Баю-баюшки-баю

Не ложися на краю,

Придет серенький Волчок,

И ухватит за бочок…

Так пела бабушка моя, Агриппина Африкановна, когда я маленький не хотел спать. Не помню, как там пелось дальше, но помню, что я реально боялся ужасного Волчка, который мог унести бы меня далеко-далеко под своды мрачного леса. Глупость конечно, но тогда, в детстве, эта незамысловатая песенка действовала безотказно, и я вскоре и правда успокаивался и засыпал. Жили мы тогда в селе Богородское, что в Усть-Кубенском районе, за домом деда моего протекала река, на противоположном берегу которой находился небольшой лесок. Однако в детстве мне он казался загадочным и мрачным лесом, что в значительной мере усугублялось запретом ходить туда одному. Это с годами я понял, что виною данному табу была скорее река, в ту пору довольно широкая и полноводная.

Сейчас, спустя много лет, я все так же люблю приезжать сюда по выходным. Я уже женат, и жена моя Анюта разделяет любовь к этому месту, - самому Богородскому, селу тихому и патриархальному, и этому старому дому, полному комнат и комнаток, лестниц, сеней и кладовок. Там царит именно та атмосфера таинственности, которая так характерна для больших старинных домов русского севера.

Так было и в один из приездов сюда. Приехали мы своим немногочисленным семейством, – я, Аня и дочь наша Сонечка. День прошел в заботах и трудах по наведению минимального порядка в основной, «зимней» избе, в паре комнат предназначенных для жилья. Сонька крутилась тут-же, то мешая, то помогая, - подметать, стирать пыль, заводить старые дедовы часы - в общем находилась на виду. Вечером, не спеша поужинав, стали укладываться спать. Соорудив для дочери уютное гнездышко на старой бабушкиной кровати, сами заняли диван, стоявший в большой комнате. Очень скоро ночную тишину заполнили звуки спящего дома – вздохи, шорохи. И все это перекрывалось тиканьем старых часов моего деда. За окном пели сверчки, изредка поскрипывал нагретый за день дом, и все эти звуки долго не давали мне уснуть. Вдруг заплакала Соня. Мы с женой одновременно сели и прислушались, Аня вскочила и подбежала к кровати с «гнездом». Очень скоро она тихонько напевала в темноте над засыпающей девочкой:

Баю-баюшки-баю

Не ложися на краю,

Придет серенький Волчок,

И ухватит за бочок…

Мне стало не по себе, – именно эту песенку напевала мне бабушка Грипа. Где-то у соседей залаяла собака, и я невольно вздрогнул. Подошла жена.

– Уснула.- шепнула она в темноте, и тоже легла.

- Послушай,- сказал я. - Эта песня… Я очень сильно боялся ее в детстве.

- Видимо современные дети храбрее нас! Даже Софа вон как быстро уснула. - тихо рассмеялась Аня. - Спи давай.

Сон однако не шел. Я лежал, вслушиваясь в сонное дыхание спящих, в размеренное тиканье ходиков на стене, в звуки ночной жизни за стенами дома, и думал,- что же не дает мне уснуть? Меж тем ответ пришел внезапно – в стройный хор ночных звуков постепенно вплетался еще один, довольно странный и тревожный звук. Это был какой-то негромкий навязчивый шорох, причем шел он примерно оттуда, где я находился, - что-то явственно и достаточно громко шуршало под диваном. Мышь? Да нет, источник звука гораздо больше обычной полевки… Крыса или змея? Нет, они бы издавали еще какие-нибудь звуки, помимо шуршания. Да и шорох теперь звучит так, как будто грузный и неуклюжий человек пробирается на животе, помогая себе локтями по покрытому досками полу. Но какой же человек может поместиться под диваном, нижний край которого находится от пола всего сантиметрах в пяти? Я даже руку под него засунуть не мог, когда однажды дочь закинула под него игрушку. Все больше меня охватывал ужас. Лежа в темноте и слушая непрерывный шорох, и даже вроде какое то царапанье, я пытался представить, что же происходит там, подо мной, в темноте. Неожиданно я осознал, что кроме звуков из под кровати я не слышу больше ничего. Не было больше дыхания спящих, не было тиканья раритета со стены, звуки ночи затихли, как будто заглушенные жутким шорохом, который в моих ушах отдавался уже чем-то вроде грохота водопада.

Внезапно шорох прекратился, и наступила гробовая тишина. Оцепенение спало. Стараясь не шуметь, я засунул руку под подушку чтоб достать телефон, и почувствовал, что кто-то невидимый пытается стянуть на пол простынь на которой я лежал.

Меня пробрала дрожь. Свет экрана телефона высветил кусок простыни, вымазанной в какой то земле или грязи, и что самое жуткое и невообразимое – огромную собачью лапу, высовывающуюся из под дивана! Лапу в несколько раз большую чем у сенбернара или алабая, покрытую спутанной шерстью, вывернутую под невероятным углом, шарящую и конвульсивно комкающую простынь в попытке схватить хоть что-нибудь! Это было настолько мерзко и неестественно, что я несколько секунд просто лежал и таращил глаза, силясь не представить себе то чудище, чьим отростком была эта лапа. Да и как это существо приползло под мой диван?

Свет экрана погас, и это вывело меня из шокового состояния. Я заорал так громко, что на улице у соседей залаяли собаки. К моему дикому воплю присоединился плач разбуженной дочурки и сонный голос жены, которая поинтересовалась, что же я так ору среди ночи?

- Волчок… Там Волчок! – затравленно пробормотал я, – Не ходи, не вступай на пол, он под диваном!

- Утром расскажешь, что тебе приснилось…- ответила Аня и пошла успокаивать Сонечку. Часы меж тем спокойно и неторопливо отсчитывали секунды.

А я забрался к стенке, и теперь лежал отвернувшись, думая о том, что же это было? Все-таки наверное это был сон. Да, точно сон.

- Миша, а чем это ты простынь так испачкал? Она вся в грязи и земле какой-то…- спросила жена, освещая телефоном диван.

- Это не я…- только и смог вымолвить я.- это Волчок.