Никола́й II Алекса́ндрович (годы жизни: 6 мая 1868, Царское Село — 17 июля 1918, Екатеринбург) — последний император Российской империи: 20 октября 1894 — 2 марта 1917, из династии Гольштейн-Готторп-Романовых. Сын императора российского Александра III, потомок Петра III Фёдоровича ( при рождении Карл Петер Ульрих фон Шлезвиг--Гольштейн-Готторп, нем. Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorp; годы жизни: 10 февраля 1728, Киль — 6 июля 1762, Ропша) — императора российского, свергнутого с престола

Из писем Александры Федоровны своему мужу Николаю Александровичу:

22 февраля 1917 г.

<...>

Мне так страстно хотелось бы помочь тебе нести это бремя!
Ты мужествен и терпелив — я всей душой чувствую и страдаю с тобой, гораздо больше*, чем могу выразить словами.
Что я могу сделать?
Только молиться и молиться!
Наш дорогой Друг [Григорий Распутин] в ином мире тоже молится за тебя — так Он еще ближе к нам.
Но все же, как хочется услышать Его утешающий и ободряющий голос!
Бог поможет, я верю, и ниспошлет великую награду за все, что ты терпишь.
Но как долго еще ждать!
Кажется, дела поправляются.
Только, дорогой, будь тверд, покажи властную руку, вот что надо русским!
Ты никогда не упускал случая показать любовь и доброту, дай им теперь почувствовать порой свой кулак.
Они сами просят этого — сколь многие недавно говорили мне: «Нам нужен кнут».<...>

Глаза мои болят от слез.
Со станции я поеду прямо к Знаменью — именно потому, что бывала с тобой там раньше, это успокоит и укрепит меня, и я помолюсь за тебя, мой ангел.
О, Боже, как я люблю тебя!
Все больше и больше, глубоко, как море, с безмерной нежностью.
Спи спокойно, не кашляй — пусть перемена воздуха поможет тебе совсем оправиться.
Да хранят тебя светлые ангелы,
Христос да будет с тобой, и
Пречистая Дева да не оставит тебя!

<...>

Источник:

Письмо императрицы Александры Федоровны императору Николаю II. № 614. Царское Село. 22 февраля 1917 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 115. Л. 479—483 об. Автограф (на англ, яз.); Красный архив. 1923. № 4. С. 201-202.

Архив новейшей истории России. Серия «Публикации». Т. III. Скорбный путь Романовых (1917—1918 гг.). Гибель царской семьи. Сб. документов и материалов. — М.: РОССПЭН, 2001

https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/31522-pismo-imperatr...

2 марта 1917 г.

<...>
Два течения — Дума и революционеры — две змеи, которые, как я надеюсь, отгрызут друг другу головы — это спасло бы положение.
Я чувствую, что Бог что-нибудь сделает. <...>
Благослови и сохрани тебя Бог, да пошлет он своих ангелов охранять тебя и руководить тобой! <...>
Бог поможет, поможет, и твоя слава вернется.
Это вершина несчастий!
Какой ужас для союзников и радость врагам!
Я не могу ничего советовать, только будь, дорогой, самим собой.
Если придется покориться обстоятельствам, то Бог поможет освободиться от них. О, мой святой страдалец!
Всегда с тобой неразлучно твоя
Женушка.

Источник: Письмо императрицы Александры Федоровны императору Николаю II о событиях в столице. № 650. 2 марта 1917 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1151. Л. 500—500 об. Автограф (на англ, яз.); Красный архив. 1923. № 4. С. 214-216.

Архив новейшей истории России. Серия «Публикации». Т. III. Скорбный путь Романовых (1917—1918 гг.). Гибель царской семьи. Сб. документов и материалов. — М.: РОССПЭН, 2001

https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/31546-pismo-imperatr...

3 марта 1917 г.

<...>

Ах, мой ангел, Бог над всеми — я живу только безграничной верой в него!
Он — наше единственное упование. «Господь сам милует и спасет их» — на большой иконе.
У нас был чудный молебен и акафист перед иконою Божией Матери, <...>
Любовь моя, любовь!
Все будет, все должно быть хорошо, я не колеблюсь в вере своей!
Ах, мой милый ангел, я так люблю тебя, я всегда с тобою, ночью и днем!
Я понимаю, что переживает теперь твое бедное сердце.
Бог да смилуется и да ниспошлет тебе силу и мудрость!
Он не оставит тебя!
Он поможет, он вознаградит за эти безумные страдания и за разлуку в такое время, когда так нужно быть вместе!

<...>

Я вполне понимаю твой поступок, о, мой герой!
Я знаю, что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации.
Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства.
Ты спас царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту,
и <...> ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране.
Обнимаю тебя крепко и никогда не дам им коснуться твоей сияющей души.
Целую, целую, целую, благословляю тебя и всегда понимаю тебя.
Женушка.

Источник: Письмо Александры Федоровны Николаю II. № 652. 3 марта 1917 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1151. Л. 502—503 об., 504. Автограф (на англ, яз.); Красный архив. 1923. № 4. С. 218-219.

Архив новейшей истории России. Серия «Публикации». Т. III. Скорбный путь Романовых (1917—1918 гг.). Гибель царской семьи. Сб. документов и материалов. — М.: РОССПЭН, 2001

https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/31552-pismo-aleksand...

4 марта 1917 г.

<...>
Любимый мой, ангел дорогой, боюсь думать, что выносишь ты, это сводит меня с ума!
О, Боже! Конечно, он воздаст сторицей за все твои страдания.
Не надо больше писать об этом, невозможно!
Как унизили тебя, послав этих двух скотов**!
Я не знала, кто это были, до тех пор, пока ты не сказал сам.
Я чувствую, что армия восстанет...

<...>

Примечание:
Датируется по сопроводительным документам.
** Речь идет о Шульгине и Гучкове, ездивших к Николаю Романову в Псков с предложением подписать отречение от власти

Источник: Письмо Александры Федоровны Николаю II. № 653. 4 марта 1917 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1151. Л. 505—506 об. Автограф (на англ, яз.); Красный архив. 1923. № 4. С. 220-221.

Архив новейшей истории России. Серия «Публикации». Т. III. Скорбный путь Романовых (1917—1918 гг.). Гибель царской семьи. Сб. документов и материалов. — М.: РОССПЭН, 2001

https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/31555-pismo-aleksand...

Васи́лий Вита́льевич Шульги́н (1878, Киев — 11976, Владимир) — русский политический деятель, публицист. Депутат Второй, Третьей и Четвёртой Государственных дум Российской империи

Алекса́ндр Ива́нович Гучко́в (1862, Москва — 1936, Париж) — русский политический деятель, лидер партий «Союз 17 октября» , а с лета 1917 года — Либеральной республиканской партии. Председатель III Государственной думы (1910—1911), член Государственного совета, Председатель Центрального военно-промышленного комитета (1915—1917). Считал, что императору российскому Николаю надо отречься от власти. Военный и временно морской министр Временного правительства (1917). Противник партии большевиков, возглавляемой В. И. Лениным.

Вместе с тем обращает на себя внимание явный недостаток специальных исследований о «холерных беспорядках» на территории Саратовской губернии. Исключением является работа немецкого ученого Ш. Визе, который скрупулезно оценил влияние слухов на холерные беспорядки в Саратове в 1892 г. [9, с. 300-318]. Английская исследовательница Шарлотта Э. Хенц в своей монографии пришла к выводу, что холерные бунты стали для саратовцев инструментом выражения недовольства властью. По её мнению, насилие, вспыхнувшее на улицах Саратова, Астрахани и Царицына, продемонстрировало отчуждение значительной части населения от государственных институтов, которые не только создали условия для распространения эпидемии, но и продемонстрировали недостаточное уважение к гражданским свободам в борьбе с эпидемией [10, с. 170].
О выступлениях крестьян в период эпидемий в соседнем с Саратовом регионе - в Самарской губернии содержится информации в коллективной монографии «История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней» [11].

Документальные материалы о социальных волнениях, связанных с эпидемиями холеры на территории губернии в XIX в., в основном содержатся в фондах Государственного архива Саратовской области, а именно:
фонд № 7 «Саратовская судебная палата Министерства юстиции. 1871-1918»,
фонд № 8 «Саратовский окружной суд Министерства юстиции. 1871-1918»,
фонд № 10 «Прокурор Саратовского окружного суда Министерства юстиции. 1871-1917» и
фонд № 55 «Помощник начальника Саратовского губернского жандармского управления в Вольском, Хвалынском и Кузнецком уездах. 1867-1917».
Отдельные сведения о бунтах 1892 г. содержатся и в опубликованных источниках. Среди них мемуары современников: воспоминания саратовского адвоката и общественного деятеля, гласного городской думы И. Я. Славина [12], саратовского губернского предводителя дворянства, земского начальника В. А. Шомпулева [13].

Различная информация о беспорядках, произошедших в «холерном» 1892 г., публиковалась в периодической печати - газете «Саратовские епархиальные ведомости» [14, с. 507]. Здесь также стоит отметить неравномерное распределение информации о холерных волнениях: наибольшее количество сведений приходится на 1892 г., из чего можно сделать вывод, что народное недовольство не распространялось на Саратовскую губернию из других регионов в предыдущие холерные эпидемии, а местное население в своих протестных настроениях не переходило к крайним насильственным мерам. Размышляя о массовых выступлениях, связанных с эпидемиями, К. С. Барабанова отмечает, что «не в каждом населенном пункте, охваченном эпидемией, население уничтожало больницы и убивало врачей или чиновников» [15, с. 1733-1744].

