Серия «Рассказы»

Преподаватель на мгновение задумался, затем ответил:

— Госслужащие не ошибаются. Бывают мелкие недоработки, но… хотя был один прецедент с Григорием Илларионовичем...

— Дягилевым? — вскочил Серафим.

— Кажется, да. Откуда вы знаете? — с удивлением уточнил профессор.

— Так звали моего отца.

Профессор на секунду неловко замолчал, затем постарался как можно скорее закрыть тему:

— Возможно, я что-то напутал. Вернёмся к доставке конвертов.

После лекции Серафим попытался поймать его и спросить ещё раз, но преподаватель быстро покинул аудиторию. Больше на занятиях он не появлялся.

Сегодня была официальная годовщина смерти отца. Одобрил бы он такую профессию? Всю жизнь он люто ненавидел госслужащих за их бюрократизм, а тут… Но с конвертом не поспоришь, внутри была чёткопрописана судьба Серафима:

«Жизнь: работа в Министерстве Управления Судьбы».

Пару дней назад он хотел заказать электронную копию отцовского досье, чтобы распечатать для семейного архива. Когда документ пришёл, Серафим сразу заметил несоответствие: в графе «дата смерти» значилось число на три дня позже того, что он всегда считал правильным.

А часть текста вообще была засекречена и требовала более высокого уровня допуска. Но отец никогда не вёл двойной жизни. Не был героем или злодеем. Тогда почему его данные оказались под замком?

Серафим подал обращение с просьбой внести исправление, но в ответ получил лишь сухое: «Дата смерти верная. За злоупотребление правом подачи обращений в государственные структуры предусмотрено административное взыскание в виде штрафа в размере одного МРОТ. Оплата должна быть произведена в срок не позднее трёх недель с момента получения настоящего уведомления».

Он попытался обсудить это с матерью, но она лишь отмахнулась от него:

— Не лезь туда. Пожалуйста.

А потом его вдруг посетила странная мысль: а вдруг он и правда может путать дату смерти с другим событием? Может быть, с днём похорон? Он попытался вспомнить последовательность тех дней, но конкретная картина всё никак не складывалась.

Если он действительно ошибся, то штраф представлялся разумным. Ведь его действия выглядели как попытка оспаривания официального реестра без достаточных оснований. И это начало разрушать остатки его уверенности.

Тем же вечером Серафим оплатил всю сумму. Однако ощущение, что что-то не так, никуда не исчезло.

Он посмотрел вниз: слово, которое он ранее обвёл в буклете, теперь было закрашено полностью.

***

Перед ним высилось массивное здание Министерства Управления Судьбы. Оно напоминало огромную глыбу холодного мрамора, бесформенное и угловатое, с узкими окнами. Из общей массивной конструкции выступал вход — крытая галерея. Словно перенесённая из древнегреческого храма и выглядевшая здесь чужеродно. Над входом висела бронзовая надпись на латыни: «Vita observata est», что означало: «Жизнь была замечена».

Уже три месяца Серафим приходил сюда пять раз в неделю и следил за тем, чтобы послания в конвертах от Искусственного Интеллекта с говорящим названием «Судьба» доходили до адресатов.

Он поднялся по гранитным ступеням. Перед входом нужно было не просто приложить руку на индикатор — её требовалось удерживать неподвижно десять секунд. Алгоритмы измерили пульс: семьдесят. В пределах нормы. Максимально допустимым показателем было восемьдесят ударов в минуту.

Загорелась зелёная лампочка, и Серафим прошёл дальше по широкому, выстланному камнем коридору. Он толкнул тяжёлую дубовую дверь и шагнул в просторный кабинет с высоким потолком. Атмосфера была взвинченной: сотрудники суетились, бегали от стола к столу, перебрасывались документами, перекрикивали друг друга.

«Начальство, что ли, приехало?» — мелькнуло у него в голове.

И вдруг над шумом, беготнёй и голосами возник, словно по волшебству, их руководитель.

Как и все, он был одет в стандартную чёрную униформу, напоминающую офисный костюм, только с фальшивыми рубашкой и галстуком. На груди у него поблёскивал не обычный серебряный бейдж, а золотой, с надписью:

«Антон. Ваш супервайзер».

Позади него, на стене, висел плакат. Женщина в униформе поднимала вверх палец, под ней алел лозунг:

«Правильная судьба — залог стабильности!»

В руках Антон держал свежий конверт.

— У нас недоработка! — громыхнул он, и голос тут же разнёсся по кабинету. Разговоры стихли. Люди обернулись.

Взгляд Антона метнулся по лицам и остановился на Серафиме. Тот сразу почувствовал себя неловко, будто сам был в чём-то виноват, хотя толком ещё не знал — в чём.

— Ты! — сказал супервайзер и указал на него пальцем.

— Я? — переспросил Серафим, уже прикидывая, как бы увернуться от возможного задания.

— Как долго здесь работаешь?

— Всего три месяца, — ответил он, нарочно растягивая слово «всего», как будто это должно означать, что он устроился только вчера.

Антон задумался на секунду, потом кивнул и сказал:

— Сойдёт. Пойдём ко мне в кабинет.

Серафим почувствовал, как в спину впились десятки взглядов. Отступать было некуда. Он последовал за Антоном в стеклянный закуток сбоку от основного зала.

Закрыв за собой дверь, супервайзер сел на край стола и понизил голос:

— Езжай на кладбище. Сектор девять Д, могила триста пять. Там напутали с конвертами. Дело старое, но заметили только сегодня. Человек не просто прожил чужую судьбу, его уже успели похоронить.

Он сделал паузу, затем добавил:

— Придётся тебе его выкопать, отдать верное предсказание и проследить, чтобы оно исполнилось. Понял?

Серафима передёрнуло. Это же покойник. Да, он может двигаться, разговаривать и даже, наверное, мыслить, но официально он мёртв.

— Выкопать?! — громко возмутился Серафим.

Антон резко схватил его за плечи и зашипел:

— Тс-с! Тише. Сегодня после обеда приезжает сам министр. Он не должен об этом узнать. Если всё сделаешь как надо — получишь премию в конце месяца. Понял?

— А если не сделаю? — вырвалось само.

В кабинете сразу стало тише.

— Сделаешь, — сказал Антон без улыбки, потом выдал короткую инструкцию о том, как нужно будет действовать, а в конце добавил: — Успей вернуться к приезду министра. Должны быть все!

И протянул ему конверт:

— Об этом разговоре — никому ни слова! Я знаю, что ты понапрасну не треплешься, в отличие от остальных, поэтому тебя и выбрал. Всё понял?

— Да, — в голове Серафима всё перемешалось. Но самым главным было откровение, что ошибки возможны. Он подумал об отце. Может быть, после этого задания ему повысят допуск, и он узнает, что же случилось.

Серафим молча взял конверт, вздохнул и поспешил выйти:

— Сектор девять Д, могила триста пять… сектор девять Д, могила триста пять… — бормотал он под нос.

Добравшись до лифта, он нажал на кнопку и дождался, пока откроются двери. На стене внутри сверкала очередная надпись:

«Помни! Любая ошибка — это саботаж. Не допускай ошибок!»

Вот такое задание: иди откопай покойника и отдай ему бумажку. Что ж. Теперь он точно госслужащий. Только в этой профессии возможен подобный абсурд.

***

Перед входом, на высоких чугунных воротах, висело объявление:

«ВНИМАНИЕ: превышение предельного времени пребывания у могилы может быть расценено как попытка установить контакт с покойным. В соответствии с директивой 9Л, разрешённое время ограничено 15 минутами».

Серафим приоткрыл одну из створок и шагнул внутрь. На кладбище пахло влажным чернозёмом. Поблизости был только один работник — он сидел на скамейке около могилы с бетонным ангелом. Седеющий, с пятидневной щетиной на лице. На нём был чёрный комбинезон, в руках он держал обёрнутый в фольгу обед, а рядом стоял небольшой термос.

Увидев новоприбывшего, он широко улыбнулся и вдруг сказал:

— А тут дочка моя похоронена.

— Кхм, — смутился Серафим, а потом добавил уже более официальным тоном: — Я вообще-то из Министерства Судьбы. Кто здесь может помочь мне выкопать гроб?

— Ну, только я разве что, — отозвался мужчина.

— Отлично. Сектор девять Д, триста пятое место, — требовательно произнёс Серафим.

Работник поднял на него глаза, разворачивая бутерброд, и спокойно ответил:

— После обеда.

В фольге оказалась варёная колбаса и несколько ломтиков хлеба.

— Это очень срочный вопрос! — повторил чиновник с нажимом.

— Обед длится ровно тридцать минут.

И вдруг лицо Серафима стало таким же, как у его коллег — напыщенным и важным. Само. Без его сознательного участия.

— То есть вы отказываетесь содействовать? — грозно спросил он, удивляясь, откуда вообще знает такие слова, как «содействовать».

— Нет, — добродушно ответил работник и кивнул на бутерброд. — Я не отказываюсь содействовать, я обедаю с дочкой.

Серафима тут же осенила гениальная идея. Он подошёл поближе к работнику и уверенно заявил:

— Тогда я сам его выкопаю! Дайте мне ключ от экскаватора!

Работник вдруг рассмеялся так, что чуть не выронил бутерброд. Его смех был низким, немного трескучим, что удивительно гармонировало с мрачной атмосферой кладбища.

— Это вряд ли! — воскликнул он. — Не дам я вам единственный экскаватор, вы его угробите, и мне самому придётся потом махать лопатой. А я слишком стар для этого. Вечно вы, министерские, приходите, всё чего-то требуете, угрожаете. Велика важность. На всё кладбище я один. Обеденные полчаса — это моё личное время по закону, понимаете? Вон сами берите лопату и копайте!

Он указал на сваленные в огромную кучу ржавые лопаты около небольшой хозяйственной постройки в метрах пятидесяти от них.

Издалека послышался звук духового оркестра, исполнявшего бодрую танцевальную музыку. Звук становился всё громче, и через пару секунд из-за угла вывернула небольшая процессия. Впереди шагали восемь человек в чёрном и несли полутораметровый гроб кубической формы, внутри которого стоял будущий покойник и улыбался, держа над головой транспарант: «Всем бессмертия!» Сзади него шёл небольшой оркестр из пяти человек с тубой, тромбоном, сурдиной и парочкой валторн.

Оба, работник и чиновник, молча уставились на странное шествие.

Процессия, подойдя метров на десять, замедлилась. В тот момент Серафим ощутил, как нелепо звучат все его требования на фоне этих людей, покойника и транспаранта.

