Александр брел вдоль ряда покосившихся серых гаражей, шаги его гулко отдавались эхом в пустынной ночной тишине. Осенний воздух казался вымороженным до предела, но он не замечал холода. Его кулаки до боли сжались. Челюсти были стиснуты так крепко, что казалось, зубы вот-вот треснут. Где-то на краю сознания, словно тень, мелькал его "спутник", темная гниющая фигура с глазами, блестящими, как у кота в темноте. Он улыбался, подмигивая этим холодным светом.
— Иди, — прошипел двойник, будто ветер скрипел ржавой дверью. — Я уже чувствую их.
Александр молчал, красная пелена перед глазами становилась гуще с каждым шагом. Гаражи закончились, выходя к заброшенной стройке, где виднелась группа молодых людей. Они стояли, переговариваясь на повышенных тонах, громкими насмешками разрывая ночную тишину — десяток, может, больше. Среди них выделялся амбал, который как раз рванул очередную затяжку сигареты, его массивная фигура, сравнимая с объёмом двух человек, казалась гротескно огромной.
— Кто главный? — голос Александра был резкий, как удар хлыста, с хрипотцой, которой он сам не ожидал. Смолкли насмешки, выкуренные бычки полетели в темноту.
Амбал окинул Александра тяжелым взглядом, смяв ногой остатки своей сигареты. Еще секунда — и он выступил вперед. Спущенные подтяжки покачивались в такт его громоздким шагам, спортивная куртка позвякивала молниями, а шнурки на его армейских берцах пронзительно отливали белизной.
Амбал остановился в метре от Александра, возвышаясь будто бетонный монолит.
— Ну, я и что? — прогудел он с кривой ухмылкой.
В этот момент что-то внутри Александра изменилось. Его взгляд потемнел, а челюсти сжались до рези в зубах. Казалось, что воздух вокруг него сгустился, становясь тяжелым, словно само пространство покорялось новой силе. Прежде чем амбал осознал, что происходит, Александр рванул вперед, его кулак вспорол воздух со свистом. Удар был мгновенным, сокрушительным. Послышался глухой хруст — словно ломали тупым топором толстую ветку. Голова амбала дернулась назад, как у тряпичной куклы, он рухнул на землю с глухим стуком, хватаясь за лицо и издавая странный, мучительный стон.
В ночи повисло молчание. Но пауза длилась недолго — больше десятка человек ринулись к Александру разом. Их крики заглушали собственный страх, они неслись вперед с яростью, с бравадой толпы.
Но Александр, словно заранее предугадывая их движение, отпрыгнул в сторону. Он двигался неестественно быстро и ловко, как зверь, привыкший уходить от стаи хищников. Сделав резкий маневр, он исчез за углом гаража. Толпа с матерными криками бросилась следом.
Тяжелые ботинки скинхедов стучали по земле. Александр искусно вел их по кругу, как загонщик, каждый шаг приближая их к заранее выбранной точке. Он сделал круг и вернулся к исходной. Там, у его ног, на треснутом асфальте, лежал все тот же амбал, корчась от боли.
Оставалась всего пара секунд. Александр будто почувствовал этот отсчет всем своим существом. Его взгляд остановился на распростертом человеке. Скинхеды были близко, их тени уже маячили за спиной.
Александр вскинул ногу в массивном армейском ботинке. Его движения вновь стали резкими, почти импульсивными. Раздался звонкий удар, короткий и гулкий, как удар молота по наковальне. Череп амбала разлетелся с сокрушительным треском. В разные стороны брызнула густая кровь с осколками кости, оставляя на земле алое пятно.
На мгновение мир замер. Только мерный стук приближающихся шагов разрывал мертвую тишину. Над телом амбала ещё витал запах железа и горячей крови, в воздухе казалось зависло само понятие неестественного ужаса… Александр поднял голову, глядя на тени своих преследователей.
Когда Александр поднял взгляд, оказалось, что он лицом к лицу с самим собой. Но этот второй "Александр" был неестественно искаженной версией его лица — бледным, почти мертвым. Глаза... Их невозможно забыть. Они сверкали словно у ночного зверя, отражая любой слабый свет, присутствующий в окружающем пространстве, будто издевались. Двойник широко улыбался, демонстрируя странно острые зубы, и вдруг разразился рвущимся из глубины грудной клетки, безумным хохотом.
— Да! — почти выкрикнул тот чужим, но каким-то до боли знакомым голосом. — А теперь остальных!
