Продолжаю в своём рассказе двигаться на восток, и на этот раз речь пойдёт об одной из самых известных романтических пар в средневосточной, особенно персидской, поэзии и прозе – о шахиншахе Хосрове II Парвизе и его жене Ширин. Но такая ли это красивая любовная история, как принято считать, или там «всё не так однозначно»?) Вот сегодня и разберемся. И ещё покажу пару пикантных изображений тем, кто дочитает до соответствующих разделов)) А пока, как обычно, немного истории. Эту часть читать не обязательно, но познавательно.
Есть мнение, что история Хосрова и Ширин началась ещё в правление его отца – Ормизда IV (579-590), о чьей печальной судьбе я просто не могу не поведать, поскольку она сильно повлияла и на судьбу Хосрова Парвиза.
Ормизд был сыном того самого знаменитого Хосрова I Ануширвана (531-579), о котором я уже в прошлый раз много рассказывала (например, тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме») и дочери ябгу Тюркского каганата Истеми, которую по некоторым сведениям звали Тукум (или же Какам, или Факим, о самом этом брачном союзе и его значении я рассказывала мельком тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»). Брак этот должен был скрепить союз между двумя сильными государствами, но мало того, что с этим ничего не выгорело, так и тюркскую царевну, похоже, не любили в Эраншахре, что не могло не сказаться и на отношении к её сыну как знати, так и подданных.
«...Сын тюрка не должен царить нипочём, Никто его видеть не хочет царём! Отродье хаканово, семя в нём зла, И видом — как та, что его родила...»
(Цитата из "Шахнаме").
Недовольные аристократы, которые тянут одеяла на себя – давняя проблема Сасанидского Ирана, и, возможно, именно тот фактор, что его в итоге погубил. И с проблемой этой разные шахиншахи боролись по-разному. Так Кавад I, дед Ормизда, грязно использовал Маздакитское движение, чтобы решить часть своих проблем, а потом сам же и слил Маздака вместе с самыми упорными последователями, Хосров Ануширван мог пугать новым возвращением маздакитов, если детишки знать и народ не будут вести себя хорошо («Хотите как в 490-е?!»), а вот Ормизд, поскольку отец его правил успешно и почти неприлично долго, пугать призраком ком…маздакизма уже не мог. В итоге ему пришлось прибегать к старому проверенному методу – террору. И метод этот чреват тем, что одна ошибка, и ты ошибся. Особенно, когда ты в это время ведешь войну на два фронта, а именно это Ормизд и делал.
(Так выглядели империя Сасанидов и государства её соседей в конце правления Ормизда IV)
В это время продолжалась очередная Ирано-византийская война (579-591), в которой с византийской стороны отличился будущий император Маврикий (об этом тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 15. «Ираклий» и «Хроники длинноволосых королей»). Война была очень продолжительной и завершилась успехом для Византии (хотя Йемен отошёл-таки к Сасанидам), причем дело было не только в военном гении Маврикия, но и в том, что византийцы подстрекали к войнам и восстаниям всех соседей Сасанидов, до которых могли достучаться.
Примечательно тут то, что примерно в этот период нарушился баланс на Ближнем Востоке, т.к. и Византия, и Сасаниды утратили своих арабских вассалов: Юстин II устроил неудачную заказуху в отношении Гассанидского царя аль-Мундира, после чего тот закономерно послал таких союзников на то, что арабы называют зебб; царь же Лахмидов ан-Нуман III в 602-м году был казнён Хосровом, а его царство уничтожено, о чём я в другом посте ещё подробнее расскажу. Позже это ещё сыграло свою роль для обеих империй.
Арабы, хазары и грузины были в числе тех, кого византийцы смогли натравить на персов, но особых проблем не доставили, чего не скажешь о тюрках, к коим ромеи подмазывались уже давно. Не помогло даже родство Ормизда с Кара-Чурин-Тюрком (576-599), который, будучи не только 9-м и последним правителем единого Тюркского каганата, но и сыном Истеми-кагана, приходился Ормизду дядькой. Но родственные отношения порой на политику не влияют, вот и тут в условиях кризиса каган особо не сомневался, прежде чем отправил своего сына, Савэ-шаха, с огромным войском в Иран. И неизвестно, чем бы всё кончилось, если б не генерал по имени Бахрам Чубин, который не только одолел тюрков, но и привёз Савэ-шаха в Ктесифон извиняться и просить у кузена мира, который тот не замедлил заключить.
(Изображение поединка Бахрама Чубина с Савэ из книги "Шахнаме" 1560-го года)
И вот ежу было понятно, что не надо с такими как Бахрам ссориться…Ежу понятно, а Ормизду было не понятно. Чем же так он обидел своего генерала, не вполне ясно (на этот счёт были разные версии), но этого хватило, чтобы Бахрам Чубин успешно поднял восстание. Из-за этого окружение шахиншаха устроило заговор и свергло Ормизда, ослепив и бросив его в темницу, где он вскоре и умер, а шахом сделали Хосрова, который из-за ссоры с отцом в результате интриг Бахрама же на тот момент находился в Адурбадагане (ныне провинция Восточный Азербайджан в Иране).
Но такое положение вещей длилось недолго, и вскоре на трон уселся сам Бахрам Чубин. Причём всё, что сумел сделать в этой ситуации законный правитель в лице Хосрова – это бежать подальше аки Симба из известного всем мульта, причем не куда-нибудь, а к давним врагам, где его, как ни странно, очень тепло принял тогда уже император Маврикий. Настолько тепло, что усыновил и нашёл ему жену – Марию (есть даже неподтвержденная версия, что то была дочь самого Маврикия), а потом ещё дал войско, с которым Хосров и вернул себе власть, выгнав Бахрама к тюркам, где тот в 592-м году, всего примерно год спустя после потери власти, был убит подосланным казачком.
А у Хосрова Парвиза (592-623) после этого всё стало хорошо. На какое-то время. В благодарность за помощь он заключил мир с Византией и счастливо жил со своей женой (или жёнами), вплоть до 602-го года, когда узурпатор Фока сверг Маврикия и убил его со всей семьей и многими приближенными. Интересно тут, что в дружбу с христианами начали играть ещё предшественники Хосрова II, особенно Хосров Ануширван, который охотно привечал у себя несториан, чтобы подгадить византийцам, но при этом сам мог начать их кошмарить. Именно в Сасанидской империи зародилась Церковь Востока, от которой когда-то отделилась существующая и поныне Ассирийская церковь Востока. Но Хосров в этих непростых отношениях с христианами зашёл дальше остальных – две из трёх известных его жён были христианками, сам шахиншах стал активно вмешиваться в дела христианской церкви своей страны и добавил свои скальные рельефы в Так-е Бостан с явным влиянием христианских канонов.
(Прямее фотки, чтобы показать ангелов, обрамляющих изображение Хосрова Парвиза на коне Шебдизе, в Так-е Бостан, я не нашла)
Кстати, строительство, искусство и наука при нём тоже развивались и процветали. Похоже, именно в годы его правления был реконструирован древний храм Ардвисуры Анахиты в Кангаваре (надписи указывают на реконструкцию именно на рубеже VI-VII веков). При его дворе жили и творили одни из самых знаменитых поэтов и музыкантов его времени – знаменитые музыканты Барбад Мервези (ум. 628), Бамшад (ум. 634) и арфистка Нагиса, какое-то время переводчиком и секретарем служил не менее знаменитый поэт Ади ибн Зайд (ум. в 600-х), о котором я в следующей заметке расскажу подробнее, вероятно, во времена Хосрова Парвиза мог жить и работать в Гондишапуре родоначальник знаменитой династии медиков Бухтишу I. И всё это на фоне настоящей восточной роскоши его дворца, точнее дворцов, потому что в его времена были построены как минимум Касри-Ширин, названный так в честь его любимой жены, и расположенный неподалеку Хош-Кури. Руины их можно увидеть до сих пор.
Но всё это великолепие было получено дорогой ценой – Хосров выгребал всё что только можно у всех слоёв населения, и своего, и на захваченных во время войн территориях. Сбор налогов не прекращался даже во время наводнения 628-го года в Месопотамии. Даже сейчас драхмы того периода встречаются чаще всего, средневековые авторы сообщали, что в 603-м году была произведена перечеканка монет, и в казне после всех выплат оказалось 3296 тонн серебряной монеты в 200000 кошелях. Через семнадцать лет, в 30-м году правления, казна насчитывала сумму, большую ровно вдвое – 400000 кошелей, 1 млрд 600 млн драхм.
Неуверенный в завтрашнем дне Хосров при этом якобы не только тратил огромные суммы на двор и представительства, но и схроны ухитрялся делать. С учётом длительности его правления и очередной войны с Византией к 628-му году народ окончательно озверел от такого положения вещей. Когда началась критика со стороны вельмож, Хосров не придумал ничего лучше, кроме как устроить репрессии. Да ещё вдобавок начались гонения даже на христиан.
(Золотая монета, отчеканенная в 611-м году)
Терпеть больше не было сил ни у кого, и чтобы прекратить этот беспредел и спасти то и тех, что ещё можно было, знать организовала заговор, который возглавил старший сын Хосрова, от Марии – Шируйе, у которого был свой интерес – Хосров вроде как собирался передать трон не ему, а Марданшаху, сыну от Ширин. В итоге к заговору присоединились и простые жители столицы, а Хосрова будто бы даже оказалось некому защищать, и его без особых проблем заперли в замке одного из марзпанов, а вскоре после и вовсе убили. Новым шахом под именем Кавада III всего на несколько месяцев стал Шируйе, ухитрившийся даже за этот срок понаделать много нехорошего, включая убийство сыновей Ширин.
(Империя Сасанидов в конце правления Хосрова Парвиза. И да, государство Лахмидов уже ликвидировано, а Мухаммад уже вёл свою проповедническую деятельность вовсю)
В общем, правление Хосрова II стало последним ярким периодом в истории Сасанидского Эраншахра, перед тем как тот вновь оказался во власти смут, приводивших к трону и уносивших с него не только детей и внуков Хосрова, но и случайных людей, а всего спустя 23 года после смерти и знаменитого шахиншаха, и его наследника государство Сасанидов прекратило своё существование. О жизни Хосрова Парвиза и о том, как он и его страна докатились до жизни такой, повествуется не только в знаменитой поэме Фирдоуси «Шахнаме», но и в сегодняшней, не менее известной, поэме
«Хосров и Ширин» Низами Гянджеви
Время действия: VI-VII века, ок. 570-628гг.
Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Иран), Кавказская Албания/Армения (территории нынешнего Азербайджана и, возможно, Армении) и Византия (современная Турция).
Интересное из истории создания:
О самом Низами Гянджеви я подробно уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 82. «Семь красавиц» и «Шахнаме»), так что сегодня только о поэме. Как и «Семь Красавиц», «Хосров и Ширин» (перс. خسرو و شیرین) входит в сборник «Пять поэм» («Хамсе»), причем это вторая поэма сборника, написанная в период с 1175/76 по 1191-й годы. Написана она, как и другие поэмы Низами, на персидском языке и состоит примерно из 6500 двустиший-маснави. По тогдашнему обычаю в ней содержатся не только религиозные восхваления, но и в адрес сельджукского султана Тогрула III ибн Арслана (1176–1194) и его вассала Джафара Мохаммада Джахан-Пехлева (1175–1186), правителя государства Ильдегизидов, второй столицей которого была Гянджа, родной город поэта.
(Остатки крепости в Гяндже)
Кстати, по этому поводу я хочу добавить ещё одну интересную вещь. Реальная Ширин, похоже, была арамейкой, но откуда-то пошла традиция приписывать ей армянское происхождение. Армянкой назвал её и Низами, но при этом, если судить по географическим названиям, упомянутым в тексте, все или почти все владения тётки Ширин (а затем и её самой) лежали на территории нынешнего Азербайджана, где тогда располагалась находящаяся в зависимости от Эраншахра Кавказская Албания, и в тот период как раз шли процессы, которые на недолгий срок, по сути, вернули ей самостоятельность: управлявшаяся с V века марзпанами страна оказалась передана в управление Михранидам, и в 628-м году правнук основателя династии, Вараз-Григор (628-636), стал управлять Кавказской Албанией (Алуанком) фактически самостоятельно. Столицей их стал Партав, другое название которого Барда. Другой город с похожим названием – Берд в Армении, но очень вряд ли, что имелся в виду в тексте он, тем более что этот город впервые упоминается в Х веке.