Один из несущих гроб спросил:

— Сектор седьмой «О». Не подскажете, куда?

Работник чуть повернул голову в сторону вопрошавшего и ответил: — По дорожке прямо, потом налево. За кованым заборчиком будет табличка. Там и ищите.

Несущий кивнул и, не сбивая шага, бросил:

— Спасибо.

— Ага, только не перепутайте, там кругом одни седьмые!

Процессия продолжила свой путь.

Серафим мысленно поблагодарил случай, что прервал их спор, потому что ответа не придумал. Он молча пошёл к постройке, выбрал там лопату получше и сердито отправился искать нужную могилу.

Работник поднял термос и отпил чай, задумчиво глядя вслед удаляющемуся чиновнику.

Серафим шёл вдоль могил и сверял номера, но порядок был хаотичным: после 301-й шла 324-я, а потом сразу же 312-я. Поняв, что логику здесь искать бесполезно, он пошёл наугад. Через сорок минут блужданий наконец встал напротив заветной цифры 305. Натруженные ноги гудели, а лицо горело.

В этот момент издалека раздался грохот, и на горизонте показался экскаватор. Он неторопливо подъехал, и мужчина в кабине, выглянув наружу, внимательно посмотрел на чиновника. Не осуждающе и не добродушно, просто молча.

Серафим не знал, что делать с руками. Сначала сложил их за спиной, потом перед собой. В итоге оставил просто вдоль тела. Отвёл взгляд от экскаватора, посмотрел на землю и вдруг понял, как нелепо всё это выглядело со стороны. Он неловко вздохнул и неуверенно произнёс:

— Извините.

— Ну, с кем не бывает. Пойдём-ка выкопаем триста пятого, — ответил работник, закатывая рукава.

Серафим кивнул. Он вдруг подумал: может, лучше было бы вообще уволиться, начать работать там, где не предписано судьбой, например, на кладбище? Что будет тогда?

***

Перед захоронением стоял небольшой гранитный памятник с надписью: «Марк Огаров. Годы жизни: 2 августа 2195 года — 12 июля 2235 года». Экскаватор снял последний слой земли, ковшом подцепил крышку — она сдвинулась, явив испуганного мужчину внутри.

Выполнив работу, экскаваторщик поехал дальше по своим делам.

— Представитель Министерства Управления Судеб округа Север-Б8, — представился Серафим и, не дожидаясь ответной реакции, добавил: — Произошла чудовищная ошибка. В детстве вам вручили не то предсказание. Вот правильное.

— Ошибка? — с надеждой переспросил Марк.

Серафим молча протянул ему конверт. Ему было неловко выполнять поручение. Всё это казалось неправильным. Почему государство должно вмешиваться в вопросы жизни и смерти? Возможно ли, что и отцу тоже в последний момент поменяли конверт и скрыли этот факт? Может, на самом деле он живёт где-то с новой семьёй, с новыми детьми, а о старой семье даже не вспоминает? «Нет… Я хорошо помню его, — подумал Серафим, — такое невозможно. Он бы как-нибудь сообщил о себе. Дал бы знать хоть что-то, хотя бы что он в порядке».

— Смерть: 11 июля 2235 года, — растерянно прочитал вслух Марк. — Жизнь: наркоман и преступник. Похоронят за счёт государства… Что это вообще значит?

— Государство вам предоставит гроб пластиковый, стандартный, пятьдесят сантиметров кубических. Бесплатно, — на автомате ответил Серафим, блуждая в собственных мыслях.

— А дальше что?

— Отвезём на перепохороны. В соответствии с вашей настоящей судьбой.

Серафиму захотелось сказать этому человеку: «Да, забей! Оставайся здесь, сколько хочешь. А лучше иди домой к семье», но он не мог. Ему нужен был допуск, чтобы понять, что случилось с отцом. А для этого он должен быть хорошим, эффективным чиновником. Когда он всё узнает… И что он сделает, когда всё узнает?

Вернувшись из своих мыслей, Серафим встал почти у самого края гроба, рискуя свалиться внутрь, протянул покойнику авторучку и распечатанный бланк об отсутствии претензий.

Марк вместо того, чтобы расписаться, вдруг резким и точным движением провёл жирную линию в послании, зачёркивая предсказание.

— Стойте! — в панике Серафим попытался отобрать у него ручку.

Человек в гробу отпрянул и оставил его ни с чем. Еле удержавшись на краю, чиновник с ужасом увидел, что Марк пишет в предсказании крупными буквами новые слова:

«Жизнь: хранитель Императорской библиотеки. Бессрочно».

Он вдруг понял: ни в одной инструкции не было такого сценария. Ни в одной.

— Так нельзя! — воскликнул Серафим, думая о том, что теперь уж точно никакого повышения не будет.

— А вы в этом абсолютно уверены? — хитро поинтересовался Марк.

Этот вопрос поставил Серафима в тупик. Он не знал, что ответить. И вдруг завыла сирена, и внутри гроба появилась ярко-красная голографическая надпись:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

«Система сама подстраивается? — подумал он. — Значит, конверты — это не просто послания о неизбежном, это и есть сама судьба. Как такое возможно?»

Потом он вспомнил, как однажды на парах доцент демонстрировал прочность предсказания. Он попытался слегка надорвать её, но ничего не вышло.

— Бессмысленно пытаться уничтожить предсказание, — улыбнулся он, — оно с вами на всю жизнь и смерть…

Уничтожить — нет, а вот переписать, оказывается, да.

Ноги чиновника подкосились, и он уселся на траву:

— Если об этом узнают…

Он не договорил. Хотя мысли у него возникли разные. Например, то, что кто угодно сможет переписать свою судьбу. Даже он сам мог бы переписать свою… да вообще любую судьбу! В том числе и своего отца.

***

Раздался телефонный звонок. Серафим посмотрел на экран: во весь дисплей краснело лицо супервайзера. Чиновник дрожащими пальцами нажал сенсорную кнопку «Ответить».

— Ты где? Ты вручил послание?! — проорал Антон. — Министр будет уже через два часа!

Серафим посмотрел на Марка — живого, свободного, уже вне их системы. И ему стало на всё наплевать: на орущего начальника, на работу госслужащим, на допуски, на предсказания. У него в руках уже был ответ на все вопросы, отмычка, которая может открыть любой замок.

— Конечно, вручил, — ответил Серафим, глупо улыбаясь.

— Срочно возвращайся! — приказал начальник.

«Слишком долго я жил по чужим правилам. Это была не моя жизнь…» — подумал Серафим, а вслух ответил всего лишь короткое:

— Нет.

— В смысле нет?! — воскликнул в ужасе Антон. — Ты совсем с ума сошёл?

— Нет, — усмехнулся Серафим. — Пошёл ты, Антон, пошло всё твоё министерство!

Лицо на экране было готово взорваться вместе с телефоном в руках Серафима.

— Мы аннулируем твою Судьбу, — прошипел супервайзер, — как будто тебя никогда и не существовало…

— А вы попробуйте!

На той стороне неожиданно замолкли.

Серафим нажал на кнопку и отключил телефон, а потом повернулся к Марку и спросил:

— Можно мне ручку?

— Если поможешь выбраться из этого ящика.

Бывший чиновник протянул руку, и Марк, схватившись за неё, легко вылез наружу. Серафим, достав из внутреннего кармана своё предсказание, начал зачёркивать его. Когда слов стало не различить, он задумался над тем, что хотел бы написать вместо предыдущего послания. Он попытался вообразить себя кем-то другим. Библиотекарем? Учёным?

— Ты можешь написать всё, что угодно, — сказал Марк, — хоть самого министра Управления Судьбы.

— Но я не хочу им быть! — возразил он. — Честно сказать, я не знаю, кем хочу стать.

Марк посмотрел на него, как на полоумного:

— У тебя в руках возможность изменить этот мир. И ты говоришь, что не знаешь, что писать?

— Сейчас мне хочется изменить судьбу отца, вернуть его в мир живых.

— Ну так вперёд! — воскликнул Марк. — Иди и откопай его!

Серафим убрал конверт в карман, оглянулся на недавнего покойника и спросил:

— Ну… тогда я пошёл?

— Конечно, иди!

И Серафим сначала неуверенно, а потом всё более и более решительно пошёл искать рабочего с экскаватором.

***

— Пятнадцать лет, — многозначительно сказал работник кладбища из кабины экскаватора, когда они уже были около могилы Григория Илларионовича Дягилева. — Ну вы даёте! Ты уверен, что стоит его выкапывать?

— Таково распоряжение, — соврал Серафим.

Он искренне верил, что, когда откроют гроб, его отец выйдет, улыбаясь. Будто только вчера туда лёг. Крепко обнимет его и скажет, что очень ждал этой встречи. Потом расплачется и скажет спасибо. Как же может быть иначе?

— Копай, — приказал Серафим.

— Как скажешь, — пожал плечами экскаваторщик, — но раньше мы никогда с таким долгим сроком никого не выкапывали.

Ковш застыл на секунду, словно не решаясь опускаться глубже. Несколько ворон упорхнули прочь. Потом машина зачерпнула первый кусок мокрой холодной земли и вывалила на тропинку рядом.

Понадобилось всего три захода, чтобы освободить металлический короб гроба. Экскаватор аккуратно подцепил край крышки за выступающие поручни и резко сдёрнул её.

Внутри с открытыми глазами неподвижно сидел человек. Он смотрел вперёд, хребет был искривлён, подбородок упирался в колени. Зрачки никак не среагировали на свет.

Через минуту в его теле начались вялые непроизвольные подёргивания. Он не поворачивал головы, не моргал, не фокусировал взгляд. Изо рта медленно вытекала вязкая слюна, и, казалось, он даже не замечал этого.

— Отец? — спросил Серафим.

В ответ человек издал тихий, гортанный звук. Не слова, не зов и не плач. Просто неразборчивый хрип.

— Это я! Твой сын! — Серафим подошёл к самому краю, внимательно всмотрелся, потом резко отпрянул назад.

Он ждал хоть чего-то — взгляда, движения, намёка. Но в ответ — только хрипение и безжизненный взгляд. Он не мог... не хотел верить.

— Это не он! Слышите, это точно не он!

Работник посмотрел на него с осуждением, но потом немного смягчился:

— Думаешь, я не хотел выкопать свою дочь? Иногда я стоял часами над её могилой с лопатой, но... под землёй всё становится другим. И она тоже.

— Я могу его спасти, — прошептал Серафим.