Всё вокруг стало расплываться: гаражи исчезли, земля ушла из-под ног. Он не заметил, как погрузился в эту густую, неестественную темноту. Но внутри все кипело. Его словно разрывало изнутри, как вихрем дикой, непонятной ярости.
В следующую секунду он уже не осознавал себя. Была лишь невыносимая жажда... уничтожить. Руки рвались, тело двигалось само собой, не испытывая усталости, словно превращаясь в машину разрушения.
Крики, хруст костей и влажные удары наполняли пространство вокруг него. Но он ничего этого не регистрировал. Там, внутри него, темное "Я", то, что пилотировало тело, безмолвно ликовало.
Когда мир вокруг проявился вновь, Александр пошатнулся, словно выбравшись из затяжного сна. Он смотрел вниз и не мог поверить собственным глазам. Повсюду кровь. Она заливала ему лицо, впилась в волосы, стекала ручьями по шее и одежде. Его руки дрожали, но не от страха, а от остаточного напряжения после чего-то ужасного, чего он не помнил.
На холодной земле перед ним лежала груда тел. Это было отвратительное нагромождение... Они почти утратили человеческий облик. Разорванные на куски, одна конечность валялась отдельно от тела, растянув цепь связок и мышц. Чьи-то ребра торчали наружу, словно взрывом вывернутые вдоль груди.
Александр сделал нервный вдох... и за этим вдохом раздался тихий смешок. Он пронзил его словно ледяной клинок. Он медленно обернулся — и увидел его. Своего двойника. Он стоял в отдалении, снова улыбался.
— Ну что, как ощущения? — протянул голос, полный насмешки. — Я же обещал, что буду с тобой.
Александр медленно опустился на колени. Мир вокруг начал тревожно вибрировать, словно всё происходящее было иллюзией. Кровь на руках уже не ощущалась так вязко - она будто стала частью его кожи. Его взгляд блуждал по груде человеческих тел.
— Это… — он пробормотал, пытаясь сложить слова. — я сделал?
Волна отвращения, пронзила все его тело. На какое-то мгновение она стала такой мощной, что Александру показалось, будто всё внутри него ломается – нет пути назад, он уничтожил не только этих людей, но и самого себя.
— О, прекрати! — высокомерный голос зазвучал в его голове, но в то же время замерцал прямо перед ним. Двойник. Всё такой же мертвенно бледный, с горящими глазами.
— Они? — двойник склонился ближе и ткнул пальцем в сторону одного из тел. — Это ничтожества, Александр. Ты действительно считаешь их людьми? Эти отбросы общества, мусор... их существование — как грязь под ногами. Посмотри вокруг! Разве мир не стал немного… чище?
Александр пошатнулся, слова двойника словно вязкая грязь начали проникать в его мысли, нарушая их ход, переписывая их. Он стиснул голову руками, пытаясь сосредоточиться, но слова темного отражения звучали всё громче, всё четче.
— Александр, — двойник понизил голос, почти прошептал, — ты ведь знаешь, что я прав. Это же справедливо. Ты избавил мир от тех, кому не должно было быть места. Ты — тот, кто сделал правильный выбор, тот, кто был сильнее.
Странная ясность и умиротворение, начали наполнять Александра. Он взглянул на тела снова, но теперь уже с меньшей тревогой. Неужели прав? Эти люди, эти... отбросы, действительно ли кто-нибудь будет о них жалеть?
Но где-то глубоко внутри, в самом углу его души, что-то снова защемило. Это была вина, тихая, едва заметная. Всё, что было человеческого в нем, как будто уходило, стираясь в чернилах бесконечной ночи. Он знал, что что-то потерял навсегда — что-то важное. Что-то незыблемое.
Но двойник победно улыбался.
— Добро пожаловать в новый мир, Александр, — сказал он с насмешкой. — В наш с тобой мир.
Макс лежал в холодной, сырой канаве за гаражами. Кирпичные серые стены угрюмо тянулись в обе стороны, утопая во мраке осенней ночи. Взгляд его упал на серую лужу рядом, в которой отражались тусклые звезды — от этого зрелища его словно накрыла еще большая волна бессилия. Все тело ныло, как будто было покрыто сетью мелких трещин, но он отлично знал, что это не просто ушибы. Простреливающая боль в ребрах мешала дышать, а хрустящий нос напоминал, что лицо теперь выглядит как после неудачного падения с третьего этажа.
