НАЧАЛО

Часть вторая – Схрон

Глава 18

Я застыл в шоке, позабыв в эту минуту про убежище. Белые стрелы впились в горизонт и расцвели ослепительными бутонами термоядерных вспышек. Успел только залечь, но, даже уткнувшись в землю, сквозь плотно сжатые веки мои зрачки терзало убийственное свечение. Какая тут нахрен съемка, в эти секунды я позабыл обо всем. Омагад! Омагад! Свет угас. С ужасом открыл глаза и обернулся. Страшная картина заставляла цепенеть и в тоже время притягивала своей мощью. Ядерные грибы безжалостно росли в стратосферу, окончательно разрушая мою искреннюю веру в человечество.

«Чего ты разлегся, дебил?!» – мысленно крикнул я. Сейчас придет ударная волна! Черт! Подскочив, я ринулся к спасительно распахнутой двери Схрона. Казалось, что бегу медленно, как во сне, когда за тобой гонится кошмарное чудище. Уже на самом пороге мощная оплеуха сбила с ног. Кубарем влетел в прихожую. Следом ворвался самый чудовищный звук, что я слышал в своей жизни. Будто жестокие боги раздирали на части само мироздание. Пряча лицо от горячего шквала, схватил ручку двери и захлопнул. Жесть. Я сел прямо на коврик. Пол и стены ощутимо потряхивало. Вот он, блять Большой Пиздец. Дождался-таки.

Но никакой радости, естественно не испытывал. Родного города больше нет. Приятели, с кем я бухал, девушки, которых трахал… вообще все, кого я знал, превратились в плазму. И, скорей всего, отрубился интернет. Сняв ботинки, прошел в комнату и включил комп. Спокойно, Саня, спокойно. Гребанный виндоуз загружался минут пять. Конечно, я не рассчитывал поймать сигнал. Да и спутниковую антенну, спрятанную в кроне сосны, могло сорвать. Просто надо себя чем-то занять. Может, это локальный, а не большой Пиздец?

Пока загружался комп, сходил до холодильника. Наплескал полную кружку из запотевший бутылки, замахнул, не чувствуя вкуса. Налил еще и, прихватив пакет апельсинового сока, вернулся в комнату. Ништяк. А я уж опасался, что глючный продукт Билла Гейтса накроется от электромагнитного удара. Да не, толща земли, суровые железобетонные стены и перекрытия надежно защитили от этой напасти.

Так, сигнала нет, как я и предполагал. Надо проверить антенну, но от мысли о выходе на поверхность меня затрясло. Отхлебнул из кружки. Есть же еще радио. Точно. Я принялся крутить настройки древнего лампового приемника из 50-х годов. Агрегат в два раза больше моего компа. Никакое ЭМИ не страшно. Долго искал такой на Авито… черт! Безобразный хаос помех на всех частотах.

Такой же хаос царит в голове. Никак не могу сосредоточиться. Это случилось, блин! Все это гребанная правда! Усилием воли и добрым глотком «Пшеничной» я остановил разгорающееся пламя панической атаки. Фигня, все фигня. Главное – я жив!

Так, нужно чем-то заняться, а не тупо пялиться в экран. Провести ревизию. Да. Трясло, будь здоров, надо посмотреть, нет ли трещин. Стены гостиной обшиты вагонкой, под ней утеплитель. Тут я ничего не увижу. А вот потолок… его не успел зашить, хотя материалы остались. Хотел сделать натяжной, а то эти щербатые плиты смотрятся не очень эстетично. Замешав водку с соком пятьдесят на пятьдесят, я отправился в прогулку по всем помещениям. Доскональный осмотр показал отсутствие разрушений. Ништяк. Настроение заметно улучшилось.

Затем я проверил электросистему, систему вентиляции и каналью. Тоже в норме. Но все же, решил спуститься вниз и осмотреть канализационную трубу полностью. Дело в том, что под перекрытием нижнего уровня имелись карстовые пустоты. Я лазил туда во время строительства, но полностью не исследовал. Естественный колодец метров тридцать глубиной выходит в широкий коридор, заросший красивыми сталактитами. По дну пещеры бежит речушка. Именно туда я вывел трубу, чтобы природный поток уносил мои фекалии в недра земли.

Сходив за налобным фонариком, проверил батарейки. Потом, вспомнив, что в пещере довольно грязно, решил переодеться в рабочие шмотки. Еще прихватил инструмент, хомуты и прокладки, на всякий случай. Ах, да, и тряпичные перчатки с пупырышками. Чуть не забыл, блин.

Ну, с богом. Открыв люк, я заглянул в темный провал и свистнул. Эхо прикольно заиграло в глубине. А может, отложить это дело? Я же не совсем трезв? А впрочем, ладно, жизнеобеспечение Схрона превыше всего. Буду спускаться осторожненько. В этот момент подвижная черная тень метнулась прямо из тьмы. Блин! Я заорал, чуть не свалившись в колодец. Но это всего лишь летучая мышь. Перепончатая тварь заметалась по комнате. Как теперь ее ловить? Не стрелять же из револьвера. Ладно, это все потом, надо идти.

Вообще, спуск не представлял особых сложностей, не смотря на большую глубину. Выступы и полочки позволяли надежно ставить руки и ноги. В некоторых местах, конечно, был отвес, но там я с помощью анкеров присобачил удобные скобы в свое время. Спускался, насвистывая мелодию из «Убить Билла», не забывая внимательно осматривать покрытые влажным конденсатом трубы. Заебок, как сказал бы Вован. Блин, совсем ведь забыл про него. Надеюсь, с ним все нормально. Пообещав себе проведать друга, я сосредоточился на ревизии.

Если труба лопнет в колодце, будет, мягко говоря, не очень хорошо. Потому что, в этом же месте, насос качает воду для питья и прочих нужд. А выход канальи я сделал метров на двадцать ниже по течению. Конечно, подземная река – настоящий подарок судьбы. Ведь устройство скважины встало бы в копеечку, да и не проедет ни одна бурилка в дебри карельских лесов. Пришлось бы собирать какой-то механизм на месте, короче, гемор полный. А сколько пришлось бы копать, чтобы уложить сточную трубу, утеплять ее, рыть септик. Это могло серьезно повлиять на маскировку и скрытность Схрона.

Спустившись, я прошел вдоль трубы и от сердца отлегло. Все целехонько. Журчание речушки приятно успокаивало мои расшатанные нервы. Тишина и покой. Только летучие мыши на стенах пищат, растревоженные незваным гостем. Хозяином, поправил я себя. Теперь это мое царство. А мыши пусть боятся. Может, придется потом их есть, когда закончатся припасы, невесело ухмыльнулся я. Но до этого еще далеко, уверен, запасы продовольствия удастся пополнить охотой и рыбалкой.

Я закурил, с интересом отметив, что дым уносит воздушным потоком. Где-то есть выход на поверхность. Куда же ведут эти подземелья? Я прошел немного по коридору. А может, исследовать? Полезно иметь резервный выход из Схрона. Мало ли как повернется коварная судьба? Еще можно сделать тут дополнительную нычку. Получится такой Схрон в Схроне. Только вот нахрена? Здесь же сыро. Что тут можно хранить? Ладно, придумаем, мысль определенно здравая.

Сделав еще один шаг, остановился, обернулся назад. Луч фонаря тонул во влажной тьме. Уже не видать ни трубы, ни лесенки наверх. А если батарейки сядут? Нет, надо получше подготовиться к этой вылазке. Бурлящий поток погасил и тут же унес окурок, я повернул обратно. В следующий раз возьму запас батареек, перекус, веревку и бумагу с карандашом, чтоб рисовать карту. Настоящий выживальщик не станет необдуманно рисковать. А я самый что ни на есть настоящий!