— Тут нечего спасать, — тихо проговорил работник.

Послышались весёлые звуки оркестра. Процессия возвращалась с похорон, уже без гроба. Серафим смотрел на отца и ничего не чувствовал — ни страха, ни жалости, — только тупое: «Это не он».

То, что было его отцом всё ещё сидело с открытыми глазами. Серафим отвёл взгляд. Музыка играла уже громче, почти весело.

Шествие быстро приблизилось к ним. Мужчина, тот же, что и до этого, спросил:

— А где здесь выход?

— Идите прямо, потом около камня поверните налево, — машинально ответил работник.

Мужчина поблагодарил, и оркестр взялся играть ещё более быструю и весёлую мелодию. Кто-то начал подпевать. Спустя минуту они скрылись за поворотом. Но музыка всё ещё была слышна.

Где-то внутри просыпалась уверенность: Серафим может помочь другим, раз не смог помочь здесь. Он ещё некоторое время просто стоял в нерешительности.

— Когда умерла ваша дочь? — вдруг спросил он.

Работник нахмурился и ничего не ответил.

— Когда умерла ваша дочь?

— Полгода назад, — ответил он, глядя в землю.

— Полгода — это не пятнадцать, — сказал Серафим, почти не вслушиваясь в собственные слова. — Может, если бы его достали раньше…

Он растерянно взглянул на работника:

— С ней может быть иначе.

— Объясните, наконец, в чём дело? — потребовал экскаваторщик.

— Просто… отвезите. Я сделаю, что смогу.

***

Работник кладбища аккуратно, почти любовно, отодвинул небольшой памятник в виде ангела и потом тихо произнёс:

— Если она будет такой же… Я не знаю… Ты уверен в том, что делаешь?

— Как тут можно быть хоть в чём-то уверенным? — вздохнул Серафим. — Но неужели ты не готов рискнуть даже ради маленького шанса, что она снова будет жить? Что тебе терять?

Работник посмотрел наверх и, улыбаясь, ответил:

— Знаешь, ей предназначено было прожить всего десять лет. Я всегда думал, что это несправедливо. Когда в роддоме нам передали конверт, и мы с женой вскрыли его, то она побледнела. Первый вопрос, который она задала — почему так мало? Я не знал, что ответить. И тогда к нам подошла акушерка со словами: «Скажите спасибо хотя бы за это. Сейчас больше половины получают Судьбу всего в неделю». И я правда благодарил. Каждый её день пытался превратить в чудо. Дарил подарки, читал сказки. Старался быть всегда рядом. А жена… она не могла даже взглянуть. На неё. Вот так… Когда её забирали… я готов был порвать их всех. Но это бесполезно, сам знаешь… Я стал подолгу сидеть у её могилы и разговаривать с ней. Знаю, что вряд ли она слышит, но… И ведь самое обидное в том, что самому мне жить ещё очень долго. Если бы только можно было поменять своё время на её…

— А я даже не знаю вашего имени… — сказал Серафим.

— Дмитрий, а дочку Ксюшей зовут.

— Давайте попробуем спасти Ксюшу.

Работник кладбища коротко кивнул и стал выкапывать гроб. Через пару минут они открыли его и увидели, как посреди мягких игрушек, словно спящая красавица, лежит маленькая девочка. На ней было розовое платьице, туфельки и бант.

— Ксюша… — позвал её Дмитрий.

Она открыла глаза, но снова зажмурилась от яркого света, потом удивлённо ответила:

— Папа? — она моргнула, будто старалась узнать его по голосу. — Что ты здесь делаешь?

— Покажи мне свой конверт, пожалуйста, — попросил её Серафим. — Я здесь, чтобы исправить несправедливость.

— Почему так долго, папа? — она готова была заплакать, но наноботы, поддерживающие функционирование её тела, давно отключили эту функцию.

— Дай ему своё предсказание, милая, — повторил Дмитрий.

Девочка неловко поднялась и протянула из маленького гроба конверт. Серафим взял его, раскрыл и увидел:

«Жизнь: —

Смерть: 20 января 2235 года».

Он достал ручку и зачеркнул дату смерти.

— Ксюша, кем ты хочешь быть? — спросил он.

— Я люблю танцевать… — улыбнулась она.

— Так тому и быть, — ответил ей Серафим и написал новые слова и цифры в послании.

Под звук предупреждающего сигнала возникла надпись:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

— Спасибо, — прошептал Дмитрий, пытаясь не заплакать. Он схватил за руки свою дочку и мгновенно вытянул из могилы, несмотря на больную спину.

Перед Серафимом предстала самая прекрасная картина, какую он когда-либо видел.

***

Теперь уже втроём они ходили по кладбищу в поисках свежих могил. Они выкапывали и меняли судьбы людей. Вокруг то тут, то там вспыхивали голографические надписи:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

Через час, уставшие, они сели прямо на траву рядом с одной из могил. Серафим посмотрел на землю, потом на руки, перепачканные грязью.

Нет, так они не справятся… и вдруг Серафим вспомнил: «Ты можешь написать всё, что угодно… стать хоть самим министром».

— А ведь и правда, — сказал он вслух.

— Что правда? — недоумённо спросил работник кладбища.

Серафим, не ответив, быстро достал свой конверт и добавил в предсказание:

«Самый Главный Министр Управления Судьбы».

— Кажется, я нашёл выход, — сказал он.

Спустя полчаса он уже заходил в широкий коридор министерства. Его встречал супервайзер Антон:

— Здравствуйте, господин Самый Главный Министр! Мы вас ждали! Проходите, пожалуйста.

«Неужели он меня не узнаёт?» — подумал Серафим. Но Антон даже не смел поднять взгляд от пола, не то что посмотреть в глаза.

— Мы подготовили отчёт, который вы просили, — продолжил лебезить супервайзер.

— Но я… — хотел было возразить ему новоиспечённый министр, но вовремя осёкся.

Он взял в руки папку и заглянул внутрь:

«Григорий Илларионович Дягилев.

Судьба изменена в соответствии с распоряжением ИИ "Судьба"».

И дальше — ещё много подробного текста, описывающего жизнь покойника.

Он хотел спросить, что это за шутка такая, но увидел, что вопрос задать некому. Все стояли молча и смотрели ему в рот.

Серафим опустил папку. Теперь он понял, что эту систему так просто не победить. Она подстроится под что угодно и сделает тебя частью своего механизма.

Он оглядел коридор:

— И что теперь делать?

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Чужая солёная вода ворвалась в его тело, жгла, вызывала тошноту и дезориентацию. Однако, несмотря на всё произошедшее, он испытал облегчение, что выжил.

Браслет на руке замигал. Придя в себя, Ихти нажал несколько кнопок. Из энергии перед ним материализовалась почти точная копия его тела. Она потрескивала и светилась тёплым светом. Он нырнул внутрь и оказался в скафандре, наполненном очищенной водой.

Оглядевшись, он увидел, что вокруг плавают разнообразные существа. Они были живыми, но не развитыми. Возможно, ему повезло: планета окажется незаселённой разумными видами. Если так, то он легко сможет выполнить миссию — найти подходящее место для икринок, спрятанных в особой биокапсуле между его мышечными волокнами. Рано или поздно они вырастут и возродят цивилизацию бульцев.

Вдруг сверху раздался всплеск, и перед ним появилось огромное механическое создание. От него отделилась металлическая клешня и бесцеремонно сжала Ихти за талию.

Создание рвануло вверх, вынырнуло на поверхность и бесцеремонно швырнуло пришельца на металлическую платформу. Без скафандра он бы задохнулся за секунду.

Его тут же окружили сухопутные существа. Они выглядели совсем не так, как его сородичи: всего два небольших глаза вместо четырёх, голова почти круглая, а не вытянутая. К тому же на лицах у них выпирал какой-то странный орган — по всей видимости, предназначенный для дыхания. Бульцы же дышали жабрами, спрятанными под чешуёй на груди.

На существах была одежда — зелёная, как обёртка из морских водорослей. Они издавали громкие, резкие звуки и тыкали в пришельца странными предметами, напоминавшими то ли инструменты, то ли оружие.

Ихти аккуратно потянулся к браслету, чтобы создать переводчик, но у существ это вызвало панику. Они подняли голос, резко задвигались, видимо пытаясь ему что-то приказать. Он ничего не понял.

Внезапно раздался оглушительный грохот. Затем — боль. В его тело начали врезаться крошечные металлические снаряды. Они легко пробивали оболочку поля — по меркам его мира совершенно примитивное оружие, зато неожиданно эффективное.

На Бульке войны велись иначе: излучатели обжигали мегатонны воды, обращая океаны в испарения. Когда-то прекрасная планета превратилась в пустыню, а вместо высокоразвитой цивилизации остались только огромные подземные черви и император в бункере, заполненном последней водой.

Новый мир стал удаляться, отправляя сознание бульца в небытие.

***

Ихти очнулся на падающем корабле. Он недоумённо оглядел рубку.

Постепенно до него начало доходить, что произошло: браслет перенёс его сознание в его же тело, но несколькими минутами ранее. О таком режиме он даже не подозревал. Видимо, его родители-учёные, предусмотрели больше, чем он думал. К сожалению, времени поразмышлять об этом не было.

— Технологии не значат ничего, если они не поняты, — пробормотал Ихти любимую фразу матери. — Если я смогу с ними поговорить, то смогу убедить, что я не опасен!

Когда корабль снова упал в воду и исчез в глубине, Ихти активировал браслет и создал скафандр, на этот раз с дополнительным слоем, отражающим мелкие металлические заряды. Тут же он запрограммировал переводчик. Как говорил их известный политический деятель Уин Черч: «Лучше говорить и спорить, чем воевать».

Минуты не прошло, как знакомая механическая клешня схватила его и вытащила на поверхность. Тело швырнуло на ту же плавучую платформу. Вокруг снова собрались сухопутные существа, только теперь, благодаря переводчику, Ихти мог их понимать, а они — его.

— Я с планеты Бульк! Всё хорошо! — крикнул он, медленно проводя ребром ладони по шее, символ межзвёздного мира.

Существа озадаченно переглянулись. Один из них, высокий и подтянутый, с оружием наперевес, шагнул вперёд.

— Я генерал Джонс. Вы прилетели, чтобы захватить Землю?

Вопрос прозвучал странно, но Ихти решил, что речь идёт о мирном заселении местных вод их видом. Он воодушевился:

— Да! Я хочу захватить Землю!

Выражения лиц резко изменились. По всей линии солдаты напряглись, начались движения. Генерал стиснул губы.

