеркой? Тот же самый? С вытоптанным мной вокруг грунтом и отпечатком подошвы на белой «ноге»?». Неторопливой рысцой преодолев расстояние, я с огромным удивлением понял, что этот столбик был далеко не тот же самый. Более того, на синей эмалированной поверхности, типографским шрифтом была четко оттиснута цифра шесть! Облегчению моему не было предела! Это значит, что пешком, я все-таки вырвался из зловещих объятий этого проклятого пятого километра! Вот только радость быстро угасла, когда до меня дошел тот факт, что дорога все так же убегает прямо, а через каких-нибудь пятнадцать-двадцать шагов и вовсе исчезает в кромешной тьме. Стали проступать и другие окружавшие меня странные детали. Луна, пусть и светила, но свет этот, как мне тогда показалось, не выходил за рамки самой луны. Чтоб вы понимали, на иссиня-черном небосводе она смотрелась как на детском рисунке, желтым, резко очерченным кругом. Кроме луны на небе не было ни звезд, ни облаков. Не чувствовалось ветра. Стояла полная, тишина. Издалека доносился шум мотора, но стало еще более тоскливо, когда до меня дошло что это звук двигателя моей машины. Я огляделся. Деревья в обступавшем дорогу лесу показались вдруг… одинаковыми? Как будто кто-то нарисовал лес на гигантских полотнищах, и развесил их как занавес вдоль шоссе. Чем больше я вглядывался, до рези в глазах напрягая зрение, тем больше казалось, что эти исполинские гардины вот-вот всколыхнутся, разойдясь в разные стороны, а из-за них хлынет потоком черный свет. Все это пронеслось в голове за какую то милисекунду, но чувство нереальности навалилось вдруг с такой силой, что ослабли ноги, а во роту пересохло. Казалось, в мире из осязаемого только я, да столбик с табличкой. И еще слабый свет фар за моей спиной. Машина! Не помня себя, я развернулся и бросился бежать к спасительному свету, и мирному тарахтению движка. Шаги отдавались в застывшем воздухе громкими щелчками, гулкими и звонкими, как в огромном зале, или пещере.
Пулей влетев в кабину, я лихорадочно опустил кнопки запирания дверей, и только после этого перевел дух. Но, однако же, вокруг ровным счетом ничего не изменилось. Чувство нереальности происходящего никуда не делось. Луна все так же представляла собой нарисованный тусклый желтый круг , а лес уже не тянул даже на объемную декорацию. Мне казалось, что если присмотреться, то можно увидеть прорези меж этих «лесных» портьер, с клубящимися за ними миазмами аспидно-черного, ничего не освещающего света. Я закурил. Что же делать? Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ??? Так! Надо развернуться. Раз вперед нельзя, поеду назад, и если вырвусь из проклятого места, просто дождусь утра. «Если вырвешься, и если утро наступит»- будто бы прошептал кто-то в глубинах подсознания. Развернув автомобиль, и резко ускорившись, я уже который раз за эту ночь открыл рот от изумления, так как не прошло и минуты, как справа фары высветили табличку «Озерки». Пронесшись по инерции еще метров четыреста, я припарковался на обочине. Требовалось обдумать и переварить все случившееся. И пока я сидел, вглядываясь в самый обыкновенный залитый лунным светом лес за окном, разглядывая звезды, что серебрились над убегающей вдаль дорогой, то пропадая, то появляясь из облаков, невдалеке показались неяркие фары встречного автомобиля. Через пару минут мимо, в сторону «Озерков» с рокотом пронесся автомобиль, рискуя попасть в жуткую ловушку, из которой только что чудом выбрался я. И вот что бы вы сделали на моем месте? Посмотрели бы, куда и как девается этот «подопытный»? Перенесется ли авто в другое измерение, или просто пропадет из виду? Я же подумал совершенно иначе. Дорога, это место, где люди должны помогать друг другу. Поэтому, лихо развернув свой драндулет, я помчался вслед удаляющимся красным огням. Довольно быстро автомобиль показался впереди, и я увидел, что это старая двадцать первая Волга, то ли бежевого, то ли серого цвета. Кроме того, на корме висел еще советский номерной знак. Помните такие, с буквенным указанием принадлежности к региону? Вот именно такой и был на едущем впереди автомобиле. Цифры не вспомню хоть убей, а вот буквы – ВО точно были. Значит из нашей области. На моргание дальним светом и звуки клаксона водитель не реагировал, а просто мчал вперед, целиком и полностью игнорируя все мои сигналы.Но когда, на скорости около ста двадцати я решился обойти данный раритет, дабы притормозить его, Волга неожиданно ускорилась, и красные стоп-сигналы ее, мгновенно удалившись от меня метров этак на двести, скрылись за поворотом. «Ура!!!» - мысленно проорал я, сбавляя скорость перед знаком опасный поворот, и с осторожностью преодолевая препятствие.
