— Зачем они тут? — спрашивает Тьер, косясь на Халси.
Тот оглядывается на едва заметную тропинку, теряющуюся в пустом поле. Пока никого.
— Так шаманы общаются с миром духов, — отвечает он, повернувшись к волку.
Снова касается тотема совы и, вложив в лапы немного энергии, очищает от грязи — видимой и не очень. Осторожно, движение за движением: голова, раскинутые в полёте крылья, даже лапы, вырезанные искусными руками. В таком тонком деле нельзя пропускать ничего. Оставить хоть немного — и всей его энергии может не хватить, чтобы…
— А зачем им другие духи? — Тьер, недоумённо наблюдая за действиями друга, садится рядом и обвивает лапы пушистым хвостом. — У них же есть ты. А до тебя был Грелль.
Халси усмехается, приоткрывая в оскале белоснежные клыки.
— Духов на той стороне гораздо больше, Тьер. Не все из них имеют оболочку, как я или мой наставник. А силы у иных из них гораздо, гораздо больше, чем у нас.
Халси заканчивает с очищением совы и берётся за второй — тотем лисы. Он знает: к этому тотему сегодня уже никто не придёт, но считает неправильным и несправедливым оставлять его без внимания. Пусть даже и с той стороны в эту дверь никто не постучится — так Халси отдаёт свою дань. Тем, кто был до него, и кто так же верно служил вере в добро, лесу и людям, которые были под его защитой.
Лисий тотем поддаётся быстрее, за ним — олень и медведь. Закончив, Халси выпрямляется, отряхиваясь от прилипшей сухой травы, и окидывает взглядом дело своих лап. Тьер не видит, но после очищения деревянные фигурки животных едва заметно светятся. Значит, всё готово. Остаётся лишь дождаться момента, когда шаман этого поколения тоже придёт, ведомый угасающим светом звёзд.
Острый слух Халси улавливает едва заметный шорох и он, навострив уши, оборачивается. Медленно поднимающееся солнце бьёт в глаза, и всё же ему удаётся разглядеть вдалеке маленькую чёрную точку. Шардас уже в пути, и нужно сделать всё, чтобы им никто не помешал.
— Тьер, — Халси смотрит на волка и, улыбнувшись, треплет его по холке. Поправляет сползший красный шарф. — Я вижу, что тебе скучно. Найди Грея. Я кое-что закончу и тоже к вам приду. Поиграем вместе.
Тьер вскидывается, не желая мириться с такой несправедливостью. Халси знает: друг чувствует, что от него что-то скрывают. Впрочем, спустя пару мгновений, он кивает, лишь тяжело вздохнув:
— Вечно у тебя с этим шаманом какие-то секреты, — бурчит недовольно, но без злобы. Скалится. — Ладно, как скажешь. Будем ждать тебя у реки, там, где поваленный дуб.
Халси быстро подаётся вперёд и на несколько секунд крепко обнимает Тьера.
— Спасибо, друг, — шепчет он и отпускает.
Тьер исчезает, а Халси снова оборачивается к солнцу. Шардас уже совсем рядом, и через несколько больших, тяжёлых шагов он останавливается рядом. Всё так же непривычно высокий — Халси запрокидывает голову, глядя шаману прямо в глаза.
— Здравствуй, Шардас, — негромко говорит он. — Я рад, что ты пришёл сегодня.
Шардас молча стаскивает с головы чёрную шапку, что теряется на фоне такой же чёрной свитки. Она неплотно застёгнута, и из-за воротника проглядывает белая рубаха. Кажется, Шардас спешил, когда шёл сюда, и Халси его прекрасно понимает. Потому и не торопит, когда шаман молчит, долго разглядывая пожелтевшую траву под ногами.
Чтобы решиться и открыть врата, нужна смелость, решительность, а что важнее — сильное, искреннее желание, идущее от самого сердца. Не будет его, и Халси совсем ничего не сможет сделать… даже если сам будет очень хотеть.
Шардас поднимает взгляд, и Халси пробирает озноб, хоть духи и не могут испытывать холода. Во взгляде шамана, всегда таком живом и проницательном, столько пустоты и тоски, что становится страшно.