— После предыдущих инцидентов мы не можем рисковать! — сказал он. — Открыть огонь!

Со всех сторон в Ихти полетели сотни металлических снарядов. Они с треском ударялись об энергетическое поле и разлетались в стороны.

Одна из них попала солдату в прицел, он схватился за лицо и упал. Другая — в живот второму. Кто-то вскрикнул и рухнул, схватившись за колено. Платформу охватила паника.

— Прекратите стрелять, — в ужасе крикнул им Ихти, — я не хочу вам зла.

Но было уже поздно. Солдаты метались, падали, прятались за укрытиями, и всё превращалось в хаос.

Сверху донёсся свист. Ихти поднял голову.

С неба стремительно падал массивный металлический цилиндр. Он обрушился с оглушающим рёвом. Платформа вспыхнула жаром и светом. Ихти отбросило в сторону, а его скафандр охватило пламя.

***

— Кажется, я опять ошибся... — тихо пробормотал Ихти на своём языке, наблюдая, как его корабль снова падает в воду. — Слова больше пугают, чем успокаивают. Их значения слишком зависят от контекста, от культуры, которых я не понимаю.

Он на мгновение задумался и вспомнил фразу отца, Арту Кла: «Для дикарей любая достаточно развитая технология неотличима от магии». Эта мысль подсказала решение.

Когда металлическое чудовище в очередной раз вытащило его из воды и бросило на платформу, Ихти быстро подал команду скафандру: активировать свечение. Оболочка начала преломлять солнечный свет, усиливая отражение. Цвета менялись, пульсировали, усиленные до ирреального спектра, так что казалось, сам скафандр излучает чистую энергию.

— Я ваш Бог! — торжественно проговорил он через переводчик, который увеличивал громкость в десятки раз. — Я пришёл установить вечный порядок и мир!

Несколько солдат в благоговейном ужасе опустились на колени. За ними то же сделали остальные, один за другим, как по команде. Все, кроме генерала.

Он стоял неподвижно, сжимая рацию, не отводя взгляда от сияющей фигуры. Медленно поднял голову, прищурившись.

— Пришелец слишком опасен... — спокойно сказал он в рацию.

***

— Земляне боятся магии не меньше, чем представители других цивилизаций, — вздохнул Ихти, вновь очнувшись на палубе своего энергетического корабля.

С этого момента, сколько бы он ни пытался найти с ними общий язык, ничего не выходило. Каждый контакт заканчивался одинаково: стрельбой, гибелью, перезапуском. Будто он застрял в лабиринте без выхода и без правил.

Тем временем заряд браслета угасал. Оставались последние попытки. И если они не сработают, народ Булька исчезнет навсегда. У Ихти больше не оставалось новых идей, как договориться с землянами.

— Я просто хочу жить... — прошептал он в один из разов, стоя среди солдат. Слёзы растворялись в воде скафандра. — Пожалуйста. Хватит убивать меня. Я не причиню вам вреда...

Ракета.

Попав в воду, Ихти попытался уплыть, спрятаться подальше, но люди тут же его нашли и снова выкинули на платформу.

А там… ракета.

А однажды он даже ничего не делал и не говорил. Просто лежал, не шевелясь, и всё равно...

Ракета.

Наконец он понял:

«Проблема не в действиях. Проблема в моём присутствии».

***

На браслете вспыхнул сигнал низкого заряда, тревожный пульсирующий красный огонёк. Осталась последняя попытка.

Ихти снова упал в воду.

Механическая клешня аппарата уже спускалась к нему сквозь толщу воды.

Он неподвижно лежал на дне, погружённый в тишину и отчаяние, глядя вверх. Оттуда проникал солнечный свет, хрупко мерцая в холодной глубине. Всё было напрасно. Он не наладил связи, не установил контакт, не объяснил, кто он и зачем здесь. А энергии осталось настолько мало, что нельзя было создать даже элементарный переводчик, не говоря уже о скафандре.

Ихти вспомнил эпизод из любимого сериала. Когда ситуация казалась безвыходной, герой по имени Спо произнёс:

«Нужды большинства важнее нужд немногих... или одного».

И где-то глубоко, под усталостью и болью, в голове Ихти начал складываться простой, почти инстинктивный план. Единственный возможный.

Он медленно приподнял руку, открыл интерфейс браслета и ввёл код ручной активации биоконтейнера. Мышцы напряглись, расходясь в стороны, и в воду вырвался тонкий, хрупкий поток — полупрозрачные сферы, миллионы икринок, бесформенных и едва различимых.

Жизнь. Его последняя надежда.

Он смотрел, как их подхватывает течение, унося всё дальше и дальше...

Они уже никогда не узнают, кем он был. Не заговорят на его языке. Не вспомнят, как он их спас.

Но это будут его потомки.

Клешня подхватила его, вытащила на поверхность и бросила на металлическую платформу. Воздух обрушился на него. Без защитной оболочки лёгкие тут же начали сжиматься. Он попытался вдохнуть — тщетно. Свет в глазах тускнел. Постепенно он захлёбывался чужеродной средой, воздухом.

Через минуту он и вовсе перестал дышать.

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Он бросил папку на стол Брэндона.

— Оформи как несчастный случай. Хоть какая-то польза от тебя будет.

Брэндон тоскливо глянул на папку. В Мидвью, штат Орегон, ничего интересного не происходило — только скука и бессмысленные рапорты.

Мисс Адамс, милая старушка, раз в неделю жаловалась, что сосед хочет её убить — разговаривает с ней «недружелюбно и даже… злобно». Последнее слово она всегда произносила шёпотом, будто боялась, что он услышит.

Ноа Картер, фермер под пятьдесят, писал заявления о похищении инопланетянами и неизменно добавлял, что полиция скрывает эти случаи.

И таких — полгорода. Брэндон уже снял несколько десятков выпусков про каждого и этим заслужил раздражение коллег, но сделать они ничего не могли.

Он лениво раскрыл брошенную папку. Фото тела девушки с телефоном в руке в ванной полной воды. Телефон подключён к розетке. На первый взгляд — обычная нелепая смерть.

Но...

Карие глаза.

Брэндон застыл, словно к нему пришло озарение:

«А если… Не может же быть просто совпадение?»

Буквально две недели назад парень по имени Руперт Грин, возвращаясь пьяным с вечеринки, решил забраться к себе в дом через узкое кухонное окно.

Руперт застрял. Пытался протиснуться, ухватился за кран и открыл его. Мойка начала набираться водой. В процессе он, похоже, потерял сознание. Упал лицом в воду. Захлебнулся.

И он тоже был кареглазым.

Брэндон медленно оторвал взгляд от фотографий.

— Карие глаза, вода, несчастные случаи… серийный убийца, — прошептал он, сам ужаснувшись своей догадке.

— Что ты там бурчишь? — раздражённо спросил Итан из-за перегородки.

— Они могут быть связаны! — Брэндон схватил камеру, прижал к груди папку и, не слушая никого, вылетел из участка.

— Ну что за идиот, — устало пробормотал Итан, уткнувшись в экран с отчётами.

***

Он выбрал себе идеальное прозвище: Дарвин.

Как в природе не обойтись без санитаров леса, так и в городе должен быть тот, кто выполняет эту работу. Он не получал за это зарплату, не ждал славы и, возможно, никогда не услышит благодарности. Зато с его помощью мир становился хоть немного, но лучше. Потому что без него естественный отбор больше не работал как надо.

Когда он в поисках любых упоминаний о себе наткнулся на видео, снятое одним из местных копов, то едва не подавился элитным кьянти:

— Всем привет, я Брэндон Корки, полицейский, а это канал «Копские тайны»! В нашем тихом городке Мидвью, возможно, орудует маньяк! Я назвал его Кареглазым водным серийным убийцей! Сейчас я на Восьмой-стрит…

Всё это время на заднем фоне чётко виднелась табличка: «Шестая стрит».

Дарвин схватился за голову. Неужели его план, тщательно выстроенный, продуманный до мелочей, раскусил тот, кто сам бы идеально подошёл в качестве жертвы?

— Пока я обнаружил два случая, но уверен: их больше, — продолжал Брэндон на видео. — Всё выглядит как несчастные случаи, но их объединяет то, что у обеих жертв были карие глаза, и они утонули…

Дарвин тяжело вздохнул. Он-то точно помнил: у Хелен были голубые, у Руперта — зелёные. Глаза... он всегда смотрел в глаза перед смертью. Он бы не ошибся. Да и вода не была его фетишем. Остальные умерли совсем иначе…

Хелен он нашёл случайно. Наткнулся на её сторис, где она уверенно утверждала, что законы физики — выдумка тайного мирового правительства.

Она моментально вошла в его список на отбор.

Дарвин представился агентом, решившим разоблачить заговор. Даже удостоверение распечатал и заламинировал. Сказал ей, что всё прослушивается, и, чтобы их не засекли, нужно идти в ванную комнату. Он говорил вкрадчиво, часто оглядывался, будто за ним следят. Девушка легко согласилась. Дарвин давно заметил: чем симпатичнее человек, тем больше ему доверяют. Поэтому вложился во внешность. Родительские деньгипозволяли не экономить.

Хелен привела его в дом. Набрала ванную. Даже легла туда — послушно, с лёгкой дрожью в голосе, спросила:

— А вы уверены, что они нас не услышат?

— Вы же знаете: физика выдумана. Их можно обмануть, только нарушив правила.

— Да, да… конечно, — закивала она.

Когда он бросил её телефон в воду, она всё ещё не понимала, что происходит.

С Рупертом план был совсем другой. Дарвин заранее пробрался в дом, приготовился. Одел на себя потрёпанный костюм Авраама Линкольна. Тёмная тройка, цилиндр и даже накладная борода — всё ради подыгрывания убеждению бедолаги: шестнадцатый президент США жив и вот-вот откроет ему тайны мироздания. А для этого необходимо включить на ноутбуке запись спектакля «Наш американский кузен» и поиграть в русскую рулетку с автоматическим пистолетом.

Но всё испортил сам Руперт.

Дарвин услышал шум с кухни. Подошёл.

Хозяин, едва держась на ногах, пытался влезть в окно.

— Лин… кольн… — прохрипел он, губы растянулись в пьяной улыбке. — Я знал… ты придёшь…

Через секунду он рухнул в мойку, полную воды. Дарвину оставалось только слегка придержать его затылок.

Маньяк посмотрел видео ещё раз. Брэндон Корки кривлялся, как ребёнок, которого случайно одели в костюм полицейского.