Выбравшись наверх, снял грязную одежду и закинул в стиральную машину. Каких, блин, трудов стоило притараканить ее сюда! После той ходки три дня ломило спину. Зато именно тогда я понял, что нет ничего невозможного. Чтобы выжить в БП нужно уметь полагаться только на себя. Люди в городах забыли этот простой закон выживания. И теперь они все мертвы. Остались только такие, как я. Интересно, много выживальщиков сейчас отмечают второй день рождения в своих бункерах? Опять мелькнула мысль о Воване.

Замахнув очередную порцию горячительного, все же решил выйти наружу, разведать обстановку. К десантнику, конечно, не пойду, уже поздно и темно. Но утром обязательно. Надел костюм химзащиты, противогаз и приготовил дозиметр. Взялся за ручку двери. Что там творится сейчас? Какой уровень радиации? Я так и не успел поставить наружный датчик. Вперед, Саня, как ты будешь ходить в рейды и добывать ништяки, если ссышь высунуть нос из своей норы?! В натуре, чего это я?

Глубоко вздохнув, я щелкнул замком и распахнул дверь.

Глава 19

Первым делом высунул наружу дозиметр. Тот застрекотал, словно живой. Хм, фон в норме, совсем малость повышен. Облегченно выдохнув, я стянул противогаз, подставляя порывистому ветру волевое мужественное лицо. Прикурил сигарету и шагнул за порог.

Что ж, все не так страшно. Где-то за горизонтом, словно дыхание дракона, полыхает огненное зарево. Конечно, я не предполагал, что так близко упадут боеголовки. Километров шестьдесят-восемьдесят, судя по времени между вспышкой и звуковой волной. Что там, военная база или пусковые шахты МБР? Я не знаю. В том месте небо заволокло тьмой, сверкают молнии. Я прикинул снос ветра по облакам. Ништяк. Основное радиоактивное говно снесет в Европу. В соседнюю Финку скорее всего.

На поляну упало несколько сломанных веток – вот и все последствия шквала. И все-таки, мой выбор оказался верен. Я остался жив, благодаря верному выбору места, а не крепким стенам Схрона. Чем дальше, чем меньше населенки, тем лучше. К тому же, преобладающее направление ветров, дает надежду на минимальное заражение окрестных лесов и озер. Затушив окурок, убрал в коробочку. Нужно держать ухо востро. Вероятно, скоро в леса хлынут беженцы и, скорей всего, банды мародеров в поисках еды. Поэтому я и продумал такой режим маскировки. Любую избу довольно просто найти, но сложно оборонять. А мимо Схрона будешь ходить целый день и даже не заметишь.

Зимой, да. Зимой будет сложно скрыть следы обитания. Но я надеюсь, с приходом морозов большая часть плохих людей склеит ласты от естественных, так сказать, причин. На завтра план таков. Если не повысится радиация, наведаться к Вовану, обсудить обстановку и подумать о контроле окрестностей. И так уж и быть, поделюсь комплектом противорадиационной защиты и кое-какими лекарствами.

Я вернулся в укрытие, закрыл на все замки массивную дверь. Ну все, можно и расслабиться. Сыграну, пожалуй, в Fаllоut, да уговорю остатки водовки. В игре выжившие обитают в огромных подземных убежищах. Я слыхал, у нас тоже существуют такие, но не для простых смертных. Чисто для военных и важных шишек из правительства. Мой Схрон, конечно, поскромнее. И если бы строил с нуля, не управился бы и за год.

Наткнулся на эти заросшие бетонные укрепления, когда гулял по лесам в поисках подходящего места. Судя по всему, ДОТ с бункером времен Великой Отечественной. Внутри только истлевший мусор. Даже не понятно, наше укрепление или фашистов. Все ценное давным-давно вывезено. Ништяк. Тут же отметил точку на карте, как наиболее подходящее место. Прибраться немного, сделать ремонт, оборудовать для жизни – все это можно сделать за месяц-другой.

Тогда я еще не знал, что прогноз слишком оптимистичен. Целых полгода трудился, как проклятый, и то – успел далеко не все, что задумывал. Основная проблема в тяжелой заброске. Чтобы завозить оборудование и стройматериалы, даже купил подержанную «Газель». Но от дороги таскал все на себе, на своем горбу. Сколько тысяч ходок? Не сосчитать. Я носил мешки с цементом, доски, кафельную плитку и клей, краску и грунтовку. После первичной отделки начались рейсы с прочим оборудованием. Трубы, сантехника, кабели, электропроводка, аккумуляторы…

РИТЭГ только затаскивал с помощью рабочих. Затем по частям занес мебель и бытовую технику. Заколебался тащить проклятую ванну. Остальное уже ерунда. Также провел земляные работы. Закидал грунтом торчащие бетонные стены, крыша, в принципе и так была заросшая кривой северной порослью. Свежую землю старательно укрыл дерном и посадил несколько кустов, надежно скрыв убежище от посторонних глаз. Из меня бы вышел неплохой ландшафтный дизайнер. А «Газельку» после строительной эпопеи я продал, даже наварив немного деньжат.

В общем, первый день Апокалипсиса прошел успешно. С утра я поел гречневой каши с тушенкой под сериал «Ходячие мертвецы», помыл посуду. Собрав гостинец для Вована, двинулся в путь. Улица встретила плотным ветром, небо затянуто тяжелыми тучами. Заметно похолодало. Шел медленно, постоянно проверяя фон, прислушивался к подозрительным звукам.

Возле землянки остановился, помня отбитый характер ВДВшника. Еще пристрелит, блин, не глядя. Все же БП наступил. Кто знает, что творится в контуженой башне? Может, вообще переклинило.

– Вован! – позвал я. Тишина была ответом.

Куда он делся? Охотится или «откладывает личину»? Уже не таясь, подошел ближе.

– Вовчик! Ты тут? – Мои чуткие уши уловили какое-то рычание. А когда заглянул в землянку, ноздри резанул мощнейший перегар.

Спит, блин! ВДВшник растянулся прямо на полу, среди пустых бутылок и окурков. Чудовищный храп терзал мой утонченный слух. Я приблизился и слегка пнул бухое тело. Ох, зря! Выпучив зенки, Вован подпрыгнул и замахал неизвестно откуда взявшимся кинжалом. Еле успел отскочить.

– Вован, это я!

– Серега, прикрой!!! Чехи, ска, справа заходят!!!

– Это Саня, успокойся, Вован!

– Э, чо, епта?! Че за херня?! – Он уставился непонимающим взором красных с прожилками глаз. – Ска, башка, ща лопнет! Есть пиво?

– Нет.

– Хуеово! – Молниеносным движением десантник по рукоять вогнал клинок в стену и, шатаясь, направился к выходу.

– Вован, надо обсудить Большой Пиздец.

– Моей башке ща пиздец придет… – он вылез на улицу и начал отливать. – Ща, Санек, подлечусь сперва, опосля погутарим, нах.

Мы прошли к потухшему костровищу, везде валяются объедки, мусор, битая стеклотара. Да, нехило Вовчик отметил день ВДВ после моего ухода. Он вскрыл бутылку и надолго присосался, потом пошарив в углях, отыскал обгоревший кусок мяса и принялся яростно рвать зубами.

– Давай, Саня, накатим! – побулькал полупустой тарой десант.

– Не, Вован, я пас! Ситуация серьезная…

– Фу, ска, ик… че ж херово-то так? Дай прикурить, а то я спички просрал где-то…

Я поднес огонь турбозажигалки к прыгающей сигарете. Блин, да он совсем не алё! Плюхнувшись в прожженное в нескольких местах кресло, я пристроил «Сайгу» на колени, на всякий случай. Вован курил, глотал водяру и шумно чавкал. Я терпеливо ждал.