Как он живёт с такими чувствами так долго?..
— Я не мог, — повторяет шаман и протягивает ему ладонь. — Делай, что должно.
Халси кивает. Приблизившись, осторожно касается руки Шардаса лапой и прикрывает глаза. Он знает, что время терять нельзя, но воспоминания, мутной рекой вышедшие из берегов, нужно успокоить. Воспоминания о том, что Халси очень хотел бы забыть — и не мог. Клятва помочь держит крепче всяких пут.
Тем более, что тогда, десять лун назад, сделать этого он так и не смог. Страшной ночью, когда из-за ливня, стоявшего стеной, Халси едва смог учуять, что в лесу люди — и пахнет кровью. Смазано, но ощутимо настолько, чтобы броситься туда, где снова зреет опасность и чья-то жизнь может оборваться слишком внезапно и жутко.
Смерть и правда приходит, но не для леса и его обитателей. Отыскав людей, Халси собирается помешать им то, что, может, задумано, и застывает, узнав шамана. Тот, шатаясь, медленно бредёт по размокшей лесной траве, держа на руках женщину, и только повторяет и повторяет, точно заклинание:
— Халси, ты должен помочь ей. Ты должен помочь ей, Халси…
Увидев духа, Шардас падает на колени, и Халси впервые за свою жизнь видит, как человек — мужчина — плачет.
— Пожалуйста… — голос Шардаса срывается и становится едва различим за шумом дождя. — Помоги ей…
Халси пытается. Честно пытается, отдавая жене шамана всю свою энергию и забирая у леса его силу. Только с каждой секундой становится всё больше понятно — уже поздно. Тонкие ладони, испачканные кровью, уже не согреть дыханием жизни и энергией всего мира. Халси устало поднимает голову и качает головой, с трудом глядя в глаза шаману.
— Прости, Шардас, — шепчет он. — Я сделал всё, что мог.
Сложно говорить такие слова. Сложно видеть, как разбивается чужое сердце от боли, горя и неверия. Шардас крепче прижимает к себе женщину и вдруг поднимает на духа горящий безумием взгляд.
— Возьми мою жизнь вместо её. Поменяй нас местами. Я знаю, ты можешь, дед рассказывал мне!..
— Нет, Шардас, — Халси обрывает его резко и встаёт, пошатываясь. — Я не стану забирать твою жизнь. Ты нужен этому лесу и своим людям.
Шардас рычит сквозь стиснутые зубы, и Халси кажется: миг — и шаман бросится на него, разорвав на клочки, точно разъярённый медведь.
— К чёрту лес! К чёрту всё! Она нужна мне! — кричит он, срывая голос и ещё сильнее прижимая к себе любимую женщину. — Без неё я не стану жить! Не смогу!..
Халси, выдохнув, медленно подходит ближе и осторожно касается его лица. Утирает слёзы, текущие по загорелому лицу. Халси всё понимает. Но жертвовать другом и тем, в ком они все действительно нуждаются, он не готов.
— Сможешь, — шепчет он, и даже ливень становится тише, чтобы Шардас точно услышал духа. — А я помогу тебе. Клянусь.
Эти слова связывают духа и шамана ещё крепче, чем раньше. Халси помогает ему похоронить жену на той самой опушке, подсказывает, из какого дерева лучше сделать тотем, и рисует — неумело, но похоже — созвездие. То самое, что раз в десять лун позволяет на несколько долгих минут отворить врата на ту сторону, куда уходят умершие. Шардас обещает прийти, и надолго перестаёт говорить и вспоминать о том, что было той ночью. По крайней мере, не при духе. В их встречи Халси иногда думает, что Шардасу уже не нужна его помощь, и тихо радуется.
Но он здесь. Крепко держит духа за лапу и смотрит так решительно, что сомнений больше нет — он хочет увидеть жену, пусть даже на краткий миг. Это всё, ради чего Шардас живёт последние десять лун.