И знаете что? Волги за поворотом не было. Деться она никуда не могла, там нет ни отвороток, ни съездов. В кювете тоже не валялась. Впереди, километрах в трех, ярко горели фонари моста, и ни одной машины на пустом шоссе. Куда же в таком случае черт возьми она подевалась?
Ломал ли я голову над тем, что все же это такое было? Да, и сейчас порой думаю. И ни к чему не прихожу. Временная петля? Не похоже. Параллельный мир? Может быть, но навряд ли… Пришельцы? Слишком сложно на мой взгляд. Но как бы то ни было, я на сто процентов уверен, что эта старая, то ли серая, то ли бежевая двадцать первая, напрямую связана со всем этим. А иначе как еще объяснить ее бесследное исчезновение?.
А вы что думаете?
Фото мое)
(фото мои.)
Уфтюга
Дорога мимо д. Погорелово
Старый выгон
Брод через Кихть
Озеро
Часовня Вознесения Господня
(Все имена и события – вымышленые. Любые совпадения случайны.)
-Дмитрий Николаевич, помните, вы обещали рассказать?
Хромцов Дмитрий Николаевич работал в Богородском «штатным» трактористом. Свой Т-40 он содержал в настолько исправном состоянии, насколько это было возможно в современных реалиях, и часто бывал просто незаменим в небогатом нынче местном сельском хозяйстве. Кстати, несмотря на бытующие стереотипы, и сам он был человеком очень чистоплотным и опрятным, а так-же исключительно малопьющим, однако мог пропустить за ужином стопку-другую местного самогона или настойки, которые, в качестве премиальных к оговоренному гонорару, прибавляли местные бабульки безотказному своему помощнику.
Вот и сейчас, употребив за ужином по рюмке ароматного, яблочного, как называл его сам хозяин, «бренди», сидели мы на низеньком крылечке, мирно покуривая, любуясь красно-оранжевым закатным солнцем, в окружении пушистых розовато-сизых облаков медленно уплывающим за дальний лесок.
- Вы обещали рассказать мне про зеленый туман. Помните, тогда, вечером вы еще сказали, что он опасен. – выпитый крепкий «бренди» давал о себе знать, и я был уверен, что не особо разговорчивому обычно механизатору он тоже хоть немного, да развяжет язык.
- Хорошо, расскажу. – просто ответил тракторист.
« В общем то, что такое на самом деле, этот зеленый туман, никто не знает. Но в нашей местности, от Бережного, до Авксентьева, я думаю с этим явлением знакомы многие. Кто-то видел его своими глазами, а кто просто слышал о нем от других. Иногда, в середине, или в конце лета, приходит очень странный туман. Когда спускаются сумерки, все вокруг становится синевато-черным, и меняются очертания предметов, в некоторых местах, особенно над водой, возникает зеленоватое свечение, переходящее в светло-зеленую дымку.
Это не обыкновенный туман, белый как парное молоко, или серый, густой и влажный. Он этакого гнилостного, зеленоватого цвета, пахнущий болотной тиной и какими-то пряными травами. К тому-же, от него исходит мертвенное зеленоватое сияние».
Дмитрий Николаевич как будто пересказывал историю, поведанную ему кем-то, очень уж сильно отличалась данная манера речи от его обычного говора.
«Он не такой густой, и скорей похож на дым, или марево. Держится недолго, но всегда появляется неожиданно и как-бы сопровождает обычный, белый туман. Бывало, что человек, особенно после заката, зашедши в этакую серовато-белую мглу, сам того не ведая попадал в зеленый туман. »
- И что обычно происходило с таким человеком?- не выдержал я.
- Разное Саня, разное. Но одно могу сказать точно, - хорошего от этой гадости зеленой не жди.
- И все-таки, расскажите! Должны же быть очевидцы, или те кто побывал в нем.
- Да мало-ли? Пастух наш местный, Федька, до сих пор в дурдоме Александровском, деда Северьяна с его лодкой так и не нашли, ровно как и нескольких баб. Собак, коров, овец, – не по одной в год пропадало, а если их и находили то... Не к ночи в общем рассказывать в каком состоянии. И это только с наших мест, а если в Ерино, Поповке или в Конь-Горе поспрашивать, думаю историй тебе выйдет на целую книгу.
- Так что с ними приключилось?
- А кто его знает? Федюшка вот например, в ночном коров пас. Там луговина есть, за перелеском, между Погорельцевым и Поскотиной. Утром когда пришли его менять, сидел он выпучив глаза, растрепанный, и как-бы немного того.. не в своем уме. Все твердил о зеленом тумане. А в стаде недосчитались пары коров. Одну вскоре нашли неподалеку. В ветвях сосны, метрах в шести над землей. Ну как нашли.. Там был хребет с передними ногами и головой. А вторая… В общем нашли только заднюю ногу, вырванную из тела. Хозяин ее, Вася Комаров, опознал по рыжему пятну на бабке. Ох и воняло от той ноги! Будто трупом не жаре пролежавшем.
Дед Северьян пропал, поехав как то вечером проверять верши. Уфтюга возле Богородского не сказать чтоб мелкая, но и не глубокая, а вот дальше начинаются омута да бочаги, ну и решил он спуститься вниз, по течению. Женька Крутова тогда белье на плотике полоскала, что перед старым катером затопленным. Она своими глазами видела, как этот туман из-за поворота реки появился, да неожиданно так! А ведь еще и сумерки не наступили! Так Северьяна будто что затянуло туда. Вот только пока она белье в таз закинула, да пока за мужем до дома сбегала, крики деда уже стихли. Больше не видали ни его, ни лодки.
А про девок и говорить нечего. Вот, Анисья Молева. Говорят, шли с девками из клуба в Погорельцево. Вечерело. Над луговиной туман понемногу расстилался. Так Анисья вдруг встрепенулась, будто позвал кто, и в сторону с тропки побежала. Как ни кричали подруги ей в след, – будто и не слышала. И вот увидели они, что туман тот – зеленый. ну и побежали они в Богородское, только пятки засверкали. А Анисья, пропала, как и не бывало ее. Уж годков пять как минуло. Пытались, конечно, найти пропавших, даже участковый из Устья приезжал. Да куда там… Кто поверит, что исчезли они в зеленом тумане? Так и записали без вести пропавшими. Конечно, те кто поосторожнее ни в жись не попадут туда. Но беречься все же надо.
Дмитрий Николаевич вздохнул и посмотрел в даль.
- А вы сами, сталкивались с ним?- спросил я захваченный его рассказом. Аномальный атмосферный феномен, - это было уже интересно. Не просто деревенские байки про русалок и леших, а настоящее, неисследованное природное явление.
- Было дело... – неохотно отозвался тракторист. Он достал из пачки сигарету, и стал задумчиво мять ее в пальцах. Потом огляделся, и понизил голос почти до шепота: – Я там мертвых видел...
Наверное в тот момент у меня совсем уж явно отвисла челюсть, потому что Дмитрий Николаевич отвернулся от меня и буркнул: «Не веришь!» А кто бы поверил, услышав подобное от насквозь рационального, как мне казалось, материалиста-механизатора?
- Да уж – вздохнув, честно ответил я, - Верится с трудом. Но все-же, прошу рассказать мне все, как было.
Тракторист, закончив мучить сигарету, наконец закурил, и выпустив облако дыма, продолжил повествование:
-В общем, пахал я как то в Поскотине. Это выгон на берегу Шоиньги, в низине. Там охотники наши хотели овес для кабанов на прикорм посеять. Приехал туда уже в сумерках, после рабочего дня. Там и пройти то раз шесть – семь, туда-обратно надо было. Ну, я фары зажег. Пашу. И спустя какое то время замечаю, что над Шоиньгой стал сгущаться туман. Да так быстро! Вскоре пахал я уже в грязно-серой пелене. Но, света фары давали предостаточно, поэтому туман меня беспокоил мало. Пока он не начал зеленеть. Тут мне вспомнились все истории, что ходили по селу о зеленом тумане, вспомнились останки несчастной буренки, которые сам же с дерева снимать помогал, и так мне стало жутко, что подташнивать начало, а волосы зашевелились под кепкой. Решил я значит, как можно скорее оттуда выбираться. Вылез из кабины, стал поднимать плуг. Кручу рукоятку подъемного механизма (он у меня без гидравлики), а сам оглядываюсь по сторонам, и тоскливо мне так стало, что хоть кричи. И тишина вокруг какая то уж совсем мертвая. Внезапно, в отсвете фар, чуток в стороне почудилось мне какое-то движение. Словно животное какое пробежало. Не помня себя, залетел я в кабину. Все же, какая-никакая, а защита! А из тумана шариком выкатилась обыкновенная собака. Я обрадованно перевел дух, узнав знакомую животину. Да это же Дунайка! Мой пес! Охотничий полу-лайка, что обегал со мной все окрестные леса. Вот так сюрприз! Хотел я его подозвать, уж и дверь открывать начал. Да только неожиданно, пришло мне в голову, что помер мой Дунай на тот момент уж пол-года как. Волки ли задрали, или собаки другие загрызли, не знаю, - мертвого нашли его за деревней. Да только здесь то, вот он, - живее всех живых! Бегает, хвостом виляет, выходи, хозяин мол, поиграем, подурачимся. Но я то знаю, что не живой он! А в свете этом зеленом и вовсе нереальным кажется. Хотел я значит уже рвануть оттуда, как вдруг заметил, что перед трактором толпятся какие-то люди. Присмотрелся: мать честная, люди то давно уже помершие! Вот сестра моя старшая с мужем, – на мотоцикле они разбились три года назад, вот Боря – сосед, что пьяный замерз за клубом, вон Марфа, – старуха, про которую мы детьми думали, что ведьма она. И еще много людей, знакомых и незнакомых. Старики, бабы, дети. А они стоят, смотрят на трактор, и оживленно так говорят о чем-то. Только слов не слыхать, будто ваты мне в уши набили. И мне руками машут, иди, вроде как к нам. У меня в животе похолодело, озноб по спине пробежал. Вот ведь, не лежится же вам в земле! Поднял вас туман проклятый! Потом думаю, - а будь что будет! Если и вправду мертвяки, или призраки, – хуже не сделаю. Глаза зажмурил, вдавил по газам, да попер прямо на них. Не помню, что я кричал, наверное что то вроде: «Ах вы, так вас, растак, мать вашу, нечистую!». Но, точно помню, что громко! А через минуту, открыв глаза, к радости своей увидел, что туман этот поганый вокруг рассеивается. Только зеленые обрывки, словно дым от бани в ветреный день, расстилаются по земле. Вот только еду я уж по самому краю обрывистого берега. Еще чуть, и поминай как звали! Заглушил двигатель, закурил, оглянулся, - а тумана того жуткого, – как не бывало. Да и обычный то туман мало того, что понемногу опадал, так еще и розоветь начал. Я перепугался сперва, а потом заметил, что из-за леса показалось солнце. Это же сколько я тут пробыл? Уж не всю ли ночь? Посмотрел на часы – без пятнадцати пять. Жена поди уж по всей деревне ищет!
В общем, приехав домой, я первым делом все жене рассказал. Ну, оправдаться хотел, конечно. Да и поделиться надо было хоть с кем нибудь.. И конечно, она не поверила. У виска покрутила. Еще бы. Понятно, что после Федюшки от этого тумана можно ожидать чего угодно, но такого… Если честно, я и сам себе уж не верю, –стараюсь думать, что привиделось.А если нет? Если все это было на самом деле? Дунай, те люди? Может поэтому-то я и боюсь эту зеленую пакость? Мало ли, опять увижу их? Мертвых. Эти светящиеся как гнилушки на пне, отдающие зеленоватым лица тех, кто когда то был живым. И не в кабине трактора буду, а вот как мы с тобой, рядом! Так что Саня, увидишь зеленый туман – беги от него как можно быстрее, и как можно дальше, вот тебе мой совет…
Фотографии специально не делал, выкладываю те, что нашел в телефоне. Эти места вдохновляют меня, и надеюсь, будут вдохновлять))
(Все имена и события – вымышленые. Любые совпадения случайны.)
- Бабушка, бабушка, а расскажи, как ты черта напугала!- просили дети наперебой, взбираясь на занавешенные пестрой тряпкой полати.
Семья Хромцовых уже поужинала. Отец с матерью пошли во двор, обрядить на ночь скотину и все проверить, а бабушка, – Анфиса Семеновна сидела, сгорбившись в свете семилинейки, над рукодельным столиком, перебирая нехитрый детский скарб, – починяя то ли носки, то ли штанишки, и беззлобно ругаясь вполголоса на маленьких бесенят, на которых все горит как на огне.
Я, после всех волнений устроившийся на широкой лавке, с головой укрывшись безразмерным овчинным тулупом, лениво прислушивался к затихающим звукам засыпавшего дома.
- Ладно уж, расскажу! - Семеновна собрала со стола остатки шитья и задула керосинку. Теперь изба освещалась только неяркой лампадой из красного угла.
- Токмо, вот про меня вы уж слыхали, и вроде как много раз, поентому, расскажу-ко вам про соседку нашу, Сонюшку Муромцеву.
- Про бабу Соню?- раздался из темноты возбужденный детский голосок, да мелькнула в прорехе занавеси вихрастая голова с блестящими глазенками.
- Про баушку, про баушку, – согласилась старушка, - токмо тогда она еще баушкой не была. Лет пятьдесят назад это было, тогда и я еще почитай девкою была, только–только за деда вашего замуж отец выдал царстве ему небесное.
Семеновна умолкла, потом вздохнула, посмотрев на красный угол, и продолжила:
Жила тогда Соня с мужем своим, - Андреем (богу душу он отдал лет почитай десять назад) душа в душу. Всю жисть так прожили! А тогда, давно, парой они очень красивой были, просто загляденье, да справной парой, работной, – как оженились, так сразу избу себе справили, во-он ту, что из окошка видать, да хозяйство наживать начали. А года через три случился тот самый случай.
Помню, дело аккурат под новый год было. Решил Андрей Иваныч по дрова в лес съездить. Запасти, значит, чтоб потом в новогоднюю ночь, да на Рождество значит с дровами быть. Ну, сходил, выписал у председателя кобылку колхозную с санями, подправил да насадил топор. Сонюшка меж тем нехитрую снедь ему приготовила. А поутру, в самую зарань, по свежему снежку, заткнув топорик за пояс, вывел лошадку с конюшни, запряг, да неспешно отправился через выгоны, мимо Погорельцева, в сторону черневшего за заснеженными полями леска.
Соня за домашними делами и не заметила, как пролетел недолгий зимний день. Обрядила скотину, подобрала труху на повети, прибрала избу да выскоблила пол, настрогала лучины на растопку, намолола муки, да ужин приготовила. Вот уже и сумерки спустились. Все чаще поглядывала она в окошко. На улице и вовсе потемнело, а Андрея все нет. Ужин на столе, рушником прикрыт, а Сонюшка у окна, – вглядывается в темноту, мужа выглядывает, да прислушивается, – не скрипнет ли снег под тяжелой поступью. Вдруг, без шума, скрипа открывается входная дверь и в избу заходит Андрей. Улыбается приветливо.
- Здравствуй,- говорит,- жена. Замерз я очень сильно, а еще есть хочу!
- Здравствуй, Андрюша! Проходи, мой милый, ужин давно на столе. Я все глаза выглядела в окошко, тебя ждала, да видимо все же пропустила, как ты подъехал.
- Так я с задков коня поставил. Сейчас отвечеряем, да пойду распрягать – улыбнулся муж. Скинул шапку, тулуп, да за стол направился. А Соня смотрит на него, и чувство у нее странное, - как будто незнакомый мужик перед ней, а не ее муж. Вроде бы и он, - одежда, лицо, а все равно какой-то чужой. Холодок по спине пробежал. Улыбка эта странная, движения очень уж какие-то угловатые что ли? И еще что-то неуловимое, как будто запах. Точно! Запах! Как говорила потом Сонюшка, - то была не свежесть морозной улицы, а очень тонкий запашок чего-то такого несвежего, жухлого. Так на овинах на старых пахнет, червивой прелью или гнилью. А муж, как ни в чем не бывало сел за стол, раскинул рушник и начал есть. Соня осторожно уселась напротив, и стала расспрашивать его про лес, про то, где рубил, да сколько дров привез, да как дорога. Андрей ест, охотно на все отвечает, а сам улыбается все шире. Вот только глаза в то же время, вспоминала потом Соня, оставались неподвижными, неживыми, и смотрели как будто на нее, но в то же время ее не видя. Лицо мужа при этом все больше напоминало эдакую подвижную резиновую маску. И гнилью нет-нет, да в нос шибает. Вдруг, очередной раз подняв глаза, Сонюшка замечает в свете керосинки, что муж ее не отбрасывает тень. Лампа стояла на шестке, свет ее неярко освещал избу. Тень стола, нехитрой посуды на нем, ясно обозначивались на стене. Ее тень, несколько искаженная, так-же присутствовала, а тени Андрея просто не было.
- Что то ты жена, - улыбаясь произнес мужчина, - неласкова нынче со мной? Двигайся ближе, повечеряем вместе.
Соня поднялась, но вместо того, чтоб двинуться ближе к мужу, сделала шаг назад, стараясь тем не менее не выказать страх. А у самой, словно птицы в силке, мысли в голове мечутся: «Что же это за наваждение такое? Морок то, или нечистый, пока мужа нет, притащил к ней свои копыта? Копыта! Говаривала бабка с Ерино, что если вилку уронить, так можно проверить черт это, или не черт. Ежели это окажется черт, то под столом вместо ног будут копыта, навроде коровьих!»
Так она и сделала. Подсев к мужу чуть ближе, улучила момент, да смахнула со стола вилку. Охнув, тут же заглянула под стол. И остолбенела от того что увидела! Под столом ничего не было. Ни ног, ни нижней половины туловища, - ничего! Как будто за столом никого и не сидело вовсе! Поднимает Сонюшка вилку да распрямляется над столом, а сама ни жива ни мертва от ужаса. А Андрей как сидел, так и сидит. Улыбается, да на нее смотрит. Вот только улыбка теперь больше похожа на оскал от уха до уха, и зубов как будто раза в два прибавилось. И глаза, – выпуклые, чернющие, – как две капли кипящего дегтя.
- Догадалась! – проскрипел он каким-то надтреснутым, но гулким шепотом.
Соня, резко отшатнувшись, мелко-мелко крестилась, да пыталась вспомнить хоть какую-нибудь подходящую случаю молитву. Сделав пару шагов назад, и упершись спиной во входную дверь, она таки нашла сил пролепетать: «Господи, спаси меня!»
- Не о себе, о муже подумай!- низко рыкнула тварь, что сидела теперь против ее, и внезапно на входную дверь, что была за спиной девушки, обрушился могучий удар такой силы, что в стоявшей рядом горке зазвенели стекла, и попадала посуда. Резко обернувшись, Соня ничего не увидела, а когда повернулась к столу, там тоже никого уже не было.
Не помня себя, бросилась она из дома! Простоволосая, босая, несмотря на зимнюю стужу, единым духом примчалась она к председателю, и, запинаясь и замирая, рассказала ему обо всем произошедшем. Рассказала о том, что муж ее, с утра уехав за дровами, так и не вернулся из лесу. Председатель колхоза, – башковитый он был, сразу смекнув, что дело неладно, стал поднимать мужиков. Запрягли пару дровней, и вооружившись топорами да ружьями, отправились на поиски. Снега днем не было, и санный след, уходящий в сторону леса в свете «летучих мышей» был виден отчетливо. Ближе к полуночи нашли Андрея. Упавшим деревом придавило ему ногу, да так, что не смог он выбраться, а топор недалече в пень был воткнут. Недалече, а все-же не дотянешься. Вот и ждал бедолага, когда спохватятся его в деревне, околел весь, от холода чуть живой. А лошаденка, к дереву привязанная, топчется, ржет тихонько, да вздрагивает от страха. Хорошо что волков той зимой мало было, не то бы поминай как звали. Выходила Соня Андрея. Пару недель спустя уж по хозяйству хлопотал. После перелома прихрамывать стал немного, а так, считай, легко отделался. Вот так нечистый, возможно сам того не желая, предупредил Сонюшку, что с мужем ее неладно, а тому, вроде как, и вовсе жизнь спас.
- Все, пострелята, спать! – добродушно прикрикнула старушка, наглухо зашторивая полати и потушив керосинку. Мною к тому времени уже почти овладели сонные грезы. Под тулупом было тепло, и слегка пахло пылью, шорохи и возня засыпающего дома доносились все тише, сливаясь с стрекотом сверчка, свистом и всхрапыванием, что сопровождают дыхание засыпающих людей, пока не превратились в сплошную тишину, монотонную и глубокую, как воды какого-нибудь отдаленного лесного озера.
Бессменный участник приключений и фактически соавтор многих рассказов. Летом он в основном пикап.
Или иногда превращается в автопалатку
Учитывая, что всегда находится в стадии переоборудования, или, при необходимости, полного демонтажа.
Зимой кузов прикрыт прочной крышкой, на которую крепится запаска.
Как уже писал, комфорта минимум, но максимум ламповости и уюта))
