Из-за ошибки⁠⁠

Продолжение рассказа "В гробу", вошедшего в число победителей международного конкурса «Кубок Брэдбери».

«Министерство Управления Судьбы обращает внимание, что в соответствии с концепцией прогрессивного развития человечества феномен смерти рассматривается как необходимый элемент эволюционных процессов. Однако по гуманистическим соображениям её физические проявления временно приостановлены», — прочитал Серафим в самом начале приветственного буклета.

«И теперь мне предстоит здесь работать…» — с тоской подумал будущий чиновник.

Рука с карандашом машинально обвела в буклете слово: «приостановлены».

Однажды, на одной из пар в университете, где он обучался профессии госслужащего, Серафим задал вопрос приглашённому профессору права:

— А если кто-то ошибётся? Что тогда?

Преподаватель на мгновение задумался, затем ответил:

— Госслужащие не ошибаются. Бывают мелкие недоработки, но… хотя был один прецедент с Григорием Илларионовичем...

— Дягилевым? — вскочил Серафим.

— Кажется, да. Откуда вы знаете? — с удивлением уточнил профессор.

— Так звали моего отца.

Профессор на секунду неловко замолчал, затем постарался как можно скорее закрыть тему:

— Возможно, я что-то напутал. Вернёмся к доставке конвертов.

После лекции Серафим попытался поймать его и спросить ещё раз, но преподаватель быстро покинул аудиторию. Больше на занятиях он не появлялся.

Сегодня была официальная годовщина смерти отца. Одобрил бы он такую профессию? Всю жизнь он люто ненавидел госслужащих за их бюрократизм, а тут… Но с конвертом не поспоришь, внутри была чёткопрописана судьба Серафима:

«Жизнь: работа в Министерстве Управления Судьбы».

Пару дней назад он хотел заказать электронную копию отцовского досье, чтобы распечатать для семейного архива. Когда документ пришёл, Серафим сразу заметил несоответствие: в графе «дата смерти» значилось число на три дня позже того, что он всегда считал правильным.

А часть текста вообще была засекречена и требовала более высокого уровня допуска. Но отец никогда не вёл двойной жизни. Не был героем или злодеем. Тогда почему его данные оказались под замком?

Серафим подал обращение с просьбой внести исправление, но в ответ получил лишь сухое: «Дата смерти верная. За злоупотребление правом подачи обращений в государственные структуры предусмотрено административное взыскание в виде штрафа в размере одного МРОТ. Оплата должна быть произведена в срок не позднее трёх недель с момента получения настоящего уведомления».

Он попытался обсудить это с матерью, но она лишь отмахнулась от него:

— Не лезь туда. Пожалуйста.

А потом его вдруг посетила странная мысль: а вдруг он и правда может путать дату смерти с другим событием? Может быть, с днём похорон? Он попытался вспомнить последовательность тех дней, но конкретная картина всё никак не складывалась.

Если он действительно ошибся, то штраф представлялся разумным. Ведь его действия выглядели как попытка оспаривания официального реестра без достаточных оснований. И это начало разрушать остатки его уверенности.

Тем же вечером Серафим оплатил всю сумму. Однако ощущение, что что-то не так, никуда не исчезло.

Он посмотрел вниз: слово, которое он ранее обвёл в буклете, теперь было закрашено полностью.

***

Перед ним высилось массивное здание Министерства Управления Судьбы. Оно напоминало огромную глыбу холодного мрамора, бесформенное и угловатое, с узкими окнами. Из общей массивной конструкции выступал вход — крытая галерея. Словно перенесённая из древнегреческого храма и выглядевшая здесь чужеродно. Над входом висела бронзовая надпись на латыни: «Vita observata est», что означало: «Жизнь была замечена».

Уже три месяца Серафим приходил сюда пять раз в неделю и следил за тем, чтобы послания в конвертах от Искусственного Интеллекта с говорящим названием «Судьба» доходили до адресатов.

Он поднялся по гранитным ступеням. Перед входом нужно было не просто приложить руку на индикатор — её требовалось удерживать неподвижно десять секунд. Алгоритмы измерили пульс: семьдесят. В пределах нормы. Максимально допустимым показателем было восемьдесят ударов в минуту.