<...>

В Саратове крупные беспорядки начались 28 июня 1892 г.
По воспоминаниям свидетелей, рано утром на Горной улице собралось большое количество народа, который был недоволен противохолерными мероприятиями.
Не имея организатора, бунтовщики не решались на какие-либо серьёзные действия, поэтому всё ограничивалось просто недовольными возгласами и выкриками [26, л. 1].
Так продолжалось до тех пор, пока в толпе не появился человек «в жёлтой вышитой рубашке, испачканной известью».
Впоследствии в ходе допроса свидетелей выяснилось настоящее имя зачинщика беспорядков -его звали Николай Бурлаков [27, л. 15].
Именно он стал уверять собравшихся в том, что полиция схватила его и запрятала в холерную больницу, где доктора осыпали известью и заколотили живого во гроб, но ему удалось разбить его и сбежать.
Рассказывая это, незнакомец призывал «бить докторов и полицию», а также уверял, что на Верхнем базаре сам убил двух докторов и полицейского, поэтому теперь готов вести людей на холерную больницу. Речь провокатора подействовала на разгорячённую толпу, и все ринулись вслед за незнакомцем [27, л. 12-12 об.].

Около 11 утра бунтовщики оказались в районе Верхнего базара, и дойдя до пересечения улиц Александровской и Цыганской, толпа встретила постового Гусева. Нанеся ему тяжкие телесные повреждения, бунтовщики двинулись дальше, пока на их пути не встретился сын учителя А. В. Пемуров и мещанин И. И. Трейгольд. Толпа жестоко расправилась с ними и, разделившись на мелкие банды, продолжила погромы на городских улицах [26, л. 1].

В это же время одна из групп бунтовщиков разгромила квартиру саратовского полицмейстера, вторая - здание первой части, а третья вышибла окна в доме врача Бонвеча (скорее всего, имеется в виду квартира саратовского врача Бонвеча Эммануила Андреевича, которая находилась на улице Грошовой. - А. В.), а затем разгромила квартиру полицмейстера первой части. Особо бесчинствовавшая толпа направилась к временной холерной больнице, размещавшейся в доме Демидова [26, л. 1-1 об.], где бунтовщики разбили окна [27, л. 13].

Стараясь не упустить детали, писал о саратовском июньском бунте 1892 г. в своих воспоминаниях И. Я. Славин. По его словам, беспорядки начались ранним утром 29 июня на Верхнем базаре. Скорее всего, здесь ошибка памяти мемуариста - по материалам прокурора Саратовского окружного суда Министерства юстиции [26, л. 1], а также согласно заметке в газете Саратовские епархиальные ведомости № 14 за 1892 г. [14, с. 502], беспорядки начались утром 28 июня.
Воспоминания И. Я. Славина дублируют сообщения других источников о том, что отправной точкой для беспорядков послужило появление в среде базарного люда человека в саване и обсыпанного чем-то белым, который утверждал, что его пытались похоронить заживо в городском холерном бараке, но ему удалось оттуда сбежать. Мемуарист замечает, что многочисленная толпа, была и так «разогрета» многочисленными слухами о «коварствах врачей», поэтому рассказ провокатора легко убедил людей ринуться громить полицейские части, холерные бараки, больницы и квартиры врачей [12, с. 192].

Первой жертвой разъярённой толпы в тот день стал сын учителя Пемурова, подросток, ученик реального училища, лет 16-17, который был одет в штатское, но с фуражкой училища на голове. Он пытался скрыться на лесах строящегося дома, но бунтовщики его там нашли, вытащили на улицу и забили насмерть.
Затем началась травля полицейских: один, спасаясь от толпы, спрятался в доме В. Д. Вакурова, что и спасло ему жизнь, но в отместку толпа разбила все окна на верхних этажах его жилища [12, с. 192]. Одновременно с этим вторая группа бунтовщиков громила квартиры полицмейстеров и врачей. При этом сильно пострадала первая полицейская часть, в помещении которой все книги и бумаги были разорваны на мелкие кусочки и выброшены на улицу, а двери и стёкла разбиты [12, с. 192].

По мере движения к городской больнице толпа увеличивалась: к ней примыкали ночлежники, праздношатающиеся и различные криминальные элементы, пользующиеся случаем поживиться чужим имуществом. Сама толпа разделялась на банды, одна из которых погналась за студентом-медиком Свиридовым, который успел скрыться на колокольне Владимирской церкви, находящейся на углу Астраханской и Большой казачьей улиц. Толпа хотела ворваться в храм, но на встречу ей вышел молодой священник Андрей Шанский. Преградив путь бунтовщикам, он с крестом в руках обратился к толпе со словами наставления.
По началу бунтовщики грозили самому священнику расправой и требовали выдачи Свиридова, но потом ярость преследователей немного утихла, и толпа направилась дальше к городской больнице, которая уже была в руках другой группировки протестующих [12, с. 192]. Следующей своей целью толпа выбрала дом Плеханова, в котором городские власти устроили холерный барак. Здание было сожжено протестующими, но, к счастью, сами больные и медицинский персонал успели спастись [12, с. 193].

В этот трагический день Саратов примерно 5-6 часов находился во власти бунтовщиков. Все правительственные, административные и полицейские власти разбежались. К двум часам дня прибыли войска из лагеря, которые усмирили бунтовщиков. Единственной жертвой этих беспорядков стал мальчик Пемуров, не считая нескольких человек, погибших от шальных пуль во время залпов по толпе [12, с. 193].

Вскоре последовало Высочайшее повеление о предании всех бунтовщиков, или, как их прозвали, «холерников», военному суду.
Осенью того же года после проведенного следствия суду были представлены обвинительные акты.
Подсудимых оказалось свыше 150 человек.
Допрос свидетелей, которых насчитывалось более 700 человек, длился три недели. В конце судебного разбирательства был объявлен приговор, по которому около 23 подсудимых приговорили к смертной казни через повешение, 50 обвиняемым была назначена каторга, а остальных, свыше 70 человек, оправдали. Кассационных жалоб и протестов не поступало, поэтому приговор был конфирмован императором, который, снизив степень наказания, по сути помиловал осужденных к смертной казни, заменив высшую меру наказания двадцатилетней каторгой [12, с. 193]. Данный приговор был обусловлен тяжестью преступления и тем обстоятельством, что бунтовщиков судили по законам военного времени. Аналогичные приговоры и ранее выносились участникам холерных бунтов, как, например, в городе Тамбове в 1830 г., когда мещане Данила Ильин и его младший брат Евлампий Акимов, оказавшиеся причастными к «возмущению», были приговорены к наказанию плетьми и последующей каторжной ссылке сроком на 20 лет [28, с. 21].

О холерных беспорядках много писали в газете «Саратовские епархиальные ведомости». Духовенство Саратова не оставалось безучастным в отношении к народным волнениям. Так, например, 22 июня 1892 г., ещё до начала беспорядков священники старались образумить народ проповедями.
Епископ Саратовский и Царицынский Преосвященный Авраамий дал особое приказание священнослужителям «внушить притчами приходов епархии, чтобы они в случаях появления холеры где-либо в селах и деревнях Саратовской губ., прочитали и объяснили народу изданные губернским правлением правила о мерах предосторожности, направленных к предупреждению и ослаблению холеры» [14, с. 501].

А в день беспорядков, 28 июня, священники, пренебрегая опасностью, увещевали и успокаивали народ. Они обращались с проповедями, уговаривая бунтовщиков не верить ложным слухам и с миром разойтись по домам. Мало того, бывали случаи, когда священники в прямом смысле спасали людей от разъярённой толпы.
Так, 29 июня 1892 г. во время холерных беспорядков священник Андрей Васильевич Шанский укрыл от разъяренной толпы у себя в храме студента-медика Свиридова, за что был «сопричислен к ордену Св. Равноапостольного Князя Владимира IV степени» [14, с. 504].

Отправляясь на проповеди в больницы, священнослужители сами подвергались большой опасности. Так, 28 июня священник Ф. А. Тринитатский прибыл в городскую Демидовскую больницу, где должен был прочитать напутствия для больных. Спустя несколько часов Тринитатский услышал сильный шум и, выглянув в окно, увидел огромную толпу, приближавшуюся к больнице. В это время в окна полетели камни. Понимая всю серьёзность сложившейся ситуации, священник вышел во двор, где и был окружён толпой, которая требовала выдать им доктора и фельдшера [14, с. 506-507]. После его отказа угрозы посыпались уже самому Тринитатскому - в толпе оказался якобы заживо похороненный, кричавший: «Вот тот священник, который меня заживо похоронил!». Несмотря на то, что «заживо похороненный» был пьян, толпа верила ему и преследовала отца Тринитатского, крича: «Бейте его камнями!». Оглянувшись назад, священник увидел, что больница уже полыхает [14, с. 507].

После бунта в Саратове волнения перекинулись на соседние уезды и города соседних губерний. Для предупреждения крупных беспорядков в некоторых населённых пунктах губернии были размещены воинские команды.
В селах Сокуре и Корсаковке Саратовского уезда бунтующие крестьяне были наказаны розгами. Также попытки протестных выступлений наблюдались в селе Поповке, деревне Юрьевке, Неклюдовке, Сосновке и хуторе Трековка.

В связи с распространением холеры в губернии В. А. Шомпулев сделал распоряжения волостным правлениям пристально следить за ходом эпидемии и рапортовать о каждом случае заболевания холерой [13, с. 198].
Видя негативное отношение простого люда к врачебной помощи, он старался воздержаться от строгих мер, потому что смотрел на крестьян в этом случае не как на преступников, а как на неразумных детей, и такой метод общения властей с народом оказался очень эффективном - где бы не появлялся Шомпулев, крестьяне его слушали и подчинялись [13, с. 201].

Таким образом, пик социальных холерных беспорядков пришёлся именно на 1892 г., что явилось следствием нескольких причин.
Во-первых, здоровье и психологическое состояние людей было подорвано голодом предшествующего года [12, с. 31].
Во-вторых, по-прежнему не только среди простого населения, но и в профессиональных медицинских кругах еще мало понимали специфику распространения заболевания, а также причины его появления, вследствие чего легко распространялись нелепые слухи относительно холеры.
В-третьих, карантинные мероприятия наносили ощутимый ущерб хозяйственной жизни, что негативно сказывалось на благосостоянии всех слоев населения, и в первую очередь малоимущих.
Вместе с тем противоборство холере вынудило органы власти искать наиболее эффективные подходы к проведению противоэпидемических мероприятий и бороться с отсутствием санитарной грамотности среди населения губернии.

