20 декабря 1941 г. красноармейцам 331-й стрелковой дивизии, вступившим в освобожденный от гитлеровцев Волоколамск, предстало страшное, но привычное по городам и селам, побывавшим "под немцем", зрелище. На главной городской Ново-Солдатской улице был устроена виселица из перекладины, закрепленной между стволом березы и телеграфным столбом, на которой качались обледеневшие тела восьмерых повешенных. Смерть уже исказила их черты, но было видно, что все они очень молоды. Шесть парней и две девушки в поношенной гражданской одежде; так одевались тогда и в небольших советских городках, и в колхозах...

На вопрос командиров: "Кто это? Почему до сих пор не сняты?" местные жители, еще не оправившиеся от страха оккупации, отвечали: "Это не здешние". Вскоре стало известно, что погибшие - партизаны, расстрелянные, а затем вздернутые немцами на виселицу 5 ноября 1941 г. У места гибели молодых героев был собран траурный митинг, на котором перед бойцами и жителями Волоколамска выступили начальник политотдела 331-й стрелковой дивизии полковой комиссар В.И. Шипилов и местная жительница П.П. Семенова, свидетельница казни.

20 и 21 декабря 1941 г. в освобожденном Волоколамске побывали корреспонденты Совинформбюро Евгений Петров (известный как соавтор Ильи Ильфа) и Евгений Кригер, знаменитый кинооператор Роман Кармен и художник-баталист Петр Кривоногов. История восьмерых повешенных с Ново-Солдатской улицы появилась на первых полосах ведущих советских газет...
Первоначально молодые партизаны были похоронены с отданием воинских почестей на месте своей гибели. Потом настал черед установления имен. Зимой 1941-42 г. это оказалось несложно для стандартной в таких трагических случаях комиссии Западного фронта и представителей советских и партийных органов. Раз партизаны, такие молодые и "не здешние", значит, скорее всего, бойцы одного из истребительных отрядов, созданных из комсомольского актива для разведывательно-диверсионных действий в ближнем и среднем тылу врага. На Московском направлении в то время подобные боевые задачи выполнялись преимущественно подразделениями знаменитой в/ч 9903, готовившей бойцов в основном из комсомольцев-добровольцев Москвы и Маковской области (всего зимой 1941-42 гг. сражались 45 групп; из их состава 431 бойцов и командиров погибли или пропали без вести). 9 января 1942 года комиссия Запфронта установила, что в Волоколамске 4-5 ноября 1941 г. погибла группа под командованием мл. политрука Константина Пахомова в составе: "тт. Пахомов К.Ф., Кирьяков П.В., Галочкин Н.А., Ординарцев В.В., Маленков И.А., Луковина-Грибкова А.В., Полтавская Е.Я., Каган Н.С.". В основном это были комсомольцы с московского завода "Серп и молот", и им было от 19 до 29 лет...
Об очень коротком боевом пути и трагической гибели молодых истребителей-диверсантов, повешенных нацистами на Ново-Солдатской улице, написано немало. В т.ч. огромная работа по установлению их биографических данных и обстоятельств первого и последнего боя проведена Волоколамскими краеведами. Но, только дополняя друг друга, эти ценные статьи и материалы дают целостную картину жизни и смерти восьмерых из группы Константина Пахомова.
Решил скомпоновать эти данные одним блоком, объединив, в первую очередь, биографические сведения о бойцах этой диверсионной группы (ребята были в большинстве своем очень яркие и неординарные!), а также документальные и достоверные мемуарные материалы о происшедшем в Волоколамске 4-5 ноября 1941 г., когда они отдали свои молодые жизни за Советскую Родину и родную Москву.

СОСТАВ ДИВЕРСИОННОЙ ГРУППЫ:

1. Константин Федорович Пахомов (1912 г.р., Москва), командир группы, воинское звание - младший политрук. Беспартийный, кандидат в члены ВКП (б). С 1931 до октября 1941 работал на московском заводе «Серп и молот», сначала электромонтером, затем, после окончания заводского техникума, инженером-конструктором. Был замкомсорга заводской организации ВЛКСМ (т.к. на 1941 г. комсомольцем уже не являлся "по возрасту", то в прошлом), работал в заводском спортивном обществе «Металлург», состоял в редколлегии заводской газеты «Мартеновка». Увлекался альпинизмом. В июле 1941 г. успел отличиться при спасении пострадавших во время немецких авианалетов на Москву. Писатель М.И. Крайман ("Юные защитники Москвы") приводит версию, что Константин Пахомов участвовал в Советско-финляндской войне 1939-40 гг., что косвенно подтверждается наличием у него воинского звания "мл. политрук", однако ничего более конкретного найти пока не удалось.
2. Наум Самуилович (Николай Семенович в ряде док-тов) Каган, (1915 г.р.) комсорг группы, член ВЛКСМ, кандидат в члены ВКП (б). Родился в 1915 году в Витебске, в традиционной еврейкой семье, его отец ремесленничал. С двух лет остался без матери и воспитывался у сестер в Ленинграде. Там же окончил Керамическо-стекольный техникум. Работал на Дулевском фарфоровом заводе. Был талантливым и очень трудолюбивым молодым человеком. Без отрыва от производства закончил вечерний институт на «отлично» и овладел двумя иностранными языками. Работу на московском заводе «Серп и молот» начал в качестве мастера котельной, затем стал начальником смены, позже механиком цеха. С 1936 работал в теплосиловом цехе инженером, был отмечен руководством как рационализатор производства.
3. Павел Васильевич Кирьяков (1915 г.р.), воинское звание - красноармеец, член ВЛКСМ. Единственный из группы, кто достоверно имел боевой опыт; не исключено, что был кошмаром командира "неформальным лидером". Родился в семье рязанского крестьянина. До октября 1941 года работал в качестве машиниста в фасонно-литейном цехе московского завода «Серп и молот», считался лучшим стахановцем цеха. Участвовал в Советско-финляндской войны 1939-40 гг., на которой дрался в составе добровольческого лыжного батальона комсомольско-молодежного актива (17-й лыжбат, формировавшийся в Шуе?); вероятно, был награжден медалью "За боевые заслуги" или "За отвагу", однако в наградном листе на него от 12.01.1942 о награждении медалью не упоминается.