Загорелась зелёная лампочка, и Серафим прошёл дальше по широкому, выстланному камнем коридору. Он толкнул тяжёлую дубовую дверь и шагнул в просторный кабинет с высоким потолком. Атмосфера была взвинченной: сотрудники суетились, бегали от стола к столу, перебрасывались документами, перекрикивали друг друга.

«Начальство, что ли, приехало?» — мелькнуло у него в голове.

И вдруг над шумом, беготнёй и голосами возник, словно по волшебству, их руководитель.

Как и все, он был одет в стандартную чёрную униформу, напоминающую офисный костюм, только с фальшивыми рубашкой и галстуком. На груди у него поблёскивал не обычный серебряный бейдж, а золотой, с надписью:

«Антон. Ваш супервайзер».

Позади него, на стене, висел плакат. Женщина в униформе поднимала вверх палец, под ней алел лозунг:

«Правильная судьба — залог стабильности!»

В руках Антон держал свежий конверт.

— У нас недоработка! — громыхнул он, и голос тут же разнёсся по кабинету. Разговоры стихли. Люди обернулись.

Взгляд Антона метнулся по лицам и остановился на Серафиме. Тот сразу почувствовал себя неловко, будто сам был в чём-то виноват, хотя толком ещё не знал — в чём.

— Ты! — сказал супервайзер и указал на него пальцем.

— Я? — переспросил Серафим, уже прикидывая, как бы увернуться от возможного задания.

— Как долго здесь работаешь?

— Всего три месяца, — ответил он, нарочно растягивая слово «всего», как будто это должно означать, что он устроился только вчера.

Антон задумался на секунду, потом кивнул и сказал:

— Сойдёт. Пойдём ко мне в кабинет.

Серафим почувствовал, как в спину впились десятки взглядов. Отступать было некуда. Он последовал за Антоном в стеклянный закуток сбоку от основного зала.

Закрыв за собой дверь, супервайзер сел на край стола и понизил голос:

— Езжай на кладбище. Сектор девять Д, могила триста пять. Там напутали с конвертами. Дело старое, но заметили только сегодня. Человек не просто прожил чужую судьбу, его уже успели похоронить.

Он сделал паузу, затем добавил:

— Придётся тебе его выкопать, отдать верное предсказание и проследить, чтобы оно исполнилось. Понял?

Серафима передёрнуло. Это же покойник. Да, он может двигаться, разговаривать и даже, наверное, мыслить, но официально он мёртв.

— Выкопать?! — громко возмутился Серафим.

Антон резко схватил его за плечи и зашипел:

— Тс-с! Тише. Сегодня после обеда приезжает сам министр. Он не должен об этом узнать. Если всё сделаешь как надо — получишь премию в конце месяца. Понял?

— А если не сделаю? — вырвалось само.

В кабинете сразу стало тише.

— Сделаешь, — сказал Антон без улыбки, потом выдал короткую инструкцию о том, как нужно будет действовать, а в конце добавил: — Успей вернуться к приезду министра. Должны быть все!

И протянул ему конверт:

— Об этом разговоре — никому ни слова! Я знаю, что ты понапрасну не треплешься, в отличие от остальных, поэтому тебя и выбрал. Всё понял?

— Да, — в голове Серафима всё перемешалось. Но самым главным было откровение, что ошибки возможны. Он подумал об отце. Может быть, после этого задания ему повысят допуск, и он узнает, что же случилось.

Серафим молча взял конверт, вздохнул и поспешил выйти:

— Сектор девять Д, могила триста пять… сектор девять Д, могила триста пять… — бормотал он под нос.

Добравшись до лифта, он нажал на кнопку и дождался, пока откроются двери. На стене внутри сверкала очередная надпись:

«Помни! Любая ошибка — это саботаж. Не допускай ошибок!»

Вот такое задание: иди откопай покойника и отдай ему бумажку. Что ж. Теперь он точно госслужащий. Только в этой профессии возможен подобный абсурд.