В то время медицина была практически бессильна в деле лечения холеры.
Ситуация кардинально не менялась с того времени, когда Саратовская Врачебная Управа докладывала в донесении Медицинскому Департаменту от 12 августа 1847 г.: «Лечение холеры теперь также неудачно, как было и прежде.
Общего метода нет, исключая разве назначение рвотного корня, которое было принято в самом начале болезни и останавливает дальнейшее развитие во многих случаях, но не во всяком.<...>» [29, с. 19].
Такая ситуация в области лечения холеры оставалась вплоть до конца XIX в., пока в 1892 г. В. А. Хавкиным не была изобретена вакцина против этой страшной болезни.

Википедия ру:

Влади́мир Аро́нович Ха́вкин (англ. Waldemar Haffkine, в поздние годы использовал Мордехай-Вольф (Mordecai-Wolff) в качестве второго имени; Годы жизни: (3 [15] марта 1860 года, Одесса, Российская империя — 26 октября 1930 года, Лозанна, Швейцария) — бактериолог, иммунолог и эпидемиолог[1]. Работал во Франции, Индии и Швейцарии[2].
Создатель первых вакцин против чумы и холеры[3][4].

На фото: Владимир Хавкин (Вольдемар Мордекай Вольфф Хаффкин)
Этот файл лицензирован по лицензии Creative Commons Attribution 3.0 Unported

Можно констатировать, что массовые выступления населения в период эпидемии холеры в Саратовской губернии в 1892 г. наглядно иллюстрируют, как страх и недоверие к власти и медицинским работникам приводили к трагическим последствиям.
Эксцессы социальных волнений, вызванные предрассудками, нелепыми слухами о врачах и их методах борьбы с холерой, показали хрупкость общественного спокойствия в условиях массовых эпидемий.
Это свидетельствует о том, что в кризисные моменты, когда требуется единство и взаимопомощь, человеческие эмоции и недоверие могут преобладать над здравым смыслом.
Проанализировав природу происхождения слухов и психологию толпы, Ш. Визе пришел к выводу о том, что холерные бунты в Саратове в 1892 г., несомненно, имели черты погрома. При этом решающим фактором в эскалации насилия он считает «не сложные объясняющие слухи, а те варианты, которые только указывали на недостатки и называли предполагаемых ответственных» [9, с. 315].

Социальные беспорядки в рассмотренный период не только отражали напряжённые отношения между населением и властями, но и ставили под сомнение результативность проведения медицинских мероприятий и меры властей по борьбе с эпидемиями.
Важно учитывать, что такие события служили предостережением для общества и органов управления, диктуя необходимость открытого диалога и доверительных отношений между ними.
Тяжелые последствия эпидемии холеры в 1892 г. в Саратове стали уроком, который должен был сподвигнуть к пересмотру подходов к здравоохранению и социальным программам во избежание повторения трагедий в будущем.

Источник: Варфоломеев А. Ю. «Беспощадный холерный бунт черни»: причины и характер массовых народных выступлений в Саратовской губернии в XIX веке // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: История. Международные отношения. 2025. Т. 25, вып. 2. С. 257-263. https://doi.org/10.18500/1819-4907-2025-25-2-257-263

Иногда к заболеванию детей относятся даже совсем хладнокровно: выздоровеет ребёнок, ладно, умрёт – тоже, и только перед смертью это равнодушие сменяется заботливостью и лаской со стороны матери. К лечению в таких случаях прибегают редко, и смерть ребенка не вызывает ни особенной горечи, ни сожалений.

– А у меня маленький парнишко помер, – сообщает мать кому-нибудь из посторонних.

– Отчего? – спросят её.

– Да, вишь ты, завалило в горлышке, дня три помаялся да Богу душу и отдал.

– А в больницу возили?

– Нет, где уж тут, досуг было его возить в больницу, видно, Господу Богу понадобилась душенька его (Череп, у. Новгородск. г.) .

– «Свое, не купленное, никому и не отказано в другом», или «Этого добра много, умрут, так новые народятся», – утешают себя в этих случаях (Юрьев. у. Владимирск. г.).
В иных бедных семьях иногда бывают даже рады смерти ребенка, потому что она развязывает руки, не надо теперь не спать матери ночей и никто ей не будет мешать в работе (Дорогобуж. у. Смоленск, г.).
«Слава тебе, Господи, говорят тогда, прибрал Господь безгрешную душеньку: нам с хлебов долой, да и он горюшка не увидит на том свете».
– «Бог с ним, – не без радости говорят об умершем ребенке: – помер – по крайности руки развязал».
– «Они – ангельские души, – прибавляют как бы в утешение, – и нам там же быть» (Скопинск. у. Рязанск. г.) .

Иногда является даже зависть к матери такого умершего ребенка: «вот, какое ей счастье, – говорят бабы одна другой, – прибрал Бог ребенка-то: какому это она Богу-то молится?»

Случается, что раздраженная и умаявшаяся от работы мать, когда больной ребёнок не дает ей покоя, прямо желает его смерти.

– «Господи, будет ли конец? – у людей ребята, как свечки, тают, а у меня и смерти-то Бог не даёт: жить не живёт, а как головёшка дымится».

– «И где это твоя смерть делася и когда ты только умрёшь, неумирущий?» – с озлоблением восклицает такая измученная мать.

При таком отношении к детям в бедных семьях им нередко плохо приходится не только во время болезни, но и в период выздоровления; выздоравливая после тяжелой болезни, они постоянно просят есть, а отцы их ругают, и те, слыша брань, боятся просить лишний раз хлеба (Карачевск. у. Орловск. г.).

Иногда отношение к больному ребенку определяется полом, к которому он принадлежит: к больным мальчикам относятся гораздо лучше, чем к девочкам.
И как только заболеет мальчик, мать и отец не знают, что делать: и в больницу-то съездят за лекарством, и к батюшке-священнику придут, не посоветуешь ли чего, и к просвирне-то сбегают, чтобы она помяла ему брюхо той печаткой, которой печатает крестики у просфор (Городищенск. у. Нензенск. г.).

Истинно родительские и нежные чувства, даже и в бедных семьях, выступают почти всегда, когда заболевший ребёнок в семье единственный.
– Вот, какая беда, стряслась: мальчишечка-то мой захворал, да, дюже захворал, кажись, не подымется, – скорбит мать такого ребенка.
– Распухли у него щеки, да и за ухами-то все разбухло, инда щеки оттопырились. Рта-то ему, вот, на столько открыть нельзя, – показываешь мать на конец пальца,
– Есть-то он у меня ничего не есть, хоть не жалится, глотать-то не больно. А кроме того, у него понос, вот какой понос, просто страсть. Лежит, это, вчера, притупился, я и говорю: что ты это, деточка?
– А он: матычка, я опустился: боялся, значит, раньше-то сказать. Ну, вестимо, больной, ведь ругать не станешь. Я и говорю: ничего, деточка, ничего, милый, я сейчас другие порченки принесу. Принесла, надела на него. И ничего-то мне не жалко для него, кажись, всё бы отдала, кабы поднялся: ведь один он у меня, как глаз во лбу, как воск в ладону. Ростила, ростила я его, а ну, как помрёт, прости ты меня, Господи!

Такая заботливость и столь нежные чувства обычны, если ребенок в семье один, даже независимо от его пола, больные же девочки, если их в семье много, не только часто оставляются без всякого ухода, но пользуются, по сообщению некоторых сотрудников, даже презрением (Тотемск. у. Вологодск. г.).

Причины недостаточности ухода за больными.
Анализируя и оценивая отношение народа к больным, нельзя удивляться тому, что этот народ, в характере которого так много доброты и сострадания, является в некоторых случаях как бы лишенным самых элементарных человеческих чувств и проявляет иногда чисто первобытные черты.
Едва ли, однако, можно сомневаться в том, что причина этого явления всего чаще лежит не в чем ином, как в тяжелых условиях его существования.
На бедность и нужду, как на главную причину плохого ухода за больными, указывает большинство наших сотрудников.

– «Не врожденная жестокость служит причиною этого явления, – объясняет его один из них, – а нужда и часто нужда безысходная, способная притупить лучшие чувства человека».

<...>

Гавриил Иванович Попов (1856 — 1909) — российский медик, этнограф,

Работал на протяжении многих лет в Мариинской больнице в Санкт-Петербурге, в 1905 г. опубликовал отдельным изданием очерк её истории за первые сто лет.
В 1880-90-е гг. напечатал ряд работ по медицине, главным образом по вопросам лечения остеомиелита, а также о хирургическом лечении водянки яичка («К вопросу о лечении hydrocele через разрез», 1890).
В 1897—1901 гг. активно работал в составе Этнографического бюро, созданного по инициативе и на деньги князя В. Н. Тенишева,

Многолетними трудами князя В. Н. Тенишева, по его мысли и по выработанной им программе, собран обширный и ценный этнографический материал, имеющий задачей всестороннее исследование жизни и быта крестьян великорусских губерний.

Материал этот доставлялся сельскими священниками, учителями, учительницами, землевладельцами, земскими начальниками, фельдшерами и, отчасти, самими крестьянами.

Число таких сотрудников и корреспондентов», имеющих самое тесное и близкое отношение к народной жизни, достигло по 23 губерниям до 350.

Содержанием материала явились, главнейшим образом, личные наблюдения сотрудников и отчасти местные печатные источники.