– Заебок! – промычал, наконец, Вован, пустая бутылка улетела в кусты, раздался звон. – Саня, хуль, ты вчера свалил так рано? Нормально же сидели, епт!

Я покачал головой:

– Вован, послушай, ты вообще в курсе, что вчера случилось?

– Чо, опять отхуярил кого-то? – он принялся рассматривать свои кулаки-кувалды.

– Да не…

– Жаль, ска, я б кого-нить отмудохал щас! – хохотнул Вован, вскрывая очередную бутыль.

– Вован, Третья Мировая началась! – воскликнул я.

– Да ну нах?!

– Я видел ядерные взрывы в той стороне!

– Ахереть, мля…

– Ты вообще ничего не заметил вчера?!

– Мля, не ори, капец по мозгам бьет, – сморщил рожу ВДВшник. – Какие, нах, взрывы?

– Ядерные.

– И хуль ты от меня хочешь?

– Принес вот тебе защитный костюм, противогаз, медикаменты, на случай заражения местности.

– Мм… а ты как же?

– Да у меня есть еще. В Схроне.

Вован закрыл лицо ладонями и застыл. Я тоже молчал. Понимаю, у другана шок. Не надо было так сразу вывалить информацию о конце света. Он хоть и похмелился, но все равно с шифером проблемы. Большие проблемы.

– Так это чо получается, – медленно произнес ВДВшник, подняв голову. – Вован, значит, вертись тут, как знаешь, а Санек будет в бомбоубежище сраку греть, да тушенку жрать от пуза?!

Он со злостью пихнул сверток, который я принес.

– Да че с тобой, Вован? Все ж нормально было. Нам надо договориться о контроле над территорией. Мы же друзья!

– Хуль ты тогда не пригласишь друга, а?!

– Я же говорил, первое правило выживальщика – никому…

– Да в рот я ебал эти правила! – взревел Вован, вскакивая. – Веди, ска, в свой Схрон!

– Дружище, иди лучше проспись! – Я тоже поднялся.

– Че ты сказал, ёптэ?!

– Вован, стой! – Дуло «Сайги» направилось в широкую грудь десантуры.

– Иди сюда, нах! – Двухметровая машина убийства двинулась на меня.

Я нажал на спуск, заряд картечи пролетел над головой десантника, проделывая здоровую брешь в кустарнике. Тот шарахнулся к земле, хотел, видать прыгнуть на меня, но координация, сбитая алко, подвела. Вован с воплем растянулся в костровище, вздымая облако пепла и пачкая тельняшку. Я развернулся и побежал со всех ног, перепрыгивая через пни и поваленные деревья, уварачиваясь от сучьев и веток.

– Стоять, бляхо! – неслось вслед. – Капец тебе, нах!

Продолжение следует...

Начало тут

Теперь толстый умудрен опытом. Надо купить цветы. И не жрать. Только и всего. Букет Саня взял подешевле. И не розы, а какой-то веник. Обычно в метро, стоило жирному сесть на сиденье, тут же объявлялась какая-нибудь бабка и начинала намекать: «Уступай давай место, толстый мальчик!» И жирный уступал, внутренне клокоча от ненависти к этим путинским старухам, которые манипулируют им. Он, Саня, молодой и крупный. Ему, может, тяжело стоять. И вообще – вот какого х*я он должен уступать место всяким старым бл*дям? Вот на Западе кто-то место старухам уступает? Нет! Там уступил бабке место, а она – раз! – и тебе за сексуальные домогательства иск выкатила. И вот это абсолютно правильно! Вот так и надо. А не как у нас – уступаешь место не пойми кому, а на тебя еще как на говно смотрят, и локтями пихают!

А вот с букетом на коленях жирный доехал сидя. Он даже не притворялся, что спит. Его просто никто не до*бывал, и старухи не у него над душой становились, а над кем-то еще. Сане казалось, что флюиды счастья, которые источает его душа, разгоняют старушечью нечисть. Хотя могло быть и так, что пенсионерок отпугивала его побитая физиономия.

Саня ехал с комфортом и мечтал о тихом семейном счастье. У него же теперь есть квартира! И он с этого, наверное, и начнет общение с Зоей. Нет, конечно, надо не так говорить, что, мол, слышь, чувиха, у меня квартира своя есть. Надо как-то словно бы со стороны намекнуть, как бы между прочим. Сказать что-то типа: «А вот люди без московских квартир, вот как они живут?» Это будет круто. Телка тогда сразу заинтересуется и спросит: «А у тебя, что ли, квартира в Москве есть?» А толстый так скромно скажет: «Есть». А то, что она, на самом деле, в Крекшино – никого не е*ет. И то, что жирный в ней еще не живет – тоже оставим за кадром.

«Я еще не по*бался, а как уже поумнел! – не без некоторой гордости думал Саня. – А что со мной станет, если по*бусь? Главное, чтобы телка не страшная была. А то на аватарке занавесила морду челкой – поди пойми, что там за этой челкой? Вдруг страшилище? Или бабка?»

Вдруг одна из этих бабок, которые стоят тут по вагону, и окажется его Зоей Смирновой? Вот будет номер, да?

«Да ну на*уй, – подумал жирный. – Если так, то сразу съ*бую. А, кстати, как я ее узнаю-то?»

Ответа не было. Хотя с другой стороны – много, что ли, вокруг того Пушкина телок с челками? Узнает ее Саня как-нибудь. Или она его.

«Станция Тверская, – объявили в вагоне. – Переход на станции Чеховская и Пушкинская. Осторожно, двери…»

Блин! Жирный подскочил с места и, почти никого не растолкав, пулей вылетел из вагона.

***

На выходе из метро была толпища. Жирный вышел и порядком прифигел. Он и не подозревал, что здесь будет столько народу. Если мерить стадионами, то как раз стадион людей был. Хотя, может, и два.

«Как же я теперь найду Зою Смирнову?» – задумался толстый. Ну, вообще-то, можно было попробовать. Но сначала, по любому, стоило протолкаться к памятнику.

Весь народ, в основном, к памятнику-то и шел. Большей частью Санины ровесники почему-то. Это жирному не понравилось. Одна из аксиом его существования гласила: «Где много ровесников, там легко получить пиздюлей».

На пути к памятнику он увидел металлические заборчики и арки металлоискателей. Вокруг полиция. Саня не так, чтобы часто, бывал в этой части столицы. Хера ли тут делать, вообще. Дальше, ладно, Кремль и Красная площадь. Но и там нечего делать. Тоже ведь скучища. А как представишь, что Путин где-то там рядом сидит, так и вообще гнусно делается. Так что заборчики с арками, возможно, там всегда и стояли.

В арке жирный ненадолго подзастрял. Успел даже немного перепугаться, что не вылезет. Но менты с той стороны его подтолкнули. Что важно – не обидно, а мягко так. И Саня вывалился с другой стороны.

«Проходи!» – махнули менты. Про синяк на роже ничего не сказали.

Жирный стал пытаться втиснуться в толпу. Люди размахивали какими-то плакатами. Были люди с украинскими флагами. Кроме ровесников было еще и много телок. К ним толстый присматривался – вдруг одна из них Зоя? Телки показались ему не особо интересными. Очкастых много, толстых тоже. Зои среди них, по счастью, не оказалось.

Саня, как мог, лавировал в толпе. Но памятник Пушкину становился нисколько не ближе, а как будто даже дальше. Толстый немного нервничал, потому что, кажется, уже опаздывал. Толпа вдруг вынесла его к небольшому прилавку, вокруг которого разносился чарующий запах свежей сдобы.