Ну и самое интересное – в заключительной части поэмы упоминается Афак, любимая жена Низами, умершая примерно в 1178-1180-м году, по некоторым сведениям, незадолго до фактического завершения им данного произведения. И, пожалуй, это самое романтичное место во всей поэме, особенно, если знать историю любви этой пары: Афак была рабыней, подаренной Низами правителем Дербента Дара Музаффарр ад-Дином примерно в 1170 году. Но вместо того, чтоб держать её при себе в качестве наложницы, как многие в те времена и делали, поэт освободил её и сделал законной супругой. Союз их, похоже, продлился не очень долго, но был счастливым, и в нём родился сын Низами Мухаммад. И я просто не могу не процитировать те самые строки:
«…Вняв сказу этому, пролей потоки слез,
Омой мою Ширин водой из горьких роз.
Она весенним днем, подобно розе милой,
Склонилась над своей безвременной могилой.
Кыпчакский мой кумир! Мой нежный хрупкий злак!
Погибла, как Ширин, и ты, моя Афак.
Прекрасен лик и стан, и разум твой был ярок!
Дербентом правящий тебя мне дал в подарок.
Ее фата была как воинский доспех,
А рукава узки. К ней не проник бы грех.
Всем недоступная и всех прекрасных строже —
Она стелила мне супружеское ложе…».
Низами хорошо выписывал трагедию Хосрова и Ширин, но на слёзки меня стало пробивать именно от этих строк.
О чём:
История начинается прямо с рождения и малолетства Хосрова, повествуя о том, какой он был хорошенький мальчик, и как все ему в попу дули в нём души не чаяли. Не удивительно, что, став подростком, юный Хосров имел всё, что только мог пожелать юноша его возраста и положения, и, когда вот я об этом начале задумалась, дальнейшая история заиграла для меня новыми красками. Хоть после одной шумной пьянки-гулянки строгий отец принца, Ормизд, и наказал по полной даже не сынка, а тех, кто с ним был, Хосров повинился, но выводы, похоже, сделал не совсем те, что нужно. Надо было понять, что весь мир не обязан исполнять его хотелки, а он почему-то решил, что папа у него очень суровый, и не надо его лишний раз злить.
А тут ещё некий Шапур, видно, желая выслужиться перед будущим шахиншахом, взял да расписал ему облик раскрасавицы Ширин, да так мастерски, что парень лишился спокойного сна от своих юношеских грёз и желаний. Вот тут-то Шапур и взялся за дело по-настоящему, пообещал принцу, что всё будет, и отправился на Южный Кавказ, чтобы своими психологическими трюками влюбить в Хосрова Ширин заочно. И этому грёбаному Кашпировскому это удалось! Да ещё как! Внушил бедной девушке любовь на всю жизнь, да ещё подбил её на побег из родного дома, чем причинил немалые душевные страдания её тётушке Михин-бану.
И самое дурацкое, что в Ктесифоне Ширин Хосрова не застала, потому что он, вероятно, уже поссорился с отцом из-за подкинутых Бахрамом Чубином монет с именем самого Хосрова, чем вызвал подозрения в нелояльности у Ормизда, и счёл за лучшее на время уехать подальше. И вот первая встреча случилась вопреки всем планам, когда Хосров покидал столицу, а Ширин туда ехала и остановилась совсем ненадолго, чтобы помыться у источника…
Отрывки:
Вот так причины начала конфликта между Ормиздом и Бахрамом Чубином изложил Фирдоуси:
«…[Хормозд узнает
о нечестности Бахрама Чубине
и заключает союз с хаканом]
Верховный дабир повелителю шлет
Посланье: «Будь счастлив, владыка владык!
Мол, радуйся вечно, владыка владык!
Будь вечно пред взором венец твой и лик!
Знай, два одеянья йеменских извлек
Бахрам, всю в жемчужинах пару сапог,
Да пару серег, что носил Сиавуш,
Нам мудрость в наследье оставивший муж,
Извлек, и не диво, что взял их себе,
Труда ведь немало затратил в борьбе...
Вступает в беседу с Шахаком-гонцом
Владыка: скажи, мол, что знаешь о том...
Шахак ему тот же рассказ повторил,
И гнев властелина тогда охватил.
Промолвил он: «Сбился с пути Чубине,
У ж голову видит свою на луне!
Одно, что правителя чинских мужей
Ударил — в согласье с природой своей.
Второе, что серьги себе он избрал.
Зачем же, ужели владыкою стал?
Труды свои сам он по ветру пустил,
Добро сотворенное в зло обратил…».
После этого разгневанный Ормизд послал своему генералу прялку и женскую одежду, мол, крысить могут только бабы (Неправда, конечно, но какая теперь разница?)) Ну и дальше завертелось…Чеканка монет с именем Хосрова Парвиза, и его бегство, в ходе которого (т.к. Низами упоминает эти обстоятельства с монетами) Хосров и повстречался впервые с Ширин:
«…Хосров Парвиз один, без этой свиты верной,
Направился к ручью; рысцой он ехал мерной.
И луг он пересек, и вот его глаза
Увидели: блестит затона бирюза.
Орел на привязи — и где восторгу мера? —
Не дивный ли фазан у чистых вод Ковсера?
Конь тихо ел траву у золотых подков,
И тихо, чуть дыша, в тиши сказал Хосров:
«Когда б сей образ лун был мой, — о, что бы стало!
Когда бы сей скакун был мой, — о, что бы стало!»
Не знал он, что Луну вот этот вороной
Примчит к нему, что с ней он слит судьбой одной.
Влюбленных множество приходит к нашей двери,
Но словно слепы мы: глядим, любви не веря.
И счастье хочет к нам в ворота завернуть,
Но не покличь его — оно забудет путь.
Повел царевич взор небрежно по просторам,
И вот Луна в ручье его предстала взорам.
И он увидел сеть, что рок ему постлал:
Чем дольше он взирал, тем больше он пылал.
Луну прекрасную его узрели взгляды.
И место ей не здесь, а в небе, где Плеяды!
Нет, не луна она, а зеркало и ртуть.
Луны Нехшебской — стан. Взглянуть! Еще взглянуть!
Не роза ль из воды возникла, полукроясь,
Лазурной пеленой окутана по пояс.
И миндаля цветком, отрадное суля,
Была вода. Ширин — орешком миндаля.
В воде сверкающей и роза станет краше.
Еще нежней Ширин в прозрачной водной чаще
На розу — на себя — она фиалки кос,
Их расплетая мглу, бросала в брызгах рос.
Но кудри вихрились: «Ты тронуть нас посмей-ка!
Ведь в каждом волоске есть мускусная змейка!»
Как будто их слова над ухом слышал шах.
«Ты — раб, мы — господа, пред нами чувствуй страх!»
Она была что клад, а змеи, тайны клада
Храня, шептали всем: «Касаться их не надо».
Нет в руки их не брал, колдуя, чародей.
Сражали колдунов клубки опасных змей.
Наверно, выпал ключ из пальцев садовода, —
Гранаты двух грудей открыли дверцы входа.
То сердце, что узрит их даже вдалеке, —
Растрескается все — как бы гранат — в тоске.
И Солнце в этот день с дороги повернуло
Затем, что на Луну и на воду взглянуло.
Вот струи на чело льет девушки рука, —
То жемчуг на луну бросают облака.
Как чистый снег вершин, ее сверкает тело.
Страсть шаха снежных вод изведать захотела.
Парвиз, улицезрев сей блещущий хрусталь,
Стал солнцем, стал огнем, пылая несся вдаль.
Из глаз его — из туч — шел дождь. Он плакал, млея:
Ведь поднялась луна из знака Водолея.
Жасминогрудая не видела его
Из змеекудрого покрова своего.
Когда ж прошла луна сквозь мускусные тучи,
Глядит Ширин — пред ней сам царь царей могучий.
Глядит пред ней Хумой оседланный фазан,
И кипарис вознес над тополем свой стан.
Она, стыдясь его, — уж тут ли до отваги! —
Дрожит, как лунный луч дрожит в струистой влаге.
Не знала Сладкая, как стыд свой превозмочь,
И кудри на луну набросила, как ночь;
Скрыв амброю луну — светило синей ночи.
Мглой солнце спрятала, дня затемнила очи.
Свой обнаженный стан покрыла черным вмиг.
Рисунок чернью вмиг на серебре возник.
И сердце юноши, кипением объято,
Бурлило; так бурлит расплавленное злато.
Но, видя, что от льва взалкавшего олень
Пришел в смятение, глазами ищет сень, —
Не пожелал Хосров приманчивой добычи:
Не поражает лев уже сраженной дичи.
В пристойности своей найдя источник сил,
Он пламень пламенных желаний погасил.
Скрыть терпеливо страсть ему хватает мочи,
И от стыдливой честь его отводит очи.
Но бросил сердце он у берега ручья.
Чья ж новая краса взор утолит? Ничья.
Взгляни: две розы тут у двух истоков страсти.
Здесь двое жаждущих у двух глубин во власти.
Хосрову в первый день путь преградил поток,
Луну во глубь любви ручей любви повлек.
Скитальцы у ручьев свои снимают клади,
Размочат жесткий хлеб и нежатся в прохладе.
Они же у ключей большую взяли кладь,
И ключ все мягкое стал в жесткость обращать.
Но есть ли ключ, скажи, где путник хоть однажды
Не увязал в песке, горя от страстной жажды?
О солнце бытия! Ключ животворных вод!
И ты, рождая страсть, обходишь небосвод.
Когда он от пери отвел глаза, взирая,
Где паланкин для той, что прибыла из рая, —
Пери, схвативши плащ, из синих водных риз
Вспорхнув, бежит к коню, — и мчит ее Шебдиз…».
(Да, это не самое красивое изображение, но тут хотя бы вода синяя, и в принципе атмосфера какая-то особая)
Ну и не могу не процитировать угарный момент из главы о свадьбе Хосрова и Ширин) Последняя просила будущего супруга не набухиваться в тыкву, но тот её советам не внял. И вот что вышло:
«…Когда же должен был, почтителен и тих,
К невесте царственной проследовать жених, —
Его, лежащего без памяти и речи,
К ней понесли рабы, подняв к себе на плечи.
И вот глядит Ширин: безвольный, допьяна
Царь упоен вином. Себя укрыв, она
Тому, кто все забыв, лежит как бы сраженный,
Другую милую отдаст сегодня в жены.
Она схитрила, что ж, — ты так же поступай
С тем, кто придет к тебе, упившись через край.
Из рода матери всегда жила при Сладкой
Старуха. Словно волк была она повадкой.
И с чем ее сравнить? О диво! О краса!
Скажу: как старая была она лиса.
Две груди старая, как бурдюки, носила.
И плеч ушла краса, колен исчезла сила.
Как лук изогнутый» была искривлена
С шагренью схожая, шершавая спина.
Ханзол, несущий смерть! Кто глянул бы не косо
На щеки, — в волосках два колющих кокоса.
Ширин, надев наряд на это существо,
Послала дряхлую к Парвизу для того,
Чтоб знать, насколько царь повержен в хмель могучий
И сможет ли Луну он отличить от тучи.
Старуха полога раздвинула края,-
Как будто из норы к царю вползла змея.
Как сумрак хмурая — таких не встретишь часто,-
Была беззубая, но все ж была зубаста.
Царю, когда к нему вошла сия лиса,
Уже овчинкою казались небеса.
Но все ж он мог понять, — он на усладу падкий:
Не так весенние ступают куропатки.
Не феникс близится — ворону видит он.
Влез в паланкин Луны чудовищный дракон.
«В безумстве я иль сплю? — он прошептал со стоном.
Где ж поклоняются вот этаким драконам?
Вот кислолицая! Горбунья! Что за стать!
Да как же горькая сумела Сладкой стать?»
Хосрова голова пошла как будто кругом.
Решил он: сей карге он сделался супругом.
…Старуший слышен крик… Промолвила Луна:
«Спасти ее!» И вот к царю идет она…».
(А я-то всё допедрить не могла, что тут изображено, пока не прочитала эту поэму)))
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
«Хосров и Ширин», без всякого сомнения, прекрасно написанная поэма. Там действительно очень красивый образный язык и порой встречаются неизбитые для русскоязычного читателя метафоры, местами я реально ловила эстетический кайф. Но вот что касается содержания…
Если не знать, что это средневековый автор из исламской страны написал, то местами это произведение конкретно так походит на типичный современный бабский роман, ей-богу) Так и подмывает наспойлерить, но я удержусь. Скажу лишь, что по современным меркам по большей части там любовью и не пахнет, а пахнет токсичными созависимыми отношениями с элементом абьюза, а иногда и с попытками откровенного насилия. И Низами много и часто нахваливал своего гг, но за всеми этими эпитетами проступал образ той ещё капризной слабохарактерной крысы без проблесков совести. И тут можно лишь со вздохом заключить, что любовь зла – полюбишь и…Хосрова.