— Меня раскрыл идиот, — прошептал Дарвин.

Внутри что-то дрогнуло. И это была не злость. Что-то хуже. Привкус... унижения.

Наверное, на такого не стоило даже обращать внимания. С другой стороны, он кандидат ничуть не хуже остальных.

***

Брэндон сидел за компьютером, просматривая архивы с так называемыми несчастными случаями.

«Гари Даунинг зашёл к другу, когда тот отсутствовал, и отпил из бутылки с надписью „Виски“. Внутри оказался бензин, который он тут же выплюнул. Часть попала на рубашку. Гари закурил и сгорел заживо».

— Жидкость есть. Но бензин — это не вода. Почти… но не то, — пробормотал Брэндон, нахмурившись, и щёлкнул мышкой по следующему делу.

«Джеймс Смит решил ограбить банк. Помимо маски, ему почему-то показалось важным покрасить лицо золотой аэрозольной краской — на баллончике значилось: „Токсична“. Банк он действительно ограбил, но через шесть часов умер от отравления».

— Тоже нет, — вздохнул Брэндон.

Он потянулся к четвёртой за вечер кружке — чай успел полностью остыть. Брэндон щёлкнул по следующему делу. На экране вспыхнули жёлтые буквы: «Причина смерти: утопление».

«Ночью в торговом центре Майкл Джонсон решил украсть пару пираний из большого аквариума. Он не придумал ничего лучшего, чем нырнуть. Однако проблемой стали не сами пираньи, а то, что Майкл не умел плавать».

— И глаза у него карие… — задумчиво произнёс Брэндон.

В этот момент на экране в углу всплыл значок нового письма. Отправитель — «Конкурс блогеров».

О таком он раньше не слышал, но сейчас каждый день появляется что-то новое. Брэндон кликнул:

«Видели твои расследования. Ты крут! Хочешь попасть в шоу “Конкурс блогеров” от ЭнБиЭн? Поднимись на заброшенную телевышку у Юнион Сквер в полночь. Не забудь видеокамеру — стань лицом справедливости».

Брэндон перечитал письмо и на миг замер. Внутри что-то заныло: не делай.

«А точно ли это не мошенники?» — подумал Брэндон, но быстро отбросил эту мысль как недостойную блогера. Если это и правда афера, он просто обязан разоблачить её на своём канале.

Он посмотрел на часы, а потом на стоящую рядом камеру. Та, казалось, блестела от предвкушения.

«Если я сейчас не сделаю что-то стоящее, я так и останусь полицейским с семью подписчиками. Тем, над кем смеются коллеги, пока он остаётся в отделе только благодаря связям Корки-старшего».

***

Ржавая, исписанная граффити телевышка возвышалась над Мидвью. Почва у подножия была усыпана мусором, кусками железа и потухшими окурками. От дождей бетон под ногами выцвел, и между плитами росла трава. Выгоревшие от солнца жёлтые таблички угрожали штрафами за проникновение, но краска на них почти стёрлась.

Перед входом Брэндон остановился и оглянулся. Будто ждал, что кто-то, хоть кто-то, выкрикнет: не заходи! Но улица была безлюдна. Лишь пустые пакеты, запутавшиеся в металлической сетке ограждения, шуршали на ветру.

Он толкнул дверь, она скрипнула, и посыпалась ржавчина. Внутри было темно. Только сверху, сквозь дыру в потолке, сочился кровавый свет. «Дежурная лампа», — подумал Брэндон и, стараясь идти уверенно, начал подниматься по дряхлой лестнице к верхней площадке.

Наверху, в самом центре, зиял лестничный проём, обрамлённый ржавыми перилами, из которого и вышел Брэндон. Место оказалось открытым, но с низким потолком. По периметру тянулись панорамные окна. Некоторые были разбиты, стекло хрустело под ногами. Лёгкий сквозняк хлопал не до конца закреплённым углом баннера. На нём большими буквами красовалась надпись: «КАСТИНГ КОНКУРСА БЛОГЕРОВ». Перед баннером — штатив с камерой и телесуфлёром, два осветительных прибора. Они заливали помещение алым светом. За камерой что-то делал, слегка пригнувшись, мужчина в чёрной водолазке.

— Меня зовут Дарвин, — отвлёкся от своего занятия незнакомец. — Пока остальные не подошли, нужно снять с вами пару кадров.

— Дарвин… Дарвин... Что-то знакомое…

— А, да. Был такой известный кинематографист.

— Точно-точно! — поспешно закивал Брэндон, не желая казаться необразованным.

— Вставайте около того разбитого окошка. Снимайте сами себя и читайте дословно текст с суфлёра. А я жестами буду показывать, куда вам двигаться.

— Хорошо!

Брэндон направил на себя камеру, но сразу заметил неувязку:

— Простите…

— Да?

— Я… своей камерой перекрываю суфлёр.

Дарвин медленно выдохнул, будто это могло спасти его от глупости жертвы, и проговорил сквозь зубы:

— Чуть сбоку камеру держите.

— Понял!

Брэндон включил камеру и начал читать:

— Мои расследования привели меня на эту заброшенную телевышку. Именно здесь я узнаю, кто такой Кареглазый Водный Серийный Убийца…

Когда он заговорил снова, губы будто дрогнули от чужих слов. Горло пересохло, и он замолчал.

— Подождите. А что, если я… не найду? — спросил Брэндон и запнулся. — Я не хочу врать своим подписчикам.

Дарвин выглянул из-за камеры и, не моргнув, произнёс:

— Это для промо. Ни к чему не обязывает, но привлечёт внимание.

— А, ясно, вам, профессионалам, виднее, — ответил Брэндон и, нажав на запись, начал заново.

— Только мне удалось связать, казалось бы, разрозненные несчастные случаи…

Дарвин жестом руки показал шаг назад. Брэндон подчинился и продолжил.

— Маньяк выбирает только кареглазых. Запомните! Это может стоить вам жизни!

— Немного не то, — прищурившись, с наигранной досадой заметил Дарвин. Он выдержал паузу, будто сомневался, стоит ли продолжать: — Встаньте ко мне спиной. А это… я подержу.

Дарвин подошёл к Брэндону и отобрал у него видеокамеру, будто вырвал у ребёнка предмет, которым тот пользуется неправильно.

В этот момент площадка дрогнула и слегка покосилась. Немного, буквально на полсантиметра, вызвав неловкую паузу.

— Всё нормально! — уверенно произнёс Дарвин. — Так бывает.

Брэндон доверчиво кивнул, повернулся и заметил, что шнурок на его кроссовке развязался. Он наклонился, чтобы поправить это недоразумение.

Тем временем Дарвин сделал шаг вправо, и край пола вдруг резко пошёл вниз. То ли сгнило крепление, то ли металл треснул от времени, но площадка не выдержала и провалилась. Дарвин пытался ухватиться за плечо Брэндона или за поручень, но рука схватила пустоту, и он упал. Посмотрев на Брэндона с отчаянием, Дарвин через секунду вместе с камерой исчез в тёмном проёме, оставив только скрип металла.

Брэндон пошатнулся от резкого движения, оступился, но чудом свалился около ржавого поручня и ухватился за него. Несмотря на проржавевшие дыры, конструкция выдержала.

— Дарвин?! — закричал он, выглянув в окно.

Внизу неловко и неестественно лежало тело Дарвина. Брэндон только теперь понял, что забыл, как дышать.

— Я убил человека! — в ужасе прошептал он спустя несколько минут. Будто чужими пальцами достал телефон и набрал номер своего участка.

***

— Это был несчастный случай, — начал Итан, протирая глаза. — Как бы мне ни хотелось сказать обратное, ты ни при чём.

Брэндон чуть подался вперёд.

— Команда осмотрела его дом. Нашли пачку газетных вырезок, вклеенные в альбом. Несчастные случаи — тринадцать штук.

— И? — не выдержал Брэндон.

— И костюм Авраама Линкольна. Очень похожий. Что бы это ни значило. А ещё — видео. Признание, где он открыто называл себя серийным убийцей Дарвином. Говорил, мол, был санитаром города.

— То есть я всё-таки...

— Нет, не всё-таки. В конце он записал короткое обращение, лично тебе. Что-то вроде: «Не слушайте этого идиота. Я не выбирал жертв по цвету глаз и уж тем более не убивал их только с помощью воды».

— Так я был прав? — неуверенно переспросил Брэндон. — Я раскрыл дело серийного убийцы!

Итан устало поднялся и уже занёс руку, чтобы отвесить здоровенный подзатыльник, но резко остановился:чёрт с ним, жалко даже силы тратить.

— Нет. Ты ничего не раскрыл. Ты просто его случайно выманил, и он так же случайно выпал из окна. Пока пытался тебя убить.

Он сделал паузу и ткнул пальцем прямо в Брэндона:

— Запомни это. И, пожалуйста, не рассказывай об этом в своём дурацком блоге…

***

«Всем привет. Это снова “Копские тайны”. Сегодня вы узнаете, как я поймал самого хитрого и опасного серийного убийцу в США — маньяка по прозвищу Дарвин».

Брэндон снимал себя внутри полицейского участка. Позади, старательно отворачиваясь от камеры, сновали его коллеги. В какой-то момент он заметил проходящего мимо Итана и поспешно направился к нему.

— Итан, расскажи, как я поймал Дарвина!

— Отстань… я занят… — буркнул Итан, не замедляя шага.

— Ноа Картер говорит, что Дарвин был инопланетянином! — продолжил Брэндон, не выключая камеру.

Итан стремительно огляделся в поисках спасения, увидел дверь с табличкой «WC», и резко свернул туда.

— А мисс Адамс считает, что это был настоящий Чарльз Дарвин! Ну тот, с бородой и теорией! И что он хотел убить её, а не меня…

— Отстань! — ответил Итан, захлопывая дверь.

— Я заказал себе новую камеру! На этот раз — ударопрочную!

Дверь распахнулась, и красный от злости Итан закричал на него:

— Отста-а-а-ань! Сказал же! А то я сам доделаю то, что не смог Дарвин! Вернее, оба Дарвина — и маньяк, и тот, кто придумал естественный отбор!

Брэндон медленно опустил камеру, голос его сделался трагичным:

— Ну вот… А я ведь просто хотел объяснить людям, чем мы тут занимаемся. Мне ведь тоже хочется приносить пользу.

Итан замер в нерешительности, на мгновение его лицо смягчилось, ему даже стало немного жаль этого недотёпу.

