Из истории музыкальной индустрии. Дело г-жи Вяльцевой
Это дело в 1902 году прогремело на всю Россию, и причин тому было несколько. Во-первых, его главной героиней стала Анастасия Вяльцева — примадонна сцены того времени, интерес к которой у публики был огромен. Во-вторых, дело возникло на самом модном и высокотехнологичном направлении в развитии музыки — граммофонном, а сам аппарат и пластинки впервые могли фигурировать в суде в качестве доказательств. В-третьих, причиной конфликта стали очень приличные деньги, выплаченные звезде в качестве гонорара. В-четвертых, к процессу были привлечены виднейшие адвокаты Империи, чьи выступления в судах вошли в учебники юриспруденции. И, наконец, в-пятых, в деле появился труп, что придало ему криминальный оттенок...
* Далее вашему вниманию текст статьи, проиллюстрированный фотографиями. Статья на нашем сайте дополнительно сопровождена фонодокументами. Если вы хотите так же прослушать звук, перейдите по ссылке:
Глава 1. Хитрый Ипполит
Все началось мирно и безобидно. В начале осени 1901 года первый отечественный музыкальный предприниматель и продюсер Ипполит Павлович Рапгоф, идя навстречу многочисленным требованиям публики, обратился к известной исполнительнице цыганских романсов Анастасии Вяльцевой с предложением записать её пение на грампластинках. Об этом его просил и только что назначенный директор компании «Зонофон» — Карл Шарлах, у которого никак не складывались отношения с артистами.
В те годы в России работали всего две конкурирующие музыкальные компании — «Граммофон» и «Зонофон», и каждая из них стремилась заключить контракт со звездой. Ипполит Павлович возглавлял склад изделий компании «Граммофон» и формально подчинялся Норберту Родкинсону — директору Общества «Граммофон» в России. Отношения у них были очень сложные, и Рапгоф никогда не упускал случая поработать на себя, пусть даже и с конкурентом. Так вышло и в этот раз. Переговоры с Вяльцевой были трудными: певица считала, что «граммофон — самое ужасное зеркало голоса», но, видимо, сумма гонорара отодвинула на задний план все имевшие место предубеждения, и она дала согласие исполнить пять своих самых популярных романсов.
Контракт был подписан четвертого октября 1901 года. Рапгоф, видимо что-то предчувствуя, выставил певице жесткие условия. Он потребовал расписку о том, что исполненные романсы она предоставляет в его исключительную собственность для воспроизведения и продажи на пластинках «Зонофон» и «Граммофон». Ходили слухи, что артистка за пять романсов получила то ли тысячу, то ли десять тысяч рублей — сумма по тем временам огромная. В придачу Вяльцева стала обладательницей дорогостоящего граммофона «Монарх» с большим количеством пластинок.
Довольный сделкой Ипполит Павлович потирал руки, предвкушая прибыль, и с нетерпением ждал тираж своих пластинок с заграничной фабрики. Каково же было его изумление, когда он, не успев получить свой монопольный товар, увидел в продаже аналогичные записи Вяльцевой, выпущенные Родкинсоном. Ипполит был в шоке: он не знал, что практически параллельно с ним и в тайне от него, певица вела переговоры о записи и с его начальником.
Хитрый Ипполит хотел обвести вокруг пальца и Шарлаха, и Родкинсона, которым планировал перепродать контракт с певицей, но в итоге обманутым оказался сам. Когда его товар прибыл в Петербург, было уже поздно — все крупные торговцы запаслись вяльцевскими романсами, и его пластинки осели на складе мертвым грузом. В результате — убытки и, как следствие, требование с Вяльцевой компенсации.
Сначала Ипполит Павлович пытался уладить конфликт мирно — в досудебном порядке. Он обратился к певице с частным письмом по поводу возврата денег, но Вяльцева, наивно изумившись, не только не сочла возможным дать какие-либо объяснения своего поступка, но и просто проигнорировала обращение.
Совершенно неожиданно, как бы в ответ на это письмо, на столбцах «Петербургской Газеты» появилось её интервью, которое окончательно запутало всё. Вяльцева рассказала корреспонденту, что предоставила г-ну Рапгофу не исключительное право и что пела не тождественные, а одноименные романсы. В ответ на эту публикацию Ипполит любезно предоставил в распоряжение репортеров фотографический снимок расписки, данной г-жой Вяльцевой, из которой следовало, что речь идет именно о передаче исключительного права. Тем не менее певица отказалась признавать свою вину...