4. Николай Александрович Галочкин (1914 г.р., Москва), член ВЛКСМ. Из рабочей семьи. С 1938 до октября 1941 гг. работал конструктором в техническом отделе московского завода «Серп и молот».
5. Виктор Васильевич Ординарцев (1923 г.р., Москва), член ВЛКСМ. Самый юный в группе. Из семьи потомственного рабочего, работал слесарем московского завода «Серп и молот».
6. Иван Александрович Маленков (1922 г.р. Клин), член ВЛКСМ. Из семьи служащих, работал слесарем в «Москабеле». Высказанную в исследованиях версию, что он был сыном репрессированного "совработника", считаю несостоятельной потому, что с таким "наследством" путь в разведчики-диверсанты был бы отрезан.
7. Евгения Яковлевна Полтавская (1920 г.р.), член ВЛКСМ. Родилась в Витебске в семье партийных работников, участников Гражданской войны, училась на третьем курсе Московского художественно-промышленного училища имени М.И.Калинина. Мечтала стать знаменитой художницей, прекрасно пела и танцевала, среди сокурсников пользовалась репутацией, что называется, "души компании". С начала Великой Отечественной войны пыталась вступить в Красную Армию, летом 1941 г. работала на строительстве оборонительных рубежей под Смоленском.
8. Александра Васильевна Луковина-Грибкова (1922 г.р., д. Устье Московской обл.), член ВЛКСМ. Из рабочей семьи, мать - активная участница рабочих забастовок и Октябрьской революции. Брат - кадровый военнослужащий Красной Армии. До октября 1941 г. работала на мебельной фабрике. Занималась в театральной студии (драмкружке, согласно терминологии того времени) при МХПУ им. Калинина, где еще до войны подружилась с Евгенией Полтавской. Возможно, училась также на вечернем отделении.

(Источники: http://pobeda.elar.ru/issues/oborona-moskvy/smert-vosmi-patriotov/; https://vk.com/wall-91261513_139778; https://0gnev.livejournal.com/358007.html; https://warhistory.livejournal.com/2615134.html и др.)

БОЕВАЯ ЗАДАЧА И ВООРУЖЕНИЕ.
Все бойцы из группы Константина Пахомова проходили боевую подготовку в в/ч 9903 с октября 1941 г., в то же время, что и Зоя Космодемьянская и были с нею знакомы. В случае с Зоей, прибывшей на обучение в диверсионную школу 31 октября 1941 г., а уже 4 ноября направленной на первое задание, подготовка продолжалась всего несколько дней. По группе Пахомова есть только общие данные о службе в Красной Армии "с октября 1941" по всем ее участникам; возможно, в их случае обучение продолжалось дольше.
Переход группой Константина Пахомова линии фронта для выход на боевое задание в район Волоколамска состоялся 4 ноября, совместно с группой Михаила Соколова, в составе которой была и Зоя Космодемьянская (группа Соколова успешно выполнила задание по минированию дорог и 11 ноября в полном составе вернулась к своим). Линию фронта удалось пересечь в оперативном разрыве между частями противника в районе деревни Ченцы, в примерно 4 км от Волоколамска.
Воспоминания участников выхода:
Капитан Батурин Ф.П., сопровождал группы до линии фронта:
«Перед 7 ноября командованием части за 2-3 дня было направлено в тыл противника 14 групп. Мною было подготовлено и заброшено 4 группы на истринском направлении. Две из них хорошо запомнились. Одной командовал очень живой, худощавый чернявый парень. Другую возглавлял несколько скуповатый на слово парень. Уже после войны, обмениваясь мнениями с офицерами штаба, мы пришли к общему мнению, что первая группа возглавлялась К. Пахомовым. Во второй группе были Клава Милорадова и Зоя Космодемьянская».

Клавдия Милорадова, боевой товарищ Зои Космодемьянской:
«4 ноября мы выехали под Волоколамск, где должны были перейти линию фронта и углубиться в тыл противника: нам предстояло заминировать Волоколамское шоссе. К шоссе шли две группы: наша и Кости Пахомова. В группе Кости было две девушки – Шура и Женя. Прощаясь, они сказали: «Выполнять задание будем по-геройски, а если умирать, так тоже по-геройски, и Зоя ответила: «А как иначе!».