***

Перед входом, на высоких чугунных воротах, висело объявление:

«ВНИМАНИЕ: превышение предельного времени пребывания у могилы может быть расценено как попытка установить контакт с покойным. В соответствии с директивой 9Л, разрешённое время ограничено 15 минутами».

Серафим приоткрыл одну из створок и шагнул внутрь. На кладбище пахло влажным чернозёмом. Поблизости был только один работник — он сидел на скамейке около могилы с бетонным ангелом. Седеющий, с пятидневной щетиной на лице. На нём был чёрный комбинезон, в руках он держал обёрнутый в фольгу обед, а рядом стоял небольшой термос.

Увидев новоприбывшего, он широко улыбнулся и вдруг сказал:

— А тут дочка моя похоронена.

— Кхм, — смутился Серафим, а потом добавил уже более официальным тоном: — Я вообще-то из Министерства Судьбы. Кто здесь может помочь мне выкопать гроб?

— Ну, только я разве что, — отозвался мужчина.

— Отлично. Сектор девять Д, триста пятое место, — требовательно произнёс Серафим.

Работник поднял на него глаза, разворачивая бутерброд, и спокойно ответил:

— После обеда.

В фольге оказалась варёная колбаса и несколько ломтиков хлеба.

— Это очень срочный вопрос! — повторил чиновник с нажимом.

— Обед длится ровно тридцать минут.

И вдруг лицо Серафима стало таким же, как у его коллег — напыщенным и важным. Само. Без его сознательного участия.

— То есть вы отказываетесь содействовать? — грозно спросил он, удивляясь, откуда вообще знает такие слова, как «содействовать».

— Нет, — добродушно ответил работник и кивнул на бутерброд. — Я не отказываюсь содействовать, я обедаю с дочкой.

Серафима тут же осенила гениальная идея. Он подошёл поближе к работнику и уверенно заявил:

— Тогда я сам его выкопаю! Дайте мне ключ от экскаватора!

Работник вдруг рассмеялся так, что чуть не выронил бутерброд. Его смех был низким, немного трескучим, что удивительно гармонировало с мрачной атмосферой кладбища.

— Это вряд ли! — воскликнул он. — Не дам я вам единственный экскаватор, вы его угробите, и мне самому придётся потом махать лопатой. А я слишком стар для этого. Вечно вы, министерские, приходите, всё чего-то требуете, угрожаете. Велика важность. На всё кладбище я один. Обеденные полчаса — это моё личное время по закону, понимаете? Вон сами берите лопату и копайте!

Он указал на сваленные в огромную кучу ржавые лопаты около небольшой хозяйственной постройки в метрах пятидесяти от них.

Издалека послышался звук духового оркестра, исполнявшего бодрую танцевальную музыку. Звук становился всё громче, и через пару секунд из-за угла вывернула небольшая процессия. Впереди шагали восемь человек в чёрном и несли полутораметровый гроб кубической формы, внутри которого стоял будущий покойник и улыбался, держа над головой транспарант: «Всем бессмертия!» Сзади него шёл небольшой оркестр из пяти человек с тубой, тромбоном, сурдиной и парочкой валторн.

Оба, работник и чиновник, молча уставились на странное шествие.

Процессия, подойдя метров на десять, замедлилась. В тот момент Серафим ощутил, как нелепо звучат все его требования на фоне этих людей, покойника и транспаранта.

Один из несущих гроб спросил:

— Сектор седьмой «О». Не подскажете, куда?

Работник чуть повернул голову в сторону вопрошавшего и ответил: — По дорожке прямо, потом налево. За кованым заборчиком будет табличка. Там и ищите.

Несущий кивнул и, не сбивая шага, бросил:

— Спасибо.

— Ага, только не перепутайте, там кругом одни седьмые!

Процессия продолжила свой путь.

Серафим мысленно поблагодарил случай, что прервал их спор, потому что ответа не придумал. Он молча пошёл к постройке, выбрал там лопату получше и сердито отправился искать нужную могилу.

Работник поднял термос и отпил чай, задумчиво глядя вслед удаляющемуся чиновнику.