Глава 2. Несравненная Анастасия
Анастасию Вяльцеву вряд ли можно было считать наивной. Помимо особой манеры исполнения, несравненного обаяния, сексуальности и умения общаться с публикой, певица обладала и особыми навыками. Она лучше других артистов разбиралась в юридических вопросах, поскольку имела обширные связи среди столичных адвокатов. Эти знания и контакты достались ей от Николая Осиповича Холевы — известного петербургского адвоката, который был достаточно близок к певице, если не сказать большего, и сыграл в её жизни важную роль. Именно с его участием Вяльцева приобрела деловую хватку и умение просчитывать ходы. Она прекрасно знала, что в России не существует закона, регулирующего правоотношения в граммофонном бизнесе, и решила этим воспользоваться для привлечения интереса к собственной персоне.
В этом ей активно помогали репортеры и редактора популярных изданий, с которыми она поддерживала теплые отношения. Она прекрасно понимала, что должна быть на виду, и постоянно подбрасывала журналистам самые разные истории, становясь лидером по количеству слухов и сплетен. Вяльцева прекрасно понимала роль в этом деле судебных разбирательств. Ей нужен был громкий, а главное, управляемый скандал, и случай подвернулся.
Дело в том, что накануне подписания контракта с Рапгофом дирекция петербургского театра «Буфф» предложила певице свои услуги в организации её гастролей по крупнейшим русским городам. Маршрут был выбран поистине кругосветный: Рязань, Тамбов, Воронеж, Курск, Харьков, Киев, Одесса, Ростов-на-Дону, Баку, Тифлис и др. В дальнейшем она предпринимала такие туры ежегодно. Поддержка в прессе должна была быть соответствующей. А что может быть лучше громкого скандала, который уже в руках. Все было рассчитано с ювелирной точностью.
Глава 3. Лебедь, рак и щука
Согласившись на запись, Вяльцева дала Рапгофу расписку на пять пьес, не указав в ней своё отчество и заплаченную ей сумму, не забыв при этом получить деньги сполна. Есть все основания полагать, что сделала она это неслучайно, поскольку потом именно эти мелочи в суде окажутся очень значимыми.
Едва за Ипполитом Павловичем закрылась дверь, как на пороге её шикарной квартиры появился директор Общества «Граммофон» в России, г-н Родкинсон. До него дошли слухи, что Рапгоф, которого он терпеть не мог, но вынужден был с ним работать, ведет переговоры с Вяльцевой. Сверкая пенсне и заикаясь от волнения, он предложил певице записать и для него самые популярные романсы.
Имея возможность заплатить больше и быстрее изготовить тираж, чем Рапгоф, он решил наказать задиристого Ипполита на деньги и, как говорится, поставить его на место. Работа на конкурента — хороший повод для увольнения, которым просто грех не воспользоваться.
Вяльцева знала о натянутых отношениях двух граммофонщиков, которые не упускали случая ставить друг другу палки в колеса, и когда Родкинсон попросил её не рассказывать Рапгофу об их переговорах, она встала на сторону сильного. Таким образом в деле сложился негласный альянс Вяльцевой и Родкинсона против Рапгофа.
Следует отметить, что г-жа Вяльцева поставила в известность Родкинсона об уже подписанном контракте с Ипполитом, в котором фигурировало и название его компания «Граммофон». На что тот, не моргнув глазом, ответил — граммофоны бывают разные, — и предложил ей хитрый ход: она, за очень приличный гонорар, исполнит ему не пять, а целых двадцать романсов, среди которых пусть будут и те, которые уже записаны для Ипполита. Просто исполнить их будет нужно несколько иначе, например более эмоционально. Сметливая Вяльцева оценила идею русскоговорящего американца и согласилась, вопреки уже данной расписки, вторично исполнить те же романсы, а также целый ряд других из её обширного репертуара.
Решив все формальные вопросы со звездой и её адвокатами, Родкинсон обещал, что завтра его человек подвезет согласованный договор на подпись и аванс, после чего уехал распорядиться насчет студии для записи.