Михаил Соколов, командир группы Зои Космодемьянской:
«4 ноября на грузовиках осторожно двинулись в сторону Волоколамска. Каждый из нас нёс на себе до 2-х пудов страшного подрывного груза и по триста штук патронов. На Волоколамском шоссе, у станции Горюны (Анино) мы обнялись, попрощались и разошлись. Группа Кости повернула влево. А я со своей группой двинулся на Петровский большак».
Вооружение истребительных отрядов в/ч 9903 максимально соответствовало их главной задаче - производить диверсии на коммуникациях и, хотя известный приказ СВГК № 428 вышел несколько позднее (17 ноября), поджигать и уничтожать места дислокации противника. Поэтому основной упор был сделан на мины, взрывчатку, бутылки с зажигательной смесью и т.п. Предусматривалось, что бойцы-истребители могут работать в тылу врага под гражданское население, потому они носили гражданскую одежду и, как правило, в зависимости от конкретной задачи, не получали винтовок или автоматов. Основным стрелковым оружием были пистолеты, в основном - легендарные револьверы системы Нагана обр. 1895 г., овеянные в представлении советских комсомольцев романтическим ореолом "той единственной Гражданской". Оружие, несомненно, отличное, но недостаточно быстрое в перезарядке - чтобы "накормить" барабан патронами требовались время и сноровка. Не исключено, что ребятам из группы Пахомова в их первом и последнем бою могло не хватить того или другого, и это стало причиной их захвата немцами. К тому же количество "стволов" в истребительных группах было, как правило, меньше, чем число бойцов - оружие получали только те, кто реально умел стрелять.

Задачей группы Константина Пахомова было уничтожать двухэтажное здание бывшей епархиальной богадельни в Волоколамске (не сохранилось до нашего времени), в котором располагался штаб немецкого 74-го артиллерийского полка (Artillerie-Regiment 74) 2-й танковой дивизии. Полком в это время командовал оберст (полковник) Карл Фабиунке (Karl Fabiunke), находился ли он 4-5 ноября в расположении своего штаба - неизвестно.

ПЕРВЫЙ БОЙ - ПОСЛЕДНИЙ БОЙ.
Комсомольцы-истребители приступили к выполнению этой задачи буквально через пару часов после перехода линии фронта, ночью с 4 а 5 ноября 1941 г. Но тут их настигла роковая неудача.
У Волоколамских краеведов существует две основных версии этих трагических событий.
Первая гласит: "...они перешли линию фронта и на подступах к городу решили отдохнуть и погреться, разведя костер на Возмищенском кладбище. Дым от костра заметила одна из жительниц города и отправилась к оккупационным властям. Она обратилась к переводчику, служившему гитлеровцам, со словами: "Пан, пан! Там на кладбище партизаны!" Немцы тотчас же двинулись на их поимку. Безоружные парни и девушки, у которых была лишь взрывчатка, были схвачены". Смущает то обстоятельство, что разжечь костер, хорошо заметный в темноте, под носом у противника, могли бы только окончательно выбившиеся из сил и потерявшие от холода ощущение реальности люди. Бойцы группы Константина Пахомова следовали до линии фронта на грузовиках, а их пеший поход по снегу до Волоколамска занял никак не более нескольких часов. Все они были молодыми ребятами в хорошей физической форме (командир - спортсмен-альпинист, Павел Кирьяков - боевой лыжник с военным опытом), к тому же отлично мотивированными. Вымотаться до такой степени, чтобы утратить осторожность, они бы просто не успели; а если кто и "выдохся", старшие товарищи не позволили бы так примитивно подставиться. К тому же "безоружными" они явно не были - зачем же тогда, помимо взрывчатки, каждый нес по 300 патронов, о которых вспоминает командир параллельной группы Михаил Соколов?
Вторая версия более похожа на правду: группа Константина Пахомова успела вступить в Волоколамск, но напоролась на улицах на немецкие патрули, которые обнаружили ее и подняли тревогу. Пытаясь уйти от преследования караульного подразделения гитлеровцев, бойцы, которые знали Волоколамск только по картам, забежали на то самое кладбище. И попали прямо в лапы к местным полицаям, устроившим там засаду... Не на партизан, а на крестьян, тайно носивших в город обменивать продукты. Досадная нелепая случайность, не раз губившая на войне диверсантов и многократно более опытных, чем молодые парни и девчонки из истребительного отряда...
По поводу этого боевого эпизода была сделана запись в журнале боевых действий 2-й немецкой танковой дивизии за 5 ноября 1941 г.: "74-й арт. полк захватил партизанскую группу из вооруженных студентов, 4 мужчин и 2 женщин. Расстреляны". В группе Константина Пахомова было восемь человек, и смерть они встретили ввосьмером. Двоих немцы почему-то не посчитали. Возможно поэтому уже после войны появилась версия о том, что якобы "кто-то из группы сдал своих товарищей". По воспоминаниям старожилов, погрешили на комсорга Наума Кагана, очень вероятно - в духе времени, только из-за еврейской фамилии. К счастью, бывшие бойцы и командиры в/ч 9903 тогда стеной встали за честь погибшего героя, и никто "сверху" об этих обвинениях больше не вспоминал. Очевидно, Наум Каган прекрасно понимал, что ему, как "еврею и комиссару", рассчитывать на пощаду от нацистов не приходилось даже больше, чем остальным его товарищам - "колоться" он бы тем более не стал.