Потому что вот образ Ширин-то автор выписал так, что в неё и читатель мог бы влюбиться – в отличие от Хосрова, она не только красива, но ещё и умна, последовательна, честна, бесстрашна, обладает чувством собственного достоинства, но вместе с тем изумляет и своей преданностью. В отличие от возлюбленного она предпочла быть либо с ним, либо ни с кем. Да, её эта верность явно не самому достойному её человеку раздражает немного, потому что невольно думаешь, что такая женщина достойна большего, но вместе с тем, читая всю эту историю, и понимаешь Ширин, и проникаешься к ней каким-то благоговением. И особенно любопытно вся эта история читается, если предположить, что автор противопоставил свою историю любви истории любви Хосрова и Ширин. Не знаю, есть ли там такое двойное дно, но и исключать его не могу.
В общем поэма точно стоит того, чтоб её прочитать, но ради главной героини, а не ради истории неземной взаимной любви. Потому что, на мой взгляд, её-то там как раз и нет. Если кто-то хочет, чтобы я наспойлерила и объяснила свой вывод, то я могу это сделать ниже в коммах. Если нет, то всем рекомендую разобраться, что там к чему, самим.
Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Или можно подкинуть денежку. На одну книгу уже собрала, на вторую - нет.
Список прошлых постов сегодня не приложу, т.к. он не поместится.
Продолжаем знакомиться с книгой Тима Бувери. Все части выложены в серии.
В нас никто не верил, кроме нас самих
Коротко для ЛЛ: помощь новоявленные союзнички поприжали, не веря в наш успех. Но войну Финляндии объявили и завоевали Иран за компанию. Ну а потом генерал Мороз задал немцам трёпку под Москвой.
Как уже было сказано, Черчилль предложил помощь Советам уже днём 22 июня. Общественное мнение в целом поддержало его, однако веры в успех Советов было мало: уж очень сильно подрезал Сталин крылья Красной армии своими репрессиями. Лорд Галифакс ответил республиканскому конгрессмену на вопрос, стоит ли снижать долю американской помощи Британии в пользу СССР следующим образом:
Нет. Что бы вы ни дали, Россия вероятно проиграет. Англия сама желает иметь всё то, что вы ей дадите, ещё больше, не жертвуя кому-то ещё… Россия не продержится и шести недель.
Несмотря на подобные соображения, а также на перспективы отдать Восточную Европу в руки Сталина, Рузвельт разморозил 39 миллионов российской собственности и предоставил ещё на 6,5 миллионов военную помощь. Конечно, этому далеко было до 1,75 миллиардов, которые запросил Советский Союз. Его эмиссар на словах обещал помочь на всю катушку, но пока лишь на словах. На деле же в первые месяцы войны Союзу перепало всего 600 истребителей, несколько бомбардировщиков и 20 тысяч тонн каучука. Деспот обвинял Британию в пассивной помощи агрессору, хотя сам несколькими месяцами ранее снабжал его всевозможным сырьём. Он требовал высадки британского экспедиционного корпуса во Франции или на Балканах или отправки тридцати британских дивизий на помощь СССР –больше, чем вся британская армия на тот момент. В ответ на это Черчилль дал отповедь советскому послу в том духе, что Советы сами загнали себя в эту ситуацию, и потому не имеют права упрекать Британию.
И всё же страх, что Сталин сможет снова договориться с Гитлером, сделал его более покладистым. 28 сентября в Москву прибыла англо-американская делегация. Вождь встретил их сердечно и запросил полтысячи танков в месяц и прочее в том же духе. На следующий день его настроение ухудшилось, и он начал упрекать их, что они хотят его поражения. И ещё через день он выразил удовлетворение тем оборудованием, которое предлагали Бивербрук и Гарриман. На банкете 1 октября Бивербрук задал вопрос в Сталину лоб насчёт пакта о ненападении с Германией. Его собеседник, не моргнув глазом, указал на Чемберлена и его политику умиротворения. Советская пресса назвала конференцию триумфом. Вдобавок к материальной помощи, Сталин хотел, чтобы Британия объявила войну Финляндии, которой она совсем недавно собиралась помогать. Ему пошли навстречу, объявив 5 декабря войну сателлитам Германии: Финляндии, Венгрии и Румынии.
Ещё более спорным шагом было советско-британское вторжение в Иран. Шаха подозревали в симпатиях к нацистам. Существовала опасность «иракизации». Так что 16 августа СССР и Великобритания потребовали изгнания всех немцев из страны, а 25 августа начали бомбить иранские города. Три советские армии наступали с Кавказа, а две британские дивизии вошли в страну из Ирака. Несмотря на мобилизацию девяти дивизий, иранцы понимали тщетность сопротивления и сдались без боя. Всё было закончено за четыре дня. Иран разделили на две зоны оккупации.
Степень доверия между странами была не очень велика. Черчилль хоть называл Советы союзниками, в отличие от многих других. СССР тоже демонстрировал подозрительность, недодавая информацию с фронтов. И всё же Британия передала Союзу ряд ключевых технологий оборонного характера, а также разведданные, которые получали с помощью взлома Энигмы. Со стороны Советов тоже были попытки продемонстрировать солидарность. Британскому послу аплодировал весь зал, узнав его в числе зрителей на концерте.
На фронте дела шли неважно. 7 октября, после того, как под Вязьмой и Брянском в окружение попали восемь советских армий, Сталин проинструктировал Берию искать контакты с немцами по поводу возможности заключения мира. Но те шли всё дальше на Москву. Ещё неделей спустя была объявлена эвакуация госорганов в Куйбышев. В столице разразилась паника. Было введено военное положение. Москвичей отправили рыть противотанковые рвы. 26 ноября немцы подошли на расстояние в 21 милю до Москвы. Однако распутица и советские контратаки остановили их. А потом ударил 35-градусный мороз, и 5 декабря Красная армия пошла вперёд, освободив Клин и Калинин. Вспомнив судьбу Наполеона, Гитлер приказал своим войскам стоять насмерть. Этим он предотвратил превращение отступления в бегство. Но Москва была спасена.
Сегодня можно сказать, что контрнаступление под Москвой стало поворотным моментом всей войны, несмотря на события 1942 года. Тогда же уверенности в том, что Советы выстоят, американские и британские эксперты не демонстрировали. Они ждали нового наступления непобедимого вермахта.
О как. Распутица, а только потом «контратаки». В ответ на извечные оправдания успехов советского и российского оружия можно сказать: все воевали в равных условиях, и Гитлер с Наполеоном знали, куда шли. Неверие же в успех Красной армии отразилось и в действиях союзников: они не спешили помогать в первые месяцы и годы своего союзничества.
Автор, конечно, указал на то, что иракская операция британских войск являлась «спорной», но на деле сомнений в том, что это было вторжение в Ирак, быть не должно. В отношении же действий Советского Союза он использует однозначные жёсткие эпитеты и оценки. Предвзятость в сторону своих, конечно, не удивляет, но мы хорошо знаем: никто в этой войне не был белым и пушистым, и наказаны за свои действия оказались основном лишь проигравшие.
Продолжаем знакомиться с книгой Миршаймера и Уолта. Предыдущие части выложены в серии.
Обращаю внимание модераторов на то, что мой обзор полностью базируется на книге вышеуказанных авторов, которая вышла в 2007 году. Главы, освещённые в этой части, имеют 204 ссылки на источники, существенная часть которых была взята из израильской прессы. Ссылки я приведу в комментарии.
Одной из следующих мишеней для США выставляется Сирия, постоянная враждебность Вашингтона к которой стратегически не оправдана. Однако Израиль вместе с Лобби давят на правительство Буша, чтобы оно заняло жёсткий курс в отношении Дамаска. Фактом является то, что Сирия не представляет для США серьёзной угрозы. С начала девяностых она пытается согласовать с Израилем мирный договор, и в 2000 году это почти удалось, но тогдашний премьер-министр Израиля Эхуд Барак сдал в последний момент назад. Камнем преткновения являются оккупированные в 1967 году Голанские высоты, которые Израиль де-факто аннексировал. Клинтон собирался привести стороны к согласию, но Барак понял, что общественное мнение в Израиле настроено против возвращения Голанов Сирии. Претензии на них особенно сильны в среде израильских правых, которые называют эту территорию составной частью Израиля.
Чтобы оправдать свою неуступчивость, израильское руководство пытается представить Сирию государством-изгоем, которому нельзя доверять, и которое понимает только язык силы. Подобная позиция определяет и американскую политику в отношении Дамаска. Сразу после падения Багдада в апреле 2003 года израильское руководство призвало Вашингтон сконцентрироваться на Сирии. Ещё за год до этого AIPAC стали лоббировать новый закон, угрожающий применением санкций, но Буш отклонил его. В этот раз Лобби снова возобновило свои усилия. Некоторые сторонники Израиля стали призывать уже не к принуждению Асада сесть за стол переговоров, а к смене режима в Дамаске. Неоконы присоединились к этим призывам. В подобном ключе был выдержан и свежий отчёт WINEP. Подключилась пресса, которая хором стала сдвигать стрелки от Ирака к Сирии. 12 апреля законопроект был снова представлен в Конгрессе, а в декабре Буш подписал его. Он колебался, потому что знал, что Сирия не представляет собой угрозы. Тем более, что сирийские спецслужбы давали ценную информацию против Аль-Каиды. Но Лобби всё же удалось сдвинуть его в сторону более агрессивного курса. Багдад уже пал.
Этот курс конфронтации не принёс ничего, кроме отрицательных последствий. Более того, он навредил долгосрочным интересам Израиля. Асад перестал давать разведывательную информацию и пытается разжигать беспорядки в Ираке. На фоне неудачи иракского предприятия на Буша давят, чтобы он более мирно относился к Сирии, но руководство Израиля твёрдо держится за Голаны и не заинтересовано в сотрудничестве. Влиятельнейшие группы Лобби успешно противодействуют попыткам наладить сотрудничество между Вашингтоном и Дамаском. США продолжают свою стратегически неразумную политику.
Главным соперником Израиля и США на Ближнем Востоке является Иран. Это – не Сирия. Иран имеет ядерную программу, ракеты, способные долететь до Иерусалима (но не до Вашингтона). Иранское руководство подвергает сомнению как Холокост, так и право Израиля на существование. Далее, Иран имеет потенциал для доминирования в регионе, особенно после разгрома Ирака. Это неблагоприятно для США. Штаты также не заинтересованы в получении Тегераном ядерного оружия, что для Израиля стало бы кошмаром. Эта тема беспокоит и некоторых арабских соседей Ирана.
Долгие годы Израиль и его лобби толкают Соединённые Штаты к неразумной политике военной конфронтации с Ираном в целях разрушения его атомных объектов. Правда, вряд ли это отвратит Иран от его целей, скорее наоборот. С этой проблемой можно бороться двумя способами. Если исходить из того, что Иран будет обходиться с атомной бомбой неосмотрительно, давая его в руки террористов или применяя по собственной инициативе, то необходимо срочно реагировать, начиная с санкций и заканчивая превентивной войной. Чего и требуют израильские политики и Лобби. Начать можно с поддержания и наращивания военного присутствия на Ближнем Востоке.
Но есть и другой сценарий, согласно которому и с атомным Ираном вполне можно будет жить, ведь разница в военном потенциале с США никуда не денется. При этом варианте многообещающим представляется нормализация отношений с этой страной с целью удержать её от разработки атомного оружия. Это предполагает отказ от превентивного военного удара, который сам по себе может иметь ограниченную эффективность. Иран со своей стороны многократно демонстрировал интерес к переговорам. Несмотря на это, Израиль и Лобби уже давно работают, не покладая рук, чтобы отвернуть Клинтона и затем Буша от этого сценария. И это у них почти всегда получалось.
