Рассказ "Ночной Хоровод"
Моего соседа, Витю, мы в округе уважительно звали «афганцем». Он прошёл ту войну, служил водителем-механиком БТРа в 1980-х. Вид у него был под стать — крепкий, с проседью, взгляд цепкий, но где-то в глубине всегда таилась усталая тень. Он никогда не болтал лишнего о службе, но иногда, после тяжелых дней, в его глазах проскальзывало что-то острое, далёкое.
А по вечерам он изредка «уходил в запой», и тогда мог постучать в дверь своим твердым, костяшким кулаком и попросить: «Сынок, выручай, на пивко не хватает...». Я всегда отказывал, но история, которую он поведал однажды трезвым, заставила меня посмотреть на него иначе.
Как-то раз, уже под вечер, он подсел ко мне на лавочке у подъезда, долго молча курил, а потом начал: —Слушай, я тут на днях к предкам съездил. На кладбище, в Зареченск.
Дело было в родительский день. Друг его, Саня, на своей «девятке» должен был подъехать к обеду. Но Саню в тот день на работе загрузили, вкалывал до позднего вечера. А ехать надо. Дядя Витя настоял: «Предки ждут, негоже переносить». В общем, выдвинулись они затемно, а на место прибыли, когда уже глубокая ночь была. Кладбище, естественно, на замке.
— Перелезли через забор, — хрипло произнёс он. — У меня фонарик в телефоне, у Сани — зажигалка. Темнота, хоть глаз выколи. Иду, могилы ищу по памяти. А Саня позади меня плетётся, шутки шутит, чтоб не страшно было.
Наконец, нашли нужный участок. Старые, ещё советские памятники. И вот, проходят они мимо одной заброшенной могилы, плита вся в трещинах, крест покосился. И видят...
— Видим... — Дядя Витя замолкает, его корявые, помнящие руль БТРа пальцы нервно теребят сигарету. — Видим, вокруг той могилы... хоровод. Силуэты, брат, голубые, прозрачные. Как туман, только в форме людей. И движутся, плавно так, по кругу. Без звука. Полная тишина, а они водят хоровод.
Я смотрю на него. Этот человек, видавший в Афгане и смерть, и подбитые вертолеты, говорил о привидениях. Но он не шутил.
— И знаешь, что самое жуткое? — продолжил он, и его голос стал тише. — Ни лиц, ни деталей. Просто свечение, контуры человеческие. Но от них такой леденящий душу холод шёл... такой страх животный, первобытный... У меня аж в животе свело. Я в «той» войне такого не чувствовал. Там был ад, но понятный. А это... это было необъяснимо.
Он затягивается, рука чуть дрожит.
— А Саня мой... Я обернулся на него, чтобы шепнуть «пошли отсюда», а у него... — Дядя Витя тычет пальцем в свой лоб. — У него, блин, глаза на лбу были! В прямом смыслу! Оскал такой дикий, и глаза будто вылезают из орбит, прямо на лоб. И волосы... волосы на голове, короткие такие, ёжиком, — они все стали дыбом! Я такого в жизни не видел. Ни в Союзе, ни после. Как в комиксах про приведений, только в десять раз страшнее.
Они стояли, парализованные этой картиной: безмолвный хоровод голубых призраков и их друг, чьё лицо исказилось от немого крика.
— Дальше-то что? — не выдерживаю я. —А дальше... Дальше мы просто побежали. Без оглядки. Через всё кладбище, через забор, в машину. Врубили педаль в пол и молча до самого дома неслись. Саня за рулём, а у него трясучка такая, что машину колбасило.
Дядя Витя допивает свою сигарету и встаёт. —На следующий день у Сани глаза на место встали, волосы улеглись. Но он мне позвонил и говорит: «Вить, больше я туда ни ногой, даже днём». И знаешь, я его понимаю.
После этого рассказа наш «афганец» ещё пару раз просил «занять на пивко». Но в его глазах, видавших многое, я теперь видел не просто усталого солдата, а человека, который однажды поздней ночью столкнулся с чем-то, что не поддавалось никакому объяснению и навсегда поселило в нём тихий, невысказанный ужас. И как-то раз, отказывая ему, я вдруг подумал, что, возможно, он ищет в этом пиве не кайф, а простое забвение — от того самого хоровода у старой могилы, который оказался страшнее, чем любая война.
Данный рассказ создан по запросу Игоря Пиксайкина и основан на реальных событиях.