«Господи, ну и как я до этого докатился?» — мысль едва вспыхнула в голове, но тут же потонула в нахлынувшей волне злости. «Нет. Это не конец. Я же не для этого выжил на войне. Я прошел через Афган, не для того чтобы сдохнуть здесь, как какая-то шавка», — стараясь подавить приступ слабости, Макс выдохнул и напряг руки, пытаясь приподняться.
Взрывы боли раскатились по телу, но он не остановился. Стиснув зубы, он крепко уперся в землю ладонями и… вдруг почувствовал странное тепло, словно внутри его что-то зажглось. Он зажмурился. Это тепло разлилось по всему телу, сменив боль странным, неестественным покалыванием. Он ощутил хруст: ребра, кажется, возвращались на место, нос перестал болеть. Макс застыл, не веря тому, что происходило.
«С ума сошел? Это просто шок… адреналин… да что угодно. Оно не может… это не может быть взаправду», — Максим поднял руку, проведя пальцами по носу. Ни боли, ни намека на перелом. Ничего. Он выпрямился, позабыв про страх и ужас, который всего мгновение назад парализовал его. Но вместо облегчения пришло другое.
Сначала это было едва уловимо — легкий укол в груди, будто сердце неудачно сжалось. Потом чувство нарастало, разливаясь по всему телу. Голод. Не тот, что напоминает о себе урчанием желудка на пустой кухне, нет. Этот голод не просто звал к пище, он жёг, опустошал и засасывал разум.
«Как будто внутри… пусто? Но ведь нет… это странно», — Макс ошарашенно прикоснулся к груди. Это чувство перекрывало боль, страх и даже мысли про свой идиотский вид со стороны. Только одно: где добыть то, что насытит?
Пальцы дрожали. Его взгляд скользнул в сторону звука — неподалеку, там, среди темного лабиринта гаражей, трое гопников еще ковырялись под капотом машины. Макс моргнул, и вдруг осознал, что у него пересохло в горле, будто там пылала необъяснимая жажда.
«Что это со мной?.. Господи, да что это такое?» — устало подумал он, чувствуя, как его тело будто перестает ему принадлежать.
Макс выбрался из канавы и, пошатываясь, побрел к гаражу. Холодный ночной воздух обжигал его кожу, а сознание, словно в тумане, ускользало с каждым шагом. Металлическая дверь гаража была приоткрыта, оттуда лился яркий свет, резко контрастирующий с тьмой улицы. Макс, будто движимый неведомой силой, распахнул дверь.
Гопники внутри обернулись, не ожидая гостей. Один из них, высокий и худощавый, сидел на капоте иномарки, другой, с массивным животом, ковырялся в аккумуляторе, а третий, помоложе, нервно размахивал неизвестно откуда взявшейся битой. Их разговор тут же затих, как только Макс шагнул внутрь, неестественно блестящие, ярко-синие глаза вспыхнули, отражая свет, словно у дикого зверя. Один из парней выронил сигарету из открытого в удивлении рта.
— Это чё за цирк? — пробормотал толстяк, но голос его, дрогнул, потонул в тишине.
Макс не отвечал. Его движения были резкими, но точными, словно он не человек, а чужая, голодная тень в человеческом обличье. Он шагнул вперёд, взгляд остановился на ближайшем — молодчике с битой. Не успел тот двинуться, как Макс буквально метнулся к нему. Пальцы впились в плечо парня, резким рывком разворачивая его. Макс склонился к его горлу, за долю секунды челюсти сжались, впиваясь в шею жертвы. Раздался влажный хруст, и кровь хлынула по шее молодого парня. Остальные застыли, сердце каждого готово было выскочить из груди.
Толстяк, побледнев от ужаса, вжался в угол гаража, не обращая ни малейшего внимания на своих товарищей. Высокий мужчина решил не сдаваться без боя — его рука схватила тяжелую металлическую трубу, валяющуюся возле колеса автомобиля.
— Да ты, мразь! — прохрипел он, поднимая трубу над головой и пытаясь ударить Макса, но его движения были медленными, словно перед ним не живой человек, а надвигающийся кошмар.
Макс с лёгкостью поймал трубу голой ладонью. Сила его хватки заставила металл поскрипывать. Вывернув оружие из рук нападавшего, Макс замахнулся. Высокий мужчина не успел сделать и шага назад, как труба обрушилась ему на голову. Глухой хруст раздался на весь гараж, куски черепа разлетелись в разные стороны, а тело рухнуло на бетонный пол.