Израиль уже давно представляет себя форпостом борьбы против иранской экспансии, как это когда-то было с Советским Союзом. Клинтон отреагировал на побуждения израильских лидеров своей политикой двойного сдерживания. В середине девяностых Лобби поставило на повестку дня вопрос экономических санкций против Ирана. На деле же иранцы не представляли собой угрозы и даже пытались улучшить отношения, дав в разработку одно из своих месторождений американскому нефтяному гиганту Conoco в 1995 году. Клинтон, однако, подарок не принял, запретив сделку. После этого он запретил финансовые инвестиции в Иран плюс наложил торговые ограничения. Но этих мер было мало для Лобби. Ведь их можно было быстро отменить. Чтобы такого не случилось, с помощью AIPAC был подготовлен законопроект, согласно которому санкциям подвергались уже зарубежные компании, инвестирующие в Иран. Он был принят в следующем году. Клинтон подписал, несмотря на противодействие членов своего правительства. Всемогущее нефтяное лобби оказалось не столь уж всемогущим, ибо нашла коса на камень. В 1997 году свежеизбранный президент Ирана Хатами пытался протянуть руку в сторону Вашингтона и наладить диалог, но не нашёл взаимности, хотя нормализация отношения была явно в интересах США. Ведь есть ещё Израиль, чьи политики потом признавались:
Мы были против... потому что интересы США не совпадали с нашими.
Потом был Буш, который после 11 сентября стал активно трансформировать регион. И, разумеется, получил наводку от Израиля поставить Иран на верхнюю строчку в списке целей. Правда, Буш решил начать всё-таки с Ирака. Но, как только пал Багдад, израильский посол стал требовать смену режима теперь уже в Иране. Подключились и неоконы, и, конечно, Лобби. В результате их усилий появился закон, требующий смены власти в Иране. Израиль вместе с Лобби успешно убедили Буша и других ведущих политиков страны в том, что атомный Иран представляет собой недопустимую угрозу для Израиля, которую необходимо предотвратить. Успех был настолько полным, что ведущие представители еврейского сообщества стали просить Белый дом воздержаться от публичных заявлений о защите Израиля от потенциального нападения Ирана. Ведь так можно навлечь на себя гнев других американцев в случае превентивного военного удара по Ирану.
Вашингтон ставит в игре против Тегерана на угрозы, в то время, как Евросоюз пытается урегулировать кризис дипломатическим путём. Успеха не было ни у тех, ни у тех. В 2006 году удалось продавить санкции Совета Безопасности ООН, в 2007 году одобрили второй пакет, после того, как Иран отказался прекратить обогащение урана. Мало кто верит в их успех.
Авторы отмечают, что у правительства Буша есть три варианта предотвращения атомной программы Тегерана: наращивание давления, военный удар или дипломатия. Похоже на то, что ситуация будет развиваться по первому варианту, хоть до сих пор не было признаков успеха. В ретроспективе можно сказать, что они были правы: давление не заставило Иран остановить обогащение урана. На этом фоне тревожили заявления членов правительства Израиля о том, что их страна способна сама совершить «превентивные мероприятия». По сообщениям британской прессы, израильские пилоты отрабатывали удар тактическим ядерным оружием по объектам в Иране.
Продолжает поджигать Лобби, говорящее о том, что Соединённые Штаты должны быть готовы применить силу в случае негативного развития ситуации. Не обходится и без традиционных сравнений:
Мы пишем 1938 год, Иран – Германия, а Ахмадинежад – новый Гитлер. Мы должны предотвратить исходящую из Ирана ядерную угрозу и мужественно встать рядом с Израилем.
Председатель CUFI – объединённых христиан за Израиль – получил бурные овации в ответ на это заявление. Когда обсуждался очередной оборонный бюджет, предлагалось внести поправку в закон, принуждающую президента спрашивать разрешения Конгресса перед нападением на Иран. Благодаря AIPAC, поправка была вычеркнута.
И всё же почти все понимают, что последнее, что в данный момент нужно Соединённым Штатам – это война ещё с одной исламской страной. Единственная в мире страна, которая выступает за это – Израиль. 71% опрошенных израильтян одобряют подобное развитие событий. Когда генерала Уэсли Кларка (того самого, который чуть было не стал воевать с русскими в Косово) спросили, почему правительство Буша настраивается на войну с Ираном, он ответил:
Для этого вам нужно лишь почитать израильскую прессу. Еврейское сообщество разобщено, но богатые евреи из Нью-Йорка оказывают сильное давление на лиц, принимающих решения.
Конечно, его сразу же записали в антисемиты.
Авторы считают, что лучшим вариантом для Вашингтона будет пытаться договориться с Тегераном, который сигнализировал свою готовность. Но они отдают себе отчёт в том, что в ближайшем будущем это невозможно. Слишком сильно израильское лобби. Обобщая, они приходят к выводу, что и в иранском вопросе его деятельность вредит интересам Соединённых Штатов.
Мы сегодня знаем, что попытка Лобби запустить смену режима в Дамаске оказалась успешной. После наложения санкций и организации восстания в рамках операции ЦРУ Timber Sycamore страна пережила, гражданскую войну и раскол. Но режим устоял, хоть и значительно ослаб. Сирия стала ещё одной монетой в копилке неудач Вашингтона. Но не последней.
Знаем мы и о развитии ситуации в отношении Ирана, который продолжает оставаться на верхней строчке в списке странов-изгоев. После попытки замедлить его атомную программу с помощью кибердиверсии и изматывающей экономической войны Обаме пришлось заключить сделку, сняв часть санкций. Потом пришёл Трамп, который эту сделку отменил, а при Байдена начались откровенные военные провокации со стороны Израиля с целью втянуть США в войну. Байден уходит, вместо него будет снова Трамп, который, по всей вероятности, твёрдо встанет на сторону Израиля, как он уже делал в первый срок. Но отправит ли он американских солдат воевать с Ираном – вопрос сложный.
P.S. Прошёл месяц, и приходится дописывать. Измотанная войной, блокадой и лишённая нефтяных доходов Сирия рухнула к ногам победителя. Вашингтон, Иерусалим и Анкара потирают руки. Но игра не закончена. Игра только начинается. Сирия захвачена, и все дороги ведут в Тегеран. Он пытался всеми силами избежать войны, но мир - всегда продукт обоюдного согласия. Опасаюсь, что война Израиля с Ираном - это вопрос времени.
Сегодня снова возвращаюсь к Ирану времен Сасанидов для того, чтобы рассказать о некоторых знаменитых правителях, ставших потом героями немалого количества литературных и иных произведений.
(Иллюстрация к "Шахнаме")
О Шапуре II-м, прозванном Великим (307/308-379/380), видимо, за его неуёмное стремление всем и всюду навалять, я рассказывала в одном из прошлых постов (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 77. «Самвэл» и «Шахнаме»). Впрочем, справедливости ради, приходится признать, что он города не только разрушал, но ещё строил, перестраивал, апгрейдил и восстанавливал. Например, в его времена основан был Нив-Шапур (нынешний Нишапур в Иране). Ещё он активно возводил зороастрийские храмы. В общем правление его было противоречивым, но ярким и при этом долгим, а это что-то всё-таки да значит.
Вот его преемник Арташир II (379/380-383/384) тем же похвастаться не мог. Да и вообще это была скорее история неудачи, чем успеха: и в каком родстве он был с Шапуром, и как вообще оказался у руля – неизвестно, да и правил совсем недолго. Он заигрывал с народом, например, освободил простолюдинов от податей сроком на 10 лет, но при этом вслед за Шапуром продолжал гнобить христиан и неумело общался с представителями знати, которые его и свергли, а на его месте оказался сын Шапура II – Шапур III (383/384-388/389), хотя его родство со знаменитым шахиншахом мало выручило.
О нём известно, что именно в годы его правления, в 387-м году, произошёл первый раздел Армении (кто хочет узнать об этом побольше, может помочь со сбором средств на книгу «Царь Пап», где рассказывается об этом царе, именно при его сыне и случилось это событие). Кроме того, при Шапуре III, наконец-то, наступил непрочный мир между Ираном и Римской империей, что облегчило вроде как и участь христиан, проживавших в Персии. Но вот со знатью у него тоже всё складывалось не гладко, и по одной версии жизнь его унёс не несчастный случай, а заговор.
Новым шахиншахом стал Бахрам IV (388/389-399/400), по одной версии сын Шапура II, по другой (что более вероятно) – Шапура III. До своего резкого карьерного взлёта он был правителем Кермана (это область на юго-востоке Ирана). В его правление значимых событий в Иране не происходило (кроме возобновления борьбы с Римом), зато после его смерти успешно восстала Армения. Но это было уже проблемой следующих правителей Сасанидов, причем мнения о том, кто ими был, разнятся. У самого Бахрама достоверно были дочери, но есть мнение и о существовании сына – Йездигерда Кроткого, который недолго правил примерно в 400-м году. Короче, мутная история.
А следующим достоверным правителем стал Йездегерд I (399/400-420/421), и уж это-то персонаж так персонаж, деятель так деятель. Он тоже был сыном какого-то из Шапуров, предположительно того, что третий. Он построил очень крепкие и странные взаимоотношения с Восточной Римской империей. Была даже версия, что Аркадий попросил в своем завещании Йездигерда присматривать за его малолетним сыном Феодосием II. Правда это или нет, а в 413/414-м году между державами был заключен мир, причем в рамках договора обе стороны несли ответственность за оборону горных перевалов, которые могли стать коридорами для вторжений. Кстати, о горах. В Армении опять начались дележки власти, и, когда из-за них армянский престол резко опустел, Йездигерд под шумок посадил на армянский трон своего сына Шапура. Короче, Армения опять, по сути, перестала быть самостоятельной. Подробно рассказывать не буду, но, кто книгу из предыдущего поста прочитает, тот поймёт, о чем я.
Ещё Йездигерд в памяти потомков заслужил славу кровожадного психа и гонителя…потому что гонял и в хвост, и в гриву местную знать, даже христиан приласкал, чтобы они его поддержали в борьбе с представителями старинных иранских родов. А на деле-то шахиншах, походу, просто посмотрел на соседние державы, особенно на Армению, и подумал, что он вот так же не хочет (а предпосылки уже были – подобно армянским нахарарам иранские князья тоже начали играть в игру «Мы сами с усами», что законному правителю всея Ирана очень не понравилось). И на этом фоне примечательна история гибели этого царя – якобы его на охоте…сказать неловко, право)) Копытом зашиб «водяной конь». Я потом процитирую этот отрывок. Это такое прям «Ой». На деле полагают, что Йездигерда на охоте замочили недовольные (нередкая, кстати, история), а потом рассказывали всем байку про «коня». Вот только хорошего из этого ничего не вышло – началась смута, трон узурпировал некий Хосров Узурпатор, и так до тех пор, пока царство, корона и прочие атрибуты не перешли к знаменитому Бахраму V Гуру (420/421-440).
("К чему тут осёл?" - наверное, кто-то подумал. А это тот самый "гур ирани", онагр, в честь которого Бахрам V, как ловкий охотник на этих животных, получил своё прозвище)
Бахрам Гур один из самых ярких и, не побоюсь этого слова, почитаемый потомками правитель Сасанидского Ирана, легенды о нем начинаются уже с его прозвища – «гур» – которое превратилось в игру слов, поскольку по-персидски گور (gur) – и «могила, гроб», и «онагр, дикий осёл» (интересно, что в словаре это слово переводится исключительно первым вариантом, но в статье из вики про онагров используется это же самое слово, с пояснением «gur yrany»), оттуда и поговорка про Бахрама вроде: «Погнался за онагром, а угодил в могилу». Впрочем, это я забегаю вперед. Сначала надо про детство, юность и зрелость, а потом уже про это.
Матерью Бахрама называют Шошандухт, судя по всему дочь какого-то вождя иранских евреев. Родился Бахрам около 400-го года н.э. и ещё ребенком был отдан на воспитание арабскому правителю государства Лахмидов, на тот момент уже вассалов Сасанидов, Нуману I (399-428/429), непосредственным же наставником царевича, вероятно, был сын Нумана от гассанидской принцессы Хинд – аль-Мунзир I (428/429-472/473), что, похоже, создало почву для последующей крепкой дружбы между правителями.
Около 420-го года, когда умер Йездигерд, а власть прихватил в цепкие руки Хосров Узурпатор, Бахрам уже был взрослым юношей и закономерно отправился на родину возвращать себе отцовские владения после того, как стало известно, что его старшего брата Шапура знать тоже убила. При помощи преданных Лахмидов Бахрам победил, но с бывшими соперниками обошелся максимально милостиво, и свой венец получил почти демократическим путем.