– Молодой человек, возьмите пирожок! – сказала улыбчивая телка за прилавком. Ну, так себе, тоже винишко в очках. Явно не Зоя.

Жирный насторожился. Мысль пожрать перед свиданием казалась заманчивой. Но не покидало Саню и ощущение, что он наступает на те же самые грабли. «Вдруг снова обосрусь?» – тревожно подумал он.

Саня уже почти сосредоточил силу воли, чтобы сказать: «Нет, спасибо!» , как услышал громкий, полувизгливый разговор двух ровесников сзади.

– Да бери пирожок, говорю тебе. Он пиздецки штырит, отвечаю.

– Чо, серьезно?

– Эй там, товарищ впереди! Ты или бери, или отходи.

Это относилось к Сане.

– Дайте, пожалуйста! – сказал толстый.

Девушка-винишко оценивающе посмотрела на Саню и дала ему два пирожка.

– Сколько с меня? – спросил он.

– Бесплатно, – сказала девушка.

К прилавку продрались два наглых хипстера. Это они стояли за толстым. Одному из них винишко дала пирожок. А второму сказала:

– А вы, судя по всему, уже ели пирожок. Имейте совесть.

– А почему этому толстому два?

– Ему из-за комплекции вообще, может быть, три полагается.

«Нет, три не надо, – испуганно подумал жирный. – С трех я, чего доброго, обосрусь».

Жуя на ходу, он двинулся прочь от прилавка, как бы не при делах. Осторожно обходил ровесников, ибо ну их нахуй на всякий случай.

И нос к носу столкнулся с дядькой – каким-то странным. Дядька казался чиновником в костюме хипстера. Притом этот костюм ему никак не подходил, что отметил даже жирный своим далеким от всякого гламура взглядом. А еще дядька был будто сильно пьян, хотя перегаром от него не пахло. Только дорогим, сигарным одеколоном.

– Эй, мальчик, а что это у тебя за цветы? – спросил дядька.

– Э… – сказал жирный.

– А ну, пошли-ка со мной.

Он цапнул Саню за рукав и потащил за собой. По направлению к памятнику потащил. А то б жирный уже вырываться начал. А так ему туда и надо было.

– Вот! – сказал дядька-чиновник, выталкивая жирного к какому-то бородатому и важному дядьке с крючковатым носом. – У нас будет революция вот этих вот цветов… Мальчик, как называются твои цветы?

– Нет-нет, Сережа, – сказал крючконосый. – Это какие-то хуевые и дешевые цветы. Они невыразительны. Да и мальчик оставляет желать…

Дядька-чиновник как-то сально захихикал и погрозил крючконосому пухлым пальцем. А потом стал выталкивать жирного.

– Иди, мальчик, иди!

Чего ему только надо было, непонятно.

А уже у самого постамента на толстого налетела кучерявая телка. Нихуя не красивая. Деловая и костлявая. Не Зоя.

– Так, а ты, с синяком, у нас в чьей группе?

– Чо? – спросил жирный, дожевывая последний пирожок. Без мяса, с какой-то сладкой фигней внутри. Только сладкая фигня была с привкусом, будто в нее таблетку истолкли.

– Ты по чьему приглашению? – допытывалась кучерявая.

– Я Зою ищу, – сказал он, чувствуя себя последним тупицей.

– Зоя у нас – вон там. Пошли, познакомлю вас.

Они стали протискиваться к жопе Пушкина. И там жирный вдруг увидел Зою.

У Зои Смирновой действительно была челка, которая закрывала ей примерно половину лица. Оставшаяся половина, по счастью, не выглядела страшной. Но не была особо и красивой. Вообще, честно сказать, Зоя немного напоминала пересушенную рыбу, которую многие любят погрызть под пиво. Она была маленькая, худая и, как показалось жирному, старая – лет двадцати семи.

Саня подобломался. Конечно, выебать можно и старуху. Но что-то в этом было не то. Было стремное чувство, что его наебали. По мелочи так. Но наебали.

– Зоя, это вот… – замямлил жирный, всовывая ей букет.

Саня боролся с тем, чтобы не начать говорить ей «вы». Все-таки она была сильно старше.

– Ой, спасибо, – без всякой улыбки сказала Зоя. – Как это трогательно!

– Серп, и молот, и звезда! – завопил кто-то не очень трезвым голосом.

– И за то, что пришел, тоже спасибо, – продолжала Зоя, разглядывая его синяк. – Становись к своей группе.

Жирный посмотрел туда, куда она показывал. Ему хотелось возмутиться: а гулять? А целоваться? Где это все? Почему он словно в школу на линейку попал?

Зоя, по ходу, была здесь кем-то типа вожатки. Ее (и жирного) группа стояла как раз под жопой Пушкина. Человек двадцать пять дрыщей, очкастых девочек и хипстеров. А среди них Саня вдруг увидел подозрительно знакомый ебальник.

Нет, это было бы слишком цинично, чтобы называться правдой. Потому что здесь, в этой же группе, под жопой у Саниного тезки, стоял и немножко смущенно улыбался пакостным своим еблищем Глист. Собственной, блять, персоной!

«Вот это, сука, поворот!» – возмущенно подумал жирный.

***

– Ну, здорово! – сказал Глист, протягивая вялую и мерзкую, как остывшие макароны, ладонь.

– Здорово? – возмутился Саня. – Ты что здесь делаешь?

– У меня встречный вопрос, – криво усмехнулся Глист. – А что здесь делаешь ты? Это, вообще-то, моя стрелка.

– Это? Твоя стрелка? – От возмущения у жирного перехватило голос, и тот сорвался на писк, хотя должен был звенеть рычанием.

– Это-это. Как ты сюда попал?

– Нет, это ты, блядь, как сюда попал?

Жирный не знал, откуда взялась злость. Она вдруг – раз, и откуда-то появилась. Стукнула в башку – хуяк, такая. Саня больше не видел в Глисте единственного своего друга. Он видел мерзкого, склизкого гада, который хочет выиграть их спор заведомо нечестным способом.

– Полегче, слышь? – храбрился Глист. – Зоя моей бабой будет. Она мне сама сказала.

– Да что ж ты, гнида, пиздишь!

– Мы с ней виртом занимались, прикинь, перед вебкой. Пиздатейшая телка…

Глист пиздел, как всегда тошнотворно и нагло. Притом, вранье его касалось реального человека, девчонки, которая стояла буквально в нескольких метрах, и которую жирный видел своей потенциальной любовью.

В голове взорвалась багровая вспышка.

И жирный втащил Глисту. Примерно как батя ему самому вчера. Сначала правой – по зубам. Потом в корпус догнал. Глист отшатнулся.

– Ты охуел? – трусливо завыл он.

В это трудно поверить, но Саня прыгнул на Глиста. Он летел, и время будто замедлилось. Жирный видел перепуганные лица, кто-то что-то орал, кто-то несся к нему наперерез.

А толстый в сполохах ослепляющей ярости, рухнул на Глиста. И начал его убивать, гвоздил кулаком по гнусной прыщавой роже, долбил коленом по яйцам. Кто-то бросился на Саню сзади. Его оттаскивали. Держали за волосы. Но жирный все равно страшно орал. Он хотел отгрызть, оторвать зубами нахуй нос Глиста. Но сейчас его держали, и он беспомощно клацал зубами над перетрусившей мразью, поливая гниду длинными слюнями. Правую руку Сане тоже перехватили, но жирный умудрялся, вдавив для опоры колено в яйца Глиста, левой рукой отвешивать ему оплеухи.