Глухая тишина повисла в воздухе. Остался только толстяк, который не мог даже шевельнуться от ужаса. Он, прижавшись спиной к холодной стене, тяжело дышал, как будто воздух стал слишком густым, чтобы его глотать. Его глаза округлились, и казалось, что даже мысли о спасении покинули его разум. Макс двинулся вперед, его шаги эхом отдавались в тишине, будто сама смерть шепотом отсчитывала время до неизбежного финала.
Толстяк не шевелился - ни вздоха, ни слова, ни движения. Руки тяжело упали вдоль тела, и казалось, что он вот-вот готов был потерять сознание. Но Макс не остановился. Он наклонился, схватив мужчину за воротник куртки одной рукой и рывком поставив его на ноги, словно тот ничего не весил.
— Не надо... — выдавил толстяк, голос его сорвался на писк.
Но Макс уже не слушал. В следующий миг клыки пронзили кожу толстой шеи. Толстяк закричал, но почти сразу затих, когда теплые волны крови хлынули наружу и силы начали покидать его тело.
Макс жадно пил, его руки крепче стискивали беспомощную жертву, а во рту разливался металлический вкус жизни. Голод, терзавший его, начал отступать. Он замедлился, и выпустил из рук безжизненное тело, которое с глухим стуком упало на бетонный пол.
Несколько секунд Макс стоял неподвижно, он вглядывался в отражение света на масляной луже, будто размышляя о следующем шаге. Все было тихо, только капли крови, стекающие с его пальцев, ударялись в холодный пол. И, наконец, он отвернулся.
На выходе из гаража пнул ногой стоящую у стены канистру с бензином. Она качнулась и с мягким железным звоном упала, извергая тонкую струю горючего. Жидкость начала растекаться по полу, образуя блестящую дорожку, неуклонно продвигаясь к брошенному на пол дымящемуся окурку, случайно выпавшему изо рта одного из гопников. Макс несколько секунд смотрел на это, затем развернулся и вышел прочь.
Он не оглядывался. Ночь поглотила его силуэт, а горючая лужа уже почти достигла окурка.
Ольга сидела на краю кровати, обхватив себя за плечи, как будто могла унять дрожь, невидимой рукой скользящую по всему телу. Но какая дрожь? Тело ли это? Она не понимала. Каждое движение было ощутимым, но странным, будто она управляет куклой, а не собой. Она опустила голову в ладони, пытаясь не думать об особенно пронзительном мгновении — о мире, который стал странно серым, и о том холоде, что медленно вползал в ее сознание, когда она в зеркале больше не увидела себя.
Вопросов было слишком много. Что она теперь?
Она устало посмотрела на карты, которые лежали перед ней. Это ее единственная связь с чем-то реальным теперь. Нет, не с реальным. Со сверхъестественным. Иронично. То, что раньше было просто увлечением, стало частью настолько непонятного мира, что ей иногда хотелось больше не тянуть за эту ниточку. Не искать правды. Она боялась, что не вынесет ответов.
Карты на прикроватной тумбе больше походили на брошенные кусочки пазла, которые невозможно сложить. "Башня" с гулом разрушает стены каких-либо надежд, оставляя только обломки. "Дурак" — путешественник, который ничего не знает, не понимает... Может быть, она это и есть. "Повешенный" — застывший в подвешенном состоянии, вынужденный все видеть вверх ногами, не двигаясь вперед. Ольга глухо хмыкнула. Какая знакомая комбинация.
— Да если бы я могла перевернуть эту карту своей жизни… — проговорила она вслух, и голос ее отразился гулким эхом от пустоты комнаты.
Она снова ощутила это — странная пустота вокруг становилась как будто наживой... почти что волной, которая идет за ней, настигает. Воздух потяжелел. Шторы дрогнули, хотя окна были наглухо закрыты. Неужели она опять это чувствует? Пустота. Черная пульсирующая сеть, которая как будто зовет ее. Как будто шепчет краешком сознания: забудь, кто ты есть, мы расскажем тебе правду.
"Нет, нет, нет..." — мысленно выкрикнула она, с силой закрыв глаза. Гадалка ничего ей не сказала, но в том взгляде дряхлых глаз было что-то пугающее, что-то, как будто предупреждение: "Ты не должна знать. Ты не найдешь покоя". Она ведь не ошиблась? Она же не трогала то, что трогать было нельзя? Но почему тогда она до сих пор... существует?