На следующий день сотрудник Общества «Граммофон» г-н Островский привез Вяльцевой договор. Певица взяла из его рук документ, прошла в свой кабинет, где вместе со своим адвокатом еще раз внимательно прочитала договор, через несколько минут вернулась и передала ему подписанные бумаги. В обмен она получила аванс, сумма которого кратно превышала гонорар Ипполита Павловича. Вяльцева прекрасно понимала, что провоцирует скандал, который обернется для нее судебным процессом, но это-то ей и было нужно.
Дальнейшие события развивались стремительно. Запись для Родкинсона была сделана быстро и также быстро запущена в производство. Его тираж прибыл в Петербург на несколько дней раньше пластинок Рапгофа.
Глава 4. Суд
Для защиты своих интересов Ипполит Рапгоф пригласил известного петербургского адвоката Якова Лихтермана, а Анастасия Вяльцева — не менее знаменитого Платона Карабчевского. Эти два мастера юриспруденции обменялись письмами, уведомляя друг друга о начале ведения дел своих подзащитных.
Первое слушание было назначено в гражданском отделении Санкт-Петербургского окружного суда на 17 января 1902 года. Для царской Фемиды это был беспрецедентный процесс. Судьи впервые столкнулись с миром граммофонных пластинок, в котором им было нелегко разобраться.
Процесс вызвал огромный интерес у петербургской публики. Ещё задолго до назначенной даты самые нетерпеливые граждане и репортеры осаждали председателя суда просьбами о билетах на вход в зал заседаний. В назначенный день толпа поклонников буквально штурмовала здание суда на Литейном проспекте. Всем было любопытно увидеть Вяльцеву не как звезду, а как обвиняемую. Интрига заключалась в том, что впервые в качестве вещественных доказательств в суде должны были быть представлены граммофон и пластинки. Однако весь этот ажиотаж оказался напрасным: ни г-жа Вяльцева, ни ее адвокат на суд не явились. Ипполит Рапгоф, нетерпеливо жаждущий справедливости, остался в одиночестве.
Второе слушание, назначенное на 14 мая 1902 года, прошло по той же схеме: снова толпы возбужденных поклонников, репортеры и ни Вяльцевой, ни Карабчевского — лишь одинокий Рапгоф со своим адвокатом.
Третье слушание должно было состояться 13 июля 1902 года. Ажиотаж публики к этому времени заметно спал, и Вяльцева с Карабчевским смогли беспрепятственно пройти через поредевшую толпу в зал заседаний.
В суде наконец появилась женщина потрясающей красоты, с осанкой императрицы и чуть заметной высокомерной улыбкой. Как и подобает звезде, она была в дорогом, но скромном шелковом платье от дома моды «Бризек» с приколотой к нему ее любимой белой гортензией.
Анастасия Дмитриевна прекрасно знала, что за неявку в суд без уважительной причины налагалось денежное взыскание: в первый раз — от 10 до 100 рублей, во второй раз — от 20 до 200 рублей, в третий раз — от 30 до 300 рублей. Судя по получаемым ею за концерты гонорарам, с деньгами у нее не было проблем. Но по судебному приговору она могла быть лишена права участвовать в выборах и быть избираемой в должности, требующей общественного доверия (ст.ст. 651-652 УУС), а это певице, ведущей активную благотворительную деятельность, было не нужно. Однако и это слушание, несмотря на присутствие обвиняемой, было отложено из-за неявки свидетелей с обеих сторон.
Глава 5. Ненадлежащий ответчик
Следующее заседание вообще превратилось в трагикомическую историю. Дело в том, что г-жа Вяльцева в артистическом мире была известна как Анастасия Дмитриевна. Под таким отчеством ее знали поклонники, антрепренеры, продюсеры и, вероятно, нотариус, который оформлял доверенность ее адвокату. Он должен был досконально проверить все документы, но не сделал этого и выдал г-ну Карабчевскому доверенность на ведение дела не по ее паспорту, а по концертным афишам. С такой доверенностью маститый адвокат, не предполагая подвоха, явился в суд, где собирался покорить заседателей и подзащитную своим красноречием. Однако судьи решили проверить документ и затребовали справку петербургского адресного стола, из которой выяснилось, что Вяльцева — не Анастасия Дмитриевна, а Анастасия Алексеевна. Это обстоятельство вызвало шок в зале и буквально перевернуло все дело с ног на голову.
Действительно, благодаря запросу суда общественность узнала, что Анастасия Вяльцева была незаконнорожденной. Ее неизвестный отец, а многое в облике певицы говорило об отношении к дворянскому сословию, не мог жениться на ее матери в силу каких-то непреодолимых препятствий. Это могло быть и социальное неравенство, и его статус женатого человека. Отчество — Дмитриевна, Вяльцева получила позже, когда ее мать была выдана замуж за лесника Дмитрия Вяльцева, который и усыновил ее. Видимо, мать впоследствии рассказала Анастасии о ее настоящем отце Алексее и предъявила какие-то серьезные документы. Иначе певица не смогла бы под этим отчеством не только зарегистрироваться в столице, но и оформить на себя недвижимость и счета в банках.
Г-н П.Н. Карабчевский, к которому обратилась г-жа Вяльцева, очевидно, не знал об этом и представлял дело в совершенно ином виде. Говоря современным языком, Вяльцева просто подставила выдающегося адвоката и судебного оратора. Когда история с отчеством Вяльцевой прояснилась, состоялось объяснение между присяжными поверенными на высоких тонах, в результате которого г-н Карабчевский вынужден был удалиться из зала, поскольку не имел права принимать участие в судебных прениях.
Одновременно у суда возникли вопросы и к истцу, и к остальным участникам процесса. С формальной точки зрения Рапгоф требовал компенсации с совершенной другой Вяльцевой. В расписке, выданной певицей Ипполиту, не было указано отчество, а только имя и фамилия. Как следствие, Рапгофу пришлось переписывать исковое заявление, а адвокату Вяльцевой оформлять новую доверенность. В итоге на выяснение, уточнение и согласование различных деталей и нестыковок ушло более года, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки.
Глава 6. Незаконнорожденную может обидеть каждый
После многочисленных переносов и отмен, наконец, в суде состоялась очная ставка, на которой Рапгоф и Вяльцева смогли изложить свои взгляды на конфликтную ситуацию. Из пассионарного выступления истца следовало, что он, получив исключительные права на эксплуатацию пяти исполненных Вяльцевой романсов, за которые заплатил певице, как выяснилось, не 1000 и не 10 000 рублей, как ходили слухи, а всего 500 рублей, вместо ожидаемой прибыли получил лишь одни убытки. По уверению Ипполита Павловича, он словесно и письменно условился с певицей, что она не будет записывать эти романсы для других фирм, но слов своих она не сдержала. Рапгоф пытался донести до судей, что конкуренция со стороны общества «Граммофон» на эти три романса Вяльцевой ввела его в убытки на 11 тысяч рублей. Суду были представлены бухгалтерские книги, где велись все расходы по записи голоса певицы, выплаченному гонорару, производству тиража пластинок и упущенной выгоде. Бедный Ипполит, согласно закону о печати, имел право вчинить уголовное преследование за контрафакцию, на чем настаивал его адвокат, но ограничился лишь гражданским иском, поскольку старался защитить свои имущественные интересы. Ему пришлось открывать судьям все тайны сложной граммофонной механики, где туго переплелись финансовые, этические и моральные принципы взаимоотношений между участниками рынка.
Г-жа Вяльцева с своей стороны утверждала, что она предоставила Рапгофу право лишь распространения напетых ею романсов, но не исключительного пользования. Она наивно отговаривалась, будто бы считала господ Рапгофа и Родкинсона представителями одного и того же юридического лица — Общества «Граммофон» и что слова «исключительное право» были поняты поэтому в совершенно другом смысле. Пытаясь оправдать своё нарушение контракта и желая вызвать слезу у судей, Вяльцева обратилась к Рапгофу со следующей фразой: «Любой может обидеть женщину, особенно незаконнорожденную».
Адвокат Карабчевский, всячески затягивая процесс, выстраивал линию защиты Вяльцевой на своем толковании закона о печати. По его мнению, в деле не было признаков контрафакции, поскольку этот закон был написан в то время, когда не существовало граммофонных пластинок. Действительно, в Европе и США тогда уже признавали граммофонное воспроизведение таким же множительным процессом, как всякий другой способ печати, но для России это был первый прецедент.
Глава 7. Одноименные или тождественные?
Вяльцева утверждала, что ею были спеты для Общества «Граммофон» романсы только одноименные с проданными в собственность Рапгофу, и были они исполнены иначе. Ипполит Павлович, напротив, утверждал, что романсы — тождественные. Суд оказался в сложной ситуации и для решения этого спора назначил проведение первой музыковедческой экспертизы граммофонных записей.
Свидетелем в этом вопросе со стороны г-жи Вяльцевой выступал руководитель известного цыганского хора гитарист, певец и композитор Николай Шишкин, чьи романсы были в репертуаре звезды. Со стороны Рапгофа свидетелем был профессор музыки С.-Петербургской консерватории, фамилия которого затерялась во времени и судопроизводстве. Несмотря на высокую квалификацию, авторитет свидетелей и многократное прослушивание пластинок, они так и не смогли объяснить суду, чем отличаются одноименные романсы от тождественных.
В этой сложной ситуации судьи проявили мудрость и профессионализм, отказавшись от буквального толкования закона. Они приняли во внимание результат инкриминируемого действия — убыток, причиненный неисполнением обязательств, принятых г-жой Вяльцевой перед г-ном Рапгофом.
Сравнение списков произведений, исполненных Вяльцевой для «Зонофон» и «Граммофон», показало, что предметом спора или претензий со стороны Рапгофа могли быть только три романса: «Ах, да пускай свет осуждает», «Зачем?» (А. Давыдов) и «Под чарующей лаской твоею» (Н. Зубов). Именно эти номера повторялись в списках и контрактах компаний-конкурентов. Компенсация в размере 11 000 рублей за три романса показалась суду слишком высокой, поэтому была назначена дополнительная экспертиза, и дело в очередной раз было отложено.
"Зачем", цыганский романс (А.Д. Давыдов, сл. неизв. автора)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1905 г.
"Ах, да пускай свет осуждает", цыганский романс (аранж. С.И. Зилоти)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1912 г.
"Под чарующей лаской твоею", романс, соч. 57 (Н.В. Зубов, сл. А. Маттизена)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1912 г.
Статья на нашем сайте с возможностью прослушивания фонодокументов:
Глава 8. Труп и сбежавший свидетель
За первый год разбирательства загадочно ушел из жизни один из главных свидетелей по делу — сотрудник Общества «Граммофон», г-н Островский, который занимался контрактами и финансами. У суда возник вопрос: связана ли эта смерть с фактом передачи крупной суммы денег Вяльцевой или это было случайное совпадение? По городу ходили слухи о насильственной смерти, о том, что его самоубийство — это лишь прикрытие для какого-то другого преступления, возможно, финансового. Загадочная смерть вынудила власти произвести вскрытие тела, в результате которого врачи прозекторской Обуховской больницы пришли к заключению, что смерть г-на Островского последовала от асфикции (удушения). Однако никакого криминала обнаружить не удалось.
Другой важный свидетель, г-н Климашевский, чувствуя неладное, уехал в Тифлис. Туда пришлось отправлять все дело для его допроса и проводить выездное заседание, которое, впрочем, ясности в деле не добавило.
Глава 9. Родкинсон и Финкельштейн
Родкинсон, получивший значительный куш от продажи пластинок певицы, проходил по делу только в качестве свидетеля. Рапгоф и его адвокат пытались привлечь Родкинсона к ответственности за выпуск контрафакта. Парируя обвинение Рапгофа, Родкинсон обратил внимание судей на расписку Вяльцевой, в которой она передавала Ипполиту исключительное право на выпуск своих романсов как для компании «Зонофон», так и для компании «Граммофон». Суд принял это обстоятельство и признал обвинения Ипполита ничтожными.
Таким образом, Родкинсон оказался в тени этого процесса. На самом деле именно он был источником всех проблем Ипполита. Он хотел избавиться от Рапгофа, и это ему в конце концов удалось, а пока он с нескрываемым удовольствием наблюдал за отчаянными попытками своего подчиненного отсудить у звезды свои потерянные тысячи.