ДОПРОСЫ И ГИБЕЛЬ.
Захваченных в плен комсомольцев-истребителей допрашивали в штабе немецкого 74-го арт. полка, который им так и не удалось взорвать. Допрашивали той же ночью и, видимо, не особенно тщательно, больше для соблюдения формальностей. Старожилы вспоминают, что роль переводчика при немцах выполнял один из солдат, польский "фольксдойч", и русским языком он владел очень слабо. Не исключено, что допрос мог вестись по-немецки: по крайней мере, командир группы Пахомов и полиглот Каган владели этим языком хорошо, остальные тоже могли учить его в школе. О том, пытали ли гитлеровцы пленных ребят, нет точных данных. Очень возможно, что не пытали: слишком торопились, да и сведения, которые можно было выбить из "импровизированных партизан" (термин генерала Г.Гудериана), не стоили того.
О допросе участников группы Константина Пахомова существуют воспоминания местной жительницы, якобы присутствовавшей тогда в немецком штабе (глубокой ночью, после боя, на допросе пленных???). Они были впервые приведены 31 января 1942 в газете "Правда" в статье за авторством секретаря ЦК ВЛКСМ Н.Михайлова "О восьми повешенных в Волоколамске". Велика вероятность, что этот рассказ относится к разряду героических апокрифов. Самым очевидным свидетельством того, что отважные советские диверсанты не выдали врагу секретной информации служит то, что истребительный отряд Михаила Соколова, о маршруте которого они знали, благополучно выполнил задачу и вернулся. Не важно, в каких именно словах, но все восьмеро остались верны долгу.
Уже при свете дня кто-то из немецких военных сфотографировал личной камерой восьмерых взятых в плен русских партизан. Эта фотография появилась в 2015 г. на аукционе Ebay с коллекцией других фотографий "артиллериста 2-й танковой дивизии вермахта", и тогда же была атрибутирована как последнее прижизненное фото Константина Пахомова и его храбрых товарищей. Держатся все весьма достойно, по крайней мере - спокойно, двое докуривают. Ранений и следов побоев, на первый взгляд, не видно. А Волоколамский пейзаж узнаваем до сих пор...

Механизм расправ с партизанами был отработан у гитлеровцев еще с сентября 1939 г. Виселица на Ново-Солдатской улице была готова, и восьмерых советских диверсантов привели к ней под конвоем в сопровождении кучи любопытствующих солдат и офицеров и местных полицаев. Большинство волоколамцев уже научились при каждой новой активности оккупантов прятаться поглубже, старожилы упоминают только о небольшом стечении жителей.
Из воспоминаний очевидицы П.П. Семеновой:
«Вокруг виселицы собрался, чуть ли не весь немецкий гарнизон. Солдаты расхаживали, смеялись, фотографировали пленных. Наших ребят подвели к виселице. У них были связаны руки...»
Немногочисленные очевидцы рассказывают о смелом поведении большинства молодых бойцов-диверсантов перед лицом смерти. Затем случилось неожиданное: прежде чем повесить, немцы расстреляли обреченных автоматными очередями. "Высокий парень в полупальто", скорее всего, командир отряда Константин Пахомов был только ранен и сумел поднятья на ноги, были еще живи и некоторые из упавших. Гитлеровцы добили их выстрелами в упор, а затем вздернули окровавленные тела на виселицу.
Представляется, что причина такой "двойной казни" кроется не в уродливом тевтонском прочтении воинской чести; Вторая мировая война и в особенности Восточный фронт дают бесчисленное множество примеров отсутствия таковой у гитлеровских вояк. Все свидетели казни молодых советских героев сходятся в одном: их расстреливали из автоматов. Автоматы, вернее пистолет-пулеметы, "машинпистоли", были в вермахте образца зимы 1941-42 гг. не таким уж распространённым оружием. Как правило, ими были вооружены командиры отделений и некоторые военнослужащие-специалисты; кроме того, их могли иметь офицеры.

Скорее всего, кто-то из отважных комсомольцев своим бесстрашным поведением и презрением к ненавистному врагу у эшафота сумел взбесить нацистов в офицерских или унтер-офицерских чинах настолько, что у них не выдержали нервы, и они открыли стрельбу... Потом немцы все-таки повесили расстрелянных "для устрашения восточного населения". Но ребята из группы Константина Пахомова уже в смерти одержали над своими убийцами победу: умерли по-солдатски, от пуль.

ПОСЛЕ СМЕРТИ.
В течение 45 дней тела молодых героев качались на виселице под снегом и ветрами. Чтобы местные жители не попытались снять и похоронить русских партизан, там дежурил полицай. Местные жители старались обходить жуткое место стороной.
Кода Волоколамск был освобожден Красной Армией, погибших сняли и похоронили на месте казни. Историю, появившуюся в книге «Цена кадра. Советская фронтовая кинохроника 1941-1945 гг. Документы и свидетельства» (2010), о том, как якобы была организована пост-фактум съемка виселицы известным кинооператором Романом Карменом, не считаю нужным приводить из-за ее явно послевоенного происхождения и недостоверности (противоположное мнение - здесь и здесь). Для опознания комиссией Запфронта могила была эксгумирована, затем восстановлена снова. Над могилой красноармейцы возвели скромный обелиск с именами погибших и красной звездой. Первое время над нею мрачным памятником возвышалась еще не разобранная виселица...