Новый виток паники. Ольга прерывисто вдохнула, поставив руки ладонями на тумбу. Она не может так просто сидеть. Надо что-то делать. Надо дойти до сути.
— Ну же! — резко выдавила она, схватив карты, почти бросив их обратно на стол. Руки затряслись. Карты, словно издеваясь, посыпались хаотично, упав на пол. Одна особенно мягко и бесшумно опустилась рядом с кроватью лицом вверх.
Смерть
Серая, словно застывшая фигура с косой. Она не несла ужаса. Возвращалась другая эмоция. Чуждая... терпеливость? Или это было смирение?
Ольга подняла карту, осторожно коснувшись краев, и почувствовала странный холод, пробирающийся сквозь пальцы. Она наклонила голову. Символ странно притягивал, хотя ответов так и не давал.
Раньше эти карты казались ей такими загадочными, почти волшебными, будто за каждой из них прятался голос, способный ответить на важные вопросы. Но теперь — они молчали. Чужие. Немые. Она снова и снова раскладывала карты таро, но с каждым разом предсказания становились все более бессмысленными. Словно во всем этом не осталось ни тайны, ни возможности что-то разгадать.
Руки слегка дрожали, когда она тасовала карты, привычно чувствуя гладкий шелк старинной колоды под пальцами. Когда-то она любила гадать. Любила запутанность символов, таинственное предчувствие будущего, смакование нюансов. Но это было до… До того странного вечера, когда игра превратилась в нечто большее. В это жуткое "то", что теперь окружало ее уже вторую ночь.
Она разложила карты, сосредоточенно глядя на них. Башня. Повешенный. Суд. Луна. Снова Луна. Снова Повешенный. Символы начались как привычный ребус, но складывались в нечто подозрительно бессвязное. "Этого просто не может быть", — подумала она, вглядываясь в их измученные тени. Еще одна попытка. Карты, еще секунду назад выглядевшие хищными кусками ее таинственных решений, вдруг превратились в назойливый хаос.
— За что мне это? — шепотом произнесла Ольга.
Прежде, до всего мистического кошмара, расклады всегда, как будто знали, в каком направлении движется ее судьба. Пусть немного натянуто, интерпретации все равно находили связь с ее реальной жизнью: та ссора с подругой перекликалась с "Пятеркой Мечей", неудачная сделка на работе словно подстраивалась под "Десятку Пентаклей перевернутую". Обычно, небольшой прыжок мысли был тем мостиком между картами и ее судьбой. Но теперь.
Теперь карты выпадывали в откровенно случайном порядке. Какой смысл был в том, когда "Шут" ложился рядом с "Миром", а за ним следовал "Смертельный Суд"? Она раз за разом выкладывала новые расклады, и от каждого из них веяло только холодным абсурдом. Они твердили ей одно — ничего.
— Нонсенс... Это просто чертов нонсенс, — сказала она, почти рыча, и карты жалобно зашелестели под пальцами. Они будто смеялись над ней — точнее, над ее отчаянной попыткой найти ясность в этом хаосе.
“Может быть, именно этого ты и заслуживаешь?” — будто чужой, но знакомый голос выскользнул в ее сознание.
— Нет, — покачала она головой. — Это просто нервы. Или усталость.
Попытка за попыткой ощущение бессмысленности казалось только накапливалось. Абсолютно случайные предсказания. Как будто кто-то оборвал нити. Или как будто карты больше не могли видеть ни ее, ни ее истории.
Возникла новая мысль. А может, дело не в картах? Может, они бессмысленны, потому что теперь бессмысленна она? Может, они больше не видят ее судьбу, ведь у нее больше нет "судьбы"?
Ольга раздраженно отбросила карты в сторону. Они упали на пол, шурша, словно осыпавшиеся листья.
Карты остались лежать, но теперь их присутствие раздражало Ольгу чуть ли не больше, чем их равнодушие. Она опустила лицо в ладони, пытаясь собрать в кучу свои разбитые мысли. И секунду спустя память начала выуживать из глубин события, которые она предпочла бы забыть.
Далекие отзвуки прошлого всколыхнулись в ее голове, как тихая давящая боль. Она вспомнила, как впервые потянулась к мистической литературе и почему для нее это стало выходом. Когда она была еще подростком, мир внезапно обрушился на их семью. Это случилось в один из тех серых, безликих дней их жизни, когда ничего не предвещает беды.
Они ехали домой. Отец вел машину, мама, как всегда, пристегнулась в последний момент, подшучивая над его занудной осторожностью. Ольга сидела на заднем сидении, листая книгу, даже не обращая внимания на разговор родителей. Ей было всего четырнадцать, в тот момент казалось, что с ней ничего плохого произойти не может.
Но реальность оказалась иной.
Непонятный гул ворвался в ее сознание. А затем был грохот, рваный звук и... оглушающая вибрация, которая сотрясла машину, как будто кто-то запустил по ним огромный камень. Ольга видела вспышки света, осколки стекла, крошечные искры, которые проносились перед глазами. И вместе с этим — крики, столько криков.
Бандиты из конкурирующей группировки устроили перестрелку прямо возле особняка. Их машина превратилась в решето, вокруг были только железо, дым и кровь. Её отец, Сергей Ермолин, выжил. Но мать скончалась на месте, скорая помощь оказалась недостаточно скорой.
Эти события разорвали жизнь Ольги на "до" и "после".
Она долго не могла понять, как жить дальше, почему это случилось, какая во всем этом вообще могла быть справедливость. Её дом больше не чувствовался безопасным, даже игрушки и детские любимые мелочи теперь казались пустыми, ненужными. И тогда она нашла книги.
Всё началось с мистической литературы: таинственные истории, рассказы о духах, тайнах древности. Они притягивали ее своей загадкой, заставляли поверить, что за происходящим в мире хаосом стоит нечто большее, что есть ответ, даже если никто открыто его не произносит. Книги стали для неё укрытием, а позже — дверью в другой мир. Именно так оккультизм вошел в её жизнь: постепенно, ненавязчиво, предлагая решения на вопросы, которые никто не мог дать.
Она много лет пыталась разбирать карты, символы, колоды, вникая в кажущуюся таинственную логику судьбы. Пыталась найти "почему". Почему это случилось. Почему мать... Почему оставила её.
Но сейчас, спустя годы, сидя в своей комнате в особняке Ермолиных, где даже воздух казался застоявшимся, всё это начало терять смысл. Карты, которые когда-то помогали ей, больше не давали ничего: ни утешения, ни надежды, ни ответов.
Александр стоял между серых унылых гаражей, чувствуя, как холодный ночной воздух смешивается с запахом свежей крови. Его руки дрожали, а в голове не утихал строгий голос Романа Подлесных.
"Нельзя убивать смертных направо и налево!" – несколько часов назад Александр был с ним абсолютно согласен.
У его ног лежали тела. Бледные лица, остановившиеся глаза... Александр поморщился. Он не контролировал себя. Всё произошло в порыве животной ярости, которую он не смог сдержать. Их кровь всё ещё была теплой, покрывая его кожу, как напоминание о содеянном.
"Роман почувствует, второй такой случай и опять я подозреваемый. Он найдёт меня."
Он принялся шагать туда-сюда между гаражами, погружённый в свои мысли. Страх и остатки ярости хаотично сменяли друг друга.
Внезапно, в полумраке его взгляд зацепился за открытую дверь одного из гаражей. Это был едва заметный приоткрытый проём. Нечто странное было в этой двери. В этом районе редко кто оставлял гаражи не запертыми.
Александр остановился. Его взгляд на мгновение задержался на пятнах крови, которые он оставлял за собой.
Сделав глубокий вдох, он напряженно сделал несколько шагов к гаражу. Страх, смешанный с каким-то необоснованным любопытством, тянул его вперёд.
Он остановился у двери. На секунду он замер, прислушиваясь к окружающим звукам. Дрожащей рукой он слегка толкнул дверь, раздвигая её чуть шире.
Темнота внутри гаража казалась пугающе густой. Александр сделал шаг назад и замер, всматриваясь в горы хлама, в его голове возникла идея.
Александр сбросил безвольные тела в кучу между гаражами. Руки его были твердыми, он действовал быстро и расчетливо, отринув эмоции. Густая темнота скрывала его от посторонних глаз, в ней воняло кровью и страхом.
Закончив собирать тела, он вернулся в раскрытый гараж. Внутри он нашел то, что искал: растворитель, машинное масло, олифу. Собранное он вылил на мертвую массу, для верности закидал все сверху кипой макулатуры и старыми покрышками. Все было четко и по плану. В стопке старых коробок лежали и спички. Одну из них он зажег.