Яркий писатель, публицист и юрист, обер-прокурор А. Ф. Кони в разговоре с императрицей Марией Федоровной о беспорядках в Хвалынске подчеркнул: «Мадам, эта дикость - результат невежества народа, который в своей жизни, полной страданий, не руководится ни церковью, ни школой»…

Эти трагические события были описаны В. Вересаевым в повести «Без дороги», вышедшей в 1895 году. О них сообщал воронежский губернатор И. Ф. Кошко в своих «Записках губернатора» в 1916 году и многие другие деятели. Наш всемирно знаменитый земляк, К. С. Петров-Водкин даже сочинил в 1905г. пьесу «В маленьком городке» из трех действий, которую предварил эпиграфом: «Люди, когда они потеряют последнюю искру веры, - задушат друг друга звериными объятьями…», а позже описал трагическую смерть Молчанова в своей повести «Хлыновск», ставшей в наши дни настольной книгой многих жителей и гостей города.

Но все известные нам свидетельства, которыми оперируют историки-краеведы, вышли гораздо позже письма, которое я предлагаю вашему вниманию. Текст его, насколько мне известно, еще нигде не публиковался. Оно написано служащим городского головы А. В. Васильева (Радищева) своему другу, студенту Троицкому по горячим следам тех событий. Как и все документы такого рода, письмо весьма субъективно, но передает волнение автора и содержит некоторые детали, которые заинтересуют местных краеведов.

"Дружище студент!

Извини меня, что так долго не отвечал на твое письмо. Поздравляю тебя с успешным окончанием курса. Доставай денег и махай прямо в Томск. Ты, наверное, слышал уже о бунте в Саратове, у нас также был таковой и последствия, как тебе, может быть, уже известно, имел печальные, а именно убит доктор Молчанов. Все корреспонденции по поводу этого бунта оказались неправдоподобными. Вследствие этого Васильев (А.В. Радищев - городской голова г. Хвалынска - Авт.) попросил меня написать как было на самом деле, что я и исполнил и отослал в "Московские ведомости".

Чтобы не составлять еще раз описание этого бунта, я напишу тебе мою корреспонденцию и попрошу тебя сделать оценку. Вот она:

«Передаваемые до сего времени в газетах сведения по поводу Хвалынского бунта оказываются более или менее несостоятельными и неправдоподобными. Я, как очевидец этого бунта, надеюсь сообщить более подробные и верные сведения.

Холера и разные санитарные мероприятия послужили только поводом к этому бунту, брожение же умов в среде хвалынских мещан началось еще с октября 1891 года.

Брожение это было вызвано желанием мещан отобрать принадлежавшие городу земли, леса и луга в свою исключительную собственность. Всю зиму мещане собирались толпами и обсуждали этот вопрос, коноводы же их напивались пьяными и угрожали городскому управлению. Городской голова Васильев (мой хозяин) не раз указывал кому следует на опасность этих сходок, но сходки продолжались. И теперь в такое ужасное время, когда свирепствует страшная болезнь, беда разразилась.

30 июня, часов в 8 вечера к городскому голове явился член управы и сказал, что в городе неспокойно, - на Московской улице (ныне ул. Советская – Авт.) собралась толпа. Городской голова тотчас же отправился к исправнику, вместе с которым явился в толпу.

На вопрос головы, чего хочет толпа, ему отвечали – уволить доктора Молчанова, не строить холерный барак, не опрыскивать дворы карболкой и не очищать их от навоза.

Васильев обещал исполнить все их требования и этим, казалось, успокоил народ, но некоторые негодяи, стоявшие позади и не слыхавшие его слов, начали кричать:

«Нечего с ним разговаривать, он вас только обманывает, - разве не он отобрал у нас все земли и вместе с Молчановым отравил все родники и бассейны – на воздух его!»

С такими возгласами и угрожающими жестами толпа стала надвигаться к голове и исправнику, но благодаря только некоторым более благоразумным, которые старались незаметно отстранить толпу, дело не приняло печального оборота. Васильев, выбрав удобный момент, бросился на близстоящего извощика (так в тексте – Авт.) и поскакал, исправника же увез на своей лошади один купец. В это время к толпе подошел пастух (Салынов - Авт.) главный подстрекатель, он рассказывал, что своими глазами видел, как Молчанов отравлял воду, увидя, что голова уехал, он закричал: «Зачем отпустили голову!» Толпа бросилась за ним, то есть за головой, но на Дворянской улице (ныне - у сквера на ул. Ленина – Авт.) внимание ее было отвлечено появлением доктора Молчанова. Пока голова и исправник находились в толпе, Молчанов был в квартире судебного пристава Боголепова, когда же ему сказали, что бежит толпа, он, не желая подвергать Боголепова какой-то неприятности, вышел на улицу и бросился бежать, но его остановили (какой-то подлец мальчишка лет 12 вцепился в него) и окружили.

Поднялись крики и ругательства, а один негодяй с криком: «Чего на него смотреть, бей!» занес руку для удара, но находящийся около Молчанова нотариус Богданов отпарировал удар, но тот бросился на него, и Богданову пришлось отретироваться.

После этого произошло что-то ужасное: Молчанов со слезами на глазах бросился к стоявшим здесь же священнику Ктаторову и миссионеру Карманову, умоляя их защитить его от разъяренной толпы, но те не в силах были усмирить эту необузданную толпу, - слов их не слушали. В Молчанова вцепились десятки рук и начали бить, кто палкой, кто камнем; затем, когда он упал, уже мертвым, над ним святотатственно надругались, топтали ногами, подбрасывали в воздух (я сам был свидетелем), стреляли из его же револьвера и т. п. После убийства Молчанова толпа бросилась к дому головы, находящемуся поблизости, (ныне здание картинной галереи – Авт.) перебила окна, рамы, сломала ворота, забор.

(Мы в это время все находились в подвальном этаже с оружием в руках и с минуты на минуту ждали смерти. Но благодаря Богу к нам вниз никто из бунтовщиков сойти не решился за исключением одного. Этого субъекта мы напугали тем, что положим его на месте, если он станет кричать, и он все время просидел с нами).

От дома головы буяны бросились к городской управе, где начали бить стекла, но скоро опомнились, так как кто-то крикнул, что это их собственность. От городской управы толпа двинулась далее; разбила дома члена управы Шикина, секретаря управы Платонова и частного поверенного Морозова. Более всех в материальном отношении пострадали Платонов и Морозов. Всё имущество их было истреблено или разграблено, не оставлено ни одной мелкой вещицы в целости. В эту ночь часть интеллигенции разбежалась из города (В том числе и я уехал с сыном Васильева и его женой за Волгу верст за 50), часть же спряталась в острог под прикрытием 11 человек солдат!! (Ты, может быть, удивляешься, но это верно).

На другой день толпа опять собралась и готовилась идти грабить, но помешала гроза, успели разбить только дом Черабаева, мещанина, и его мелочную лавку. Страшно подумать, чтобы было на третий день, если бы не подоспели войска; в этот день толпа собиралась произвести поголовный грабеж у всех богатых, разбить гостиный двор и вероятно напала бы на острог. В особенности негодяи добирались до головы за то, что он будто бы условился с англичанкой переморить народ. Крестьяне соседних сел к этому бунту отнеслись сочувственно и преследовали бежавших из города. Толпа буянов состояла из 500 человек, арестованных же всего только 45, потому что большая часть бунтовщиков разбежалась.

Сам я чуть было не попался в их руки. В то время как собралась толпа, я находился у нотариуса Соловьева и пил чай, когда же по городу поднялись крики, я вышел от него и бросился бежать домой: а почти около самого дома я видел, как били Молчанова. Впереди меня бежала баба из дворни Васильева и так как ворота были заперты, то она стала подлезать в подворотню, я за ней, а она, думая, что это лезет кто-нибудь из бунтующих, кричит: «Ай, батюшки лезут, бейте» и хотела меня ударить ногой, хорошо еще, что меня узнал дворник, а то бы я очутился меж двух огней: со двора бы меня приняли, да с улицы, так как вслед за мной подоспела к дому толпа.

В эту ночь я случайно уехал за Волгу, на другой же день опять приехал и укрывался в остроге. Всю неделю, хотя уже и были войска, мы выходили на улицу не иначе, как с оружием. Семья Васильева уехала в Липецк, сам он, как только вырвался из толпы, ускакал в свое имение, а оттуда в Сызрань, так как оставаться в имении ему было небезопасно, - крестьяне хотели его убить.

Через неделю после (этого – Авт.) я ездил в Саратов, потому что наши очень беспокоились – какой-то дурак сказал Молодцовой, что меня избили и арестовали (за что, спрашивается). Отвечай поскорее, что поделываешь, видишься ли с Егором и что он намерен предпринять. Спроси его, скоро ли он думает посылать документы, свои я еще не отправлял.

В Саратове арестовали учителя женской гимназии Воронова (вероятно, был пьян).

Ну, однако, довольно, и так расписался уж очень, рука даже устала. Желаю тебе всего хорошего. Не забывай меня, пиши. Остаюсь, твой друг А.Тихо… (угол листа оторван – Авт.)

P.S. Передай поклон своему patri и всем домашним, хотя я их и не знаю. Хотелось бы мне повидать тебя, да не знай, придется ли увидеться.

г. Хвалынск Июля 14-го дня 1892 года".

Беспощадный холерный бунт черни был предтечей куда более грозных событий, в которых счет уже шел на многие тысячи.
Могила А. М. Молчанова на городском кладбище, к сожалению, не сохранилась, так пусть будет хоть камень или крест на месте расправы над ним, о чем должны позаботиться местные власти.
Ведь его смерть стала частью российской истории и литературы, поэтому необходимо, чтобы об этой жертве врачебного долга знали и помнили.

А пьеса всемирно знаменитого художника и писателя К. С. Петрова-Водкина пока хранится в РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства - Ред.) невостребованной. Я думаю, пришло время поставить ее на местной театральной сцене. Она явилась бы интересным и ярким моментом в культурной жизни не только Хвалынска, но и Балакова.