Халси отпускает его и, приблизившись к тотему, осторожно касается крыльев совы. Именно этот тотем приносит Шардас после смерти жены и именно он станет вратами. Лапы Халси едва заметно дрожат — он делает это в первый раз и очень боится, что ничего не получится. Энергия будто звенит под лапами, и Халси прикрывает глаза, мысленно произнося заклинание, которому учил старый Грелль. Без особых слов врат не открыть, говорил он, и Халси ему верит.
Как верит и сейчас — не ради себя. Ради Шардаса.
Последние слова сказаны, и Халси отходит в сторону, глядя на тотем. Напряжение сковывает тело, и он не сводит с совы глаз. Несколько мгновений ничего не происходит, и он уже собирается повторить всё заново, забрав часть энергии от леса, как вдруг сияние становится сильнее. Сова будто оживает и становится больше, заполняя тёплым, словно солнечным, светом всё вокруг. На миг Халси зажмуривается и закрывает лапой глаза, а когда открывает — видит вместо совы гостью.
Ту самую, что так отчаянно пытался спасти холодной ночью.
Она не живая, мягко светится и ступает, не приминая ни травинки. Длинные светлые волосы рассыпаны по плечам, спрятанным в простое белое платье. На лице тёплая улыбка, а в ярко-голубых глазах — любовь всего мира.
— Шардас, — её голос звенит весенним ручейком, и на миг Халси кажется, что трава под её ступнями становится зеленее. — Хороший мой.
Она подходит к шаману, бережно касается его щеки. Шардас, будто бы каменный миг назад, порывисто хватает её ладонь, надеясь удержать, ощутить былое тепло.
— Бела… — ломко шепчет он, стискивая в свободной руке шапку. — Бела, свет мой, моя ненаглядная…
По щекам снова, как в ту ночь, катятся слёзы. Бела, покачав головой, подаётся ближе и, привстав на цыпочки, оставляет на лбу мужа невесомый поцелуй. Халси не знает точно, но готов спорить: этот поцелуй Шардас точно ощутит. Всё тепло, которое его любовь хотела ему отдать.
— Не печалься, Шардас, — тихо произносит она. — Я ушла на ту сторону, но я всё ещё рядом с тобой.
Она обводит жестом опушку, и Халси видит, как наполняются светом деревья, оставшиеся на ветках листья, трава и кустарники. Бела будто дарит миру силу, которой ему так не хватает.
— Я в каждом листочке, — она снова смотрит на Шардаса и улыбается щемяще-нежно. — В каждой травинке. В дуновении ветра. Я в этом маленьком духе, который с тобой.
Шардас порывается что-то сказать, но она прикладывает палец к его губам и качает головой.
— Ничего не говори, хороший мой. Когда придёт время, свидимся. А пока — будь здесь.
Она кладёт ладонь на грудь шамана.
— Я люблю тебя, Шардас. Навеки.
Миг, и видение исчезает, вернувшись потускневшим тотемом. Всё, что напоминает о Беле — след на грубой ткани свитки, ещё светящийся, но и он гаснет. На опушке воцаряется тишина, и даже ветер не решается её нарушить. Молчит и Халси, лишь глядит на шамана, чувствуя, как непривычно хочется обнять этого большого человека. Шардас — сильный, он никогда не говорит о своих чувствах, сейчас Халси снова видит, сколько на самом деле живёт в молчаливом шамане.
Халси готов сделать что угодно, чтобы помочь другу. Жаль, что это не в его силах.
Шардас, наконец, шевелится, переставая походить на изваяние. Судорожно вдохнув, нахлобучивает шапку и разворачивается резко, но в последний миг бросает на духа взгляд. Халси готов поклясться: в глубине зелёных глаз — благодарность.
— Спасибо… Халси, — роняет он, и, больше ничего не добавив, уходит.
Халси провожает его взглядом до тех пор, пока тёмная точка не исчезает на горизонте. Что ж, сегодня и вправду особенный день. В осенний лес будто на миг врывается весна, а в сердце одного хорошего человека становится немного больше покоя.
Халси надеется: через десять лун они снова встретятся здесь. А до тех пор он будет стараться быть рядом со своим другом и помогать, даже если это будет стоить ему собственной энергии и даже жизни.
_____________________________________________________________________________________________________