— Так, без тебя мы бы, может, и не взяли Дарвина… — начал он и тут же осёкся, заметив довольную улыбку Брэндона. Тот выключил камеру и дружелюбно ответил:

— Спасибо! Этого я и хотел!

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Вы бы видели, как меня провожали! Закололи двух свиней, хотели и барана, но он неведомо как прознал, что готовится посягательство на его жизнь, и сбежал, лихо перепрыгнув через ограду.

Вышел наш председатель в костюме, с медалью на груди. Обнимал меня, плакал, всё приговаривал:

— Одна надежда на тебя...

И тщательно вытирал слёзы моей новой белой рубашкой.

Мать тоже обняла и наказала:

— Ты только хорошо прославь нашу Кандалопу, сынок. Так, чтоб запомнили!

Старший брат подошёл, ухмыльнулся:

— Если профукаешь такой шанс — накостыляю.

В общем… я не поступил.

***

Собранные деньги быстро закончились: ушли на кабаки и девок. Возвращаться было как-то неловко, не хотелось прожить всю жизнь с клеймом неудачника.

Нужно было срочно раздобыть монет.

Вечером, как обычно, я стоял под светом газового фонаря у входа в бордель. Мимо проносились дорогие самоходные экипажи, разбрызгивая грязь. Я думал о том, как бы познакомиться с какой-нибудь богатой вдовушкой, чтобы она решила обеспечивать меня за мою искреннюю любовь к её деньгам.

Страж у дверей смотрел на меня неодобрительно и не собирался пускать внутрь. И правильно делал: пятый день подряд я получал продажную любовь в кредит. Спасибо родителям за смазливую мордашку, она вызывала у людей непроизвольное доверие. По крайней мере, первое время.

Я продолжал смотреть на дорогу, бесцельно блуждая мыслями, перебирал самые странные идеи обогащения. И вдруг увидел, как один из пьяных бродяг случайно рухнул под колёса. Повезло, механическая карета только слегка отдавила ему пальцы на ноге. Из кареты тут же выбежали испуганные пассажиры: престарелая мать с перезрелой дочкой. Стали суетиться вокруг, спрашивать, жив ли бродяга.

Он быстро сообразил, что к чему, и завыл во весь голос:

— Ой! Болит! Так болит…

Женщины ещё сильнее захлопотали, а он, резко сменив тон, сообщил им:

— Как бы ножек-то совсем не лишиться... У меня ведь дети. Маленькие, — на секунду задумался, — четверо, кажется…

Мама с дочкой, совсем растерявшись, подхватили его под плечи и усадили внутрь своего экипажа. Он резко тронулся, унося их прочь.

— А что! — пробормотал я вслух. — Это идея.

Слегка доработать... да выбрать жертву побогаче.

Я стал ждать подходящего случая. Прошло совсем немного времени, и впереди появился он: окутанный паром, громыхающий белый экипаж с золотыми орнаментом и вензелями. Крытая кабина с остеклёнными, откидными окнами, а спереди — современный паровой двигатель. Красотища!

Я слегка присел, чтобы получше оттолкнуться от земли. На глаз прикинул скорость — не быстрее лошади, бегущей тихой рысью. Начал считать. На «пять» прыгнул.

«Только бы вдова», — пронеслось в голове.

Я плюхнулся спереди и вцепился в края корпуса, стараясь изобразить потерю сознания. Но водитель почему-то не тормозил...

Машина вильнула и врезалась в стену соседнего с борделем бара. Раздались крики, и из салона выскочила молодая барышня, на вид чуть больше восемнадцати.

— С ним всё в порядке?! — закричала она в истерике. — Я не виновата! Я просто перепутала педали!

Я приоткрыл один глаз и внимательно на неё посмотрел. Стройная, брюнетка, небольшая грудь, лицо несколько по-детски наивное... и огромный нос с бородавкой на самом кончике.

«Что ж, могло быть и хуже, — мысленно вздохнул я, — она могла быть вообще без носа!»

Но бородавка не давала покоя.

Призвав на помощь весь свой актёрский талант, я пробормотал:

— Что произошло? Так больно…

Хотя, если по правде, было действительно больно. Видимо, пока я падал, то довольно сильно ушибся, потом обжёгся, и сейчас всё адски болело.

Вокруг начали собираться зеваки. Из борделя выглянули несколько проституток, к ним подтянулись пропойцы из соседнего бара, а за ними — просто случайные прохожие.

— Вас надо срочно отвезти в больницу! — прокричала она.

Наступила очередь моего коронного номера:

— Где я? Кто я? Ничего не помню…

Она на секунду застыла, потом медленно подошла ближе. Долго всматривалась в моё лицо. Слишком долго. А потом вдруг закричала во всю мочь:

— Гектор! Это Гектор!

И тут же кинулась обнимать, целовать в лоб.

— Я тебя так долго искала! Почему ты сбежал в день нашей свадьбы?!

Мне срочно захотелось прекратить это представление. Я уже попытался соскользнуть с экипажа и раствориться в ближайшем переулке, но она резко схватила меня за плечи. Только сумасшедшей мне сейчас не хватало.

— Всё уже в порядке, — пробормотал я, — память вернулась. И вообще всё резко перестало болеть.

— Никуда ты не пойдёшь, Гектор, — прошептала она с пугающим спокойствием. — У меня всё готово. Кольца. Платье. Выкуп. Тебе осталось только сказать: «да».

— Девушка, вы что?.. — воскликнул я. — Я не ваш Гектор! Меня Томасом зовут…

— А говорил, что ничего не помнит, — пробурчала старая проститутка, прикуривая самокрутку. — Вот мужики пошли нынче… Никому веры нет, даже тем, у кого ретроградная амнезия.

Её коллега только коротко кивнула в ответ, стараясь выглядеть умной. В отличие от неё, у старой в клиентах регулярно бывал известный психиатр.

— Ты — Гектор… — прошептала барышня из экипажа, глядя на меня то ли с любовью, то ли с безумием во взгляде.

Я так до конца и не понял, вправду ли она приняла меня за своего Гектора или это такая игра. Но, судя по всему, деньжата у неё водились. Не ради ли этого всё и затевалось?

— Ну ладно, — обречённо вздохнул я. — Гектор так Гектор.

— Отлично! — просияла она, обнажив все свои белоснежные зубы в количестве тридцати двух штук минимум.

— Видите ли, у меня амнюзия, — сказал я, употребив подслушанное у одной из проституток, словечко. — Не напомните, как вас зовут?

— Её высочество принцесса Анна Мария Виктория Вера Надежда Любовь Джордж Мартинова Анджее Сапковска Пратчеттова и Толкинова, графиня Саут-Химборна и всех южных островов Норд-Норд-Веста… — выдохнула она. — Вторая.

Я на секунду задумался, потом произнёс:

— Тогда буду звать тебя... Вторая.

Она опять широко улыбнулась, и бородавка вместе с носом взметнулась вверх.

Эх...

***

Оказавшись во дворце, я занял место на диване в одном из залов. Меня окружала нелепая роскошь: огромные зеркала в золочёных рамах, картины, наверное, дорогих художников, а прямо передо мной — небольшой столик. Не позолоченный, а целиком из чистого золота. Определил я это, стоя на коленях и кусая край, пока принцесса не видела. След от зубов остался.

И тут я подумал: если удастся улучить момент и схватить его, то с деньгами можно будет не беспокоиться до конца жизни. Навскидку — пятьсот золотых, не меньше.

Так в моей гениальной голове родился ещё один план.

Вторая расхаживала по комнате, рассказывая о предстоящей церемонии:

— Тебе сошьют шёлковый костюм. И шёлковые трусы. Это важно. Знаю, ты не привык к таким излишествам, но придётся потерпеть. Как только шёлк коснётся твоей промежности… — она мечтательно закатила глаза, — ты не сможешь жить по-другому. А когда мы пойдём к алтарю, маленькие детишки будут осыпать нас лепестками роз. Золотыми. Уже сейчас они красят эти лепестки крайне токсичной краской.

Я на всякий случай кивал, не сводя взгляда со столика.

— Раздадутся аплодисменты, — продолжила она. — По всей толпе мы расставим стражу. Кто не станет хлопать — того сразу казним. Хотя… — она задумалась, — нет. Моё платье могут забрызгать кровью. Лучше казним позже.

Наконец, она отвернулась к мраморному камину. Этого я и ждал. Столик оказался тяжелее, чем выглядел на первый взгляд, но я вскочил, подхватил его и бросился бежать. Я успел отбежать метров на десять, прежде чем она заметила моё исчезновение.

— Гектор! — закричала она вслед.

Но я не оглядывался и мчался дальше ― по парадным коридорам, мимо стражников с вытянутыми лицами, через огромный цветущий сад, в чугунные ворота, вниз по дороге… и в лес.

Конечно, я мог бы остаться и купаться в роскоши, но стоило только представить, что будет, если Второй что-то не понравится… Она ведь может и незаметно голову отрубить или ещё что похуже. А жить, постоянно оглядываясь и боясь, я не захотел, поэтому и убежал.

***

Ну что ж, друзья. В итоге я действительно прославился — и заодно прославил свою деревушку.

Разъярённая принцесса объявила на меня охоту и довольно быстро узнала от проституток моё настоящее имя. С этого момента на каждом столбе висел мой портрет с надписью:

«Томас из деревни Кандалопа. Вознаграждение за поимку — 100 золотых монет».

К счастью, с памятью у неё было не очень, и изображение получилось совсем уж не похожим.

Так что я спокойно разгуливал по городу, проходил мимо собственных розыскных афиш, — и даже как-то раз одолжил табаку у стражника, который клеил очередной плакат со мной.

— Вот и конец этой истории, — сказал постаревший Гектор, сидя в окружении таких же пьяниц, как он сам, в полутёмном баре. — И я понял, что мечты действительно сбываются, если сильно этого хотеть. Просто не так, как мы себе представляли.

Собутыльники дружно рассмеялись очередной байке старого приятеля и негромко чокнулись кружками.

— За принцесс! — прокричал Гектор.

— За принцесс! — подхватили остальные.

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

— Ладно... — пожал я плечами. Хотя стало как-то неловко. До этого банки никогда не отказывали мне в праве спуститься на дно небольшой долговой ямы. Я сидел на стуле, ёжился и грыз колпачок чужой авторучки. Когда нервничаю, всегда так делаю.

Пришёл второй отказ. Потом — третий. Четвёртый. Я начал чувствовать себя кем-то вроде скользкого типа с плохой репутацией, нарушителя правил.

