Пара коротких, грустных и разных историй о том, как бывает в жизни.

История 1.

Будучи студентом, посещал КСП (Клуб Самодеятельной Песни) при нашем институте. Участников клуба объединяла любовь к творчеству таких людей, как Визбор, Окуджава, Городницкий, Егоров, Митяев, Ланцберг и т.д. Притом многие из организаторов нашего клуба были лично знакомы со всеми этими творцами истории авторской песни — вместе выступали на концертах, общались, ходили в походы, провели не одну ночь у костра с гитарой... Было очень интересно в небольшом, специально выделенным для КСП помещении, на самом верхнем этаже одного из общежитий, с видом на огни огромного города — общаться, слушать песни, учиться играть на гитаре и петь.

Прихожу как-то вечером, после занятий, в клуб и застаю собрание печальных людей. Как оказалось, печаль была по случаю получения шокирующей информации о том, что довольно известный, в среде авторов-исполнителей, бард – Устинов Юрий, оказался педофилом. 1992 год был тогда. Информация пришла из достоверного источника — из наших кто-то, проездом в Самаре побывал и с одним из пострадавших детей разговаривал... Приехал и выложил нам это всё, как на духу, с эмоциями... Кто Устинова знал, из старожилов нашего КСП — сидели, словно на похоронах - серые, от неожиданно свалившегося на плечи... Ближе к ночи, напились мы тогда с горя знатно. Практически похоронили, уже бывшего для всех, барда в своих сердцах. Я не отслеживал с тех пор его судьбу, но сегодня решил посмотреть, может это и не правда была, наговор? Забил в сети поиск темы — правда. И эта правда меня шокировала, спустя 27 лет ещё раз — ШОК (смотрите ссылку)! Сел в тюрягу Устинов только в 2016 г. получается. Мутные 90-е помогли ему продолжать свои чёрные дела ещё 24 года! Думал, что сгинул уже, а нет – сидит пока, тварь. В колонии-поселении, до 2021 года.

Теперь к сути. Был у этого "святоши" талант писать песни. Шедевры получались, за что и любили многие его творчество. Вот как относиться к песням, которые любишь, когда узнаёшь, что их автором оказался педофил? Лично моя любовь к творчеству этого психа умерла, память услужливо вычеркнула всё, что помнила про него, оставив от бывшего барда лишь мерзкое чувство отвращения. Но неожиданность в том, что его песни живут своей, независимой жизнью – хотим мы этого или нет. Их слушают и поют. Просто потому, что они, наверное, чистые и хорошие родились, нравятся людям и этим заявляют и доказывают своё право на жизнь. Не хочу связывать непорочное (рождение песни) с автором-педофилом и считаю, что ему случайно удалось стать проводником для прихода этих песен в мир. У многих любителей его творчества даже после всей этой жуткой истории нравственного падения, не получается похоронить его порождения за плинтусом своего забвения. Парадокс.

История 2.

Коля Расторгуев. Очень мне нравится его творчество. Душевно поёт, человек. Однажды обсуждал его успехи в кругу творческих личностей и услышал историю от одного человека, после которой, тот возненавидел певца. Его история покоробила и моё отношение к артисту...

А было это так. Парень (историю которого передаю, как очевидца) со своей девушкой, как истинные фанаты Расторгуева, решили после концерта попросить его автограф на маленьком плакатике... Ждали певца на выходе из здания. Вышел Николай с сигаретой во рту. Игнорируя фанатов, сел в машину. Мои знакомые ближе всех были к машине. Девушка с фломастером и плакатом постучала тогда костяшками своих тонких пальчиков, аккуратно в стекло задней двери, куда сел кумир, с надеждой не быть им отвергнутой. И о, Боже! Тонированное стекло опускается, но вместо того, чтобы взять фломастер и поставить автограф, Николай из глубины салона щелчком пальцев отстреливает не докуренную сигарету прямо в лоб девушки. Девушка от неожиданности выпускает из рук плакат, фломастер... закрывает лицо ладонями и начинает плакать, скорее всего от того что это душевно больно, когда рушится вера в своего кумира, разлетаясь на мелкие осколки обиды, досады и разочарования... Дверное стекло авто тем временем быстро поднимается, отрезая от себя всё внешнее и машина трогается. После такого унижения у моих знакомых, уже бывших фанатов лидера группы Любэ, кроме ненависти и презрения к нему, как к личности, ничего не осталось.

