Так вышло, что предки мои - учителя. Попали они по распределению в закрытый город в Свердловской области в 1991 году со мной, годовасиком-тугосерей, и матери досталась сильная школа, а бате - школа, в которой надо быть не сильным, а титанояичным.
Не знаю, как так получилось, но количество квадратных метров на одного долбоеба в той школе было критически низким. Это сейчас, спустя тридцать с лишним лет школа номер 72 чуть ли не образцовая, а в моем детстве это была цитадель, нахрен, зла. При том, что располагалась она через маленький проезд от музыкальной школы - обители порока, разврата и фанатов Киша и Арии добра и культуры.
Я учился в маминой школе. Это был пиздец, но иной, психического характера. В батиной школе меня бы ждала физическая расправа либо участь Мэтта Бакнера из Хулиганов зелёной улицы. Учитывая, что характером я все же в батю (такой же псих-самоучка), думаю, справился бы, но больше бы разбирался в том, как выбивать зубы, а не отбивать ритм в ансамбле ложкарей.
Батя, как только попал в школу, местным порядкам сильно удивился. Он быстро понял, почему их учительская называется оружейной и закрывается на железную дверь, а посередине ещё разделена железной сеткой, за которой стоит сейф с винтовками.
На одном из первых же уроков в кабинет зашли какие-то местные птушники, у которых друг отбывал урок у моего отца. Ну не прямо зашли, подошли к двери кабинета, заглянули, и один из них выкрикнул что-то в духе "Географ - лох! " (фатальная ошибка и заявка на суицид)
Немая сцена. Весь класс напрягся: проверка на вшивость.
Батя внутри раскалился, но внешне виду не подал. Он понял, что дело одним выкриком не ограничится, но вместо поспешных действий ввёл противника в заблуждение: молча поставил свободный стул поближе к двери. Сказал всем достать листочки для проверочной работы, а сам ждал появления долбоебской головы.
Как только дебил приблизился, опытный погранец, слышавший за 200 метров шаги нарушителя (возможно, мем, но батины кореша божатся, что это правда), уебал стулом по двери рядом с этой головой. Грохот был страшный. Голова обосралась и, убегая, орала, что географ - псих.
Глупая голова не знала, что для моего бати это - комплимент. Больше, кстати, в кабинеты никто не забегал, и на уроках все себя вели пристойно.
Я ходил в музыкальную школу с девяти лет. Батя восемь лет уже как работал учителем. Я иногда, по пути в музыкалку, заходил к нему в школу поесть (выпечка у них была хороша), и мои одногодки знали, что я - этот пацан - сын вон того мужика. Лет до тринадцати это играло мне на руку - я свободно перемещался по батиной школе без наездов и этих модных в то время ударов в плечо. Что за блажь была - бить в плечо кулаком, до сих пор не разумею.
В тринадцать лет я получил первое предупреждение - мои одноклассники сказали, что меня хочет выцепить некий Ваня, пусть будет, например, Баранов.
Кто он такой, я был наслышан. Удовольствия эта встреча не сулила даже без глагола "выцепить". Но в лицо я его не знал (блядь, с моей памятью на лица даже если бы он меня отпиздил, я бы не запомнил)
Я вечером спросил у бати, мол, кто это такой. Батя посмотрел на меня:
- А зачем тебе этот дебил?
- Да пацаны говорят, он чё-то про меня спрашивал.
Батя нахмурился, потом снова повернулся ко мне и сказал:
- Да он так, наверное, обознался.
Через пару дней мы шли с одноклассником, и нам навстречу шёл какой-то здоровый пацан. Мой одноклассник знал его и сильно удивился, что тот, едва завидев нас, срочно перешёл на другую сторону улицы.
- Вон видишь того пацана, который щас перебежал дорогу? - спросил меня одноклассник
- Ага. Это твой знакомый?
- Дак он же выцепить меня хотел? - на этих словах одноклассник как-то странно на меня посмотрел и больше к этому разговору не возвращался.
Спустя лет, наверное, десять я спросил у отца про этот случай.
- А, этот дебил? У него "два" в четверти выходило, вот он и решил на тебе отыграться.
- Я у него сигарету стрельнул и предложил сходить покурить в туалете. Он так гордо попёр впереди меня, ну я ему в толчке и вломил.
Самое интересное, этот Ваня батю моего на выпускном ещё и благодарил, мол, после того случая поумнел. Дурь, видать, вышибло.
Больше меня выцеплять поводов ни у кого не было. Спасибо центру бате за это.
