sterblich

Лебор. Базельская башня. Увлекательная история Банка Международных Расчётов, специализирующегося на скрытных финансовых манипуляциях центробанков.

Дартнелл. Первоистоки. Как внешние обстоятельства планеты обитания сформировали прошлое, настоящее и будущее Homo sapiens.

Даймонд. Переворот. Попытка анализа кризисных ситуаций, в которые попадали разные страны. Разумеется, не без обобщений и рецептов на будущее.

Холланд. Доминион. История формирования западного мировоззрения, начиная с античных времён. Идеи, которыми гордятся европейцы, не возникли в одночасье. Они выросли на навозе христианства. Хотите заглянуть в душу европейцу - почитайте апостола Павла.

Гребер, Уэнгроу. Начало всего. Последняя книга Дэвида Гребера, знаменитого антрополога и анархиста. Глубокий взгляд в историю человечества с целью донести до нас мысль о том, что человек был способен сказать "нет" иерархиям и и просто жить, опираясь на сотрудничество с равными.

Томпсон. Беспорядок. Финансы, энергетика, политика - глубокий анализ недавнего прошлого цивилизации. Как мы пришли туда, где находимся сейчас.

Дант. Как быть либералом. История либерального мировоззрения. Почему либерализм сегодня в кризисе и как этот кризис преодолеть.

Маунтин. Прошлые ошибки. Разбор нескольких исторических мифов и мистификаций. Не без политики, но в меру. Автор изучал национализм и хорошо разбирается в вопросе.

Миллер. Микросхемная война. Обзор индустрии микроэлектроники с момента её появления и до сегодняшних дней. Рост и падение гигантов, шансы на будущее - очень толковая книга, написанная знакомым с "нужными" людьми неспециалистом.

Перлрот. Так кончится этот мир. Кибертерроризм и всё, что с ним связано. Попытка взглянуть на малопрозрачный мир эксплойтов, атак и кибершпионажа. Написано журналюгой "Нью-Йорк Таймс", и этим всё сказано.

Экономика

Чанг. 23 вещи. Разбор кучи вещей, о которых у обывателя порой неправильное мнение. Развенчиваются популярные мифы. Автор раскрывает глаза на суть современного капитализма.
Чанг. Как работает экономика. Популярное изложение главных школ современной экономической мысли. Непредвзято.
Чанг. Съедобная экономика. На примере разной еды обсуждаются важные экономические вещи. Много познавательного и пищи для ума.

Шарма. Взлёты и падения. Попытка оценить будущее ведущих экономик мира при помощи оригинальных критериев автора.

Рикардс. Валютные войны. Обзор финансовых военных действий, начиная с Великой Депрессии. Мировой бестселлер.
Рикардс. Смерть денег. Что не так в мировых финансах и чем это нам грозит.
Рикардс. Дорога к краху. Скоро (в 2018 году) грянет страшный кризис или так дальше жить нельзя.
Рикардс. Последствия. Как будет протекать и чем закончится экономический Армагеддон. И, конечно, как пережить его с наименьшими потерями.
Рикардс. Новая Великая Депрессия. Ух! Коронавирус! Годная критика мер по борьбе с пандемией, предположение об искусственном происхождении вируса, а также попытка предсказать последствия для экономики (см. название книги).
Рикардс. Распродано. Мировая логистика пытается выдержать удары, не разваливаясь. На волне перебоев с поставками автор в очередной раз пророчит кризис.

Хадсон. Убивая носителя. Анализ мировой экономики с точки зрения критика финансового капитализма. Всему виной паразиты, которые жонглируют финансами, страховками и недвижимостью. Надо бы их прижучить и раскулачить.
Хадсон. Судьба цивилизации. Серия лекций с описанием исторических сложившихся современных схем эксплуатации, мешающих развиваться мировой экономике. Есть рецепты по изменению ситуации.

Вейк, Фридрих. Капитальные ошибки. Описание сути современной экономической системы с предложениями по исправлению ситуации (спойлер: нужно перестроить финансы).

Кригер. Денежный базар. Старая, но интересная книга о работе мировых финансовых рынков, написанная известным валютным спекулянтом. Исторические экскурсы о том, как объединились рынки капиталов.

Шайдель. Великий уравнитель. Мировое неравенство и что на его влияет. Прогноз неутешительный: уменьшается оно как правило после войн и катастроф разного рода, но не в результате реформ.

Банерджи, Дюфло. Хорошая экономика для трудных времён. Типично левый анализ мировой экономики от нобелевского лауреата с типично левыми предложениями по её улучшению. Обложим всех паразитов налогами, и наступит благоденствие.

Майер. Призрак инфляции. История денег и их непрестанного обесценивания. Нас тоже не минёт чаша сия. Взгляд экономиста австрийской школы.

Политика

Маршалл. Узники географии. Десять карт, рассказывающие всё, что нужно знать о глобальной политике.
Маршалл. Сила географии. Десять карт, раскрывающие будущее мира. По следам успеха первой книги, но тоже годно.

Шульте. Под внешним влиянием. Как Германия страдает под американской пятой. Немцам не стоит стесняться своего прошлого. Залог процветания - дружба с Россией.

Баллог. Страна денег. Офшоры, олигархи и тому подобное. Как ведутся тёмные делишки мировой экономики.

Пури. Великое имперское похмелье. Рассказ о величайших империях мира с приложением к современной ситуации.

Вагенкнехт. Самоуверенные. Что мы имеем сегодня в лагере левых и как выйти из этой незавидной ситуации.

Доддз. Пограничные войны. Границы и всё, что с ними связано в контексте геополитики.

Ханна. Будущее принадлежит Азии. Оглянитесь - и увидите: иного и быть не может. Азиаты уже догнали Европу и не собираются останавливаться на достигнутом.

Мюррей. Безумие толпы. Точно и ясно о "повесточке" с гендером, расами и прочим. Кто-то должен был это написать, и одним из первых был Мюррей.
Мюррей. Война против Запада. Как современные борцы за равноправие рушат страны, их вскормившие.

Ричел. Вскрытие пандемии. Как мировые политики под предлогом борьбы с коронавирусом проворачивают свои делишки, а коронаскептики не верят в очевидные вещи.

Росс. Неистовые двадцатые. Нехорошая ситуация сложилась на Западе и в целом в мире. Надо что-то делать, иначе будет ой-ой-ой. Традиционные левые рецепты по обузданию мировой олигархии. Удивительно, но этот человек работал на Хиллари Клинтон.

Дэвис. Нервные состояния. Одна из книг, написать которую заставили победы популистов (Брекзит, Трамп). Как они добиваются успеха и как им противостоять (их же оружием: разжигать страсти).

Ергин. Новая карта. Недавняя история геополитических событий с упором на энергию и энергоносители. Какие вызовы стоят перед нами и какими инновациями мы можем воспользоваться.

Плакроуз, Линдси. Циничные теории. Подробный обзор новомодных левацких течений, начиная с постколониалистов и кончая трансгендерами. Их мир надо знать, чтобы уметь ответить.

Голдман. Вас ассимилируют. Как Китай собирается без единого выстрела завоевать мир. Автор знает, о чём пишет и заставляет задуматься.

Блэттман. Почему мы дерёмся. Война - очень плохая вещь, но снова и снова их развязывают. Почему? Потому что стремятся получить больше, чем потеряют. А потом оказывается, что не так это просто, как казалось. Но назад дороги нет, и приходится искать дорогу к миру. Находят не все и далеко не сразу.

Эял. Бунты. Хорошая ж вещь - глобализация, или? Надо просто исправить то плохое, что в ней есть. Взгляд из Израиля.

Брегман. Утопия для реалистов. К чему стоило бы стремиться современному человеку. Идеи из левого лагеря.

Научпоп

Брегман. Добрые внутри. Каков человек по природе - добр или зол? Автор голосует за первую опцию.

Хейр, Вудс. Оригинальный взгляд на эволюцию человека, согласно которому человек развился в общественное животное, склонное к кооперации.

Морлан. Людской прилив. Прошлое, настоящее и будущее в контексте демографии.

Граймс. Неразумная обезьяна. Дезинформация, конспирология, пропаганда - мы все падки на это. Почему это так и как этому противостоять.

Лоутон. Эта книга могла бы спасти вам жизнь. Как жить дольше и лучше. Обзор современного состояния науки о здоровье с критикой хайпа и отбором действительно полезных вещей.

Ридли. Как работает инновация. Рассмотрение истории появления разных прорывных вещей с попыткой анализа того, что продвигает, а что тормозит инновацию.

Пинкер. Рациональность. Почему мы принимаем решения не всегда на основе логического анализа. Написано с претензией, но получилось не очень.

Макмиллан. Война. Рассмотрение феномена войны и его влияние на человека. Есть многое, о чём забывается в мирное время. Но которое всегда остаётся с нами. Очень интересный взгляд на разные аспекты войны и всего, что с ней связано.

Чан, Ридли. Вирус. Пандемия Covid-19. Результаты расследования интернет-активистов об искусственном происхождении вируса.

Кукушкин. Хлопок одной ладонью. Человеческая эволюция в популярном изложении учёного-биолога.

Ричи. Научные вымыслы. Халтура, подлог, мухлёж - всего этого навалом в современной науке. Потому её авторитет оказывается иногда подорван. Есть предложения по исправлению ситуации. Как по мне - недостаточные.

Левитин. Счастливое старение. Процесс старения глазами нейробиолога. Много ценных советов о том, как успешно провести осень жизни. Не всё так мрачно, как видится.