Теперь и у меня при прослушивании песен с исполнением Расторгуева постоянно возникает то неприятное чувство, что испытала девушка, которой, словно плевок в душу, прилетел в лицо его не потушенный окурок. Не могу простить ему такой поступок. Каким-то уже чужим воспринимаю его голос, не таким близким и родным, как раньше.

P.S. Эти две истории связаны между собой растерянностью людей перед неожиданными вывертами судьбы и разбитой верой в тех, кто давал возможность, до случившихся событий, дарить восторг и радость своими результатами творчества. Так бывает, иногда. Ещё Виктор Цой отразил это состояние правды жизни в одной из своих вечных, для поклонников его творчества песен:

"Там за окном

Сказка с несчастливым концом.

Странная сказка... "

#comment_132687785

В свое время, был у моего отца близкий друг - дядя Алик. Дружили они много лет и когда я был совсем мелким клопом, дядя Алик был весьма частым гостем в нашем доме. Они любили сидеть с отцом на кухне, выпивать и вспоминать проведенные в армии годы. И хоть служить им довелось в разное время, и в разных частях, оба вспоминали это время с теплом и ностальгией.

Но если мой отец, в своих историях про армию был более-менее сдержан, то дядя Алик, после пятой рюмки пускался в воспоминания о своих ратных подвигах по полной программе. Слушая его рассказы из службы в армии, я не переставал удивляться, почему по ним до сих пор не был поставлен фильм.

Коронной его фишкой были истории о том, как он проходил службу в одной части с Николаем Расторгуевым (знаменитый батяня-Комбат из группы "Любэ"). Он мог часами взахлеб рассказывать истории о том, как близко они сдружились в армии, какие удивительные и увлекательные приключения у них там были. И даже про то, как им довелось участвовать в сверхсекретной военной операции где-то на Дальнем Востоке.

А когда собиралось достаточное количество слушателей, в ход шла байка о том, как однажды, на них выехал вражеский БТР, в котором ехали не то фашисты, не то ваххабиты. Но дядя Алик быстро смастерил взрыв-пакет из пороха, блокнота и флакончика с клеем, а Николай Расторгуев поджег бикфордов шнур от сигареты. Они уничтожили технику, перебили оставшихся врагов и получили медали. Свою он обязательно покажет. Как нибудь в другой раз.

Иногда, дядя Алик, любил затянуться сигаретой и смахнув скупую слезу, рассказывал что некоторые песни из репертуара "Любэ", Николай Расторгуев посвятил ему лично. Ну и конечно, 

каждый свой визит, дядя Алик сопровождал обещаниями что когда "Любэ" будет давать очередной концерт, он обязательно проведет меня через служебный вход и лично познакомит со своим сослуживцем Николаем Расторгуевым.

С той поры немало лет, и когда у меня появился интернет, я решил поглядеть в какой-же части проходил службу Николай Расторгуев и где они познакомились с дядей Аликом.

Тогда я и узнал, что самый мужественный голос российской эстрады, легендарный батяня-комбат никогда в жизни не служил в армии, а дядя Алик самый обыкновенный п@%дабол :) 

Перед началом повествования я, на всякий случай, напишу вот такую фразу: «Все описанное здесь никогда не происходило в действительности. Ни одна из названных групп не участвовала в этом, а так же других, подобных мероприятиях. Все что вы сейчас прочтете, было извлечено из головы хронического алкоголика, постоянно употреблявшего разнообразные психоактивные вещества, и поэтому никогда не могло случиться в принципе»

Кроме организации мероприятий для широкого и мелкочастного круга людей я еще занимаюсь букингом артистов для различных event –компаний. Поставляю им как иностранных, так и российских звезд.

С зарубежьем все ясно – не у всех есть выходы на западный менеджмент, связи, репутация, желание мучатся с их формализмом, иностранные счета и т.д. Иногда и просто знание английского языка останавливает. Отдать мне приглашение Вуди Аллена к себе на обед - это удобно.

Российских у меня заказывают часто, потому что, я, как правило, могу договориться на лучшие финансовые условия, даже с учетом моих комиссионных. Плюс - не надо мучится со всякими экстравагантными райдерами. Так что обращайтесь.

