Из самых ранних посланий Павла ясно, что он верил, что не испытает физической смерти, а будет восхищен на небеса вместе с другими живыми людьми.

1 Фессалоникийцам 4:16-17 Ибо Сам Господь при громком повелении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так с Господом будем вечно.

Но к моменту написания одного из последних посланий он изменил своё мнение и, казалось, более смирился с мыслью о смерти обычным путём.

В Послании к Римлянам 8:11 говорится: «Тогда Воскресивший Христа из мертвых оживит и ваши смертные тела». Дополнение «смертные тела» показывает, что глагол zǭopoiein должен относиться к воскресению […] Настоящее утверждение дополняет это в том смысле, что вера христиан не только смотрит «назад» на воскресение Иисуса, но и «вперед» на воскресение их собственных «смертных тел».  Теперь Павел, по-видимому, считает само собой разумеющимся, что физическая смерть будет «нормальной» участью верующих до пришествия Господа и окончательного воскресения ; сравните 1 Фес. 4:15-17; 1 Кор. 15:51».

Другими словами, доверие Павла к 1 Фессалоникийцам и 1 Коринфянам к моменту написания Послания к Римлянам ослабло. Похоже, это отражает определённое разочарование Павла, поскольку его энтузиазм по поводу возможности избежать обычной смерти угас. По всей видимости, он изменил свои ожидания, и это, вероятно, было связано с ухудшением здоровья.
В послании к Филиппийцам 1:23 Павел совсем раскис:
Влечёт меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше ...

В итоне Павел предвещает то, что произойдёт позже, поскольку Иисус упорно не возвращается – спустя почти две тысячи лет после того, как Павел написал 1-е Фессалоникийцам. Представьте себе, как бы отреагировал Павел, если бы ему тогда сказали, что придется подождать несколько тысяч лет и не факт, что ожидаемое событие вообще когда-либо произойдет.

Павел утверждал, что творит чудеса в основанных им церквях, но он также, к своему огорчению, признаёт, что некоторые из этих церквей начали следовать за другими проповедниками или придерживаться иных учений, нежели те, которые проповедовал он.
Это формула вероятного противоречия: если бы чудеса действительно происходили, отступничество было бы крайне маловероятно.

Похоже, что борьба Павла за сохранение власти в основанных им церквях свидетельствует  против  каких-либо реальных чудес, совершавшихся им в их присутствии. Трудно понять, почему церкви в Галатии и Коринфе «так быстро» покинули бы Павла ради других странствующих проповедников Иисуса, продвигавших иные учения, если бы сам Павел проявил в их присутствии некую поистине чудесную и уникальную сверхспособность.

С другой стороны, если бы все торговали одними и теми же малодоходными «чудесами
и знамениями» (экстатические групповые богослужения; молитвы за больного, который естественным образом выздоравливает; молитвы о дожде во вторник, и вот! дождь пошёл в пятницу), то легче понять, почему его обращённые могли двигаться в разных направлениях, если это было неотъемлемой частью процесса обращения.

Хотелось бы, чтобы Павел более конкретно рассказал о том, что, по его словам, он на самом деле может делать с помощью своих божественных сил, особенно во Втором послании к Коринфянам, где он, кажется, открыто угрожает ими своим читателям.

Конечно, эту тему можно было бы распространить на всё христианство. Если бы это было правдой, если бы чудеса происходили, а молитвы были действенны, то очень немногие отреклись бы от веры. Вместо этого, значительная часть христиан уходит, в основном в атеизм. По сути, христианство преувеличило свои обещания. Если бы оно смягчило тему чудесных элементов, оно было бы в лучшей позиции на сегодня.