Серафим шёл вдоль могил и сверял номера, но порядок был хаотичным: после 301-й шла 324-я, а потом сразу же 312-я. Поняв, что логику здесь искать бесполезно, он пошёл наугад. Через сорок минут блужданий наконец встал напротив заветной цифры 305. Натруженные ноги гудели, а лицо горело.

В этот момент издалека раздался грохот, и на горизонте показался экскаватор. Он неторопливо подъехал, и мужчина в кабине, выглянув наружу, внимательно посмотрел на чиновника. Не осуждающе и не добродушно, просто молча.

Серафим не знал, что делать с руками. Сначала сложил их за спиной, потом перед собой. В итоге оставил просто вдоль тела. Отвёл взгляд от экскаватора, посмотрел на землю и вдруг понял, как нелепо всё это выглядело со стороны. Он неловко вздохнул и неуверенно произнёс:

— Извините.

— Ну, с кем не бывает. Пойдём-ка выкопаем триста пятого, — ответил работник, закатывая рукава.

Серафим кивнул. Он вдруг подумал: может, лучше было бы вообще уволиться, начать работать там, где не предписано судьбой, например, на кладбище? Что будет тогда?

***

Перед захоронением стоял небольшой гранитный памятник с надписью: «Марк Огаров. Годы жизни: 2 августа 2195 года — 12 июля 2235 года». Экскаватор снял последний слой земли, ковшом подцепил крышку — она сдвинулась, явив испуганного мужчину внутри.

Выполнив работу, экскаваторщик поехал дальше по своим делам.

— Представитель Министерства Управления Судеб округа Север-Б8, — представился Серафим и, не дожидаясь ответной реакции, добавил: — Произошла чудовищная ошибка. В детстве вам вручили не то предсказание. Вот правильное.

— Ошибка? — с надеждой переспросил Марк.

Серафим молча протянул ему конверт. Ему было неловко выполнять поручение. Всё это казалось неправильным. Почему государство должно вмешиваться в вопросы жизни и смерти? Возможно ли, что и отцу тоже в последний момент поменяли конверт и скрыли этот факт? Может, на самом деле он живёт где-то с новой семьёй, с новыми детьми, а о старой семье даже не вспоминает? «Нет… Я хорошо помню его, — подумал Серафим, — такое невозможно. Он бы как-нибудь сообщил о себе. Дал бы знать хоть что-то, хотя бы что он в порядке».

— Смерть: 11 июля 2235 года, — растерянно прочитал вслух Марк. — Жизнь: наркоман и преступник. Похоронят за счёт государства… Что это вообще значит?

— Государство вам предоставит гроб пластиковый, стандартный, пятьдесят сантиметров кубических. Бесплатно, — на автомате ответил Серафим, блуждая в собственных мыслях.

— А дальше что?

— Отвезём на перепохороны. В соответствии с вашей настоящей судьбой.

Серафиму захотелось сказать этому человеку: «Да, забей! Оставайся здесь, сколько хочешь. А лучше иди домой к семье», но он не мог. Ему нужен был допуск, чтобы понять, что случилось с отцом. А для этого он должен быть хорошим, эффективным чиновником. Когда он всё узнает… И что он сделает, когда всё узнает?

Вернувшись из своих мыслей, Серафим встал почти у самого края гроба, рискуя свалиться внутрь, протянул покойнику авторучку и распечатанный бланк об отсутствии претензий.

Марк вместо того, чтобы расписаться, вдруг резким и точным движением провёл жирную линию в послании, зачёркивая предсказание.

— Стойте! — в панике Серафим попытался отобрать у него ручку.

Человек в гробу отпрянул и оставил его ни с чем. Еле удержавшись на краю, чиновник с ужасом увидел, что Марк пишет в предсказании крупными буквами новые слова:

«Жизнь: хранитель Императорской библиотеки. Бессрочно».

Он вдруг понял: ни в одной инструкции не было такого сценария. Ни в одной.

— Так нельзя! — воскликнул Серафим, думая о том, что теперь уж точно никакого повышения не будет.

— А вы в этом абсолютно уверены? — хитро поинтересовался Марк.