Стандартная ситуация: звонит товарищ, совладелец крупного агентства, с которым мы давно работаем (пусть его зовут Андрей, например) и скороговоркой начинает мне перечислять звезд. Они все ему нужны на август.

А у меня в одной руке вилка с шашлыком, в другой рюмка водки, напротив Вадик Воронов (Русское Радио, Новое Радио) и задушевные разговоры. У меня хорошее настроение и мне ничего не нужно.

Я готовлюсь плавно переместить разговор на завтра, пока мясо не остыло, но свой монолог Андрей заканчивает фразой: «Клиент готов утвердить артистов прямо сегодня, если ты дашь хорошую цену».

Это волшебные слова. После них, в нашем деле, нужно бросать все другие дела и заниматься только этим заказом. И вот почему.

Стандартное общение с заказчиком, как правило, происходит таким образом: первым делом клиент хочет видеть у себя на празднике первый эшелон (Ленинград, Лепс, Михайлов, Сукачев, Земфира и т.д.). Ты сообщаешь ему цены. От них у клиента инфаркт, инсульт, приступ подагры и псориаза по всему телу одновременно. Он пропадает на несколько недель.

Потом, с пузырьком Валиума и врачом для немедленных инъекций, возвращается, чтобы узнать цены на второй эшелон (Чайф, Рефлекс, Дискотека Авария, Градусы и т.д.). Узнает. Обвиняет тебя в жадности и непрофессионализме. Все это - под успокоительные уколы доктора и рассказы о том, что у его приятеля, вот только вчера, Дима Билан пел за еду, а с Тимати они каждый день тусят и, прямо сейчас, он его вызовет спеть «по дружбе».

Тимати трубку не берет, заказчик уходит в подполье еще на некоторое время.

Дальнейшее развитие событий, обычно, идет исходя из двух вариантов (на самом деле из трех, но о третьем я, как-нибудь отдельно напишу).

В первом случае - клиент приходит и честно сообщает, какая сумма у него есть на культурную программу. Ты подбираешь ему артистов под эти деньги, со всеми возможными скидками. Все довольны.

Во втором - он с воплями: «Да пошли вы на хер со своим шоу бизнесом!» снимает для праздника кабак с караоке и поет там сам с сотрудниками.

Поэтому, когда клиент готов действовать быстро и адекватно, нельзя терять ни минуты.

Я тут же отложил шашлык, водку и Вадика Воронова. Официант принес бумагу и ручку. Я начал записывать: август, Дом музыки, строительная госкорпорация, церемония награждения лучших сотрудников, праздничный концерт. Нужны: Любэ, Хор Турецкого, Аркадий Арканов и детский ансамбль Непоседы со специально поставленным танцем в касках.

Я не стал шутить на тему детей, хотя вопрос - должна ли на них быть еще одежда, кроме строительных касок - висел в воздухе.

Сказал, что с Аркановым могут быть проблемы, если только сценарий не предполагает его выступление по скайпу из больничной палаты. Он, к сожалению, уже тогда был плох, и его состояние неумолимо приближалось к известному исходу.

Никто не хотел тревожить дедушку в больнице, поэтому мы поменяли Арканова на Семена Альтова. Хоть везти его надо из Питера, зато без капельницы и живого.

С директором Любэ у меня были хорошие отношения - мы быстро договорились о цене.

С Хором Турецкого отношения были еще лучше, но у них на август был запланирован отпуск, и потребовалось некоторое время, чтобы собрать всех солистов вместе. Были варианты. 3-5-7 и без гарантий. Но, как только я уточнил, что хочу видеть группу вместе с самим Михаилом Борисовичем Турецким (а это означало прибавочную стоимость), так сразу у всех отдыхающих тут же отменились пляжи, моря и давно ненавещаные сельские тетушки.

Проблема возникла с детьми. У них, оказывается, тоже был отпускной сезон. При всем желании, руководители Непосед никак не могли собрать нужное количество ребят для постановки и исполнения танца. Предложения, позаимствовать ненадолго бесхозных в детских домах, с негодованием отвергались.

Вопрос стоял остро. Если господин Турецкий, в приказном порядке контракта, осушил все моря для своих подчиненных и властной рукой вывел певцов из отпуска, то детей у нас охраняла международная конвенция и родители.