Филлипс, Элледж. Заговор. Рассказ о конспирологии и конспирологах. Хороший обзор всяких бредовых теорий. Доставляет.

Мюллер. Верь малому. Как читать современную прессу и не попасться на удочку пропаганды.

Мемуары

Зомари. Воспоминания. Его называли "цюрихским вороном" - так точно он предсказывал мрачные события. Он же был умнейшим человеком и очень способным банкиром, блестяще прошедшим все передряги неспокойной эпохи. Много деталей, объясняющих те события и раскрывающих угол зрения людей тех лет.

Шахт. 76 лет моей жизни. Воспоминания банкира, обеспечившего взлёт Третьего Рейха. Этот хитрый лис вовремя спрыгнул и избежал наказания, попав на скамью подсудимых в Нюрнберге. Пару-тройку лет он всё-таки отсидел, и, я думаю, не зря.

Ирвинг. Война Гитлера. Фюрер надеялся, что когда-нибудь появится британец, который напишет историю Третьего Рейха так, как бы сделал он сам. И он появился, этот британец, который перевернул кучу документов и описал шаг за шагом историю этой неоднозначной персоны. Куча интересных нигде не упоминаемых фактов.

Всякое-разное

Джеффрис. Всё, всегда, повсюду. Постмодерн - как он появился, вырос и умер. А может, не умер? И кому он был нужен?

The Economist. Интересные факты и истории со страниц всемирно известного журнала.

Наварро. Я вижу, о чём вы думаете. Язык тела и как его истолковывать. В жизни пригодится!

Глаудуэлл. Разговор с незнакомцем. Журналюга надёргал жареных историй и пытается сделать из них многозначительный вывод: мы плохо знаем людей.

Восс. Никаких компромиссов. Искусство ведения переговоров. Главный секрет: поменьше уступать и стоять на своём. Неудивительно, ведь автор общался в основном с террористами.

Что увидел Алоис Не успела окончиться Вторая, как один немец увидел Третью мировую.

Правых либертарианцев привлекают в Дубае не сверкающие гигантские небоскрёбы, а радикальный плюрализм и готовность идти навстречу инвестору. Это не государство-корпорация. Это – страна с множеством систем, тестовый полигон для фантазий того же Ярвина.

Начало своего взлёта Дубай частично проспонсировал контрабандой золота в Индию в обход торговых ограничений. Хоть они не были колонией, их отношения с Британией всегда были тёплыми. Оставление бывшей мировой державой своих военно-морских баз в 1968 году было встречено с явным неудовольствием. В 1971 году эмиры объединились в ОАЭ со столицей в Абу-Даби. Запасы нефти стали их счастливой звездой, принося Дубаю до 600 миллионов долларов ежегодно. И вот уже королева Елизавета торжественно перерезает ленточку у первого небоскрёба, пускает воду в сухой док для супертанкеров и открывает порт СЭЗ Джебель Али. Зоне дали экстерриториальный статус, 2000 гектаров земли, а также такие плюшки, как возможность стопроцентной иностранной собственности и освобождение от налогов для физических лиц. Ну и, конечно, гарантия покладистой рабочей силы, живущей под постоянной угрозой депортации. Всё – для блага инвестора.

Дубай – лоскутный ковёр различных юрисдикций, каждая со своими законами. После 2002 года уже повсюду в эмирате иностранцам разрешили приобретать землю в собственность. После этого мир стал свидетелем расцвета знакомого по Штатам формата ОЖК. Дубай стал образцом глобального города с его вертикальностью, новизной и эксклюзивностью. Богатенькие всего мира стремятся вложиться в тамошнюю недвигу. Вкладываться – вкладываются, но, по факту, не живут. Многие критики называют эти жилые кварталы «зомби-архитектурой XXI века». Прошедшие с начала дубайского эксперимента годы показали, что проект свободных зон стал не точкой сборки, но мобильным комплектом из капитала, труда и технологий для повсеместного распространения.

Это делается с помощью таких полугосударственных организаций, как DP World. Экспансия началась с порта Джидды, потом была Малайзия и африканские страны. Консалтинг в России, меморандум о взаимопонимании с Ливией, обмен опытом с Румынией, бизнес-парк в США, покупка знаменитой британской P&O и даже 20% лондонской биржи – вот далеко не полный список активности Дубая на международной арене. И не забыть про порты на побережье Африканского рога в Джибути и Сомалиленде. И всё бы было безоблачно в этой истории успеха, но случился финансовый кризис 2008 года, и DP World попросил отсрочки по займам. Дубаю не дал погибнуть другой эмират – Абу-Даби.

После всех разговоров, начавшихся после краха системы социализма, выяснилось, что лучше всех в плане инвестиций и туризма чувствуют себя не демократии, а такие места, как Дубай и Сингапур. Бизнесмены ценят единовластие и порядок автократии. Если попытаться расставить страны с помощью критериев, предназначенных для оценки бизнеса, то Дубай выиграет во всех категориях. Бизнесу не нужна свобода прессы и права граждан. Бизнесу нужна охрана собственности. Наблюдатели отмечают парадокс: Дубай создаёт монументальные объекты инфраструктуры… и прячет их за колючей проволокой. Все эти свободные порты и пляжи, отвоёванные у моря – ОЖК без доступа широкой публики.

Палм-Джумейра

Журналисты часто указывают на тёмные стороны Дубая, такие, как отсутствие демократии, секс-трафик и эксплуатация. Но реакционеры, такие как Ярвин, считают это излишним и предлагают пересадить опыт эмиратов в такие места, как Ирак. Разбиваем на провинции, отдаём их частникам, раздаём местному населению неголосующие акции, а голосующие – продаём с молотка. И да, наводим строгую дисциплину. И всё! Новый Дубай не заставит себя долго ждать. Хотя… в принципе и сегодня в Ираке ситуация уже сильно напоминают подобные планы, особенно если обратить внимание на нефтянку, где американские компании чувствуют себя, как дома.

Но мечты Ярвина не реализованы до конца даже в Дубае, который имеет небольшое, но всё же гражданское население, а также эмира. Вот если бы сделать из эмирата настоящее акционерное общество! А почему бы не попытаться взять под управление какую-нибудь страну, которая на данный момент звёзд с неба не хватает?

Вы будете смеяться, но реализация подобных планов уже идёт. В 2009 году стэнфондский профессор экономики Пол Ромер задал вопрос: почему одни страны богатеют, а другие – беднеют? Всё дело в правильном наборе правил, то есть налоговой системы, трудового законодательства и охраны собственности. На более глубоком уровне они коренятся в культурных нормах, ценностях и верованиях. В ходе международной конкуренции побеждают страны с «правильными» правилами. Например, Гонконг. Поэтому было бы неплохо, если бы можно было уговорить бедные страны отдать куски своих малонаселённых территорий для управления богатым странам. Ничего не напоминает? Конечно, колониализм чистой воды!

Как частные школы Америки атакуют старомодные общественные учебные заведения, так и уставные города (charter cities) из плана Ромера нацелились на национальные государства. Первый опыт был получен на Мадагаскаре, где президент Равалуманана собирался отдать безвозмездно в аренду 1,2 миллиона гектаров сельхозугодий одному южнокорейскому конгломерату. А также он согласился организовать целых два уставных города по просьбе Ромера. Правда, эти планы не понравились местным элитам, которые устроили переворот и сбросили Равалуманану в 2009 году.

Но перевороты бывают разные. Ещё один случался в Гондурасе, где уже долгое время процветает практика специальных экспортных зон. В том же 2009 году к власти в стране пришёл Порфирио Лобо, который и решил поднять статус зон до уровня концессий девятнадцатого века, сделав их настоящими колониями по форме и содержанию, только что не по имени. Иностранцы в них заправляли бы судами, обучали полицию, организовывали школы, больницы и тюрьмы. Он добился сильного резонанса в прессе. Нью-Йорк Таймс вопрошала: «Кто хочет купить Гондурас?» Оставалось найти инвестора. Сам Лобо смотрел в сторону Канады, но та отказалась. Кому понравилась идея – это воротилам бизнеса из Кремниевой долины, особенно тем из них, кто придерживается либертарианских взглядов.

Публика вроде Патри Фридмана и Питера Тиля клюнула на предложение. Они организовались в группу инвесторов под названием Future Cities Development, которая объявила о планах привнести дух инноваций из Кремниевой долины в Гондурас. В 2011 году был подписан меморандум о взаимопонимании с правительством страны. Ещё один инвестор, Эрик Бримен, вложился в автономную зону Проспера у берегов Гондураса в 2021 году. По лучшим заветам Ромера, главным её сокровищем была юрисдикция с набором законов. Планировалось ведение бизнеса через интернет, не заезжая туда физически. Что-то подобное уже есть в Эстонии, где, начиная с 2014 года, можно стать «виртуальным резидентом» и зарегистрировать онлайн-бизнес. Как видно, правительство с правами и обязательствами и с народным суверенитетом, уходит в прошлое. Делается сознательный выбор в сторону корпоративного управления как основы сообщества.