Блог Галины Панченко (Мореновой), 95 подписчиков

Письмо моего дедушки Порфирия Ивановича Птицына

https://dzen.ru/a/XUmap7wlFACvSGCR

6 августа 2019

Мои дедушка и бабушка жили в городе Хвалынске Саратовской области в двух домах от дома родителей художника Петрова-Водкина. Бабушка умерла, когда мне было 4 года, а к дедушке мы приезжали каждое лето.

Однажды я попросила его написать историю его жизни и получила вот это письмо:

"Я, твой дедушка Порфирий Иванович, родился в 1893 году 16 февраля по старому стилю в городе Хвалынске[1]. Вообще все отцы и деды – уроженцы г. Хвалынска. Время было тяжелое, смутное; была в то время холера; народ помирал; был бунт, народное недовольство в управлении быта людского[2]. И вот случилось что.

Мой отец был замешан в этом бунте и был осужден с многими другими на 25 лет каторги. Но во время ссылки, по дороге, заболел тифом и умер. И осталась моя мать вдовой с новорожденным ребенком и дедушкой Николаем Ивановичем, бабушкой Еленой…

Мой отец был кузнецом, и у дедушки была своя кузница недалеко, а их было 5 кузнецов. Ковали лошадей, ремонтировали телеги, делали железоскобяные изделия и прочее.
Дедушка, материн отец, Максим Тихонович (Жильцов) числился купцом, имел свой дом, 3 сада по ½ десятины, были крыжовник, малина, яблоки, груши. Ухаживал своей семьей. Мать моя помогала им (за) 25 к. в день. Звали ее Прасковья Максимовна (урожд. Жильцова – Птицына). Был садик у нас: 40 дерев яблонь, а за домом были вишня, часть яблонь. Трудно жилось с четверыми детями: никаких сбережений не было, отец только что выстроил дом, расплатился с долгами. Вот так и жили. Уродится вишня – хорошо – на хлеб. Отец мой служил в солдатах чуть ли не 4 года в кавалерии. Отслужился, ездил по зиме в г. Баку работать на нефтяных промыслах, заводах, а на лето бывало и приедет. В своей кузнице работает с отцом, но дедушка мало работал: старость пришла. У дедушки Николая были племянники. Одного звали Сирьпиеон. Видел я его, но я помню чуть-чуть. Как-то раз заехал к нам, но ненадолго. Он был политический, ходил по волчьему билету (т.е. по фальшивому паспорту). Мать боялась его, что он политический, но он пробыл только 1 день, и больше мы ничего о нём не знали. Мать матери, звали ее Феона Андреевна, малограмотная. Раньше грамоте учились на дому у старух. Учили по церковному славянскому. Строгость была… Били линейкой, а то и лестовкой (чётками) Были у нее сын и дочь. Сын был приказчиком в мануфактурном магазине, а дочь росла, звали ее Мария, росла, выросла, а замуж не пришлось выйти. Сватали, но не было согласия в вере, и не отдали замуж только из-за веры. Сын Огап и дочь Мария недолго жили: заболели и померли, и остались старые дедушка и бабушка.

Меня приказом перевели в Петроград. Но я проработал там месяц. Меня вытребовали на завод в г. Балаково к Мишину обратно работать контрол. 3-х" частей 2 1/2 г.
И началась Октябрьская Революц. нас расчитали куда домой.
И вот началось неведомое.
Немного хорошего было, больше всего было плохова, безработица, голодные года разрухи, производство встало.
Работал на мельнице 21 1/2 года пом. маш., моторист на маслозаводе, на лесопилке, на меломолке. Собралась артель ремонт. мастерс. 6 человек проработ. 1 1/2 года, артель распалась кто куда вот в ней мы и зделали по мотору самоделки, кто в лодки а я на молодьбу в село к крестьянам дело наладил заработ. больше ста пудов жить стало сытно. Потом ещё год работал на своем моторе, наработал капитал, купил молотил(ку) и движок посильнее 8 сил.

Но год вышел неурожайный, никто не нуждался в машинной молотьбе. Кончилась непманская политика, всё перевернулось верх дном разруха снова, недород, саботаж, хлеб крестьяне прятали. Что было у меня хлеба весь взяли, ни фунта не оставили и без копейки. Я до того хлеб сдал по твердой цене. Машину и молотилку взял Сталинский колхоз без копейки, как хош так и живи. Пришлось выехать из Хвалынска в Кашпир на стройку сланцеперегонного завода, проработал там 2 1/2 года. Получилось при пуске водопровода с Волги засорение трубы, попали щепки, кто-то плотничал щепки попали в горловину трубы, она была не закрыта, и нас монтажники, водопроводчики арестовали, сидел один месяц в Сызрани вместе с раскулаченными. Их отправили в ссылку на неожитые места, – а меня одного опрашивали и предложили работу агентом подпольным; и отпустили. Меня это возмутило, и я не стерпел обиду, подал заявлен., уволился. Назвали врагом народа, я уехал в Ульяновск (Хвалынск), проработал на мельнице 2 меся. Началась паспортизация, надо менять паспорт. Подал заявление в горисполком о восстанов. голоса. Восстановили, и я поехал молотить хлеб в село Усь-Кулатку[3]. Окончил, поступил работать в МТС в Мазу. Прораб. там зиму, подал заявл. в Союз и меня сразу уволили как лишенца. Когда получил справку и паспорт о восстановлен. голоса, поступил в МТС село Елшанку, проработал там 15 лет. Время было военное. Уволиться нельзя было военнообязанный. Заболел камнем в почке, работать не мог. Лечили – не вылечили, послали в Саратов, там дали II группу. Приехал домой, поступил сторожем на меломойку, пригласил бывший директор по полит. части. Просидел сторож. – 2 года, кажется, в трудовой книжке записано, кажется, так. Рядом работала столярная артель. Я перешёл к ним работать мотористом подороже и проработ. с год. Все артели объединили в комбинат, я стал работать инструментальщиком в шлакоблочном цехе – был он у меня на присмотре. Работал 2 года, попросили меня в столярный цех наладчиком станков. Работа не тяжёлая, здоровье укрепилось. Но года немолодые – много шума, производство увеличилось, работы стало много, и я уволился, кажется, на 68 году. Стаж был у меня более 40 лет. А когда увольнялся из МТС, я получал заработок был 50 р. в месяц. Мне в итоге подсчитали в райсобесе 45 р. пенсию. Вот так и получаю 46 р. с копейками. В МТСе много не давали зарабатывать, урезали. Сработаем 1 1/2 нормы, выпиш. за одну, война, некуда жаловаться. А вот теперь другое дело, дают зарабатывать и жить стало лучше в быту и продовольствии. Стали новые капиталисты. Иметь стали автомашины и протчее имущество. А мне тогда дали за личный труд и 3-х сильн. мотор притом всё сдал и получился шиш да ещё назвали врагом. Вот как получается. А всё это получилось. Зависть друзей, злолиходейство, что и делали зло как навтыкали палки в колеса моей жизни. Я до сих пор живу, а те злоумышленники давно подохли.

Вот так жилось, мож что и забыл, что спросить не у кого. Всё ушло в забытие времени.

Дедушка".

___________

[1] По новому стилю получилось 29 февраля, день рождения раз в четыре года.

[2] 30 июня 1892 года

[3] Усть-Кулатку

Вот как, по описанию нашего хвалынского сотрудника г-на Миронова, шло развитие этого события, ныне сделавшегося историческим.

«Вслед за первым извещением о появлении, в 1892 г., холеры в Баку, наступила в народе паника. Припоминались прежние нашествия холеры, при которых выздоравливающих было очень мало. Появившаяся народные брошюры о холере лишь усилили беспокойное состояние населения и увеличили существовавшую бестолочь. 9-го июня в городе был получен циркуляр губернатора, которым предписывалось озаботиться очисткой города.

Правительственным врачом при борьбе с холерой был назначен Молчанов, бывший до того городовым врачом, не поладивший с городом, и в особенности не пользовавшиеся расположением низшего класса населения, мелких торговцев и домохозяев, за свой взыскательный и придирчивый характер.

Благодаря этому, 15 думских гласных, по преимуществу мещан, в одном из заседаний думы, подали на Молчанова жалобу, прося уволить его от должности и за месяц до описываемого события это увольнение состоялось.

Назначение Молчанова правительственным врачом, благодаря недовольным, увеличило волнение в народе: «непременно нанялся морить нас», – стали говорить в собиравшихся толпах.
Толки и предположения еще больше усилились благодаря появлению в городе массы бурлаков, бежавших сюда из-за страха перед холерой, с низовьев Волги.
Они передавали возбуждающие рассказы о том, как в Астрахани и Саратове полиция, доктора и попы подкуплены «англичанкой» морить народ, как по улицам разъезжают особые телеги, с крышками, как совершенно здоровых людей хватают железными крючьями, бросают их в эти телеги и увозят в больницы, где кладут живыми в гроба и засыпают известкой. Толпа с жадностью слушала эти рассказы и, дополнив собственным воображением, с необычайной» быстротой переносила их с места на место.

17-го июня губернатор предписал учредить санитарную комиссию, что тотчас же и было сделано.
В состав комиссии вошли 5 врачей, полицейские и городские власти.
Двадцать второго июня, в первом заседании этой комиссии, было постановлено отнести пароходные пристани в самый конец города и здесь, для прибывающих с пароходами холерных больных, устроить особый холерный барак и обнести его изгородью. В этот же барак было решено помещать также и больных из города, если они будут не в состоянии лечиться на дому, а для перевозки их устроить, на первое время, три экипажа и держать их наготове при пожарных частях.
В то же время было постановлено разделить город на 30 участков, с санитарными попечителями во главе, при содействии их немедленно произвести очистку всего города, заготовить дезинфекционные средства и нанять особый персонал для дезинфекции в городе.
Наблюдение за проведением обще-санитарных мероприятий, а равно заведование холерным бараком было возложено на врача, Молчанова.
Отношение ко всем этим мерам со стороны населения было таково, что некоторые из горожан не только не пожелали пойти в попечители, но отказались даже расписаться на разосланных управой повестках.
До народа доходили лишь извращенные слухи о постановлениях комиссии.
Стали толковать, что и в Хвалынске «англичанка» подкупила всех, что будут заготовляться крючки, телеги и гробы с известкой и что и здесь, как в Астрахани и в Саратове, собираются морить людей.