Примерно в том же году сижу я в кабинете сольфеджио. Вот-вот должен начаться урок. Забегает учительница, и, завидев меня, чуть за сердце не хватается:
- Саша, а ты чего здесь делаешь?
Я вообще не понимаю, с чего такие вопросы, и говорю как есть:
- Ну, на сольфеджио к Вам пришёл.
- Дак у тебя же отца зарезали?!
Я думаю, что меня разыгрывают:
- Алёна Михайловна, я только что из дома, мы с папой пельменей поели, и он телевизор сел смотреть. Кто его мог зарезать? Я вот, десять минут назад, был дома!
- Нет, его днем в школе зарезали!
Я в ахуе недоверчиво смотрю в её глаза и пытаюсь уловить прикол. Ладно, говорю, сейчас разберёмся. Спускаюсь к телефону в гардеробную, набираю на домашний:
- Алло, пап, мне говорят, тебя зарезали?
- Ага. Маме не говори, что меня зарезали, - и ржёт в трубку.
Я поворачиваюсь к учителям (их там уже консилиум, блин, собрался, и все смотрят на меня с какой-то жалостью):
- Нет, папа живой; говорю, мы только что пельменей поели, он телевизор смотрит.
Но сам чую какой-то подвох, мысленно прокручиваю в голове то, как батя пришёл домой и сразу в ванную, пиджак зачем-то в тазике замочил. Ладно, думаю, бабы башкой ударились, батю моего уже хоронили всем городом разок, видать, вторая ложная тревога подъехала.
Короче, меня отпустили домой и с сольфеджио, и со специальности. Я пиздец радостный дую домой - не надо, блин, сначала диктанты писать и эти разрешения тритонов в малую сексту или большую, мать ее, терцию, а потом ещё три часа за баяном тарантеллу педалить. По пути домой встречаю пацанов знакомых из 71 и 73 школ, те такие:
- Погнали в футбик с нами! А, блин, Саня, у тебя ж батю убили, давай тогда завтра!
- Вы чо, блин, уроды, дома он балдеет, живой
- Да блин нет, ты чё, его сестра армена сама зарезала!
Ну я, конечно, слегонца напрягаюсь, но... Пригоняю домой, батя макароны с колбасой жарит.
- Пап, а почему все говорят, что тебя убили?
- Так, маме не говори. Ничего меня не убили!
- Там у нас дура одна учится, у неё вся семья - пересидки. И она такая же будет. А у её подруги на год младше одноклассница взяла кассету и не вернула. Эта Погосянша сказала, что на счётчик её поставит. Та на перемене домой сбегала, пришла с ножом и в Погосяншу воткнула, а та здоровая как бык, давай девчонку эту забивать, прямо с ножом в плече. Я это увидел, подбежал, сзади обхватил её...
- Да дуру эту здоровую. Я обхватил её, как та, которая кассету не вернула, нож из Погосянши вытащила и накинулась на нас. Я Погосяншу закрыл, увернулся, и ногой ту, с ножом, отопнул. Её там уже ребята схватили. А Погосянша, дура эта здоровая, из неё кровища хреначит, она мне весь пиджак испачкала.
- Маме только не говори, пиджак к маминому приходу высохнет, как новый будет.
А то знаем маму. Будет бояться отца в школу отпускать. Хотя на её месте я бы больше за учеников переживал.
Вел батя военные сборы у себя в школе. В помощники ему, то ли как офицеру, то ли по фану, от местной В/Ч были приданы два бойца.
Июнь, пятьдесят десятиклассников стоят на стадионе. В конце шеренги двое дебичей решили покурить. На приказ выйти из строя вышли и демонстративно затянулись.
Ну штош, говорит отец, - все военнобязанные и военнослужащие надевают противогаз и бегут марш-бросок три километра.
Бойцы из ВВшной части негодуют и просят разрешения провести разъяснительную беседу о вреде курения. Сорок восемь человек просят о том же.
- Разрешаю, но по окончанию марш-броска.
Долгие годы ходили легенды о вреде табака и его влиянии на состояние мышц брюшного пресса - лицо курение не трогало.
Зато какой был строевой шаг...
Но однажды в наш гараж залезли какие-то уроды из числа батиных учеников. Замкнули аккумулятор стальной скобой, залили отработкой светло-серый велюровый салон батиной реэкспортной восьмерки. Как отец их не убил - не знаю. Но вот батин знакомый всадил дроби двенадцатого калибра одному из них в ногу - эти дебичи просто любили гадить. За что и поплатились.
Всем хорошего вечера. И хорошей педагогики.