– Ты что делаешь? Ты ебнулся, мальчик? – заорали на жирного какие-то люди в очках, когда им все-таки удалось его оттащить. – Ты сколько съел пирожков?

При чем тут пирожки? Эти люди что – смеются над ним?

– Подождите! – послышался властный голос Зои.

Она встала перед Саней и требовательно, как настоящая училка, посмотрела ему в глаза.

– Саша, что с тобой? – Голос ее оказался вдруг очень ласков. – Ты расстроился? Ты шел на свидание, да? Так я буду с тобой. Ты хороший, Саша. Мы после митинга с тобой погуляем, хорошо?

От этих слов жирный стал очень счастлив. Счастье оказалось розовым и глупым, как в сказке про трех поросят.

– Хорошо! – тихо сказал он.

– Ну, вот и славно! – Зоя погладила Саню по щеке.

Тут к ней кто-то подошел, и голос Зои вновь стал властным и чужим:

– Кирилл, ну, что у вас случилось?

– У нас с ЛГБТ проблемы, – сказал Кирилл, человек с панковским ирокезом и трагическим выражением лица. – Собираем резервы. Разнарядка – по одному от группы на усиление.

– Так там же были люди.

– Одни девки. А у ЛГБТ – боевая задача.

– Вот бери бойца. Уже хорошо себя проявил.

– Я к пидарам не пойду! – сказал Саня, сам удивившись своей храбрости.

– Там на самом деле пидоров нет. Там только два придурка и лесбиянки. Никто там на тебя не полезет, – объяснял Кирилл.

– Да ну, нет! – сказал Саня.

– Ты что, гомофоб? – нервно спросил Кирилл. – Ты не продвинутый. Зоя, как этот ватник вообще сюда попал?

– Чо? – Саня напрягся.

Кто-то дернул жирного за рукав футболки. Зоя.

– Наклонись ко мне, что скажу! – произнесла она.

Жирный наклонился, и Зоя совершенно неожиданно его поцеловала. Ее мягкий, извивающийся язык плел кружева у жирного во рту. Губы двигались вверх-вниз по Саниным, все еще в пирожочном жирке, зубам. Жирный словно перенесся в рай. «Я целуюсь! – ошалело думал он. – Ни хуя себе!»

– А сосу я еще лучше! – прошептала Зоя Сане. – Но после митинга.

У жирного встал хуй. А телка не могла этого не чувствовать. Но вида не подавала.

Саня влюбился. Все, что было раньше, теперь показалось ему пустой мелочью. Бирюльками. Во всем прежнем не было любви. А теперь она в Сане проснулась. Любовь наливала его мышцы силами, наполняла его достоинством. И жирный больше не был трусливым толстяком. Он сделался исполином, готовым уебашить любого противника.

Саня разыскал взглядом Глиста. Отметил, что тот видел, не мог не видеть, как Саня целуется. Сане хотелось заорать на весь мир: «У меня сегодня отсосут!» И это было счастье. Поэтому Саня даже не стал показывать Глисту средний палец, а лишь надменно усмехнулся.

– Все, давай, иди к ЛГБТ, – сказала Зоя.

Глист беззвучно заржал, кривил свое недоразбитое ебало, показывал пальцем, держался за живот.

Саня пообещал себе, что убьет Глиста. Саня знает, где его найти.

Сане хотелось, чтобы Зоя романтично посмотрела ему вслед. Но та на него даже не оглядывалась, словно вообще забыла о его существовании. Но жирный ее все равно любил. И даже еще сильнее, чем до того.

***

Терзаемый любовью и яростью одновременно, жирный пришел к колонне ЛГБТ.

В ней, действительно, стояли в основном девочки. Было два дрыща с крашеными волосами, очках и узких брючках. Жирный был на них совершенно не похож. Зато одна из лесбиянок оказалась просто вылитый Саня – примерно такой же величины и ширины, только сверху на брюхо еще и свисали сиськи. Наверное, родись жирный женщиной, он выглядел бы именно так. «Но она с кем-то еб*тся, – горько подумал Саня. – А я еще нет». Еб*лась жирная лесбиянка, судя по всему, с черной костлявой теткой, которая была скорее похожа на бабку. От нехуй делать жирный стал представлять, как эти две бабы между собой ебутся. Вот бабка сосет у жирной сиську, а вот костлявыми пальцами перебирает пласты жирной плоти в поиске пизды. А вот в эту пизду ныряет, а пизда такая чавкает, старуху обсасывая и обчмокивая.

Жирный поймал себя на том, что видит все это воочию. Картинки из его разума вдруг обрели плоть и даже объем 3D. И Саня видел все это так отчетливо, что у него снова встал хуй. Что хуже всего, на него смотрели перекрашенные дрыщи и хихикали между собой в ладони.

Саня тут же напустил на себя суровый вид. Нет. Он-то – не из этих петушар.

Туда-сюда сновал Кирилл с ирокезом, приводил парней. Те косились на жирного и старались держаться от него подальше. «Э, алё, что за хуйня? – подумал Саня. – Это они что сейчас про меня думают? Я-то – не из этих!» Впрочем, те, которые приходили дальше, начинали настороженно коситься на жирного и на тех, кто пришел раньше. А те, кто приходил еще потом, косились на тех, кто косился на тех, кто косился на Саню. Жирный быстро заебался отщелкивать эту ситуацию. И решил тупо не обращать на нее внимания.

Появился Кирилл с ворохом плакатов на палках:

– Так, берем, не стоим!

Он стал всовывать их кому ни попадя. Жирному достался плакат с надписью «Я хочу любить так, как хочу!»

В принципе, эти слова не шли вразрез с его жизненной позицией.

Вообще, здесь было нервно и нудно. Жирный стал скучать, хотя при этом его прямо на части разрывало от злости. От нехуй делать, он залез в «контакт» на телефоне. Никто жирному, по счастью, не написал. И Саня залез в аккаунт Зои Смирновой. У нее с жирным, действительно, был один общий друг – Глист.

«Вот же падла! – клокотал мыслями Саня. – Наверное, он чекал тех, кто ко мне добавлялся, а потом к ним подкатывал».

Другого объяснения, действительно, не было. Чтобы проверить, жирный осмелел настолько, что зашел на страничку Аделаиды Кулешовой. Нет, у нее в друзьях Глиста не было. Ну, наверное, подкатывал все равно, просто Аделаида не стала этого чмошника френдить. Это ж, блять, себе дороже с говном таким связываться!

Время тянулось. Ничего не кончалось и даже еще не начиналось. И Саня решил, пока тут ничего не происходит, вернуться к жопе Пушкина и дать новых пиздюлей Глисту. Вот прямо сейчас. Он успеет.

Но вдруг что-то началось. Перед колонной появился лысоватый дядька с бородой. В руках он держал большой матюгальник, который усиливал звуки.

– Привет, друзья! – рявкнул он.

– Хо-хо! – откликнулись ЛГБТ и примкнувшие.

– Скоро мы пойдем! У всех настроение хорошее?

– У всех! – крикнул кто-то.

– Отлично! Сейчас мы попрыгаем немножко. Для разминки.

Появилась девчонка в гимнастическом трико. Она стояла, вытянув руки вдоль тела, мягко и немного лукаво улыбаясь. Она была хорошенькая. Жирный в нее, может, и влюбился бы, но его сердце уже было занято Зоей.

– И мы начинаем! – провозгласил бородач.

Загрохотало что-то громкое и энергичное, типа «Продиджи». А бородач стал орать в матюгальник:

– Ва-те пиздю-лей! Ва-те пиздю-лей! Ва-те пиздю-лей!