На слушаниях по этому делу в качестве зрителя присутствовал молодой граммофонный предприниматель Давид Александрович Финкельштейн. Процесс между Вяльцевой и Рапгофом, а также неспособность суда, утонувшего в процедурных вопросах, вынести хоть какое-то решение по существу, настолько запала ему в душу, что он сделал записи певицы главными источниками своего обогащения. Какую бы новую пиратскую компанию он ни открывал, в каждом каталоге обязательно присутствовали практически все записи Вяльцевой, спрос на которые не ослабевал.
"Теперь в твоей, любовь, я власти", романс (А.Н. Чернявский, сл. неизв. автора)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1905 г.
Статья на нашем сайте с возможностью прослушивания фонодокументов:
Глава 10. Финал долгого дела
После принятия в России первого Закона об авторском праве, который был высочайше одобрен государем императором 20 марта 1911 года, Ипполит Рапгоф решил предпринять еще одну попытку реанимировать затянувшееся дело.
Слушание было назначено на 20 сентября 1911 года все в том же в Спб. Окружном суде. Учитывая новые законодательные реалии, Вяльцева решила усилить свою защиту и, помимо г-на Карабчевского, пригласила еще двух известных адвокатов — В.И. Добровольского и Б.Л. Гершуна. Интересы истца, по причине болезни г-на Я.Н. Лихтермана, защищал присяжный поверенный В.Б. Окс. Для Ипполита это была последняя надежда, но слушание, ввиду неявки свидетелей, было отложено. Принятие Закона не помогло Рапгофу поставить точку в этой долгой и запутанной истории.
Дело Вяльцевой было самым сложным, запутанным и рекордным как по срокам его ведения, так и по стоимости. С 1902 по 1903 год суд фактически топтался на месте: слушания постоянно то переносились, то откладывались. Происходило это по причине неявки самой ответчицы из-за её постоянных гастролей или неявки многочисленных свидетелей и экспертов, которых суд вызывал для разъяснения новых для него вопросов.
В 1904 году слушания вообще были приостановлены, поскольку Вяльцева, узнав, что ее возлюбленный — Василий Бискупский получил тяжелое ранение, разорвала все подписанные контракты и уехала в Харбин. Там она устроилась в госпиталь простой сестрой милосердия, чтобы ухаживать за ним и другими ранеными. Потом грянул революционный 1905 год, и дело вообще было задвинуто в долгий ящик по причине решения более острых вопросов. В итоге процесс растянулся на долгих десять лет.
За это время на самых именитых адвокатов истцом и ответчицей были истрачены огромные средства, которые многократно превышали сумму иска, но в итоге Рапгоф требуемых денег так и не получил. Отдать Ипполиту требуемые им одиннадцать тысяч рублей певица могла в любой момент. Вяльцева обладала серьезным движимым и недвижимым имуществом. О её домах, поместье, спецвагоне, экипажах, бриллиантах, дорогих туалетах, мехах, серебре и картинах знали многие. Деньги у нее были, но отдавать она их не спешила, поскольку решала совершенно другую, куда более важную для себя задачу.
Несравненная Вяльцева использовала процесс для собственной рекламы. Все это время она была в фокусе внимания: активно гастролировала, записывалась на пластинки, зарабатывала огромные деньги и занималась благотворительностью.
"Весенние грёзы" ("Вешние грёзы"), романс (А.Н. Чернявский, сл. К.Я. Северянина)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1912 г.
Статья на нашем сайте с возможностью прослушивания фонодокументов:
Для Вяльцевой сам суд был лишь мимолетным, но затянувшимся эпизодом в её биографии, который она умело использовала для решения своих главных дел. А главным делом Анастасии Вяльцевой было, конечно же, пение и любовь публики, и это дело она выиграла блестяще. Записи, ставшие причиной скандала между Вяльцевой и Рапгофом, дали старт граммофонному буму в России и сделали певицу королевой русского граммофона, а сам скандал стал со временем традиционным инструментом продвижения звезд. Анастасия Вяльцева оставила обширное звуковое наследие в виде грампластинок и добрую память о себе.
"Динь, динь, динь" ("В лунном сиянье…"), романс (муз. и сл. Е.Д. Юрьева)
Исполняет А.Д. Вяльцева
Запись 1912 г.
Статья на нашем сайте с возможностью прослушивания фонодокументов:
Об истории и сегодняшнем дне музыкальной индустрии рассказывает А.В.Тихонов, российский музыкальный журналист, ведущий эксперт в области музыкального рынка, преподаватель.