Эти планы не укрылись от внимания населения страны. Разгорелись горячие дебаты о фрагментации национальной территории. У Бримена возникли ссоры с местными на фоне конфликта его службы безопасности с полицией. Город-стартап по лекалам Гонконга, Сингапура и Дубая пришёлся не по душе жителям бывшей банановой республики. Один местный рыбак назвал зоны «захватом государства». В 2021 году к власти пришло новое правительство, во главе которого встала Сиомара Кастро: жена свергнутого в 2009 году президента. Оно стало активно заниматься демонтажем законодательной основы зон. В апреле 2022 года её предшественник на посту был выдан в США по подозрениям в наркотрафике, и тогда же парламент единогласно признал закон о ZEDE неконституционным.

Откалывание от государства – не дорога в один конец. Конституцию, оставшуюся в наследство от Пиночета, пересматривают в Чили. Перу тоже надеется написать новую конституцию. Мечта народов о демократии вносит коррективы в планы анархо-капиталистов. Но лихорадка зон продолжается. Следующая станция – Сальвадор, где президент Букеле с 2019 года вознамерился сделать страну лидером мирового криптовалютного бизнеса. Появились планы строительства Биткойн-Сити с энергией, генерируемой вулканом и центральной площадью в форм лого биткойна. И вот уже прожектёры пытаются убедить Букеле сделать его «свободным частным городом», а также вентилируют ситуацию на этот счёт с бразильским президентом Болсонару.

Биткойн-Сити

Человечество не может без мечты. На горизонте появился ещё один фантастический остров.

Ох уж эти сказки. Ох уж эти сказочники. Правление Букеле длится уже пять лет, но что-то не наблюдается осязаемого роста инвестиционной активности. И в Примере дальше планов далеко не зашло. Видимо, демократические традиции всё-таки дают о себе знать. Да и хорошо помнит Латинская Америка, к чему приводят нововведения грингос.

А вот за успех Дубая можно только порадоваться. Потому что у них никогда не было демократии, в этом смысле они ничего не потеряли, но только приобрели материальное благополучие. Потому изложение автора трудно считать полноценной критикой: заборы, понимаешь ли, ему не нравятся. Да эти заборы построили в жаркой пустыне, куда никто по доброй воле не заходил до того, как их там возвели. Стенания об эксплуатации и авторитарности в отношении страны, которая за всю свою историю не имела опыта демократии, как минимум недальновидны, если не лицемерны. Мы видели, к чему приводят попытки насадить демократию извне: Ирак, Афганистан, Ливия, далее по списку. Под гнётом ненавистного Каддафи большинству ливийцев жило явно сытнее и безопаснее. Соседи это видят и потому не спешат к народовластию. Демократия – хрупкий цветок, который нужно растить столетиями.

Вторую мировую им удалось пережить без потерь. Договорились с Гитлером, но деталей не раскрыли. После войны Лихтенштейн укрепил свой имидж «рая для нервных капиталистов». Если швейцарские банкиры держат язык за зубами, то лихтенштейнские – не имеют языков вообще. Они прикрывали не только воров и олигархов, но и ЦРУ в их грязных делишках. Это был золотой век. По ВВП на душу населения Лихтенштейн обогнал даже Кувейт. И зарабатывали они не только финансами, а стали развитой индустриальной страной, производя и зубные протезы, и центральное отопление. Их модель была похожа на Сингапур: максимальная открытость для капитала и закрытые границы для новых граждан.

Большой долей своего успеха они обязаны предприимчивому принцу Хансу Адаму II. Ещё в шестидесятых его отцу пришлось продать полотно Леонардо да Винчи американцам, чтобы устроить принцу свадьбу. Но Ханс Адам был настойчив в продвижении имиджа своей страны и добился утроения активов к середине восьмидесятых, а также принятия Лихтенштейна в ООН. На вступительной речи он сделал удивительное заявление: все государства – явление временное, они должны быть готовы к своему неминуемому роспуску.

Он помнил судьбу империи Габсбургов и видел решением децентрализацию в рыхлый союз по примеру Священной Римской империи. Как тогда, государство могло бы полагаться во всём на частников, являясь само лишь «поставщиком услуг» для своих граждан-клиентов. Или акционеров? Да-да, это был знакомое нам либертарианство а ля Ротбард. Слова у князя не разошлись с делом. В 2000 году он предложил изменить конституцию с большими правами для себя, но с возможностью организовать референдум по отмене монархии в стране. И с правом выхода коммун из состава государства. Хорошо, что не отдельных граждан, но такое предложение тоже было! Нелегко было протащить это через парламент. В пылу дебатов Ханс Адам даже обещал продать страну Биллу Гейтсу и переименовать её в Майкрософт, хотя дёшево он бы не отдал: лихтенштейнский княжеский дом богаче даже виндзорской династии. Ему удалось продавить своё решение, после чего он передал бразды правления сыну в 2004 году.

Демонстрация 1992 года. «Мы хотим правительство, но не диктатора, которому не нужен народ».

Люксембургская модель побуждает некоторых романтизировать Средние века с их феодами и княжествами и конкуренцией между собой. Этот нарратив ставит идею евроинтеграции с ног на голову. Сторонникам Брекзита играл на руку факт свободы торговли и несвободы передвижения в случае Лихтенштейна. Одной из причин для либертарианцев защищать Лихтенштейн является то, что его модель в настоящее время находится под угрозой. Офшор занесён в чёрный список некооперативных государств, связанных с отмыванием денег. Утечка 2008 года продемонстрировала открытие счёта на имя собаки по кличке Гюнтер. Финансовым компаниям пришлось изменять уставы для ограничения анонимных счетов, а крупнейший банк Лихтенштейна потерял почти 10% активов по причине последовавшего за этим оттока клиентов. Ханс Адам возглавил линию защиты, выставившую Лихтенштейн жертвой «финансового империализма» и чуть ли не спасителем преследуемых налоговых уклонистов от «Четвёртого Рейха», то есть германского правительства.

Оригинальность Лихтенштейна в том, что ему удалось оседлать противоречивость между экономической интеграцией и политическим сепаратизмом. Появились даже те, кто понял буквально пропагандируемое Хансом Адамом право на отделение и провозгласил независимое государство Авалон со столицей в сельском швейцарском особняке. Основателя зовут Даниель Модель, он даже отчеканил свою монету и организовал конференцию по поиску мест на карте, куда можно сбежать от гнёта государства.

Модель у своей штаб-квартиры

Поиски анархистского Эдема идут уже много лет. Девяностые явили миру новый пример жизни в условиях анархии. После окончания гражданской войны 1991 года Сомали предоставили шанс анархо-капиталистам для реализации своих задумок. Одним из них был голландский юрист Михаэль ван Ноттен, который выступил с идеей безналоговой зоны с отсутствием регулирования. По его задумке, города и регионы в пределах этой зоны будут конкурировать между собой, предоставляя людям благоприятные условия для жизни. Идеалом для него являлся Гонконг. Но попытка создать подобное в Европе потерпела неудачу из-за запрета из Брюсселя. Из Европы ван Ноттен переместил фокус своей деятельности в карибскую Арубу, затем в Суринам, для которого он написал конституцию в лучших традициях либертарианства. В конце концов, он остановился на Сомали. Там он нашёл покровителя в лице лидера повстанцев, желавшего помощи в написании конституции на будущее. Там, под манговым деревом, он создал свой идеал устройства общества, который он называл критархией, то есть правлением судей. Это была анархия, но не беззаконие. Законы были.

Ознакомившись с сомалийскими клановыми реалиями, ван Ноттен написал свою конституцию для общества без государства. По его мнению, только оставив идею демократии и централизованного государства, Сомали сможет преодолеть наследие колониализма. Его идея была проста: нарушил закон – пусть клан твой заплатит за тебя, и иди гуляй. Но членов клана, как правило, связывают родственные связи. Один из сомалийских аксакалов предложил ему решение: собери своих дружков-бизнесменов и организуй свой собственный клан. Всего и делов-то. Ему даже придумали название: белое Сомали. Предложение хорошо сочеталось с другой идеей ван Ноттена: создание свободного порта на сомалийском берегу, где не взимали бы налогов и способствовали бы инвестициям. Директор этого порта (сам ван Ноттен) стал бы главой бизнес-клана, члены которого были бы связаны друг с другом договорными отношениями.

В конце девяностых он нашёл себе союзника в лице американского антрополога Спенсера МакКаллума. Жена ван Ноттена, по совместительству предводительница одного из местных племён, объяснила учёному, что её народ желал бы извлечь пользу из безгосударственности, которая представляет шанс для мирового бизнеса. Кланы предоставляют в аренду территорию для реализации новых планов. К тому времени МакКаллум уже давно занимался темой договоров и правосудия в племенном обществе, утверждая, что концепции собственности, свободы контракта и правосудия впервые были изобретены именно там. Ещё в семидесятых он пробовал строить прототипы нового мироустройства, сняв для этого мотель и назвав «Атлантида I». Потом была «Атлантида II» на борту судна, нашедшего себе последнюю пристань на Багамах. По его мысли, общество должно быть устроено по принципу торгового центра. Никто из арендаторов площади не ожидает общественного контроля над всем зданием. Так и в настоящей жизни нет никакого «народа». Ты подписываешь договор или уходишь на новое место.

Теперь перед ним открывались новые перспективы. Он написал:

Если появится «новое Сомали», это будет просто развитая версия традиционного доколониального Сомали. Оно предоставит путеводный свет в мире, разрушенном политической демократией, станет маяком человечества, которое утеряло свою опору.

Правда, для реализации своих анархистских фантазий панам атаманам не хватало золотого запасу. Они нашли партнёра в лице американского бизнесмена Джима Дэвидсона, с которым зарегистрировали компанию по дорожному строительству в офшоре Маврикия. Если строить государство, то надо начинать с дорог.

У себя на вебстраничке они поместили ссылку на посольство Княжества Фридонии. Это фиктивное государство существовало лишь в фантазии его создателей. Но оно, тем не менее, имело посольства в разных странах мира, выдавало паспорта и даже чеканило монету. Оно было детищем техасской молодёжной тусовки. Дэвидсон пообещал Принцу Джону кусок земли на территории Сомали. Но радость продлилась недолго. Через пару лет о Фридонии узнали сомалийские кланы, которые и выкинули ван Ноттена и Дэвидсона из страны.

Фридонийские монеты

Казалось бы, зачем рассказывать о пустых фантазиях чудаковатых неоколониалистов? Однако реальная история Сомали наводит на размышления. Хаос и анархия не привели к войне всех против всех, про которую писал Томас Гоббс. Лишившись государства, экономика Сомали не перестала существовать, а неуклонно росла. Рос ВВП, стабилизировалась даже оставшаяся после Центробанка валюта, росла даже средняя продолжительность жизни. Это было бальзамом на душу либертарианцев, превозносивших безгосударственное существование Сомали.

Автор объясняет этот успех готовностью местного населения к подобному существованию. Оно жило в условиях автаркии и было слабо интегрировано в структуры власти. Колонизаторы не отходили далеко от берегов, поскольку в глубине континента не находили ничего интересного для себя. Если взглянуть пристально на вещи, государство на территории Сомали не пропало, а просто произошла сепарация на множество микрогосударств на основе племенных связей. Одним из источников поступления финансов стали деньги, перечисляемые сомалийскими гастарбайтерами и беженцами своим родственникам обратно в Африку.

Также не стоит забывать, что самая успешная часть Сомали быстро восстановила свою государственность после развала власти. Исламская республика Сомалиленд на севере страны провозгласила о своей независимости, организовала правительства и министерства, так что обещания жены ван Ноттена были явно безосновательны. Члены её клана занимали вице-президентские должности. Да, с международным признанием у них проблемы. Но эффективность власти и возможности для бизнеса являются магнитом, притягивающим инвестиции.

Сомалиленд

Морские ворота страны – Бербера – имеет впечатляющую историю успеха. Уже после обретения Сомали независимости в пылу борьбы за влияние Советы построили один причал, а американцы – другой. Три четверти валютной выручки Сомали приходило через этот порт. В бурных девяностых оборот продолжал расти, а в июне 2021 года был открыт новый терминал для крупнотоннажных судов стоимостью в полмиллиарда долларов. Кто дал деньги? Дубай. Этот богатый эмират выстроил свой форпост на берегах Африки. Сомалиленд обязан своим успехом именно ему, а не своим кланам.

Порт Берберы

Навальный писал, что члены кооператива Озеро устраивали свои дела тоже через лихтенштейнскую компанию, регистрационные документы которой существуют лишь на бумаге и спрятаны в нужном месте. Так это или нет – не мне судить. Но выбор страны – красноречив. К сказанному автором могу прибавить, что Лихтенштейн не признал в своё время итоги Ялтинской конференции, чем воспользовались многие власовцы и прочая подобная публика, чтобы сбежать туда, а оттуда – куда подальше от Советов. Тем не менее, в стране – демократия. Она живёт по Конституции, притом ежегодно устраиваются референдумы по швейцарской модели. Короче – не всё так плохо на самом деле. Нам бы их проблемы, как говорится.

Глава про Сомали разочаровала своим отсутствием вывода. Хотелось бы узнать отношение автора к анархии вообще: хороша она или плоха? Я понимаю, что анархо-капитализм у него не в почёте, но как насчёт левой анархии а ля Дэвид Гребер? Так или иначе, существование без государства – действительно не катастрофа. Но, как показала история Сомалиленд, с государством успех приходит быстрее, и это – ключевой фактор.

Карта бантустанов на момент прекращения апартеида

Пожизненный правитель Сискея Леннокс Себе вознамерился построить у себя второй Гонконг и дал зелёный свет для либертарианских экспериментов на своей территории. Исконные земли были приватизированы, иностранные компании освободили от налогов. Они называли себя «африканской Швейцарией» и организовали так называемую экспортную производственную зону: офшор с законами, написанными в интересах инвесторов. К 1988 году там насчитывалось уже 80 маленьких тайваньских фабрик, делавших всевозможный ширпотреб. Типичная картина: низкие потолки с лампами дневного света, под которыми ряды плотно сидящих швей строчат на своих машинках. Этот «экономический бум», однако, базировался на господдержке, которая в одном лишь 1984 году составила свыше 20 миллионов долларов по нынешним ценам. Они могли себе это позволить на фоне удорожания золота в мире. Помимо того, инвесторов привлекало жестокое подавление любых актов сопротивления и запрет профсоюзов.

Несмотря на все проблемы, Сискей подавали моделью для всей страны. Леон Лув написал книгу, предлагая создать сеть кантонов по типу швейцарских. Каждый южноафриканец получил бы три гражданства: национальное, кантональное и местное. Таким образом планировалось создать нечто вроде рынка в политической среде. Люди могли бы работать в одном месте, но иметь гражданство другого. Так, в принципе, и было уже организовано для чёрных гастарбайтеров, работавших в преимущественно белых районах страны. На практике дошло до создания анклава «только для белых» под названием Орания, и это была инициатива снизу, а не сверху.

Флаг Орании

Как известно, рукава закасывают не только для работы, но и для борьбы. Орания стала популярным прецедентом и поводом для восхищения правых в остальном мире. Ещё одним прецедентом расовой сегрегации снизу послужило развитие Соединённых Штатов Америки после отмены дискриминационного законодательства. Несмотря на равноправие, чёрные гетто там никуда не делись и продолжают воспроизводить себя. Граждане-клиенты голосуют своими ногами, как говорится. А в обществе, состоящем из зон, не остаётся места для государственного перераспределения.

Апартеид ушёл в прошлое, как ушли в прошлое и Сискей, и прочие бантустаны. Но практики их живы, что можно увидеть на примере Лесото – настоящего государства, продолжающего служить резервуаром дешёвой рабочей силы для капиталистов ЮАР. Эта страна, имеющая формальный суверенитет, вынуждена мириться с тем, что большой сосед чувствует себя в гостях, как у себя дома. После окончания Холодной войны либертарианцы всего мира взяли курс на неограниченное право на отделение.

Важнейшей фигурой в тёплой компании раскольников был Мюррей Ротбард. В течение своей карьеры он разработал особенно радикальную версию либертарианства, известную, как анархо-капитализм. Он не терпел никаких правительств, называя государство «организованным бандитизмом», а налоги – «воровством в гигантском и безудержном масштабе». Всё, что даёт государство – безопасность, инфраструктуру, здравоохранение – можно получить у частника. Конституция не нужна, пусть будут контракты, а вместо граждан – клиенты. В течение всей своей жизни он не упускал случая находить признаки возможного раскола, будь то протесты левых против войны во Вьетнаме или сепаратизм Шотландии и Хорватии. Он очень уважал Людвига фон Мизеса, на чьи семинары он ходил в пятидесятых и основал институт под его именем в Алабаме. Этот институт и стал нести идеи анархо-капитализма в массы: благотворность раскола государств, необходимость возвращения золотого стандарта и оппозиция расовой интеграции.

Директором он поставил своего тесного соратника Лью Роквелла. Последний издавал новостную рассылку Рон Пола, популярную среди выживальщиков. Цитата:

Будьте готовы, если живёте недалеко от большого города с существенным чёрным населением, что как мужу, так и жене понадобится огнестрел и навыки пользования им.

Демонтаж системы апартеида в Южной Африке послужил уроком для этих деятелей, которые стали задумываться о ковчеге для белых уже в Соединённых Штатах. Палео-либертарианцы, как они себя называли, видели будущее людей, организованных снизу вверх на базе гетеросексуальной семьи. Развал Советского Союза они встретили с восторгом и начали примерять подобную ситуацию уже к США. Роквелл фантазировал о шоковой терапии, приватизации воздуха, земли и воды, распродаже автострад и аэропортов, отмене социальных пособий и возврату к золотому стандарту.

Всё же они поняли, что каким-то образом нужно будет строить новый порядок на развалинах старого. И здесь они нашли смычку с крайне правыми, с которыми разделяли идеологию переселенческого колониализма. По ней поселенцы согнали с земель индейцев, которые потеряли своё право на неё, не имея частной собственности, то есть, оказавшись прото-коммунистами. Их клуб Джона Рэндольфа выступал за автономию белых южан. Неоконфедераты, как их называют, вдохновлялись примерами из европейского сепаратизма.

Ротбард объяснял, что видение палео-альянса базируется на социальном консерватизме и выходе из состава государства. В программе – дезинтеграция и сегрегация, в политике – однородность. Попросту говоря – разогнать государство по мелким клубам по интересам. Для них это имело и экономический смысл в свете ожидаемого ими финансового коллапса. Маленькое государство легче встанет на ноги после кризиса. Ему же легче будет ввести золотой стандарт. Измельчение государств в результате сепаратизма должно было отвратить их от социал-демократии в сторону более жёсткого капитализма. Одним из ярчайших правых, двигавших эту идею, был ученик Ротбарда Ханс-Херман Хоппе. Он отмечал также, что чем меньше страна, тем менее она самодостаточна, и тем нужнее ей свобода торговли.

Хоппе организовал Общество собственности и свободы, вобравшее в себя клуб Джона Рэндольфа. В 2010 году на ежегодной конференции слово взял Ричард Спенсер, который запустил незадолго до того онлайн-журнал The Alternative Right. В своей речи он обрисовал будущее с общинами латиносов, чёрных и христиан-протестантов. Всё идёт к развалу, надо просто его ускорить и приготовиться к его приходу. Пройдёт немного времени – и Спенсер провозгласит в Вашингтоне лозунги, с корнями из мрачного прошлого:

Hail Trump! Hail our people! Hail victory!

Со временем Хоппе превратился в икону крайне правых. В своих книгах он обличает всеобщее равноправие из-за того, что оно лишило власти «натуральные элиты», которые организовывали общества в монархии. Система соцподдержки воспроизводит тупые толпы и подавляет таланты. Не хотите регресса – раскалывайтесь на мелкие коммуны. Но больше всего его поклонники восхищались призывами избавиться от неугодных:

При либертариальном социальном порядке не должны терпеть демократов и коммунистов... Их нужно будет физически отделить и изгнать из общества.

Они мечтали о новом Старом Юге, но их мечтам пока не суждено было сбыться. Однако движение в этом направление есть. Юг стал излюбленным местом для организации зон с налоговыми льготами и слабым трудовым законодательством. На Юге же получила особенно широкое распространение новейшая практика сегрегации: охраняемые жилые комплексы (ОЖК).

Подобного рода ковчеги с жёсткими правилами и отфильтрованным населением растут сегодня, как грибы, на просторах Штатов и за их пределами. Пионером в этой системе глобального апартеида является The Sea Ranch, где строительство началось уже в шестидесятых и где в девяностых 97% проживающих было из белого населения. Чем-то это похоже на Средневековье с его замками и натуральным хозяйством.

Средневековую систему воспевает сын Милтона Фридмана Дэвид. Он мечтает о строе, при котором всё приватизировано, а товары и услуги создаются исключительно частниками. Законы перестанут существовать, а вместе с ними – и демократия. В то время, как его отец восторгался Гонконгом, он сам смотрел в сторону Исландии. Под стать ему был экономист Брюс Бенсон, который считал любые государственные сборы, будь то налоги, штрафы или конфискации, неприкрытым воровством. По его мнению, полицию и тюрьмы нужно приватизировать, чтобы сделать их услуги дешевле, а улицы передать в собственность жителям, которые бы позаботились об их содержании в надлежащем виде и порядке. Совсем, как в ОЖК, где вместо принципа «один человек – один голос» часто царит «один квадратный метр – один голос».

ОЖК уже сравнивали с местным самоуправлением в КНР, с миллетами Османской империи, восхваляли свободу входа и выхода. Эта свобода автоматически, без всякого насилия, приведёт к формированию чистых в этническом отношении районов. По мысли Дэвида Фридмана, каждое сообщество вольно писать свои правила и законы. Проблема – не во власти, и не в законах. Проблема – в недостаточном количестве выбора между властями и законами. Излишне говорить, что в настоящем Средневековье всё было несколько не так. Это скорее косплей, чем оригинал.

Быть может, не случайно сын Дэвида и внук Милтона Пэтри Фридман – в прошлом реконструктор и фанат фестиваля Burning Man. Пэтри занимается построением плавучих ковчегов, то есть ОЖК с самообеспечением, на продажу. Сегодня – живёшь под одним флагом, завтра – под другим. Свобода!

Плавучий город

Если оглянуться по сторонам, то можно констатировать, что мечты анархо-капиталистов потихоньку претворяются в жизнь. К 2000 году почти половина всех новостроек на юге и западе США представляли собой ОЖК, а за стенами и заборами жило семь миллионов домохозяйств. Ещё одна горячая тема – школа на дому, которая ещё полвека назад охватывала всего 20 тысяч детей, а сегодня – уже 1,8 миллиона. Правда, глядя на правила, которые пишутся для жителей ОЖК, видно, что до свободы выбора там далеко – слишком однотипны. Ни тебе политической пропаганды, ни распространения прессы. Можно получить штраф просто за то, что поставил деревянные качели вместо металлических. Короче, приватизация закона и порядка необязательно улучшит личную свободу, что признаёт и Дэвид Фридман.

Что это так, можно увидеть в недалёком прошлом самих Соединённых Штатов, когда в частных корпоративных городках Запада дома строила компания, а босс предписывал их внешний вид. Работники отоваривались в корпоративных магазинах, платя корпоративными же талонами. Расы и нации жили отдельно друг от друга, практиковался сухой закон, профсоюзы были строго запрещены, а за забастовки бесцеремонно выкидывали прочь. Кое-где члена профсоюза нельзя было даже пригласить к себе в гости. Один угольный босс любил говорить:

Хорошее королевство лучше плохой демократии.

Правда, он ничего не говорил о плохих королевствах. Впрочем, в мечтах анархо-капиталистов, у людей будет выбор между разными мини-княжествами. Но, увы, лишь в их мечтах. Уже сегодня видно, что будут они все на одно лицо.

Знаете что? Если будущее Соединённых Штатов будет именно таким – меня это не удивит. Правда, трудно будет рассчитывать на то, что подобное устройство окажется высокопроизводительным, то есть сможет прокормить большое число людей. А значит, кому-то придётся расстаться с жизнью. А значит, переход к такому государству может состояться только через кровь и насилие. Об этом анархо-капиталисты не говорят, а зря.

Канэри-Уорф вечером

Успех колонии заставил задуматься о его рецепте метрополию. Уже бурно росли прибрежные зоны Китая, как британские политики загорелись идеей создания «королевских колоний» в пределах городов, которые бы не имели регулирования движения людей, товаров и капитала. Первый бюджет правительства Тэтчер включил в себя одиннадцать зон предпринимательства. Результаты, однако, не обнадёживали. В 1985 году началась стройка небоскрёбов на Собачьем острове. Застройщики клюнули на дешёвую землю (одна шестая рыночной цены), инфраструктуру и возможность обойти земельное законодательство. Через год первый самолёт приземлился в новом аэропорту рядом с новым банковским кварталом.

Это строительство стало поворотным моментом. Если в начале века Британия импортировала практически всю еду, то после мировых войн она занялась продовольственной безопасностью. Королевские доки с их зерновыми терминалами перестали быть нужны. На их территории и построили аэропорт. А Лондон снова стал торговать не товарами, а деньгами. В процессе организации зоны было преодолено сопротивление местного самоуправления в лице Совета Большого Лондона, у которого был свой Народный план для развития бывших лондонских доков. Тэтчер очень постаралась, чтобы уничтожить этот Совет. «Красный Лондон» поставили на колени. К середине девяностых Канэри-Уорф стоял монументом новой столицы, поглотив около 1,3 миллиарда государственных средств в форме налоговых льгот и инфраструктуры.

Началась эпоха торговли не только деньгами, но и недвижимостью, приобрести которую стало незазорно и олигарху с континента. Не даром к 2005 году британская столица приобрела неофициальное прозвище «Лондонград». К 2012 году 85% элитной недвижимости Лондона (и 50% Нью-Йорка) было в руках иностранцев. Четверть богатейших граждан Британии имели главным источником богатства собственность. Лондон всасывал в себя богатых, выплёвывая бедных взамен.

На подобном процессе обогатился один известный застройщик – Дональд Трамп, который строил только там, где давали серьёзные налоговые льготы. Прорывным проектом стал отель Hyatt в Нью-Йорке в 1980 году, который обошёлся городу в 360 миллионов. Потом уже, когда стал президентом, он не забыл своих коллег-застройщиков, предоставив им специальные льготы в виде зон возможностей. Конечно, он не был единственным выгодополучателем сложившегося положения дел. В качестве ещё одного примера автор приводит историю строительства штаб-квартиры Amazon в Нью-Йорке (3 миллиарда помощи от государства) или Hudson Yards (6 миллиардов). Чтобы получить господдержку, в состав этого элитного района включили кусочек депрессивного Гарлема.

Hudson Yards в 2021 году

Вернёмся в Лондон, где в прошлом десятилетии появились охраняемые жилые комплексы в небоскрёбах. К 2012 году Канэри-Уорф приютил уже больше банкиров, чем сам Сити, в то время, как общее число владельцев недвижимости стало падать с 2003 года. Сказка о демократии мелкого собственника превратилась в грубую реальность частного захвата общественного богатства.

Но всё имеет свои пределы. В недавние годы так называемые «герои-налогоплательщики», которых Борис Джонсон в 2013 году предлагал автоматически наделять рыцарским титулом, потянулись на выход. Абрамович продал Челси. Очередной перспективный район Королевских доков стал напоминать город-призрак. Знаковый проект Spire London высотой в 235 метров, удалось довести лишь до стадии котлована. А должны были сдать уже в 2020 году. Город небоскрёбов стал превращаться в город котлованов на фоне бегства капиталов. В настоящее время стали задумываться о возрождении городского самоуправления, вспоминая разваленный Тэтчер Совет Большого Лондона.

Где речь идёт о Гонконге и Лондоне, нельзя умолчать о Сингапуре. В отличие от Гонконга, там главные решения принимало правительство. Оно пожертвовало идеей самодостаточности в пользу открытости рынку. Из остального мира можно взять всё: и товары, и услуги, и рабочую силу. Да, при этом ты теряешь определённую долю безопасности, но можешь выиграть материально, держа нос по ветру и реагируя на запросы глобального рынка. К 2017 году иностранные работники составляли порядка 40% от населения страны. Случится кризис – и их выпрут, не предоставив положенной обычным гражданам господдержки. Сингапур трудно отнести к светочам мировой демократии. Страна проводит многопартийные выборы, но их трудно назвать свободными. Правит всегда одна партия, Ли Куан Ю возглавлял правительство с 1959 по 1991 годы. Жёсткий госконтроль оправдывается ссылками на «прагматизм» и конфуцианские традиции. Фукуяма, после того, как написал о конце истории, специально оговорился о потенциальном конкуренте западных либеральных демократий: «мягком авторитаризме» Юго-Восточной Азии. Ярчайшим представителем которого и является Сингапур.

Уже в начале девятнадцатого века англичане сделали Сингапур свободным беспошлинным портом. После открытия Суэцкого канала работы прибавилось, а затем порт стал одним из звеньев цепи угольных станций британского флота, на котором базировалось господство империи. Как и у Гонконга, экономика Сингапура была построена на трафике опиума, доля которого до 1900 года доходила до половины оборота. Потом пришли другие продукты: каучук, олово, нефть. Все эти товары нужны и для военной экономики, что не укрылось от взгляда японских милитаристов. Поэтому вместе с Перл-Харбором, 7 декабря 1941 года японские бомбы полетели и на Манилу, и на Гонконг, и на Сингапур. После войны Штаты заставили Британию уйти, уйдя и сами с Филиппин.

Ли Куан Ю сделал из страны «ядовитую устрицу», которую трудно проглотить. Для этого он создал внушительную армию. Второй целью стало держаться возле крупной рыбы, то есть при старом и новом хозяинах – Великобритании и США. От коммунистов избавились без малейших терзаний, а статую колонизатора Раффлза оставили в покое (не то, что индонезийцы). Эта статуя послужила путеводным маяком для западных компаний, которые сделали из Сингапура второй порт планеты. Помогло этому быстрое переоборудование на контейнеры (Лондон не справился, после чего пришлось строить на месте обанкротившихся доков небоскрёбы).

Статуя Стэмфорда Раффлза в Сингапуре

Начали с эксплуатации дешёвого труда по примеру Пуэрто-Рико, но к восьмидесятым стали двигаться вверх по цепи стоимости в сторону электроники и полупроводников и выстроили финансовый сектор. Сингапур стал одним из крупнейших офшоров мира. Начиная с 1968 года, банки стали выдавать займы в долларах, а десятилетием спустя были отменены ограничения на продажу иностранных валют. К 1994 году Сингапур догнал бывшую метрополию по ВВП на душу населения. Секретом успеха исследователи называли конфуцианские культурные традиции и коллективные ценности. Они служили компонентой сингапурской модели, которая была чем-то большим, нежели страной-корпорацией. Упор на культуру помогает оправдывать подавление гражданских свобод в Сингапуре. Как и в Гонконге, там сочетали экономическую открытость с политическим контролем.

Глобализация принесла призывы к свободе, но Ли сказал в 1974 году, что перед тем, как делить, надо вырасти. Его слова стали примером и для китайских коммунистов, столкнувшихся с необходимостью пересмотра традиционной риторики после подавления студенческих демонстраций в 1989 году. Обе страны допустили неравенство в среднесрочной перспективе, чтобы добиться долгосрочного роста. Сотни китайских делегаций посетили Сингапур в одном лишь 1992 году. На территории КНР появилось множество мини-Сингапуров со своими собственными законами и системами соцобеспечения, списанных с оригинала. Насаждение конфуцианского капитализма замаскировало оставление Китаем социалистической модели, сделав новую модель более самобытной на вид.

В то время, как остальные страны мира объединялись в торговые блоки, Сингапур стал талисманом для евроскептиков и ультраправых вообще, которые вопили о том, что международные договора являются троянскими конями для левых, вставляющих в эти договора свои хотелки. Там с раннего детства внушали, что никто тебе ничего не должен. У них нет общественной медицины, но есть обязательные счета в банке, куда должны откладывать на лечение, пенсию и жильё. Под разговоры о конфуцианской заботе о родителях расходы по обеспечению ухода переложили на плечи семей. Эти идеи легли в основу видения будущего Великобритании после выхода её из состава Евросоюза: оппозиция общественному здравоохранению, низкие налоги, дерегулирование, размягчение трудового законодательства, комбинация офшоров и эксплуатации.

Но оказалось, что этот «цветок» не так уж легко приживается на новой почве, а требует долгого ухода. Сформировав сеть свободных портов на своём побережье, англичане обнаружили, что законы ВТО ненамного лучше правил Евросоюза. Сингапур не пускал всё на самотёк, а целенаправленно занимался проектами вроде «Жильё для народа» (начатого в 1963 году). К 1977 году 60% сингапурцев жили в общественных домах, а четвертью века спустя таких было уже 80%. При этом земля оставалась собственностью государства, которое всегда могло вмешаться в случае необходимости.

Что принесёт будущее? Продолжится ли стремление к снижению налогов и зарплат или станут больше инвестировать в уровень жизни? Если обратить внимание на проблему изменения климата и с привозной рабочей силой, то это становится похоже на проблемы той же Британии, которая вышла из Евросоюза не от хорошей жизни. Этот город научил нас тому, что если наладить дисциплину и запастись терпением – то всё станет возможно. Но он же показал всему миру свои противоречия: безудержный рост, социальная безопасность для некоторых за счёт растущего числа бесправных и всё больше несогласных в процессе усиления неравенства. Автор завершает главу удачными словами:

В конце концов, Сингапур не остров – он повсюду.

И опять легковесная критика: они добились успеха, но у них нет демократии, да ещё неравенство. Но покажите мне, где лучше! Самый бедный сингапурский гастарбайтер не стремится к себе на родину, но продолжает зашибать деньгу у буржуина и высылать семье. Если пойти на то, что неявно предлагает автор, и обеспечить всех приезжающих социалкой, то мы получим Британию десятилетней давности, которая проголосовала против такой жизни. Правда в том, что наша планета безнадёжно перенаселена, и если приоткрыть двери там, где хорошо – её снесут с петель и сделают так же плохо, как и повсюду. Хотят ли этого сами сингапурцы? Не думаю.

Успех же лондонского Сити дался ценой похорон остальной промышленности Британии (кроме нефтянки, но та и сама загибается по мере исчерпания запасов), поскольку законодательство, заточенное для финансов, мешает её развиваться. Свобода торговли хороша лишь тогда, когда ты делаешь дешевле всех. В девятнадцатом веке так и было. Но сегодня Британии нужны торговые барьеры, чтобы снова вырастить свою промышленность. В нынешних условиях - нереально. Ситуацию ухудшает то, что доверие инвесторов к Сити падает на фоне конфискаций финансовых активов неугодных стран, а геополитическая ситуация в мире ухудшается. Правительства у них так часто меняются не от хорошей жизни. Я не берусь предсказать будущее Сити и Британии в целом.

Магнитный узор океанического дна

Эта теория может предсказать нам и будущее континентов на сотни миллионов лет вперёд. Есть несколько сценариев. Если процесс расползания остановится, то континенты могут снова собраться в Пангею Ультиму. Также они могут собраться в районе Северного полюса, сформировав Амазию. Вероятно также, что Австралия и Америка сольются в Аврику. Но самый вероятный сценарий – формирование нового суперконтинента: Новопангеи. Это когда Америка столкнётся с Австралией и Антарктидой, которые в свою очередь въедут в Азию.

Земля через 200 миллионов лет

Делать такие выводы нам позволяет математическое моделирование на основании экспериментальных данных. Данных, которые можно скормить в модель, достаточно много. Это и разнообразные минералы, и ледовые керны Гренландии и Антарктики, и остатки древней жизни.

Эти остатки говорят нам и о деятельности человека. Древние охотники и собиратели истребили 178 видов мегафауны, начали вырубать леса, культивировать растения и приручать животных. Дальше – больше, и вот уже с 1945 года мы оставляем планетарный след, скачкообразно подняв содержание углерода-14 в атмосфере.

Бомбовый импульс

Началось Великое Ускорение. Население планеты выросло втрое, половина обитаемой территории пошла под сельскохозяйственные угодья. Искусственные материалы (половина из которых – бетон) весят уже больше, чем вся биомасса. Многие биологи опасаются, что мы вызываем Шестое массовое вымирание. Мы изменяем даже геологию. На Гавайях обнаружили новый материал, который назвали пластигломерат. Он получается из мусорного пластика в сочетании с осадочными породами, базальтом и органикой.

Пусть иногда мы видим природу чем-то отличным от нас, но наша судьба неразрывна с судьбой биосферы и геофизики планеты. Исследователи не уверены, что Великое Ускорение может продолжаться, несмотря на весь технический оптимизм. Цивилизации живут в среднем 336 лет, так что времени не так уж много. Несмотря на некоторые позитивные сдвиги, остаётся ещё увидеть, куда мы придём: к Великой Развязке или к Великому Коллапсу.

Долгий взгляд в науке – продукт труда поколений исследователей, о чём свидетельствует история открытия парникового эффекта, которая началась в далёком 1856 году с предположения американской исследовательницы Юнис Фут о влиянии углекислого газа и пара на консервацию тепла. После неё были ещё учёные, включая Джона Тиндалла, Сванте Аррениуса, Томаса Краудера и многих других, которые помогли распутать сложные взаимосвязи в климате планеты, на которую всё сильнее мы влияем. Наука даёт нам неутешительный прогноз повышения температуры воздуха, подъёма уровня океана, таяния ледников, закисления океанических вод, катастрофических пожаров и прочих бедствий. Нам известно будущее нашей планеты, и оно не радужное.

Встаёт последний вопрос: что мы должны сделать с этим? Казалось бы, ответ прост: постараться смягчить своё влияние и пощадить экосистемы. Но придётся делать выбор. Или мы восстанавливаем экосистемы до дикого состояния, снижая свой след, или создаём новые, в которых смогли бы жить вместе с животными. Во всяком случае, здесь не обойтись без трудных компромиссов. Придётся сокращать собственный потенциал и даже население при первом варианте либо иметь дело с неожиданными последствиями при втором. Слишком много попыток скорректировать экологический дисбаланс окончились неудачей. Одна неудачная попытка генной модификации – и существование многих видов, эволюционировавших миллионы лет, окажется под угрозой. Автор надеется, что мы можем найти третий, сбалансированный путь. Не только можем, но и должны. Антропоцен длится всего семьдесят лет, а мы уже наворочали дел с необратимыми последствиями. И если наука не может указать нам путь, она, тем не менее, говорит нам, где мы находимся.

Кому ещё можно взглянуть в будущее, как не художнику? Одним из популярнейших символов, связанных с преемственностью поколений, является дерево. Когда в девятнадцатом веке в Оксфорде задумались о замене колонн для своего главного зала, обнаружили, что основатели университета специально для этого посадили дубовую рощу половину тысячелетия назад, где она и ждала своего часа. Это оказалось байкой, но её популярность говорит о популярности самого символа. Вообще, деревья охотно сажают для блага потомков. Вспомнить хотя бы кипарисы для регулярного обновления главной синтоистской святыни. В восемнадцатом веке в Британии царила «кленовая лихорадка», когда подданных поощряли высаживать деревья для военно-морского флота в качестве акта патриотизма. Современные начинания включают в себя «ясеневый купол» скульптора Дэвида Нэша, который состоял из 22 деревьев, высаженных по кругу так тесно, что их ветви переплетались между собой. В далёком 1977 году Дэвид надеялся выйти за пределы своей эры. Увы, надеждам не суждено было сбыться. Проект похоронила глобализация, а именно импорт вредоносного грибка вместе с экзотической флорой из Азии. В 2012 году грибок прибыл в Великобританию, и скульптор понял, что это творение не переживёт автора.

Ясеневый купол в период расцвета

Вот как бывает, когда твои долгосрочные планы рушатся по причине недальновидных действий других.

Нам известно много средств художественной передачи связи времён. Популярнейшим из них является рассказ, устный или письменный. Зажигают воображение действенные аналогии. Многие художники пытаются отобразить время через пространство в своих произведениях. Британский геофилософ Дэвид Чейни сжимает время, протекшее с Большого Взрыва до пределов одной комнаты в своей инсталляции.

Схема Донецкого синдрома

Связь с потомками можно завязать, сделав им подарок, как это делают авторы Библиотеки будущего, про которую рассказывал Мартин Пухнер в своей недавней книге. Этот проект, подобный другим капсулам времени, имеет то свойство, что завещает потомкам то, что мы хотим оставить, а не то, что они хотели бы от нас получить.

Некоторые произведения намеренно делают очень медленными. Джем Файнер написал музыку, которая будет длиться более тысячелетия. Его пьеса Longplayer исполняется оркестром тибетских гонгов и колоколов в здании одного из лондонских маяков и будет звучать до конца 2999 года. В 1996 году в Гамбурге заработала «капельная машина» Богомира Экера, которая будет «строить» сталагмит из дождевой воды, протекающей через слой земли, на протяжении как минимум пятисот лет. Также в Германии в городке Вемден строится Пирамида времени. Каждое десятилетие добавляется очередной бетонный блок, которых накопилось уже четыре штуки. Окончание планируется на 3183 год.

Пирамида времени

Как мы уже знаем, особенно хорошо осуществляют связь времён повторение и ритуал. Это ведёт нас к искусству, в котором принимают участие многие поколения. Один из подобных объектов сохранился в британском Уффингтоне. Три тысячи лет назад обитатели близлежащего городища стали рыть траншеи и наполнять их мелом, так что с высоты можно было бы увидеть фигуру лошади. Необходимо уточнить, что за рисунком требовался непрерывный уход, потому каждые семь лет к ярмарке траву выпалывали, а мел подсыпали.

Уффингтонская белая лошадь

Это напоминает нам о важности такой будничной задачи, как поддержание объекта в функциональном состоянии. Все мы склонны восхищаться создателями, но забываем тех, кто из года в год своим трудом обеспечивает передачу творений потомкам.

Творчество тоже может быть коллективным. Жители голландского Утрехта пишут долгую поэму, добавляя по букве каждую субботу. Они написали уже добрую сотню метров, и каждый может сделать свой вклад хотя бы в приобретение очередного камня, на котором будет сбоку выбито его имя. Сами стихи создаются поэтами по очереди. Каждый пишет свою пару строчек.

Вам придется с чего-то начать, чтобы дать прошлому место,
настоящее имеет все меньше и меньше значения.
Чем дальше вы находитесь, тем лучше.
Давай, оставь свой след.
Забудьте о вспышке, в которой вы можете существовать,
мир — это ваша карта улиц.
Было время, когда ты был кем-то другим: оно прошло...

И дальше в том же духе.

Ужаснувшись индивидуализму своих сограждан, которые мыслят лишь сегодняшним днём, музыкальный продюсер Брайан Ино создал с единомышленниками фонд Lond Now Foundation, который работает под девизом «медленнее и качественнее». Среди проектов – сохранение вымирающих языков, долгосрочныее прогнозы, семинары о долгосрочном мышлении, публичная библиотека, и, конечно, Тысячелетние часы, сооружаемые в скалах Западного Техаса. Часы строятся на деньги Джеффа Безоса ( бюджет проекта – 42 миллиона) и должны проработать как минимум 10000 лет с возможностью техобслуживания и ремонта простыми инструментами, которые были доступны уже в бронзовом веке. Чтобы увидеть, который час, их надо завести, но даже в незаведённом состоянии они считают время при помощи энергии разницы температур дня и ночи.

Узлы механизма Тысячелетних часов

Стремление создателей часов – побудить посетителя задуматься о своём месте во времени. Само строительство дало достаточно поводов думать о Вечном: слишком много событий, которые потенциально могут разрушить часы. Чтобы они долго продержались, были использованы керамические подшипники, а также прочие долговечные материалы. Место установки было выбрано подальше от людей, хотя нельзя исключить, что нравы поменяются, и кто-то специально придёт туда, чтобы их разрушить. Автор всё же надеется, что потомки смогут постичь намерения создателей и поймут этот символ необходимости долгосрочного мышления.

В заключительной главе автор привёл несколько соображений в пользу долгого взгляда: он позволяет смотреть на мир с надеждой, даёт потомкам возможность выбора, позволяет мечтать о разном будущем и напоминает нам об общих ценностях. На рассуждения о далёком будущем некоторые возражают, что скоро всё равно наступит конец света. Но лучше делать что-то, чем не делать ничего. Кто знает, многое может случиться, терять надежду нельзя ни в коем случае.

Человечество обладает потенциалом построить «глубокую цивилизацию». Под этими словами автор понимает будущее, при котором бизнес мыслит не квартальными планами, а этическими и устойчивыми целями. При котором политики заботятся о благе всех людей и живых существ во все времена, а не только о своём электорате. При котором журналисты дают информацию в глубоком временном контексте, а каждый гражданин знает, что он – всего лишь звено в цепи поколений. Многие скажут, что это утопия, но автор считает, что такое видение имеет право на существование. Мы просто не можем представить себе своё собственное будущее, хоть сами изменились с того времени, как были детьми. Правда, путь туда далёк и тернист. Но идти нам предстоит вместе. Поможем другу как-нибудь. Ближайшие годы могут стать периодом исторической развилки. Либо мы уничтожим себя из-за неспособности мыслить веками, либо будем процветать миллионами лет. Ключ к процветанию лежит в способности долгого взгляда.

Лично мне эти попытки художников напоминают не стремление завязать связь с потомками, а желание застолбить себе место в их памяти. Но символы далеко не всегда долговечны и эффективны. Более продуктивным было бы строительство объекта, который приносит пользу. В Нидерландах век за веком люди отвоёвывали землю у моря, строя плотины и непрерывно выкачивая воду. Коллективный труд на благо потомков сплотил их общество в единую нацию. И сегодня нам есть, чем заняться. Цивилизация построила огромное количество сооружений, которые требуют ухода. Хроническая проблема недостатка средств заставляет сдвигать сроки, и время от времени мы узнаём, как где-то обрушилось здание или упал мост. Я думаю, лучше бы журналисты больше писали не о подобных бедствиях, а о том, как восстанавливаются объекты, заложенные нашими предками.

В последнем абзаце автор вспоминает важнейшие проблемы XXI века: изменение климата и социальное неравенство. Как видно, эта книжка – не что иное, как замаскированная агитка за отказ от ископаемого топлива. Чего стоит лишь один долгий рассказ об открытии парникового эффекта. Подобной агитацией пестрят полки книжных магазинов на Западе, это дело щедро проплачено и находит поддержку влиятельных кругов. Вот и нашего автора отправили на год учиться в MIT, а потом оплатили труд ассистента для написания этой книги.

Кто-то возразит мне: нужное ведь дело. Ведь проблема действительно существует. Согласен! Но дело в том, что у нас есть другие, не менее важные проблемы. Фишер противоречит самому себе, ведь он говорит о вещах, которые на самом деле не являются экзистенциальными. Изменение климата не грозит нам полным уничтожением, как не грозит и неравенство, которое всегда было бичом человечества. В этом смысле я на стороне лонгтермистов: в первую очередь нужно заботиться о самом важном. Книга вышла недавно, но в ней практически не упомянута главная опасность наших дней: вероятность глобального военного конфликта. Для автора, похоже, она не существует. Жаль.

Развить долгий взгляд нам поможет обширный культурный опыт. Веками мы создаём долговечное наследие для передачи потомкам. Автор называет это стратегией Patek Philippe по причине того, что эта фирма культивирует образ своих часов как чего-то непреходящего, связывающего поколения воедино. Если верить их рекламе, то мы никогда, по сути, не владеем часами этой марки, а просто содержим их для следующего поколения.

Передать по наследству можно не только предмет, но и идею. Как это лучше сделать – лучше спросить у профессионалов. Зороастрийцы поддерживают свой вечный огонь вот уже полторы тысячи лет. Синтоисты в Японии перестраивают свой храм Исэ каждые два десятилетия вот уже на протяжении 1300 лет. После того, как построен новый храм, в него торжественно переносят священные реликвии. Считается, что за ними переселяются и боги. Старый храм сносят, а на его месте через двенадцать лет закладывают новый, чтобы закончить его к моменту следующего переезда. Традиция неукоснительно соблюдается, хоть новый храм и не должен быть точной копией старого.

Храм Исэ

Необычайной действенностью при передаче идей обладает ритуал. Антропологи говорят, что ритуалы помогали укрепить доверие, кооперацию и сплочённость цивилизаций, приводя их к расцвету. Можно выделить характерные черты ритуалов: синхронность действий и демонстрация, употребление пищи, огонь и курения, а также процедура очищения. Детали не имеют значения. Бывают совсем глупые ритуалы, как например процессия утки раз в сто лет в Оксфорде. Но все они демонстрируют нашу связь с предками, несмотря на различия. Важны идеи, которые при этом передаются, и поведение, которое прививается. Каждый чувствует себя частью общества в связи времён на пути к достижению чего-то более великого, чем он сам.

Ещё одной временной перспективой, которую дают нам религии – это то, что автор называет «трансцедентным взглядом на время», будь то представление о конце света или сменяющие друг друга эры в цикле непрестанного разрушения и созидания. Сегодня уже учёные задумываются, наступит ли после Большого взрыва и расширения Вселенной обратная фаза сжатия.

Многие первобытные культуры создали свой долгий взгляд, согласованный с природными циклами. Согласно поколенческому мировоззрению, прошлое, настоящее и будущее постигаются через линзу тесного родства и личной ответственности. Наиболее явно это выразилось в идее «седьмого поколения», коренящуюся в Великом законе ирокезов. Согласно этой идее, мы должны жить и работать для блага наших потомков вплоть до седьмого колена. Правда, её можно интерпретировать по-разному. Отдельные комментаторы уточняют, что идея эта может быть направлена не только в будущее, но и в прошлое.

И на Западе есть мыслители, работающие в сходной парадигме. Их называют лонгтермистами. Они призывают не только думать долговременными горизонтами, но и делать нечто большее для блага потомков. Одним из первых лонгтермистов можно назвать Дерека Парфита. Этот экстравагантный философ ел всегда одной рукой, потому что в другой держал книгу, а пил растворимый кофе с горячей водой из крана, чтобы не тратить время на кипячение. И даже носил одну и ту же одежду в любую погоду, чтобы не задумываться о том, что надеть с утра. Конечно, не за это помнят этого мыслителя. А за его идею, что мы имеем моральные обязательства не навредить не родившимся ещё людям.

Лонгтермизм коренится в альтруизме. Тоби Орд, вдохновившись идеями Парфита, публично объявил о том, что пожертвует миллион фунтов в целях борьбы с бедностью. Этого миллиона, однако, у него не было, и потому он живёт на скромные 330 фунтов в месяц, отдавая остаток на благотворительность. Так он собирается делать до конца дней своих. Вместе с Уильямом МакЭскилом организовал влиятельное общественное движение: эффективный альтруизм. Эффективные альтруисты – не простые филантропы. Они стремятся к конкретным, максимальным результатам. Для этого нужно сформировать иерархию целей, конечно. И здесь мы приходим к лонгтермизму.

Вышеупомянутыми мыслителями движет забота о грядущих поколениях. Сотнях, тысячах, миллионах поколений. Их может не быть, если человечество полностью истребит себя посредством искусственного интеллекта, рукотворной пандемии или климатической катастрофы. Орд исследовал разные сценарии, пытаясь оценить их вероятность. Он пришёл к выводу, что сегодня мы переживаем критический период. Мы – первое поколение, владеющее технологией своего собственного уничтожения, но не владеющее мудростью сделать так, чтобы этого не случилось. Поэтому эру антропоцена, начавшуюся 16 июля 1945 года (дата первого атомного испытания), он предпочитает называть «пропастью».

Однако у лонгтермистов есть проблема. Она состоит в том, что польза сегодня не имеет тот же вес, что польза завтра. При оценке инвестиций играет большую роль, когда вкладываются деньги. Ведь иначе их можно положить в банк, и они принесут доход. Поэтому потраченное (и полученное) сегодня дисконтируется по отношению к будущим суммам. Дисконтирование присутствовало уже в экономической модели Поля Самуэльсона в тридцатых годах прошлого века. Да что говорить – оно у нас в природе. Большинство согласится, что лучше получить удовольствие сегодня, чем когда-нибудь потом. Так вот, если мы вобьём процентную ставку в 3,5%, как это делает Британское Казначейство, да на сотню лет, то получим вес будущей пользы всего в три процента. Далёкое будущее практически ничего не весит в этом смысле. Орд с коллегами выступает за пересмотр этого подхода. Они указывают, что таким образом недооценивается влияние серьёзных катастроф в будущем.

Разумеется, если оставить дисконтирование в силе, то не поможет даже расчёт пользы триллионов наших потенциальных потомков. Да, триллионов! Солнцу ещё долго светить. Потому-то Орд называет наш период «пропастью»: слишком многим рискуем. Столь большие цифры побудили Хилари Гривз и Уильяма МакЭскила разработать так называемый «сильный лонгтермизм». Они считают, что для достижения максимума пользы мы должны намного больше тратить для блага далёких поколений. Конкретно это должно означать больше инвестиций в снижение риска рукотворной пандемии или обуздание искусственного интеллекта.

Число наших предков и потомков. Один треугольничек соответствует текущему населению Земли.

Стоит отметить, что не все с этим согласны. Раздаются голоса, что насущные интересы игнорировать никак нельзя. Надо хотя бы пытаться инвестировать туда, откуда пользу будем извлекать и мы, и последующие поколения. Есть и этические нюансы. Должны ли мы делать людей счастливыми или делать счастливых людей? Ещё Парфит ломал голову над этой дилеммой. Есть и те, кто подозревают, что лонгтермизм может завести нас слишком далеко, так что мы отдадим все ресурсы в угоду воображаемому будущему. А ведь у нас и сегодня достаточно проблем. Ну и, конечно, никто не знает, что случится в будущем.

Таким образом, у лонгтермизма хватает и противоречий, и сложных проблем. Тем не менее, автор считает, что имеет смысл вкладываться в предусмотрительные меры, которые снизили бы вероятность глобальной катастрофы в будущем. Однако для него долгий взгляд – это скорее отношения между поколениями, а не математика. А ведь ещё не забыть о братьях наших меньших! О них тоже нужно заботиться.

Звучит красиво, но есть и проблемы, как отмечает и автор. Первая из которых состоит в том, что мы не можем отказаться от практики дисконтирования, потому как она напрямую связана с процентной ставкой, лежащей в основе капиталистического общества. Церковь веками пыталась сдерживать человеческую жадность, но результат, увы, налицо. Далее, делая что-то на благо потомков, мы далеко не всегда можем быть уверены в том, что это действительно им поможет. Благие намерения – это далеко не всё. Мы не знаем ни точного механизма расчёта последствий наших действий, ни внешних обстоятельств, которые могут измениться буквально с сегодня на завтра. Ну а расчёт триллионов предполагаемых потомков – откровенный мухлёж в свете эволюции. Вся эта статистика, на мой взгляд, притянута за уши для того, чтобы обосновать желание «дать голос» нерождённым потомкам. Не зря некоторые называют её «математическим шантажом».

В чём действительно правы лонгтермисты – это в том, что мы не имеем права подвергать человечество риску полного уничтожения. А он есть. Потому действительно надо что-то делать. Но делать нужно сообща. Пока человечество разобщено – ничего не получится. Потому я бы сказал, что главная опасность для современного человечества – это разобщение.

Лонгтермисты – новое поколение альтруистов, которые всегда находятся в меньшинстве. Природу человека не изменишь, как показал крах попыток воспитать нового человека. Пороки остаются с нами. Да, их надо стремиться обуздать. Да, надо мечтать. Но мечта эта сродни линии горизонта, которая отойдёт от нас настолько, насколько мы продвинемся вперёд.