Я немедленно вспомнил, как искал синхронисток, поплавать в бассейне на мероприятии товарища Полонского («У кого нет миллиарда, может идти в жопу») на верхнем этаже одного из его небоскребов в Москва сити.

Там, у руководителей спортшкол, тоже были проблемы с составом, хотя я и объяснял, что участие их девушек ограничится прямыми обязанностями в воде. Мне стоило больших трудов убедить всех, что это официальный прием, а не дружеская пьянка, что 68 (или 63? не помню) этаж - не апартаменты, бассейн спортивный, а не банный.

В нашем случае, на помощь пришли конкуренты из ансамбля Ди-ми-солька. То ли дети у них были без отпусков, то ли родители без денег. В итоге, танец с касками поставили и показали они.

Договоренности были достигнуты, программа сформирована. Андрей спросил, когда нужна предоплата и можно ли обойтись без банковских переводов? Я ответил, что без проблем – кэшем быстрее и дешевле, сэкономишь на процентах.

В те времена это практиковалось. Сейчас все лучше переплатят, но будут переводить деньги безналом. Торжество закона и дороговизна обналички.

Все обозначили суммы предоплат и только директор Любэ сказал, что, мол, Порфирий, мы сто лет знакомы, давай по каждой копейке не будем подрываться - заплатишь перед концертом. Я сказал – ок и передал цифры Андрею.

Деньги он нес целую вечность. Мне, то и дело, приходилось звонить артистам и говорить, что все в силе, я никуда не пропал, простите, небольшие накладки. Дело в том, что подтверждением заказа является только предоплата. Если ее нет, то артист волен, а коммерчески даже обязан, отдать число тому, кто принесет деньги первым.

Наконец , Андрей отдуплился. Я успокоил артистов нужными суммами, и мы стали ждать день мероприятия.

Обычно, от клиентов или коллег, я получаю полную сумму за программу заранее. Если безнал, то - естественно, сильно заранее. Если кэш, то - хотя бы, за день до выступления, чтобы потом, перед выходом на сцену, отдать оставшееся на площадке.

Тут, все пошло кувырком. Время идет, а сигналов приезжать за деньгами, от Андрея нет. Дети ставят танец, Турецкий отмывает своих солистов от загара, Альтов с чистыми носками ждет поезд на Москву. Ну и Любэ, с моим честным словом в кармане, тоже готовится.

За день до часа икс Андрей сообщает, что у него проблемы с наличкой, он делает все возможное, но кэш будет только в 12.00 завтра. То есть в день мероприятия, которое начинается в 18.00. Получается, даже с некоторым запасом. Я успокаиваюсь.

Буду ждать, тогда, тебя в 12, в доме Музыки, говорю я. Нет, отвечает Андрей, увидимся где-нибудь неподалеку, я там не могу появляться, там сложная система контрактов, там даже никого из моих ребят не будет, мы все на другую фирму оформили. Там только одна девочка будет, которую ты знаешь. Она тебя встретит.

Странно, конечно, - подумал я, но не сильно удивился. Работа с госструктурами и требования госконтрактов, иногда заставляют правой рукой чесать левое ухо.

С утра, надев чистое исподнее – на работу, как на праздник - приезжаю на площадку со своим сотрудником. Нас встречает обещанная Андреем девочка. Мы распределяем гримерки. Мой человек начинает готовить их к приему артистов. Как обычно, у каждого – соки-воды, виски-водка, бутерброды- нарезки, салфетки-тампоны-ватные палочки, гладильные доски- вешалки-зеркала, без которых, даже дома в Москве, артисты выступать, почему-то, не могут.

12.00 – Звоню Андрею. Он заверяет меня, что уже в пути – скоро будет. Я, на всякий случай, напоминаю, что без оставшихся денег, никто на сцену не выйдет и продолжаю заниматься своими делами. Общаюсь с менеджментом выступающих.

Директор Любэ набирает меня, хочет знать, где поставить машину, как идти, отдельная ли гримерка у Расторгуева.

Директор Хора Турецкого спрашивает, где поставить шесть машин и сколько комнат есть для переодевания хора.

Домисолька ставит меня в известность, что с пляшущими детьми приедут их родители. Интересуется, куда податься 32-м человекам? Намекает, что это только начальное число, и то, если удастся отговорить от поездки бабушек.