Началась работа по очистке города, санитарное состояние которого было ужасно: грязь, нечистота и вонь на каждом шагу.
В каждом доме приходилось сталкиваться с неряшливыми хозяевами и, при невозможности останавливаться в каждом доме и разъяснять смысл и пользу требуемых мер, прибегать лишь к строгим формальным предписаниям и требовать немедленного исполнения.
Меры эти вызвали ропот, жители не хотели очищаться от накопившейся годами грязи.

– «Наши деды и отцы так жили, да не умирали, а теперь понадобилось чистоту заводить», – роптали хозяева.

Как на самое главное, было обращено внимание на водоснабжение. Осмотр бассейнов был в состоянии привести в содрогание каждого своим неряшливым содержанием. Пришлось чистить как внутри накопившиеся нечистоты, так и около самых бассейнов заравнивать и засыпать целые болота, грязи. При этом земля посыпалась известью, а бассейны забивались сверху деревянными крышками, чтобы жители не могли лазить в них с своими ведрами. Было объявлено жителям, чтобы воду для питья брали хорошо прокипяченную, отнюдь не пили сырую и, в особенности, из Волги.

Комиссия во главе с Молчановым ездила за город, к источникам водоснабжения, где тоже пришлось произвести основательную чистку. Самое же худшее пришлось увидать при осмотрах жилых помещений. Настроенные против всяких санитарных мероприятий, жители встречали комиссию неприязненно и к дезинфекции относились, как к чему-то вредному.

Опрыскивание сулемой, посыпание известью и в особенности поливание карболовой кислотой принималось за попытки травить и заражать народ.

[2025 год. Примечание. Не знаю насколько эффективны в борьбе против холеры называемые здесь сулема, известь, карболовая кислота.
Я не советую никому брать эти средства и применять их для борьбы против холеры без консультации с врачами. Для борьбы против холеры надо обращаться к медикам-специалистам ]

Немало возбуждали население и бестактные приемы санитарных деятелей.
Они оглядывали и поливали не только дворы, но запускали свои носы, что называется, и в укромные уголки.
Иногда, ради потехи, они позволяли себе опрыскивать даже находящееся в печке хлебы, заявляя с усмешкой, что скоро придет холера и заберет всех: тогда не нужно будет и хлебов печь. Уже к вечеру первого дня таких санитарных мероприятий досужие кумушки, перебегая из двора во двор, передавали разукрашенные рассказы о «тиpaнстве народа» Молчановым и санитарными попечителями.

Вечером с одного из низовых пароходов сошло несколько оборванцев – «горчишников», которые стали рассказывать, что в Астрахани и Саратове народ уже бунтует: «бьет докторов, фельдшеров, полицию и властей, сжигает больницы, вырывает из рук и спасает от смерти заколоченных в гроба и засыпанных известью людей.

Рассказы эти еще более усилили брожение.
– Надо ножами запасаться, и как только кто из докторов коснется, тому и нож в бок, – слышалось уже тогда в начинавших собираться толпах.
В одном месте, сошедший с парохода татарин уверял, что он лично участвовал при разгроме в Саратове холерных бараков и находил в гробах засыпанных известкой людей. Другой рассказчик, крестьянин Пётр Усов, приговоренный [после совершенных им злодеяний]военным судом к смертной казни через повешение, передавал, как он в Саратове, пьяный, возвращался на постоялый двор и как его схватили и привезли в больницу.

«Пока везли дорОгой, с меня куда и хмель сошел, хотел было вырваться, но два архаровца крепко держали меня за руки, попробовал было кричать, так мне живо рот заткнули. Привезли в больницу, начал я было сопротивляться, куда тут: еще с десяток подручных подскочило, живо раздели меня и бросили в ванну.
Сразу у меня разум помутился и что со мной было – не помню.
Только, когда очнулся и открыл глаза, – вижу, лежу в гробу, засыпан известкой, а кругом совсем тихо. Тут же, кроме меня, еще лежало много народу в гробах: в мертвецкой, должно, догадался я, хоронить, значить, собираются нас. Сел в гробу, оглядываюсь, как бы мне убежать, думаю? Вдруг, вижу, из гроба еще приподнимается человек, глядит на меня и спрашивает: живой ли я?
Жив, говорю.
Стали мы советоваться, как нам быть: если сейчас бежать – поймают, не жди тогда пощады. Видим, вечереет, решились спасаться, когда совсем темно станет.
А в сарае, то и дело, то в одном, то в другом месте слышим, стоны в гробах и новые гроба все подносят да, подносят.
А мы, как только заслышим шаги, так сейчас же и притворимся мёртвыми. Дождались, стемнело. Вот мы тихонько марш из сарая. Вышли, озираемся, на наше счастье никого не видно. Недалеко, видим, огород, мы туда, да ползком, по канаве, и выбрались на свет Божий. Бежим прямо к нашим, знаем, где они собрались. Вбежали, знать, все в известке, рассказали, каким чудом спаслись.
Bсе живым манером пустились собирать народ, а уж через час валом валили в барак на освобождение.
Уж и потешились наши душеньки!
Первым делом, начали с докторов – человек двадцать там их было.
Уж и живучие, скажу я вам, братцы, эти люди: ты его хватишь ножом в бок: кровища так и свищет, а он хоть бы что, стоит себе да и шабаш.
В другого таким же манером палили из пистолета – все равно, не берет, – спасибо, кто-то догадался хватить его задней осью по голове – ну, и капут!
Вторым делом, отправились освобождать больных: видимо-невидимо повытаскивали их на волю.
Потом бросились в сарай, открыли гроба, – глядим, люди засыпаны. известкой и многие из них живы и еще дышат. Стали выносить и этих, очнулись, плачут, чуть-чуть языком ворочают, а некоторых рвёт.
Видим, отрава, значить, давай отпаивать молоком – раздышались и эти. Освободивши всех, запалили потом мы больницу да которых докторов-то так живьём и спалили.
А уж потом пошли громить докторов и по Саратову.
Уж и потешились мы, всех перебили.
Задали мы им холеру да показали, как христианские душеньки англичанке продавать: теперь в Саратове ни одного доктора не осталось живого».

Многие врачи, наблюдавшие холеру, указывают на развитие галлюцинаций в ее продромальном периоде.
Очень возможно, что первоначальный источник подобных рассказов заключается в этих галлюцинациях.
При довольно распространенной вере в то, что врачи способны морить народ в больницах, галлюцинации эти легко могут принять именно такое направление.

«Жалеючи, православные, и предупреждаю вас в этом, – заключил рассказчик [Пётр Усов] своё повествование – смотрите, не давайтесь в руки: власти, всё начальство и доктора подкуплены англичанкой вас морить, – англичанка-то, вишь, хочет завладеть всем нашим царством. Не причащайтесь и у попов – они тоже подкуплены, один только apxиерей не пошел на подкуп, и его хотели уморить, сидел он уже в казаматке, да мы его освободили».

Слова рассказчика подействовали па толпу ошеломляющим образом.
Все поверили в истину рассказа, и стали советоваться, что делать? – «И нас уж продали, – заголосил народ, – строят бараки, заготовили гроба, нарыли могил, закупили известки и крючьев, что бы таскать народ».
– «А всё Молчанов… смерть ему! смерть изменникам!» – уже тогда раздавались отдельные голоса. Народ ходил толпами по улицам, и возбуждение всё возрастало.

Нелепые толки дошли до апогея под влиянием рассказов пастуха Салынова, уверявшего всех, что он собственными глазами видел, как Молчанов, голова и поверенный ходили за городом и пускали в родники мешочки с мором, от которого, будто бы, стали околевать коровы, напившись из этого родника, воды. – До поздней ночи шумел народ, издавая крики: «сжечь барак, убить Молчанова, убить голову».

Вечером, в доме аптекаря-именинника собрались гости.
Тут были многие городские власти, врачи и большинство санитарных попечителей. Разговор вертелся на тему начавшейся холеры и только что происшедших холерных бунтов в Астрахани и Саратове. Обсуждали брожение умов народа и в Хвалынске. Одни, во главе с городским головой, утверждали, что возмущение в городе с минуты на минуту готово вспыхнуть, и советовали бывшему здесь же доктору Молчанову, возможно скорее, оставить город, другие, наоборот, подсмеивались над трусостью первых и старались ободрить Молчанова, советуя не бояться уличных буянов.
В самый разгар спора Молчанов получил письмо от неизвестного автора, с сообщением, что против него составлен заговор, и если он не уедет в эту же ночь, то его могут убить.

Письмо еще более обострило спор, и, в конце концов, было решено, что Молчанову следует переговорить с исправником. Тот советовал успокоиться, говоря, что для его защиты есть полиция и войска. Вместе с тем исправник, предупрежденный о народном волнении, ежеминутно готовом перейти в бунт, впал в большую крайность: он вообразил, что, оставив постовых городовых вооруженными, легче можно будет вызвать столкновение с народом и потому распорядился, чтобы одни из них переоделись в штатские костюмы, а от других было отобрано всякое оружие. Всем солдатам строжайше было запрещено показываться на улицах и вступать в какие-либо разговоры с народом.
Наступило 30-е июня.
По утру, проводив в стадо скотину, хозяйки отправились к бассейнам, за водой, и пришли в ужас: вода была окрашена в кроваво-красный цвет и, в довершение беды, около одного из бассейнов рвало двух людей, по их словам, только что напившихся этой воды.
В извлеченных потом из некоторых колодцев мешочках был обнаружен порошок, в состав которого входил дурман (Datura Stramonium) и красящее вещество органического происхождения. В других колодцах находили какие-то загадочные пузырьки, бутылки и т. п. Очевидно, все это было делом одной и той же руки, оставшейся необнаруженной.