(Это Бахрам берет добытый ценой убийства двух львов-сторожей царский венец. Сюжет присутствует и в "Шахнаме", и в "Семи красавицах")
За время его правления в Армении персам кое-как удалось навести хоть какой-то порядок и царем поставить Арташеса IV (422-428), последнего Аршакида на армянском престоле, и с 428 Арменией правили назначаемые Сасанидами марзпаны вплоть до 642-го года. Его же, Бахрама, правление ознаменовалось усилением иранской зороастрийской аристократии (по некоторым версиям причина состояла в том, что Бахраму нравилось больше заниматься охотой, пирами и бабами, чем государственными делами), которая, вероятно, и спровоцировало новые гонения на христиан, а вслед за этим новый конфликт с Восточной Римской империей в 421-422-х гг. Но куда важнее тут то, что персам в последующие годы пришлось отражать атаки кидаритов, хионитов и эфталитов, чье государство (существовало ок. 440-565) примостилось прямо по соседству с Сасанидской империей. Это те самые «белые гунны», что потом усилились, обложили Иран данью, а потом разнесли Таксилу и уничтожили империю Гуптов. Но всё это было потом. А пока хочу рассказать о веселой жизни Бахрама Гура на примере не только «Шахнаме», но и другой известной поэмы:
«Семь красавиц» Низами Гянджеви
Время действия: V век н.э., ок. 400-440гг. н.э. Время правления Йездигерда I и Бахрама V Гура.
Место действия: империя Сасанидов (современные Ирак, Иран, возможно Пакистан), а также Хорезм, Жужаньский каганат (примерно нынешний Казахстан, где пролегали западные рубежи этой страны), предположительно Восточная Римская империя (Турция), государство Гуптов (Пакистан или Индия). Остальные регионы, упомянутые в поэме, установить совсем проблематично.
Интересное из истории создания:
Абу Мухаммед Ильяс ибн Юсуф, более известный как Низами Гянджеви (ок. 1140-ок. 1209) – ещё один знаменитый восточный средневековый поэт, живший на два столетия позже Фирдоуси и, несомненно, знакомый с его творчеством. Родился и жил он в государстве тюрков Ильдегизидов, а точнее в городе Гянджа, что сейчас расположен в Азербайджане. Писал при этом он на персидском языке и известен тем, что привнес в поэзию разговорную речь и реалистический стиль. Во всяком случае, прочитав его поэму, я могу отметить, что во многом она выглядит куда приземленнее и ближе современному читателю, нежели героический эпос «Шахнаме».
(Изображение поэта, выполненное азербайджанским и советским художником Газанфаром Халыковым (1898-1981) в 1940-м году)
Поэма «Семь красавиц» (другое название «Семь куполов») вошла в состав сборника «Хамсе», что на русский язык переводят как «Пять поэм», во всяком случае, я читала именно под таким заголовком. Туда же входят «Сокровищница тайн», знаменитые «Лейли и Маджнун», «Хосров и Ширин» (о которой я ещё расскажу) и «Искандар-наме».
Поэма «Семь красавиц» («Haft paikar», перс. ”هفت پیکر”, где слово «پیکر», во всяком случае, в современном фарси переводится и как «фигура», и как «портрет», и как «символ», и как «икона», что, видимо, не случайность) написана предположительно в 1197-м году (хотя эта дата вроде как дискуссионна) и посвящена правителю Мараги (нынешний Мераге в провинции Восточный Азербайджан в Иране) Ала Ал-дин Кёрпе Арслану ибн Аг-Сонгору. Само стихотворное посвящение тоже можно прочитать в начале поэмы. Старейшей рукописью «Хамсе», содержащей и поэму «Семь красавиц», считается рукопись 1400-го года.
О чём:
Царя Йездигерда откровенно не любят его подданные, по крайней мере, их верхушка. Оно и не удивительно – он им спуску не давал. И когда на старости лет у него оказалась проблема с наследником, заподозрил, что как-то он неправильно жил. Но молитва Ахура-Мазде сотворила чудо, и так появился на свет Бахрам, которого родитель то ль от большой любви, то ль как раз наоборот отослал на воспитание арабскому владыке Ан-Нуману в Хиру (это ныне Ирак, а не Йемен, как написано в тексте, не ведитесь). Там Ан-Нуман и его сын окружили юного Бахрама всяческой заботой, но почему-то решили, что пустынный климат для его здоровьичка плох, и поэтому царь задумал построить в горах замок, чтобы принц жил и рос там. И для этого нашёл именитого и очень талантливого мастера Симнара с земли румов (то есть византийцев), который и создал для него великолепный замок Хаварнак.
Награду Симнар за работу получил совсем не ту, которую ожидал…Точнее сначала ту, просто кто-то плохо думал наперед и за словами не следил: Ан-Нуман его так щедро одарил, что архитектор возьми да сказани, мол, кабы я знал, что награда будет тааакой, я бы ещё сильнее постарался…Кто догадался, что с ним дальше было, тот молодец. Кто не догадался, процитирую ниже) Но потом оказалось, что он оставил в одной из комнат построенного замка кое-что ну очень интересное. И это что-то нашёл молодой Бахрам…
(Бахрам рассматривает портреты семи красавиц)
Отрывки:
Не могу не процитировать из «Шахнаме» отрывок про гибель Йездигерда:
(Капец, как мне нравится это выражение лиц приближенных царя)) Они будто говорят "О май гад...", точнее "О, Ахура-Мазда!")))
Выбор отрывка из «Семи красавиц» оказался делом непростым. С одной стороны – рассказы, связанные с реальными историческими событиями, личностями и объектами, с другой – откровенные байки и сказки, причем нередко насыщенные красивыми образами и тонким эротизмом)… И я решила, что, если хватит места, то приведу одно такое, и одно такое. И вот о «награде» для Симнара:
«…А когда такую милость зодчий увидал,
Молвил: «Если б ты мне раньше столько обещал,
Я, достойное великой щедрости твоей,
Зданье создал бы — красивей, выше и пышней!
Багрецом, лазурью, златом башни б расцветил,
И поток столетий блеска б их не погасил.
Коль желаешь — будет мною зданье начато
Завтра ж! Этот замок будет перед ним ничто.
В этом здании — три цвета, в том же будет сто!
Это — каменное; будет яхонтовым то.
Свод единственный — строенья этого краса,
То же будет семисводным — словно небеса!»
Пламенем у падишаха душу обняла
Эта речь и все амбары милости сожгла.
Царь — пожар; и не опасен он своим огнем
Только тем, кто в отдаленье возведет свой дом.
Шах, что розовый кустарник, ливнем жемчугов
Сыплет. Но не тронь — изранит жалами шипов.
Шах лозы обильной гроздья на плечи друзей
Возложив, их оплетает силою ветвей.
И, обвив свою опору, верных слуг своих, —
Из земли, без сожаленья, вырвет корень их.
Шах сказал: «Коль этот зодчий от меня уйдет,
Он царю другому лучший замок возведет».
И велел Нуман жестокий челяди своей
Зодчего схватить и сбросить с башни поскорей.
О, смотри же, как судьбою кровожадной он
Сброшен с купола, который им же возведен!
Столько лет высокий замок он своей рукой
Строил. И с него мгновенно сброшен был судьбой!
Он развел огонь и сам же в тот огонь попал.
Долго восходил на кровлю — вмиг с нее упал…».
("Семь красавиц")
(Персидская миниатюра, иллюстрирующая строительство замка "Хаварнак")
И немного клубнички)) Причем история вышла весьма поучительная, про то, как один правитель попал в чудесное место и пытался склонить местную царицу к «игре в нарды» в течение месяца, но она кормила его завтраками и отправляла в шатер с прислужницами. И вот в предпоследний день мозги у мужика окончательно отказали в пользу другого места)
«…Повелели — на цветок я натиск совершил.
Страсть мою, что пламенела, не утолена,
Страсть мою меня молила удержать она.
И она клялась мне: «Это будет все твое.
Завтра ночью ты желанье утолишь свое.
Потерпи одни лишь сутки. Завтра, — говорю, —
Дверь к сокровищу сама я завтра отворю.
Ночь одну лишь дай мне сроку! Быстро ночь пройдет.
Ведь одна лишь ночь — подумай: только ночь, не год!»
Так она мне говорила. Я же, как слепой
Иль как бешеный, вцепился в пояс ей рукой,
И во мне от просьб желанной девы возросло
Во сто раз желаний пламя. До того дошло,
Что рванул я и ослабил пояс у нее.
А царица, нетерпенье увидав мое,
Мне сказала: «На мгновенье ты глаза закрой.
Отомкну сейчас сама я двери кладовой.
Отомкнув перед тобою дверь, скажу: «Открой...»
И тогда, что пожелаешь, делай ты со мной!»
Я на сладкую уловку эту пойман был,
Выпустил из рук царицу и глаза прикрыл.
И — доверчиво — ей сроку дал я миг, другой.
И когда услышал слово тихое: «Открой...» —
Я, с надеждою на деву бросив быстрый взгляд,
Увидал: пустырь, корзину и над ней канат.
Ни подруги близ, ни друга не увидел я.
Вздох горячий да холодный ветер — мне друзья…».
("Семь красавиц". Сказка царевны Хинда из Чёрного Дворца)
Вот такая вот антипропаганда сексуального насилия)
Кстати. Не могла не добавить и это изображение на блюде. Тут изображена сцена охоты - Бахрам Гур со своей наложницей Азадэ. Сюжет очень популярный и в изобразительном искусстве, и в поэзии. Есть и в "Шахнаме", и в "7-ми красавицах". И в первом это жесть...
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Наверное, я не скажу о достоинствах поэзии Низами Гянджеви ничего нового, но могу заверить, что она прекрасна. В ней сочетаются и традиционные для персидской культуры и средневековья элементы, например, определенные образы и символы вроде луны, розы, граната, льва или драгоценного камня, например, рубина или жемчужины, и присутствуют эротические мотивы (тоже, надо сказать, на самом деле заметные и значимые для персидских литературы и искусства), и в то же время тематика и конфликты многих историй близка, понятна и интересна, пожалуй, будет и для многих современных читателей.
Отчасти, кстати, достигается этот эффект тем, что писал поэт об этих вещах не так, как, похоже, это было принято. Например, порицание похоти можно встретить и во многих средневековых произведениях по всему миру, но порицающих сексуальное принуждение я лично сейчас на вскидку вспомню, помимо этого, ну…одно? Про любовь тоже и тогда было написано многое. Но только какой была описана та любовь? Например, если сравнивать поэмы Низами Гянджеви и «Тысячу и одну ночь», то обнаружатся совсем разные описания и акценты. И завершение поэмы тоже, скажем так, не совсем стандартное. Пожалуй, оно отдает даже буддизмом или учением суфиев, что легко можно представить в литературе персидской, но, скажем, не арабской.
И, хотя я не владею достаточно персидским языком, я всё же не могла не заценить игру слов и символизм в его стихотворном повествовании, а он там иногда очень глубок. На меня, кстати, особое впечатление произвела история про блуждающего в пустыне. Это прям хоррор реальный вышел, как с многослойным кошмарным сном) Но на эту историю можно посмотреть и иначе – как на аллегорию плутания в рамках жизни.
Короче читать рекомендую однозначно, и лучше не один раз, потому что уверена, что там есть не только над чем улыбнуться, но и подумать. Только ищите обязательно полный текст, с семью сказками от царевен и с последующими событиями.
Если пост понравился и был полезен, ставьте лайк, пишите коммы, жмите на "жду новый пост" или даже закиньте денежку на счёт. Я, кстати, всё ещё веду сбор на недостающие книги (см. в конце поста).
Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:
Наскучила уже слегонца Римская империя? Как хорошо, что сегодня не про неё! Ну почти. Сегодня я хочу поведать о знаменитом эпическом произведении, в центре которого, в основном, Иран и его правители. И хотя в самом эпосе начинается всё с незапамятных времен, я сделала акцент на его исторической части, в частности, на пятом томе, где повествуется о государстве Сасанидов и немного ещё о тех странах и регионах, с которыми им тоже часто приходилось контактировать. Вот о Сасанидском Иране для начала и расскажу. Будет много, историческую часть, напоминаю, можно пропустить, но коротко обо всём этом просто не рассказать, и этот раздел может кому-то помочь разобраться, что к чему.
Я уже упоминала вскользь в одной из прошлых заметок (если точнее, то тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 71. «Семейные фавориты») о том, как схлопнулась Парфия, последним царём которой стал упомянутый там Артабан V (216-224гг. н.э.) из династии Аршакидов. Если совсем коротко, то Артабан пришёл к власти в результате междуусобной борьбы со своим братом Вологезом, что уже не лучшим образом сказалось на стране. А потом ещё пришёл играть в Искандера Каракалла. И, хотя его своевременно прибили свои же в результате заговора, война не прекратилась. Более того, Артабан решил, что это его шанс и продолжил наступление, выиграл битву при Нисибисе в 217-м году и принудил Макрина к выгодному для Парфии миру. Вот только не учёл Артабан, что любые войны ослабляют государство, а в Парфии с момента его вступления на трон они не прекращались вообще.