Этот вопрос поставил Серафима в тупик. Он не знал, что ответить. И вдруг завыла сирена, и внутри гроба появилась ярко-красная голографическая надпись:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

«Система сама подстраивается? — подумал он. — Значит, конверты — это не просто послания о неизбежном, это и есть сама судьба. Как такое возможно?»

Потом он вспомнил, как однажды на парах доцент демонстрировал прочность предсказания. Он попытался слегка надорвать её, но ничего не вышло.

— Бессмысленно пытаться уничтожить предсказание, — улыбнулся он, — оно с вами на всю жизнь и смерть…

Уничтожить — нет, а вот переписать, оказывается, да.

Ноги чиновника подкосились, и он уселся на траву:

— Если об этом узнают…

Он не договорил. Хотя мысли у него возникли разные. Например, то, что кто угодно сможет переписать свою судьбу. Даже он сам мог бы переписать свою… да вообще любую судьбу! В том числе и своего отца.

***

Раздался телефонный звонок. Серафим посмотрел на экран: во весь дисплей краснело лицо супервайзера. Чиновник дрожащими пальцами нажал сенсорную кнопку «Ответить».

— Ты где? Ты вручил послание?! — проорал Антон. — Министр будет уже через два часа!

Серафим посмотрел на Марка — живого, свободного, уже вне их системы. И ему стало на всё наплевать: на орущего начальника, на работу госслужащим, на допуски, на предсказания. У него в руках уже был ответ на все вопросы, отмычка, которая может открыть любой замок.

— Конечно, вручил, — ответил Серафим, глупо улыбаясь.

— Срочно возвращайся! — приказал начальник.

«Слишком долго я жил по чужим правилам. Это была не моя жизнь…» — подумал Серафим, а вслух ответил всего лишь короткое:

— Нет.

— В смысле нет?! — воскликнул в ужасе Антон. — Ты совсем с ума сошёл?

— Нет, — усмехнулся Серафим. — Пошёл ты, Антон, пошло всё твоё министерство!

Лицо на экране было готово взорваться вместе с телефоном в руках Серафима.

— Мы аннулируем твою Судьбу, — прошипел супервайзер, — как будто тебя никогда и не существовало…

— А вы попробуйте!

На той стороне неожиданно замолкли.

Серафим нажал на кнопку и отключил телефон, а потом повернулся к Марку и спросил:

— Можно мне ручку?

— Если поможешь выбраться из этого ящика.

Бывший чиновник протянул руку, и Марк, схватившись за неё, легко вылез наружу. Серафим, достав из внутреннего кармана своё предсказание, начал зачёркивать его. Когда слов стало не различить, он задумался над тем, что хотел бы написать вместо предыдущего послания. Он попытался вообразить себя кем-то другим. Библиотекарем? Учёным?

— Ты можешь написать всё, что угодно, — сказал Марк, — хоть самого министра Управления Судьбы.

— Но я не хочу им быть! — возразил он. — Честно сказать, я не знаю, кем хочу стать.

Марк посмотрел на него, как на полоумного:

— У тебя в руках возможность изменить этот мир. И ты говоришь, что не знаешь, что писать?

— Сейчас мне хочется изменить судьбу отца, вернуть его в мир живых.

— Ну так вперёд! — воскликнул Марк. — Иди и откопай его!

Серафим убрал конверт в карман, оглянулся на недавнего покойника и спросил:

— Ну… тогда я пошёл?

— Конечно, иди!

И Серафим сначала неуверенно, а потом всё более и более решительно пошёл искать рабочего с экскаватором.

***

— Пятнадцать лет, — многозначительно сказал работник кладбища из кабины экскаватора, когда они уже были около могилы Григория Илларионовича Дягилева. — Ну вы даёте! Ты уверен, что стоит его выкапывать?

— Таково распоряжение, — соврал Серафим.

Он искренне верил, что, когда откроют гроб, его отец выйдет, улыбаясь. Будто только вчера туда лёг. Крепко обнимет его и скажет, что очень ждал этой встречи. Потом расплачется и скажет спасибо. Как же может быть иначе?

— Копай, — приказал Серафим.