«Воду отравили, морят народ», – понеслось по городу, и на улицах, шумя и крича, стали появляться отдельные группы людей.
Около обеда народ шумел уже большими толпами, волнение росло и росло. К вечеру отдельные парии, слившись в одну огромную массу, до 5000 человек, двинулись к центру города. Видя начинающееся возмущение, миссионер-священник, о. Карманов, врезался в толпу и вступил с ней объяснение.
Толпа на минуту остановилась, окружила его и, мало-помалу, стала поддаваться увещеваниям. В этот момент толпе начали раздавать листки, с объявлением от Городской Управы, что барак строится для бурлаков Правительством, для городских же жителей дума постановила открыть особые больницы и кто хочет может лечиться в больницах, а нежелающие могут лечиться дома.

Вместо успокоения, объявление это только усилило волнение.

Послышались восклицания: «не надо барака, не надо больниц, нас морить хотят, зачем опрыскивать»?

– О. Карманов старался объяснить, что опрыскивание производится не ядом, а карболовой кислотой, которая не только не вредна, а, напротив, полезна, как средство, предохраняющее от заразных болезней. – Да, ведь, мы не хвораем! – ревет толпа.

А, вот и хорошо, – урезонивает о. Карманов: – правительство распорядилось и просило врачей принять меры к ограждению нас от холеры».
– А ты думаешь, Бог не убережет, так какой-нибудь Молчанов да полиция нас защитит? Будет людей-то морочить, – выступил впереди, с заявлением седой старик.

– Уйдем, ребята, нечего на него смотреть, – послышались возгласы и, оставив о. Карманова, толпа, шумя и крича, двинулась дальше по улицам.

Видя тщетность своих увещеваний, о. Карманов, как к последнему средству, решил прибегнуть к публичному молебствию и пошел за разрешением к благочинному.
Как раз, в этот момент с постройки бараков ехал Молчанов.
Он был остановлен и немедленно окружен толпой.

– Сказывай, кто приказал строить барак и копать ямы? – ревет и волнуется толпа.

– Все это я делаю по приказанию начальства, – объясняет Молчанов.

– На свою голову делаете. – Мором зачем дома опрыскиваете?

Молчанов старается что-то объяснить толпе, но крики его теряются в общем гаме. Кучер, видя, что приходится плохо, ударяет по лошади и ему удаётся выбраться из толпы, при криках: «Держи! Молчанов, Молчанов!»

– Кучер, свернув в другую улицу, подъехал к квартире судебного пристава Боголепова. Сюда же, узнав об угрожающей Молчанову опасности, вскоре прибыли и многие его знакомые. Во время разговора и колебаний, что делать, вбегает сосед и заявляет, что толпа, узнав, где Молчанов, валит сюда.

Опасность была очевидной, Решили выпустить Молчанова из задней калитки, на противоположную улицу, и одного из знакомых просили ждать на лошади, невдалеке, чтобы увезти Молчанова из города. Тем временем, городской голова и исправник, желая успокоить народ, подошли к толпе, которая их мигом окружила.
В первое время ничего нельзя было понять от поднявшегося крика: это был какой-то рев, сопровождавшийся маханием рук.

Немало прошло времени, прежде чем удалось восстановить порядок.
– Что надо? – обратился голова к народу.

Зачем продали нас англичанке?

– Как вам не стыдно верить нелепостям? – возражает голова.

– Зачем барак делают?

– Барак делаем не мы, а Правительство и не для горожан, а на случай доставки холерных с низовых пароходов.

– Врёт, врёт, – голосила толпа.

– Зачем Молчанова оставили? Мы его прогнали, подавай нам его, мы с ним разделаемся. Рев толпы мало-помалу начал совсем заглушать слова головы и исправника. Они начали теряться, обещая и барак уничтожить, и Молчанова удалить.

– Не верьте, православные, – орал очутившийся тут же пастух Салынов. – Давя он с Молчановым опять ездил за город и пускал яд в родники. У меня и то корова издохла в стаде."

– Ого-го! – ревела толпа, – не нам умирать, а вам. Чего с ними разговаривать, поднимайте их на ура, бейте!

Ярость толпы достигла, высшего возбуждения, когда из нее вышли два мужика и, потрясая в руках мешочками, из которых сочилась красная жидкость, заявили: – «Вот что даве нашли мы в бассейнах, нас рвало, насилу живы остались».
Толпа напирала больше и больше.
Вдруг, внимание всех привлёк въехавший в толпу извозчик.
Толпа расступилась и дала дорогу. Махая бумагой, он кричал: «голову надо, телеграмма от Губернатора!»

В момент водворившегося затишья, голова поспешил продвинуться к экипажу и сесть в него. Едва он это сделал, как извозчик гикнул и, опрокидывая встречных, мигом умчал голову: обман удался. – Держи, держи, ура! Бей исправника, не пускайте этого. – Исправник чувствовал, что минуты жизни его сочтены.

Вдруг толпа смолкала.

На другой стороне площади послышались крики: «Ура, Молчанов, Молчанов!»

– И мигом толпа, оставив исправника и с криком – «К Молчанову, к Молчанову!» – пустилась бежать по площади.

Исправник вскочил на случайно ехавшего извозчика и ускакал. К несчастью, о. Карманов не нашел благочинного дома, но, во имя пастырского долга решился еще раз уговорить толпу, шумевшую вдали.
ДорОгой о. Карманов встретил священника Ктаторова, и они вместе бросились к толпе, бежавшей, по пятам, за Молчановым. Его уже настиг высокого роста детина, уцепил за руку и ударил но шее. Но Молчанову удалось вырваться и он, со словами – «Батюшка, спасите!» – повалился на грудь подоспевшему в этот момент о. Ктаторову. Другой священник, о. Карманов, снял шляпу, простер к толпе руки и, защищая Молчанова спереди, встал пред толпой: – Братие, братие, – воскликнул он, – что вы делаете? Ведь это христианин, что он вам сделал? Опомнитесь!

Необходимо призвать, что, благодаря знанию и близости к народу, поведение священников было достойнее и выше, чем поведение всех остальных лиц, принимавших участие в перипетиях этого события: поведение последних было двойственным, нерешительным и неискренним. Ссылка на сан едва ли может здесь иметь какое-либо значение, так как значительная часть жителей Хвалынска состоит из раскольников.

-Воду отравил, скотина околевает, люди мрут. – Смерть ему, смерть! – ревела толпа. Народ всё плотнее и плотнее окружал священников, стараясь вырвать Молчанова.

– Бей холеру, бей жидомора, бей отравителя!» – Градом посыпались удары.

Священников отбросили.
Всё слилось в оглушительный рёв.
В воздухе мелькали сжатые кулаки, палки и камни.
Озверелые люди с бешенством били и топтали Молчанова, по временам подхватывая его на руки и с силой бросая на землю.
Вдруг раздался откуда-то произведенный выстрел.
Толпа моментально бросилась в стороны: все подумали, что это стреляют подоспевшие войска.
Несколько секунд Молчанов лежал один.
Видимо, он пришел в себя, приподнялся и, собрав последние силы, бросился было бежать. Но разбежавшийся народ скоро понял свою ошибку, в нем снова проснулся зверь и Молчанов без труда был вновь настигнут и схвачен толпою.
Начались новые побои и новые истязания.
Когда в один из следующих моментов он, полуживой, еще раз приподнялся, как бы собираясь ползти, толпа, с криками: – «жив, жив, собака, бей его!» – ещё раз, уже последний, набросилась на него и окончательно добила.

Наконец, когда Молчанов лежал уже без движения и жизнь совсем оставила его, некоторые из присутствующих, как было установлено потом судом: крестьяне Максимов, Клюкин, Салынов и Гончаров, поочередно, вскакивали на него и дико топтали ногами. В издевательствах над трупом не отставали от своих мужей и женщины-матери: забыв стыд, они ругали, били, плясали кругом Молчанова, рвали одежду и царапали тело.

Братцы, православные христиане, опомнитесь, что вы делаете? – раздался было из толпы голос кого-то, пораженного диким неистовством толпы.

– Oго-го! – заревела толпа, – защитник нашёлся, видно, заодно морить собираешься.

Бей его, бей! – и через минуту подавший голос человеколюбия лежал на земле окровавленный, умоляя палачей пустить душу на покаяние.

– Так всех будем бить, кто вздумает защищать их, – ревела толпа.
После убийства Молчанова, начался грабеж и разгром домов и, вплоть до утра, расходившаяся ватага переливалась громовым «ура» из конца в конец по городу.
Не оставили в покое убитого Молчанова и на другой день: кто подойдёт и швырнёт в него камнем, кто плюнет или обругает.
Подходили и главные палачи, бившие Молчанова, чтобы еще раз повторить свои издевательства.
Перенести его труп на квартиру никто не решался, и лишь к вечеру этого дня нашелся смельчак, сделавший это.

Магазины и лавки были заперты.
Одни лишь кабаки и трактиры широко открыли свои двери для попойки буйной толпы. Пьяные крики, дикая ругань и угрозы слышались всюду.

Город трепетал.
Из интеллигенции все, кто мог, бросили дома и бежали из города.
Tе же, кому не удалось бежать, собрались в стенах тюрьмы, вооружив себя и небольшую кучку солдат ружьями и ожидая с минуты на минуту нападения.

В таком томительном состоянии прошло двое суток.
Наконец. прибывшие войска быстро восстановили порядок, разогнав банды плетьми.