На миг пламя осветило его лицо. Оно горело ярко, словно дыхание другого мира. Александр стоял неподвижно, думал — финальная веха. Последний шаг. Он бросил зажженную спичку на рыхлую массу, и слабый, ленивый огонек тут же заплясал, распространяясь, как пустивший корни ярко красный цветок.
Поначалу пламя было не больше тусклого язычка, но вскоре запах гари наполнил воздух, а огонь ощутимо набрал силу. Александр смотрел, как разгорается костер. Его руки опустились, и он впервые за эту ночь дал себе передышку — внешний холод противоречиво сменялся неистовым жаром. Неконтролируемая ярость, которая вела его час назад, испугала его самого. Ему казалось, что это было что-то за гранью человеческого.
Когда пламя выросло, будто, стремилось обнять черное небо, Александр почувствовал странное: непривычное покалывание вдоль шеи, животный трепет, который проникал глубже мыслей. Горящий костер внезапно перестал быть просто огнем. Он ощущал его, как нечто живое и злое, что нависало над ним, скалясь красноватой пастью.
Секунды стали вечностью. Александр стоял, завороженный огнем, а трепет тронулся дальше, сменившись невыразимой паникой. Чудилось, что каждый всполох дает пощечину его разуму, приказывая бежать. Он даже не заметил, как рефлекторно попятился, а затем опрометью бросился прочь, не помня себя.
Бег был не похож на движение человека — бессознательный, будто он был марионеткой, управляемой только одним чувством: страхом. Позади, за гаражами, огонь продолжал разгораться, но Александр ни разу не оглянулся. Он знал: там пламя, и оно смотрит прямо ему в спину.
Кровь, которая покрывала его лицо и руки, уже начала липнуть, мешать движениям. Запах гари проникал в ноздри — огонь, который он сам разжег, чтобы уничтожить следы своего преступления, выходил из-под контроля.
На перекрестке между длинными рядами подсобных строений он внезапно выскочил прямо на плечистую фигуру. Столкновение сбило их с ног, и они кубарем покатились по мокрой земле.
Александр первым вскочил, инстинктивно ощетинившись, готовый защищаться. Второй человек тоже поднялся резко, в боевой стойке. Глаза блестели свирепостью, а кулаки были сжаты. Но спустя миг, вглядевшись внимательнее, Александр застыл. Лицо перед ним оказалось знакомым.
— Максим? — прохрипел он.
Тот бросил на Александра изучающий взгляд, а потом расслабил плечи. Бойцовская стойка исчезла, уступив обычному уличному хладнокровию.
— Ты, — коротко произнес Максим. Он провел пальцами по своему лицу, убирая грязь. — Ночь-то какая... Ты ведь тоже сегодня кого-то убил, верно?
Они стояли под тусклым светом одинокого фонаря. Александр наклонил голову, чувствуя, как чужая кровь уже начала сохнуть и трескаться на коже. Наконец, он буркнул:
— Кажется, мы оба в одной лодке… Сородич.
Максим прищурился, заглядывая молодому человеку в лицо:
— Иронично, да? — прокомментировал Макс. — Договаривались встретиться у Башни, а в итоге ловлю тебя вот здесь, на пустыре.
Они еще стояли некоторое время рассказывая друг другу о событиях которые привели их сюда, затем оба разом обратили свои лица к востоку.
— Скоро рассвет, чувствуешь? — пробормотал Максим, взглянув на слабеющую тьму на горизонте. — Слушай, если не хочешь сгореть к чертовой матери — пошли ко мне! У меня в коммуналке есть надежная комната. Как минимум до заката будем в безопасности.
Александр мельком взглянул на свои руки. Кровь кое-где засохла, и одежда выглядела настолько подозрительно, что появляться в центре города, да еще и чуть свет, было безумием.
— Хорошо, — согласился он. — Тебе придется дать мне во что переодеться... — он указал на свои запачканные одежду и лицо. — Не хочется, чтобы следующий встречный решил вызвать милицию.
Макс улыбнулся.
— Вся коммуналка и так пугается, когда я из комнаты выхожу, так что нас двоих даже никто не заметит. Но предупредить тебя должен: тесно, как в коробке. Да и район… мягко сказать, не из лучших.
— Меня это не пугает, — отрезал Александр. — Веди.