Только интеллигентный Семен Альтов, один, безо всяких требований, в 13.00, за пять часов до концерта и за шесть до своего выхода на сцену, сообщает мне в трубку, что уже приехал, стоит перед входом на территорию, обнимает шлагбаум и передает трубку охране, потому, что она его не пускает.

Я пытался решать вопросы по мере поступления. Организаторы знакомят меня с бесчисленными ответственными сотрудниками Дома Музыки, который оказался, какой-то полувоенной организацией с феноменальной бюрократией.

Чтобы получить дополнительную гримерку требовались бесконечные консультации, согласования, разрешения. Иногда казалось, что на просьбу открыть форточку, они созывают собрание всего рабочего коллектива, где обсуждают этот вопрос в прениях.

Я ждал, когда с меня начнут требовать официальную бумагу с гербовой печатью, за подписью сами знаете кого, чтобы воспользоваться таулетом.

Похоже Дому Музыки, на самом высоком уровне, приказали бороться с безработицей. Их штат был размером с маленький город. К каждой комнате и даже лестничному пролету, был прикреплен отдельный человек, без разрешения которого, никто ничего не мог сделать.

Въехать на территорию на машине было очень трудно, а поставить ее на местную стоянку, так и вовсе невозможно. И это при том, что мы говорим об отдельном 3-х этажном паркинге, который стоял полупустым.

Время шло. Часы показывали 16.00.

Я злился, подписывая личную ответственность за сохранность стопятьдесятпятой по счету комнаты. Артисты расстраивались от пеших прогулок. Андрей с деньгами перестал брать трубку. И только интеллигентный Семен Альтов был спокоен и приветлив у себя в гримерке. Он совершенно не расстраивался от того, что мне пришлось его разместить в одной комнате с Николаем Расторгуевым.

В свободное от ходатайств и письменных запросов на использование очередного стула время, я выходил на улицу покурить. Там я, в очередной раз, набирал Андрея и с интересом рассматривал номера машин, которые съезжались по мере приближения мероприятия.

Почти все с правительственными номерами. Представительского класса. Модели, настолько свежие, что казалось, еще утром сошли с рекламных роликов.

Из личных водителей, которые без дела болтались по округе в ожидании хозяев, можно было собрать отдельный стройбат и что-нибудь построить.

Правда, это все было начальство, которое прибывало к служебному входу. Может быть с другой стороны жалостливо моргали Рено Логаны, просрочившие очередной платеж по кредиту, я не в курсе.

Мою медитацию на элитарный модельный ряд прервали на самом интересном месте (я, как раз подсчитывал их суммарную стоимость) и, ни с того ни с сего, начали представлять какому-то человеку.

Я сначала удивился и не понял, зачем? Я же субподрядчик, не мое дело общаться с клиентом.

Оказалось, что у празднующей компании есть свой курирующий человек по каждому направлению организации мероприятия. К каждому человеку event -сферы приставили такого куратора. Приплели и меня, раз уж на мне было, как оказывается, целое направление.

Человек поздоровался, представился. Мы обменялись телефонами. Ну, надо так надо, я не скрываюсь, мой номер не секретный. Человек спросил, все ли в порядке с выступающими, я ответил, что здоровы как никогда, уже начинают прибывать. Интеллигентный сатирик Альтов, так и вообще будет рад, если вы скрасите его одиночество. Мужчина сухо кивнул и растворился.

Я осведомился у ближайшего коллеги, что происходит? Какие такие кураторы? Как я умудрился пропустить начало военных действий? И почему мне не выдали бронежилет?

Последний вопрос я уже формулировал глядя на автоматчиков, занимавших места на служебном входе. Это смотрелось особенно внушительно на фоне машины сопровождения следующего гостя. Из нее, судя по количеству вооруженных людей, собиралась выйти небольшая армия при полном боекомплекте.

Оказалось, что строители в зале не простые, а военные. И строят они, не абы что, а секретные государственные объекты. Уровень ответственности такой, что даже обычный грузчик там в чине не ниже полковника. Такая, вот, компания. Название можете спросить у Яндекса, она, у нас в стране, одна.

Тем временем, все выступающие потихоньку подтянулись. Мы их рассадили по гримеркам. Даже для родственников детей из Домисольки что-то придумали. Всем раздали сценарии, показали путь на сцену, путь к звукорежиссеру, познакомили с ведущими церемонии.