Гимнастка подпрыгивала, хлопала в ладоши над головой. Бородач шевелил руками: мол, давайте, давайте! Прыгайте! Вскоре прыгала вся колонна ЛГБТ. Запрыгал и жирный.

– Отлично! – рявкнул бородач. – Теперь еще одна речевка. И!!! Пу-тин, еба-нись! Пу-тин, еба-нись!

А чо, было весело. Прыгать жирному понравилось.

Вся суета вокруг внезапно стерлась, растворилась и размылась, как акварель. Сейчас жирный Саня был центром мира! Он прыгал, и ему открывалась истина. Открывался внутренний взгляд, и то, что он видел, Сане нравилось.

– Отлично! – возопил бородатый. – А теперь мы – начинаем движение! Ура!

И вся колонна двинулась в сторону Кремля.

Продолжение следует...

Начало тут

До cамого вечера жирный отмокал в ванной, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло. А ведь и действительно – чуда не случилось. Саня не потрахался. Он как был долбо*бом, так и остался, ибо не пришло ему из пи*ды ума.

Угнетало и грызло еще вот что. Во время свидания он ведь влюбился в Лиду-Аделаиду. Она засияла, как офигевшая комета, в Саниных ошалевших глазах. И, естественно, представляла собой совершенство каждой клеточкой своего тела. Но – вот ведь жопа! – Саня совершенно ужасным образом оказался с ней разлучен. Как теперь узнаешь, как у нее дела, если бросил чувиху в трудной ситуации, перед морем поноса и разъяренными соседями? Эту преграду не преодолеть. Любовь его обречена.

Жирный, конечно, пытался убедить себя, что все с Аделаидой будет ОК. Вон она официантку как построила! А гопников как уперла рогом! Что она – с соседями не договорится? Но какая-то часть сознания говорила: «Не договорится. Эта чувиха, которая хотела тебе дать, которая уже практически раздвинула перед тобой ворота разумной своей пи*ды – она в беде, чувак. А ты даже не подорвался ей помочь. Ты съ*бался, весь в г*вне, позорник!»

Саня сморщил лицо и попытался похныкать. Обычно от уколов совести это спасало, эти уколы больше и не вспоминались. Но сейчас боль саднила и словно терла крупнозернистым наждаком нежную кожицу души.

«Она же имя мое называла! – вдруг вспомнил Саня. – Она спросила что-то вроде того: «Что ты, Саня, тут делаешь?» А вдруг меня искать будут? А она же имя назовет! И в «Контакте» мою страничку покажет! А там – вот он я! Бери меня тепленьким!»

Жирного накрыл стремительный, внезапный ужас. И этот ужас был сильнее стыда. Надо было быстрее вылезать из ванной, заходить в «Контакт» и быстрее сносить нахуй свою страницу, пока его еще не засекли, не вычислили. Пока не пришли к нему со швабрами и с тряпками половыми та Ахеджакова, да тот мужик в футбе «Вежливые люди». Вот так сейчас позвонят в дверь и скажут: «Ну, здорово, засранец! Пошли подъезд мыть!»

И вот что еще показалось жирному странным. Слова похожей на Ахеджакову бабки о том, что Аделаида развела «блядюжник», какие-то стоны по ночам. Это что же – Аделаида там с кем-то трахается? Или это все-таки ее соседка-дизайнерша?

«Ну, конечно, это соседка, – поразмыслив, решил Саня. – Это у нее бойфренд, и она с ним шпилится. А Аделаида – одинока и романтична. Ей нравятся такие, как я».

Нет, Лида-Аделаида не могла быть девушкой с пониженной социальной ответственностью. Каким образом? Жирный ведь с ней о деньгах не сговаривался. Ни копейки ей не дал. Она даже в кафе за него расплатилась. Не сходится.

Выходит так, что телка согласилась потрахаться с ним по любви. Может, и перед ее мысленным взором туша жирного сияет в лучах солнечного света? А Саня – насрал и съебался.

Жирный вылез из ванной, вытерся полотенцем. Надо сейчас или ебнуть свой акк в «Контакте» или просто забанить Аделаиду Кулешову. Потому что Саня просто не переживет, если она ему что-нибудь напишет. Даже от простого «Привет!» с жирным может разрыв сердца случиться.

Когда Саня шел по коридору к себе в комнату, заверещал входной звонок. Жирный тяжело, по-медузьи, вздрогнул. Кто это может быть? Для родаков еще рано. Они через час только должны приехать. Неужели…

Жирный попятился. Неужели его нашли? Он откроет дверь, а там Ахеджакова, чувак в «Вежликах», Аделаида, а с ними еще и менты. «Ага, – скажут. – Попался!»

– Нет! – еле слышно взвизгнул Саня. – Только не это!

В дверь уже не звонили. Колотили кулаком.

– Открывай, я знаю, что ты дома!

Голос был определенно батин. Жирного попустило. Весь ужас испарился легким облачком.

Саня отодвинул засов. Батя выглядел как-то странно. Он был изможден и измучен. Как будто это он только что скандально обосрался, а вовсе не его сын. Да и с работы он что-то рано приехал.

Батино лицо при виде жирного сплющила злобная гримаса. Он вошел в квартиру, прикрыл дверь и вдруг быстрым движением схватил сына за горло.

– Я все знаю, – прошипел батя и ударил жирного под дых.

Саня зашатался и тонко, жалобно запищал.

– Ты уебан и гнусный урод, – сказал батя.

Жирный никогда еще не видел его в такой ярости.

– И это вот смрадное недоразумение появилось от меня, блять! – взревел батя и двинул жирного кулаком в ухо.

– За что?! – завыл Саня.

– Ты это знаешь, мерзкий уродец, – зашипел батя и так отоварил жирного в корпус, что его громадное тело на какой-то момент пошатнулось и могло бы даже упасть. – Ты никогда, запомни, ни-ког-да не лишишься своей ебаной девственности. Потому что ты – долбоеб!

И еще одна оплеуха.

В глазах у жирного защипало. А в голове сверкнула догадка.

– Так это был ты? – с ужасом завопил Саня. – Значит, Аделаида – проститутка, а ты ее, мне…

– Да, блять! А ты, дефективное недоразумение, даже на всем готовом не смог, блять, справиться с задачей! Ты все пересрал, дурака кусок! Ты и меня на деньги кинул! И знаешь, на какие?

Батя еще раз двинул сынка по роже и направился прямо в его комнату.

– Нет, папа, стой! – возопил жирный, догадавшись о папашиных намерениях.

Но отца было не остановить. Он, казалось, что с мясом выдернул ноутбук жирного из всех шнуров, которые связывали его с миром и с электропитанием, и хряснул им об пол.

– Вот тебе, долбоебу! В армию, завтра же!

– Нет! – страшно заверещал жирный.

– Да! – орал отец. – Да! Ты весь свой бюджет высшего образования своей выходкой разом истратил. Все. Пиздуй в армию. Хоть человеком вернешься!

– Пап, нет! Ну, я больше не буду!

– Конечно, не будешь. И даже, блять, не пытайся! – ревел отец, топча ноутбук ботинками.

Хрустели хрупкие детали. Для верности батя даже подпрыгнул на корпусе. Ноут трагически затрещал, а батя заржал, как бесноватый Джек Николсон из фильма «Сияние».

– Ты знаешь, на сколько ты меня сегодня опустил, идиотик? На семьсот пятьдесят штук! Е-ба-нись!

– Ка… какие семьсот пятьдесят? – отчаянно лопотал жирный.

– А такие, блядь! С мусорами – уладить. Девкам переезд оплатить. Моральный ущерб шлюхам – компенсировать.

Жирный увидел, что в комнату входит матушка. Саня пытался остановить батю, сделать так, чтобы он замолчал, даже пискнул: «Папа!» Но отец ничего не слушал и не хотел слышать. Зато маме это все было очень любопытно.

– Клиниговую фирму пришлось вызывать и платить им даже не двойную, а, сука, четверную цену, что они твою дрисню отмыли! – ревел отец. – Плюс соседям возмещение морального ущерба! Вот, гаденыш, насколько ты меня подставил! Дрочи в кулак, позорный долбоеб!

– Я так поняла, что по секрету от меня разыгралась какая-то увлекательная история, – сказала матушка.

Батя даже не подпрыгнул. Он взлетел.

– Катя, я все объясню!

– Не надо, – сказала мама. – Мне все ясно. Ты заказал нашему мальчику проститутку. Какую-то из твоих дешевок.

– А вот и неправда! Не из дешевок! – вопил батя.

– Так что произошло? – спросила матушка. – Нашего мальчика трахала шалава? Бедный малыш! Немудрено, что он такой глупенький, при таком-то тупом папаше. Это же надо было сообразить! Я подаю на развод. Хватит с меня.

– Да я вообще ухожу! – вопил отец.

– Нет, – сказала мама. – Ухожу как раз я. А вы тут оставайтесь, любители проституток. Вам будет, о чем пообщаться. Я от вас устала. И знать вас не хочу.

– Ты никуда не пойдешь! – заорал отец.

– Руки убрал! – кричала в ответ матушка.

Зашибись начинался вечер.

День шестой

Совсем уж вечером родаки помирились. И даже, кажется, передумали разводиться. Жирный в полной прострации лежал у себя в комнате. Впрочем, прострация не мешала то и дело ощупывать набитую рожу и гадать – появятся ли на ней синяки. «Это же не всерьез, – убеждал себя он. – Все эти терки про армию. Наступит утро, и жизнь вернется в свою унылую колею. И ноутбук мне новый купят, круче прежнего, и без родительского надзора».

Жирный уже почти заснул, но вдруг родители стали трахаться.

– А-ахххх! – стонала матушка

– Ррррр! – наяривал батя.

– Ахххх!

– Ррррр!

– Аххххх!!! Аххххх!!!! Ооооооо!!!

– Ррррррр!!! Рррррррр!!! Ха-ха!

Эти звуки злили Саню, втаптывали в канаву отчаяния. Лишь ближе к рассвету он забылся тревожным сном.

***

– Александр! Надо поговорить! – Батя остановил жирного, когда тот утром плюхал из сортира, не открывая глаз, чтобы не растерять сон. А было уже утро, и родаки собирались на работу.

– Отвали, я спать хочу.

– Не хами мне, маленький говнюк. Я все еще очень зол на тебя.

Батя схватил жирного за резинку от трусов и поволок в кухню, где пила кофе матушка.

– Выслушай, что мы хотим тебе сказать, а потом спи, – рычал батя. – Если получится.

– Ну, и что вы мне хотите сказать? – Саня демонстративно зевнул.

– Сядь, – сказала матушка.

Саня сел.

– У тебя будет братик или сестричка, – сказала матушка. – Примерно через полгода.

Эти предки решили завести еще и спиногрыза. Все для того, чтобы сделать Санину жизнь невыносимой.

– Ну, я типа рад, – дипломатично ответил жирный. – Только… Вы разве не старые?

– Не старые, – сказала матушка. – Под наблюдением медиков и с соблюдением всех их предписаний, родить можно хоть в сорок пять. А мне пока сорок два.

– Ну, ладно, – буркнул жирный. – Надо – значит, рожайте. Мне-то чо.

– Хорошо, – сказал батя. – Но это еще не все новости. Вот тебе новость номер два. Мы не разводимся.

– Поздравляю, – тоскливо буркнул Саня, подумав, какие эти предки все-таки нудные. Кому какое дело, разводятся они или сходятся. Тоже мне развал-схождение.

– И третья новость, – объявил батя. – Кое-кто от нас скоро съезжает.

Жирный заозирался. Кому съезжать-то?

– Матушка, что ли?

– Не тупи, Александр! Съезжаешь от нас – ты.

– Это как так? – Саня ощутил, как сон куда-то упорхнул. Голова теперь была ясна и свежа. – Я же здесь прописан. Это моя ква…

– Неправда, – отрезал батя. – Прописан ты в Крекшино. Вот в той квартире, которую мы сдаем. Квартирантов мы оттуда выселим, а тебя, соответственно, туда и поселим. Ты – большой, совершеннолетний. Хватит сидеть на шее у родителей.

– Дожили, – сказал жирный. – Вы меня начинаете попрекать куском хлеба.

– Нет, Саня. Попрекать куском – это немножко другое. Кушай на здоровье, не об этом речь. Чтобы ты знал. Вчера у меня было важное совещание, с поставщиками из Евросоюза. Понимания между нами не было никакого. Вообще не было уверенности, что мы поймем друг друга и сделка состоится. Но шансы оставались. И моя задача была – сделку эту вытянуть. Вопрос на каких-то двенадцать миллионов уе! Я три месяца готовился к этому совещанию. Я знал все аргументы – наши, их. Я подготовил контрдоводы, предусмотрел все. Но не предусмотрел только одного, стихийного фактора – долбоебизма. Сначала мне сообщают, что какая-то тупая пизда из пиар-дирекции…

– Сережа! – сказала матушка. – Не надо при ребенке.

– Это не ребенок. Что какая-то ебанашка написала в фейсбуке какую-то хуйню про кровавых ватников. И у компании – проблемы! От нас вот-вот начнут отворачиваться партнеры. Сделка с ЕС – на соплях! На тоненьких! Я полдня общаюсь с прессой, извиняюсь за тупую пизду, увольняю ее. Я в душевном раздрае! А это очень противопоказано при заключении крупных сделок. Но я иду на совещание, я его провожу. И тут мне звонят из ебаного блядского борделя по делу, блять, не терпящему никаких отлагательств! А что это за дело? Оказывается, мой сынок там нахулиганил. Насрал под дверью. Соседи орут, полиция составляет протокол. Остается пять минут до того, как тебя объявят в розыск, блять! И это действительно – дело, не терпящее отлагательств. Приедь я на пять минут позже, о тебе, жирный гаденыш, писал бы весь Интернет, как о Маре Багдасарян. Я спустил это на тормозах. Я! Успокоил все, связался с риэлтором, перевез блядей, успокоил соседей. Да, это стоило мне денег.

– Я верну, – буркнул жирный, прекрасно, впрочем, зная, что никогда ничего не вернет.

– Но ты обосрал не только блядюжник. Фиг бы с ним! Со всеми бывает по молодости. Ты обосрал мне сделку, на двенадцать миллионов уе, блять! Их ты – тоже вернешь? Я спасал тебя, сынок. Я тебя, нахуй, спас. И нанес ущерб своему делу. Но тебя вытащил. Поэтому я считаю, что весь свой отцовский долг перед тобой я выполнил. Ты уже совершеннолетний. Уезжай от нас. Второй твоей выходки мы не переживем. Тем более, отправляешься не на пустое место. У тебя будет двухкомнатная квартира. Живи там, как хочешь. Води, кого хочешь. Я ничего не хочу о тебе знать. Мне будет достаточно, если ты три раза в год позвонишь нам по телефону: на новый год и на день рождения, мой и мамин. Я дам тебе денег, на первое время. Это хорошие деньги. При желании их хватит надолго. А дальше – живи сам.

– А институт? – тоскливо спросил жирный.

– Чему ты там учишься? Экономике? Бедная экономика! Избавь ее всевышний от таких экономистов! Не надо тебе учиться.

– Я не пойду в армию! – капризно заявил жирный.