Более двух месяцев город был охраняем войсками.
Следствие выяснило, что бунт носил явный характер подстрекательства, но кто они, эти подстрекатели, осталось тайной. Привлеченные к ответственности бунтовщики, как один, не признавали себя виновными: Все шли, все бунтовали, но почему и за что, никто не мог дать объяснений. Толпа шла, как стадо баранов, руководимая неведомой силой.

Казанский военно-окружный суд, которому было передано дело, постановил 4-х человек подвергнуть смертной казни и до 60-ти человек присудил к каторжным работам и ссылке на поселение."

Источник: Русская народно-бытовая медицина : По материалам Этногр. бюро кн. В.Н. Тенишева / Д-р мед. Г. Попов. — Санкт-Петербург : тип. А.С. Суворина, 1903. — VIII, 404 с. : 25.

https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_003715960/

https://www.prlib.ru/item/442408

[2025 год. Примечание. Роман Игнатов: Не знаю насколько эффективны в борьбе против холеры называемые в книге Попова сулема, известь, карболовая кислота.
Я не советую никому брать эти средства и применять их для борьбы против холеры без консультации с врачами. Для борьбы против холеры надо обращаться к медикам-специалистам ]

Всемирная иллюстрация: еженедельный иллюстрированный журнал. 1898 год, Т.48 (1 июля - 19 дек.) С. 118.

Холера

https://bigenc.ru/c/kholera-bae734, Большая Российская энциклопедия

Холе́ра, острое инфекционное заболевание, вызываемое бактерией Vibrio cholerae при попадании в организм человека заражённых пищевых продуктов или воды, относится к категории особо опасных инфекций

<...>

В связи с тенденцией к эпидемическому распространению холера относится к карантинным болезням. Источником инфекции является человек (больной холерой или носитель холерного вибриона). Заражение возникает при попадании холерных вибрионов в желудочно-кишечный тракт человека с загрязнённой водой и пищей. Механизм заражения: фекально-оральный. Основной путь передачи заболевания: водный (употребление воды, загрязнённой человеческими фекалиями). В бытовых условиях распространению холеры также способствует прямое загрязнение пищи фекалиями, содержащими холерные вибрионы. Инкубационный период: от нескольких часов до 5 дней (чаще 1–2 дня). Заболевание встречается как у взрослых, так и у детей.

<...>

Холера – чрезвычайно заразное заболевание. Бессимптомные носители в течение 10 дней после инфицирования могут выделять бактерии вместе с фекалиями, которые, поступая в окружающую среду, потенциально могут инфицировать других людей [Клинические рекомендации (протокол лечения) оказания медицинской помощи детям, больным холерой. 2015].

<...>

Лечение и профилактика

Основным направлением в лечении является регидратация (восполнение потерь жидкости и электролитов). Лёгкие формы заболевания успешно лечат с помощью пероральных регидратационных растворов. В тяжёлых случаях, а также отдельным категориям пациентов могут потребоваться внутривенное введение солевых растворов и антибактериальная терапия. При отсутствии лечения заболевание может стать жизнеугрожающим (Recommendations for the Use of Antibiotics for the Treatment of Cholera).

В профилактике заболевания важную роль играют безопасное водоснабжение и санитария, а также надлежащая противоэпидемическая организация работы по выявлению источников инфекции. Для предупреждения распространения холеры за пределы эпидемического очага необходимы своевременные карантинные мероприятия.

Для профилактики и борьбы со вспышками болезни в регионах с высоким риском распространения холеры могут быть использованы пероральные вакцины против холеры (Холера. ВОЗ).

Богомолов Борис Павлович. Первая публикация: Большая российская энциклопедия, 2017. Актуализация: 2023.

<...>
Почти все, касающееся вопросов политической и общественной жизни, имело для, себя, в обозреваемый период прямой путь и фильтр – гражданскую цензуру. Проверять и узнавать, что дозволено и запрещено в данное время, духовным цензорам приходилось не часто. Оттого и представления их о «правилах государственных», как о цензурном критерии, естественно, отличались субъективизмом.

Конечно, исключая из книг «богохульные и дерзкие изражения вольнодумцев», цензора столь же ревностно ополчались и против мыслей, «пахнущих вольностью и неуважением к власти, от Бога установленной»...144

Затем, бесспорно, отражались на взглядах членов цензуры и указания правительства, выраженные явно, – в манифестах, и тайно, – в секретных наставлениях по цензурным учреждениям.
Так, рассматривая, например, вновь издаваемые проповеди Стефана Яворского и отмечая в них разного рода анахронизмы, цензура замечает: «принимая во внимание нынешние обстоятельства и удаляясь от духа нетерпимости других исповеданий, явно открытого с желчью и укоризнами в пяти проповедях, цензура, по означенным резонам, (дозволяя прочие), не одобряет их к напечатанию»145.

Известно, далее, как в царствование Александра I, – да и потом, – отражались перемены во внешней политике на усилении и ослаблении цезурных строгостей. Аустерлиц, Тильзит, Бородино, Париж, Вена подвергали самым разнообразным – до противоположности – колебаниями политику русской цензуры.

Весьма характерно в этом отношении предписание попечителя петербургского учебного округа С. Уварова, данное в конце 1814 года светской цензуре, «смягчать мало-помалу колкий и грубый тон в суждениях о других народах, стоящих ныне в совершенно новых отношениях к Европе и нам.
Журналисты, писавшие в 1812 году, должны иначе писать в 1815 и мало-помалу согласоваться с намерениями правительства... Само собою разумеется, что сие правило должно быть хранимо между членами комитета и при каждом случае наблюдаемо столько, сколько благоразумие и опытность каждому цензору внушить могут»146.

Непосредственно, или уже в виде отзвуков, доходило это правительственное регулирование идей и до духовной цензуры.
Например, в 1806 году было составлено Синодом и разослано по всем церквам объявление, утверждавшее, между прочим, что «Наполеон мечтает в буйстве своем... похитить (о чем каждому человеку и помыслить ужасно) священное имя Мессии».
После же тильзитского мира, указом 18 июля 1807 года запрещалось уже читать это объявление и заимствовать из него мысли для проповеди.
И, конечно, цензура духовная тотчас же стала делать соответствующие замечания: «Союзных держав, хороши ли они в себе или худы, – сочинителю поносить не следует: ни Вавилоном, ни центром нечестия именовать никак не надлежит»147.

<...>

Глава II. Характеристика деятельности и деятелей московской духовной цензуры

Источник: Духовная цензура в России. (1799-1855 гг.) : [Дис.] / Ал. Котович. - Санкт-Петербург : тип. "Родник", 1909. - [4], XVI, 608, XIII с.

В наше время очень много и многие радеют о доставлении народу развлечений в часы праздничного досуга, с целью отвлечь массу от пьянственного разгула и приучить к трезвости.
Стремления благие и достохвальные.
Но, к сожалению, для достижения этой цели деятели, особенно же непризванные, часто бывают неразборчивы в средствах: писалось об одном провинциальном попечительстве о народной трезвости, что оно ничего лучшего не придумало для привлечения народа в свою чайную, как обзавестись дрессированной обезьяной...

Другие попечительства сосредоточили своё внимание на организации народных зрелищ, причём, пользуясь любовью народа к религиозным мотивам и картинам, на ряду с светскими юмористическими, и не целомудренными песнями и картинами, разрешают петь богослужебные песнопения и показывать народу при посредстве волшебного фонаря достопокланяемые священные изображения, которые народ привык видеть и благоговейно чтить, как святыню храмов и домов.

Появление же этих святынь в репертуаре и на подмостках народных зрелищ оскорбляет чувство веры у одних, деморализует других из среды набожного народа.

Настоящее распоряжение св. Синода да послужит в этом отношении руководительным и предостерегающим началом – не забываться и не увлекаться «и отличать священное от несвященного и нечистое от чистого» (Лев.10:10).
С большей осторожностью и разбором места и обстоятельств должно относиться и к выбору священно-исторических картин при употреблении на народных чтениях так называемого волшебного или светового фонаря.

Источник:

Миссионерское Обозрение, 1898 г. 1 полугодие. Отделение 1, Май

О постановлениях и распоряжениях власти по вопросам миссии и расколо-сектантства // Миссионерское обозрение. 1898 г. № 1–6. С. 679–680

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Публикация в "Церковных ведомостях"

Определение Святейшего Синода от 30 марта 1898 года за № 1218, о недозволении на будущее время при устройстве зрелищ показывать, путем, так называемой, живой фотографии, священные изображения Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Угодников Божиих

По указу Его Императорского Величества,
Святейший Правительствующий Синод имели суждение о недозволении на будущее время при устройстве зрелищ показывать, путем, так называемой, живой фотографии, священные изображения Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Угодников Божиих.
Приказали: Принимая во внимание, что живая фотография, посредством быстрого движения показываемых лиц, производит сильное впечатление на зрителей, представляя изображаемые предметы как бы живыми и действующими, и что появление при подобных условиях изображений Христа Спасителя и Его Пречистой Матери, а также других священных лиц, представляется крайне несоответствующим чувствам благоговейного уважения к святыне и может порождать соблазн,
Святейший Синод определяет: воспретить на будущее время при устройстве зрелищ показывать путем живой фотографии священные изображения Христа Спасителя, Пресвятой Богородицы и Угодников Божиих, о чем объявить циркулярно по духовному ведомству, чрез напечатание в "Церковных ведомостях», а Г. Синодальному Обер-Прокурору предоставить просить Министра внутренних дел о зависящем распоряжении по означенному предмету.

Определение Святейшего Синода от 30 марта 1898 года // Церковные ведомости. № 14-15. 4 апреля, 1898. С. 81

На государственном уровне в России в 2025 году этот закон силы юридической не имеет.
Если РПЦ не отменила этот свой закон, каким-либо официальным решением, то он сохраняет свою силу религиозно-обязательную для членов Русской Православной Церкви?
Или Русская Православная Церковь отменила Определение Святейшего Синода от 30 марта 1898 года № 1218 ?