Акт опознания от 9 января 1942 года:
"Мы, нижеподписавшиеся члены комиссии в составе: полкового комиссара. Дронова Н.Д., ст. лейтенанта Клейменова М.А. (от разведотдела Зап. фронта), тт. Сизова Н.Т. и Шелепина А.Н. (от МК и МГК ВЛКСМ), Мыларщикова В.П. (от Волоколамского райисполкома), Брызгалова Н.В. (от райвоенкомата г. Волоколамска), Петрова И.И. (сержант от Волоколамского горотдела НКВД), Локтюшина И.Д. (от секретаря Волоколамского РК ВЛКСМ), составили 9 января 1942 г. настоящий акт по осмотру и опознанию товарищей, повешенных в городе Волоколамске.
Установлено следующее:
1. При опросе очевидцев - граждан Волоколамска Зиминой П.Д. и ее дочери, установлено, что в первых числах ноября в доме, где они проживают (Волоколамск, Н. Солдатская, 32), производился допрос германскими офицерами 8 советских граждан.
После допроса все 8 человек в тот же день были расстреляны и повешены на площади г. Волоколамска, причем некоторые товарищи при повешении были еще живы.
Гражданка Зимина, ее дочь, а также тт. Бурдин, Брызгалов и Мыларщиков по представленным фотографиям разведотдела Западного фронта опознали, что среди повешенных были тт. Пахомов К.Ф., Кирьяков П.В., Галочкин Н.А., Ординарцев В.В., Маленков И.А., Луковина-Грибкова А.В., Полтавская Е.Я., Каган Н.С.
2. Комиссия произвела раскопку братской могилы, где похоронены 8 повешенных граждан. Осмотр трупов подтвердил показания вышеуказанных товарищей, еще раз подтвердил, что повешенными являются тт. Пахомов, Кирьяков, Галочкин, Ординарцев, Маленков, Луковина-Грибкова, Полтавская и Каган.
3. Комиссия на основании показаний очевидцев допроса и казни установила, что все восемь повешенных товарищей вели себя героически, как истинные патриоты своей Родины. При расстреле выкрикивали лозунги: "Да здравствует Сталин!", "Да здравствует Родина!".
О чем и составлен настоящий акт.
Подписи г. Волоколамск, 9/1.1942 г."
(Источник: https://istorya.pro/masshtabnyy-podvig-zoi-kosmodem'yanskoy-t12.html?ysclid=le9tjs0pks897889361).

12 января 1942 г. на всех восьмерых бойцов группы Константина Пахомова командованием части составлены наградные листы на представление к званию Героя Советского Союза (посмертно) за подписью майора Спрогиса и полкового комиссара Дронова.
6 февраля 1942 г. приказом войскам Западного фронта №0114 было объявлено о награждении "группы партизан Пахомова" Орденами Ленина, высшей наградой СССР.

По горячим следам событий, в 1942 г., художником-баталистом П.А. Кривоноговым написана картина, на которой замечателен траурный митинг на месте гибели молодых героев после освобождения Волоколамска советскими войсками.

Позднее останки восьмерых партизан-истребителей из группы Константина Пахомова были перезахоронены в братской могиле в городском сквере (Волоколамск, ул. Соборная).

На месте гибели ребят в 1956 г. был установлен памятник, изображающий фигуры двух бойцов, юноши и девушки, очень искренний и трогательный.

Однако с течением безжалостного времени он обветшал, и в 2001 г. силами завода "Серп и молот" был воздвигнут новый монумент, представляющий собою обелиск и скульптуру скорбящего бойца Красной Армии в форме обр. 1943 г.

Фотографии памятников: https://vk.com/wall-91261513_139778
__________________________________________________________М.Кожемякин.

Восемь отважных, или отряду Константина Пахомова посвящается.
Их было восемь; - ни много, ни мало.
Весёлый и трудолюбивый народ.
И Зоя о них хоть немного, но знала.
И их провожала в последний поход.
Под Волоколамском ждала их засада...
Так стойко держались они, до конца!
Но песню их очередь из автомата
оборвала. И замолкли сердца...
Разведка вернулась с печальною вестью,
"- Не ждите...Они не вернутся назад..."
Ноябрь. Проклятый осенний тот месяц.
Так много забрал он хороших ребят...
(автор стихотворения: Елена Аверьянова https://dzen.ru/id/621a293fa6659b2b295fa055)

Из фотоархива Марка Лисянского, известного советского поэта-песенника и писателя, в 1941 г. - командира саперного взвода 243-й стрелковой дивизии (Смоленское сражение, Битва за Москву), в 1942-43 - главного редактора дивизионной газеты "В бой за Родину", 1944-45 - члена редколлегии газеты 43-й армии "Защитник Отечества".

Из военной поэзии Марка Лисянского:

СПЯТ НЕИЗВЕСТНЫЕ СОЛДАТЫ

Спят неизвестные солдаты
На самых главных площадях
Почти во всех столицах мира
, Хотя не числились в вождях.

Пред их могилами святыми,
Пред синим жертвенным огнем
Стоял я в Риме и Париже,
Стою в Москве осенним днем.

Вкруг александровские липы
Склоняют желтую листву.
И кажется, что входит вечность
В сиюминутную Москву.

И кажется, что в той могиле,
У той прославленной стены
Лежит мой друг Борис Магнезии,
Погибший в первый год войны,

О, если бы сегодня встали
Из безымянных тех могил
Все неизвестные солдаты,
То каждый рядом с другом был.

И мы бы, друг мой, как бывало,
Пошли осеннею Москвой,
И нас бы дочери встречали,
Внучат подняв над головой.

Мне жить без этого виденья,
Без этой верности нельзя.
Все неизвестные солдаты —
Мои известные друзья!

Я с ними шел в огонь и воду,
По минным тропам и полям,
И жизнь мы поровну делили
И славу делим пополам.

Вертись, планета, осторожно,
Лети в снегах,
Лети в дождях,
Спят неизвестные солдаты
На самых главных площадях.


АЛЫЕ МАКИ

Цветут в Бухенвальде цветы -
Алые маки.
В музейном покое — щиты,
А рядом — бараки.

Цветут в Бухенвальде цветы
Алые вспышки.
На маки глядят с высоты
Бессменные вышки.