И самое хреновое, что парфянский царь вовремя не сумел вырулить ситуацию, из-за чего то там, то сям начали вспыхивать восстания. Одним из таких мятежников оказался и воинственный Ардашир Папакан из рода Сасана, наместник Парса, который вскоре где оружием, а где и добрым словом (ведь нет ничего убедительнее, чем доброе слово, кроме доброго слова и дробовика)) склонил на свою сторону парфянскую знать и начал прибирать к рукам одну область за другой, пока Артабан не остался почти совсем один. И при таком раскладе спасти ситуацию было уже невозможно – Артабан в 224-м году погиб в бою, а Парфия прекратила своё существование. Ещё около трёх лет победитель, Ардашир, прежними методами собирал воедино уже своё новое государство, и, когда ему это удалось, в 227-м году торжественно короновался (по одной версии в тогдашней его столице Истахре, по другой – в Ктесифоне), тем самым основав новую династию и во многом повторив историю воцарения другой персидской династии – Ахеменидов, что сами Сасаниды тоже заметили и любили подчёркивать, мол, смотрите, как много сходств, значит, мы истинные наследники древних царей. Ну, до поры, до времени все кивали и не спорили.
Тем более что Ардашир I (224-240) оказался довольно борзым правителем и не успокоился на достигнутом, а стал кошмарить соседей, начиная от римлян и заканчивая кушанами. Кстати, к ним он пришёл довольно скоро, потому что ему как раз было по пути, раз уж он усмирял иранских владык, и, судя по всему, он отжал у Кушанского царства часть территорий. Так что не удивительно, что около 250-го года н.э. ослабленное Кушанское царство начало приходить в упадок и распадаться, на чём и закончился его период расцвета. А окрыленный победами Ардашир пошёл бить римлян. Есть, кстати, мнение, что в ходе той борьбы благодаря Сасанидам возникло небольшое поначалу Хирское княжество Лахмидов (на территории современного Ирака), которому римляне противопоставили княжество Гасанидов. И те, и другие были арабами, и я о них ещё позже скажу.
Во внутренней политике Ардашир стремился к укреплению центральной власти и для этого воспользовался религией – зороастризмом, объединив все её части воедино и подчинив государству. А ещё он стремился увековечить память о себе, и для этого основывал города, строил дворцы (самый известный, пожалуй, дворец Ардашира в Фирузобаде) и приказал оставить напоминание о своих подвигах на скалах Накше-Рустам. Причем эту традицию создания наскальных памятников переняли его потомки, в частности, его знаменитый сын Шапур I.
Шапур I (240/241-271/272) – один из самых знаменитых сасанидских шахиншахов и за своё долгое правление успел много чего наворотить. Именно Шапур вёл войны с римлянам так успешно, что даже захватил в плен римского императора Валериана. И, кстати, захваченные тогда в плен римские инженеры и солдаты оказались шахиншаху очень полезны – именно благодаря им возникли некоторые персидские сооружения, в том числе Банд-е Кайсар в Шуштере. А ещё он заключил мир с Пальмирой, а потом он и его сыновья даже в каком-то смысле помогали Зенобии мутить её мутки (об этом, кстати, можно прочитать в романе, о котором я уже писала: История нашего мира в художественной литературе. Часть 72. «Зенобия из рода Клеопатры»).
Внутри страны Шапур продолжил укрепление власти Сасанидов, сокращая количество вассальных царств или ставя в качестве правителей в оставшихся членов своей династии, и на период его правления пришлось начало проповеднической деятельности Мани, основателя манихейства, что вылилось потом в жесткое религиозное противостояние. Сам Шапур отличался веротерпимостью, как и его наследник – Ормизд I (271/272-272/273), но у того было столь короткое самостоятельное правление, что особо с проповедями не развернешься. А с его смертью свобода вероисповедания в стране закончилась, и благодаря активной деятельности мобеда Картира зороастризм приобрел особый статус, а все прочие религии оказались нежелательными. Бахрам I (272/273-275/276), сын Шапура и брат Ормизда, будучи под влиянием Картира, бросил в темницу пророка Мани, где тот и скончался, будто бы от истощения, хотя вокруг гибели основателя манихейства ещё потом куча легенд наросла. Одну из них я ниже процитирую.
После Бахрама I правил его сын, Бахрам II (275/276-292/293), который царём стал на фоне спора за власть между ним, его дядей Нарсе (который на тот момент остался только царём Армении) и группировками, которые их поддерживали. Бахрама, кстати, поддерживал всё тот же мобед-фанатик Картир. Занятно тут то, что он пережил Бахрама и от дел отошёл только во времена его преемника – того самого Нарсе, которого он поначалу не захотел поддержать. О правлении Бахрама II известно чуть больше, чем ничего. Самое примечательное было, пожалуй, то, что он единственный из всех сасанидских царей чеканил монеты не только с собственным изображением и изображением наследника, но и с ликом его жены и кузины, Шапурдухтак, дочери царя Месены. Ну и мятежи ему пришлось подавлять, и с римлянам воевать, причем в конце концов он заключил соглашение с Диоклетианом и не забыл свои подвиги увековечить на скалах Накше-Рустам.
(Монеты с изображением Бахрама и его жены Шапурдухтак)
Его сын Бахрам III проправил всего несколько месяцев в 293-м году и ввязался в междуусобицу с Нарсе, причем Нарсе без боя взял столицу, избавился от юного царя и ничего ему за это не было. Он успешно проправил около восьми лет, с 293 по 300/301 год, когда уже, будучи стариком, предположительно отрёкся от трона в пользу сына, Ормизда II, и потом, видимо, мирно помер своей смертью. За годы его правления снова шли воины с Римской империей в то время, когда там была тетрархия, но так больше особо ничего интересного при нём не было.
Ормизд II (300/301-307/308) устраивал репрессии, в том числе возобновил преследования манихеев, вроде как был женат на кушанской принцессе, по традиции воевал с римлянами и имел неосторожность вторгнуться в Сирию, требуя дань, и убить царя из рода Гасанидов, что ему боком потом вышло – предполагают, что преданные Гасанидам люди напали на Ормизда во время охоты и убили его, а потом ещё разграбили окрестности Ктесифона. Короче, оставил шахиншах свою страну в полном раздрае. И по странному стечению обстоятельств его наследником стал младенец Шапур II (307/308-379/380), позже получивший прозвище Великий, один из самых знаменитых персидских шахиншахов. И я бы охотно рассказала и о его долгом и насыщенном правлении, но заметка не резиновая. Тем более что о его правлении и правлении других царей Сасанидов IV-V-го веков можно прочитать в пятом томе знаменитого эпоса:
«Шахнаме» Хакима Абулькасима Фирдоуси
Время действия: III- IV века н.э., ок. 224-380 гг. н.э.
Место действия: Персия, государство Сасанидов (современные Иран и Ирак); Хиндустан или, скорее всего, Кушанское царство (территории современного Афганистана, Пакистана) примерно периода правления Васудевы II;
IV век: Персия, территории Лахмидов и Гасанидов, Химьяр, а также предположительно Саба и Хадрамаут (территории современных Саудовской Аравии, Катара, Бахрейна, ОАЭ, Омана и Йемена), Римская империя (Италия, Турция).
Интересное из истории создания:
На самом деле история у этого произведения не менее захватывающая и трагичная, нежели то, о чём в нём повествуется.
Хаким Абулькасим Фирдоуси́ Туси (ок.940-ок.1020), как ясно из его имени, родился в городе Тус на северо-востоке современного Ирана, недалеко от нынешнего Мешхеда, а на тот момент это было государством Саманидов, и это очень важный момент.
Как многие, думаю, помнят в VII-м веке территория Ирана подверглась нашествию арабов-мусульман, уничтоживших государство Сасанидов и создавших халифат Омейядов, который потом сменился Аббасадским халифатом. Для иранцев это стало непростым временем, потому что их культуру стали всячески вытеснять и подавлять, в том числе насаждался ислам вместо зороастризма и вытеснялся арабским персидский язык. Однако к концу IX века из-за множества проблем власть Аббасидов ослабла, а сам халифат начал понемногу расползаться. Но персидские-то народы никуда не делись. И тут-то и случилось т.н. иранское интермеццо, которое я бы назвала ещё и «Персидским Возрождением», ибо по всему Ирану и даже сопряженным территориям стали возникать государства под властью династий из числа иранских народов. Одним из таких государств и стало государство Саманидов (875-999гг.). По историческим меркам просуществовало оно совсем недолго, но по человеческим – этого было более чем достаточно для возрождения иранской культуры и, что самое важное, персидского языка.
Сам Фирдоуси был выходцем из дехкан, крупных землевладельцев и зажиточных крестьян, которые и так-то на протяжении веков стремились сохранять свою культуру, а тут ещё оказались в государстве, где персидские культурные традиции снова стали господствовать. О ранней жизни поэта ничего неизвестно, но предположительно он получил хорошее по тем временам образование, очень высоко ценил знания, образованность и мудрость, что видно и из вступительной части его поэмы, и, благодаря своей дальней деятельности, он стал одним из основных поэтов классической персидской литературы X-XV веков. И слава такая за ним закрепилась именно благодаря «Шахнаме», хотя он даже не был зачинателем этого произведения.
А началось всё с того, что местный правитель Абу Мансур Мухаммад в рамках своей культурной программы выдвинул заказ на создание эпической поэмы, прославляющей иранских героев древности и правителей иранцев. Собственно, название «Шахнаме» так и переводится – «Книга царей». Основывалась она на другом подобном произведении – «Худай-наме» (или «Хватай-намак»), а начал работу над поэмой «Шахнаме» поэт Дакики (ок. 935/942-976/980), прославившийся ещё в молодые годы и получивший место при дворе. Но жизнь его закончилась рано и странно – он был убит своим рабом. Причем что-то мне подсказывает (и, возможно, строки самого Фирдоуси намекают тоже на это), что в жизни-то знаменитый поэт человеком был так себе, что и вышло ему боком. И, хотя мы, видимо, уже никогда не узнаем подробности этой истории, остается фактом, что рабы убивали хозяев не так часто, как можно было б подумать, и обычно будучи доведенными либо до отчаяния, либо до аффекта. Как бы то ни было, поэма оказалась не закончена, и завершить её уговорили именно Фирдоуси, который написал посвящение и предшественнику, и предположительно саманидскому владыке тоже, для которого и старался.
Получается, что работу он начал не позже 980-го года и потратил на неё много-много лет, прежде чем случилось то, чего, похоже, никто не ожидал, когда он начинал – рухнуло государство Саманидов, а её правитель, заказавший «Шахнаме», пропал без вести и, вероятно, погиб. Государство Саманидов пало под натиском тюрок – Караханидов во главе с Хасаном ибн Сулейманом Богра-ханом, государство которых получило название Караханидского каганата. При этом последние из Саманидов попросили помощи у Газневидов, своих бывших вассалов.
Будущему великому завоевателю Махмуду Газневи показалось хорошей идеей под лозунгом национальной борьбы и мести навалять Караханидам, что он и сделал. Только Саманидам от этого лучше не стало, и их последний представитель по мужской линии скончался в 1005-м году. Так вот и оказался бедный Фирдоуси жителем совсем другого государства – Газневидов, которым его поэма нафиг не упёрлась. Однако он всё-таки завершил своё знаменитое произведение и даже посвятил его новому владыке – Махмуду Газневи. Существует множество легенд о том, как Фирдоуси попытался преподнести свой труд Газневи, но тот его не заценил и платить за него отказался (либо заплатил, но мало). Что там правда, а что – нет, сказать сложно, но, судя по всему, поэма бедняги Фирдоуси на тот момент сильнейшим мира и впрямь оказалась не ко двору.
Согласно одной из легенд, незадолго до смерти Фирдоуси падишах Махмуд случайно услышал от одного придворного выразительный стих из «Шахнаме», осведомился об авторе и узнал, что стих-то тот из той самой посвященной Махмуду же «Шахнаме», а её создатель, оставшись без достойной платы после работы над трудом всей своей жизни, живёт в нужде в своем родном городе Тусе. Махмуду, походу, стало стыдно, и он распорядился отправить к поэту караван с щедрыми дарами. Однако время неумолимо, поэт уже был стар, а караваны идут не так быстро, как хотелось бы, и посланцы с дарами вошли в Тусу именно тогда, когда навстречу им шла похоронная процессия, отправлявшаяся на кладбище для погребения Фирдоуси.