— Вам все отказали, — удивлённо сообщила Анастасия.

— Как такое возможно? — встал я, растерянно поправляя куртку. — У меня же отличный рейтинг!

Она только неловко пожала плечами. Помочь ничем не могла.

Я вышел на улицу, как плохой школьник, которого отчитали, но не объяснили — за что. В голове крутилось: «А вдруг я правда что-то не так делаю? Может, я забыл закрыть какой-то старый штраф?» Достал телефон и набрал свой родной банк, тот самый, который обычно с радостью пытается снять с меня комиссию за всё, что угодно. Сейчас даже он отказал в рассрочке.

Часть вторая. Телефонный разговор.

Далее приведу мой разговор с банком.

— Почему вы отказали мне в рассрочке? — спросил я.

— Да кто ж его знает… Мне надо с кем-то посоветоваться, чтобы понять, что вообще происходит. Я тут работаю только второй день. Меня даже курьером не взяли, пришлось идти либо сюда… либо на почту. Платят мало, текучка огромная. Подождёте? Хотя… какой у вас выбор? — дружелюбно ответил сотрудник.

В трубке заиграла мрачная музыка.

Я успел дойти до дома, пообедать, узнать, сколько лет Газманову, и наспех написать копию картины «Девушка с жемчужной серёжкой». Не шедевр, но узнаётся.

Наконец в трубке раздался человеческий голос:

— О! Я совсем забыл о вас…

— Спасибо, — ответил я без капли сарказма.

— А что вы хотели?

— Хотел узнать, почему мне отказали в рассрочке, — терпеливо сказал я, разламывая толстую кисточку пополам.

— А! У вас рейтинг низкий…

— Но неделю назад он был высоким! Как такое возможно?

— Э-э-э… нужно у кого-то уточнить…

— Может, соедините меня сразу с кем-нибудь, кто работает здесь больше двух дней?

— Сейчас поищу, — грустно вздохнул он.

— Подож…

Мрачная музыка. Спустя полчаса:

— Старший менеджер Иванов слушает.

— Здравствуйте, — сказал я. Хотел добавить «гражданин начальник», но решил не усугублять. — Мне сообщили, что у меня внезапно рейтинг стал очень маленьким…

— Рейтинг — не писюн. Переживёте, — отрезал он.

— Но я просто хотел взять у вас немного денежек…

— Так! Что у нас тут? — сказал он, громко и демонстративно клацая по клавишам. Через какое-то время добавил:

— Упс.

— Упс? — переспросил я, напрягшись.

— Упс, — расстроенно подтвердил он. — В нашей системе вы — Надежда Светлановна Гордеева из посёлка Пупки.

— Но я точно не она.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Хотя… сейчас такие времена… — задумчиво сказал я. Потом спохватился: — Но не у нас. У нас в стране всё с этим хорошо!

— Тут не поспоришь, — ответил он почему-то таким же тоном, как и я.

— И что теперь?

— Приходите в банк. Разберёмся на месте.

Повесив трубку, я задумался. Как можно было перепутать Меньшикова-Соловьёва с Гордеевой? Это насколько нужно быть не в себе, чтобы не заметить очевидного различия? Стало страшно, ведь если в современном мире возможно такое, то какие ещё ошибки могут случиться? Нужно было как можно быстрее исправить это недоразумение.

Часть третья. Отделение банка.

По дороге в банк я то и дело доставал телефон, чтобы ещё раз перечислить в уме все факты моей человеческой жизни: имя, дата рождения, фамилия, ненависть к понедельникам, пережитая в детстве пневмония, шрам от удара лбом о батарею. Я точно не Гордеева!

Зайдя внутрь, я получил талон электронной очереди и присел на скамейку напротив окошек обслуживания. Фоном играла всё та же мрачная музыка.

На всякий случай ущипнул себя. Больно. Немного успокоившись, стал ждать.

Минут через тридцать под потолком раздался торжественный механический голос:

— Номер пятьдесят два, подойдите к окну пять.

Я осторожно зашагал туда, где меня уже ждали. Присел на металлический стул, объяснил ситуацию молодому специалисту и протянул ему паспорт. Он сосредоточенно начал его изучать. Минутная пауза. Затем брови у него сдвинулись. Не сказав ни слова, он молча встал и с документом исчез в глубине служебных помещений.

Что-то защемило внутри. Неужели действительно что-то не так? Хотя бы мелочь? Неправильная фотография? Не та печать?

Через секунду завыла сигнализация. Почувствовалось, что сейчас начнётся что-то не то. Точно: спустя минуту в отделение ворвались пятеро полицейских. Один стал посреди зала, развернул бумагу и с некоторой неуверенностью прочитал:

— Гордеева Надежда Светлановна? Есть такая?

Молчание.

Я начал подозревать, что речь идёт обо мне, и неуверенно поднял руку:

— Возможно… это я?

Полицейские многозначительно переглянулись. Никто, правда, не рванулся меня ловить — решили подождать, пока ситуация окончательно прояснится.

И тут, за окошком номер пять, выскочил воодушевлённый банковский сотрудник и, указывая на меня пальцем, закричал почти с ликованием:

— Вот она! Это она! У меня её фальшивый паспорт.

Полицейские начали медленно сжимать кольцо вокруг меня. Стало немного не по себе.

И вдруг меня осенило: безотказный, простой способ доказать, что я не Надежда Светлановна. Ведь правда же, я не она?

В панике я расстегнул ремень, спустил штаны и показал... как мне казалось, убедительное доказательство.

Парень из окошка растерянно попятился, на мгновение смутился — а потом, как будто его осенило:

— Подделка! Наверняка подделка! Дёрните — оно отвалится!

Я судорожно натянул штаны обратно и испуганно прокричал:

— Ничего дёргать не надо! Я… мужского пола! На сто процентов!

— Это мы ещё проверим. На следственном эксперименте, — многозначительно сказал один из полицейских, заковывая меня в наручники.

До этого казалось, что ошибку скоро исправят. Теперь мне, действительно, стало страшно.

Часть четвёртая. Отделение полиции.

Спустя час я сидел в отделении полиции, напротив лейтенанта. Он листал какие-то бумаги, потом неспешно поднял на меня глаза.

— Хорошо, — произнёс он. — Всё прояснилось. Вас можно отпускать.

Я чуть расслабился.

— Но… есть одна деталь, — добавил он.

Я снова напрягся.

— В ходе проверки подтвердилось: вы не мошенница, не брали кредиты по поддельным документам. Но… вы вообще не проходите по базе как человек.

— Простите… а кто же я тогда?

Он нахмурился, заглянул в распечатку и прочёл:

— По базе… кобель по кличке Барбос, возраст — восемь лет, прививки проставлены. По характеру: подвижный, склонен к дрессировке, нуждается в ласке.

— Но я человек! Вы же видите, что я человек! — возмутился я.

— Может, вы и человек, а может, и нет. Ведь кто из нас действительно человек? — задумчиво уставившись в потолок, произнёс он. — Что это вообще такое? ЧЕ-ЛО-ВЕК…

Я открыл рот, чтобы возразить, но вдруг... вспомнил.

Вспомнил, что хожу кругами перед тем, как лечь спать, вспомнил, что инстинктивно грызу колпачки ручек, и вспомнил, что рефлекторно каждый раз, когда пьян, пытаюсь пописать на дерево…

— А это ведь многое объясняет, — вздохнул я, немного даже с облегчением.

Позже меня забрали какие-то люди. Сказали, что когда-то, много лет назад, у них пропал Барбос. И, что удивительно... я их вроде узнал. По запаху.

Они не были похожи на кого-то важного. Но когда я увидел, как один из них достаёт из кармана новую резиновую кость с тем самым, родным скрипом, мне вдруг стало… спокойно.

Эпилог

Так всё и закончилось.

Жизнь теперь, может, и собачья, зато мирная и логичная.

Сплю на коврике. Не думаю о рассрочках. Не мучает рейтинг.

Меня гладят. Я улыбаюсь.

Хорошо.

Гав.

Автор: Вадим Березин

Редактор и корректор: Алексей Нагацкий

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Старик попытался задрать кверху её сарафан, да стянуть трусы. Но вместо этого споткнулся и упал лицом в лужу. В расстроенных чувствах он поднялся, сел на полуразвалившуюся скамейку и заплакал пьяными слезами. Девушка осторожно подошла, натягивая обратно трусы, положила руку ему на плечо и начала нежно успокаивать:

— Не переживай ты так, дед Ермолай.

Он, сглатывая горькие слёзы, проговорил:

— Что ты понимаешь, Тата... Знаешь, как я жил? Робятки... знаешь, какие у меня были? Помнишь? Все красавцы, как на подбор. У Ваньки такой смешной чуб был. Сам чёрный, а чуб-то почти белый. Митька, наоборот, светленьким получился. Ходил всегда, гордо подняв голову и всегда улыбался! А что теперь? Где они все?

— Так сгорели в баньке они уже давно, дед Ермолай...

— Сгорели... Правду говоришь. Так как теперь жить? Эх… А умереть не получается.

— Ещё успеется, — Тата нежно погладила его по голове.

Пьяные люди стали потихоньку расходиться по домам.

В лесу упали первые тяжёлые капли, и гулкое раскатистое громыханье прорезало воздух. Высоко над ветками деревьев небо вспорола молния и ударила в старый дуб. Дерево загорелось ярким пламенем, но вскоре остались лишь угли.

— Тата! — молодецкий окрик остановил уходящих деревенских жителей.

Девушка обернулась и увидела местного паренька. Ума в нём было мало, зато силы — хоть отбавляй.

— Что, Лёнька? — спросила она.

— Давай жить вместе! — воскликнул он, на лице заиграла улыбка.

— Так зачем оно мне? — подбоченившись, удивилась Тата.

— Ты баба видная! — начал он, — а я сильный. Соглашайся!

— Лёнька, что это за глупости такие опять? — вздохнула она, а затем с усмешкой добавила: — Меня вон уже дед Ермолай сосватал!

Лёнька нахмурился, подошёл к ним, сурово посмотрел на старика сверху вниз, отчего Ермолай нервно сглотнул, и строго спросил:

— Это правда?

— Раз Тата так говорит... — неуверенно пробормотал дед.

Остальные жители стали подтягиваться к ним. Уж больно любопытно им стало, чем дело кончится. Из-под скамейки вынырнул пьяный диджей, добрался до микшера и поставил бодрое техно.

Первыми закричали женщины:

— Драка! Драка!

К ним присоединились мужики и дети:

— Драка! Драка!