— Как скажешь, — пожал плечами экскаваторщик, — но раньше мы никогда с таким долгим сроком никого не выкапывали.

Ковш застыл на секунду, словно не решаясь опускаться глубже. Несколько ворон упорхнули прочь. Потом машина зачерпнула первый кусок мокрой холодной земли и вывалила на тропинку рядом.

Понадобилось всего три захода, чтобы освободить металлический короб гроба. Экскаватор аккуратно подцепил край крышки за выступающие поручни и резко сдёрнул её.

Внутри с открытыми глазами неподвижно сидел человек. Он смотрел вперёд, хребет был искривлён, подбородок упирался в колени. Зрачки никак не среагировали на свет.

Через минуту в его теле начались вялые непроизвольные подёргивания. Он не поворачивал головы, не моргал, не фокусировал взгляд. Изо рта медленно вытекала вязкая слюна, и, казалось, он даже не замечал этого.

— Отец? — спросил Серафим.

В ответ человек издал тихий, гортанный звук. Не слова, не зов и не плач. Просто неразборчивый хрип.

— Это я! Твой сын! — Серафим подошёл к самому краю, внимательно всмотрелся, потом резко отпрянул назад.

Он ждал хоть чего-то — взгляда, движения, намёка. Но в ответ — только хрипение и безжизненный взгляд. Он не мог... не хотел верить.

— Это не он! Слышите, это точно не он!

Работник посмотрел на него с осуждением, но потом немного смягчился:

— Думаешь, я не хотел выкопать свою дочь? Иногда я стоял часами над её могилой с лопатой, но... под землёй всё становится другим. И она тоже.

— Я могу его спасти, — прошептал Серафим.

— Тут нечего спасать, — тихо проговорил работник.

Послышались весёлые звуки оркестра. Процессия возвращалась с похорон, уже без гроба. Серафим смотрел на отца и ничего не чувствовал — ни страха, ни жалости, — только тупое: «Это не он».

То, что было его отцом всё ещё сидело с открытыми глазами. Серафим отвёл взгляд. Музыка играла уже громче, почти весело.

Шествие быстро приблизилось к ним. Мужчина, тот же, что и до этого, спросил:

— А где здесь выход?

— Идите прямо, потом около камня поверните налево, — машинально ответил работник.

Мужчина поблагодарил, и оркестр взялся играть ещё более быструю и весёлую мелодию. Кто-то начал подпевать. Спустя минуту они скрылись за поворотом. Но музыка всё ещё была слышна.

Где-то внутри просыпалась уверенность: Серафим может помочь другим, раз не смог помочь здесь. Он ещё некоторое время просто стоял в нерешительности.

— Когда умерла ваша дочь? — вдруг спросил он.

Работник нахмурился и ничего не ответил.

— Когда умерла ваша дочь?

— Полгода назад, — ответил он, глядя в землю.

— Полгода — это не пятнадцать, — сказал Серафим, почти не вслушиваясь в собственные слова. — Может, если бы его достали раньше…

Он растерянно взглянул на работника:

— С ней может быть иначе.

— Объясните, наконец, в чём дело? — потребовал экскаваторщик.

— Просто… отвезите. Я сделаю, что смогу.

***

Работник кладбища аккуратно, почти любовно, отодвинул небольшой памятник в виде ангела и потом тихо произнёс:

— Если она будет такой же… Я не знаю… Ты уверен в том, что делаешь?

— Как тут можно быть хоть в чём-то уверенным? — вздохнул Серафим. — Но неужели ты не готов рискнуть даже ради маленького шанса, что она снова будет жить? Что тебе терять?