На вышках эсэсовцев нет,
Дым не клубится...
Цветы пламенеют — и свет
Ложится на лица.

Не ходит по лагерю смерть,
Не лают собаки.
А все-таки жутко смотреть
На алые маки.


ОДНАЖДЫ НА ВОЙНЕ

Я услыхал однажды на войне: —
Прощай и помни обо мне.

Так говорил солдат в свой смертный час
Тому, кто с ним в атаку шел не раз.

Он обращался к другу своему,
А может, к человечеству всему!..

Но мне казалось в этот миг войны,
Что те слова ко мне обращены.

А тот, кто вынес друга из огня,
В ответ ему сказал: «Прости меня...»

Утихла боль и память о войне,
Но те слова огнем горят во мне.

Беда, когда уходит жизнь от нас,
А рядом друга нет в последний час.

И некому промолвить в тишине: —
Прощай и помни обо мне.


САША КУЗНЕЦОВ

В Полтаве,
В сквере городском,
В зеленом тихом пламени,
Под нарисованным флажком,
Как под гвардейским знаменем,
Под легендарною звездой,
В цветах могила братская.
Лежит в ней воин молодой,
В ней спит судьба солдатская —
В кругу товарищей-бойцов,
Чей путь оборван бомбою...
Мой друг, мой Саша Кузнецов,
Прости вину огромную,
Мою вину перед тобой
За то, что на свидание
Иду протоптанной тропой—•
И нет мне оправдания!
За то, что я стою впервой
Пред этою могилою.
И слышу добрый голос твой:
- Я не прощу — помилую!
Я вижу черный хохолок,
Глаза улыбкой светятся,
И тает, тает холодок... —
Вот как пришлось нам встретиться!

...Цветы в росе, и оттого
Вокруг простор сверкающий,
А ведь в Полтаве у него,
У Саши, нет товарищей.

Нет ни родных и ни друзей,
Лишь ласточка попутная-
Ограда. Шелест тополей.
В тени скамья уютная.
Тропинки с четырех сторон,
Две женщины с букетами...
Родился, жил, работал он
Вдали от места этого.
Он рос на севере, В краю,
Где Волга льется сказкою,
А отдал молодость свою
За тишину полтавскую.
Под братским знаменем бойцов,
Что выше всяких почестей,
Мой друг, мой Саша Кузнецов,
Не знает одиночества.
Как будто он вчера уснул
Под тополем торжественным.
Я с благодарностью взглянул
В глаза полтавским женщинам.


Я БЫЛ САПЕРОМ НА ВОЙНЕ

Я был сапером на войне —
И не ошибся я ни разу.
Иначе мне... Иначе мне
Не написать бы эту фразу!
Я полз среди ловушек-мин,
За мною вслед ползла пехота.
Неосторожный шаг один —
И...Умирать кому охота!
А мина глазу не видна,
Она в траве,
В кустах малины...
Хотя окончилась война,
Еще не все изъяты мины.
Немало лет прошло с тех пор,
Моя земля в цвету и в славе,
Но я по-прежнему сапер,
И ошибиться я не вправе!


ВОСПОМИНАНЬЯ ПИШУТ О ВОЙНЕ

Воспоминанья пишут о войне.
Пора, как видно, вспоминать и мне.
Я жил, я задыхался от огня,
Не так-то просто в гроб вогнать меня!
Жаль, я не вел на фронте дневников,
Живым войну прошел — и был таков!
Не все имеют право вспоминать,
Хотя у всех и родина, и мать.
И юность, и разлука, и война,
И дорогие сердцу имена...
А впрочем, я, наверное, не прав:
Воспоминанья — это не устав.
Нельзя ни запретить, ни отменить,
Ни оборвать связующую нить.
Имеет право вспоминать любой,
Открыть дневник, побыть с самим собой,
Не думая о том, что издадут
Его отредактированный труд.

Предыдущее: Поэт-лейтенант Михаил Кульчицкий - военные аспекты биографии ; Лейтенантская поэзия Великой Отечественной. Ариан Тихачек.

Всеволод Багрицкий (1922—1942).
Техник-интендант 1-го ранга (соответствует званию "старший лейтенанат"), военный корреспондент газеты "Отвага" 2-й Ударной армии Волховского фронта.

Сын Эдуарда Георгиевича Багрицкого, известного поэта Серебряного века и советского романтизма, драматурга, переводчика, художника, бойца и политработника Гражданской войны, и поэтессы Лидии Густавовны Суок (репрессирована в 1937 г., в ссылке до 1956 г.)
Родился в Одессе, и это многое объясняет.

Источник: https://stihi.ru/2022/05/05/1230?ysclid=m78nlng128342970251

В 1926 году семья Багрицких переехала в Кунцево. Учась в школе, Всеволод работал литературным консультантом «Пионерской правды». Был одноклассником неоднозначно известной Елены Боннэр, с которой, якобы, имел юношеский роман.
Зимой 1939-40 Всеволод вошел в состав творческого коллектива молодежного театра, которым руководил Алексей Арбузов и Валентин Плучек. Вместе с товарищами по Арбузовской студии писал пьесу «Город на заре» о первых строителях Комсомольска-на-Амуре, в работе над которой принимал участие и знаменитый впоследствии литератор, поэт-песенник Александр Галич.
С 1940 года Всеволод Багрицкий учился в Московской Государственной театральной студии и в Литературном институте, работал сотрудником в «Литературной газете».С первых дней войны, Всеволод Эдуардович добивался отправки на фронт, хотя был снят с воинского учёта из-за сильной близорукости.