Ермолай испуганно закричал:

— Люди добрые! Что это вы удумали? Он же меня одним ударом пришибёт! Хорош!

Никто его не слушал.

Лёнька тоже обратился к толпе:

— Хотите драки, будем вам драка!

И рассмеялся так громко, что задрожали стёкла в домах.

Ермолай побледнел. По лбу покатились крупные капли пота. Огромная детина по имени Лёнька стал неторопливо приближаться к нему. Старик с надеждой прошептал:

— Может, не надо, а? Помнишь, я ж тебе деревянного солдатика дарил в детстве! Ты с ним не расставался целый год! Помнишь?

Лёнька занёс руку и одним ударом под подбородок выбил из Ермолая весь дух. Старик рухнул, словно пустой мешок.

Гроза в лесу стихла, так и не дойдя до деревни, но её последний удар совпал с тем мигом, когда Ермолай умер. Молния сверкнула так близко и ярко, что её увидели все, кто наблюдал за дракой.

— Помер, что ли? — неловко пробормотал Лёнька. — Я ж не сильно бил...

— Да брось ты, — сказала Тата, подходя ближе. — Он и так уже совсем старый был.

Она положила ему руку на плечо и мягко улыбнулась. Лёнька поднял на неё глаза и несмело коснулся её ладони, словно ища в ней опору. Потом вдруг легко подхватил её на руки. С минуту постоял, прижимая к себе, а вскоре и вовсе забыл обо всём, что произошло. Радостный он понёс Тату к себе домой.

Затерянная в лесах деревня тоже продолжила жить дальше, как ни в чём не бывало.

***

Заяц-русак, запутывая следы, почти вернулся к месту старта, но вдруг остановился. Что-то насторожило его — возможно, стрёкот сороки или внутренний инстинкт. Он повернул в другую сторону и рванул прочь.

Спрятавшийся с ружьём Лёнька разочарованно выдохнул. Приближалась зима. Жена его, Тата, осталась дома с двумя ребятишками. Год выдался неудачный: вредители сожрали урожай, зверь убегал, да и жена всё чаще по вечерам куда-то исчезала.

Так и бродил Лёнька по лесу, плутая, снедаемый злостью и усталостью, пока не заблудился окончательно. Наступил тревожный сумрак. Где-то совсем близко раздался волчий вой — к нему тут же присоединились ещё два, и вскоре выла уже целая стая. Детина присел под осиночку и загоревал. В ружье остался всего один патрон — остальные он выпустил впустую, гоняясь за зайцем.

И тут он заметил, что за кустиками черники торчат серые уши. Лёнька быстро прицелился и выстрелил, но не попал. Заяц выскочил и сразу рванул дальше. Охотник, разозлившись, бросился в погоню. Думал: хоть руками, да словлю засранца. Из принципа.

Пробежались они по кочкам, между деревьев, перепрыгнули ручей, а тьма всё сгущалась. И вот, вконец истощённый, Лёнька рухнул на траву. Посмотрел — а заяц тоже замер и глядит на него, словно зовёт продолжать гонку.

— Не могу я больше, — охрипшим голосом ответил он и положил рядом бесполезное ружьё.

Тогда русак медленно подобрался к человеку так близко, что можно было почти дотянуться рукой.

Лёнька не сразу понял, что рассматривает зверя с каким-то странным уважением. Он был больше обычного, с уродливым шрамом на правом боку, в котором чудилось что-то знакомое.

Вдруг из леса вышли, принюхиваясь, два матёрых волка. Один был полностью чёрный, только между ушами — белое пятно. Второй, полностью светлый, держал морду высоко и смотрел будто с лёгким презрением.

— Кранты тебе и мне, зайка, — прошептал Лёнька.

Но хищники не бросились на русака, а встали позади — точно гвардейцы, охраняющие важного, но весьма странного подопечного.

Тут и вспомнил Лёнька, что видел такой же шрам у старика Ермолая, которого когда-то убил одним ударом. Признал он и то, что чуб и оскал у волков были точь-в-точь как у детей старика, сгоревших когда-то в баньке, которую Лёнька случайно и подпалил.

Отложил тогда ружьё в сторону и расслабился…

***

Утром Тата наткнулась на истерзанное тело у самого края леса. Долго стояла над ним, разглядывая, как муха ползала по неподвижному глазу мертвеца. Что-то в этом лице казалось знакомым. Она уже было шагнула ближе, хотела наклониться, но вдруг испугалась, будто поверила, что можно подцепить смерть, как заразу. Неловко повернулась и заспешила домой.

Двое ребятишек встретили её молча. Сидели на лавке босиком, с грязными куклами в руках. Никто не спросил, где она была.

Да и кому теперь вообще есть до кого дело.

Автор: Вадим Березин

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Карандаш будто двигался сам, метался по листу, оставляя чёткие чёрные линии. Постепенно проступало лицо: живое, напряжённое, но в то же время абсолютно неузнаваемое.

Мне показалось, что ещё чуть-чуть — и эти губы начнут шевелиться, пытаясь передать какое-то послание.

— Зачем я здесь? — спросил нарисованный человек. Голос был мужским и даже будто смутно знакомым. В первую минуту это поразило меня, а потом смутило и ужаснуло, но в то же время я испытал некоторое облегчение: мне не показалось, что портрет оживает, он действительно ожил. Значит, я не схожу с ума.

— Напиши обо мне рассказ, — попросил я. — Помоги мне вырваться отсюда.

— Ты же понимаешь, что я ненастоящий, — ответил грифельный рот, едва двигаясь по бумаге, словно стираясь в процессе.

— Это неважно, — я резко подскочил, взмахнув руками. — Ты вытащишь меня отсюда... Я слишком долго здесь... Всё такое блеклое и слишком много серого. Даже солнечные дни кажутся потухшими. Прошу, верни меня туда, где есть цвет.

— Я не могу, — глумливо усмехнулся портрет.

Теперь он обрёл черты, которые сложно было не узнать. С листа бумаги смотрела идеальная копия моего собственного лица.

Мне захотелось стереть рисунок. Я схватил белый ластик. Сначала — глаза. Без взгляда стало чуть легче дышать. Потом — рот. Стало тише. Великолепно тихо.

И вот на листе остался лишь размазанный след.

Я поднял взгляд наверх с ощущением, что выиграл эту битву. И вдруг заметил: потолок стал ниже, чем прежде. Или мне показалось?

Тем временем, вместо портрета, на бумаге начали появляться слова. Пока что бессмысленные. Тарабарщина.

— Ты должен честно признаться, чего хочешь на самом деле, — две строки из символов дрогнули, разошлись, одна вверх, другая вниз, образуя подобие говорящего рта и приковали мой взгляд обратно к рисунку.

Мысли мелким бисером рассыпались в голове. Вот оно, почти осязаемо...

Я почувствовал, как моя рука сжимает карандаш до боли, а разум пытается подобрать слова:

— Хочу, чтобы всегда был летний день. Хочу… вернуться. К тому, чего никогда по-настоящему не было. Где всё просто… чай с печеньем, мама читает сказку, на улице пахнет черёмухой, — губы дрогнули, я замялся, прикусил их. — Хочу, чтобы…

— Да? — шёпот сухой, вязкий, будто в самой голове.

Слова крутились на языке, готовые сорваться, но горло сдавил ледяной страх. Признаться — значит перестать прятаться не только от него, но и от себя. Мышцы напряглись. Я уже почти решился рассказать о моём желании…

Как вдруг что-то щёлкнуло в углу.

Автоматон медленно поднял голову. Его глаза без век смотрели сквозь меня. Тёмные стебли на лице зашевелились.

— Не отвечай ему, — сказал автоматон, медленно двигая спаржевыми губами. — Он запутает тебя. Уже путает.

Его голос был удивительно похож на голос моего отца.

Огромная чёрная стрелка, оторванная от циферблата, с треском сама поднялась с пола и замерла, указывая точно вверх — полночь.

Раздался сухой шелест. Стопка вырезок опрокинулась с табурета. Они рассыпались по грязному полу. Один заголовок упал прямо передо мной:

«Время — это ничем неопределяемая непрерывная величина». Кажется, я помнил время…

Автоматон потянул ко мне руки, будто пытаясь защитить, но на полпути замер.

— Я жду! — требовательно воскликнул образ на бумаге.

— Хорошо, — смирился я и неловко выдавил, — я просто хочу быть счастливым.

И сразу понял: это — неправда. Как мог я выбрать столь скучное, столь безопасное желание?

— Ты врёшь… не мне. А себе, — грозно воскликнуло изображение, — ты боишься узнать, кто ты такой… на самом деле. Но я помогу…

Символы на бумаге дёрнулись и сплелись в слова.

Я впился в них взглядом. Осознание приближающейся катастрофы проткнуло моё тело мелкими иголками страха.

— Это не то, что… — начал я, но осёкся. Я не смог договорить.

Текст застыл издёвкой. Фарсом.

Или приговором.

Мне стало тяжело дышать. В голове запрыгали обрывки воспоминаний, а потом они растворились в тишине вокруг.

Я начал забывать. Забывать что-то очень важное.

Стены стали тонкими, как сброшенный змеёй слой кожи.

Исчезли шторы. Вместо них возникло зелёное, бесконечное поле и маленький домик с трубой, из которой всегда идёт дым.

Потолок резко приблизился и растворился, открывая чистое небо. Без облаков. Такое невероятно яркое…

Последним исчез автоматон. Он медленно уткнулся лицом в стену, а потом как-то неловко сник и распластался в углу, развалившись на отдельные завядшие стебли.

Я вцепился в ручку и начал писать прямо поверх чудовищного пятна, бессмысленно, судорожно, лишь бы за что-то уцепиться. Хотел зафиксировать, сохранить остатки себя, но когда я опустил взгляд, на бумаге было написано:

«Я щастлив!

Сегоня моё день раждение.

Мне стала… сорок годиков. Мама так сказала.

Я ел тортик? Слаткий? Не помню…»

Буквы были написаны корявым детским почерком.

Рядом на скамейке сидела пожилая женщина. Она тихо гладила меня по голове и шептала:

— Сыночек… прости, что так долго меня не было рядом…

Я поднял на неё глаза.

— Мама? — удивлённо прошептал я, прищуриваясь от солнца. — А когда я вырасту… я стану властелином мира?

Домик позади нас начал медленно разваливаться.

— Всё, что захочешь… — ответила она, — всё, что захочешь…

Её губы поплыли, а лицо затерялось в чёрной тени…

Автор: Вадим Березин

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter