Разворот над Атлантикой
24 марта 1999 года. Для нас это был типовой, пусть и государственный перелёт через Атлантику. Маршрут привычный, не раз отработанный. Высота 11 тысяч, курс на Вашингтон. За бортом ровный серый горизонт, под крылом океан, в наушниках гул эфира. Всё спокойно, как всегда.
Радист подходит, протягивает ленту телекса.
– Срочное сообщение, – тихо говорит.
Я беру, читаю. НАТО начало бомбить Белград.
Слово «Белград» будто ударяет в грудь. Всё остальное – фон. Шум турбин, шелест бумаги, тихое дыхание в наушниках. Я чувствую, как ладони вспотели, и машинально протираю их о форму. Передаю бумагу через адъютанта премьеру.
В салоне затихают разговоры. Примаков читает, молчит. Несколько секунд – будто вечность. Потом поворачивается к нам:
– Разворачивайтесь.
Голос спокойный, но в нём нет ни тени сомнений.
– Подтверждать в Москву? – спрашиваю я, больше по привычке.
– Не нужно.
Он уходит обратно к креслу.
Я смотрю на приборы. Линия маршрута на экране уходит к западу. Медленно, почти лениво, стрелка курса поворачивает обратно. Турбины чуть меняют тон. На связи американцы: короткое «Roger». Всё. Даже удивительна их спокойная реакция.
В салоне тишина. Только редкий звон посуды из правительственного набора. Воздух будто стал гуще.
Через много часов мы сели во Внуково, и я впервые позволил себе вздохнуть свободно. На полосе мороз, прожекторы, пар от моторов. Примаков выходит первым, застёгивает пальто, кивает встречающим и идёт к машине. Ни слова.
А я остаюсь в кабине и слушаю, как остывают турбины. Гул стихает, и только тогда доходит: мы сделали не просто разворот. Мы, черт возьми, развернули историю!