("Похороны Фирдоуси". Картина Г. Халыкова 1934-го года)
Опять же, думаю, что это не более, чем легенда, но остальное-то правда. И вот вопрос. Казалось ли знаменитому поэту это крахом всей его жизни и тотальным провалом? Он однозначно не стал богат. Но вот относительно его известности на тот момент у меня есть сомнения. Его работа наверняка широко освещалась в определенных кругах, и многие из этих людей наверняка пережили крах государства Саманидов. К тому же и попытка примазать поэму к новому сильному правителю тоже не могла пройти незамеченной. И, как это и бывает в таких случаях, это не могло не вызвать всплеск интереса, а стало быть, «Шахнаме» читали и читали много и многие, да к тому же настолько впечатлились, что стали клипать произведения по мотивам, что сделало «Шахнаме» недосягаемым поэтическим образцом. До настоящего времени иранцы смотрят на «Шахнаме» как на своё величайшее национальное произведение, её, например, часто читают в праздник зимнего солнцестояния (Шаб-е Челле).
Говорят, что сам Фирдоуси о работе своей сказал: «Я возвел своей поэзией высокий замок, которому не повредит ветер и дождь. Годы протекут над этой книгой, и всякий умный будет её читать… я не умру, я буду жить, потому что я посеял семя словесное». Как говорится, «получается, что так».
О чём:
Вообще, как и положено такому произведению, оно начинается с сотворения мира (на самом деле с похвалы разуму и некоторым людям, но ладно, это опустим) и всё как будто насквозь пропитано зороастризмом, хотя писалось в исламские времена. И, само собой, после рассказа о мире начинается рассказ о людях, в частности о первопредках иранцев и их самых первых правителях. И вообще всю поэму можно условно разделить на три части – мифологическую, героическую и историческую, чем часто пользуются для разделения этой книги на тома. Так вот первые две занимают большую часть повествования, а объёмы там внушительные. И хотя я не без интереса прочитала про Кеюмарса, Хушенга, Тахмуреса, Джемшида и «дракона» Зохака, первые четыре тома из шести в том издании, которое я сумела найти, я намеренно читать пока не стала, иначе б эту заметку пришлось ждать несколько месяцев.
Поэтому я сразу нашла и открыла пятый том, который начинается со времен Ахеменидов и похождений да походов Искандера (он же Александр Македонский), а потом сразу стала читать о Сасанидах. И была под огромным впечатлением от первой легенды)))
(Дворец Ардашира. Вид у него. конечно, уже не тот, но всё равно впечатляет)
Рассказывается в ней о том, что Ардашир поклялся истребить весь род Артабана, своего предшественника, но так вышло, что он женился на его дочери и дал ей шанс. В какой-то момент царица получила послание от бежавших братьев с упрёками в том, что изображает хорошую жену с тем, кто вообще-то погубил их страну и семью, и призвали избавиться от узурпатора, послав ей яд. Царица, испытывая сильные муки совести, предприняла попытку убийства мужа, но задуманное ей не удалось, да ещё всё стало известно Ардаширу, который обиделся и разозлился да велел предательницу казнить, даже, невзирая на уговоры своего советника, который прознал о беременности царской супруги и просил её пощадить, дав пожить хотя бы до родов.
Ардашир остался неумолим, и советнику пришлось пойти на крайности – женщину хорошенько спрятать, а самому…аэм…как бы это сказать, лишить себя детородного органа и спрятать тот в наглухо запечатанный ларец, чтобы, когда придёт время никто не сумел его обвинить в том, что он сам сделал царю наследника. И момент этот спустя примерно семь-восемь лет наступил, когда у Ардашира не получилось других сыновей, и он очень на сей счёт сокрушался. Тут-то и раскрыл ему советник правду, показав мальчугана, которого сам назвал Шапуром…Вот такая вот легенда. Хотя говорят, что она появилась, чтобы власть Сасанидов крепче держалась, а так Шапур уже был взрослым парнем, когда они с отцом войска Артабана громили.
Про самого Шапура и его выбор жены там тоже дальше идёт занятная история, но, если я сейчас все интересные истории из «Шахнаме» буду рассказывать, то заметка лопнет.
Отрывки:
Процитировать я решила два отрывка про III-й. Первый посвящен победе Шапура I над римлянами и пленению императора и его строителей-специалистов, а второй – судьбе Мани. Историчность хромает и там, и там, но сами отрывки, как минимум, яркие.
(Банд-э Кайсар, сооружение включало мост и плотину, использовалось вплоть до 1885-го года и было самым восточным (условно) римским сооружением)
Про мост и плотину:
«Но вот уже сам Берануш полонен,
Познал пораженье, душой сокрушен.
Три тысячи было убитых число,
Что в битве у Палуине полегло,
И тысяча двести мужей пленены.
Все в Руме злосчастием удручены.
И вскоре с посланием мира пришел
К владыке Ирана кейсеров посол.
«Ты кровь ради злата без удержу льешь.
На суд Вседержителя призванный, что ж
Ответишь тогда пред лицом Судии
И чем оправдаешь злодейства свои?
Дань щедрую стану по-прежнему слать,
Не следует горе и зло умножать.
А также, своей покоряясь судьбе,
В заложники родичей вышлю тебе.
Рать можешь от Палуине отводить,
Чем хочешь, сверх дани готов угодить».
И дани дождался Шапур, и даров —
Динары в десятке воловьих мешков;
Парчу дорогую без счета несут,
«780 рабов и рабынь десять сотен ведут.
Неделю под Палуине пребывал,
С бойцами к Ахвазу потом поскакал.
Град новый Шапуром был выстроен тут *,
Его Шапургердом по праву зовут.
Сей город воздвигнут был за год всего,
Немало затратил казны для сего.
И в Парсе построил прекраснейший град,
На диво обширен, на диво богат.
Идущим в Хузийские земли теперь.
тот Град открывает широкую дверь.
Затем Кохен-Деж в Нишапуре воздвиг * —
В день Эрда закончил владыка владык *.
С собой Берануша возил шахиншах
И с ним о своих совещался делах.
Река близ Шустера такая текла,
Что рыба, и та переплыть не могла.
Царь молвит: «Ты зодчий, яви мастерство —
И мост наведи возле града сего,
Чтоб нас пережил неподвластный годам,
Могущество знанья являя очам.
Пусть будет он в тысячу рашей длины,
И трать, не жалея, из царской казны.
Румийцев познания здесь примени,
Пусть в этом краю воплотятся они.
Свой труд приведешь к завершению — в путь!
В дому своем гостем счастливым пребудь,
От бед огражден. Ахримана рука
Да будет всегда от тебя далека!»
За дело взялся многоопытный муж,
В три года закончил его Берануш.
Мост вырос. И тотчас в родимый предел,
Покинув Шустер, Берануш полетел…».
И, как и обещала, про Мани (не аппетитно, но, надеюсь, никто не шокируется):
(Изображение пророка Мани)
«Пришел красноречьем отмеченный муж *
Из Чина. Он был живописцем к тому ж,
Которому не было равных. В те дни
Уж славился всюду. Он звался Мани.
«Искусства пророк,— проповедовал он,—
Всех выше я, веры принесших закон».
Как прибыл,— с Шапуром свиданья просил,
Свои поддержать притязанья просил.
Лишь выслушал царь краснослова того,
Затмился, сказал бы ты, разум его.
Объят возбужденьем, мобедов зовет
И долгую с ними беседу ведет.
«Слова златоуста из Чинской земли *
К его провозвестью мой ум привлекли.
Вы с ним потолкуйте, быть может в словах
«Пришельца есть правда»,—сказал шахиншах.
«Сей ликопоклонник,— раздался ответ, — *
Ужели мудрей, чем верховный мобед?
Ему, коль дозволишь сейчас говорить,
Увидев мобеда, уста не раскрыть».
Услышав о вере древнейшей, не смог
Мани возразить: растерялся, умолк.
«О ликопоклонник,— мобед произнес,—
На что в ослеплении руку занес!
Забыл, что Йездан небосвод сотворил,
Пространство и времени ход сотворил,
Всевластен над светом, всевластен над тьмой,
И сущность его выше всякой иной.
Вращаюший сферы и ночью и днем,
Ущерб от Него и спасение в Нем.
К написанным ликам склонился душой.
Не внемлешь наставникам веры благой.
Наставники учат: един лишь Йездан,
Служение — путь нам единственный дан.
Когда оживил бы творенье свое,
Тогда подтвердил бы ученье свое.
Но знаешь — не сможешь его подтвердить,
Словам твоим крепких корней не пустить:
Когда б Ахриман был Йездану под стать,
Ночь темная стала бы полднем сиять.
Весь год были б равными ночи и дни,
Ущерба и роста не знали б они.
Не может Творец быть в пространство вмещен,
Превыше пространства и времени он.
Все это — безумца нелепая речь,
Приверженцев ею не сможешь привлечь».
Немало добавил суждений мобед,
Явив благородство и мудрости свет.
Смутился Мани от речей мудреца,
Вся свежесть, сказал бы, исчезла с лица.
Тут гневом великим Шапур воспылал.
И для живописца день черный настал;
Его повелел венценосный схватить,
С позором из царских палат удалить.
Воскликнул: «Не место под кровом людским
Бездушное чтущим, безумцам таким!
Чтоб жертвою смуты державе не стать,
Я кожу велю с нечестивца содрать.
Соломою кожу набить, чтобы впредь
Тщеславьем таким никому не гореть,
Повесить потом у ворот городских *
Иль рядом с воротами Дома больных».
Владыки веление оглашено,
Исполнено без промедленья оно.
И слышит хвалу всенародную шах,
И сыплют на тело казненного прах…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
Прочитать стоит, уже потому что это всё-таки знаменитое классическое произведение, стоящее в одном ряду с «Махабхаратой» и «Илиадой». Но, кому этого недостаточно, приведу и другие аргументы «за». Лично моё внимание данная поэма привлекла тем, что она подробнейшим образом излагает историю государств и правителей на территории Ирана, начиная, по крайней мере, с VI-го века до н.э., хотя для меня особенно важна была история именно Сасанидов, которая там тоже изложена довольно подробно. Автор не забыл упомянуть даже цариц Борандохт и Азармедохт, правивших государством в период его заката в VII-м веке.
Да, тут нужно признать, что историчность в «Шахнаме» хромает конкретно и Фирдоуси охотнее порой излагал легенды, нежели факты, но зато какие это легенды! И где их ещё услышать/прочитать, как не тут. К тому же, как ни крути, для меня это ещё и источник информации о персидском быте, обычаях и культуре, если не поздней античности и начала средних веков, то хотя бы рубежа раннего и высокого средневековья. И очень жаль, что я не смогу сделать ещё один пост о «Шахнаме», чтоб проиллюстрировать более поздние периоды правления Сасанидов (или смогу? Надо подумать).
Перевод, конечно, мне не очень нравился (а они разные бывают), и док, который я смогла найти, чтоб ознакомиться с пятым томом, оставлял желать лучшего в плане сохранности глаз, но в остальном я прочитала этот текст с немалым интересом, даже несмотря на то, что автор делал нравоучительные вставки там, где ему по факту поведать было нечего. Особенно интересно это читать в том плане, что моральные ориентиры иранцев, представленных в «Шахнаме», не всегда очевидны для современного читателя, и порой от этого конкретно рвутся шаблоны. Кстати, справедливости ради нравоучительные вставки и дают о тех нормах хоть какое-то представление. Особенно неоднозначным вышел образ знаменитого Бахрама Гура, но о нём как-нибудь в другой раз. Короче, чтиво не для всех, но кое-кому зайдёт наверняка. И на этом я завершаю рассказ о III-м веке.
Наиболее полный список постов о I-м веке н.э. тут:
В последнее время замечаю снижение отклика на свои посты и не знаю, с чем это связано. Если есть соображения, и как это можно исправить без радикальных методов типа "не пиши об этом больше" (потому что это я и так всегда успею), то делитесь. А ещё не забывайте ставить лайк и подписываться, если было интересно и полезно прочитать мои длиннопосты.
Если хорошенько забыть о том, что это - книга, и представить, что это погружение в канал Discovery или National Geographic, все становится на свои места легко и быстро. Как будто вы перемешали частички пазла, подбросили их вверх, и все они дружно и уверенно встали каждый туда, куда требуется. И опа… картина к вашим услугам.