Работник посмотрел наверх и, улыбаясь, ответил:

— Знаешь, ей предназначено было прожить всего десять лет. Я всегда думал, что это несправедливо. Когда в роддоме нам передали конверт, и мы с женой вскрыли его, то она побледнела. Первый вопрос, который она задала — почему так мало? Я не знал, что ответить. И тогда к нам подошла акушерка со словами: «Скажите спасибо хотя бы за это. Сейчас больше половины получают Судьбу всего в неделю». И я правда благодарил. Каждый её день пытался превратить в чудо. Дарил подарки, читал сказки. Старался быть всегда рядом. А жена… она не могла даже взглянуть. На неё. Вот так… Когда её забирали… я готов был порвать их всех. Но это бесполезно, сам знаешь… Я стал подолгу сидеть у её могилы и разговаривать с ней. Знаю, что вряд ли она слышит, но… И ведь самое обидное в том, что самому мне жить ещё очень долго. Если бы только можно было поменять своё время на её…

— А я даже не знаю вашего имени… — сказал Серафим.

— Дмитрий, а дочку Ксюшей зовут.

— Давайте попробуем спасти Ксюшу.

Работник кладбища коротко кивнул и стал выкапывать гроб. Через пару минут они открыли его и увидели, как посреди мягких игрушек, словно спящая красавица, лежит маленькая девочка. На ней было розовое платьице, туфельки и бант.

— Ксюша… — позвал её Дмитрий.

Она открыла глаза, но снова зажмурилась от яркого света, потом удивлённо ответила:

— Папа? — она моргнула, будто старалась узнать его по голосу. — Что ты здесь делаешь?

— Покажи мне свой конверт, пожалуйста, — попросил её Серафим. — Я здесь, чтобы исправить несправедливость.

— Почему так долго, папа? — она готова была заплакать, но наноботы, поддерживающие функционирование её тела, давно отключили эту функцию.

— Дай ему своё предсказание, милая, — повторил Дмитрий.

Девочка неловко поднялась и протянула из маленького гроба конверт. Серафим взял его, раскрыл и увидел:

«Жизнь: —

Смерть: 20 января 2235 года».

Он достал ручку и зачеркнул дату смерти.

— Ксюша, кем ты хочешь быть? — спросил он.

— Я люблю танцевать… — улыбнулась она.

— Так тому и быть, — ответил ей Серафим и написал новые слова и цифры в послании.

Под звук предупреждающего сигнала возникла надпись:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

— Спасибо, — прошептал Дмитрий, пытаясь не заплакать. Он схватил за руки свою дочку и мгновенно вытянул из могилы, несмотря на больную спину.

Перед Серафимом предстала самая прекрасная картина, какую он когда-либо видел.

***

Теперь уже втроём они ходили по кладбищу в поисках свежих могил. Они выкапывали и меняли судьбы людей. Вокруг то тут, то там вспыхивали голографические надписи:

«Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован».

Через час, уставшие, они сели прямо на траву рядом с одной из могил. Серафим посмотрел на землю, потом на руки, перепачканные грязью.

Нет, так они не справятся… и вдруг Серафим вспомнил: «Ты можешь написать всё, что угодно… стать хоть самим министром».

— А ведь и правда, — сказал он вслух.

— Что правда? — недоумённо спросил работник кладбища.

Серафим, не ответив, быстро достал свой конверт и добавил в предсказание:

«Самый Главный Министр Управления Судьбы».

— Кажется, я нашёл выход, — сказал он.

Спустя полчаса он уже заходил в широкий коридор министерства. Его встречал супервайзер Антон:

— Здравствуйте, господин Самый Главный Министр! Мы вас ждали! Проходите, пожалуйста.

«Неужели он меня не узнаёт?» — подумал Серафим. Но Антон даже не смел поднять взгляд от пола, не то что посмотреть в глаза.

— Мы подготовили отчёт, который вы просили, — продолжил лебезить супервайзер.

— Но я… — хотел было возразить ему новоиспечённый министр, но вовремя осёкся.

Он взял в руки папку и заглянул внутрь:

«Григорий Илларионович Дягилев.

Судьба изменена в соответствии с распоряжением ИИ "Судьба"».

И дальше — ещё много подробного текста, описывающего жизнь покойника.

Он хотел спросить, что это за шутка такая, но увидел, что вопрос задать некому. Все стояли молча и смотрели ему в рот.

Серафим опустил папку. Теперь он понял, что эту систему так просто не победить. Она подстроится под что угодно и сделает тебя частью своего механизма.

Он оглядел коридор:

— И что теперь делать?

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter