После Рима. Гог и Магог
Щиты у них черные, тела раскрашены
Весной 357 года император Констанций II, сын Константина Великого, решил предпринять важную государственную поездку в древнюю столицу своей империи. Проведя большую часть своей жизни в процветающих восточных провинциях, он, тем не менее, долгие годы лелеял идею посетить Рим – или просто Город, Urbs, как его традиционно называли. Вот уже около века Рим не был эпицентром политической жизни в государстве, однако по-прежнему обладал своим уникальным магнетизмом.
Поездку тщательно готовили, это должен был быть масштабный визит первого лица государства, однако едва император прибыл в Рим, он понял, что вся пышность его процессии не шла ни в какое сравнение с величием города. Римский историк-христианин Аммиан Марцеллин, который стал свидетелем вступления Констанция в Вечный город, отметил, что государь был поражен тем, как много людей съехалось в Рим из самых разных уголков мира. Другой известный сочинитель того времени и будущий император, Юлиан Пока-еще-не-Отступник, писал, что «быть вторым после Рима намного предпочтительнее, чем считаться первым из всех других городов мира». Под этим самым «вторым» он, ясное дело, подразумевал Константинополь – мегаполис Востока.
Однако, несмотря на то, что римский миф все еще существовал и влиял на общественное сознание, источники сообщают, что уже в III веке люди испытывали тревожное чувство упадка и нестабильности. Такие авторы, как Ипполит Римский и Коммодиан объясняли эту деградацию римского государства все более ощутимым присутствием жестоких и коварных варваров в рядах имперской армии и на важнейших государственных постах. Однако подлинными предвестниками грозы стали готы, которые существенно отличались от других варваров, с которыми прежде сталкивалась империя – более гибких в плане обычаев, достаточно легко поддающихся романизации. Еще Цезарь показал, что покорять варваров можно не только мечом, но и при помощи договоров, концессий на землю и иных пожертвований. Порой не без труда, но Рим проглатывал и переваривал их. Но – не теперь.
9 августа 378 года император Валент во главе своей армии выступил из предместья Адрианополя, большого города во Фракии, чтобы встретить армию западных готов, или вестготов, которые пришли из Скандинавии и угрожали вторгнуться в границы империи. Валент командовал уставшими, недисциплинированными и не горевшими желанием сражаться солдатами. Тремя годами ранее, в 375 году, он издал указ, согласно которому крупные землевладельцы могли уклоняться от военной службы, уплатив соответствующий налог, поэтому в ряды римской армии приходилось набирать множество бойцов варварского происхождения. Армия Валента шла навстречу одному из величайших поражений, что когда-либо терпел Рим.
Памятное поражение, понесенное имперскими войсками под Адрианополем, ознаменовало конец эпохи, открыв путь тому, что когда-то называли варварским вторжением, и что историки последних десятилетий предпочитают называть немецким словом Vòlkerwanderung, или «переселение народов».
Разбитый, давно утративший контроль над войсками – над тем, что от них осталось – Валент пробирался по полю битвы среди трупов своих бойцов, среди обломков легионных штандартов, луна скрылась за облаками, и вместе с ней пропал и император. Говорили, что он, раненный вражеской стрелой, искал убежища в крестьянском доме и что в нем он и погиб, когда готские воины подпалили дом. Его тело так и не нашли.
Этим разрушительным поражением Аммиан Марцеллин красноречиво завершает текст своей «Римской истории». Для него Адрианополь был «началом зла для Римской империи, сегодня и в будущем».
Вскоре после этого, в конце IV века, в текстах начнет появляться понятие Romania, которым обозначали римскую цивилизацию, противопоставляя ее цивилизации варваров, подчеркивая, что все варварское – в своей сути жестокое, грубое, примитивное, и все это чуждо подлинным римлянам. Церковные мужи будут указывать на созвучие имен, сравнивая готов с ужасными Гогом и Магогом, легендарными народами из Откровени Иоанна Богослова, которые должны были пойти войной на народы христианские и тем самым предречь приход конца света.
Варварам приписывали невыразимое зверство, даже говоря, что они ели сырое мясо и пили кровь убитых врагов, как настоящие звери; возможно, это были преувеличения, но в некоторых случаях они также могли соответствовать магическим или культовым практикам. Тацит, например, говорит о группах воинов, которых отличал могучий вид и свирепость в бою, способных одним своим видам вселить ужас в сердце врага:
«Щиты у них черные, тела раскрашены; для сражений они избирают непроглядно темные ночи и мрачным обликом своего как бы призрачного и замогильного войска вселяют во врагов такой ужас, что никто не может вынести это невиданное и словно уводящее в преисподнюю зрелище; ведь во всех сражениях глаза побеждаются первыми».
Существует мнение, что приведенное выше описание может обозначать тех, кто, спустя столетия, будет известен в скандинавских сагах как berserkir. Само это слово имеет неясную этимологию, и, возможно, происходит от германского слова bar, то есть медведь, поскольку, согласно некоторым сведениям, в древности такие воины сражались, укрываясь шкурой медведя или волка.
Тацит отмечал:
«Есть у них [германцев] и такие заклятия, возглашением которых, называемым ими «бардит», они распаляют боевой пыл, и по его звучанию судят о том, каков будет исход предстоящей битвы; ведь они устрашают врага или, напротив, сами трепещут пред ним, смотря по тому, как звучит песнь их войска, причем принимают в расчет не столько голоса воинов, сколько показали ли они себя единодушными в доблести. Стремятся же они больше всего к резкости звука и к попеременному нарастанию и затуханию гула и при этом ко ртам приближают щиты, дабы голоса, отразившись от них, набирались силы и обретали полнозвучность и мощь».
Люди позднего Рима испытали на себя влияние культур, отличных от их собственной, и эта встреча была шоком. Большая часть историографии, появившейся в период XIX и XX веков, выводила в качестве причины падения Римской империи то огромное влияние, которое оказали прибывшие германские народы, обладавшие культурой, радикально отличавшейся от традиционной римской. В письменных источниках слышны жалобы на ужас, страх и тревогу, вызванные вторжением этих диких орд, и все это производило сильное впечатление на таких историков, как Эдвард Гиббон и Освальд Шпенглер. Они винили варваров в гибели римской цивилизации и в том, что они погрузили Европу в сумерки Темных веков.
С тех пор прогресс археологических раскопок и исторических исследований позволил пересмотреть, а в некоторых случаях даже перевернуть эти старые представления. Влияние варваров на империю, несомненно, было обременительным, и не было недостатка в актах жестокости. Но к моменту, когда они прибыли на Аппенинский полуостров, варвары уже частично романизировались, потому что веками они жили на краю империи, регулярно вступали в контакт с римлянами, торговали с ними и даже сражались на стороне императоров в качестве наемников-федератов.
Более того, некоторые народы уже были обращены в христианство, даже если они принадлежали к другим конфессиям, кроме католической, и, следовательно, могли быть восприняты папой как еретики: например, готы были арианами, то есть они следовали доктрине Ария, которая приписал Иисусу Христу только одну природу – человеческую. Язычество так глубоко укоренилось в культуре этих народов, что даже столетия спустя, в эпоху Каролингов, епископам придется осудить широко распространенную во многих областях Европы практику выполнения магических обрядов, связанных с почитанием деревьев или небесных тел. Но принадлежность к той же религии делала варваров более совместимыми с римлянами и способствовала их интеграции.
Более того, Рим уже долгое время извлекал выгоду из военного потенциала варваров, особенно, если они служили в рядах римской армии. Германские народы внесли существенный вклад в римское военное искусство, а наличие оружия в их обществе отличало представителей социальной верхушки. Поэтому было естественно, что дети свободных людей с раннего детства воспитывались в духе идеи войны, и были приучены не бояться смерти: такие воины были грозными врагами для Рима, но также и ценными потенциальными союзниками, которых можно было нанять.
Всадники в сверкающей броне
Далеко на востоке раскинулись владения кочевников, известных как Reitervòlker («народы всадников»), которые двинулись на запад, чтобы совершить набег на северное побережье Черного моря и Балкан, в то время как на востоке они наступили на китайские границы. Китайцы прозвали их сюн-ну, и об их необычайной жестокости ходило множество легенд: среди прочего говорилось, что они убивали врагов, разрубая их на четыре части, а затем вываривали куски тел в меду.
Император У-ди из династии Хань (правил в 141-87 годах до н.э.) справедливо считал кочевников серьезной угрозой для своего государства, поэтому он укрепил и расширил Великую стену; однако он знал, что этого недостаточно для защиты границ. Китайские армии на самом деле состояли преимущественно из пехоты и легкой кавалерии, в то время как сюн-ну обладали тяжелой конницей, и когда она атаковала, противник зачастую не мог ничего с ней поделать. Породы лошадей, к которым были привычны китайцы, не могли выдержать вес тяжеловооруженного всадника – в отличие от коней кочевников.
Император знал, что у народов Ирана была гораздо более сильная порода, пришедшая из Ферганы – ее также использовали парфяне и сарматы, населявшие Предкавказье; такие лошади позволили выставить на поле боя кавалерию в тяжелом вооружении. Это были высокие и сильные животные, подходящие для того, чтобы нести на себе тяжелый вес и выдерживать короткие, но жестокие атаки. Такие лошади обладали исключительной ценностью, и китайские авторы, подчеркивая их уникальность, утверждали, что они произошли от «небесных коней» и «потели кровью».
Император приказал завезти в Китай лошадь западного образца, очень похожую на ту, что использовалась в грозной иранской кавалерии, и повелел, чтобы всадники также были защищены нагрудником из кожи и железа. Эти «штурмовые» отряды конницы, вооруженные длинными копьями и обоюдоострыми мечами, состояли из наемников-кочевников, которые присоединились к традиционной китайской легкой кавалерии во время военных операций против сюн-ну. Во II веке до н. э. эта новая концепция тяжеловооруженной конницы распространилась на другие районы Востока, которых также беспокоило переселение народов, вызванное набегами сюн-ну.
А при чем тут Рим? При том, что к временам поздней Античности эхо тех событий докатилось и до рубежей уже начавшей сдавать империи. Столкнувшись с угрозой в лице переселения народов, активно использовавших конницу, уже сами римляне должны были выстроить систем укреплений и создать тяжелую кавалерию, воины которой имели бы в своем распоряжении длинные копья, мечи и чешуйчатые доспехи. Именно благодаря длинному двуручному копью эти воины получили название contarii – то есть вооруженные контосом, длинным копьем. Однако широкую известность они получили благодаря другому наименованию – cataphractii, «покрытые броней».
Благодаря большому количеству статуй, рельефов и других источников мы знаем, что доспехи времен поздней империи состояли из полукруглых пластин из кожи или металла, собранных таким образом, что они напоминали чешую рыбы и обволакивали тело, также защищая и ноги.
Вот как историк Гелиодор из Эмесы, живший в III веке, описывает катафрактов, острие персидской армии:
«Избранный человек должен обладать исключительной отвагой. Его голова покрыта глухим шлемом, цельным, подобным маске, в точности повторяющим человеческое лицо и полностью закрывающим голову от макушки до шеи, за исключением глаз, так что вы можете видеть. [...] Грудь и все тело покрыты броней. Вот как изготавливается кираса: бронзовые и железные пластины, четырехугольные и одинакового размера, соединены между собой концами и укладываются друг под друга, как черепица, как по длине, так и по высоте, так чтобы образовать сплошную поверхность. С внутренней стороны они соединены между собой мягкими шнурками. Некоторые из них представляют собой чешую, которая плотно прилегает к телу, не мешая ему, и полностью покрывает каждую ногу отдельно, не сковывая движений. Доспех снабжен рукавами и идет от шеи до колен, разделяясь только на высоте бедер, чтобы мужчина мог сесть на лошадь. От такой брони отскакивают стрелы, не нужно бояться травм, защита ног идет от кончика стопы до колена и прикрепляется к броне».
Во времена Юлия Цезаря германские племена Западной Европы использовали лошадей только для того, чтобы добраться до поля битвы, но, завидев врага, они спешивались и сражались пешком (к слову, точно так же впоследствии сражались англы и саксы в Британии). Подобная традиция существовала и в VI веке, о чем нам сообщает Прокопий Кесарийский – у народа франков. Но, в то же время, король восточных готов (остготов) Тотила, варвар новой, «восточной» формации, по рассказам историков был выдающимся наездником, привыкшим сражаться в седле. Благодаря контактам с кочевыми степными народами, такими как гунны (потомки тех самых сюн-ну), явившиеся с востока варвары научились новым методам ведения войны, включавшим в себя активное использование конницы.
Когда варвары начали массово перемещаться в Европу, для противодействия этой силе уже было недостаточно послать несколько легионов. Отныне на поле боя будут доминировать воины на лошадях. Тип седла также имел большое значение в битве: поэтому в эту эпоху явных технических изменений римляне отказались от использования старого легкого седла, называемого ephippium, в пользу более прочного и тяжелого типа, похожего на седла, что использовали кочевники, жившие вдоль берегов Дуная. Прежде на этих землях жило племя скордисков, и новое седло получило название, отсылающее к ним – scordiscus.
Разумеется, владение лошадью, способной выдержать такую интенсивную физическую нагрузку, а также подходящим стальным оружием было прерогативой небольшой группы людей, ограничивающейся самыми богатыми воинами; таким образом, новая техника боя привела к появлению нового типа аристократии, состоящей только из воинов, которые разделяли идентичный образ жизни и имели одинаковый менталитет.
Для того, чтобы легко передвигаться в тяжелой броне, требовались хорошо развитые мускулы. Чтобы воин был хорошо развит физически, ему приходилось регулярно тренироваться по несколько часов в день, выполняя сложные физические упражнения. Отношения между воином и его боевым конем также были фундаментальными. Лошадь, предоставленная самой себе, в тот самый миг, когда всадник готовился бить копьем и отпускал поводья – в кульминационный момент атаки – лошадь должна была сохранять исключительное спокойствие и находиться в полной гармонии с наездником. Этого можно было достичь только путем долгого и тщательного обучения, установив особые отношения между животным и человеком.
Также по этой причине в культуре народов-всадников лошадь является спутником жизни, но также и священным существом, связующим звеном с божественным измерением и подземным миром.
Мечи героев и гусиное дерьмо
Лошади, столь храбрые и сильные, что им приписывают божественное происхождение. Седло удобное, как трон. Тело, покрытое металлической броней, непроницаемой для ударов. Все это отмечало военное превосходство варваров, явившихся из степей. Но у них было и дополнительное преимущество – качество стали, из которой было выковано их оружие.
Легионы Рима были вооружены знаменитым гладиусом, коротким мечом из закаленного железа, который на самом деле был весьма удобен, но Публий Вегеций Ренат в своем трактате Epitoma rei militaris (написанном между 378 и 450 годами) очень четко заявляет, что варвары обладают гораздо более совершенной металлургической технологией.
Долина Дуная была богата месторождениями качественной руды, из которой умельцы изготавливали прочные и гибкие многослойные клинки. Такие мечи были очень ценными, на изготовление некоторых наиболее изысканных экземпляров можно было потратить месяцы. В своем письма к Тразамунду, королю вандалов, Кассиодор восхищался красотой варварских мечей, у которых, по его словам, лезвие было настолько ярким, что отражало лицо того, кто держал меч, как если бы это было зеркало.
Помимо эстетической ценности, такие мечи по-прежнему были ужасными орудиями смерти: они также могли повреждать вражеские мечи, а Одоакр (о нем мы писали в предыдущих частях), собственноручно убитый на пиру королем остготов Теодорихом, согласно легенде был рассечен пополам от плеча до бедра мечом-скрамасаксом.
В германо-скандинавских сагах кузнецы всегда изображаются как существа почти сверхъестественные, как волшебники, почти шаманы, которым ведомы тайны, сокрытые для остальных людей. Как люди, имеющие связь с богами подземного мира. Изготовление этого потрясающего оружия было возможно благодаря металлургической технологии, которая граничила с тайными магическими знаниями.
Считалось, что у мечей есть собственная душа, поэтому зачастую они носили имена: в саге о герое Беовульфе рассказывается о Хрунтинге (на древнеанглийском – «пронзающий»), чудесном оружии со стальным клинком, закаленным в соке ядовитых трав, и несущим на себе волшебные руны. Другим волшебным мечом, Хротти, владел герой Сигурд, нашедший его в сокровищнице дракона Фафнира. Как нетрудно догадаться, имена этих мечей имеют один корень. Был у Сигурда и другой меч – Грам, от древнегерманского gramr, «сердитый». Как гласила легенда, Грам мог разрезать кусок шерсти, плывущий по течению реки. Отголоски этой традиции встречаются и в «Песне о Роланде», франкском письменном памятнике – там рыцарь Роланд владел мечом по имени Дюрандаль. А франки – это германский народ.
Подобно Виланду, кузнецу и магу, о котором рассказывает норвежская Thidrekssaga, эти древние мастера умели производить сталь, измельчая железо и смешивая его с кормом для гусей, священной птицы в германском мире. Будучи проглоченной, эта смесь подвергалась химической реакции во время пищеварительных процессов в брюхе гуся, и железная руда соединялась с углеродом, как в лаборатории алхимика. Так рождались легендарные именные клинки. Из гусиного дерьма.
В 375 году кочевой народ гуннов, долгое время остававшийся в Средней Азии, вторгся в пределы Европы. Двигаясь на запад, гунны покорили сарматов, еще один кочевой народ, а затем, двигаясь еще западнее, они напали на остготов на юге нынешней России. Остготы бежали к реке Днестр. Перейдя реку, они воссоединились с вестготами, которые происходили из той же этнической группы, и вместе они попросили у императора Валента разрешения перебраться на римский берег Дуная. Император позволил готам поселиться в пределах империи. Спустя буквально пару лет они поднимут восстание, которое, в конечном итоге приведет две враждующие стороны на поле боя у Адрианополя. Римляне будут разбиты, раненый Валент заживо сгорит в простом крестьянском доме. Круг замкнется.
Этот натиск гуннов разрушил баланс сил в тогдашней Европе. Те самые гунны, у которых была тяжелая конница. Те самые, что покрывали подбородок паутиной мелких шрамов, чтобы не отращивать бороду. Потомки тех самых сюн-ну, из-за которых столетия назад китайский император затеял грандиозную реконструкцию Великой стены.
Но не гуннами едиными. Было очевидно, что варварские народы знали о богатствах, сосредоточенных в Риме и в процветающих городах Средиземноморского бассейна. Ветераны-варвары, вернувшиеся в родные племена после ухода со службы, рассказывали о величественных общественных постройках, виллах и церквях, набитых золотом и дорогой мебелью. Эти же ветераны рассказывали, в каком упадке находится римская армия. Короче говоря, эти процветающие южные земли казались желанной добычей. И защищали ее войска, которые совершенно не выглядели непобедимыми.
Таким образом, вестготы, которые попросили и получили у императора разрешение спастись, перейдя Дунай, не останавливались на этом месте, чтобы возделывать землю и жить там постоянно; вместо этого они продолжили свой марш на юг, разграбляя города, которые встречались на их пути. Валент был убежден, что этот поход необходимо остановить, и лично возглавил военную экспедицию во Фракию, проявив неосторожность и не дождавшись подкрепления, которое послал к нему его коллега Грациан, император Запада. Остальное вы знаете.
Автор: Александр Свистунов
Еще больше интересного - в telegram-канале автора! Подпишись!
Паблик в ВК
Предыдущие части:
1. После Рима. Переплавленный колосс
2. После Рима. Свет угасающий