На вопросы о вторых половинах гонорара, я отшучивался, мол, время еще есть, не волнуйтесь, никто на сцену без оплаты не выйдет. Мы вместе смеялись. Они понимали, что никто в здравом уме не будет платить первую часть, чтобы потом не заплатить вторую, и спокойно ждали.

Не смеялась с нами только группа Любэ. Во-первых, у них не было предоплаты, и они ехали в Дом Музыки, полагаясь на мое честное слово. Во-вторых, они еще были в пути.

Я их не торопил, полагая, что они будут выступать в конце программы. К этому времени Андрей уж точно подвезет деньги. Он клялся мне в смс, что миллионы на руках, но пробки задерживают его прибытие.

К счастью, я споткнулся и уперся носом в расписание выхода артистов на сцену, которое висело….. на двери выхода на сцену. Оно слегка отличалось от утвержденного ранее.

В нем Любэ играли первыми в 18.10. Оказалось, что танец До-ми-солек требовал декораций, которые нужно было убирать, поэтому их передвинули на финал.

«Круто!»- подумал я. На часах было 17.00.

«Не круто» - подумал директор группы Любэ, и сообщил мне по телефону, что они уже подъехали. Их нужно встретить.

К музыкантам я отправил сотрудника, а сам спешно вышел из здания и скрылся в ближайшем баре. Без денег общаться с группой Любе мне было не о чем.

Это было не трусливое бегство с поля боя, а вполне осознанный маневр. Не стоит выставлять себя гонцом, которого бьют за плохие вести, если есть возможность, дождаться хороших.

Я заказал воды, смочил горло и приготовился отвечать на звонки.

Двадцать пятый раз, предложив директору Любе не волноваться, наслаждаться закусками и не пытаться найти меня на территории Дома Музыки, я понял что выдохся. В округе уже не осталось мест, где я, якобы, был очень занят.

Часы неумолимо тикали. Обе стрелки, похоже, сговорились и перемещались по циферблату в два раза быстрее положенного.

Вдобавок ко всему Андрей перестал выходить на связь и вместе с телефоном покинул зону действия сети.

С Андреем я знаком был давно и работал не в первый раз.. Я надеялся, что всему есть какая-то причина и объяснение.

К сожалению, его былые заслуги не останавливали ни время, ни градус закипания группы Любэ. Из телефона уже сыпалась ненормативная лексика. На часах было 17.50.

Добил меня звонок с неизвестного номера, который голосом выделенного мне куратора, вкрадчиво спросил:

- Порфирий, все ли в порядке у нас с выступающими?

- Да, конечно. Все на месте.

- А я слышал, есть трудности.

- Не волнуйтесь, вопросы решаются. Все выйдут на сцену по графику.

(Чисто, один в один разговор по телефону из Брата 2 – Белкин, такими деньгами не рискуют)

Я вздохнул, допил воду и отправился на казнь.

В конце концов, это не мое мероприятие, а Андрея. Я, в худшем случае, потеряю лицо перед артистами, а ему, похоже, придется держать ответ перед той маленькой армией, которую я видел внизу.

Пока я поднимался на нужный этаж, о том, что меня ищет директор группы Любэ, мне сообщили раз 20. По-моему, даже автоматчики из охраны на первом этаже не поленились доложить.

Уже выйдя из лифта, в коридоре, я начал слушать о себе всякое. Обсуждение меня и моих личных качеств, в гримерке Любэ, разносилось по всему этажу.

Когда я вошел, картина была следующей – в кресле у окна сидел Расторгуев. В одной руке у него была сигарета, в другой рюмка коньяка. Напротив стоял понурый директор. Расторгуев громко вещал о его дурости и никчемности, о том, что никаких больше приездов без предоплаты, что он лично будет проверять наличие денег и что все вокруг прохиндеи - хотят обмануть бедных артистов и, под различными предлогами, заставить их петь бесплатно. Рядом стоял интеллигентный сатирик Альтов, тоже с рюмкой. Его фирменное каменное лицо ничего не выражало. Понять, на чьей он стороне, было невозможно.

Мое появление несколько изменило ход дискуссии. Сначала все молча уставились на меня, потом директор сказал что-то вроде: «А вот и он», а Расторгуев прищурился и проворчал:

- Я тебя помню! Мы с тобой в Новгород ездили.

Минутный перерыв был окончен, и они снова завелись. Никакие былые заслуги, типа Великого Новгорода, мне, конечно, не помогли. Следующие десять минут, я стоял как провинившийся школьник, слушая о себе всякое. В основном на повышенных тонах. Особенно старался директор группы. Он был так рад, что Расторгуев его больше не отчитывает, что старался подливать масла в огонь, описывая, какой я мудак.

Я его понимал и не обижался. Даже особо не отвечал и не оправдывался. Да и аргументов у меня не было. С их точки зрения, вся вина лежала на мне. Положа руку на сердце и куда угодно еще, это было не далеко от истины.

Пока я слушал, каким еще извращенным образом, группа Любэ собирается со мной больше никогда не работать, вокруг стал собираться народ.

Обтекать публично - та еще радость, тем более что прибывавшие делали скорбные лица и неодобрительно качали головами в мою сторону. В их глазах я выглядел уродом, обидевшим всенародных любимцев. И только интеллигентный питерец Альтов был непроницаем. Подключив фантазию, я представил, что он на моей стороне, но стесняется это показать.

Просочившись сквозь толпу и спрятавшись за моей широкой спиной, дабы не попасть под артобстрел Расторгуева, кто-то из менеджеров шепнул мне на ухо, что ведущие уже вышли на сцену, а значит, до объявления Любэ оставалось 10 минут.

Я понял, что пора заканчивать мое публичное линчевание. Тянуть время уже бессмысленно. Надо ставить вопрос ребром – выходите под мое очередное, как мы уже выяснили «бесчестное слово» или уже завязывайте меня поливать и отправляйтесь по домам.

Я, кстати, до сих пор не знаю, какое решение они бы приняли.

За выступление были остатки моей репутации и статусность мероприятия, где в первых зрительских рядах не хватало, только что, Путина. Против – отсутствие денег, принципиальность и все правила ведения шоу-бизнеса.

Вроде бы уже приехали, чего не спеть? Когда-нибудь то я расплачусь, не первый день знакомы, чего терять деньги? С другой стороны, это группа Любэ, а не сбитый летчик из девяностых, без штанов - вопрос финансов остро не стоит.

Выяснить ответы на эти вопросы мне помешал телефонный звонок Андрея, который сквозь шум машин проорал, что бежит по Садовому кольцу со стороны Павелецкой. Я тут же прервал очередной пассаж недовольства группы в мою сторону, чем-то вроде: «У вас выход через 5 минут, деньги приехали, готовьтесь».

Счет шел на секунды. Если бы под окном гримерки росли деревья, я, наверное, сиганул бы на одно из них, как Джон Рэмбо в одноименном фильме из вертолета. Из-за дыма сигарет Расторгуева в окно был виден только смог, поэтому, я не стал рисковать жизнью, а расталкивая зевак, кураторов, сотрудников Дома Музыки и других бесполезных людей, помчался к лифтам.

На выходе, по – моему, даже сбил кого-то с автоматом, но не остановился, прокричав на бегу в извинение: «Расстреляете потОм».

Дом Музыки находится на острове. Точнее, на островке. Может даже искусственном, не знаю. Поэтому, разминуться нам с Андреем было негде, мы должны были встретиться на мосту. Он тоже бежал изо всех сил, понимая ценность каждой секунды.

Мы подбежали к мосту с разных сторон, практически одновременно. Чтобы не терять время, на последнем издыхании(ему от Павелецкой бежать пришлось куда , как дольше, чем мне от Любэ ), он открыл рюкзак, вытащил полиэтиленовый пакет и, в прямом смысле, швырнул его мне по воздуху. Я оттормозил под траекторию полета денег, поймал и тут же рванул обратно, оставив согнувшегося без сил, державшегося за печень товарища помирать на месте. В назидание, так сказать.

Пакет был большой и увесистый. Что бы не терять время Андрей швырнул мне, похоже, все деньги, которые у него были. Где-то около 15 млн. Это я заметил в лифте, отсчитывая гонорар Любэ.

