Однажды будучи одним днём в родном городе, случайно встретился со своей давней интимной знакомой. Лет десять уже не виделись, разошлись тогда наши стёжки-дорожки. Девочка тогда была хороша: молода, свежа и романтична, писала стихи и играла на гитаре, очень хорошо пела и совершенно не интересовалась точными науками. Расстались потому, что поэзия вкупе с эзотерикой, щедро сдобренная алкоголем и нездоровая тяга к тому, что в Амстердаме свободно продают (а у нас строжайше преследуется), вела её куда-то не туда. Вдобавок свободные отношения в богемной среде, куда она очень стремилась попасть, меня несколько нервировали. Тем более, что в конце нашего знакомства там уже налицо были все признаки легкой ебанутости творческого подхода к жизни. Агузарову помните? Вот где-то рядом.
Её звали Полина и сейчас она немного изменилась: все еще была молода, правда молодость уже неумолимо приближалась к своей завершающей стадии. Она сидела на спинке лавочки и с мечтательным взглядом наматывала локоны на палец; в ногах стояла банка с каким-то крепчайшим вонючим дерьмом, в руке дымилась сигарета.
«Дюсик», - радостно взвизгнула она и помахала мне рукой, - «ты ли чё ли, чувак?» (здесь я понял, что мне рады), - «Сколько лет то прошло? Живешь то как?». Я ответил сколько лет, сообщил, что работаю технологом, женат, детей пока нет, почти не пью, не курю, жене практически не изменяю, в родном городе проездом. В ответ мне сообщили, что ее мечта исполнилась и она теперь актриса местного театра, не замужем и даже не собирается, что сегодня у нее выходной и завтра тоже, и немедленно получил приглашение на кофе у нее дома. Тут же добавила, что отказ не принимается, тем более, что у нее через час будут друзья и даже обещал быть сам Митя со своим фанерным циклом. На мой удивленный взгляд она прихлопнула меня ладошкой по локтю и сказала, что это гениально, ново, свежо, отрыв башки и я сам всё пойму.
С одной стороны, что-то останавливало и какая-то невнятная тревога стучалась в душу, а с другой стороны, а почему бы и нет? Вечер был относительно свободен, и мы зашли в ближайший гастроном за тортиком, вином и пятью пиццами (она попросила взять еще и водки. Немного, всего пару бутылок), после чего мы направились в дом, где она раньше жила с бабушкой.
С момента нашей последний встречи эта квартира сильно изменилась. При бабушке точно бы такого не было. А сейчас здесь всё пропахло богемой. Полы были склизкие, их явно не мыли месяца два. Отваливающиеся обои, афиши, криво наклеенные на стенах, везде пыль и грязь. Чтобы смыть унитаз, надо было сунуть руку в бачок и что-то там дернуть. Вонь кошачьей мочи сбивала с ног. Стол, заваленный объедками, окурки в блюдцах, немытые стаканы. Тахта, застеленная постельным бельём (бывшее когда-то белым, а сейчас цвета цемента), напоминала берлогу из-за наваленных на нее вещей. Мух в квартире было как в Индии на стаде дохлых слонов.
«Не разувайся», - улыбнулась она мне. «Даже и не подумаю», - мысленно ответил ей я.
При виде нас мухи отвлеклись от своих дел, собрались в рой и зажужжали. Рой был огромен и выглядел агрессивно. Я спросил, где у неё дихлофос, однако на меня посмотрели с недоумением. Я что не знаю, что Будда, мол, будет недоволен? Сошлись на том, что я открыл окно и энергично работая полотенцем, подарил мухам свободу. Убедившись, что ни одно животное не пострадало, меня одарили благодарной улыбкой. Но я что-то насторожился, потому в момент улыбки взгляд у нее вдруг расфокусировался, а губы начали что-то шептать. Прислушавшись, я услышал что-то похожее на «Летите мухи на свободу, да будет вам дарован СВЕТ… Или «МИР» звучит лучше?». Я понял, что с момента нашей последней встречи ничего не изменилось, и вечер точно не будет томным.
Потом мы из тщательно помытых мною кружек пили мерзкий растворимый кофе, который отдавал жженой пробкой, угощались тортом и обменивались новостями. И эта идиллия продолжалась, пока вечер не опустился на город и не начали собираться гости. И да, лица у всех прибывших были сплошь одухотворенные, но с легким налётом сумасшедшинки.
Сначала прибыла девушка Анжела, отрекомендованная мне как «тоже актриса». От нее пахло немытым телом и духами. Поленька немедленно с ней расцеловалась и о чем-то тихо спросила, на что Анжела утвердительно кивнула головой. Полина довольно улыбнулась, и они с вновь прибывшей направились в сторону туалета, откуда через несколько мгновений отчетливо запахло Амстердамом. Вышли они оттуда уже умиротворенными и улыбчивыми.
Потом появился Special Guest Star Митя. Гений был бородат, слегка нетрезв и очень вонюч. Он гордо сообщил, что постоянной работой не унижается, подрабатывает где-то грузчиком и в свободное время, которого у него много, творит. Поленька смотрела на него с обожанием и в глазах у нее плескалась любовь. Следом пришли Лена с Димой, тоже актеры, слегка пьяные и уже поссорившиеся.
И начался праздник. Гремела музыка, звенели стаканы и разговаривались разговоры. Я галантно подливал дамам водки, оберегал от покушений свое сухое вино, наслаждался шоу, но оставался при этом сторонним наблюдателем.
Потом нетрезвые девушки танцевали эротические танцы, а мужчины снисходительно за ними наблюдали. У всех троих танцующих были одинаково прикушены губы, их взгляды с поволокой ласкали мужчин. Танцуя, они мотали головой как лошади, отгоняющие мух. Движения им уже давались с трудом, особенно приседания с покачивающимися коленями. Иногда они даже падали, но весело смеясь, поднимались и упрямо стремились дотанцевать недотанцованное. Анжела смотрела на меня томным взглядом и облизывала губы.
И здесь грянул гром. Ссора Лены и Димы перешла в активную стадию. Она ему доказывала, что он ее не ценит, и что ее сложно найти и легко потерять, а он ей говорил, что надо меньше пить, и что после водки она становится полное ебанько. А она отвечала, что он сам ебанько, а пить она умеет, и в доказательство тут же набулькала стакан, опрокинула его в себя, занюхала рукой и с негодованием отказалась от закуски. Здесь Дима сделал рука-лицо, после чего уже по её лицу потекли слёзы, и она пошла на балкон покурить, где, увидев заходящее солнце, решила, что настала пора немедленно свести счеты с жизнью. Однако Дима был опытен и как только она перекинула ногу через перила, тут же схватил ее в охапку, вытащил в комнату и бросил на тахту. Здесь на сцену уже вышла Полина и сообщила, что в округе полным-полно прекрасных шестнадцатиэтажных домов, и что Лена может выбрать себе любой, и вот почему она уже пятый раз пытается сброситься именно с ее второго этажа и все у нее никак не получается? Пусть уж получится, наконец, ибо… утомила. Здесь Лене стало обидно и плохо, и она начала немедленно блевать. Дима и тут был готов: он немедленно оттранспортировал фонтанирующее тело в туалет и потом бережно поддерживал его в процессе, и всем было видно, какая там любовь. А потом Дима отволок Лену в ванну, чтобы смыть с нее вот это вот всё, и когда начал ее раздевать, она с громким тяжелым вздохом упала в обморок. Когда же всё сбежались на её тяжелый вздох, она на секунду вернулась в сознание, оценила сцену, прошептала Диме: «Прикрой мне грудь», и вернулась в небытие…
Пока Дима приводил в себя Лену, Полина с Анжелой громко обсуждали какую-то Людку, которая теперь любовница главрежа, при этом Полина бросала на Анжелу сочувствующие взгляды. Анжела, в свою очередь, надев маску страдалицы, в тоже время старалась показать, как ей это всё безразлично и пусть чертова Людка теперь сама мучается с этим старым вонючим козлом у которого даже стоИт через раз. А с нее довольно! Она и так отдала ему всё, что было. И любовь, и молодость, и заботу, и девичью честь. Девичью честь она, правда, потом забрала обратно, поняв, что это перебор. Полина поддержала подругу, сказав, что главреж точно козел и стоИт у него не через раз, а через два! Здесь она смутилась и добавила: «Наверное…» Потом они обнялись и заплакали, а звездный гость Митя тихо бухал на полу и в разговоре не участвовал.
Так прошло полчаса и миру вновь явились Лена. Общество заинтересовалась, потому что Лена явила себя сравнительно трезвой и чисто вымытой. А еще она была нага и прекрасна, и закатное солнце мягко ласкало ее безупречную фигуру. Потом она подбоченилась, как Клеопатра надменно посмотрела на слегка ошарашенных окружающих, и щелкнула пальцами. По щелчку её пальцев из коридора явился Дима, который тоже был одет в костюм Адама и его первичный половой признак уже находился в боевом, взведенном положении. Не оборачиваясь, как опытный рыбак, Лена одной рукой взяла Диму за нефритовый стержень, второй открыла дверь в бабушкину спальню и гордо вступила туда, а Дима, как побитая собака, плелся за ней следом. Впрочем, он нашел в себе силы обернуться, и, показав всем растопыренную пятерню, беззвучно прошептал «Пять минут». Дверь за ними закрылась. Полина хмыкнула, а Анжела с улыбкой, которая пьяной женщине, наверное, казалась загадочной, вопросительно посмотрела на меня. Я сделал вид, что не понимаю.
Про пять минут Дима сказал сгоряча, потому как понадобилось не менее получаса для того, чтобы счастливые и окончательные помирившиеся влюбленные вернулись в общество. Они были закутаны в простыни и напоминали древних греков, но это уже совершенно не стесняло окружающих. Даже я стал несколько завидовать простоте нравов, царившей здесь.
Снова выпили за любовь, за мир, за женщин и здесь, наконец, Митя, икая, объявил, что готов читать свой знаменитый фанерный цикл. Все замолчали, Полина забралась к нему на колени, а он, монотонно, уставившись взглядом в одну точку, качаясь из стороны в сторону вместе с Полиной, завывая начал:
Вы видели фанеру летом?
Она желта и горяча,
Сияет отраженным светом,
А жизнь корОтка, как свеча.
И, пролетая над Парижем,
В своей кричащей наготе,
Кричала людям: Ближе, ближе!
Ах, вы давно уже не те…
Вот честно, к такому я был не готов. Я в ужасе оглянулся на окружающих. Но им было хорошо… Губы беззвучно шевелились, повторяя за Митей его бессмертные строки. Да они все знали это наизусть! Мне вообще были не интересны дальнейшие приключения этой нагой фанеры, но он не останавливался. В планах фанеры был облет европейских столиц, и для каждого города было заготовлены по две обличающие строфы. И этот кошмар растянулся на полчаса, потому что этот мудак даже про Монако не забыл!
Мужественно дотерпев до конца, я решил, что, пожалуй, с меня на сегодня довольно. Когда я сказал, что мне, к сожалению пора, Анжела очень расстроилась. Нагнувшись ко мне так, чтобы я локтем касался ее груди, она доверительно шепнула мне, что у нее уже был кастинг на НТВ в будущем сериале «Ментовская кровь и бандитская любовь», где она пробовалась на роль ночной бабочки Дианы. И если я останусь, то она, пожалуй, может пройти со мной на кухне сцену «Диана и Шуруп в сауне» с полным погружением в реальность, тем более что я очень похож на того самого Шурупа, вот прямо одно лицо. Я пожелал ей творческих успехов, сказал, что мне правда пора, но я всегда восхищался актерами, добавил что-то про тяжелый неблагодарный актерский труд, уверил ее в том, что у меня это никогда не получится в связи с полным отсутствием актерских данных и что я просто люблю быть зрителем. Она насупилась, но мне было уже все-равно: я уже чувствовал запах свободы.
Прощальные поцелую и рукопожатия, обещания заходить еще и вот я, наконец, на свободе. Боже, как же хорошо на свежем воздухе! Ну ее к черту, эту богему! Я шел и давал себе слово, что никогда больше, дышал полной грудью, улыбался, пел славу своей скучной технологической специальности, вспоминал дом, где царила чистота и уют, где у каждой тряпки было свое предназначение (для стола, для плиты, для вертикальных поверхностей), запах чистоты и свежести в спальне, ощущение покоя, тепла и счастья, жену и ее запах, особенно когда поворачиваешь ее к себе спиной и утыкаешься носом в шею в то самое место между плечом и ухом, и потом тебя накрывает какая-то теплая волна любви и понимания, и приходит знание, что все хорошо, но будет еще лучше…