Итак, это не художественное произведение. Да, разумеется, все это разбито на главы и в каждой из них некая история из жизни современного обитателя Тегерана, у каждого из них свои проблемы, каждый пытается справиться, как он может, и не у всех получается.
Да, все это завязано на сексе, наркотиках и обильно приправлено смертью, как и полагается в таких произведениях. Но это не так цепляет, как могло бы быть, обладай Рамита Наваи десятой долей мастерства Олди. Или Дяченко. Поэтому тут все просто - прямые, как укол в печень, сюжеты, предсказуемые и простые, как жизнь. Все равно читается.
Потому, что это погружение в другую вселенную. В иной мир, куда не попадешь никаким другим путем. Где совершенно другая планета, и жизнь другая. И вот за окно в эту, совершенно иную жизнь, стоит заплатить своим временем.
Итак, улица Вали Аср, центральная магистраль Тегерана, тянущаяся от супербогатых районов до практически трущоб. И ее жители. С их верой, лицемерием, цинизмом. До безумия напоминает СССР времен нашей молодости. Только, может быть, там не было все настолько жестко. И настолько хаотично. Надо прочитать книгу, чтобы понять, какие странные взаимоотношения формируются в исламской республике, как власть то заигрывает с народом, то пытается выжать из него последние соки.
Продажные муллы и честные муллы. Бандиты, наркоманы, проститутки. Золотая молодежь и выходцы из такой безумной тьмы и нищеты, что просто оторопь берет. Глупые люди. Причем откровенно глупые. Умные. Честные и продажные. И 99%, нет, вру. 95 замешано на сексе и наркотиках. Если так реально обстоят дела в Тегеране, то это просто жуть.
Но, думаю, что все не так просто. Книга - это только книга и у нее есть определенная цель. Показать нам изнанку жизни в Тегеране. А изнанка, это, конечно, штука важная. Но не настолько, чтобы затмевать собой лицевую сторону. Увы. Поэтому мы можем верить, что в Иране есть масса проблем, но трудно поверить в то, что они настолько принципиальны и мейнстримны, как это показано в книге.
Как бы … это взгляд эмигранта. На то, как хреново дела обстоят дома. Как лицемерная и часто откровенно безумная, лопающаяся от параноидальной идеологии власть выносит мозги не слишком умным людям. Как религия, дикая помесь ислама, каких-то варварских полудиких верований, укоренилась в душах. И как странно, болезненно и жутко местами она сплетается с реальностью, строит свою, альтернативную и абсолютно чудовищную параллельную вселенную, где возможно все: насиловать детей, ширяться героином, подкупать полицию и судей и быть вне закона. Если ты - клирик. Или часть режима. Короче, back to USSR.
Эдакая уродливая маска режима, в котором одним можно все и еще немного, а другим можно только сдохнуть с пользой для тех, кто у руля. И в остальном их жизни не имеют никакого смысла. Можно травить себя, можно пахать, можно затрахивать до одури. Все равно. Лицемерие и ложь глядят на тебя сверху вниз, и решают за тебя, что с тобой делать.
Но через эту маску просматривается порой совсем другие вещи: тоска по родине и тоска по прошлому, по временам, когда автор была ребенком и все выглядело иначе. А, может, и было иначе. Печаль. Неразумная и довольно примитивная назидательность. И написано местами совсем по-детски. Потому, что у этой книги совсем иная задача, чем у любой (другой) художественной литературы. Это не Достоевский и не Сэлинджер. Просто окно в другой мир. Немного знакомый нам, жившим в стране советов. Немного иной. Но совершенно чуждый, непонятный, незнакомый, пугающий и, может быть, немного притягивающий для людей, всю жизнь проживших на Западе.
И, если этот мир интересен вам, прочтите “Город лжи”.
Уже почти два года Россию время от времени сравнивают с Ираном. Страна считается сейчас дружественной, да и санкционные проблемы возникли похожие. Параллельно появляется страх, что отечественные власти могут перенять опыт ограничений прав и свобод у иранских коллег. На этом фоне на полках российских книжных магазинов появилась книга «Читая “Лолиту” в Тегеране» - её выпустили в начале века, а перевели только сейчас. Юлия Фраер вникла в эту работу и рассказала о ней вам.
Я убеждена, что во внешнем мире — а к нему я отношу и литературу как всякое искусство — мы способны увидеть только то, что трогает нас сегодня. То, что важно с оглядкой на собственный опыт. Поэтому, когда я увидела описание этой книги, сразу поняла: я хочу ее прочитать.
«Читая “Лолиту” в Тегеране». Книга о том, как политика вторгается в личную жизнь человека, и о жажде свободы, которую невозможно уничтожить.
Азар Нафиси, дочь бывшего мэра Тегерана, получила образование в Америке и после вернулась на родину, в Иран, чтобы преподавать местным студентам зарубежную литературу. Но исламская революция рушит все планы и привычную жизнь.
Книга охватывает период с конца семидесятых до конца девяностых. От свободной страны через революцию, войну с соседним Ираком, смерть тогдашнего лидера — аятоллы Хомейни — но не его режима, к вынужденной по своей сути эмиграции авторки книги.
Это автофикшн. То есть героиня реальна, как и ее воспоминания. Конечно, она выдумывает новые имена своим героям и героиням, изменяет некоторые события так, чтобы обезопасить друзей и знакомых. И не считая ее семьи, настоящее имя в книге одно — Нафиси сама об этом говорит — ее студентки. Скрывать его нет смысла: ту девушку давно казнили.
Книгу издали в 2003, но перевели на русский совсем недавно — в 2022. Когда опыт чужой диктатуры, а если быть точнее — ее становления, стал уж слишком созвучным с тем, что происходит сегодня с нами.
Конечно, сравнивать Россию и Иран неуместно. Да, цензура есть в обеих странах. Но в Москве или на Сахалине если и придут с обыском, то явно не за копией «Гордости и предубеждения» или «Великого Гэтсби». В России даже литературу неодобряемых правительством авторов все еще можно купить в книжных — и даже найти в государственных библиотеках.
И да, в обеих странах тюрьма — конечно, не лучшее место на свете. Но в России никто не насилует девственниц перед казнью, чтобы лишить их возможности попасть в рай — от этой попытки контролировать людей даже после смерти и смешно (это же так ничтожно, жалко), и в то же время очень жутко (потому что это каким же чудовищем нужно быть).
«Нима рассказал, что сын его друзей, десятилетний мальчик, в ужасе разбудил своих родителей и признался, что ему приснился “незаконный сон”» (с) «Читая “Лолиту” в Тегеране»
Тегеран, фото РИА Новости
Из-за этой степени и страха, и жестокости любое сравнение нашей ситуации и Ирана кажется обесцениванием их проблем, отсутствием такта и главное — эмпатии. Между Ираном и Россией пропасть. Но это лишь фасад разных обстоятельств, а люди по обе стороны абсолютно одинаковы.
Авторка книги рассказывает, как пьет гляссе в кофейне, ест мороженое, делает записи. Встречается со своим другом — волшебником, так она его называла. Приглашает домой студенток, вместе они создали что-то типа тайного (лишь условного) книжного клуба. Девушки приносят цветы и пирожные, пьют чай. А мама Нафиси заваривает кофе. И все это так буднично и понятно, что роднит героев книги с нами.
Есть миф про Иран. Я имею в виду не одно конкретное заблуждение, а скорее совокупный образ, собранный из разных стереотипов, попыток упростить и ухватиться за то, что понятнее.
Мы либо сводим Иран, целую страну с многовековой историей, наследницу Персии, к одной лишь религии. Но внутри страны даже истинно верующие часто не чувствуют себя победителями. Правительство узурпировало их религию, как и их свободу: заставив всех надеть на себя чадру, они исказили смысл, понизив статус этой одежды до обычной тряпки. И это как описывать Россию только лишь как православную страну, вычеркнув остальные характеристики за ненадобностью.
Либо же все сводится к очень короткому с точки зрения истории периоду — послереволюционным десятилетиям тирании под видом ислама. Что на самом деле так же странно, как свести Россию до сталинского террора, США — до сожжения салемских ведьм, а всю суть христианства — к святой инквизиции. Поверхностно и глупо.
И другая сторона — это объяснять все менталитетом. У них просто так принято. Это религия. Не надо лезть к восточным странам в целом и женщинам в частности со своим феминизмом. Это все западное, а у иранок другие ценности. Будто бы жители США или Европы изобрели свободу и равноправие, будто это не общечеловеческая потребность, а некая особая нужда прогрессивного общества.
Вот только мы не задумываемся, что в Швейцарии (кстати, в Иране она почему-то стала символом западной распущенности) женщины получили право голоса лишь в семидесятых годах прошлого века — пятьдесят лет назад. В то время как бабушка авторки книги жила в Иране гораздо раньше и была при этом свободна. Хотя и носила чадру, но лишь по собственной воле.
И вот этот переход — от свободы выбирать, как жить, что носить, за кого идти замуж, к диктатуре, да еще и прикрытой лживой религиозностью и якобы духовностью, — очень пугает. Если будничные ритуалы роднят этих героев с нами, показывают, что они не какие-то там особенные люди, у которых «свой путь», то что мешает подобному случиться в нашей стране? В любой стране?
Протесты в Иране, фото AP
Все диктатуры по сути своей похожи. Сама авторка и вспоминает Сталина, и делится отсылками к литературе, советской в том числе — и здесь я не имею в виду Набокова с его «Лолитой», фигурирующей в названии книги. Хотя именно эта книга, со слов самой Нафиси, наилучшим образом описывала происходящее с ними в Исламской Республике Иран.
«Гумберт попытался превратить ее свою фантазию, в свою умершую любовь, и тем уничтожил. Отчаянная правда “Лолиты” не в изнасиловании двенадцатилетней грязным стариком, вовсе нет; а в конфискации жизни одного человека другим. Мы не знаем, кем стала бы Лолита, если бы Гумберт не поглотил ее» (с) «Читая “Лолиту” в Тегеране»
Она проводит параллель между аятоллой Хомейни и Гумбертом — иранский диктатор тоже пытался подменить реальность своей личной мечтой о прошлом. Но в то же время не сравнивает с Лолитой ни себя, ни своих студенток. Даже в таких обстоятельствах они не чувствуют себя жертвами. Хотя и советы типа «возьми свое счастье в свои руки, и хватит винить Исламскую Республику Иран» выглядят лишенными эмпатии начисто. Верите ли вы, что счастье человека в его руках? И что оно не зависит от внешних обстоятельств?
«Как все великие мифотворцы, Хомейни попытался построить реальность на основе своей мечты, и в конце концов, как Гумберт, уничтожил и реальность, и мечту. Вдобавок к преступлениям, убийствам и пыткам нам предстояло последнее унижение – уничтожение нашей мечты. Впрочем, аятолла убил ее с нашего полного согласия; мы ничуть ему не противились и сами стали соучастниками» (с) «Читая “Лолиту” в Тегеране»
После становления режима эти девушки уже не решаются на открытый протест. Хотя в самом начале митинги были, авторка и рассказывает о них, и сама участвовала. И это еще одна причина, по которой сравнивать Иран и Россию нелепо — такой борьбы и таких рисков у нас никогда не было.
Даже лишившись возможности открыто высказываться, они продолжают тихий бунт: прядь волос, выбившаяся из-под платка; красный маникюр, спрятанный под перчатками, потому что лак на ногтях — преступление, а наказание — порка, штраф и тюремный срок до года; их книжный клуб с литературой «упаднического запада».
Несмотря на внешнюю тиранию, это не Оруэлловская «1984» в реальных декорациях. Нет той гнетущий атмосферы отсутствия всякой надежды.
Это скорее попытка осмыслить происходящее. После 24 февраля многие столкнулись с выбором. И это выбор не 50 на 50 — как уехать или остаться. Это множество оттенков. Остаться, потому что не можешь уехать? Или остаться, потому что можешь делать что-то полезное? Или остаться из чувства протеста: это моя Родина, пусть они уезжают? А уехать, потому что мобилизация? Или потому что сейчас подходящее время для путешествий? Или потому что это самый безопасный способ сказать войне нет?
Личное — это политическое?
Уместна ли коллективная ответственность?
Как цензура влияет на литературу?
Это будто разговор с интеллигентным образованным собеседником или даже посещение того самого книжного клуба. И это отдельное удовольствие — возможность взглянуть на любимые произведения по-новому, переосмыслить их.
Приглашаю вас присоединиться к телеграм-каналу проекта, чтобы не пропускать интересные материалы, а также вы можете поддержать проект донатом или подпиской на Boosty!