Когда я подбежал к гримерке, рядом с ней в коридоре уже стояли музыканты группы, при параде и инструментах, готовые играть. Расторгуева с ними не было, он сидел внутри , хлебал коньяк и затягивался сигаретой. Над ним стояла менеджер мероприятия, видимо, уговаривая выйти на сцену. Ее поза, выражение лица и остальные части тела говорили, что она готова уже встать на колени. Еще полчаса назад я, может быть, к ней бы и присоединился, но сейчас у меня в руках был лучший аргумент.

Отодвинув девочку от барина, я, с какими-то извинениями, положил деньги на стол и попросил артиста приступать к своим обязанностям. Директор взял пачку купюр, мельком оценил количество и повернулся к Расторгуеву, что бы сказать: «Все в порядке, можно работать».

Тот посмотрел на него, на меня, затянулся и изрек:

- А ты пересчитал? Пересчитай, пересчитай! После всего, что он нам плел, может там кукла? Может половины не хватает?

Директор спешно начал слюнявить купюры и раскладывать по кучкам на столе. Он был где-то в середине пути, кода мы услышали, как ведущие на сцене объявили группу Любэ. Мы все посмотрели на Расторгуева. Он нахмурился, затянулся сигаретой, потушил ее в пепельнице и встал. Не стал дожидаться окончания пересчета.

Я, выдохнув, пошел раздавать оставшееся остальным участникам, включая детей из Домисольки, которые уже напялили костюмы и, в строительных касках, выглядели очень комично.

Когда я отсчитывал гонорар интеллигентному сатирику Альтову, он, как свидетель всей сцены с Любэ, попытался сказать на этот счет несколько слов. Но, так как его лицо, по-прежнему, ничего не выражало, я так и не понял, были ли это слова сочувствия или порицания.

- Мне, блин, следовало оставить это у себя в качестве моральной компенсации! – сказал я, протягивая пакет с оставшимися деньгами Андрею в баре через полчаса. В том самом баре, где я отсиживался в ожидании новостей. – Мне теперь, непонятно сколько, нужно отпаивать Расторгуева, чтобы он перестал на меня злиться.

На это Андрей тоже пожаловался на трудности ведения бизнеса. О долго идущих транзакциях, необязательных клиентах, проблемах обналички. О том, как ему, в обстановке крайней секретности, передавали этот пакет, чуть ли не на ходу из машины в машину. О том, что непонятно где теперь искать его автомобиль, который он оставил, чуть ли не поперек Садового кольца, чтобы спуститься в метро и успеть сюда с деньгами.

- Не-а! Не впечатляет! – замотал головой я. – Мог хотя бы меня ставить в известность о реальном положении дел…

Тут я осекся и замолчал. Еще час назад, за этой же барной стойкой, я делал тоже самое с директором Любэ. Успокаивал и врал, что все в порядке и под контролем. Какое же я имею право сейчас предъявлять претензии Андрею?

- Ладно, проехали! С тебя бутылка! Второй ряд, третья справа! – я ткнул пальцем за спину официанта.

- Не вопрос! – Андрей полез в карман за деньгами, потом остановился, напрягся, вскочил на ноги и начал охлопывать себя по всему телу. Выглядело это, как подготовка к цыганочке с выходом. – Б..дь! Я его на мосту оставил. А там триста штук! Моих штук!

Не дожидаясь ответа, он сиганул на улицу.

Оказывается, перекинув мне деньги, он остановился на мосту отдышаться, отдохнуть и привести себя в порядок после марафонского забега. Что-то куда-то начал перекладывать, сортировать на перилах, потом отвлекся и, видимо, бумажник проморгал.

Наверное, последний час, этот мост был не самый популярной в Москве, потому как через десять минут Андрей вернулся довольный, помахивая лопатником.

Счастливое окончание дня было тут же оформлено, как полагается. Мероприятия награждения секретных строителей, тем временем, тоже подошло к своему финалу. Мне позвонил «куратор», сказал спасибо.

Где-то через месяц, руководство конторы решило дополнительно к оплате наградить выступавших артистов почетными грамотами в рамочках. Мне пришлось их потом развозить.

Всем, кроме Семена Альтова. Ему ничего не досталось. То ли забыли, то ли пошутил неудачно.

На этой грустной для интеллигентного сатирика Альтова, ноте история и должна была завершиться, но она, к сожалению, имела для меня пугающее продолжение, во время которого я отложил столько кирпичей, сколько в жизни не видел.

(задолбался писать, честно, завтра закончу)