В октябре 1941 года он, освобождённый от воинской службы по состоянию здоровья, был эвакуирован в Чистополь с Московской Государственной студией театральной студией Алексея Арбузова.
6-го декабря 1941 года Всеволод Эдуардович написал заявление в Политуправление Красной Армии с просьбой принять его во фронтовую печать.
Всеволод Багрицкий, благодаря своей настойчивости, добился направления на фронт.
Настроение его поднялось, и он написал такие оптимистические строки:

Стал я спокойнее и мудрее,
Стало меньше тоски,
Всё-таки предки мои евреи,
Были мудрые старики.

Всеволод Багрицкий получил назначение служить в армейской газете «Отвага» Второй ударной армии Волховского фронта, которая с юга направлялась на освобождение осаждённого Ленинграда.
29 декабря 1941 года техник-интендант I ранга Всеволод Багрицкий отправился на фронт.

На фронте Всеволод Эдуардович живёт жизнью рядового армейского журналиста: выполняет редакционные задания на передовой, готовит материал для очередного номера газеты: «Отвага», случается - уходит в тыл к немцам для разведки и диверсий, вёл дневник.
Подружился с поэтом-фронтовиком Павлом Шубиным (автор знаменитой «Волховской застольной», которую распевала вся страна), корреспондентом газеты «Фронтовая правда».
(...)
Поэт-фронтовик Всеволод Эдуардович Багрицкий погиб 26 февраля 1942 года в маленькой деревушке Дубовик Ленинградской области, при артобстреле.

Всеволод Багрицкий беседовал с героем будущего очерка, офицером-зенитчиком, когда начался артобстрел.
После налёта бойцы распахнули дверь в избу и увидели, что поэт и его герой лежат друг против друга убитыми осколками.
Всеволода Багрицкого похоронили на опушке леса у высокой сосны, на которой художник редакции газеты «Отвага» вырезал:
«Поэт-воин Всеволод Багрицкий. Убит 26 февраля 1942 года».
И тут же – строки Марины Цветаевой, которые Всеволод часто вспоминал:

Я вечность не приемлю,
Зачем меня погребли?
Мне так не хотелось в землю
С родной моей земли.

На смену Всеволоду Багрицкому, в газету «Отвага», был направлен корреспондентом Муса Джалиль (1906-1944), будущий Герой Советского Союза, 1956 год, лауреат Ленинской премии за сборник стихов: «Моабитская тетрадь»-1957 год, посмертно". (Лев Баскин. "Имя на поэтической поверке. Всеволод Багрицкий", Проза.ру)
Перезахоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

* * *
Мне противно жить не раздеваясь,
На гнилой соломе спать.
И, замерзшим нищим подавая,
Надоевший голод забывать.

Коченея, прятаться от ветра,
Вспоминать погибших имена,
Из дому не получать ответа,
Барахло на черный хлеб менять.

Дважды в день считать себя умершим,
Путать планы, числа и пути,
Ликовать, что жил на свете меньше
Двадцати.
1941

ОДЕССА, ГОРОД МОЙ!
Я помню,
Мы вставали на рассвете:
Холодный ветер
Был солоноват и горек,
Как на ладони,
Ясное лежало море,
Шаландами
Начало дня отметив,
А под большими
Чёрными камнями,
Под мягкой, маслянистою травой
Бычки крутили львиной головой
И шевелили узкими хвостами.
Был пароход приклеен к горизонту,
Сверкало солнце, млея и рябя,
Пустынных берегов был неразборчив контур...
Одесса, город мой! Мы не сдадим тебя!
Пусть рушатся дома, хрипя в огне пожарищь,
Пусть смерть бредёт по улицам твоим,
Пусть жжёт глаза горячий чёрный дым,
Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,
Одесса, город мой,
Мой спутник и товарищ,
Одесса, город мой,
Тебя мы не сдадим.
1941

ОЖИДАНИЕ
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: "Замёрз, не могу".
Видели мы,- и вскипала кровь -
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь
Ждать, негодуя, ждать и терпеть.
По чёрным деревьям всходил рассвет,
По чёрным деревьям спускалась мгла.
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя ещё не пришла.
Слушали (таял снег в кулаке)
Чужие слова, на чужом языке,
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звёзды февральские пересчитал.
Ракета всплывает в сумрак и рвёт.
Теперь не жди, товарищ! Вперёд!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьём...
А ты, ефрейтор, куда бежишь?
Пуля догонит сердце твоё.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма... И снова в путь!
1942

ВСТРЕЧА
Был глух и печален простой рассказ
(Мы в горе многое познаём)
Про смерть, что чёрной грозой пронеслась
Над тихой деревней её.
... Немало дорог нам пришлось пройти,
Мы поняли цену войне.
Кто, встретив женщину на пути,
О милой не вспомнит жене?
...Она стояла, к стене прислонясь,
В промёрзших худых башмаках.
Большими глазами смотрела на нас
Сын на её руках.
"Германец хату мою поджёг.
С сынишкой загнал в окоп.
Никто на улицу выйти не мог:
Появишься - пуля в лоб.
Пять месяцев солнца не видели мы.
И только ночью, ползком,
Из липкой копоти, грязи и тьмы
Мы выбирались тайком.
Пусть знает сын мой, пусть видит сам,
Что этот разбитый дом,
Студёные звёзды, луну, леса
Родиной мы зовём!
Я верила - вы придёте назад.
Я верила, я ждала..."
И медленно навернулась слеза,
По бледной щеке потекла...

Над трупами немцев кружит вороньё.
На запад лежит наш путь.
О женщине этой, о сыне её,
Товарищ мой, не забудь!
1942

С 1939 по 1945 год Долматовский в качестве военного корреспондента находился в действующих частях советской армии. В 1941 году попал в окружение и был взят в плен, из которого бежал снова на фронт (эти события отражены в написанной им повести «Зеленая брама»).

Первый прием со стороны Красной армии прошел 26 апреля - командир 58-й гвардейской стрелковой дивизии генерал В.В. Русаков встречал командира 69-й пехотной дивизии США генерала Э. Рейнхардта. Такие встречи стали доброй традицией.

Днем 25 апреля 1945 года северо-западнее саксонского города Риза рота старшего лейтенанта Григория Голобородько встретилась с разведывательным патрулем во главе с первым лейтенантом Альбертом Коцебу. Через час на разрушенном мосту в окрестностях города Торгау бойцы лейтенанта Александра Сельвашко столкнулись с разведчиками второго лейтенанта Уильяма Робертсона.
Это были части 58-й гвардейской стрелковой дивизии РККА (1-й Украинский фронт) и 69-й пехотной дивизии США. Встреча состоялась.

Командующий 5-й гвардейской армии, в которую входила 58-я гвардейская дивизия, генерал Алексей Жадов так описал встречу с американцами:

Солдаты и офицеры союзных армий крепко обнимались, дарили друг другу сувениры. Через несколько минут у многих наших гвардейцев были срезаны пуговицы с шинелей и гимнастерок, сняты звездочки с фуражек. Американских солдат особенно интересовали наши гвардейские знаки и медали «За оборону Сталинграда». Тут же расстилались на земле плащ-палатки, и на них появлялись консервы, хлеб, водка, виски. Поднимались тосты за встречу, за победу, за мир, дружбу

Войска 1-го Украинского фронта, встретившиеся с американцами на Эльбе, участвовали в обороне Сталинграда и Курской битве, освобождали Харьков, Киев, Львов, прошли Польшу и Силезию.

Зная, что на Эльбе состоится встреча русских и американских войск, советское командование издало соответствующую директиву о том, как себя должны вести солдаты и офицеры РККА. Текст этой директивы за подписью командующим 1-м Белорусским фронтом Маршалом Советского Союза Г.К. Жуковым официально опубликован и представляет интересный исторический документ. Вот он:

При встрече наших войск с американскими или английскими войсками руководствоваться следующим:

1. Старшему войсковому начальнику, на участке которого произошла встреча, в первую очередь связаться со старшим начальником американских или английских войск и установить повсеместно с ним разграничительную линию согласно указаниям Ставки... Никаких сведений о наших планах и боевых задачах наших войск никому не сообщать.

2. Инициативу в организации дружеских встреч на себя не брать.

При встречах с союзными войсками относиться к ним приветливо. При желании американских или английских войск организовать торжественную или дружескую встречу с нашими войсками, от этого не отказываться и высылать своих представителей. О всех такого рода приглашениях немедленно докладывать по команде и посылать своих представителей в каждом случае с разрешения старшего начальника не ниже командира корпуса. После такой встречи нашим войскам приглашать к себе представителей американских или английских войск для ответной встречи. Приглашения представителей американских или английских войск для ответной встречи осуществлять с разрешения старших начальников не ниже командира корпуса. Офицеров и генералов, выделенных в качестве представителей для участия в дружеских встречах с представителями американских или английских войск, а также выделенных для участия в ответных встречах, тщательно инструктировать о поведении и порядке взаимоотношений с представителями американских или английских войск в соответствии с требованиями настоящей директивы, обращая при этом особое внимание на сохранение военной тайны.

3. Нашим войскам во всех случаях быть образцом дисциплинированности и порядка. Всему генеральскому и офицерскому составу строго соблюдать форму одежды и иметь опрятный вид. Этого же потребовать от всех войск, которые могут иметь соприкосновение с частями американских или английских войск. В случаях посещения наших частей представителями американских или английских войск обратить особое внимание на четкий порядок и организацию их встречи. Прием этих представителей в рабочих помещениях штаба не производить, а иметь для этой цели специально подготовленные помещения.

4. О всех случаях встреч с союзными войсками доносить в штаб фронта с указанием места, времени и нумерации встретившихся частей.

Командующий войсками 1-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза Г. Жуков

Третий пункт - в части соблюдения формы одежды - был особо понятен. Бойцы, с тяжелейшими боями прошедшие от Москвы до Эльбы, конечно, не выглядели, как им было положено по уставу. Потертые, вылинявшие гимнастерки и пилотки, стоптанные сапоги... Но на всех фото выглядят орлами!

Союзники официально объявили о встрече на Эльбе 27 апреля в 18.00.

Само это событие, случившееся на Эльбе, уже никак не мог повлиять на ход Второй мировой войны. До полного разгрома фашизма оставались считаные дни, и победа была предопределена - прежде всего логикой безостановочного наступления Красной армии, начавшегося в конце 41-го от московских окраин. Теперь уже бои шли на окраинах берлинских.

До Победы оставалось меньше двух недель. 25 апреля 1945 года начался штурм Берлина

Все фотоиллюстрации - из открытых источников

Использовались:
Жадов А.С. Четыре года войны. – М., 1978
Лавренов С.Я., Попов И. М. Крах Третьего рейха. – М, 2000
Mощанский И.Б. У стен Берлина. – М.: Вече, 2010