– Этот вопрос решай сам. Денег, которые я тебе оставлю, хватит на то, чтобы откупиться. Вот и вперед.

– Но я никого в военкомате не знаю!

– Я, что ли, знаю? – взревел отец. – Заодно научишься и проблемы решать. Поверь мне, это мельчайший пустяк по сравнению с тем, с чем имею дело я.

– Действительно, Саша, в твоей жизни надо что-то менять, – сказала мама. – Этой ночью я много думала…

«Трахалась ты, а не думала!» – мысленно огрызнулся жирный.

– …И я поняла, что ситуация никак не изменится. И через десять лет ты будешь жить с нами. И через двадцать. И ты будешь такой же. Только, может быть, станешь еще толще. И через тридцать, когда мы будем уже глубокими стариками. Я поняла, что ты должен жить отдельно. Ты уже большой. И если ситуацию не изменить прямо сейчас, ты навсегда останешься уродом. В общем, это для твоего же блага, на самом деле. К тому же я не хочу, чтобы ты влиял на будущего ребенка. На братика или сестренку. Не хочу, чтобы этот ребенок даже одним воздухом с тобой дышал. Я искренне желаю, чтобы у тебя все было хорошо. Но держись от нашего дома подальше.

– Вы предали меня!

– Нет, Саша, – сказала мама. – Мы тебя вырастили и выкормили. И мы отпускаем тебя в большой мир. И не с пустыми руками. Твои ровесники о таком только мечтают.

– Я не просил покупать мне проститутку! – визжал жирный.

– Это была ошибка, – согласился отец. – Может быть, и то, что я сейчас делаю – тоже ошибка. Но я намерен ее сделать. Потому что если тебя не макнуть сейчас в гущу жизни, ты останешься долбоебом до пенсии!

– Это необходимо, – согласилась мать. – Если ты останешься, ты погубишь не только свою, но и наши жизни.

– Было поколение моих дедов, – рычал отец. – Они выиграли величайшую из войн, победили, втоптали в грязь непобедимую гадину. Завоевали пол-Европы. Потом было поколение моих отцов, которое проебало почти все из того, что можно было проебать. Потом пришли мы. О, у нас был конфликт с предыдущим поколением, нам не хотелось быть на него похожим, мы все делали наоборот. И хорошо, что делали. Нам удалось вернуть хоть немножко из того, что они проебали.

– Ага, Крым наш, как же, как же!

– Не тебе иронизировать надо мной, бесформенное говно со спермой вместо мозга! – заревел отец.

– Сережа! – крикнула матушка.

– Но то, что идет за нами – это пиздец и ужас! За нами идут – вот такие как ты. Которые даже проститутке вставить не могут, а зачем-то срут ей под дверь! Вы-то уж точно все проебете, даже не поебавшись!

***

Весь день и весь вечер жирный щупал свое лицо, рассматривал его в зеркале. Под глазом ощутимо так набряк синяк. Щека над зубами с правой стороны тоже свербила. Да уж, приложился батя от души.

В памяти словно пролистывался альбом с фотографиями. Вот день рождения, вот новогодняя елка, вот Деда Мороза не бывает. Жирный был любимым сыночком, которому дарили подарки, за которого переживали. Когда же случилось такое, что он стал вызывать у родителей брезгливость? Разве можно так ненавидеть своего родного сына? Это, наверное, виноват тот эмбрион, который сейчас зреет у матушки внутри. Эмбрион забрал себе всю любовь. Как в мультике «Босс-молокосос». Только в жизни это ни разу не смешно.

Саня пытался вообразить себе хорошие стороны одинокой жизни. Он сможет водить к себе телок. Каких? Каких-нибудь. Друзья, наверное, появятся. Но, с другой стороны, надо будет жрать себе готовить. А у матушки еда вкусная. А тут, получается, полуфабрикаты да пельмени. А стирать?! А убирать?!

Хотя батя денег даст. Наверное, много. Миллион, наверное. От армии сколько откупиться стоит? Ну, тыщ триста, вряд ли больше. И еще семьсот, получается, останется. Нет, жить можно, чо. И работу какую-нибудь жирный себе найдет.

А если вдруг нет? Ведь батя его на порог больше не пустит. Хотя врет он все. Это он сейчас злой. А к тому времени, как жирный проебет все деньги, он и подобреет, и разбогатеет обратно. Что, сына родного за порог выгонит? Да щас!

«Все нормально!» – понял Саня. Он просто весело потусуется без родаков, на своей хате. И телки к нему будут собираться, никуда не денутся. Телок, особенно приезжих, квартира в Москве, пусть даже и в Крекшино, очень привлекает. Глист рассказывал. Нет оснований не верить. Глист часто мечтал: «А была бы у меня своя хата!» Но у него ни фига ее не будет, а у жирного – вот она, уже считай в кармане.

Наступил вечер. Пришли с работы родаки. Матушка разогрела борщ, позвала жирного жрать. Батя грозно зыркал на Саню. Ни фига не подобрел. Даже, казалось, злее стал.

Пожрав, Саня увильнул от мытья посуды, и пошлепал к себе в комнату. С ума сойти! Уже скоро эта комната, привычная, как собственная шкура, перестанет принадлежать ему. Ее очистят от всех следов Саниного в ней пребывания. Поселят в ней эмбриона. А Саня будет оставаться вдалеке – изгнанником, проклятым сыном!

– Ненавижу! – зашептал жирный, выдавливая из себя едкие слезинки. – Все Путин гнусный виноват! Ненавижу вас всех! Чтоб вы провалились!

Надо будет напоследок как-нибудь навредить. Насрать в углу. Яйцо тухлое из шприца под обои впрыснуть. Чтобы вонища стояла. Чтобы даже годы спустя было ясно – чужая комната. Жирный здесь жил! В разгар составления зловещих планов блямкнул смартфон. Саня оцепенел. Кто бы это мог быть?

На контактовский мессенджер пришло сообщение. И жирный реально боялся его открывать. Кто может ему писать? Глист? Но неделя истекает завтра! Еще рано. Или вдруг это Аделаида Кулешова?

– О нет! – простонал жирный. – Только не ты!

«Блямк!» – снова раздалось из смартфона.

Проклиная себя за безволие, Саня нажал на иконку. Будь что будет!

Это была Зоя Смирнова. Вторая из телок, которая ему написала позавчера. А про нее-то жирный и забыл за всеми страстями, которые разыгрались в его жизни!

«Привет! Как дела? – писала она, эта телка номер два, про которую Саня умудрился совершенно забыть. – Мы гуляем завтра, ты помнишь?»

«Да!» – написал жирный.

Отправил сообщение, но тут же понял, что проебал возможность поздороваться.

Впрочем, телка №2 совершенно не обиделась. Даже прислала какое-то бабское облачко сердечек-смайликов.

Саня просиял. Телка №2 – эта самая Зоя – не могла быть проституткой, как Аделаида. Хотя бы потому, что батя заказывал одну. Он просто не мог заказать двоих. А это значило – что? То, что Зоя Смирнова – нормальная, простая чувиха, которая хочет, без всякой задней мысли, потусовать с жирным. Может быть, даже полюбит его.

«Не опаздывай! – написала Зоя. – В два часа у Пушкина. Хорошее настроение с собой возьми!»

«Ага!» – написал жирный.

«До завтра!»

Упс! Отписавшись Саня, абонент Зоя тут же оказался не в сети.

Засыпал жирный умиротворенно, улыбался. Все, на самом деле, не так плохо, а очень даже хорошо. Жизнь, действительно, как качели. Сегодня ты в говне, а завтра, глядишь, и на вершине.

Продолжение следует...